Julie Ortolon ТОО PERFECT

Перевод с английского Д. М. Петерсонс

Слишком идеально : роман / Джулия Ортолон; пер. с англ. Д.М. Петерсонс. — М.: ACT: ACT МОСКВА: ХРАНИТЕЛЬ, 2007. — 252, 4 с. — (City Style).

ISBN 5-17-039159-5 (ООО «Издательство ACT»)

ISBN 5-9713-3611-8 (ООО Издательство «ACT МОСКВА»)

ISBN 5-9762-1334-0 (ООО «ХРАНИТЕЛЬ»)

© Julie Ortolon, 2005

Глава 1

Сбылся самый страшный кошмар Эйми Бейкер. Она осталась на берегу тропического острова, всеми покинутая и забытая. Эйми не представляла, как теперь добраться до дома. Вернее, добраться-то было можно, но для этого пришлось бы подвергнуться унижению.

Вчера она горестным взглядом проводила лайнер, который на закате покинул остров. Эйми понятия не имела, что же теперь делать. Она путешествовала с пожилой парой в качестве няни их троих внуков. Незадолго до того как она оказалась забытой на этом острове, ее уволили.

Конечно, в этом она была виновата сама. Когда лайнер причалил к острову Сент-Бартс, Эйми поехала с детьми на пляж. Там они, как это не раз уже бывало во время других стоянок, увлеклись одной из придуманных ею игр: они были пиратами и искали клад. После яростной битвы на воображаемых мечах Эйми взглянула на часы и поняла, что совсем позабыла о времени. Опять! Час назад дети должны были пополдничать на корабле со своими бабушкой и дедушкой.

Дедушка был слаб здоровьем, поэтому виделся с внуками только за полдником.

Эйми примчалась на пристань вся взъерошенная и запыхавшаяся и была встречена крайне раздраженной бабушкой.

Естественно, именно в этот момент трое детей, которые так чудесно провели день, разревелись и заявили, что они устали, хотят есть и ненавидят этот круиз.

Не соверши Эйми раньше несколько подобных прегрешений, вполне возможно, что инцидент был бы прощен и забыт. Но теперь бабушка чувствовала себя вправе как следует отчитать Эйми в присутствии нескольких пассажиров. Она сама усадила детей в посыльное судно, перевозившее пассажиров от берега к кораблю и обратно. Эйми стало ужасно стыдно: чувство вины и смущения захлестнуло ее до самых подошв кедов. Она повернулась и, ничего не замечая вокруг, направилась прочь от пристани. В результате она заблудилась.

Если учесть крошечный размер Густавии, столицы острова, то такое, несомненно, было под силу только Эйми.

Когда она наконец добралась до пристани, ушло последнее посыльное судно. Эйми стояла на краю причала и, не веря своим глазам, наблюдала за тем, как солнце опускается в море, а корабль на горизонте становится все меньше и меньше. Как бы она ни боялась снова подниматься на борт, быть покинутой на причале было в тысячу раз страшнее.

При себе у нее были только пляжная сумка, немного денег на непредвиденные расходы, наполовину пустой тюбик крема от загара, лакомства для детей, книга «Как сделать свою жизнь идеальной» с автографом автора и мокрое пляжное полотенце, покрытое песком. У нее не было с собой ни одежды, ни даже нижнего белья, чтобы сменить купальник, одетый под шортами и футболкой. Все вещи, которые она взяла с собой в эту поездку, включая кредитные карточки и паспорт, остались на лайнере и теперь направлялись к острову Сент-Томас.

Конечно, можно позвонить бабушке и попросить выслать деньги, но она только прочитает ей лекцию о ее крайней рассеянности. А о том, чтобы связаться с подругами — Мэдди и Кристин, — не могло быть и речи. Они-то горы сдвинут, чтобы ей помочь, но тогда Эйми проиграет пари, из-за которого она, собственно, и отправилась в круиз.

Ей не хотелось единственной из трех подруг проиграть пари, которое они заключили почти год назад. Согласно этому пари каждая из них должна была преодолеть свой страх: Мэдди предложила свои картины галерее, справившись с боязнью, что они будут отвергнуты; Кристин пересилила свой страх перед высотой, освоив горные лыжи. Теперь настала очередь Эйми побороть свой страх перед незнакомыми местами и отправиться одной в дальнюю поездку. Пока она выполнила только половину задания: самостоятельно отправилась в круиз. Ей предстояло еще вернуться — также самостоятельно. Для Эйми это было самым настоящим подвигом — уехать из дома на целых две недели.

Эйми решила, что доведет дело до конца или окончательно потеряет веру в себя.

Ночь она провела в гостинице — на это ушло больше половины ее сбережений. Ей не спалось. Дальнейшие перспективы рисовались довольно туманно. Она оказалась покинутой на Сент-Бартсе — одном из самых дорогих островов в Карибском море. Пусть даже ее утерянные кредитки будут восстановлены — разве она сможет прожить на эти деньги целую неделю? Ну почему бы ей не застрять на каком-нибудь острове, где есть отели эконом-класса и универсамы, где можно купить одежду со скидкой? Нет, ее угораздило застрять на фешенебельном курорте, где все к тому же говорят по-французски!

На глаза Эйми навернулись слезы, но тут она вспомнила, как мать говорила, что никогда не стоит отчаиваться — этим делу все равно не поможешь. «Во всем есть светлые стороны, — бессчетное количество раз повторяла ее мать, — нужно просто уметь разглядеть их».

Эйми сглотнула комок, застрявший в горле, закрыла глаза и помолилась о том, чтобы суметь найти выход из создавшегося положения.

На следующее утро она связалась с турагентством, где ей пообещали, что ее вещи, оставшиеся на корабле, будут упакованы и доставлены домой. Эйми сочла это более разумным, чем просить прислать багаж на остров Сент-Бартс: она не знала, как долго здесь пробудет. Турагентство также разрешило проблемы, связанные с паспортом и кредитками. Через несколько минут Эйми уже снимала денежный перевод в местном банке.

Предстояло решить очередную задачу: найти такое место, проживание в котором она могла бы себе позволить. Видимо, Бог услышал ее молитву.

Эйми стояла на улице и размышляла, как выйти из создавшегося положения. Вдруг ее взгляд упал на объявление в окне агентства по трудоустройству:

СРОЧНО ТРЕБУЕТСЯ ДОМРАБОТНИЦА С ПОСТОЯННЫМ ПРОЖИВАНИЕМ В ДОМЕ

При виде этого объявления у Эйми перехватило дыхание. Конечно, она понимала, что нехорошо устраиваться на работу, зная, что через несколько дней попросишь расчет. Но нельзя было упускать такую возможность. К тому же она может приехать домой и через четыре недели.

Четыре недели на Карибских островах.

По телу Эйми забегали мурашки от ужаса и восторга.

Четыре недели! Неужели она на это способна?

Неуверенность и мнительность боролись в ней с жаждой свободы.

Обдумав и взвесив все, Эйми пришла к выводу, что дома не произойдет ничего страшного, если она вернется попозже. Она проработает две недели — если ее, конечно, возьмут, — потом подаст заявление об уходе и, отработав еще две недели, вернется домой за целую неделю до свадеб Мэдди и Кристин, назначенных на один и тот же день: день годовщины заключенного ими пари.

Когда Эйми вошла в агентство по трудоустройству, она тряслась от охватившего ее волнения и сомнений. А уже через час она направлялась на собеседование.

Она поднималась по тропинке, ведущей из Густавии к особняку, который был расположен на вершине одного из утесов, выходящих на залив. Мама оказалась права, думала она. Судьба подарила Эйми не катастрофу, а приключение. Самое настоящее приключение, а не воображаемое, какие до сего времени случались в ее жизни.

Она остановилась, чтобы перевести дыхание, и, заслонив рукой от солнца глаза, осмотрелась. Ах, какой чудесный открывался вид! В заливе на якорях качались десятки парусников и роскошных яхт. Их владельцы, наверное, исследовали этот тропический рай. Чуть поодаль на сверкающих водах Карибского моря покачивался огромный лайнер, напоминавший роскошный отель.

Эйми вдруг захотелось, чтобы это увидела мама. Такое желание часто возникало у нее во время круиза. Карибское море было одним из тех мест, которые они с мамой тысячу раз посещали в своем воображении. Они любили сочинять разные истории, в которых путешествовали по океану и перемещались по воздуху на своем волшебном летающем корабле.

«Видишь, мама? Это еще прекраснее, чем мы с тобой представляли».

