Джордж Оруэлл
      Зверская ферма
      Владимир Прибыловский, перевод с английского
      ...В знаменитой сказке Джорджа Оруэлла "Зверская Ферма", написанной в 1943-44гг, угнетенные животные "Барской Фермы" устраивают Восстание, изгоняют жестокого фермера Джонса, меняют название фермы и пытаются устроить жизнь на основах новой справедливой теории - Зверизма, придуманной старым хряком Майором.
      На стенке гумна восставшие пишут Семь Заповедей, в согласии с которыми они отныне будут жить: "Все звери равны", "Зверь да не убьет другого зверя", "Зверь не пьет спиртного" и т.п.
      Двуногие во главе с фермером Фредериком устраивают нападение на Зверскую Ферму, но терпят поражение.
      Ученик Майора Наполеон и другие свиньи постепенно перенимают все пороки человечества, а после победы над Фредериком даже пытаются встать на задние ножки...
      Оруэлл умер в 1950 году и не видел, чем все это кончилось. История Фермы с тех пор и по наши дни - в "Зверской Ферме-2" от переводчика.
      Глава первая
      Владелец Барской Фермы мистер Джонс позапирал на ночь курятники, но о цыплячьих лазах спьяну забыл. Пошатываясь и рисуя на земле петли лучом света от фонарика, он пересек двор, скинул сапоги у заднего крыльца, нацедил себе еще одну кружку пива из бочонка в буфетной при кухне и завалился на кровать, в которой уже похрапывала миссис Джонс.
      Лишь только свет в спальне погас, вся усадьба пришла в движение. Еще днем по ферме пронесся слух, будто прошлой ночью старый Майор, премированный хряк средней белой породы, видел поразительный сон и желает поведать о нем другим животным. Договорились собраться на большом гумне, как только мистер Джонс благополучно выйдет из строя. Старый Майор, которого Майором называли все, хотя выставлялся он под кличкой "Краса Виллингдона", - пользовался огромным уважением на ферме, и, чтобы его послушать, всякий был готов оторвать ото сна часок-другой.
      Майор уже восседал на груде соломы, на помосте, устроенном в глубине большого гумна, под лампой, которая свисала с балки. Ему было уже двенадцать лет, в последние время его порядком разнесло, но он все еще смотрелся величественно и, хотя клыки ему не подпиливали, вид у него был кроткий и благообразный. Постепенно на гумне стали собираться и остальные животные, располагаясь поудобнее, каждое на свой лад. Первыми прибежали три собаки: Блюбель, Джесси и Пинчер, а потом свиньи, которые разлеглись на соломе перед самым помостом. Куры расселись на подоконниках, голуби вспорхнули на стропила, овцы и коровы улеглись сразу за свиньями и принялись за свою жвачку. Две ломовые лошади Боксер и Кашка вошли вместе и передвигались с величайшей осторожностью, расставляя свои огромные мохнатые копыта медленно и внимательно, чтобы не дай бог не задеть какую-нибудь не заметную в соломе мелюзгу.
      Кашка, полная кобыла средних лет, была по-матерински добра со всеми. После рождения четвертого по счету жеребенка она уже не восстановила своей фигуры. Боксер, здоровенный конь чуть не двухметрового роста, был вынослив как две обычные лошади вместе взятые. Белая черточка под носом придавала ему немножко глуповатый вид, да он и в самом деле был не слишком умен, но пользовался всеобщим уважением за твердый характер и огромную работоспособность.
      За лошадьми появились белая козочка Мюриель и осел Бенджамин. Бенджамин был старше всех на ферме и славился злонравным характером. Говорил он очень мало, а если и открывал рот, то только ради того, чтобы ляпнуть какую-нибудь непристойную гадость. Однажды, например, он сказал: "Бог дал мне этот хвост, чтоб я гонял им мух. Лучше б он избавил меня и от того, и от другого". В отличие от других обитателей фермы он никогда не смеялся. Если его спрашивали почему, то он отвечал, что не видит вокруг ничего смешного. Не признаваясь в этом вслух, он, однако, питал слабость к Боксеру: они часто проводили воскресные дни вдвоем на небольшой лужайке за фруктовым садом, где паслись бок о бок, никогда не разговаривая.
