Глава 22

Соревнованию пришел конец. Судьба наследства оказалась решена еще до Абилина.

Посовещавшись, Дэл и Лутер вернулись в главный лагерь, где все уже ждали их появления. Колдуэлл со злорадной улыбочкой семенил позади, но рта не раскрывал, очевидно, догадываясь, что, если он начнет выражать свою радость вслух, Фриско не сможет противостоять искушению и прикончит его на месте.

Стадо спокойно паслось. Ничто, казалось, не напоминало о страшной ночи. Разве что воспаленные глаза погонщиков и их серые лица. Никто не спал. К тому времени как удалось сбить стадо в кучу и пересчитать быков, солнце уже поднялось высоко.

Привычка привела Дэла к котелку с кофе, висящему над костром. Он налил себе кружку и поднял глаза на людей. Задержавшись чуть дольше на измученном лице Фредди и почувствовав горький привкус во рту, Дэл обвел взглядом всех до одного. Больше всего ему было больно за Фредди. Никогда не придется ей построить собственный театр и приблизиться к заветной мечте. Лутер, возможно, объяснится в своих чувствах к Лес, а может, и нет. Возможно, Алекс похоронит прошлое и примет в свою жизнь Джона, а может быть, так и не сумеет. Дэл не знал, что произойдет с ними.

Распрямив плечи и прочистив горло, он сказал:

— Сначала хорошие новости. Никто не убит и серьезно не пострадал. Теперь плохие: индейцы увели сорок два быка. Во время паники пять быков утонули и один потерялся. Два лонгхорна сломали ноги, и мы вынуждены были их пристрелить. — У Дэла сводило челюсти, так что пришлось делать над собой усилие, чтобы говорить дальше. — Итого пятьдесят быков потеряно. Общее число снизилось до одной тысячи девятисот семидесяти девяти.

Все разом вздохнули, поникли головами.

— Сукин сын! — раздался негодующий голос.

Еще один из ковбоев возмутился:

— Это нечестно!

— Надо бы нам тут же и разойтись, — сказал Грейди, бросив презрительный взгляд в сторону Джека Колдуэлла. — Быки-то теперь не наши. С чего бы нам работать на вдову? По-моему, надо отпустить лонгхорнов на волю, а самим поворачивать домой.

— Я никогда не бросал стадо, не брошу и на этот раз, — проговорил Дэл.

От того, что они развернутся и разъедутся по домам, Лоле хуже не станет. На общую сумму наследства стоимость стада повлияет незначительно. Но поступи он так — тень легла бы на каждого из участников перегона, и репутация погонщиков была бы серьезно подмочена. Дэл посчитал, что не имеет права рисковать будущим своих людей.

— До Абилина осталось две с половиной недели. Давайте гнать скот.

Погонщики молча прошли мимо него, бросили кружки в лохань и направились к табуну за лошадьми. Имя Колдуэлла было у всех на устах. Каждый помянул его недобрым словом. Дринкуотер и Калеб плюнули в его сторону.

Фредди остановилась возле Фриско и, погладив его по щеке, сказала:

— Ты не виноват.

Лес подошла и пожала ему руку:

— Вы сделали все, что могли.

Стоя возле сидящей в коляске Алекс, Фриско смотрел, как сестры Рорк седлают коней и едут к стаду. Когда Алекс дотронулась до его руки, Дэл нахмурился.

— Ни один человек не сделал бы больше, чем сделали вы. Не вините себя. А теперь поезжайте. Вы нужны им у реки.

Он видел, как Фредди и Лес направились в хвост стада, и, еще чувствуя прикосновение руки Алекс, переживал худшие минуты в своей жизни.

Ему надо было немного побыть наедине с собой, и поэтому он поскакал в прерии, откуда мог наблюдать начало движения стада. Опустив голову, Фриско провел ладонью по лицу.

