В Гросвенор-Хаусе леди разошлись по своим комнатам и не показывались целых три дня.
      Все это время Сесил оставалась в постели, страдая от женских недомоганий, которые всегда проходили у нее довольно болезненно. Как назло, тогда же явились и доктора, чтобы, как обычно, отворить ей кровь. Их визит окончательно обессилил девушку. Леди Паджет заперлась у себя в спальне, сославшись на сильную головную боль. День и ночь она мерила шагами комнату, терзаемая гневом и страхом. Она предвкушала грядущий скандал и свою загубленную репутацию. Тетушка Трембл, неожиданно оказавшись в полном одиночестве, решила провести летнее очищение кишечника и приняла такую дозу слабительного, что все эти три дня почти не вставала с горшка, задав нелегкую работу своей горничной. Бедняжка вынуждена была все время следить за госпожой с ночной посудиной наготове.
      Блу тоже была не совсем здорова. Но в отличие от Сесил девушка не испытывала никаких болезненных ощущений. Понурая и мрачная, она сидела у окна, наблюдая, как капли июльского дождя монотонно стучат по стеклам. На душе у нее было так же уныло и серо, как в саду за окном.
      Блу отлично понимала, что ее первый выход постыдно провалился, что она опозорила и оскорбила леди Кэтрин. Она оказалась недостойна любви Сесил, которая так гордилась ею. Она не оправдала доверия тетушки Трембл, обманув все ее ожидания. И в довершение всего будущий муж Сесил, герцог Дьюбери, – тот самый мужчина, кого ей больше всего хотелось поразить и унизить.
      Блу тяжело вздохнула и прижалась пылающим лбом к холодному стеклу. Неожиданно она почувствовала, что ее душит гнев, и это было началом исцеления. Но он не был достаточно силен, чтобы вытеснить апатию и уныние. Ее провал лишь позабавил Герцога. Это было обиднее всего. Встретив насмешливый взгляд его серых глаз, она смешалась и трусливо поджала хвост. Блу не раз представляла себе, как, увидев ее, Томас задрожит мелкой дрожью и начнет заикаться от восторга. Вместо этого она сама затряслась, словно пудинг, и не смогла выдавить из себя ни слова. Он смотрел на нее и ухмылялся. А почему бы и нет? Похоже, она вела себя отвратительно от начала и до конца. Сколько Блу ни пыталась, она так и не смогла припомнить ни одного своего правильного поступка или слова.
      В соответствии с этикетом, который она все же усвоила раз и навсегда, ей надлежало извиниться перед Сесил, леди Кэтрин и тетушкой Трембл. Но как тогда объяснить им свое поведение? Блу закрыла глаза. Оконное стекло приятно холодило лоб, и девушка, погрузившись в свои мысли, не сразу услышала легкий стук в дверь. Это была Сесил. Блу скорее согласилась бы сейчас затянуть проклятый корсет еще на два дюйма туже, нежели показаться на глаза Сесил. Но рано или поздно это все равно случилось бы. Блу вздохнула, подняла голову, стиснула зубы и приготовилась принять очередное унижение.
      – Я пришла извиниться, – быстро сказала Сесил, прежде чем Блу успела заговорить. – Надеюсь, ты нас простишь.
      – Ты хочешь извиниться? – Темные глаза Блу широко открылись от удивления. – Это я должна просить у всех у вас прощения.
      – С твоим благородством и добротой, дорогая Блузетт, я и не ожидала от тебя другого ответа. Но в том, что случилось, нет твоей вины. Это мы совершили ошибку. Мы слишком рано подвергли тебя испытанию, к которому ты оказалась не готова. Стыдно признаться, но никто даже не подумал спросить тебя, чувствуешь ли ты в себе достаточно сил. – Моутон подмигнул Блу поверх золотоволосой головки Сесил и бесшумно отступил в сторону. – Мне так не терпелось поскорее познакомить тебя с Эдвардом, что я невольно оказала тебе дурную услугу. Но я очень надеюсь, что ты меня простишь.
      Блу опустилась на колени рядом с креслом Сесил и взяла сестру за руку.