Сердце ее наполнила сладкая боль воспоминаний.

Испугавшись, что разревется, если задержится здесь хоть немного дольше, Эйми снова начала подниматься по тропинке. Наконец через густые тропические заросли она увидела каменные стены. По мере того как Эйми приближалась к месту назначения, ее энтузиазм таял, уступая место новой тревоге. Строение на вершине утеса было не очень-то похоже на дом. Скорее, на старинный форт, который, наверное, охранял остров еще во времена пиратов.

Вопреки своему обыкновению Эйми не стала мечтать об отважных пиратах, а подумала: «Может, я свернула не в ту сторону?» Она взглянула на первый лист заполненной ею анкеты. Описание работы и адрес были написаны по-французски, но женщина из бюро занятости указала ей на эту тропинку и сказала по-английски, что тропинка приведет на вершину утеса. Безусловно, у Эйми был талант сворачивать не туда, но заблудиться на этой тропинке было не под силу даже ей. Или под силу?

Она в последний раз нырнула под густую завесу пальмовых ветвей и очутилась перед очень высокой каменной стеной, поросшей ракитником. Когда Эйми подняла взгляд на зубцы с бойницами, у нее закружилась голова. На том краю утеса, который был ближе к морю, высилась огромная квадратная башня.

Как замечательно! Настоящие древние руины в уединенном уголке тропического леса вдалеке от цивилизации.

Тропинка разделилась надвое: одна дорожка, огибая стену, уходила вверх, другая шла по краю утеса, над самым морем. Эйми выбрала ту тропинку, что была ближе к морю, и принялась сочинять историю об исследовательнице древних руин: «Отважный археолог Эмилия Бейкер пробирается через джунгли, чтобы открыть тайны загадочной крепости. Что стало с солдатами, которые когда-то ходили по этим зубчатым стенам? Может, их призраки все еще охраняют эту старую каменную крепость?»

При этой мысли по спине у нее пробежала сладкая дрожь.

В основании башни Эйми заметила дверь, но что-то это было не похоже на главный вход. Она продолжила свой путь по краю утеса, у подножия которого лежал залив. Обогнув наконец башню, она восторженно распахнула глаза. Часть стены была снесена, и с внутреннего двора открывался восхитительный вид на море.

Дом окружал одичавший тропический сад. Тропические цветы поражали яркостью красок и боролись за каждый кусочек земли под солнцем. Бугенвилии взбирались по стволам гигантских пальм, а бромелиады и орхидеи свешивались им навстречу. Калейдоскоп музыки и жизни дополняли стайки маленьких певчих птичек и хоровод бабочек. Сквозь густые заросли Эйми разглядела балкон на втором этаже: туда выходило около десятка дверей, завешенных жалюзи. По-видимому, несколько лет назад кто-то пытался превратить старый бастион в частную резиденцию, но теперь место выглядело совсем заброшенным.

Она пробиралась через густые заросли трав и деревьев. Благоухание цветов и влажной земли сводило с ума. Густые ветви почти не пропускали солнца. Полумрак придавал этому странному саду еще больше причудливости и фантастичности. Протянув руку, она отвела лист бананового дерева и очутилась лицом к лицу с маленькой обезьянкой, которая пронзительно завизжала. Сама Эйми тоже взвизгнула, отчего длиннохвостая обезьянка бросилась вверх по стволу дерева и спугнула красного попугая ара. Вокруг раскричались птицы.

— О Господи! — Эйми прижала руки к бешено колотящемуся сердцу, а успокоившись, посмеялась над собой. — Прости! — крикнула она бело-коричневой обезьяне, взиравшей на нее с ветки дерева.

Эйми вновь отправилась на поиски входа. Она обнаружила еще одну дверь, которая выглядела ничуть не лучше той, которую она ранее заметила в башне. На массивных железных петлях висела внушительных размеров рассохшаяся доска. Где-то на уровне глаз была прикреплена ухмыляющаяся горгулья — очень похожая на рассерженную обезьянку, которая теперь скрывалась на верхушке пальмы. Во рту горгулья держала большой круглый молоточек, а в ее безжизненных глазах читалось: «Ну что ж, стучи на свой страх и риск».

Интересно, кто живет в таком странном месте?

Эйми была очарована этой крепостью, но тем не менее ей не давало покоя дурное предчувствие. По спине у нее забегали мурашки. Ей часто приходилось иметь дело с богатыми и эксцентричными особами, но это место было каким-то уж чересчур странным. Может, позабыть о гордости, купить билет на самолет и улететь домой? Но тут она вспомнила о заключенном ею пари и решила, что ни за что не отступит. Справились же Мэдди и Кристин со своими страхами! И она справится.

Эйми быстро провела рукой по волосам, проверяя, не выбились ли непокорные каштановые кудри из аккуратно заплетенной косы. Что касается одежды, тут она уже ничего не могла поделать. Приходилось довольствоваться белыми шортами и полосатой матроской, купленной ею в корабельной лавке в качестве сувенира. Одета она была достаточно опрятно, хоть и не меняла одежду уже второй день.

Ну ладно, хватит сомнений. Эйми расправила плечи, взялась за ручку железного молоточка и постучала три раза. Отозвалось только эхо. Судя по звуку, за дверью была огромная пустая зала. В воображении Эйми тут же всплыли готические замки из старых фильмов ужасов.

Эйми в нерешительности мялась у двери. Казалось, прошла вечность. Она снова стала думать, что свернула куда-то не туда. Наконец дверь скрипнула и начала не спеша поворачиваться на ржавых петлях. Эйми собралась с духом: она не удивилась бы, если бы ей открыл сам Франкенштейн и с коварной улыбкой поманил бы ее внутрь.

Действительность оказалась куда страшнее: дверь отворил самый привлекательный мужчина, которого она когда-либо видела.

Запрокинув голову, Эйми взглянула на его загорелое лицо в обрамлении выгоревших от солнца волос, волнами ниспадавших на широкие плечи. Его яркая разноцветная рубашка была расстегнута до пояса, открывая взору великолепно сложенный торс. Похоже, при виде Эйми он очень удивился. Мужчина снял наушники МР3-плейера, который был прикреплен к поясу его шортов цвета хаки. Он был похож на американского эмигранта: таких американцев часто изображают на плакатах распивающими ром на пляже и слушающими Джимми Баффета.

— Бонжур! — восторженно произнес незнакомец. Скорее, не американский эмигрант, а французский, поправила себя Эйми.

Продолжая что-то тараторить по-французски, мужчина провел рукой по темно-рыжей эспаньолке, словно проверяя, все ли у него в порядке с внешностью. Лучше бы рубашку застегнул: тогда Эйми не пялилась бы на него разинув рот.

Зато теперь она могла не волноваться, что ее шорты и майка — неподходящий наряд для собеседования.

— И-извините, — выдавила она наконец. Эйми всегда чувствовала себя скованно в присутствии привлекательных мужчин. Хотя «привлекательный» — слабо сказано. Он словно бы сошел со страниц рекламной туристической брошюры, где обыкновенно изображаются роскошные люди, наслаждающиеся роскошным отдыхом. — Я не говорю по-французски. В агентстве мне сказали, что это не страшно.

— Ах да! Извините. — Он рассмеялся и махнул рукой, словно отгоняя все прежде произнесенные им слова. — Я говорю, что вы добрались сюда очень быстро. Мне только что звонили из агентства. Когда вы постучали, мне даже показалось, что я ослышался.

— А-а, — протянула она, глядя в его восхитительные глаза шоколадного цвета. Длинные ресницы — удивительно темные для мужчины с рыжеватыми волосами — придавали его взгляду мечтательное выражение. — Может, мне не стоило приходить?

— Нет, что вы! — На его лице отразился испуг. — Пожалуйста, заходите.

Она бочком протиснулась мимо него, держа перед собой пляжную сумку. Ей не давала покоя мысль о своей полноте.

Очутившись внутри, Эйми огляделась: она стояла посреди квадратной лестничной площадки. За исключением двери, через которую она вошла, других дверей вокруг не было. Каменная лестница вела наверх и терялась в отверстии, прорубленном в деревянном потолке. Прямо над головой у Эйми свисал с цепи ржавый круглый канделябр. Вокруг покрытых пылью свечей прилежно ткал свои сети паук. Послышался зловещий скрип петель, а затем стук захлопнувшейся двери. Мужчина затворил дверь, и стало совсем темно — только из отверстия в потолке пробивался свет. Эйми прищурилась. Глаза ее понемногу начинали привыкать к темноте. Тело окутала влажная прохлада дома.

