– Простите, я не подумала, в какое унизительное положение мы вас поставили, рассчитывая на ваше понимание. Должно быть, мы злоупотребили благородством вашей светлости. Но уверяю вас, мы были просто вынуждены прибегнуть к вашей помощи. У нас не было иного выхода.
      – Моя дорогая леди Кэтрин, – с улыбкой возразил Томас. – Пожалуйста, не беспокойтесь. Здесь нет ничего обидного для меня. Вы поставили удивительный эксперимент и добились восхитительных результатов. Приношу вам свои поздравления.
      Если герцог не чувствует себя оскорбленным, тогда откуда эта неловкость? И почему он всегда так насмешливо разглядывает Блузетт, если считает, что она добилась великолепных результатов? Леди Кэтрин перевела дыхание и вдруг выпалила слова, которые вовсе не хотела произносить:
      – Ваша светлость, я уверена, настанет день, когда Блузетт заставит вас восхищаться ею, как восхищаюсь я. – Неужели она это произнесла? Кэтрин широко открыла глаза от ужаса и с изумлением поняла, что сказала правду. Не успев прийти в себя от потрясения, она поспешно заговорила: – Блузетт никогда не станет одной из нас. Но если бы вы видели ее в тот день, когда она впервые появилась здесь, вы бы поразились ее фантастическому превращению и невольно прониклись бы уважением к ней. – Господь всемогущий! И это говорит она! – Поверьте мне, Блузетт обладает необычайной храбростью и силой духа, вы еще увидите. Если она поставит перед собой цель, ее решимость непоколебима.
      Томас слушал леди Кэтрин молча, не решаясь ее прервать. Внезапно дверь отворилась, и Моутон вкатил в гостиную кресло Сесил. Вслед за ними появились Блузетт и тетушка Трембл.
      Кэтрин обернулась и устремила неподвижный взгляд на Блу. Подумать только, она расхваливала ее перед герцогом Дьюбери! Леди Паджет пошатнулась, все поплыло у нее перед глазами. Неужели она действительно так восторженно отзывалась об этой неуклюжей, лишенной грации девчонке перед одним из самых блестящих представителей английской аристократии?
      Но Блузетт уже нельзя было назвать неуклюжей и лишенной грации. Кэтрин, будто завороженная, не отрывая глаз смотрела, как ее дочь склонилась перед его светлостью и тихо прошептала слова приветствия. Ее реверанс был безупречен. Сам король Георг не нашел бы к чему придраться.
      Почувствовав головокружение, леди Паджет нашарила за собой кресло и тяжело опустилась в него, пока Трембл обменивалась приветствиями с молодыми людьми. Все чувства Кэтрин были обострены, и она заметила одну любопытную вещь. Хотя Блузетт не раз заверяла Сесил в своем безграничном уважении к герцогу Дьюбери, а тот совсем недавно утверждал, что весьма высоко ценит мисс Морган, эти двое питали друг к другу явную неприязнь. Стоило им сойтись вместе, и в воздухе мгновенно сгущались тучи. Неужели леди Паджет была настолько слепа все это время, что не заметила очевидного? А ведь их антипатия просто бросалась в глаза.
      Хотя Блузетт разговаривала с герцогом подчеркнуто вежливо, в ее отношении к нему чувствовался вызов и – Кэтрин с шумом втянула в себя воздух – едва ли не презрение. В темных глазах девушки скрывалась враждебность. Казалось, она таит обиду на его светлость. В ответ Эдвард откровенно насмехался над Блузетт, как будто давая понять, что ей никогда не удастся взобраться на вершину, которую она мечтает покорить.
      Замерев от ужаса, Кэтрин молча наблюдала, с каким холодным высокомерием усмехнулся Эдвард, когда Блузетт скромно отказалась сыграть на рояле, несмотря на настойчивые просьбы Сесил и Трембл. Презрительное движение бровями превратило усмешку герцога в вызов. Надменно вздернув подбородок, Блузетт дала понять, что его презрение ее нисколько не задевает. Эдвард, торжествуя победу, улыбнулся одними кончиками губ, показывая, что иного ответа он и не ожидал. Блузетт еле заметно повела плечом, и это означало, что его ожидания ее совершенно не занимают. Едва уловимым кивком герцог выразил уверенность в том, что Блу не умеет играть на фортепьяно. Внезапно Блузетт вскочила с кресла, подбежала к инструменту и сыграла какую-то легкую мелодию. Когда Сесил и Трембл принялись аплодировать, она бросила торжествующий взгляд на герцога. Его светлость благосклонно кивнул и громко рассмеялся. Щеки Блузетт вспыхнули от гнева. В этот миг мистер Аппл объявил, что обед подан.