      Лошади как раз устраивались поудобнее, когда на гумно гуськом ввалился потерявший свою мамашу выводок утят, которые слабо попискивали и бросались то туда, то сюда в поисках места, где бы их не затоптали. Кашка вытянула ноги и огородила ими утят. Почувствовав себя в безопасности, утята сразу же заснули.
      В последнюю минуту, изящно семеня копытцами и похрустывая кусочком сахара, вбежала красотка Молли, глупенькая белая кобылка, обычно возившая двуколку мистера Джонса. Она заняла место поближе к помосту и принялась потряхивать своей белой гривой, желая привлечь внимание к заплетенным в нее красными ленточкам. И самая последняя явилась кошка. Она огляделась, по обыкновению выискивая уголок потеплее, и, наконец, втиснулась между Боксером и Кашкой, где удовлетворенно промурлыкала в течение всей Майоровой речи, пропустив мимо ушей все до единого слова.
      Теперь, наконец, были в сборе все животные фермы, кроме ручного ворона Моисея, дремавшего на шесте у задней калитки. Лишь только Майор удостоверился, что все расположились удобно и ждут его слов со вниманием, он откашлялся и заговорил:
      - Товарищи! Вы все уже слышали, что вчера мне приснился удивительный сон. Но об этом позже. Сначала я хочу поведать вам вот о чем. Я чувствую, товарищи, что мой долг, прежде чем я умру, - поделиться с вами приобретенными мной жизненной мудростью и опытом, - а я не уверен, что проживу среди вас еще хотя бы несколько месяцев. Я прожил долгую жизнь и много размышлял, лежа в одиночестве в своем свинарнике. Мне кажется, что у меня есть право сказать: я понял сущность жизни на этой земле, как никто из моих современников. Вот об этом я и хочу побеседовать с вами.
      В чем же, товарищи, состоит сущность нашего бытия? Давайте посмотрим правде в лицо: наша жизнь коротка, изнурительна и несчастлива. С самого появления на свет нас кормят так, чтоб мы только не подохли, и каждого из нас, у кого есть силы, заставляют работать до последнего вздоха, а как только мы становимся бесполезными, нас забивают с отвратительной жесткостью! Ни одно животное Англии в возрасте старше одного года не знает ни радостей, ни покоя. Все животные в Англии - несвободны! Правда заключается в том, что удел животных - страдания и рабский труд.
      Но, может быть, таков закон природы? Может, это оттого, что наша страна так бедна, что не способна обеспечить достойную жизнь ее обитателей? Нет, товарищи, тысячу раз нет! Мягкий климат и плодородная почва Англии могут давать пропитание гораздо большему числу животных, чем населяет ее теперь. На одной нашей ферме вполне могли бы жить припеваючи, с удобствами, какие вы сейчас даже не можете себе представить, - дюжина лошадей, двадцать коров, сотни овец!
      Почему же тогда мы живем так, как мы живем? Потому что почти все плоды нашего труда крадут у нас двуногие твари. Здесь, товарищи, гвоздь наших проблем! Их суть заключается в одном слове: ЧЕЛОВЕК, Человек - вот наш единственный подлинный враг. Уберите Человека - и коренная причина голода и изнурительных трудов будет устранена навеки.
      Человек - единственное живое существо, которое потребляет, не производя. Он не дает молока, не несет яиц, он слишком слаб, чтобы таскать за собой плуг и бегает так медленно, что не может поймать даже кролика. Но он Бог и Царь всех домашних животных. Заставляя животных работать, он возвращает им лишь скудный прожиточный минимум - только чтобы они не околели с голоду, а все остальное присваивает себе. Наш труд возделывает землю, ее удобряет наш навоз, но ни у кого из нас нет ничего, кроме своей жалкой шкуры.