— Вы не сразу нашли главный вход? — спросил мужчина.

— Что? — Она обернулась и увидела, как он запирает дверь на засов. — Ах да. Я думала… — Она почувствовала, как вспыхнули ее щеки: очевидно, нужно было свернуть на ту тропинку, что ближе к материку. Ну почему она всегда выбирает не то направление? — Я не сразу поняла, какую дорогу выбрать. Вы Ланс Бофорт?

— Да. — Он обернулся к ней. — А вы Эйми?

— Да, Эйми. Эйми Бейкер из штата Техас. — Как будто по акценту нельзя было догадаться!

— Как же я рад вас видеть! — Он протянул ей руку. Они обменялись коротким, деловым рукопожатием. У Эйми непонятно отчего учащенно забилось сердце. — Разрешите проводить вас наверх.

Она последовала за ним по лестнице, попутно рассматривая железные бра с факелами. Судя по закоптелым стенам, факелы совсем недавно зажигали.

— Разве у вас нет электричества?

— На этом этаже — нет. Иногда только. Совсем редко. — Он бросил на нее взгляд через плечо. — Человек, который затеял этот проект, хочет, чтобы атмосфера в замке была — как это называется? — аутентичной. Мы стараемся как можем.

Лестница закончилась, и Эйми удивленно захлопала глазами: они оказались в светлом просторном зале с высокими потолками. Вдоль стен стояли строительные леса, ведра с гипсом, а на полу валялись тряпки и всевозможный хлам.

Взгляд Эйми упал на двустворчатую дверь с косоугольными цветными стеклами, и она решила, что это вход в главный зал. В дверном проеме можно было различить ковровую дорожку. Двери, ведущие на балкон, были завешены жалюзи и открыты. В комнату проникал легкий бриз. Через пальмовые листья виднелось море.

— Как видите, здесь сейчас страшный беспорядок. Так будет, пока я не найду новых слуг.

— А что случилось со старыми? — спросила Эйми, пробираясь сквозь разбросанные тряпки.

— Хороший вопрос.

Миновав арку, они очутились в длинном пустом зале. Здесь когда-то тоже велись и не были закончены ремонтные работы. Зал представлял собой гигантский полуовал: во внутренней стене было очень много дверей, а внешняя была сплошь каменная. Через жалюзи пробивались лучи солнца и ложились на пыльный деревянный пол светлыми полосками.

— Мы нанимали много работников, но все сбегали без предупреждения. И с домработницами та же история. Нам' очень хочется найти кого-нибудь, кто задержится здесь надолго.

— А-а. — Эйми виновато прикусила губу.

Они прошли еще один длинный зал, три стены которого были увешаны книжными полками.

— Вы постоянно говорите «мы», «мы»… Вы обустраиваете замок вместе со своей супругой? — с надеждой спросила Эйми. Хоть бы он сказал «да»! Ей стало бы легче, если бы оказалось, что у этого обольстительного мужчины есть жена.

В ответ Ланс лишь усмехнулся и направился в комнату поменьше размером. Эйми последовала за ним и очутилась в помещении, временно оборудованном под кабинет. Окна здесь были распахнуты, и взгляду открывался восхитительный вид на морской залив. «Должно быть, мы в башне», — подумала Эйми. Посередине комнаты стоял длинный складной стол. Он был весь завален набросками чертежей, образцами плитки, засохшей краской и книгами из серии «Сделай сам».

Ланс обошел стол и уселся на вращающийся стул спиной к окну.

— Пожалуйста, садитесь.

— Спасибо. — Она примостилась на стуле с прямой спинкой лицом к Лансу. Дрожа, как кленовый лист, Эйми протянула ему свое резюме. Он принялся его читать, а Эйми, чтобы отвлечься от одолевавших ее страхов, стала разглядывать комнату.

Мебели здесь было мало. Только стол, стулья да обшарпанный старый буфет, стоявший рядом с закрытой дверью. В отличие от дверей, выходивших на балкон, эта была сделана из крепких досок и висела на черных петлях. Над буфетом блестела странная квадратная дощечка, кем-то прикрепленная к стене. Сами стены навеяли Эйми воспоминания о средневековом замке. Наверно, в таком замке будут чудесно сочиняться всякие истории…

Затем Эйми обратила внимание на стол, где лежали чертежи. Интересно, как обитатели замка намерены превратить его в резиденцию, пригодную для жизни? Посреди разбросанных чертежей и книг она заметила журнал «Глоуб». Вот уж что казалось здесь совсем не к месту!

На обложке красовался снимок темноволосого мужчины в темных очках. Он откинул голову назад, словно хотел отодвинуться от объектива. Заголовок гласил:

ПРОПАВШИЙ МИДАС КИНОБИЗНЕСА БЫЛ ЗАМЕЧЕН В ПАРИЖЕ.

Эйми решила, что журналист имеет в виду Байрона Паркса. Она не понимала, почему его прозвали голливудским царем Мидасом. Он не был ни продюсером, ни режиссером. Насколько Эйми было известно, круг его занятий был довольно ограничен: он посещал вечеринки, ходил на премьеры и назначал свидания кинозвездам. Может, он получил это прозвище по причине своего богатства? Когда его изображали на обложках с какой-нибудь красавицей, заголовки обычно гласили, что такая-то актриса была замечена с миллиардером Байроном Парксом. На своем веку Эйми пролистала немало таблоидов и знала, что он сын легендарного кинопродюсера Хамилтона Паркса и французской модели Фантины Фоллет. В статьях утверждалось, что он унаследовал лучшее, что только можно было унаследовать от обоих родителей: огромный трастовый фонд отца и фотогеничную внешность матери.

Эйми не могла не признать, что он очень элегантно выглядит в одежде от лучших европейских дизайнеров и в солнечных очках. Однако на всех фото, которые она видела, Байрон Паркс имел на редкость скучающий вид. Даже на фото, запечатлевших развитие его последнего романа со звездой Голливуда Джулианной Мур. Еще совсем недавно эти фотографии были растиражированы во всех таблоидах.

Многочисленные фотографии всегда изображали эту сладкую парочку одинаково: свежая и бодрая Джиллиан, повиснув на руке Байрона, улыбалась в объектив и вся светилась счастьем, словно только что выиграла главный приз карнавала. Эйми, глядя на такие фото, только головой качала: что звезда нашла в этом тусовщике, уставшем от жизни? Не такая уж он и находка! Через некоторое время Джиллиан, по-видимому, тоже пришла к такому выводу. Сладкая парочка из-за чего-то крупно поссорилась. В результате Джиллиан дала Парксу пощечину прямо перед сотнями объективов. Сразу же после этого Байрон Паркс исчез из Голливуда. С тех пор о нем не было ни слуху ни духу.

Прошло уже полгода, а люди все еще гадали о его местонахождении.

— Я вижу, что ваше последнее место работы — агентство «Няня в дорогу», — произнес Ланс Бофорт.

— М-м? — Эйми отвела взгляд от журнала.

Но было слишком поздно — Ланс заметил, что ее так заинтересовало. Нахмурившись, он затолкал таблоид под чертежный набросок. Выражение его лица потеряло часть прежнего дружелюбия.

— Ваше последнее место работы?

— Ах да. Агентство «Няня в дорогу». — Эйми поморщилась от собственной лжи: она не работала в этом агентстве, а всего лишь являлась обладательницей франшизы, что давало ей право подбирать опытных нянь для путешествующей элиты. Если он об этом узнает, то поймет, что надолго она здесь не задержится.

— Вам раньше приходилось работать домработницей? — спросил он.

— Профессионально — нет. — По правде сказать, она и няней-то раньше не работала, если не считать недавней безумной затеи, которая была обречена с самого начала. — Но последние одиннадцать лет я вела хозяйство в доме своей бабушки, так как она очень слаба здоровьем. Уверяю вас, я очень быстро учусь. Я могу готовить, убирать и бегать по разным поручениям, если нужно. — Боже, что она говорит? Бегать по поручениям! При одной мысли о том, что придется блуждать по незнакомому городу, в сердце ее заполз холодок ужаса. — Я очень хорошая повариха.

— Да? — Ланс окинул взглядом ее коренастую фигуру. Глаза его блеснули. Может, в этот раз то, что она такая пышка, сыграет ей на руку? Многие придерживаются ошибочной точки зрения, что полные люди более сведущи в кулинарии, чем худенькие. Похоже, Ланс тоже так считал. Он снова взглянул на анкету, и его энтузиазм несколько померк. — Хм-м-м… как я вижу, у вас нет рабочей визы.

