Опираясь на костыль, она нарезала мясо маленькими кусочками. Ранка от занозы снова стала кровоточить, кровь капала на стол, так что еще какое-то время пришлось потратить на то, чтобы обмотать платком запястье. С перевязанной рукой работать было неудобно, но Алекс уже не думала об удобствах. Она закинула мясо в котел, поставила его на костер, затем, стараясь действовать поосторожнее, чтобы вновь не попасть впросак, налила в котел воду, после чего вернулась к столу, где ее ждал картофель — целое море, и весь надо было почистить и порезать, и столько же лука. Будь она дома, она стала бы утверждать, что морковь следует очищать от кожицы, но теперь было не до того. Нарубив морковь и прочие овощи, которые удалось найти, она закинула их в кастрюлю с полусырым мясом. Хлеб печь было некогда, и посему Алекс решила сделать клецки, то есть попросту побросать куски теста в котел. Сеньора Кальвас учила ее, что клецки получатся вкусными, если тесто перед нарезкой тонко-тонко раскатать. Что поделаешь, сегодня выйдет по-другому. Если поторопиться, возможно, у нее еще останется время переодеться и причесаться.
Хорошие манеры существуют для того, чтобы им следовать. Алекс Рорк была не из тех, кто станет подавать еду в таком виде, точно ее только что вытащили из горящего дома. Она найдет время привести себя в порядок.
Но вскоре после того, как всплыли неаппетитные куски теста, Алекс увидела облако пыли, поднимающееся на горизонте. С отчаянием в душе она смотрела на приближающиеся клубы пыли и перебирала в уме, что еще необходимо успеть сделать до прибытия погонщиков. Оказалось, у нее нет ни одной лишней минуты для того, чтобы уложить волосы и переодеться.
Стадо приближалось. Принципами иногда приходится поступаться.
Глава 10
— Что, черт возьми, с вами стряслось? — воскликнул Дэл, слезая с лошади и передавая поводья Грейди.
Он смотрел на Алекс, не веря собственным глазам. Волосы выбились из-под шляпы и висели сосульками, юбка превратилась в старую измятую тряпку, сплошь в прорехах, через которые виднелась обтрепанная нижняя. Пропитанный кровью носовой платок болтался на запястье. Взяв кружку с кофе, Дэл обошел Алекс сзади и только тогда заметил, что у подола вырван клок.
Алекс прислонилась к рабочему столу и, сощурившись, посмотрела на Фриско. Во взгляде ее не было, как прежде, ледяного презрения, одна лишь ярость.
— Тот факт, что я едва не сгорела заживо, никак не должен помешать вам сполна получить удовольствие от кофе.
Честно говоря, едва ли от бурды, которую Алекс гордо именовала кофе, кто-то мог получить удовольствие. Напиток имел кисловатый металлический привкус, который бывает, когда готовишь в новой посуде. К тому же кофе успел остыть.
— Привычка — вторая натура. Что бы там ни случилось, ковбой скорее откажется от обеда, чем от кофе, — несколько иронично заметил Дэл.
Фриско с трудом подавил в себе желание улыбнуться. Он и представить себе не мог, что чопорная Алекс может выглядеть такой растрепой. Она рассказала ему, что случилось, жестикулируя свободной рукой, и слезы праведного гнева сверкали в ее глазах.
— Не могу понять, отчего это вы все еще расстраиваетесь, — заключил Дэл, дослушав ее тираду до конца. — Огонь не причинил вам вреда, а что до того, что промокли, — так от этого еще никто не умирал.
— Посмотрите на меня! — патетически воскликнула Алекс, размахивая окровавленным платком перед самым его носом. — Я чуть не сгорела! Чего же вам еще надо?
— Обед на двенадцать персон, — ответил Фриско и вылил остатки кофе на землю.
Братья Уэбстер уже загоняли стадо на стоянку. Фриско беспокоился, успеют ли Фредди и Лес подогнать хвост.
— Доставайте-ка лучше миски, — сказал Дэл, уже не глядя на Алекс. Его внимание привлек бивак наблюдателей.