      – Мы будем ужинать, мисс Морган?
      Как показалось Кэтрин, в словах Эдварда не было ничего обидного и он задал свой вопрос вполне невинным тоном, но Блу ощетинилась, словно ее жестоко оскорбили. Видно было, что она вне себя от гнева.
      – Вам не кажется, что это вино слишком слабое, мисс Морган?
      – Нисколько, ваша светлость. – Блу мстительно прищурилась. – Я нахожу бордо очень возбуждающим. Умоляю, ваша светлость, поделитесь с нами, что действует возбуждающе на вас? Если, конечно, такое средство существует.
      Кэтрин вновь и вновь повторяла про себя слова Блузетт, но так и не смогла угадать, почему застыло лицо Эдварда, а губы Блу скривились в усмешке.
      – Да, Эдвард, – воскликнула Сесил, поддразнивая герцога. – Скажи-ка нам, что способно оживить тебя, с твоими пресыщенными вкусами?
      Герцог повернулся к Сесил, и его лицо осветила улыбка.
      – Прекрасная женщина, которая только что искупалась и благоухает розами. Зеленый цвет. Солнечные блики на воде. Хорошая сигара. Доброе вино. Стоящий корабль. – По-прежнему не глядя на Блузетт, он улыбнулся Сесил, и та рассмеялась в ответ.
      – Если не считать купания и роз, я могла бы и сама догадаться.
      Если бы все шло, как обычно, Кэтрин смотрела бы на Сесил и не заметила бы, как внезапно помрачнело лицо Блузетт. Это было непостижимо. Стоило одному из этих двоих заговорить о самых обыденных вещах, как другой тут же считал себя смертельно оскорбленным.
      – Кэтрин, ты не заболела? Ты и двух слов не произнесла сегодня вечером, – озадаченно заметила тетушка Трембл, но леди Паджет не ответила, она смотрела на Блу.
      Блузетт решительно подняла вилку, как будто хотела привлечь к ней внимание. Его светлость, откровенно забавляясь, поднял глаза к потолку. Блу покраснела, грациозным движением подцепила кусочек мяса и отправила его себе в рот, после чего бросила косой взгляд на герцога и, убедившись, что он за ней наблюдает, изогнула бровь с видом победительницы.
      Эдвард громко рассмеялся. Это заставило Блузетт взвиться от ярости, к очевидному удовольствию его светлости.
      – Что? – переспросила Кэтрин, когда пожилая дама повысила голос. – Нет, нет, Трембл, я не заболела.
      Герцог и Блузетт весь вечер обменивались жестами, незаметными никому, кроме Кэтрин и самих участников этих безмолвных страстных разговоров. Но леди Паджет никак не могла понять, о чем они говорят и почему.
      Немного позже, когда Месье присоединился к ним в гостиной за чашкой кофе, воздух уже потрескивал, наэлектризованный невысказанными словами и невидимыми движениями. Бросив рассеянный взгляд на Месье, Кэтрин вздрогнула от неожиданности. Беззвучный диалог не был плодом ее воображения. Она была не единственным его свидетелем. Маленький француз все видел, и по выражению его лица леди Паджет поняла, что он так же смущен и расстроен, как она сама.
      – Сегодня невыносимо жарко, – внезапно сказала она, обмахиваясь веером. – Если бы не усталость, Трембл, я бы предложила прогуляться по саду. Там, должно быть, прохладнее.
