Глава 5

— Что он говорил? — спросила Лора, внимательно глядя вперед, неуверенная, что она хочет услышать ответ.

— Кто?

— Мой отец. — Она бросила взгляд на Брента, удивляясь его непонятливости. — Что он тебе говорил?

— Ничего, — заверил ее Брент, поворачивая на главную дорогу, ведущую из города.

Она положила локоть на оконный выступ.

— Я знаю, мне надо было ждать тебя внизу. — Брент ничего не ответил. Она посмотрела на него и заметила, каким напряженным стало его лицо. — Извини, я на самом деле… — Она не договорила, услышав его смех. — Что тут смешного?

— Ты. — Он повернулся к ней, и его глаза были полны нежности. — Ты нисколько не изменилась.

— Я изменилась, — возразила она, потом спросила. — В чем не изменилась?

— Ты до сих пор кидаешься на помощь слабому. Не так ли, Лора? — Он усмехнулся. — Но я больше не слабак.

— Ну, в общем, нет. Конечно же, нет. — Не обидела ли она его? Он казался таким самоуверенным, но за этой маской она чувствовала: в нем есть что-то от того мальчика из ее детства.

— Давай погорим о тебе, — сказал он. — Что огорчало все эти годы малышку Лору Бет?

— Ничего. — Ее губы скривились в ироничной усмешке, и она добавила: — Абсолютно ничего.

— Да? — Краешком глаза она увидела, как поднялись его брови. — Я должен поверить, что ты еще не до конца насладилась счастливой жизнью в этом Скукотауне?

— Дело не в городе. Дело во мне. Я чувствую какое-то… беспокойство! Как будто моя жизнь проходит мимо.

— Тогда почему ты сидишь здесь?

— Ты знаешь почему. — По его смущенному взгляду Лора поняла, что она всколыхнула его память. — У папы был сердечный приступ сразу после смерти мамы. Я нужна ему, я должна заботиться о нем.

— Лора… — В его голосе слышалось удивление. — Твоя мать умерла, когда тебе сколько было? Семь лет? Конечно, твой отец переживает это до сих пор.

Некоторые вещи люди никогда не в силах пережить. Ей хотелось сказать ему это, но правду о смерти матери и обо всем, что привело к столь трагическому концу, они с отцом никому не рассказывали. Поэтому у всех сложилось впечатление, будто жизнь Лоры — это сплошная идиллия, а ее родители были такими людьми, о которых пишут в книгах. На самом деле ее жизнь с отцом была немногим счастливее, чем жизнь Брента в детстве.

Не потому ли ее всегда тянуло к нему? Ей много раз хотелось поговорить с ним о его родителях, но по привычке она удержалась от этого и сейчас.

— Я не только из-за его сердечного приступа осталась с ним. Были… другие соображения.

— Например? — Он недоверчиво посмотрел на нее.

— Например, то, что менеджер из офиса моего отца ушла без всякого предупреждения в то лето, когда я окончила среднюю школу. И отцу нужен был помощник на время, пока он не найдет ей замену.

— Вероятно, — Брент поднял руку, — он так и не нашел никого, кто мог бы вынести его столь долго?

— Нет, это не так, — сказала Лора. — Я поняла, что мне понравилось работать менеджером. Более того, оказалось, что я очень подхожу для этого места. Или по крайней мере я подходила. — Она нахмурилась. Это звучало эгоистично, она должна за многое быть благодарна в своей жизни.

— Подходила? — удивился Брент. — Разве ты больше не работаешь менеджером?

Лора пожала плечами.

— Папа продал свою практику.

— И что же? Его уход от дел вовсе не означает, что и ты должна оставить работу.

Она посмотрела в окно на величественные дубы, росшие вдоль дороги. Один за другим они убегали вдаль, как и ее дни, похожие друг на друга. Уже несколько месяцев она пытается убедить себя, что работа на ниве милосердия ее вполне устраивает и больше ничего ей не надо. Нужды в деньгах у нее нет. Так почему же она чувствует неодолимую потребность что-то изменить? Почему не может довольствоваться только положением дочери доктора Моргана?