Первое, что ему не понравилось, это то, что они расположились слишком близко к главному лагерю. Второе, на что он не мог не обратить внимания, это неопытность наблюдателей. По тому, как был разведен костер, как разбит лагерь, Дэл с уверенностью мог бы сказать, что имеет дело с новичками, ничего не смыслящими в походной жизни. Дэл отправил Грейди к соседям, чтобы тот показал им, как правильно разводить костер. На это у Дэла хватило великодушия.
— Как, по-вашему, идет перегон? — с начальственным видом спросил Уорд Хэм.
Дэл заметил густой слой сливок на кофе Хэма и презрительно скривил губы. Настоящий ковбой пьет только черный кофе. Сливки — баловство для женщин.
— Своим чередом.
Скорее виски начнет расти на деревьях, чем Фриско будет отчитываться перед каким-то лавочником. Дэл обратился к Лутеру:
— Отныне и впредь я требую, чтобы вы вставали лагерем подальше.
— Почему? — поинтересовался Джек Колдуэлл. Вальяжно опершись о борт повозки, он ловкими пальцами тасовал колоду карт. — Вы не хотите, чтобы мы видели, что тут у вас делается?
— Я не хочу, чтобы моих людей искушали, — сказал Дэл, хмуро взглянув на карты, и, вновь обращаясь к Лутеру, добавил: — В ближайшие несколько дней неизбежно случится паника в стаде. Если сумеем, мы отведем стадо правее, прочь от повозок, но это не всегда можно сделать. Так что вам, ребята, придется спать вполглаза.
Уорд уставился на ковбоев, выстроившихся в очередь за едой.
— Кто во время обеда присматривает за стадом?
— Я не обязан вам растолковывать каждую мелочь! — раздраженно бросил Дэл; чем дольше он общался с этим человеком, тем больше Хэм его раздражал.
Фредди и Лес подъехали в лагерь, как раз когда Фриско вернулся от соседей. Младшие сестры были так же измотаны, как и Алекс, представляя собой почти такое же жалкое зрелище. Глаза у них покраснели от пыли, пыль забилась во все складки одежды и кожи. Тонкие черные линии окаймляли ноздри и губы. Волосы выбились из-под шляп, шпильки растерялись, и носы уже начали лупиться от солнца. Едва спрыгнув с коней, обе принялись растирать ноги. Стянув модные лайковые перчатки, девушки с ужасом обнаружили вспухшие на ладонях волдыри.
Фредди подняла голову и увидела, что Дэл смотрит на них.
— Если вы сейчас скажете: «Я вам говорил», то я…
Дэл улыбнулся и заломил шляпу на затылок.
— Я всего лишь хотел сказать, что теперь вы, может быть, станете прислушиваться к моим советам. Попросите у Грейди перчатки погрубее.
Фриско подошел к Фредди вплотную и взялся за косынку, которую она повязала на шею. Костяшки пальцев коснулись разгоряченной кожи. Фриско не торопился убирать руки и, глядя в самые зрачки зеленых глаз, сказал:
— Это не украшение.
Затем он потянул косынку вверх, закрыв нос и губы, не смущаясь гневным блеском ее глаз — реакцией на непростительную фамильярность.
— Платок служит защитой от пыли.
— Я знаю! — зло бросила Фредди, сдергивая косынку, и, качнувшись вперед и прищурившись, добавила: — Я тоже кое-что хочу вам сказать.
Интересно — что? Не может быть, чтоб она догадалась.
— Да? И что именно?
Она стояла так близко, что он чувствовал запах пота, пропитавшего ее рубашку. Пропитавшего настолько, что ткань прилипла к телу. Но запах ее пота был совсем не таким, как у мужчин. Этот запах вдруг вызвал в воображении воспоминания о телах, сплетавшихся в объятиях, о влажных простынях. Картинка оказалась настолько яркой, что у Фриско свело скулы.
— Тот поцелуй и для меня ничего не значил! Абсолютно ничего.
Смерив Фриско презрительным взглядом, Фредди развернулась и, покачивая бедрами, направилась к полевой кухне.