Великодушные, благородные женщины, сестры Рорк выразили ему слова соболезнования, поддержали его и успокоили. Они не плакали, никого не проклинали. Они скрыли отчаяние и приняли поражение с достоинством. Как бы ему хотелось, чтобы Джо Рорк видел сегодня своих дочерей, чтобы этот жестокий человек почувствовал гордость за собственную плоть и кровь. Сыновья не могли бы повести себя лучше, чем его дочери, не могли бы работать упорнее и с большей самоотверженностью.

Кипя негодованием, Фриско пришпорил коня и погнал его к реке. Переправа прошла гладко, и ни один бык не пропал.

Но теперь это уже не имело значения.

Через несколько дней они пересекли еще пару небольших рек, миновали колонию диких собак, и один раз им пришлось потрудиться, удерживая лонгхорнов, когда путь им пересекло стадо бегущих на запад буйволов. Завтра им предстояло войти в Канзас.

— С индейцами покончено? — спросила у Грейди Лес, слезая с коня.

— Возможно, мы увидим кого-нибудь из племени осейдж, но они чаще просят табак, чем мясо. Конечно, быков тоже, бывает, выпрашивают, но вообще-то это более гордый народ, чем эти воры команчи. — Грейди сплюнул от отвращения. — Если им понадобится мясо, мы смело можем отдать им быка, а то и пару.

Теперь, когда стадо принадлежало Лоле, можно быть щедрыми. Подумав об этом, Грейди криво усмехнулся.

— Эй, мисс, смотри-ка, кто к тебе идет!

Лес положила седло на землю и распрямилась, вытирая ладони о штаны.

Лутер шел к ней с выражением мрачной решимости на лице. В руках он сжимал букет полевых цветов. Лутер изменился до неузнаваемости, он совсем не был похож на человека, которого она до сих пор знала. Волосы его были зачесаны назад и густо смазаны бриолином. Он был при галстуке, в нарядном жилете и темном костюме. Вычищенную шляпу он нес в руке, ботинки его сверкали.

— Не иначе как наш друг решил приударить за дамой, — сказал Грейди. — Интересно, что это с ним: он обгорел на солнце или так нервничает?

— Уходите, — ответила Лес, тоже изрядно нервничая.

Она надеялась, что Лутер решится объясниться, но последнее время ей стало казаться, что этому никогда не бывать.

— Помогите Алекс или нарубите дров, но только уходите.

У Лес хватило времени на то, чтобы стряхнуть пыль с одежды и пригладить волосы.

— Вот. Это вам, — сказал Лутер, протягивая цветы.

— Спасибо. — Лес почувствовала, что Лутер волнуется. — Вы сегодня очень нарядно выглядите.

Ее замечание вызвало новый прилив смущения. Уши у Лутера побагровели.

— И вы тоже.

Лес сомневалась в искренности его слов. Она пропиталась пылью и потом и обгорела на солнце. Не мешало бы принять ванну и помыть волосы. Наверное, было бы лучше, если б в такой торжественный момент она стояла перед ним в нарядном платье, тщательно завитая и слегка надушенная. Но увы, на ней были вылинявшая рубашка с дырой на локте и штаны, подвязанные веревкой.

Лутер потянул себя за ставший внезапно тесным воротник.

— Вы не окажете мне честь, согласившись пойти со мной на небольшую прогулку перед ужином? Здесь неподалеку расположилась колония луговых собачек. Может быть, вам будет интересно посмотреть, как они живут?

Он был таким начищенным, таким нарядным, и она на его фоне, казалось, еще больше воняла навозом и бычьими шкурами, чем обычно после трудового дня. Но руки и лицо она могла бы по крайней мере вымыть.

— Вы не дадите мне немного времени?

— О, простите… Я… Конечно, вам надо подумать об этом. Мне надо было сперва спросить… черт… Не умею я… Простите. Я не хотел навязываться.

Лес шестым чувством угадала, что Лутер не станет повторять попытку, что он и так сделал над собой громадное усилие. Если она отпустит его, он больше не вернется.