— Женщина из бюро трудоустройства сказала, что поможет мне оформить визу, — заверила его Эйми. — Она отнеслась ко мне с большим участием.

— Нуда, нуда. — Он рассмеялся и откинулся на спинку кресла. Он так и излучал уверенность. Ах, как же Эйми завидовала таким самоуверенным людям! — Она сказала вам, почему нам так сложно найти работницу? Вернее, удержать ее?

— Нет. — Эйми нахмурилась. — Неужели эта работа такая трудная?

Ланс таинственно улыбнулся и повернулся на кресле. Косой луч солнца упал ему на лицо. Контраст яркого света и резкой тени придал его красивому лицу сходство с вурдалаком.

— Да нет… Все зависит от того, насколько вас может напугать то, что происходит ночью.

— Простите, я не совсем вас поняла. — Снова вернулась дрожь — на этот раз Эйми стало страшно по-настоящему. — Что происходит ночью?

Он смотрел на нее, прищурив глаза.

— Значит, она вам не рассказала. Вы ведь недавно на нашем острове?

— Да, совсем недавно.

— Ясно. — Он выразительно сдвинул брови. — Среди местных жителей бытуют разные глупые предрассудки.

— Глупые предрассудки?

Ланс оглядел комнату с таким видом, будто окинул взглядом всю крепость.

— Они считают, что хозяин этой чудовищной развалюхи — сам чудовище. — Он вновь взглянул на Эйми. Этот взгляд словно приковал ее к месту. — Но смею уверить вас, месье Гаспар такой же человек, как и мы с вами.

— Гаспар? — Любопытство Эйми боролось с суеверным ужасом.

— Так зовут человека, на которого вы будете работать.

— Но я думала, что буду работать на вас!

— Нет, нет. Я здесь даже не живу. — Судя по его интонации, Ланс ни за какие деньги не согласился бы поселиться в этом месте. — Я частный ассистент месье Гаспара. — Он указал на наброски и чертежи, раскиданные по столу. — Моя задача — подыскивать ему работников, которые могли бы реконструировать здание. Нелегкое это дело — ведь многие островитяне уверены, что в крепости водятся привидения.

— Привидения? — Несмотря на страх, в Эйми шевельнулся интерес. Ей всегда нравились истории о привидениях — по крайней мере о воображаемых привидениях. — Не может быть, чтобы люди всерьез этому верили!

— Представьте, верят. — Он развел руками, словно и сам в это верил и находил подобный предрассудок очень увлекательным. Затем со вздохом уронил руки. — К сожалению, с тех пор как приехал Гаспар, это место обросло еще более жуткими легендами. Живущие на острове прозвали его La Bete, Зверь.

— Но почему? Он что, такой злой?

— Он… обуреваем навязчивой идеей. У этого человека такое страшное лицо, что он терпеть не может показываться людям. Он приехал сюда в поисках уединения. Имея такие деньги, можно позволить себе жить отшельником.

— Он что, урод? — Эйми начинала испытывать к незнакомому Гаспару сострадание.

Ланс Бофорт неопределенно пожал плечами:

— Мне единственному разрешается его видеть. Могу сказать только, что понимаю, почему он предпочитает одиночество обществу. Иногда мне и самому тяжко на него смотреть.

Эти слова заставили Эйми вздрогнуть. Ужас какой! Да как этот прекрасно сложенный красавец смеет так рассуждать?

Что он знает о страданиях, которые испытывают некрасивые люди? Эйми очень хотелось сделать ему внушение, но вместо этого она сказала:

— Понятно.

Должно быть, по ее прохладному тону Ланс понял, о чем она думает, потому что он пожал плечами и произнес:

— Уверяю вас, я не сказал ничего такого, чего бы не говорил о себе сам месье Гаспар. Он купил эту крепость, чтобы жить вдалеке от любопытных глаз. К сожалению, предстоит много работы, чтобы привести здание в божеский вид, поэтому сейчас ни о каком уединении не может быть и речи.

— Кошмар!

Какой же все-таки этот человек бесчувственный! Разве можно с такой небрежностью говорить о подобных вещах!

Он бросил на нее любопытный взгляд, словно бы находя ее участие странным, а затем махнул рукой:

— Вас не должно это тревожить. Все, что от вас требуется, — это готовить, убираться и не нарушать уединение Гаспара. Может, через некоторое время он привыкнет к вам и покажется. Но это будет не сразу. Пока что он строго-настрого распорядился сделать все, чтобы ваши пути не пересекались. Вы согласны на эти условия?

— Значит, вы принимаете меня на работу?

— Моя дорогая, — за его эспаньолкой сверкнула обворожительная улыбка, — я принял вас на работу с того момента, как вы постучались в дверь. Вы согласны? Платить вам будут хорошо плюс проживание и бесплатное питание.

Эйми испытала огромное облегчение, поняв, что он не будет задавать лишних вопросов, не будет просить предоставить рекомендации и телефонный номер ее последнего работодателя. Как все оказалось просто!

— Да! Да, я согласна!

На лице Ланса отразилось облегчение.

— Когда вы сможете к нам перебраться?

— Можно уже сегодня?

— Прекрасно.

Глава 2

Радость Эйми несколько померкла, когда Ланс резко поднялся с кресла. Любезное выражение его лица сменилось напряженным.

— А теперь выслушайте правила, — сказал он. — Прежде всего — эта дверь.

Он указал на запертую дверь рядом с буфетом.

— Да? — Эйми тоже встала.

— Никогда, ни при каких обстоятельствах не смейте сюда входить.

Эйми широко распахнула глаза и с изумлением воззрилась на запретную дверь:

— А что за ней?

— Лестница, ведущая в частные покои месье Гаспара на верху башни.

— А-а. — Она подняла глаза на деревянный потолок. При мысли, что этот человек сейчас находится над ними, Эйми испытала странное чувство: она была и заинтригована, и испугана. Интересно, чем он занимается весь день? — Но… разве я не должна убирать в его комнате?

— Нет, с этим он и сам справится. — Ланс обогнул стол и приблизился к ней. — Пока не будет завершено строительство, ваши обязанности в основном будут заключаться в том, чтобы готовить ему еду и приносить ее сюда. — Он подошел к буфету и распахнул дверцу над ним. Внутри, в толще стены, оказался висевший на веревке деревянный ящик. — Это приспособление называется «немой официант».

— Правда? — Эйми подошла поближе. — В первый раз вижу. Как оно работает?

— Кладете сюда поднос, а затем дергаете за веревку. Поднос поднимается. Когда месье Гаспар поест, он спустит вам посуду.

— Понятно. — Эйми нахмурилась и снова взглянула на потолок. — Скажите, а он все время сидит в этой башне? Он что, чем-то болен?

— Да нет, физических хворей у него нет, — заверил Ланс. Впрочем, Эйми это ничуть не успокоило. Она испытала новый прилив сострадания и какого-то неясного беспокойства. — Пойдемте на кухню, — прервал ее мысли Ланс. — По дороге я расскажу вам о планах переустройства форта. — Они отправились обратно тем же путем, что и пришли сюда. — В этом крыле очень много маленьких комнат. Думаю, здесь раньше располагались квартиры офицеров. Мы хотим сделать из них две большие комнаты. А это библиотека.

— Вы только взгляните на все эти полки! — Посредине комнаты стояли козлы, а рядом валялись кучи досок — заготовки для будущих полок. — Как же здорово иметь столько полок для книг!

— Вы любите читать?

— Я просто обожаю читать.

— Значит, у вас с Гаспаром есть что-то общее, — прокомментировал Ланс, не сбавляя шагу.

Эйми старалась не отставать от него и попутно разглядывала грубые балки, которые поддерживали потолок. Она думала, что даже когда реконструкция будет закончена, место это по-прежнему сохранит суровую, несколько аскетичную атмосферу, отголоски тех времен, когда здесь обитали солдаты в форме. Интересно, как они жили?

— А это будет гостиная, — произнес Ланс.

К внешней стене комнаты примыкал массивный каменный камин. Он несколько странно смотрелся на тропическом острове, но Эйми решила, что, наверное, и здесь у погоды бывают свои капризы. К тому же в этой комнате камин казался к месту.