Фриско чувствовал себя так, будто ему изо всех сил дали промеж глаз. Когда воспоминания о том поцелуе начинали донимать его, а это случалось довольно часто, гораздо чаще, чем ему бы того хотелось, Дэл усердно принимался внушать себе, что сказал тогда Фредди правду. Что может значить один поцелуй? Ровным счетом ничего. К несчастью, самовнушение требовало от него столько сил и энергии, что поразмыслить о том, как она воспринимает случившееся, ему просто не приходило в голову. Теперь, когда Фриско узнал ее точку зрения, он пришел в бешенство.
С мрачным вниманием он наблюдал за тем, как она стряхивает пыль с одежды, как моет в корыте руки. С воспаленными от пыли глазами, растрепанная, вся в пыли и поту, она притягивала его к себе больше, чем когда носила элегантное платье и каждая прядь ее буйных черных волос была тщательно завита и уложена. Взгляд его помимо воли устремлялся на влажный треугольник между ногами, оставшийся после нескольких часов, проведенных в седле, и за ширинкой начиналось шевеление. Все это выводило его из себя, но справиться с природой Фриско был не в силах.
— Уйдите с дороги! — бросила Фредди сквозь зубы, когда Дэл подошел и встал рядом.
Взяв со стола оловянную миску и ложку, она продефилировала мимо, задев локтем его грудь и бедром ногу.
— Превращаемся в грубияна ковбоя, Фредди? — растягивая слова, бросил он ей вслед, отступая.
— Вы можете говорить что угодно, — обернувшись, сказала Фредди, спокойно встречая его взгляд.
В ней было столько напускной храбрости и бравады, бьющей через край, что она казалась даже выше ростом. Когда он целовал ее, он намеревался указать гордячке на ее место, преподать урок, но сейчас становилось совершенно очевидно, что одним поцелуем эту женщину не усмирить. В следующий раз, когда он ее поцелует, — а в том, что этот следующий раз непременно наступит, Дэл не сомневался, — он позаботится о том, чтобы она его надолго запомнила. Пусть тогда попробует сказать, что он, Фриско, для нее пустое место.
— Господи Боже! — внезапно сказала Фредди, глядя через плечо Дэла на Алекс. — Что с тобой случилось?
— Заткнись! — прошипела Алекс и, зачерпнув половником жижи из котла, плюхнула содержимое сестре на тарелку. — Сама похожа на половую тряпку!
Фредди, растерянно моргая, смотрела на кусочки мяса и овощей, плавающих в мутной жирной жиже. Она озадаченно взглянула на Фриско, затем перевела взгляд на Алекс.
— Что это за гадость?
— Соли совсем нет, — прокомментировал Дринкуотер, устроившийся возле костра. — Но овощи — ничего.
Чарли Сингер ткнул вилкой клецку.
— Вот это — действительно плохо, — с печальным видом сообщил он.
— В рагу надо и перец добавлять тоже, — сказал Пич. — Мэм, в рагу кладут приправу: соль, перец, траву какую-нибудь, все, что у вас есть.
— Когда мне захочется услышать критику в свой адрес, я обращусь к вам! — со злостью парировала Алекс.
— Да мы хотели дать вам добрый совет, только и всего, — торопливо заметил Дринкуотер.
Чарли Сингер скорбно смотрел в тарелку.
— Характер у нее и впрямь как у хорошего повара. Теперь бы только научилась готовить.
Дэл видел, что Фредди собирается есть в одиночестве, в нескольких ярдах от того места, где сидели остальные погонщики, и пошел следом. Она огляделась, словно искала стул, затем со вздохом опустилась на землю. В женщине, одетой в мужские штаны, есть что-то чертовски эротичное, решил Фриско, разглядывая ее. Обычно мужчина может лишь догадываться о форме и размерах женских бедер, ягодиц и ног. Теперь он мог любоваться всем сразу, и вид приятно-выпуклых и стройных форм заставлял сжиматься мускулы и зажигал огонь в нижней части тела. С трудом отведя взгляд, Дэл посмотрел в сторону стада, заставляя себя думать о том, о чем полагалось по должности.