      – А разве мы устали? – недоуменно спросила Трембл, удивленно подняв брови. – Прогулка по саду как раз…
      – Какая замечательная мысль! – перебила ее Кэтрин и махнула рукой в сторону застекленной двери, ведущей в сад. – Молодые люди, вы должны обязательно последовать совету Трембл. – Убедившись, что все, кроме Трембл, направились к дверям, леди Паджет воскликнула: – Сесил, дорогая, мне надо сказать тебе пару слов. – Заставив себя улыбнуться Блузетт и герцогу, она добавила: – Пожалуйста, идите в сад, Моутон привезет Сесил буквально через минуту.
      Возможно, все дело в том, что его светлость и Блузетт недостаточно хорошо друг друга знают, чтобы не ощущать разницы в их положении и происхождении. Если они случайно окажутся одни и разговорятся, Блу сможет оценить герцога по достоинству. Она непременно почувствует его притягательную силу и обаяние, а его светлость будет пленен очаровательной живостью Блузетт. Скорее всего на это потребуется немного времени, но сегодняшняя прогулка вдвоем наверняка заставит их хотя бы заключить перемирие.
      – Ты меня звала, мама?
      Кэтрин посмотрела на Сесил и решила сказать ей правду.
      – Дорогая, ты заметила… как бы это сказать… некоторую неловкость между Эдвардом и Блузетт? – Сесил неохотно кивнула в ответ, и Кэтрин решительно поджала губы. – Блузетт никогда не говорила, почему ей может быть неприятно общество Эдварда?
      – Она уверяет, что он ей очень нравится. – Сесил нахмурилась, бросила взгляд на дверь и вздохнула. – Но я боюсь, она говорит это только ради меня. Не могу представить себе, откуда между ними это отчуждение, но оно ужасно меня огорчает. Я люблю их обоих, мама. И мне так хочется, чтобы они подружились.
      Тетушка Трембл улыбнулась и ударила тростью об пол.
      – Кэтрин, хитрая лиса, ты нарочно отправила их одних прогуляться в саду.
      – Ох, мама, как ты замечательно придумала! – Сесил вспыхнула от радости, – Ну конечно, мы должны дать им возможность лучше узнать друг друга, и все уладится. – Она наклонилась и поцеловала Кэтрин в щеку.
      – Сомневаюсь, – пробормотал Месье и тут же осекся, сообразив, что невольно высказал свои мысли вслух.
      – Вы полагаете, что нельзя смешать сажу и мрамор? Да, Месье?
      – При всем моем уважении, мадам, я сомневаюсь, что такое возможно.
      – Вы говорите загадками, Месье, – сварливо проворчала Трембл. – А я терпеть этого не могу.
      Все замолчали, и в наступившей тишине послышались звуки разговора в саду. Дамы заговорщически переглянулись.
      – Дадим им еще несколько минут, прежде чем ты присоединишься к ним, – решила Кэтрин, вглядываясь в темноту за окном. – Скажи мне, дорогая, чувствуешь ли ты боли в ногах?
      – Нет, мама.
      – Когда ты снова сможешь ездить верхом, мы прокатимся в Ислингтон и проскачем галопом по полям мистера Джоунса. Ты помнишь, как мы катались в прошлом году?
      – Мама, дорогая, – тихо сказала Сесил, – если ты собираешься ждать, пока я встану на ноги, ты никогда не сможешь прокатиться верхом.
      – Я не хочу, чтобы ты так говорила, Сесил. Доктора могут ошибаться. – Кэтрин высоко вскинула голову. – Раз я сказала, что ты сможешь ходить и ездить верхом, так и будет. Мы еще…
      – О Господи! – воскликнула тетушка Трембл и прижала руку к груди. – Мы не научили Блузетт ездить верхом!
 
      – Вы сомневались, что я умею играть на фортепьяно, не так ли? – проворчала Блу, ожидая, что герцог станет это отрицать.
      Они медленно шли по посыпанной гравием дорожке, стараясь не касаться друг друга. Теплый вечерний воздух был напоен ароматом роз, и Блу невольно вспомнила душистое розовое мыло и жаркую ночь в тропиках. Все это было так давно. Целую жизнь тому назад. Как и сегодня, в ту ночь светила полная луна. Серые глаза Томаса оставались в тени, а откинутые со лба волосы сверкали в серебристых лучах.
      – Признаюсь, ваши успехи повергли меня в смущение, мисс Морган, – насмешливо ответил герцог.