— Лутер… — Лес сделалась пунцовой от смущения, но, удивляясь собственной храбрости, все же сказала: — Я думаю, что люблю вас с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать… Но мне казалось, что это неудобно…

Лутер замолчал и уставился на нее.

— Что вы сказали?

— Я не знала, что вы обратили на меня внимание. Полагала, что вы приносите мне книги и разговариваете со мной потому, что я глупая молодая девица, дочь вашего клиента. Вы заходили к па, а не ко мне. Вы не танцевали со мной на приемах, не приглашали покататься в своем экипаже.

Лес подошла к нему и взяла его под руку, уводя Лутера подальше. Он казался совершенно растерянным. Она и сама была немного не в себе.

— Поэтому я перестала надеяться на то, что вы станете за мной ухаживать, перестала думать о вас.

— Вы не могли сильнее заблуждаться, — сказал он, во все глаза глядя на Лес. — Я изобретал поводы, чтобы появиться у вашего отца, чтобы видеть вас. Я хотел танцевать с вами, но поскольку совершенно в этом бездарен, я думал, что вы мне откажете. Лес, я не могу вспомнить то время, когда я не любил бы вас.

Лес смотрела на Лутера, и слезы мешали ей видеть его. Всю жизнь она ждала этих слов. Вернее, ждала, чтобы эти слова произнес именно Лутер. Пока Фредди не раскрыла ей глаза, она считала свое чувство к нему настолько безнадежным, что старалась даже не мечтать о нем. И едва не совершила роковую ошибку.

Они смотрели друг на друга, держась за руки.

— Лутер, я так счастлива.

— Когда ты впервые узнала? Как же я не догадался?

— Видишь ли…

— В тот раз я ведь почти признался…

Неожиданно наступила темнота. Все, кроме них, успели поужинать, и погонщики развернули спальники, а Лутер и Лес все не могли расстаться. И Лес подозревала, что им никогда не исчерпать интереса друг к другу.

Сияя счастьем, Лес сжала ладони Лутера в своих и, не веря тому, что сама произносит эти слова, спросила:

— Лутер, ты собираешься меня поцеловать?

Лес услышала свой вопрос, и ей стало страшно. Потом вспомнила, что она теперь не та субтильная барышня, которой была раньше. Вместо нее появилась женщина, знающая, чего хочет, и не боящаяся добиваться своего.

Улыбаясь, Лутер обнял ее. Он целовал ее так бережно и нежно, словно она была фарфоровой статуэткой, которую сожми посильнее — и расколешь. Когда он, отстранившись, тревожно заглянул в ее лицо, Лес вздохнула. Придется ей самой выполнять роль ведущего в их партии. Поднявшись на цыпочки, она прижалась к нему и поцеловала его со всей страстью, которая накопилась в ней за целую жизнь одиночества. Когда их губы раскрылись друг другу навстречу, он выглядел ошеломленным. Но очень скоро руки его крепче сжали ее талию и скользнули к ягодицам, и когда бедра его прижались к ее бедрам, он вложил в свой поцелуй такое чувство, которое она могла представить себе лишь в самых смелых мечтах. Ни он, ни она никогда еще не знали таких поцелуев.

— Кажется, мы начинаем приобретать новые навыки, — задыхаясь, с бьющимся сердцем пробормотала она. Со смехом Лутер обнял ее и прижал к груди.

— Скажи, что ты выйдешь за меня, Лес. Умоляю, скажи! Я хочу, чтобы период ухаживания был самым коротким из всего возможного. Я и так слишком долго ждал.

Чуть откинувшись назад в его объятиях, Лес поднесла палец к его губам.

— Лутер, ты ведь не станешь думать, что я приняла твое предложение потому, что потеряла все?

— А разве это так?

— Нет. Я хочу выйти за тебя, потому что люблю тебя.

— О, моя дорогая, — пробормотал он, целуя ее. — Так, значит, ты выйдешь за меня и сделаешь счастливейшим человеком на свете?

— Конечно, — сказала она смеясь. — Да! Да! Да!