— Дэл!
— Что такое?
Глядя на приблизившуюся к нему Лес, Дэл спрашивал себя, почему при взгляде на нее, одетую в ту же мужскую одежду, у него не пересыхает во рту.
— Я не знаю, должна ли просить у вас разрешения… Я собираюсь сходить к Уорду в лагерь наблюдателей.
Фредди нашла глазами Уорда Хэма. Тот стоял, прислонившись к борту евоей повозки, и нетерпеливо постукивал по земле носком сапога.
— Или ты будешь есть, или ходить с визитами, — ответил Фриско, озадаченный тревожным выражением ее глаз. — Для того и другого не хватит времени.
Лес в нерешительности переминалась с ноги на ногу, после чего со вздохом отправилась в лагерь наблюдателей, уныло волоча ноги. Дэл смотрел, как, обменявшись приветствиями с Лутером и Колдуэллом, она подошла к Хэму, который, схватив ее за руку повыше запястья, потащил за повозку, где их никто не мог увидеть. Что-то в их отношениях настораживало Фриско. Дэл пытался понять, что именно, но так и не пришел к определенному выводу. В конце концов, пока дело не страдало, отношения между женихом-наблюдателем и невестой-ковбоем, работавшей под его, Фриско, началом, не должны его волновать.
Алекс положила рагу в миску Фриско, и он убедился, что погонщики были правы — на вид жижа казалась малосъедобной. Алекс явно ждала, что он скажет какую-нибудь гадость, но Фриско лишь усмехнулся, отошел и присел рядом с Фредди.
— Это самая отвратительная еда, которую мне доводилось пробовать, — брезгливо поморщившись, сообщила она, когда он сел рядом. — Овощи, как мне кажется, еще ничего, но жидкость напоминает болотную тину.
— Я хочу, чтобы ты меня кое в чем просветила, — сказал Фриско, стараясь не смотреть на ткань, обтянувшую ее по-турецки скрещенные ноги. — Чья это была идея, чтобы Хэм поехал с нами: его или Лес?
Фредди попробовала кофе и с отвращением выплюнула.
— Откуда мне знать?
— Она тебе не говорила?
Фредди посмотрела на Дэла и невесело рассмеялась:
— В последний раз мы с сестрами делились сокровенным, когда еще под стол пешком ходили. Как только этот перегон закончится, каждая из нас пойдет своим путем, и я сомневаюсь в том, что мы еще когда-нибудь захотим увидеть друг друга. И поверьте мне, это не будет для нас большой потерей.
Без энтузиазма поковырявшись в тарелке, она опрокинула содержимое на землю.
— У вас есть братья и сестры?
— Элли замужем и живет в Новом Орлеане, а брат погиб в самом начале войны.
— Вы были близки с братом? — с любопытством спросила Фредди.
— И да, и нет. Мак на десять лет старше, так что у нас было мало общего, пока мы росли под одной крышей. Наверное, я идеализировал его, как это обычно бывает с младшими братьями.
Верно говорили погонщики: похлебка получилась пресной и безвкусной, клецки — сырыми и тяжелыми. Дэл посмотрел в сторону полевой кухни, напомнив себе, что сегодня только первый день.
— Не могу представить вас маленьким мальчиком, идеализирующим кого-нибудь, — сказала Фредди. — Когда я была намного моложе, чем сейчас, то мечтала о том, чтобы мы с сестрами лучше ладили. Но с возрастом это желание прошло.
— Ты в этом уверена?
— А вам какое дело?
— Мы ведь просто разговариваем, — с досадой ответил Дэл. — Еще не видел такой вздорной женщины, как ты.
У нее была весьма раздражающая манера общения: она казалась то дружески расположенной, то вдруг захлопывала дверь перед самым носом.
— Если я кажусь вам вздорной, то это потому, что в вас есть что-то такое, что меня раздражает. Прошу прощения, если я с вами груба, но поделать с собой ничего не могу.
— Ну что ж, в тебе тоже есть что-то, что меня раздражает.
Они искоса поглядывали друг на друга, щурясь на солнце.