      – Нет, Сесил. Я одна во всем виновата. – Кажется, ей удалось найти нужные слова. – Я думала, что готова познакомиться с герцогом, но у меня неожиданно сдали нервы. Мне очень хотелось произвести благоприятное впечатление на твоего Эдварда и оправдать ваше доверие. Но вместо этого я совершала одну ошибку за другой и все больше нервничала, так что в конце концов опозорила тебя. Это мне нужно просить прощения.
      Сесил протянула руку и мягко коснулась щеки Блу.
      – О, дорогая, ты понимаешь, что только что произошло? Ты произнесла целую речь без единого «черт побери» или «дьявольщина». Ты даже не представляешь, как я горжусь тобой. Ты сделала огромные успехи. И ты просто не способна опозорить меня, Блузетт. Я восхищаюсь тобой, моя милая сестренка.
      Блу так тронул благородный порыв Сесил, что на глазах у нее показались слезы. Это удивило и смутило ее. Она и не подозревала, что настолько дорожит уважением сестры и так боится его потерять.
      – И еще, – добавила Сесил, делая вид, что не замечает слез в глазах Блу, – я хотела спросить твоего разрешения рассказать все Эдварду. Мама согласна, что он должен узнать правду.
      – Должно быть, это решение далось ей очень тяжело, – с горечью заметила Блу и опустила голову.
      – Эдвард скоро станет членом нашей семьи. Мне кажется, было бы неразумно начинать нашу совместную жизнь с секретов. Надеюсь, ты со мной согласишься.
      – Ох, Сесил. – Оставалось еще так много секретов. И с этим, увы, ничего нельзя поделать.
      – Так ты согласна?
      – Ну конечно.
      Щеки Сесил вспыхнули нежным румянцем.
      – Что ты думаешь об Эдварде?
      О Боже!
      – Сказать по правде, я была так расстроена своими нелепыми ошибками, что едва успела его рассмотреть, – осторожно ответила Блу.
      – Он очень красив, правда? – Лицо Сесил еще больше разрумянилось, и она прижала к щекам ладони.
      – Да, – подтвердила Блу, отворачиваясь к окну, затянутому пеленой дождя. – Ты ведь любишь его, скажи?
      Сесил смущенно опустила ресницы. Ее лицо пылало.
      – После тебя и мамы Эдвард – мой самый близкий друг. Но Блузетт, Эдвард – последний из рода Монморанси. Если я не смогу подарить ему наследника… Говоря откровенно, мои доктора не слишком на это надеются.
      Блу первой нарушила тишину. Низко опустив голову, она нерешительно одернула юбки и криво усмехнулась:
      – А что подумал обо мне твой Эдвард? Он был жестоко оскорблен?
      – Он был просто очарован тобой, – воскликнула Сесил.
      – Ох, Сесил, как я тебя люблю! – Блу засмеялась и обняла сестру. В горле у нее по-прежнему стоял ком.
      – Она уже извинилась, мама. Теперь мы должны простить ее нервный срыв и показать, что мы ей по-прежнему доверяем.
 
      – Но прогулка в людном месте? – слабым голосом возразила Кэтрин. Спор длился уже больше часа, и леди Паджет чувствовала, что ей становится все труднее держать оборону.
      – Сесил права, Кэтрин. – Тетушка Трембл стукнула об пол тростью для большей убедительности. – Нам всем пойдет на пользу эта прогулка. Мы уже два месяца безвылазно сидим дома. Разве что изредка выходим в сад. – Глаза Трембл на морщинистом лице внезапно округлились и едва не вылезли из орбит. Мы уже целую вечность не показываемся ни в Гайд-парке, ни на Пэлл-Мэлл. Целую вечность! – Лицо Трембл внезапно застыло. – Силы небесные! Мои друзья, должно быть, решили, что я умерла!
      – Пожалуйста, не падай в обморок, тетя Трембл. Мне нужна твоя поддержка. Так что же ты решила, мама?
      – Куда вы предлагаете отправиться? – спросила она наконец.
      – Думаю, небольшой поход за покупками не принесет особого вреда. Как вы считаете? Мне так давно хотелось показать Блузетт магазины на Стрэнде и современное здание биржи. Жаль, что старое снесли, по-моему, оно было намного красивее. Мы могли бы посмотреть перчатки. Кажется, мама, ты говорила, что стоило бы пополнить запас лайковых перчаток.