      Вот вы, коровы, лежащие передо мной, сколько тысяч галлонов молока вы дали в этом году? и что стало с этим молоком, которое могло бы пойти на выкармливание крепких телят? Все оно, как в прорву, ушло в утробу Человека!
      А вы, куры, сколько яиц вы снесли в этом году? и сколько цыплят высидели? Почти все яйца проданы на рынке, а деньги пошли на Джонса и его людей!
      А где, Кашка, твои четыре жеребенка, которых ты выносила и родила в муках? Они могли бы стать опорой и отрадой твоей старости! Но все четверо проданы с торгов в годовалом возрасте и ни одного из них ты уже никогда не увидишь! И что, кроме стойла и охапки сена, ты получаешь в награду за все твои труды и четырех рожденных в муках жеребят?
      Но и то жалкое существование, которое мы влачим, нам не дадут дотянуть до отмеренного природой срока. Что касается меня, то мне жаловаться грех. Я вхожу в число немногих счастливчиков, мне двенадцать лет, у меня было более четырехсот детей, моя судьба отвечает естественному порядку вещей. Но, как правило, каждый из нас в итоге идет под нож!
      Вот вы, сидящие сейчас передо мной молоденькие поросятки! Не пройдет и года, и все вы распрощаетесь с жизнью, визжа от боли и страха на деревянной колоде! И эта ужасная участь подстерегает всех нас - коров, свиней, кур, овец - всех! Даже лошадям и собакам не миновать общей судьбы. Вот ты, Боксер, - в тот самый день, когда твое могучее здоровье оставит тебя, Джонс продаст тебя на живодерню, где тебе перережут горло, а мясо твое пойдет на кормежку гончим собакам. А вам, собаки, когда состаритесь, и зубы у вас выпадут, Джонс привяжет по кирпичу на шею и утопит в ближайшем пруду.
      Разве вам не ясно теперь, товарищи, что все зло нашей жизни исходит от тирании двуногих? Стоит только избавиться от Человека, и плоды нашего труда будут принадлежать нам. Почти в тот же день мы станем богаты и свободны. Итак, что же нам следует делать? А вот что: день и ночь, душой и телом трудиться во имя освобождения от гнета человеческой расы!
      Вот вам мой завет: Восстание! Я не знаю, когда Восстание грянет, быть может, уже через неделю, а, может быть, только через сотню лет, но я убежден, что справедливость рано или поздно восторжествует. Это так же верно, как то, что под ногами у меня сейчас вот эта солома. На все оставшиеся дни - сделайте Восстание целью вашей жизни. И передайте мой завет тем, кто придет после вас, - и пусть будущие поколения доведут нашу борьбу до конца!
      И помните, товарищи, никаких колебаний! Никакие кривые слова не должны сбивать вас с толку! Не слушайте, когда вас станут уверять, будто у Человека и животного - общие интересы, что его процветание - это наше процветание. Все это ложь. Кроме себя самого, Человек не нужен никому.
      А мы, животные, будем крепить наше единство и товарищество по борьбе. Все люди - наши враги. Все животные - соратники.
      Последние слова Майора потонули вдруг в ужасном гаме. Оказывается, четыре огромные крысы незаметно выбрались из своих нор и, присев на задние лапки, тоже слушали его речь. Хотя и не сразу, но собаки все-таки учуяли их, и только стремительным бегством в норы крысы спасли свои шкуры. Майор приподнял переднее копытце, призывая к молчанию.
      - Товарищи, - сказал он, - вот вопрос, который надо решить немедленно: друзья нам или враги дикие животные вроде крыс или зайцев? Давайте поставим это на голосование. Я предлагаю собранию вопрос: считать ли крыс нашими товарищами?
      Голосование провели немедленно, и подавляющим большинством голосов было решено, что крысы - товарищи. Только четверо голосовали против этого: три собаки и кошка. Впрочем, как выяснилось, киска подняла лапу дважды - и за, и против.