— Как здесь просторно! — Эйми представила, как будет хорошо в этой комнате, если распахнуть настежь двери и впустить внутрь бриз и солнечный свет. Сложно будет понять, на открытом воздухе ты находишься или в помещении. Люди смогут свободно разгуливать по комнатам. И насколько она могла судить, на просторном балконе хватило бы места, чтобы установить там мебель. — Господи, — сказала она, — какие здесь можно устраивать грандиозные вечеринки!

Ланс удивленно поднял бровь:

— Да, но уединенный форт на острове обычно покупают для того, чтобы скрыться от людского общества, а не для того, чтобы устраивать вечеринки.

— Да, конечно. — Эйми попыталась скрыть свой энтузиазм. — Просто этот дом… слишком большой для одного человека.

— У нас не так уж много комнат.

— Но они такие огромные!

Они вышли на лестничную площадку и свернули в длинный зал с высоким потолком, поддерживаемым балками.

— Дайте-ка я угадаю, — сказала она с широкой улыбкой. — Здесь, наверно, устроят зал для боулинга?

— Нет, столовую, — поправил Ланс с усмешкой. Похоже, он не ожидал, что она способна шутить.

— Bay! Жаль все-таки, что месье Гаспару так не нравится общество. — Эйми представила, как друзья собирались бы за этим длинным столом и рассказывали друг другу разные удивительные истории. — В такой огромной комнате можно накормить целую армию.

— Наверняка раньше так и делали. Она рассмеялась: он был прав.

— Значит, кроме башни, вы пользуетесь только этим этажом? А что находится на других этажах?

— Под нами расположено множество маленьких помещений. Судя по всему, кладовая, конюшни, загон для домашних животных и темница.

— Темница? Правда? — Как бы ей хотелось увидеть все это собственными глазами!

— А над нами находятся бывшие солдатские казармы, — продолжал объяснять Ланс, шагая через просторную столовую. — За них мы пока что не принимались.

— И что вы с ними собираетесь сделать? — Эйми стоило больших усилий шагать прямо — так и хотелось вертеться вокруг, разглядывая все это великолепие. Она чувствовала себя туристом, которому показывают восхитительные древности.

Он пожал плечами:

— Да ничего. Просто приберемся там.

Эйми пожалела, что столько места пропадает зря. Ведь все эти помещения можно было бы переоборудовать в комнаты для гостей. Вот было бы здорово! А еще можно было бы устроить из этого форта на тропическом острове восхитительную гостиницу. Наверняка здесь не переводились бы туристы, и каждый потом рассказывал бы своим друзьям, в каком чудесном месте ему довелось побывать.

Миновав зал, Ланс распахнул дверь и жестом пригласил Эйми войти.

— А вот и ваши владения, мадемуазель.

Эйми шагнула в просторную кухню. У нее перехватило дыхание: настолько это контрастировало с залами, которые она до этого видела! Залы были выкрашены в нейтральные тона и дышали мужеством. Кухня же сочетала в себе стиль французского кантри и тропические мотивы. Старые доски пола прекрасно гармонировали с бледно-желтыми стенами и светло-зелеными шкафчиками. В некоторых шкафчиках дверцы были сделаны из стекла и были видны кобальтово-синие, глиняно-красные и горчично-желтые блюда.

Плитку над раковиной украшали нарисованные вручную цветы и фрукты. Как и блюда, они отличались яркими красками. Рядом с раковиной стояла керамическая форма для выпечки в форме кукарекающего петуха. Из окошка над раковиной и из двери, ведущей на балкон, открывался великолепный вид. Впрочем, Эйми не сразу это заметила. Поначалу все ее внимание было приковано к дорогой газовой плите и холодильнику с морозилкой. Газовая плита примыкала к кухонному столу, так что с одной стороны располагались конфорки и гриль, а с другой — обыкновенный стол, где можно было есть. Вокруг стола стояли высокие табуретки. Сверху, на железной решетке, были расставлены кастрюли и сковородки. Несмотря на огромный размер кухни, сочетание красок и узоров не могло не радовать глаз.

— Мне здесь нравится, — сказала Эйми, осматриваясь вокруг.

— Рад, что вы одобряете.

— Одобряю. — Она улыбнулась. — Хорошо, что строители закончили кухню, перед тем как сгинуть.

— Вообще-то здесь потрудились не строители. Большую часть работы я выполнил сам.

— Правда?

— Так как у нас проблемы с работниками, мне много чему пришлось научиться.

Ланс так и светился от гордости.

— Вы хорошо поработали. Вы сами выбрали цвета?

— И да и нет. — Он удовлетворенно огляделся. — Кухня обустроена в том же стиле, что и кухня моей бабушки в Нарбонне.

Вот, значит, откуда взялись мотивы французского кантри. Хотя кухня его бабушки, наверно, уступает этой размером. Имея такую кухню, можно было бы накормить уйму гостей. Но вместо этого Эйми придется готовить лишь для таинственного затворника и для себя.

— Пойдемте, я покажу вам остальные комнаты. — Ланс распахнул дверь, за которой оказался маленький холл. В конце холла была голландская дверь. Очевидно, дверь эта вела наружу. — Здесь у нас гараж. Вы получите ключи от машины.

Когда Эйми услышала это, у нее чуть глаза не вылезли из орбит. Она и пешком-то может заблудиться, а на машине и подавно! Ведь она способна поехать в Густавию, а очутиться на противоположном конце острова.

— Прачечная вот здесь, — показал Ланс. — А это кладовая. Ваша комната тут. — Он распахнул дверь, расположенную прямо напротив кухни. — Она, правда, небольшая, но надеюсь, вам понравится.

Эйми зашла внутрь. Комната была окрашена в такие же веселые цвета, что и кухня. На плетеной мебели лежали яркие диванные подушки. Когда взгляд Эйми упал на кровать, она ахнула от восхищения.

У кровати были четыре столба, которые поднимались чуть ли не до потолка. На них была накинута москитная сетка. Эйми знала, что на тропическом острове такая сетка защищает от насекомых, особенно если учесть, что в окнах не было стекол, но все равно, она в жизни не видела ничего более романтичного.

Ланс подошел к балконной двери.

— Когда уходите из комнаты, не забывайте закрывать эту дверь. Здесь полно обезьян. Они тащат все, что блестит. Зато когда вы в комнате, можете смело наслаждаться чудесным видом.

Он распахнул дверь и отошел.

Выйдя на балкон, Эйми обнаружила, что ее комната расположена прямо напротив башни, в противоположном крыле здания. Далеко внизу виднелся скалистый берег бухты. Легкий ветерок, дувший с утеса, ласкал ее щеки. Эта головокружительная высота напомнила Эйми о ее подруге Кристин. Вот уж у кого точно случился бы сердечный приступ, очутись она здесь! А вот Эйми высота нравилась. Она любовалась морем и вдыхала соленый морской воздух.

— Как же здесь красиво! Просто невероятно.

— Я рад, что вы так считаете. — Ланс подошел к ней и тоже облокотился на перила. — Надеюсь, вы проработаете у нас дольше, чем ваши предшественницы.

Эйми обожгло чувство вины: ей вдруг захотелось рассказать о своем положении и покаяться, но она вовремя прикусила губу.

— И еще одно условие.

— Да? — Она обернулась к нему.

— Днем, когда в доме есть я или рабочие, можете спокойно гулять по замку и по саду. Но после того как вы подадите Гаспару ужин, никуда не ходите, кроме кухни. До самого утра.

— А на балконе сидеть можно? — спросила она, представив, как здесь будет здорово любоваться на звезды.

— Да, только во двор не выходите. Гаспар любит ночью прогуляться по саду. Если вы увидите его лицо до того, как он будет к этому готов, вас рассчитают по всем правилам. Это я вам обещаю.

— Ага. — Ну что ж, пусть ее уволят, когда придет время. Правда, Эйми не хотелось бы снова пережить такое унижение.

— Итак, вы согласны соблюдать эти правила? — спросил Ланс.

— Да, конечно.

— Хорошо. — Он улыбнулся такой ослепительной улыбкой, что у Эйми закружилась голова, хотя она понимала, что эта улыбка была вызвана облегчением: наконец-то он нашел домработницу! Интересно, что чувствуешь, если такой мужчина улыбается тебе, потому что очарован тобой? Несмотря на богатое воображение, Эйми не могла этого представить.

— Если вы хотите переехать к нам сегодня, я мог бы отвезти вас в город и помочь вам собрать вещи.

— О! — Эйми пыталась придумать, чем бы объяснить бедность своего гардероба. — Вообще-то у меня очень мало вещей. Лучше я сама пойду и заберу все свои пожитки.