      – Вот дьявольщина! Томас, вы были не правы. Так признайте это. – Девушка вздернула подбородок и окинула герцога презрительным взглядом. – Несмотря на ваши пророчества, теперь я настоящая чертова леди, вот так-то!
      – Настоящая чертова леди? Это верно. – Веселый смех герцога заставил Блу заскрежетать зубами.
      Ее лицо, скрытое в тени, вспыхнуло от гнева. Почему, стоило ей увидеть герцога, как к ней вновь вернулись старые привычки, от которых она, казалось бы, давно успела избавиться? Нужно было хорошо подумать, прежде чем сказать «чертова». Ей так хотелось сбить спесь с этого надутого индюка. Ничего, жизнь идет своим чередом, и кому-то наверняка удастся когда-нибудь взять над ним верх, И почему бы не Блу?.. Она еще заставит его испытать такое же унижение, какое пришлось пережить ей самой.
      Они миновали роскошный цветник леди Кэтрин, и лунный свет выхватил из темноты лицо Томаса. Его улыбающиеся губы, такие соблазнительные и желанные.
      – Готов признать, вы добились многого. Никто, увидев вас сейчас впервые, не догадался бы, что вам пришлось проделать такой сложный путь.
      – Я знаю, – с явным удовольствием согласилась Блу. Он все-таки признал ее победу. Блу столько раз представляла себе эту минуту. Немного помедлив, она добавила: – Спасибо за ваши слова.
      – Бо Билли гордился бы вами.
      – Ага, – тихо пробормотала она. Они прошли аллею до конца и приблизились к каменной ограде. Блузетт обернулась и встретила пристальный неподвижный взгляд герцога. Чувствуя смущение и неловкость, она прикрылась веером. – Почему вы так странно смотрите на меня?
      – Вы превратились в прекрасную женщину, Блу. – На мгновение взгляд Томаса задержался на ее груди, но герцог тут же овладел собой и поднял глаза. – Еще несколько недель, и вы встретите и завоюете массу поклонников.
      Черты Томаса исказились. Блу видела перед собой его губы и не могла думать ни о чем другом. На нее вдруг нахлынули воспоминания. Какими горячими были эти губы, как нетерпеливо прижимались они к ее губам. Внезапно колени ее ослабели. Блу почувствовала непреодолимое желание броситься на грудь Томасу, покрыть поцелуями его лицо, шею, волосы, вобрать в себя его запах. Этот незабываемый запах, который преследовал ее даже во сне. Почувствовать вкус его губ. Целовать его снова, и снова, и снова.
      Она перевела дыхание и сжала руки в кулаки. Нет! Никогда больше она не бросится к нему на шею. Она не даст ему еще раз отвергнуть ее и унизить. Если кому-то и суждено изведать горечь поражения, так это ему, но не ей.
      Блу жаждала мщения. Большую часть жизни она прожила среди людей, не признававших иных законов. Да, этот закон был ей хорошо знаком. Она хотела, чтобы герцог на собственной шкуре почувствовал, что это такое, когда твое тело пылает от желания, а от тебя отвернулись. Так пусть теперь он сам почувствует настоящую боль. Пусть просительно заглядывает ей в глаза, изнемогая от страсти, как это было с ней. И тогда… о, тогда она посмеется. Она оставит его в одиночестве дрожать от неутоленного желания и обиды. Она бросит его, как он когда-то поступил с ней.
      Прищурив глаза, Блу бросила на герцога оценивающий взгляд. Ее решимость окрепла. Она вдруг почувствовала прилив уверенности. До сих пор она не отдавала себе отчета, насколько поразительным было ее превращение. Теперь же, глядя в потемневшие серые глаза, она прозрела. Да, леди Кэтрин, Сесил и тетя Трембл много раз говорили ей об этом. Но Блу не придавала значения их словам, видя в них лишь желание ободрить и подстегнуть ее. Но у Томаса не было причин лгать ей. В его глазах отражались подлинные чувства, и Блу угадала правду.
      Томас смотрел на нее как на представительницу своего круга. Оба они знали, что это не так. И все же внешне Блу ничем не отличалась от тех женщин, которые могли бы вызвать интерес герцога. Молодая леди ослепительной красоты, которую видела Блу перед собой в зеркале, вовсе не была призраком. Теперь, ловя свое отражение в восхищенных глазах мужчины, Блузетт Морган наконец поверила в то, что она прекрасна.