      Майор продолжал:
      - Мне остается сказать немного. Я повторю: помните всегда, что ваш долг быть врагами Человека и всего образа жизни Человека. Любой двуногий - враг. Любое четвероногое, любая птица - друг. Помните, что, сражаясь против Человека, вы ничем не должны уподобляться ему. Даже когда вы одолеете его не перенимайте его пороков. Ни одно животное не должно жить в доме, спать в кровати, носить одежду, пить спиртное, курить, прикасаться к деньгам, торговать. Все обычаи Человека - зло! И самое главное: пусть животное никогда не угнетает себе подобных. Сильные и слабые, разумные и не очень все мы братья. Животные не должны убивать других животных. Все животные равны.
      А теперь, товарищи, я поведаю вам свой последний сон. Передать его весь я просто не в силах. Это был сон о земле, какой она будет после исчезновения Человека. И вспомнилось мне давно позабытое. Много лет тому назад, когда я еще был поросенком-сосунком, моя мать и другие свиньи, бывало, напевали старую песню, хотя помнили только мотив, да еще три первых слова из нее. В детстве я знал эту мелодию, но с тех пор прошло много лет и она выветрилась из моей памяти. И вот эта мелодия вдруг припомнилось мне вчерашней ночью во сне. Мало того, слова песни, которые, как я уверен, сочинили животные давным-давно и которые, казалось, исчезли из памяти поколений, - слова песни я тоже вспомнил! Я спою вам эту песню, товарищи. Я стар, и голос мой хрипит, но когда вы запомните мелодию и слова, вы сами споете лучше. Она называется "Все животные Британии".
      Старый Майор откашлялся и запел. Как он и предупреждал, голос у него был хриплый, но пел он совсем неплохо, и мотив у песни был бодрый, что-то среднее между "Клементиной" и "Кукарачей". Слова были таковы:
      Все животные Британии,
      Звери, птицы и скоты,
      Верьте мне, что день настанет
      И исполнит все мечты.
      Мир насилья мы разрушим,
      Власть двуногих упадет.
      Вольно и единодушно
      Будет жить свободный скот!
      Знайте все: мы с вами скоро
      Свергнем тяжкий гнет цепей,
      Сбросим шоры мы и шпоры,
      И забудем свист плетей.
      Ждет нас сладкая свобода,
      Мир прекрасней наших грез:
      Покоренная природа,
      Сено, клевер и овес.
      Будет свекла кормовая,
      Рис и теплая вода,
      И людская воля злая
      Нас оставит навсегда.
      К цели будем мы стремиться,
      Силы наши велики!
      За работу, кони, птицы,
      Свиньи, овцы и быки!
      Все животные Британии
      И других земель скоты,
      Верьте мне, что день настанет
      И исполнит все мечты!
      Эта песня привела животных в дикое возбуждение. Майор еще не добрался до ее конца, а они уже подхватили песню сами. Даже самые глупые из них сразу же усвоили мотив и часть слов, а что касается самых разумных, таких, как свиньи и собаки, то они за несколько минут запомнили всю песню наизусть.
      И после нескольких проб вся ферма в потрясающем единстве разразилась "Животными Британии". Коровы мычали эту песню, собаки ее выли, овцы блеяли ее, лошади ржали, утки крякали. Они были в таком восторге от песни, что спели ее пять раз кряду и пели бы еще всю ночь, если бы их не прервали.
      Пение, к несчастью, разбудило мистера Джонса, который вскочил с кровати в полном убеждении, что во двор забралась лисица. Он схватил охотничье ружье, которое всегда стояло заряженным в углу его спальни, и выпалил в темноту картечью шестого калибра. Несколько картечин попало в стену гумна, и все скопище моментально распалось. Все разбежались по своим углам. Птицы взлетели на шестки, животные улеглись в солому, и очень скоро вся ферма погрузилась в сон.
      Глава вторая
      Три ночи спустя старый Майор мирно скончался. Он заснул и уже не проснулся. Его тело зарыли на окраине фруктового сада.