— Вы уверены? Я буду только рад вам помочь.

— Нет, не стоит. — Она выдавила из себя улыбку. — К тому же скоро полдень. Пора готовить обед для мистера Гаспара. Пойду посмотрю, что к чему на кухне.

— Еще одна причина поехать в город. Я куплю в каком-нибудь ресторане готовый обед.

— Зачем же? Ведь теперь у вас есть кухарка. Он вскинул одну бровь:

— Если вы найдете в этой кухне из чего приготовить обед, значит, вы настоящая волшебница.

— Посмотрим, что где лежит. — Эйми улыбнулась. Ей всегда нравилось на кухне: она любила вдыхать приятные ароматы готовящейся пищи. Они вернулись на кухню. Эйми заглянула в буфет, холодильник и морозилку. Осмотр показал, что в запасе есть основные продукты питания, а также консервы. Их должно хватить на несколько блюд простого приготовления.

— Я справлюсь, не проблема.

— Вы уверены?

— Абсолютно. Обед будет — пальчики оближешь. Вам тоже приготовить?

— Да. — Похоже, Ланс все еще сомневался в том, что она справится. — Если у вас больше нет вопросов, то я возвращаюсь к своей работе.

— Да, конечно. — Она сделала рукой движение, подразумевавшее, что она его отпускает. — Я быстро приготовлю обед.

Когда Ланс ушел, Эйми вздохнула с облегчением. Наконец-то она может расслабиться и обдумать все, что произошло! Подумать только: она изыскала способ, как прожить на этом роскошном острове еще целых четыре недели! Какое ужасное и одновременно захватывающее приключение! Ей не терпелось рассказать обо всем Мэдди и Кристин. Они будут поражены ее смелостью.

Эйми раздулась от гордости, но при мысли о жестокой реальности вся ее радость улетучилась. Ее ноутбук остался на корабле. Она была полностью отрезана от мира.

Ее охватила паника.

Ноутбук помогал ей справиться со страхом перед путешествиями: она знала, что всегда может связаться с теми, кто остался дома. В любой момент Эйми могла написать им и убедиться, что в ее отсутствие с ее близкими не случилось ничего ужасного.

Эйми несколько раз глубоко вдохнула и попыталась уверить себя, что перед отъездом обо всем позаботилась и дома ничего страшного не случится. Она назначила Элду, одну из старейших нянечек, главной по офису и, что еще более важно, попросила ее присмотреть за бабушкой. Сама Эйми работала и жила в переоборудованном под офис вагоне, расположенном за домом бабушки, поэтому могла совмещать две работы: вести свой бизнес и ухаживать за старушкой.

Но как долго продержится Элда? Управлять офисом было несложно, но вот чтобы заботиться о Дафне Бейкер, или Мим, как ее звали родные, нужно было иметь терпение святого.

Как только Мим узнает, что Эйми вернется домой на несколько недель позже обещанного, она ударится в панику. С ней даже может случиться инфаркт или инсульт. Эйми представляла, как будет волноваться бабушка: что, если новый работодатель Эйми — насильник или маньяк-убийца? А вдруг она подхватит какое-нибудь тропическое заболевание и умрет? Вдруг ее похитят террористы?

Сколько Эйми помнила Мим, та всегда тревожилась, если внучка хоть ненадолго отлучалась из дома. Ей всегда казалось, что произойдет что-то страшное. Полная неспособность Эйми ориентироваться на местности лишь усиливала страхи Мим.

Впрочем, было куда вероятнее, что что-нибудь случится с самой Мим. Вдруг она упадет и сломает бедро, когда Эйми не будет рядом? Ей некому будет помочь! Эти две женщины, старая и молодая, постоянно подпитывались друг от друга страхом. Но два года назад Эйми решила: хватит! Хватит замирать от страха каждый раз, когда нужно пойти в магазин за покупками. Она так больше не может! И Эйми решила изменить положение, заставить Мим и себя пересмотреть жизненные установки. К этому она шла постепенно. Отправляясь в путешествие, Эйми хотела доказать бабушке и себе самой, что она может уехать из дома, справиться со всеми трудностями и вернуться домой живой и невредимой к такой же живой и невредимой бабушке.

А что, если все выйдет иначе? Она умудрилась заблудиться и теперь вернется домой позже, чем планировала. Что, если с Мим что-нибудь случится?

У Эйми свело спазмом желудок, и она испытала знакомое желание съесть хоть что-нибудь, чтобы пропало противное ощущение тошноты.

Нет, решила она. От того, что поешь, ситуация к лучшему не изменится. Раньше бабушка в таких случаях постоянно читала ей нотации по поводу ее избыточного веса, отчего Эйми расстраивалась и принималась уминать за обе щеки с удвоенной силой. Вот и сейчас Эйми очень хотелось набить чем-нибудь живот, но она заставила себя сосредоточиться на более важных вещах.

Прежде всего нужно как-то связаться с подругами и с Элдой. С тех пор как Мэдди переехала в Санта-Фе, у них вошло в привычку обмениваться через день электронными посланиями, примерно в четыре часа по техасскому времени. Вчера Эйми, по понятным причинам, никому не писала, да и сегодня было мало надежды, что ей посчастливится раздобыть компьютер и выйти в онлайн. Если она ни с кем не свяжется, начнется переполох.

Может, Ланс Бофорт позволит ей воспользоваться телефоном и вычтет стоимость счета из ее первой получки? Наверняка где-нибудь в этой крепости имеется компьютер с выходом в Интернет. Ведь сейчас почти у всех есть компьютер. Ну, за исключением Дафны Бейкер, конечно, — та была уверена, что компьютерное излучение является причиной рака. Может, Ланс позволит ей воспользоваться своим компьютером? Правда, очень нескромно просить о таком одолжении человека, с которым только-только познакомилась.

Ну да ладно, Эйми что-нибудь придумает. А так как думалось ей всегда лучше, когда она готовила, то она занялась стряпней.

Человек, назвавший себя Лансом Бофортом, вышел из кухни. Подбородок ужасно зудел от накладной эспаньолки. Он специально дал рабочим выходной, чтобы хоть один день отдохнуть от этого грима. Носить парик в тропическом климате было нелегко — сильно потела голова, а от цветных линз резало глаза.

Впрочем, он был готов вытерпеть все, лишь бы новая домработница прижилась. Он стосковался по нормальной пище. Последние две недели он мечтал только об одном — вкусно поесть, и чтобы ему для этого не приходилось таскаться в город или, что еще хуже, готовить самому. Последнее, надо сказать, ему плохо удавалось. К тому же не хотелось отрываться от работы над строительным проектом.

Очутившись на лестничной площадке, он ощутил прилив энергии при мысли, что сейчас возьмет инструменты, включит МР3-плейер и проведет остаток дня, трудясь под зажигательные ритмы рока. Он занялся строительными работами от скуки и неожиданно для себя нашел в этом удовольствие. Раньше ему никогда не приходилось работать физически, и он вдруг с удивлением обнаружил, что ему нравится мастерить все своими руками. Кто бы мог подумать, что такой мужчина, как он, когда-нибудь будет трудиться как самый настоящий рабочий и получать от этого удовольствие? Однако, созерцая плоды своих трудов, он понимал, что никогда прежде не испытывал такой гордости.

До того как он приехал на Сент-Бартс, ему доставляло удовольствие воплощение своих фантазий в жизнь. Когда ему это особенно хорошо удавалось, он тоже испытывал гордость, но это было совсем другое ощущение.

Прежде чем заняться оштукатуриванием, ему предстояло сделать один телефонный звонок.

Он вошел в комнату, временно переоборудованную под кабинет — ту самую, в которой он беседовал с Эйми. Вынув из кармана ключи, отпер дверь, ведущую на башню, и поднялся по витой лестнице в апартаменты месье Гаспара. Разумеется, никакого Гаспара не существовало. Да и Ланса Бофорта тоже. Просто удивительно, что никто не догадался о происхождении этих имен. «Ланс Бофорт» в переводе с французского означает «помощник в красивом форте». Ну а Гаспар, как известно, французский вариант имени Каспер — в честь дружелюбного привидения из мультфильма.

Вся эта выдумка с Гаспаром и сменой внешности была направлена на то, чтобы окончательно запутать людей относительно личности владельца форта.