— Знаешь что, давай начистоту! Мне плевать, ладите вы с сестрами или нет. Но мне, черт возьми, не все равно, будет ли удачным этот перегон. Если мы рассчитываем победить, то нам придется работать вместе и заодно, а это значит, что вы, все три, должны ладить между собой.
— Каждая из нас делает свое дело! — заносчиво бросила Фредди.
— Пока рано об этом говорить. Вы с Лес, например, еще не работаете как одна команда. Разве не ты говорила мне, что отвечаешь за одну половину хвоста, а Лес за другую? Это не называется командной игрой, и отчасти из-за этого вы потеряли быков.
— Я знала, что этим кончится! — Сердитый румянец пробился даже сквозь появившийся у нее на лице загар. — Никто не смог бы удержать этих быков!
— Ты ошибаешься, — бесцветным голосом сообщил он, глядя на ее рот.
Как она посмела сказать, что его поцелуй для нее ничто?! Как она посмела так его оскорбить? Еще ни одна женщина не оставалась равнодушной к его поцелуям.
— Потери были только у вас. Другие погонщики ни одного быка не упустили.
— Ну и что, если даже так!
Фредди вскочила на ноги, прожигая его взглядом, и хлопнула себя по бедрам. Ее промежность оказалась на уровне его глаз, и Фриско пришлось сделать над собой усилие, чтобы смотреть ей в глаза, а не туда, куда хотелось.
— Мы больше ни одного не потеряем!
Все три сестры легко поддавались на провокацию, но к Фредди это относилось в наибольшей степени. Проблема была не в том, чтобы заставить ее принять вызов. Проблема состояла в непредсказуемости ее реакции. Она непременно отреагирует — вот только как?
— Фредди! — крикнул ей вслед Дэл, любуясь плавными движениями ее ягодиц. — Вернись и забери миску и кружку. Мы забыли прихватить с собой слуг.
С горящими щеками Фредди повернула назад, прошествовав мимо ухмыляющихся загонщиков, наверняка слышавших последние слова Фриско. Подняв с земли грязную посуду, Фредди подошла вплотную к Фриско, давая ему в полной мере почувствовать жар ее гнева, и тихо, но внятно сказала:
— Вы считаете, что мы с сестрами не в состоянии сделать ничего стоящего, так вот, я заставлю вас прикусить язык!
— Надеюсь, вы окажетесь правы.
Дэл выплеснул на землю остатки еды и, с наслаждением потянувшись, допил кофе. Хотелось бы, да еще как, поверить в способность сестер Рорк выстоять и не сломаться, но чем дальше, тем больше его одолевали сомнения. Едва ли женщины, воспитанные как леди, могут превратиться в стоящих ковбоев. С самого начала он намеревался всячески им помогать, но Дэл, как, впрочем, и Джо Рорк, прекрасно понимал, что двенадцать человек на такое огромное стадо — это совсем мало, вернее, столько, сколько нужно, чтобы каждый работал на все сто. Так что, как ни крути, все сделать за них Дэл просто не мог. Или они научатся работать, или… Об этом лучше не думать. И еще лучше не думать о соблазнительной зеленоглазой красотке, которую его поцелуй оставил равнодушной. С этим надо было что-то делать. Это вопрос чести.
Первый день перегона клонился к вечеру. Главное стадо уже паслось неподалеку от фургона, а Фредди и Лес все еще подгоняли хвост. Сил не осталось ни у той, ни у другой. Но если Фредди еще держалась молодцом, то Лес была так измотана, что не знала, хватит ли у нее сил донести вилку до рта. От солнца, ветра и постоянной пыли у нее воспалились глаза, копчик мучительно болел, ноги и бедра ныли. Спрыгнув с коня и почувствовав наконец под ногами землю, она застонала, опасаясь упасть при первом же шаге. Передав Грейди поводья, Лес на полусогнутых ногах поковыляла в лагерь.