Когда-нибудь она расскажет ему об Уорде. Расскажет, какими на самом деле были их отношения, и обо всем, что случилось, но не сейчас. Эта ночь была для любви и для новых чудесных открытий.

За час до рассвета Лес на заплетающихся ногах прибрела к своей постели и, стаскивая ботинки, вдруг вспомнила о ночном дежурстве. Чувствуя себя виноватой, она хотела было подняться, но тут Фредди оторвала голову от подушки и сказала:

— Я отдежурила за тебя. Ты все еще девственница?

— Конечно! — испуганно воскликнула Лес. — Фредди, какая ты грубая особа!

— Плохо, — сонно пробормотала Фредди. — В том, разумеется, что касается девственности.

Счастливо улыбаясь, Лес залезла в постель и стала смотреть на бледнеющие звезды. Вопрос Фредди вызвал в памяти поцелуи Лутера, и жар вспыхнул внутри. Он был прав. Чем скорее свадьба, тем лучше. Прямо в Абилине и надо обвенчаться.

— Па, — прошептала она, глядя в бархатное синее небо, — этот перегон был твоим самым лучшим подарком мне.

Лес получила нечто гораздо больше наследства. Она нашла себя. И своих сестер. И Лутера.

— Знаешь ли, Алекс, — задумчиво протянула Фредди, бросая грязную тарелку в лохань, — я считала тебя неглупой женщиной.

— Правда? — с некоторым раздражением спросила Алекс. — И что же заставило тебя переменить мнение?

— Твое глупое поведение. Для человека, который всегда знает верный ответ на любой вопрос, ты слишком часто ошибаешься. Возможно, для тебя настало время задуматься об этом.

Алекс подняла глаза, оторвавшись от лохани, и взглянула на Фредди со смешанным чувством удивления и обиды. Тема была Алекс до боли знакома. Как правило, все их детские ссоры начинались именно с этого. Но сейчас, после всех пережитых трудностей, когда их отношения изменились к лучшему, такое начало разговора звучало странно. Зачем Фредди возобновлять их старую неприязнь?

Фредди начала загибать пальцы.

— Начнем с событий последних месяцев. Во-первых, ты ошибалась, утверждая, что тебе ни к чему учиться стрелять. Во-вторых, ты ошибалась, утверждая, что Лес любит Уорда. В-третьих, ты была решительно не права, предпочтя не вмешиваться, когда, как мы обе слышали, Уорд дал ей пощечину.

— Так ведь и ты не вмешалась! — возразила Алекс, покраснев от стыда.

— Сейчас не обо мне речь. Ты оказывалась не права всякий раз, когда говорила, что не можешь сделать то одно, то другое. Ты ошибалась, посчитав, что должна погибнуть под копытами быков. И тут ты была не права, — добавила Фредди, указав взглядом на костыль.

Алекс вытерла мыльные руки о фартук.

— Да, я допустила ряд ошибок. Что из того?

— Давай для начала вернемся в прошлое. Ты совершила ошибку, погнавшись за Пайтоном, и сделала глупость, притворяясь, будто вы с ним созданы друг для друга. Ты ошибалась, настаивая на том, чтобы Пайтон поехал на прием, и ошибалась, принуждая возницу ехать быстрее в дождь.

— Как ты смеешь?! — гневно воскликнула Алекс.

Щеки ее пылали огнем, руки сильно дрожали.

Фредди наклонилась к сестре через стол и, буравя Алекс взглядом, сказала:

— Итак, Алекс, ты допустила в своей жизни немало ошибок. Так какого же черта ты считаешь, что бросить Джона, лишиться нормального будущего и обречь себя на жалкое существование в этом уродливом неуклюжем кресле — верное решение?!

— Заткнись! — Алекс трясло так, что она боялась упасть. Схватившись за костыль, она твердила: — Ты… ты…

Фредди сердито взмахнула рукой, указывая на погонщиков, расправлявшихся с обедом.