Мужчина поднялся в просторную гостиную и кабинет, которые он самолично обставил мебелью. Нанять профессионального декоратора он не решался — боялся, что его тайна раскроется. Поэтому он с энтузиазмом, который его самого удивил, облазил все городские магазины. В результате комната приобрела такой вид, что на первый взгляд здесь мог обитать как Хемингуэй, так и хакер-ботаник, помешанный на новомодной технике. Мебель античного стиля сочеталась с плетеными креслами, а при виде современного музыкального центра и домашнего кинотеатра у любого меломана и фанатика кино потекли бы слюнки. На книжных полках стояли многочисленные вазочки и статуэтки, купленные в одной из местных галерей. Они очень красиво подсвечивались специальными встроенными лампочками.

Как бы о нем ни отзывались, во вкусе ему отказать не мог никто.

В комнате царил привычный полумрак. Мужчина отрегулировал жалюзи на окнах, чтобы они пропускали побольше света, и, взяв со стоявшего в углу компьютерного столика пульт дистанционного управления, направил его на домашний кинотеатр. В центре над широким телеэкраном располагалось несколько маленьких мониторов, каждый из которых был подсоединен к одной из камер наблюдения. Наверно, тот, кто в далеких семидесятых начал обустраивать этот форт под резиденцию, был таким же параноиком, как и воображаемый Гаспар. Единственным удобством в этой крепости был водопровод, зато повсюду были расставлены камеры наблюдения и подслушивающие устройства. Словно какой-то великовозрастный ребенок решил поиграть в предводителя пиратов в этой крошащейся груде каменных глыб.

Вспыхнули все мониторы. Взгляд мужчины приник к экрану, на котором была видна кухня. Убедившись, что Эйми Бейкер времени зря не теряет, он плюхнулся в свое любимое кресло и потянулся к мобильнику. Мобильник этот он купил, когда приехал на остров, поэтому в памяти у него не было сохранено ни единого номера. Потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить нужный номер. Неужели он так долго скрывается, что успел позабыть даже этот номер? Ведь ему так часто приходилось его набирать!

Вспомнив номер, он долго не решался его набрать. Он еще ни разу не связывался ни с кем в Лос-Анджелесе с тех пор, как поселился на острове. Наконец он вздохнул и набрал цифры.

Трубку сняли после первого же гудка.

— Уитмен слушает.

— Угадай кто. — От его французского акцента не осталось и следа.

— Господи! — воскликнул Чад Уитмен. — Никак сам Байрон Паркс, таинственно пропавший без вести!

— Он самый. Живой и невредимый, — ответил Байрон.

— Похоже, что так. Хотя таблоиды утверждают обратное.

— Собственно, именно поэтому я и звоню. — У него сдавило сердце, но он продолжал как ни в чем не бывало: — Я прочитал статью, опубликованную в «Глоуб».

— Ты имеешь в виду тот номер, где ты изображен на обложке и хочешь отстраниться от парижских фотографов?

— Ну да, тот самый. — Байрон откинулся на спинку кресла.

— Значит, ты в Париже скрываешься?

— Так я тебе и сказал! Зря, что ли, я столько времени заметал следы, скрываясь от папарацци?

— Похоже, что зря, раз они тебя и на этот раз достали.

— Никто меня пока не достал, — усмехнулся Байрон. — Эта фотография была сделана три года назад.

— Правда? Тогда где ты сейчас?

— Без комментариев.

— Послушай, ты же меня знаешь. Я никому не скажу, где ты прячешься, хотя вознаграждение за твой снимок возросло втрое с тех пор, как ты исчез. Некоторые зажиточные сволочи-фотографы даже предлагают половину гонорара тому, кто раскроет им твое местонахождение.

— И поэтому ты хочешь, чтобы я доверился тебе? — сухо поинтересовался Байрон.

— Нет, — сказал Чад. — Просто не хочется разговаривать о статье, которую накатали про меня.

— И что, все написанное в этой статье — правда?

— К сожалению, — вздохнул Чад. — На сей раз эти паршивцы оказались правы. По крайней мере кое в чем.

«Черт», — подумал Байрон, но вслух ничего не сказал. Неужели Чад и Кэролин Уитмен разводятся? Он был знаком с супругами уже восемь лет, с тех пор как купил у Чада права на экранизацию его первого романа. Это изменило жизнь их обоих.

Байрон вырос в Лос-Анджелесе. Будучи сыном Хамилтона Паркса, он хорошо был знаком со сливками общества, впрочем, единственная выгода, которую он извлек из старых связей, — это приглашения на элитные вечеринки. А потом в руки ему попал захватывающий триллер Чада Уитмена, завязанный скорее на эмоциональной дилемме, нежели на действии. Байрон поделился своим впечатлением с приятелями и сказал, что из этой книги вышло бы хорошее кино. Но никто не выказал ни малейшего интереса.

Байрона же настолько впечатлила прочитанная история, что он не мог просто так оставить дело. Он приобрел у автора права на создание фильма и вложил собственные деньги в независимую студию, которая обещала снять фильм. Голливуд был поражен его поступком. Он нарушил одну из главных заповедей киноиндустрии: «Ни во что не вкладывай собственные деньги». Но Байрон поступил по-своему.

В результате получился настоящий блокбастер. Чад Уитмен с супругой чуть ли не в одночасье стали миллионерами. Во время съемок неожиданно разбогатевшая пара переселилась из Айдахо в Лос-Анджелес, и Байрон перезнакомил их со всеми знаменитостями. Они очень быстро освоились в Голливуде. Чад переключился с романов на сценарии. Он блестяще справлялся с этим новым занятием. Тем временем Байрон незаметно отошел в сторону и наблюдал за тем, как Чада все больше опьяняет собственный успех, а Кэролин относится к окружающим с презрительной насмешкой.

Байрон молчал, но чувствовал себя ответственным не только перед Чадом и Кэролин, но и перед остальными писателями и актерами, которые были обязаны ему своим успехом. Когда Байрон вкусил славы, ставить фильмы по понравившимся ему произведениям стало его страстью. Занимался он этим не ради денег — денег у него хватало, — а просто так, из интереса.

У него был непревзойденный талант: прочитать роман или сценарий, купить на него права, набрать в труппу нужных актеров и продать все это в студию по цене, намного превышавшей его собственные вложения. Все говорили: «Если уж Байрону Парксу понравится сценарий, значит, фильм выйдет высший класс».

Шли годы, и Байрон становился все больше похож на царя Мидаса — так прозвали его люди. Все, к чему он прикасался, превращалось в золото — холодное, безжизненное золото. Золото очень красиво блестит на солнце, за него можно купить все, что пожелаешь, но золото есть не будешь, да и человеческого тепла от него не жди.

Легендарный царь Мидас очень быстро понял это и, раскаявшись в том, что попросил у богов такой глупый дар, омыл руки в реке Пактол и утратил свою волшебную способность. Дочь, превратившаяся в золотую статую, когда он ее обнял, снова ожила, а сам царь снова смог есть пищу и пить вино.

Байрон сидел в башне форта, от Лос-Анджелеса его отделяли сотни километров. Он сидел и думал, как можно исправить все то, что он натворил. Как? Перестать подбирать сценарии фильмов, которые развлекали миллионы и тысячам предоставляли работу? Он всегда испытывал восторг, глядя, как придуманная история оживает на экране. Да и потом, от прогресса никуда не денешься. Он потер лоб, пытаясь снять напряжение.

— Мне очень жаль, — сказал он наконец и умолк. Байрон взял себе за правило никогда не вмешиваться в личные дела других людей. Жизнь очень жестока к тем, кто проявляет излишнее участие.

Но ведь Чад и Кэролин всегда были его лучшими друзьями. Он кашлянул и решил посягнуть на запретную территорию.

— И… что же случилось?

— Не знаю даже, с чего начать. — Чад вздохнул. — Примерно год назад Кэро перестала принимать антидепрессанты. Ни со мной не посоветовалась, ни с врачом. Ты знаешь, как я ее люблю, но я же не каменный! Сколько можно? Ухожу из дома и не знаю, что застану, когда вернусь: то ли Кэро будет прыгать до потолка от счастья, то ли Кэро превратится в депрессивного зомби, то ли Кэро на пустом месте закатит мне такую истерику, что только держись.

Байрон слушал, как Чад описывает свой рушащийся брак, и испытывал все возрастающее чувство неловкости. «Как же так: Кэролин вот уже год, как бросила принимать лекарства, а Чад только сейчас заметил?» — подумал он.