— Вернись и расседлай лошадь, — услышала она ворчанье Грейди у себя за спиной. — Вы, женщины, просто бесите меня! Вы думаете, будто я тут у вас на побегушках. Так вот, не будет этого! Так что…
Стараясь не принимать близко к сердцу слова табунщика, Лес, моргая слезящимися от усталости глазами, побрела обратно, с трудом найдя в себе силы снять с лошади седло, и вновь повернула в сторону фонарей, подвешенных над полевой кухней.
— Вы бы еще час бродили, — недовольно пробурчала Алекс. — Я могла бы двадцать минут назад убрать после ужина, если бы не пришлось вас дожидаться!
— Сначала мы все не могли заставить скотину двигаться быстрее, потом надо было посмотреть, как стадо укладывается на ночь, а затем…
Лес осеклась на полуслове. Опять она вынуждена оправдываться! Ну почему все время от нее ждут извинений то за одно, то за другое? Не она виновата в том, что некоторые быки не желают бежать в ногу со стадом!
— Бери миску и ешь быстрее. — Алекс плюхнула что-то подозрительно смахивающее на дневное варево, только с большим количеством овощей.
Впрочем, Лес не могла знать наверняка, что было на обед, потому что весь обеденный перерыв проговорила с Уордом и так и не успела поесть. В животе у нее урчало весь день.
— Я хотела сказать тебе, что очень сожалею о том, что ты обгорела, а потом вымокла, — съязвила в ответ Лес, — но у тебя так хорошо получается жалеть себя, что мои сожаления будут излишними.
— Смотри-ка, как мы заговорили! — брезгливо поджав губы, ответила Алекс. — От твоих жалоб и стонов у всех здесь уши завяли! Но на случай, если все же осталась черствая душа, которая не прониклась жалостью к бедной малышке, ты решила натереть себе глаза песком. Давай, поплачь!
— Заткнись, Алекс! — бросила Фредди; она подошла незаметно, и Алекс вздрогнула от неожиданности. — Приятно вновь увидеть тебя причесанной и чистой. Интересно, когда это ты успела принарядиться? Я в восхищении от твоего умения всегда найти часок-другой, чтобы почистить перышки, но если ты и дальше намерена в основном заниматься собственным туалетом, мы тут все сдохнем с голоду. Лучше бы ты больше времени проводила с кастрюлями!
Алекс опустила половник в странного вида варево и, поправив трясущейся рукой волосы, прошипела:
— Не извольте беспокоиться, ведь если вы будете продолжать в своем репертуаре, то долго голодать не придется. Десяток-другой быков в день — и за месяц вы растеряете все стадо!
Лес отшатнулась:
— Кто рассказал тебе?
— Да все здесь знают, что вы, девушки-ковбои, упустили четырех быков утром и двух днем! Чем, скажите на милость, вы занимались весь день? Собирали цветочки?
У Лес душа ушла в пятки при мысли о том, что ей сегодня предстоит выдержать. Бросив затравленный взгляд в сторону наблюдателей, она опустила голову. Даже есть расхотелось. Было еще достаточно светло, чтобы разглядеть перекошенное от злобы лицо Уорда. Должно быть, он тоже знал о случившемся.
Аппетит у Лес пропал, но, может, оно и к лучшему. От такой еды радости никакой. С Алекс в качестве повара можно есть, только чтобы жить. И Лес понимала, что должна питаться, чтобы хватило сил прожить завтрашний день. Машинально она отправляла в рот кусок за куском, стараясь жевать побыстрее: Уорд, шагая туда и обратно вдоль вагончика, то и дело доставал из кармана часы, подносил к свету, после чего бросал косые взгляды в ее сторону.
Многие погонщики уже развернули спальники, и Лес мечтала поскорее последовать их примеру, но вместо этого, положив миску отмокать, она отправилась к жениху.
— Последние два часа я только и делала, что мечтала о чашке хорошего кофе, — сказала она, подойдя ближе к поджидавшему ее Уорду. — Если ты не против, я налью себе кофе и вернусь.
— Я хочу поговорить с тобой прямо сейчас!
По его тону она поняла, что еще несколько минут ожидания только усугубят его гнев. Ну что же, придется немного потерпеть. Ей не привыкать. Едва передвигаясь на подкашивающихся ногах, стараясь не слишком шаркать, она последовала за Уордом к его фургону, который, как она с нелегким сердцем отметила про себя, располагался почти вплотную к повозке Лутера и Колдуэлла.