      – Наша Блузетт научилась правильно держаться в обществе, Кэтрин, – поддержала разговор Трембл. – Ну, скажем, более или менее научилась. Теперь она должна привыкнуть к тому, как ведут себя другие, встретив знатную даму.
      Блузетт? Знатная дама? Должно быть, Трембл сошла с ума, проведя в заточении два последних бесконечных месяца. Кэтрин с обидой взглянула на пожилую леди. Все ее предали, даже Трембл.
      – Кто-нибудь подумал обучить Блузетт, как правильно вести себя в экипаже? – не унималась тетушка, загоревшись идеей совершить прогулку по Лондону. – Опыт – лучший учитель, кто-то, не помню кто, так всегда утверждал. Мы должны воспользоваться случаем и преподать ей урок. Блузетт следует знать, кто садится в карету первым и кто первым покидает ее. Это очень важно. Нарушение этикета может стоить светской карьеры. Мы не должны этим пренебрегать.
      – Ну хорошо. Поедем завтра, – неохотно согласилась Кэтрин, уступая натиску. – Прикажите мистеру Апплу подать карету к десяти часам.
      Когда Сесил и Трембл с триумфом удалились, чтобы рассказать Блузетт о своей победе, Кэтрин устало опустилась в кресло, запрокинула голову и закрыла глаза. Она понимала, что невозможно все время держать Блузетт взаперти. Сентябрь уже не за горами. Трембл права. Девочке требовался опыт. Но, Боже милосердный, как ей было страшно. Мало ли что может случиться. Невозможно предусмотреть все подводные камни и подготовить Блузетт к массе неожиданностей.
      Заглядывая в будущее, леди Паджет видела лишь череду неприятностей, и ее невольно охватывало чувство безысходности и отчаяния. Ее репутация, положение в обществе, вся ее жизнь медленно скользили по спирали вниз, и с приближением сентября движение становилось все стремительней. Настанет день, когда Кэтрин преодолеет последний виток и упадет на самое дно. Ее дом станут обходить стороной, и единственными гостями в ее нарядной гостиной будут жалкие изгои, которых она сама еще недавно так презирала. Ее имя будет у всех на устах, о ней станут шушукаться, злобно хихикать. На нее станут показывать пальцем. Кэтрин застонала.
 
      – Еще раз, – прошипела сквозь зубы леди Кэтрин. Ее голубые глаза сверкали холодным стальным блеском из-под полей очаровательной соломенной шляпки. Напряженно выпрямив спину, она надменно подняла брови, но не повернула головы, чтобы уничтожить взглядом слуг, облепивших окна, выходящие на площадь.
      Месье, вызвавшийся сопровождать дам, вытер платком красное от июльской жары лицо и распахнул дверцу кареты, украшенную гербом Паджетов. Затем он склонил голову и предложил руку тетушке Трембл.
      – На этот раз я лучше останусь в карете, – объявила старуха. Ее речь была невнятной из-за подушечек за щеками, и к тому же тетушка явно была не в настроении. – Я слишком стара, чтобы прыгать вверх-вниз, как кузнечик.
      Отдав дань уважения возрасту, Месье, в полном соответствии с этикетом, должен был оказать внимание титулованным особам. Он почтительно помог леди Кэтрин подняться на подножку кареты. Усевшись рядом с тетушкой Трембл, леди Паджет выглянула в окно и окинула недовольным взглядом дожидавшуюся своей очереди Блузетт. Когда Месье с Моутоном усадили в экипаж Сесил, Кэтрин заговорила, желая предупредить возражения Блу:
      – Ты садишься последней, потому что…
      – Потому что у меня нет ни титула, ни положения в обществе, – отчеканила Блу. От напряжения ее бросило в пот. На этот раз, дай-то Бог, она легко поднимется на подножку, не перенося на нее весь свой вес, как во время первой попытки, когда карета покачнулась, и все, кто в ней сидел, попадали друг на друга. Теперь она сделает все безупречно. – Ну кто, черт возьми, мог подумать, что это окажется так дьявольски сложно, забраться в эту проклятую карету, будь она неладна!
      Сделав вид, что он ничего не слышал, Месье молча взял Блу под руку и подвел к дверце экипажа. На этот раз все прошло удачно, и Блу легко опустилась на подушки рядом с Сесил.
      – Ну как? – спросила она, сердито глядя на леди Кэтрин.