      От головокружительного ощущения собственного могущества у Блу задрожали руки, и она спрятала их в складках юбки. Сделав грациозный поворот, она взглянула на освещенные окна особняка.
      – Что могло так задержать Сесил? – беспечно спросила она, чувствуя легкие угрызения совести. Впрочем, напомнила она себе, покорив Томаса, она его отвергнет, а Сесил никогда об этом не узнает. Идя по дорожке впереди герцога, Блузетт запрокинула голову и рассмеялась. Наконец-то она поняла, что значит «разговаривать задницей». Зная, что герцог наблюдает за ней, она невольно изменила походку. В ее движениях стало больше соблазна, дерзости, вызова. Теперь она всегда будет так ходить. Как и все остальное, чему научилась Блу, новая походка станет частью ее самой.
      На ступенях, ведущих к застекленной двери гостиной, Блу обернулась, чтобы бросить обольстительный взгляд на свою жертву. Ее щеки горели от возбуждения, а глаза сияли. Не заботясь о том, что их могут увидеть, Томас шагнул к ней и так крепко сжал ее плечи, что девушка едва не вскрикнула.
      – Ты понимаешь, что ты делаешь? – хрипло спросил он. Его серые глаза сверкали от гнева, словно два раскаленных солнца. Жар его тела обволакивал ее, жег, проникал в ее плоть. Они оба тяжело дышали, и Блу почувствовала запах вина, смешавшийся с ее дыханием. Влажная волна желания прошла по ее телу, когда Томас коснулся ее.
      – Отпусти меня! – прошипела она сквозь зубы. Его губы были так близко, что Блу мгновенно перенеслась в прошлое, когда они стояли у порога его каюты и Томас целовал ее. С трудом переведя дыхание, она ощутила аромат его туалетной воды, легкий дух сигарного дыма, рисового крахмала и едва уловимый запах пота. От этого у нее закружилась голова.
      – Ты затеяла опасную игру, Блу, – сердито прошептал герцог.
      Блу храбро выдержала взгляд Томаса и высвободилась из его рук. Разгладив юбки, она подняла дрожащие руки к волосам, отлично сознавая, что этот жест выгодно обрисовывает ее грудь. Выражение лица герцога изменилось. Улыбнувшись в ответ на хриплый возглас, который у него вырвался, Блу обернулась, чтобы приветствовать Сесил. Моутон и Месье только что вывезли ее кресло на террасу.
      Блузетт ликовала. Это был час ее триумфа. Герцог прикоснулся к ней, а она потребовала, чтобы он ее отпустил. Это была победа. Очень маленькая, но все же победа. И это только начало. Застав Томаса врасплох, она прочла в его глазах, что сможет насладиться местью, стоит ей только захотеть. Ей-богу, теперь он заплатит за все.
      К облегчению Томаса, Блу не задержалась в саду. Она извинилась и поднялась в гостиную. Несколько минут спустя на одном из верхних этажей засветилось окно и показался силуэт горничной. Герцог поднял голову и нахмурился. Он не желал знать, какая из комнат – спальня Блу. Опустив глаза, он встретил взгляд Месье. Короткое мгновение мужчины изучали друг друга, потом рука Томаса потянулась к жилетному карману в поисках сигары.
      – Ты не против, если я закурю? – спросил он Сесил. Ему мучительно хотелось чем-нибудь занять руки.
      – Ты же знаешь, – улыбаясь, ответила девушка.
      – Вы не хотите присоединиться ко мне, Месье?
      – Спасибо, с удовольствием, – прошептал француз, беря тонкую карибскую сигару.
      Сесил закрыла глаза и вдохнула запах роз и табака.
      – Какой чудесный вечер. Здесь гораздо свежее, чем в доме. – В лунном свете волосы девушки казались серебряными, а гладкая кожа белой, как молоко.