— Уорд, — споткнувшись обо что-то в темноте, неуверенно сказала Лес, — как ты думаешь, не могла бы я выпить кружечку кофе из твоего котелка?
— Как это на тебя похоже! — прошипел Хэм, обернувшись столь внезапно, что она головой стукнулась ему в грудь. — Думать лишь о собственном комфорте, когда все, кроме ублюдка Колдуэлла, извелись от переживаний! И это все потому, что ты и твоя тупая сестра так небрежны и неумелы, что любая скотина, оказавшаяся у вас на пути, непременно убегает!
— Это не так, — прошептала Лес, отступая. — Мы развернули не меньше дюжины быков. Уорд, у нас очень хорошо получается, если принять во внимание, что сегодня был наш первый рабочий день и мы никогда раньше не выполняли этой работы и не знали, что нас ждет.
— Вы упустили шесть животных! Шесть, Лес!
Схватив девушку за плечи, он начал трясти ее так, что у нее с головы слетела шляпа.
— Если вы и дальше будете продолжать в том же духе, Лоле не придется ждать до Абилина!
Пальцы его больно впивались в тело, а лицо было так близко к ее лицу, что слюна брызгала прямо ей на губы и подбородок.
— Тебе что, все безразлично? Можешь ты думать о ком-нибудь, кроме себя?
Лунный свет падал на его оскаленные зубы, делая Уорда похожим на вампира.
— Я продал свой магазин! Я трясся по этим чертовым кочкам! Мне пришлось целый день провести в обществе двух мужчин, один из которых не умеет говорить ни о чем, кроме азартных игр, а другой только и бубнит, что о гражданских правонарушениях! И ради чего все мои страдания? Чтобы к вечеру узнать, что ты упустила шесть быков за один день!
— Прошу тебя, Уорд, — слабым голосом взмолилась Лес. — У меня все тело болит, я с трудом держусь на ногах, и у меня голова кружится от недоедания.
— Только и умеешь, что жаловаться и искать оправдания!
Уорд отшвырнул ее от себя, и Лес, больно ударившись о борт фургона, уныло подумала о том, что завтра на спине появятся синяки и тело будет болеть еще сильнее.
— Я делаю все, что могу, — сквозь слезы прошептала она. — Ты же не знаешь, каково мне там. Постоянно в напряжении, постоянно в тревоге, и эти быки с красными глазами все время норовят повернуть домой. И сразу не один, а несколько. Это очень трудно…
— Сплошные отговорки! Отговорками не вернешь убежавших быков! Отговорками не заработать денег даже на то, чтобы накрыть свадебный стол!
Она так устала, что была не в состоянии ни вникать в его слова, ни тем более отвечать на его упреки. Она мечтала об одном — ополоснуть лицо, чтобы пыль не скрипела на зубах и глаза не болели, и залезть в спальник. Закрыв глаза, она дремала, предоставив ему возможность высказать все, что он думает о ее эгоизме, неумении и нежелании работать, о ее неспособности просчитывать хотя бы на шаг вперед и думать об их совместном будущем. Она засыпала стоя, а когда в полусне уронила голову и покачнулась, он так разгневался, что ударил ее по лицу и ушел прочь. И даже не помог ей подняться.
Вытирая кровь, сочившуюся из уголка рта, стараясь не плакать, она побрела в главный лагерь к костру, который к этому времени почти догорел. Котелок с кофе все еще висел над огнем, но она слишком устала и даже не могла налить себе кофе, о котором так мечтала час назад.
Взяв из повозки спальные принадлежности, она развернула постель рядом с уже спавшей Фредди. Стягивая ботинки, Лес беззвучно плакала, не вытирая слез. Уже забравшись в спальник, она поняла, что выбрала неудачное место: мелкие острые камешки впивались в тело, но она так устала, что не хотела вылезать из постели, чтобы убирать из-под себя камни. Через две минуты она уже крепко спала.