      Это случилось в начале марта. В течение последующих трех месяцев на ферме шла бурная конспиративная деятельность. Речь Майора наиболее разумным животным фермы открыла совершенно новый взгляд на жизнь. Они не знали, когда начнется предсказанное Майором Восстание, у них не было никаких оснований полагать, что они до этого доживут, но они ясно осознали свой долг готовить Восстание.
      Все бремя организации и обучения легло на плечи свиней, которые, по общему признанию, были самыми одаренными среди животных. Особенно выделялись два племенных кабана, Наполеон и Снежок, которых мистер Джонс выращивал на продажу. Наполеон, единственный на ферме хряк беркширской породы, был довольно свиреп на вид. Он не отличался красноречием, но все уважали его за умение настоять на своем.
      Снежок был бойчей, изобретательней и гораздо острей на язык, но многие считали, что глубиной характера он уступал Наполеону.
      Еще несколько холощеных кабанов мистер Джонс откармливал на убой. Из них наибольшей популярностью пользовался толстый маленький боров по кличке Визгун - с округлыми щечками, мигающими глазками, проворными движениями и пронзительным голоском. Это был блестящий оратор. Когда Визгун доказывал какой-нибудь особенно трудный тезис, он обыкновенно припрыгивал из стороны в сторону и подергивал хвостиком, что всегда как-то очень убеждало. О нем говаривали, что Визгун из черного может сделать белое.
      Эти трое развили учение старого Майора в законченную систему воззрений, которую они назвали Зверизмом. Ночами, по нескольку раз в неделю, как только мистер Джонс засыпал, они устраивали тайные сборища на гумне, где излагали принципы Зверизма другим животным. Поначалу они столкнулись с определенным недомыслием или равнодушием. Некоторые животные напоминали о долге повиновения мистеру Джонсу, которого они называли "Хозяин", выдвигая примитивные доводы типа: "Мистер Джонс кормит нас. Если его не станет, мы передохнем с голоду". Другие спрашивали: "Зачем нам заботиться о том, что произойдет только после нашей смерти?" или "Если Восстание в любом случае неизбежно, то какая разница, будем мы его готовить или нет?", и нелегко было свиньям убедить их, что такие высказывания противоречат духу Зверизма. Самые глупые вопросы задавала белая кобылка Молли. Первое, что она спросила у Снежка, это будет ли после Восстания сахар.
      - Нет, - твердо ответил Снежок, - мы не сможем сами производить у себя сахар. Да тебе и не нужен будет сахар. У тебя будет овса и сена, сколько ты захочешь.
      - А можно мне будет вплетать в гриву ленточки? - спросила Молли.
      - Товарищ зверь, - сказал Снежок, - эти твои любимые ленточки - не что иное, как символ рабства. Неужели ленточки тебе дороже свободы? Я уверен, что нет!
      Молли согласилась, но ее согласие не выглядело особенно искренним.
      Еще более тяжелую борьбу выдержали свиньи, разоблачая вредные выдумки ручного ворона Моисея. Любимчик мистера Джонса Моисей был, конечно, шпионом и сплетником, но зато врал он талантливо. Он утверждал, что после смерти все животные будто бы попадают в чудесную страну под названием Леденцовые Горы. Моисей уверял, что эти Леденцовые Горы находятся где-то высоко в небе, за облаками. Там семь воскресений на неделе, свежим клевером кормят зимой и летом, а колотый сахар и льняной жмых растут прямо на заборах. Животные недолюбливали Моисея за то, что он только болтает и не работает, но многие из них верили в Леденцовые Горы, и свиньям пришлось потратить немало усилий, доказывая, что такой страны не существует.
      Наиболее верными учениками свиней оказались обе ломовые лошади, Боксер и Кашка. Они с огромным трудом могли бы что-нибудь придумать сами, но признав однажды свиней своими учителями, они принимали все, что те говорили, на веру и в доходчивых выражениях объясняли это другим животным. Они никогда не пропускали тайных сходок на гумне и первыми запевали "Всех животных Британии". Собрания всегда заканчивались пением этой песни.