— Он заставил тебя уйти, — высказал предположение Брент. — Да?

— Он ничего не заставлял меня делать. Мы оба почувствовали, что новый доктор имеет право нанять свой собственный штат.

— Да, верно.

Она скрестила руки на груди, всем своим видом показывая, что не согласна с ним. Истинная причина ее ухода с работы после отставки ее отца была не в этом. Просто она поняла, что легче подчиниться желаниям отца и отказаться от работы, чем постоянно жить в атмосфере невыносимого молчаливого осуждения. Тогда она даже не понимала, какой бесполезной будет чувствовать себя без работы.

— Извини, — вздохнул Брент, — я не хотел огорчать тебя и обсуждать твоего отца.

— Я не огорчилась, — заявила Лора. Но, увидев сомнение в его глазах, она признала, что он прав. Разговор об отце все-гда отдалял их друг от друга. Теперь надо было поднять настроение. — Впрочем, в одном ты прав, — она скрестила ноги и наклонилась к нему, стараясь выглядеть игриво и соблазнительно. — Меньше всего, я думаю, нам стоит обсуждать моего отца во время нашего жаркого свидания.

— Жаркого свидания? — Он уставился на нее. Удивленная его смущением, Лора решила его поддразнить и тоном красотки южанки произнесла:

— А как бы еще ты определил то, когда девочка выходит вечером с мальчиком, который заставляет трепетать ее сердце?

Посерьезнев, он бросил взгляд туда, где находилось ее сердце. Потом его взгляд скользнул ниже, и складка между бровями стала глубже. Проследив за его взглядом, она увидела, что ее юбка задралась и показался край чулок.

Смутившись, Лора поправила подол юбки и выпрямилась, мысленно уверяя себя, что нет причин для беспокойства. Вообще нет никаких причин для беспокойства. Множество женщин носят чулки вместо колготок. Особенно когда воздух в городе раскаляется.

Брент, по-видимому, решил включить кондиционер. Ну конечно, ее щеки пылали из-за того, что кондиционер был выключен.

— Сегодня очень теплый вечер, — сказала она. — Я имею в виду для апреля.

Он снова положил руку на руль и посмотрел вперед.

— Да. Жарко.

Она ломала голову над причиной его внезапной отстраненности. По ее мнению, у него не могло быть причин для беспокойства. Разве что ее чулки. Что она их носит. Но это смешно. Не думает же он, что она так оделась только для него.

Они свернули с двухполосной дороги графства на четырехполосную, с густой зеленой травой на обочинах и цветущим багряником. Фонтанчики воды на гранитных столбах били вверх с обеих сторон от входа в загородный клуб.

Брент подумал, что сможет расслабиться, как только они приедут в клуб. Он всегда хорошо себя чувствовал с Лорой.

Они уже достаточно далеко отъехали от Бисон-Ферри, но этот загородный клуб ему был хорошо знаком. Метрдотели, официанты, накрахмаленные скатерти, прекрасная кухня — все это могло бы отвлечь его от мыслей о ногах Лоры.

По крайней мере он так думал.

И все же он не смог перестать думать о ее длинных стройных ногах и о том, как она изящно спускалась по лестнице. И о чулках, о тех проклятых чулках.

Он выпрямился на стуле и огляделся, отыскивая глазами официанта. Суп и салат они уже съели. Основное блюдо должны сейчас принести.

— Расскажи мне о Денвере, — попросила Лора, опираясь подбородком на сцепленные пальцы. — Он лучше Альбукерка?

— Что? — Он повернулся к ней и заметил, как мягкий свет ласкает ее кожу. Откуда-то сзади доносились звуки скрипки, играли Моцарта. Через стеклянную стену вечернее солнце проникло в зал, и ее волосы запылали золотым огнем.

— Так что Денвер? — подталкивала она его. Без толстых очков, которые она носила в детстве, ее глаза искрились, словно голубоватые алмазы.