      Прислонившись к ограде, Томас ласково улыбнулся Сесил и с удивлением подумал, что она никогда не заставляла его трепетать от страсти. Эта красивая и милая девушка была готова на все, лишь бы доставить ему удовольствие. Ни с одной другой женщиной ему не было так хорошо, как с ней. За одним исключением. Томас невольно посмотрел на окна верхнего этажа. С Сесил можно было разговаривать о чем угодно. У них было так много общего, и все в ней нравилось Томасу.
      Он с нежностью смотрел на Сесил, но в его сердце не было страсти. Когда он думал о том, что им когда-то придется разделить постель, его охватывало предвкушение чего-то приятного, но отнюдь не нетерпеливое желание обладать ею. Если бы он вдруг узнал, что у нее не может быть детей или что она не способна испытать чувственного наслаждения, он искренне сожалел бы об этом, но не впал бы в отчаяние.
      – О чем ты думаешь, Эдвард?
      Он думал о том, что никогда не видел Сесил обнаженной, никогда не прикасался к ее телу. Они лишь обменивались невинными поцелуями, в которых не было и намека на страсть. Стараясь не смотреть на окна верхнего этажа и мелькающие в них тени, он опустился на колени у кресла Сесил и взял девушку за руку.
      – Ты ведь знаешь, я никогда намеренно не сделал бы ничего, что могло бы тебя ранить, правда, Сесил?
      Она удивленно подняла тонкие брови и рассмеялась.
      – Ну конечно. Почему ты спрашиваешь меня об этом?
      – Ты всегда была для меня любимой сестрой. И я хочу, чтобы ты знала: что бы ни случилось, я всегда буду заботиться о тебе. Ты никогда не будешь ни в чем нуждаться.
      – Я знаю это, милый Эдвард. – Откинувшись на спинку кресла, она нахмурилась и вгляделась в его лицо. – Что-то не так?
      – Нет. Все хорошо. – Он дал слово и никогда не отступится от него.
      Томас поднялся с колен и заметил Месье, который так внимательно наблюдал за ним, что даже забыл про свою сигару.
      На губах Сесил мелькнула та особая улыбка, которая всегда появлялась, когда девушка хотела о чем-то его попросить.
      – Мы с мамой надеемся на твою помощь.
      Томас рассмеялся и покатил кресло Сесил к двери на веранду.
      – Ты же знаешь, я не могу ни в чем тебе отказать.
      – Мы бы хотели, чтобы ты научил Блузетт ездить верхом.
      Герцог заколебался всего на одно мгновение, но эта пауза не укрылась от внимательных глаз Месье.
      – Кажется, я слишком поспешно согласился, – сказал он минуту спустя, гася сигару сапогом. – К сожалению, в ближайшие несколько недель я буду слишком занят.
      – Ну пожалуйста, Эдвард, – взмолилась Сесил, протягивая к нему руки. – Неужели ты не можешь перенести свои дела? Блузетт должна научиться ездить верхом.
      – Может быть, с этим справится Месье?
      Француз в нерешительности откашлялся. В его глазах за стеклами очков промелькнуло сочувствие.
      – Стыдно признаться, но я никогда этому не учился, ваша светлость.
      Томас бросил взгляд на освещенные окна у себя над головой. Черт бы ее побрал. Черт бы побрал эти соблазнительные губы и дразнящие глаза. Звуки ее голоса, ее смех. Кожу, золотистую, как солнечный свет. Волосы, сверкающие, словно звезды на небе. Ее тело, от которого можно сойти с ума.
      – Эдвард! Ну пожалуйста, скажи «да»!
      Если бы она просила о чем-нибудь другом, он бы с радостью согласился. Но как ему теперь объяснить свой отказ?
      – Спасибо! – воскликнула Сесил, видя, что он уступает. Она сжала его руку и радостно рассмеялась. – Не будь таким угрюмым. Ты получишь массу удовольствия от верховой езды.
      Когда они вернулись в гостиную, Томас заметил, что Сесил едва заметно кивнула матери, а та ответила ей довольной улыбкой. Господь всемогущий! Да они нарочно сталкивают его с Блу. Герцог растерянно провел рукой по лбу и осушил свой бокал с портвейном.
      Томас понимал, какую игру затеяла Блу. Он видел, что у нее на уме, и догадывался, что она собирается делать. Игра могла оказаться слишком опасной.

Глава 14