      Случилось так, что Восстание победило раньше и намного легче, чем предполагалось. Мистер Джонс хотя и был жестоким человеком, но в прежние годы хозяйствовал не так уж и плохо. Теперь же у него вдруг пошла полоса неудач. Началось с того, что он с большим убытком проиграл какую-то тяжбу, пал духом от этого и запил. Целыми днями он сидел на кухне, развалясь в виндзорском кресле, полистывал газеты, наливался спиртным и кормил Моисея размоченными в пиве хлебными корками. Его работники обленились и стали подворовывать, поля заросли бурьяном, крыши построек прохудились, живые изгороди пришли в полное запустение, а скотина была все время недокормлена.
      Приближался июнь, и сено почти созрело для косьбы. В канун Иванова дня, который пришелся на субботу, мистер Джонс отправился в Виллингдон и там до того нарезался в "Рыжем Льве", что в воскресенье возвратился домой только к полудню. В отсутствие хозяина его работнички сразу после утренней дойки отправились охотиться на зайцев, даже и не подумав покормить скотину. Сам же мистер Джонс, вернувшись, тут же завалился на диван и заснул с газетой "Ньюс оф зе уорлд" на лице, так что и к вечеру животные остались голодными. Наконец терпение у них лопнуло. Одна из коров вышибла рогами двери амбара, и голодные животные набросились на мешки с зерном.
      Как раз в это время мистер Джонс наконец продрал глаза. Уже через минуту он и четверо его людей ворвались в амбар с бичами и принялись хлестать всех, кто только попадался под руку. Этого животные уже не могли вынести. Хотя заранее они ни о чем подобном не сговаривались, тут они совсем озверели и в едином порыве набросились на своих мучителей. На Джонса и его людей со всех сторон посыпались удары рогов и копыт. Положение совсем вышло из-под контроля. Люди раньше никогда не видели, чтобы скотина вела себя таким образом, и их напугало и ошеломило внезапное возмущение тварей, которых они привыкли стегать бичами и вообще помыкать, как вздумается.
      Пустив в ход сапоги, пару минут они еще пытались обороняться. Но еще через минуту все пятеро пустились в бегство по проселку, ведущему к главной дороге, а животные, торжествуя, преследовали их.
      Когда миссис Джонс выглянула во двор из окна спальни и увидела, что там происходит, она поспешно покидала кое-какие пожитки в саквояж и выскользнула с фермы другой дорогой. Моисей снялся со своего шеста и, громко каркая, полетел за нею вслед. Между тем животные прогнали Джонса и его работников и захлопнули за ними обитые железными скрепами главные ворота фермы. Вот так, даже не осознав случившегося, животные свершили победоносное Восстание: Джонс был изгнан, а "Барская Ферма" перешла к ним. Первые минуты животные едва верили в свою удачу. Одержав победу, они сначала табуном промчались вдоль границ фермы, словно желая удостовериться, что от них не укрылось ни одно отродье рода человеческого. А потом они помчались назад в усадьбу, чтобы вымести последние следы ненавистной тирании Джонса.
      Они взломали на конюшне дверь в кладовую, где хранилась упряжь, и утопили в колодце удила, кольца для ноздрей и собачьи цепи, изуверские ножи для кастрации поросят и ягнят. Поводья, уздечки, шоры, унизительные торбы они побросали в подожженную мусорную кучу во дворе. Туда же закинули и бичи, и когда они заполыхали, животные запрыгали от радости. Ленты, которые вплетали в лошадиные хвосты и гривы по праздничным дням, Снежок также бросил в огонь.
      - Ленты, - сказал он, - следует рассматривать как одежду, каковая является отличительной чертой расы двуногих. Животные должны блюсти свою наготу.
      Услышав это, Боксер сходил за маленькой соломенной шляпкой, которой он летом прикрывал от мух свои уши, и тоже предал еo огню.