— Да, конечно. Денвер. — Брент пытался вспомнить, на чем они остановились. Он рассказывал ей о тех годах, когда он работал репортером после окончания колледжа, и о том времени, когда стал телеведущим в Хьюстонской телестудии. — Веришь или нет, но Денвер мне не показался интересным…

Он рассказывал эту историю сто раз, он выучил ее наизусть, но всякий раз украшал новыми деталями, опускал скучные моменты, сводил к нулю глупости, которые делают новостное вещание таким, какое оно есть: оно дает ему ощущение бодрости, постоянные перемены, оно кровь его жизни.

— Ты говоришь так, будто скучаешь по работе репортера. — Она едва заметно кивнула, и нежная улыбка тронула ее губы. От ее пристального внимания ему стало неловко.

Он понятия не имел почему. А причина заключалась в одном, он сознавал это сам: его влекло к ней, чего он никак не ожидал, и это его вовсе не радовало.

Он знал, еще будучи ребенком, что некоторые желания — словно чудовище, спрятавшееся в шкафу, который не следует открывать. Мудрый мужчина, как умный ребенок, инстинктивно чувствует, какие двери шкафа лучше всего запереть наглухо и навсегда.

Официант принес бифштексы и бутылку мерло. Брент сосредоточился на дегустации вина, он попытался переключить внимание на еду.

— Я думаю, что на самом деле скучаю по репортерской работе.

— Тогда почему ты оставил это дело? — спросила она, принимаясь за бифштекс.

— Ты действительно не понимаешь почему? — Он засмеялся. — Мне предложили должность телеведущего в вечерних новостях. Никто не откажется от такого поворота в карьере.

— Да, но если ты получаешь большее удовольствие от работы репортера, чем от роли телеведущего…

— Лора, — Брент покачал головой, — ты хотя бы представляешь, насколько больше денег получает телеведущий, чем репортер?

Секунду она изучала его лицо.

— А если бы платили одинаково?

— Я бы вернулся к репортерству в тот же момент. Нет, — быстро добавил он, — нельзя сказать, что мне не нравится быть телеведущим. Эта должность предъявляет свои требования: изнурительный темп, неудобное время, каждый раз битва с режиссером за определение главных тем и распределение времени.

— Что еще может желать мужчина? — подвела она итог, улыбаясь.

У нее, оказывается, самая невероятная улыбка, сладкая и чувственная, естественная и смелая. На секунду Брент, кажется, потерял над собой власть. Подняв бокал, он проговорил:

— Верно.

— Итак, расскажи мне о Хьюстоне.

Он сделал большой глоток вина и рассказал несколько историй о тамошнем телевидении, полагая, что рано или поздно он остановится на теме, которая вытеснит из его головы длинные ноги Лоры и нежную кожу там, где заканчиваются ее шелковые чулки. Хорошо, что она не надела черные чулки. Или белые. Белые были бы определенно хуже. Белые чулки вызывали к жизни видения смятых простыней, кружевного дамского белья, длинной нитки жемчуга на гладкой коже.

Это смешно. Он сидит в ресторане, в окружении людей, все они наблюдают за ним с откровенным любопытством, а он в это время мысленно раздевает Лору Бет до самого пояса и подвязок.

— Что-то не так? — Лора подалась вперед и положила свою руку на его.

Он весь напрягся. Глядя на ее изящные пальцы с аккуратно подстриженными ногтями, он почувствовал, как паника охватывает его. Брент вытащил руку и отрезал кусочек бифштекса.

— Нет, конечно, нет.

Лора отодвинулась и нахмурилась, изучая Брента. Он лгал, и она это знала. Что-то определенно не так. Даже тогда, когда он рассказывал ей байки из своей журналистской жизни, она ощущала скрытое чувство напряженности. Она снова задумалась, что же на самом деле сказал ему ее отец. Или просто сам приезд в Бисон-Ферри так действует на него?

Возвращение в родной город могло пройти для него гораздо труднее, чем можно было вообразить, решила Лора. Представление в оперном театре способно смутить любого. Конечно, ее это беспокоило. А теперь, когда они переступили порог этого ресторана, горожане рассматривали Брента как нечто диковинное. Несколько человек уже подошли и попросили автограф. В первый раз Лора даже засмеялась, настолько глупой ей показалась их просьба. Эти люди знали Брента всю жизнь, а теперь просят у него автограф.