      – Корова и та сделала бы это грациознее, но по крайней мере ты не опрокинула нас с Трембл на пол. Едем, – сказала она Месье через стекло, и маленький француз с видимым облегчением поспешил вскарабкаться к кучеру на козлы.
      – А теперь перейдем к правилам поведения в карете, – начала Сесил, ласково пожимая обтянутую перчаткой руку сестры.
      – Как, это еще не все? – разочарованно протянула Блу.
      – О, это совсем просто. Особы, старшие по возрасту и обладающие более высоким титулом, занимают лучшие места, сидят лицом по ходу движения. – Она кивнула в сторону тетушки Трембл и леди Кэтрин. – А те, кто моложе и кто менее знатен, садятся на не столь удобные места, обращенные спиной к кучеру.
      – Когда мы войдем в магазин, – напутствовала Блу леди Кэтрин, – ты не должна ничего говорить. Я хочу, чтобы ты попрактиковалась в искусстве выражать свои желания взглядами, движениями подбородка, позой, но только не словами. Юные леди не заговаривают с продавцами.
      – Или с людьми на улицах, дорогая, – добавила тетушка Трембл, наклонившись вперед и опираясь на трость. В ответ на удивленный взгляд Кэтрин она слегка пожала плечами. – Мы не можем быть уверены, что ей это известно, Кэтрин. Нужно все предусмотреть.
      – Ты прекрасно справишься, – заверила Сесил сестру и ободряюще погладила ее по руке.
      Как приятно было выйти из дома. Дождь прибил к земле пыль. Свежий ветерок нес с собой прохладу. Пахло свежескошенной травой и влажной землей. Карета свернула на брусчатку, и запахи изменились. Потянуло гнилью, конским потом, уличными отбросами, едким дымом. Это был запах большого города, и у него было великое множество оттенков.
      Забыв обо всем, Блу высунулась из окна, придерживая рукой шляпку. Ей хотелось как следует рассмотреть места, где они проезжали. Ее темные глаза искрились благоговением и восторгом. Это был Лондон во всем своем блеске и нищете. Теперь Блу больше не испытывала страха, она начинала поддаваться очарованию города, таившего в себе бездну соблазнов.
      – Господи, куда это нас везет мистер Джеймисон? Кто-нибудь может сказать? – спросила тетушка Трембл, взволнованно глядя в окно. – Это совсем не та дорога, по которой мы обычно ездим.
      – Я подозреваю, что Месье решил сделать круг по городу, – задумчиво сказала Кэтрин. Она заколебалась было, не открыть ли окно и не отчитать ли Месье и мистера Джеймисона, но удовольствие от долгожданной прогулки настроило ее на благодушный лад, и Кэтрин решила оставить без внимания самоуправство француза. К тому же поездка вокруг города оттягивала тот миг, когда они должны будут выйти из кареты и выставить Блузетт на всеобщее обозрение. Кэтрин представила себе, как Месье и мистер Джеймисон обмениваются заговорщическими взглядами и шепотом обсуждают детали своего маленького заговора.
      – Какая прелесть! – воскликнула Сесил, видя, что им предстоит небольшая экскурсия по городу. В следующий миг они с тетушкой Трембл принялись бурно обсуждать лондонские достопримечательности, смеясь и перебивая друг друга. Блу только успевала вертеть головой, повинуясь их указаниям. Сесил и Трембл так и сияли от гордости. Им нравилось смотреть на Лондон чужими глазами и слушать восторженные восклицания Блу. Месье провез их по Уайтхоллу и Сент-Джеймсскому парку. Они немного задержались на Пэлл-Мэлл и сделали круг по Гайд-парку, который, к немалому облегчению леди Кэтрин, оказался пустынным. Потом карета ненадолго остановилась у обелиска, возведенного в память о великом пожаре прошлого столетия, пересекла Сити, миновала здание Старой биржи, прогромыхала мимо рынка, где шла оживленная торговля, и свернула к реке. Там без устали сновали лодки, крупные и мелкие суда, и виднелся целый лес мачт. Оттуда они выехали на Ковент-Гарден, и Блу тут же высунулась из окна в надежде хоть краем глаза увидеть Изабеллу. Ее бывшая камеристка так и не показалась, но Блу успела полюбоваться Королевским и Герцогским театрами и увидеть торговые ряды.