      После того, как они уничтожили эти напоминания о тирании Джонса, Наполеон повел их назад к амбару и выдал всем двойную норму зерна, а каждой собаке по два сухарика. Потом семь раз кряду спев "Всех животных Британии", они разошлись по своим своим местам и заснули так крепко, как не спали никогда.
      На рассвете они проснулись как обычно и тут же, вспомнив, что произошло накануне, все вместе выбежали на пастбище. Здесь на лугу находился холм, с которого открывался вид на всю ферму. Животные взбежали на этот холм и огляделись кругом. Это были их владения - все, что они видели в ярком утреннем свете, принадлежало им! Придя от этой мысли в восторг, они носились по кругу, по кругу, возбужденно подпрыгивали, катались по росе, набивали рты сладкой летней травой, копытами взрывали черную землю и вдыхали ее благоухание.
      Потом они устроили торжественный обход всей фермы и в немом восхищении обозрели пашни и луга, сад, пруд и рощу. Они как будто впервые видели все это, и даже сейчас им с трудом верилось, что теперь все это принадлежит им, животным.
      Вернувшись в усадьбу, они молча остановились у дверей господского дома. Дом теперь тоже принадлежал им, но внутрь входить все равно было как-то страшновато. Через минуту, однако, Снежок и Наполеон разом толкнули двери, распахнувшиеся от этого настежь, и животные гуськом вошли в дом, ступая с величайшей осторожностью из опасения перевернуть что-нибудь. Они переходили из комнаты в комнату на цыпочках, боясь выговорить слово даже шепотом и с каким-то благоговейным ужасом глядя на невероятную роскошь: на кровати с пуховыми перинами, на зеркала, на диван, набитый конским волосом, на брюссельский ковер и литографию с изображением королевы Виктории, стоявшую на камине в гостиной.
      Когда, спускаясь по ступенькам, они выходили из дома, кто-то вдруг хватился, что с ними нет Молли. Пришлось вернуться назад. Оказалось, что Молли отстала от всех и застряла в самой роскошной спальне. Взяв кусок голубой ленты с туалетного столика миссис Джонс, Молли примеряла его себе через плечо, любуясь своим отражением в зеркале с самым глупейшим видом. Ее жестоко выругали и покинули дом.
      Несколько свиных окороков, висевших на кухне, взяли с собой для погребения, да еще Боксер проломил ударом копыта пивной бочонок в буфетной больше в доме ничего не тронули. Тут же на месте они приняли единодушное решение сохранить дом как музей. Ни у кого и мысли не возникло, что кто-нибудь из них захочет тут поселиться.
      После завтрака Снежок и Наполеон вновь собрали всех животных.
      - Товарищи звери! - сказал Снежок. - Сейчас половина седьмого, и впереди у нас долгий день. Сегодня мы начнем сенокос. Но сначала нам предстоит еще одно неотложное дело.
      Свиньи открылись, что за последние три месяца они выучились читать и писать - по найденному ими на помойке старому букварю, когда-то принадлежавшему детям мистера Джонса. Наполеон послал за ведрами с черной и белой краской и повел всех вниз, к выходившим на главную дорогу воротам, которые были окованы пятью железными скрепами. Там Снежок, у которого был самый лучший почерк, замазал кистью слова "Барская Ферма" на верхней железной планке и вместо этого вывел: "Зверская Ферма". Именно так она должна была теперь называться. После этого они возвратились в усадьбу, где Снежок и Наполеон послали за стремянкой, велев приставить ее к торцовой стенке большого гумна. Они объяснили, что трехмесячными усилиями свиней принципы Зверизма сведены ныне к Семи Заповедям. Эти СЕМЬ ЗАПОВЕДЕЙ будут теперь начертаны на стене. Они образуют нерушимый закон, по которому отныне и навеки будут жить все звери фермы. Не без труда (потому что свинье нелегко удержать равновесие на ступеньках лестницы) Снежок взобрался наверх и принялся за работу, а Визгун несколькими ступеньками ниже держал ведро с краской. Заповеди были выведены большими белыми буквами на просмоленной стене, и каждый мог прочесть эти буквы с тридцати ярдов. Они гласили:
      СЕМЬ ЗАПОВЕДЕЙ
      1. Всякое двуногое существо - ВРАГ.