Когда несколькими часами позже Дэл тряхнул ее за плечо, она спала все в том же положении, ни разу не шевельнувшись во сне.
Лес села, удивленно обвела взглядом спящий под звездным небом лагерь и с немым изумлением уставилась на Фриско.
— Ночной дозор, — тихо напомнил ей Дэл. — Твой черед. Обувайся и пойди глотни кофе. Сегодня и до конца недели я буду выезжать с тобой.
Сонно моргая, тщетно пытаясь стряхнуть с себя сон, Лес, потирая ушибленную спину, смотрела, как Фриско идет к костру за кофе. Ночной дозор. Теперь она вспомнила, что Фриско предупреждал о еженощной двухчасовой вахте. Значит, до конца перегона ей не придется даже поспать вволю. Лес готова была заплакать.
Она не знала, сможет ли все это пережить.
Фредди проснулась, когда Лес толкнула ее, возвращаясь с ночного дежурства. Фредди села, потирая ногу, выругалась шепотом и зевнула.
— Ночное дежурство. — Тихий голос Фриско донесся из темноты. Он был рядом, но она не могла его разглядеть, пока глаза не привыкли. — Глотни кофе и поехали.
Поводя плечами, чтобы прогнать дрему, и протирая глаза, Фредди встала. По дороге к костру она дважды споткнулась о чьи-то спальники, услышав в ответ ворчанье и брань. Эта ругань служила новым доказательством того, что во время перегона ей не собираются оказывать должного почтения и обращаться с ней, как с леди. Впрочем, свидетельств тому и без брани хватало.
Фредди молча пила отдававший металлом кофе и, глядя на звездное небо, спрашивала себя, как узнает о том, что два часа ее дежурства миновали. Неожиданно в памяти всплыло давнее воспоминание. Ей припомнилось, как она девочкой сидела на ступеньках террасы, прислонившись к отцовскому плечу, вдыхая смешанный запах кожи, мыла и сигарного дыма, и Джо учил ее различать созвездия и рассказывал о звездах. Поскольку ей и в голову не могло прийти, что настанет момент, когда придется определять время по положению Большой Медведицы, она никогда не вспоминала об этом эпизоде. И вот час настал.
Как странно! Еще минуту назад она могла бы поклясться, что между ней и па никогда не было близости. В горле откуда ни возьмись возник комок, и она вдруг подумала: а были ли еще теплые минуты, которые они делили с отцом, но она о них просто-напросто забыла?
Тряхнув головой, Фредди огляделась и только сейчас заметила, что Дэл наблюдает за ней. В костре мерцали угольки, и красноватые отблески освещали его лицо. Дэл сидел на земле, подняв вверх колени. Кисти его рук лежали на них. Одним пальцем придерживая пустую кружку, он смотрел на свой кофе поверх угольков, и взгляд его, и весь его облик даже в этот глухой ночной час излучали энергию. И ее сердце забилось чаще. Сейчас, в красноватом свете догорающего костра, со щеками, покрытыми жесткой щетиной, он чем-то напоминал разбойника с большой дороги. Но внезапный спазм внизу живота испугал ее — до сих пор Фредди не замечала за собой влечения к неотесанным мужланам, неспособным даже под страхом смерти процитировать хотя бы пару строк из Шекспира.
Облизнув пересохшие губы, Фредди встала и пошла к фургону, где, привязанный к спицам колеса, ее ждал уже оседланный конь. Ускоряя шаг и хмуро глядя под ноги, Фредди повторяла себе, что нельзя сбрасывать со счетов прошлое Дэла Фриско, что пьяница всегда готов вернуться к старой привычке и восемнадцать месяцев трезвости еще ничего не значат. Она убеждала себя в том, что он не в ее вкусе, что у них не может быть ничего общего, что его мечта о ранчо в Монтане никак не совпадает с ее мечтой о театре в Сан-Франциско. И все же стоило ему вот так посмотреть на нее своими то синими, то серыми глазами, как все в ней начинало вибрировать, словно он был магом и волшебником, умевшим вызывать землетрясения одной силой своего взгляда.