— Каждый здесь работал над этой деревянной ногой, Алекс. И каждый из них считает, что ты не права, отказываясь ее носить. Но ты-то уверена, что не можешь ошибаться. А теперь хочешь я скажу тебе, почему ты не желаешь взять то, что тебе дает судьба? Тебе нравится себя жалеть! Подумай, хочешь ли ты на самом деле чувствовать себя беспомощной калекой? Приятно быть зависимой ото всех и вся? Приятно, когда тебя жалеют? Наверное, тебе нравится жить так. Иначе я отказываюсь тебя понимать!

Алекс побледнела как полотно и, задыхаясь от гнева и обиды, прошептала:

— Почему ты говоришь такие страшные вещи?

Неужели она, Алекс, совершила еще одну жестокую ошибку, посчитав, что теперь они с Фредди подруги?

— Ты думаешь, что именно ты убила Пайтона. Заблуждение! А вот сейчас причиняешь боль человеку, который любит тебя. Так стоит ли этого твое упорство? Неужели справедливо жертвовать собой ради мертвого, причиняя страдания живому? Джон для тебя готов наизнанку вывернуться. Он сумел взглянуть в лицо прошлому и оставить его позади. Ради тебя, Алекс. Потому что он любит тебя. Но ты ведь не сможешь сделать то же для него? С чувством вины тебе просто легче жить, чем открыть сердце навстречу любви. Так? Может, легче соорудить себе тюрьму из этой проклятой каталки, чем надеть протез и сделать два шага навстречу человеку, который, как ты мне сама сказала, признался тебе в любви? Алекс, я всегда смотрела на тебя снизу вверх. Я думала, ты храбрая. Никогда не ожидала, что ты можешь послать к чертям свою жизнь, чтобы доказать сомнительную правоту, если, конечно, весь сыр-бор из-за твоих дурацких принципов.

— Я не понимаю, что ты несешь!

— И опять неправда, — тихо сказала Фредди и протянула руку, чтобы дотронуться до плеча сестры, но рука ее упала, когда Алекс болезненно сжалась и подалась назад. — Ты не должна позволить Джону уйти из-за какого-то извращенного желания наказать себя за смерть Пайтона. Вернее, если ты и позволишь ему уйти, то по другой причине. Если ты решишь вернуться к жалкому существованию в инвалидной коляске, то случится это вот почему: ты не сможешь признаться себе в том, что приняла неверное решение, — решила посвятить свою жизнь искуплению несуществующей вины, которую взяла на себя по ошибке.

— Убирайся отсюда и оставь меня в покое! — Алекс стучала зубами, ее колотило от негодования.

— Через несколько дней мы прибудем в Абилин, Джон сядет на поезд, и ты никогда его больше не увидишь. — Фредди схватила сестру за руку и на этот раз не дала ей отстраниться. — Ты можешь поехать с ним. Или провести всю оставшуюся жизнь, сожалея об ошибках. Относительно смерти Пайтона и отказа Джону. Подумай об этом, Алекс! Только думай быстрее, времени нет.

Алекс смотрела вслед сестре и почти не видела ее из-за пелены слез. Слез боли и обиды. Алекс хотела крикнуть ей в спину что-то резкое, швырнуть в нее чем-нибудь, но ей было так плохо, что она не могла ни говорить, ни двигаться. Немного придя в себя, она упала в кресло и, изо всех сил налегая на колеса, отъехала подальше от лагеря. Там, в прерии, в густой траве, скрывавшей ее от посторонних глаз, она, закрыв лицо руками, разрыдалась. И лишь выплакавшись, смогла мысленно вернуться к словам сестры. Заставить себя задуматься.

Боже, ведь Фредди права!

Как часто она делала ошибки, серьезнейшие ошибки. Как часто принимала неверные решения.

Глядя в пустынную даль, она думала о своей жизни. И в конце концов пришла к выводу, что сама себя предает. Приговорив себя к пожизненному заключению в инвалидной коляске, она не искупает вину перед Пайтоном. Причина лежит глубже. Она просто пытается убежать от ошибок в прошлом, но переносит их на будущее. Не долг перед Пайтоном, а страх и гордыня держат ее в тисках. Она наказывает себя не за то, что оказалась виновницей целой цепи событий, приведших к смерти мужа и ее увечью. Она наказывает себя за прошлые ошибки.