      2. Всякое четвероногое или пернатое существо - ДРУГ.
      3. Зверь не носит одежду.
      4. Зверь не спит в кровати.
      5. Зверь не пьет спиртное.
      6. Да не убьет зверь другого зверя.
      7. Все звери равны.
      Все это было выведено очень красиво и, не считая того, что вместо "друг" на самом деле получилось "дург", да еще буква "с" смотрела в одном месте не в ту сторону, все остальное было написано совершенно правильно. Снежок огласил текст Заповедей. Все согласно закивали, а самые умные из животных тут же принялись заучивать заповеди наизусть.
      - А теперь, товарищи, - сказал Снежок, отбросив кисть, - на сенокос! Уберем сено быстрее, чем работники Джонса, пусть это будет делом нашей чести!
      В эту минуту все три коровы, которые давно переминались с ноги на ногу, громко замычали. Бедняг не доили уже целые сутки, и они просто лопались от переполнявшего их молока. После недолгих размышлений свиньи послали за подойниками и справились с делом довольно успешно - раздвоенные копытца свиней, как оказалось, были вполне приспособлены для этой задачи. После дойки набралось целых пять ведер пенящегося жирного молока, на которое многие из животных смотрели с неподдельным интересом.
      - Что мы с ним сделаем? - спросил кто-то.
      - Джонс иногда добавлял немного молока в наше пойло - прокудахтала какая-то курица.
      - Не думайте об этом, товарищи, - воскликнул Наполеон, заслонив молочные ведра собою. - О молоке позаботятся. Сенокос сейчас важнее всего. Товарищ Снежок поведет вас. Я присоединюсь к вам через несколько минут. Вперед, товарищи! Дело не ждет!
      И животные строем зашагали на работу. Вернувшись вечером, они заметили, что молоко куда-то исчезло.
      Глава третья
      Как они работали и сколько пота пролили на этом сенокосе! Но труды их не пропали даром, потому что результат уборки превзошел все их ожидания.
      Работалось иногда очень трудно: все инструменты были приспособлены под людей, а не под животных, и главным препятствием было то, что ни одно из животных не могло справиться с орудиями, применение которых требовало хождения на двух ногах. Свиньи, однако, проявляли чудеса изобретательности и так или иначе находили выход из любого положения. Что же касается лошадей, то они прекрасно знали каждую пядь земли, а в косьбе и скирдовании понимали едва ли не больше, чем Джонс и его работники.
      Само собой сложилось, что свиньи не принимали непосредственного участия в работах, а только руководили и надзирали за остальными - благодаря превосходству в знаниях обязанность руководить легла на них самым естественным образом. Боксер и Кашка сами впрягались в сенокосилку или большие ворошильные грабли на конной тяге (разумеется, без всяких удил и поводьев) и ходили размеренно кругами по лугу, а свинья шла сзади и по мере необходимости отдавала команды: "Но-о, товарищ зверь! Пошел!" или "Тпру, товарищ зверь! Тпру!". В ворошении и уборке скошенного сена приняли участие все животные, даже самые мелкие. Даже утки и куры, невзирая на жару, трудились весь день, перенося крохотные пучки травы в своих клювиках.
      В итоге они разделались с сенокосом на два дня раньше, чем в прошлом году работники Джонса. Уборку удалось провести совершенно без потерь, зоркие куры и утки подобрали все до последнего стебелька. И ни одно животное не украло ни травинки.
      Все лето дела на ферме шли как по маслу. Животные никогда в жизни даже и не подозревали, что могут чувствовать себя такими счастливыми. Каждый глоток еды доставлял им самое острое наслаждение, потому что это теперь и вправду была ИХ пища, которую они сами производили для себя, а не подачка жадного хозяина.