Когда подошли к нему в пятый раз, ей уже было не так смешно, и сейчас она не верила собственным глазам: Карл Аддерсон направлялся к их столу с салфеткой и ручкой в руке.

— Брент, это ты? — спросил Карл, как если бы шел мимо и случайно заметил Брента. — Ты, вероятно, меня не помнишь.

— Конечно, помню, мистер Аддерсон. — Брент встал, чтобы пожать ему руку.

Раздраженная таким вторжением, Лора отвернулась и посмотрела вдаль через стеклянную стену, возле которой стоял их столик. Отсюда она видела площадку для гольфа. Чуть дальше по просеке вышагивала африканская лань.

Дополнением к этой благостной спокойной картине явилось отражение Брента в стекле, говорившего с хозяином бакалейного магазина Аддерсоном. Брент работал у него три лета подряд. Мистер Аддерсон сжал руку Брента в своей, а сам рассказывал ему истории о Бренте, как будто он говорил с незнакомцем о старом друге. Все это время на лице Брента держалась напряженная улыбка. Что случилось с тихим, задумчивым мальчиком, которого она знала так давно? С тем, кто держал всех на расстоянии своим неподступным видом?

Где тот Брент, которого она знала много лет назад, кто скрывается под этим полированным, новым для нее фасадом? Или он просто поменял один щит на другой? Эта мысль расстроила Лору, она боялась, что этот новый щит отгородит его от нее.

Наконец мистер Аддерсон отошел, а Брент сел на свое место.

— Интересно, сколько еще человек подойдет и скажет: «Я знал тебя, когда… «?

— Тебе от этого неудобно, да? — заметила она.

— От чего?

— От всенародного обожания.

— А, ты об этом. — Брент попробовал засмеяться. Когда она не купилась на это, он вздохнул, сдаваясь: — Да, если хочешь знать правду, я действительно чувствую себя неловко.

— Почему?

— Я не знаю, — признался Брент. — Это что-то сверхъестественное и ненормальное. — Он отмахнулся, но потом удивил Лору внезапным вопросом: — Ты когда-нибудь чувствовала себя так, как… как будто никто на самом деле тебя не видит? Как будто они смотрят на тебя в упор, но не видят тебя.

Она смотрела на него, пораженная: он совершенно точно описал то, что она и сама чувствовала время от времени. Словно люди видели лишь то, что на поверхности: скромная дочь доктора Моргана, добропорядочная гражданка, упорная маленькая труженица. Ни один человек, кажется, не способен вглядеться в ее глаза и увидеть, сколько печали скрыто глубоко в ее сердце, сколько желаний, исполнение которых возможно лишь за пределами Бисон-Ферри. Она была женщиной со своими достоинствами и недостатками, с неисполненными мечтами. Но она боялась того, что когда-нибудь кто-то увидит все, что глубоко запрятано у нее внутри.

— Да, — спокойно сказала она. — Мне тоже знакомо это чувство.

Прежде чем Брент смог ответить, подошел официант и принес десерт. Брент подождал, пока они останутся одни, потом заговорил с насмешкой:

— Возвращаясь в город, я, видимо, хотел показать всем, кто смотрел на меня свысока, какой важной шишкой я стал.

— Если ты имеешь в виду, что намеревался произвести впечатление своим появлением в родном городке, то ты преуспел.

— Да, но я кое-чего добился в жизни. Кто думает о том, какой путь я прошел, чтобы достичь нынешнего положения? Впрочем, этого, наверное, достаточно, разве не так? — Их глаза встретились. — Я должен быть счастлив, что они видят только Брента Майклза, ведущего новостей, а не ребенка, косившего их газоны. Мальчика, который приносил им покупки из бакалейного магазина и подрабатывал в бильярдной в «Снэйк пул пэлас».

— Так почему этого недостаточно?

— Кто знает? — Он пожал плечами. — Вот уик-энд и закончен, я вернусь в Хьюстон, так в чем дело? Какое это имеет значение?