Алекс обхватила себя руками, стараясь унять дрожь.

С женщины в инвалидном кресле много не спросится. Меньше ситуаций, где надо делать выбор, а следовательно, и неверных решений. В коляске она чувствовала себя спокойно и безопасно, воспринимая ее как скорлупу, в которую можно спрятаться, отгородившись от мира — мира, который без конца требует каких-то действий и шагов. Мира, где каждый неверный шаг может привести к ужасным последствиям.

Но она любила Джона. Она любила его так сильно, что сердце разрывалось.

Закрыв лицо руками, она сидела и плакала, пока не иссякли все слезы.

Легко чувствовать себя правой во всем. Но для того чтобы признать ошибки, неправоту, требуется мужество. Алекс не знала, хватит ли у нее мужества снова испытать судьбу.

Перегон близился к завершению.

Осталось пересечь реку Арканзас, и они почти у цели.

В расположенном поблизости городе Вичита, штат Канзас, баров и казино было в избытке, чего не скажешь о церквах и лавках, где бы можно было приобрести конскую упряжь или скобяной товар. И все же именно здесь решено было задержаться подольше, чтобы дать возможность животным подкормиться на сочных прибрежных лугах неглубокой реки и запастись провиантом перед последним броском на север, в Абилин.

С тяжелым сердцем Фриско наблюдал за тем, как Джек Колдуэлл веселой рысцой скачет в город, чтобы повеселиться и встретиться с Лолой. Уж она-то сегодня будет радоваться. При мысли об этом у Дэла сводило челюсти, как от незрелого яблока.

Он хорошо знал, что собой представляет Лола, и успел неплохо узнать Колдуэлла. С самого начала было ясно, что они пойдут на обман. Он знал, но не смог его предотвратить. Рассчитывая на Эмиля Джули, он переложил решение проблемы на него. Мечтал, что Джули расправится с Лолой и тем самым будет восстановлена справедливость.

Остаток своей жалкой жизни он будет теперь проклинать себя за то, что не дал возможности получить свое законное наследство сестрам Рорк. Он подвел их и подвел Джо. Дэл не мог поверить в то, что Джо Рорк действительно желал, чтобы Лола завладела его ранчо, его скотом и всем его имуществом. Наверное, он все же рассчитывал, что дочери получат то, что принадлежит им по праву рождения. Только так, а не иначе.

И они получили бы свое, будь он, Дэл, поумнее и понаходчивее.

Но ему, видно, на роду написано быть неудачником. Дальше падать уже некуда. Он потерял все, что может потерять человек. Он потерял женщину, которую любил, провалил дело, ради которого его наняли, и главное — потерял себя.

Черт, как ему хотелось выпить! Ему просто необходимо было выпить. Во рту пересохло, как в знойной пустыне. Какая сейчас, в сущности, разница, расслабится он или будет держаться до конца? И так все ясно. Если уж лететь вниз, то со свистом.

Не сказав никому ни слова, он бросил стадо и поехал к манящим огонькам города.

Все бары оказались переполнены, чего и следовало ожидать. На берегу Арканзаса паслось не одно стадо, и ковбои проматывали в кабаках свое жалованье и куролесили кто как может. В конце концов Фриско отыскал местечко, где народу было поменьше, сел на табурет возле стойки и заказал виски.

Острый горячий запах жег ему ноздри, и он сглотнул загустевшую слюну, крепко сжав стакан, сулящий забвение. Еще раз глубоко вдохнув аромат золотистого напитка, он замер, предвкушая приятное тепло, которое вот-вот растечется по горлу и согреет его изнутри. Одного стакана, разумеется, будет мало. Одной порции ему никогда не хватало. Чтобы убежать от проблем, потребуется бутылка, а то и две. Гулять так гулять. Всю ночь.