Впрочем, он-то сам разве лучше? Ведь брак его друга разрушился не в одночасье, а он не замечал никаких тревожных признаков. Ну, может, и замечал где-то на подсознательном уровне, но ничего не говорил. Когда Чад наконец умолк, высказав все, что накипело, Байрон спросил:

— А как же дети?

— Не знаю, — вздохнул Чад. — Детей я не видел с тех пор, как она выгнала меня из дома. У меня дел по горло. Режиссер, с которым я сейчас работаю, постоянно просит внести в сценарий изменения, совсем замучил. Не до детей мне сейчас.

При этих словах Байрона передернуло. Значит, Чаду сейчас не до детей. В нем закипал гнев. Так и хотелось разразиться тирадой. Но потом Байрон решил, что толку от этого все равно не будет, и, чтобы взять себя в руки, встал и прошелся по комнате.

— Мне очень жаль, что так вышло.

— Да, но ты сам знаешь, что во время съемок нет ни минуты свободного времени.

— Знаю. — Байрон развернулся и прошелся обратно, на этот раз быстрее. — Бизнес требует жертв. Я все прекрасно понимаю.

Чувствуя, что вот-вот взорвется от накипевших чувств, он обогнул журнальный столик. Байрон вспомнил о разводе родителей и о том, каких невероятных усилий стоило делать вид, что ему все равно. Внезапно у него развязался язык.

— Извини, но я этого понять и принять не могу. Нельзя вот так бросить детей и ждать, пока у тебя появится для них свободная минутка. Ты хоть знаешь, как тяжело дети переживают развод родителей? Кэро выгнала тебя из дома две недели назад, и с тех пор ты ни разу не поговорил с Джейд и Мичем? Конечно, тебе некогда! Бросил их с истеричной мамашей, страдающей маниакальной депрессией. Одному Богу известно, в каком она сейчас состоянии! А они, наверно, ждут, когда папа придет домой… Да как ты мог?!

— Ах, как я мог?! — В голосе Чада прозвучало некоторое удивление. — С тобой явно творится что-то неладное. Раньше твои интересы ограничивались исключительно модными вечеринками и тебя заботило только одно — как за хорошие деньги продать очередной сценарий!

Байрон оставил этот выпад без внимания и продолжил:

— Почему ты не навестишь Джейд и Мича? Сядь и объясни им, что в произошедшем нет их вины.

— Ладно, ладно, — вздохнул Чад. — Когда отснимем фильм, свожу их в Диснейленд.

— Ну да, просто замечательно. Этим ты искупишь все. — На этот раз в голосе Байрона прозвучал свойственный ему сарказм. — А когда Мичу исполнится шестнадцать, купишь ему «феррари». Он все простит и забудет. Он вырастет и, конечно, поймет, что когда родители так заняты обустройством личной жизни, они вправе забыть о существовании детей.

— Но я вовсе не забыл о Джейд и Миче! Я о них помню!

— Тогда почему ты ни разу не упомянул их во время своего монолога о том, какие страдания тебе причиняет болезнь Кэро?

— Да что с тобой, парень? С каких это пор ты стал таким занудой? Наверно, ты давно не был в свете, и из-за этого у тебя ссохлись извилины.

— А по-моему, я еще недостаточно пожил в одиночестве, — огрызнулся Байрон. Он весь дрожал от никогда не испытываемых им прежде чувств. — Жизнь состоит не только в том, чтобы зевать на вечеринках.

— Но тебе лучше всего удается роль скучающего циника, Байрон. Такова уж твоя натура.

«Неужели, — подумал Байрон, — я так долго жил под девизом „Я Байрон Паркс, а на все остальное мне наплевать“, что действительно стал таким? А если это всего лишь маска, то кто же я на самом деле?»

Кто такой Байрон Паркс, черт побери?!

Интересно, что в большей степени отражает его характер: маски Бофорта и Гаспара или та роль, которую он играл всю свою жизнь?

Краем глаза он заметил движение на одном из мониторов. Изображение Эйми перескочило с одного экрана на следующий: она несла поднос с едой. Очевидно, она уже приготовила обед и направляется в кабинет Бофорта.

Он вспомнил про оставленный на столе журнал: она заинтересовалась им во время интервью. Не хватало еще, чтобы она повнимательнее вгляделась в фото на обложке и заметила сходство с его лицом! Байрон достаточно хорошо изучил людей и знал, что они не прочь порыться в чужих вещах, когда думают, что их никто не видит.

— Чад, мне пора. — Эйми была уже в библиотеке. — А ты все-таки выкрои время для детей. Они важнее какого-то там фильма.

Выключив телефон, он бросился вниз по лестнице и успел занять место за столом. Быстро проверил, не сбился ли парик и не отклеилась ли эспаньолка.

Байрон сделал глубокий вдох и расслабился — совсем как актер, работающий по системе Станиславского. Затем выдохнул и превратился в Ланса Бофорта: веселого, открытого и приятного в общении.

Совсем не похожего на Байрона Паркса.

Глава 3

Эйми заглянула в открытую дверь кабинета: Ланс Бофорт сидел за столом и приглаживал пальцами длинные пряди своих волос: наверное, он имел привычку раздраженно теребить их, когда работа не клеится. Да, сложно, должно быть, реконструировать такую громаду, да еще когда нет рабочих.

— Тук-тук, — сказала Эйми. Руки у нее были заняты подносом с едой, а ввалиться просто так она не хотела.

— А! — Его лицо осветила улыбка, при виде которой у Эйми учащенно забилось сердце. — Входите.

Она осторожно внесла поднос: на нем с трудом умещались две тарелки и два стакана чая со льдом.

— Дайте я помогу. — Ланс поднялся и подошел, чтобы забрать у нее поднос. И как она могла забыть, что он так хорош собой? Его рубашка была по-прежнему расстегнута, и при виде скульптурного торса у Эйми мурашки по телу забегали.

— Боюсь, у меня не получилось сделать салат — овощи были заморожены. То есть теперь-то они не заморожены. Я хочу сказать, они сейчас размораживаются… — Эйми почувствовала, что несет какую-то чушь, и заставила себя умолкнуть. — Надеюсь, это пока сгодится. А потом я куплю продукты.

— Не переживайте, все сгодится. — Эту фразу он произнес с французским акцентом, слегка нараспев.

Когда Ланс забрал у нее поднос, она неловко уронила руки, словно недоумевая, что теперь с ними делать.

— Мне отправить мистеру Гаспару обед с помощью «немого официанта»?

— Нет-нет, я сам ему отнесу.

— А-а-а, — разочарованно протянула Эйми: ей очень хотелось посмотреть, как работает устройство. — Ну ладно.

— Выглядит просто превосходно. — Ланс удивленно взглянул на блюда. — Что это?

— Жареная грудка цыпленка, — гордо объявила она, — И рис, политый белым вином.

— Шутите! — воскликнул он, почему-то с американским акцентом, и тут же вскинул на Эйми глаза, словно сказал что-то не то. Когда он произнес следующую фразу, его французский акцент снова вернулся и даже стал еще более заметным. — Если это так же восхитительно на вкус, как с виду, то я ваш раб навеки.

— Ну так попробуйте, — предложила она.

Эйми с улыбкой ожидала вердикта. Уверенностью в себе она не отличалась, но одно знала точно: готовить она действительно умела.

Ланс взял тарелку, подцепил вилкой нежный, сочный кусочек мяса и положил его в рот.

— О, м-м-м! М-м-м!

Он закатил глаза и даже притопнул ногой от удовольствия.

— Нравится? — спросила она, с трудом сдерживая улыбку.

— Мадемуазель, минутку, пожалуйста. Это просто la petite morte.

Эйми смущенно хихикнула: la petite morte, «маленькая смерть» — так на французском сленге называется наслаждение, оргазм.

Покончив с мясом, он взял руку Эйми и покрыл ее поцелуями.

— Я ваш, моя дорогая. А если этого вам мало, то просите, чего желаете. Я готов достать для вас с неба луну, лишь бы только вы навсегда остались здесь и готовили для меня.

Эйми тряслась от смеха и не могла вымолвить ни слова.

— Вы просто королева кухни. — Он снова поцеловал ее руку и притянул Эйми к себе. Она перестала хихикать и вскрикнула от удивления. — Богиня, — продолжил он, не отводя от нее глаз. — А я — ваш скромный адепт. Скажите, что мне сделать, чтобы вы остались со мной навеки?

Сердце так колотилось у Эйми в груди, что она едва могла дышать. Оцепенев, она стояла и смотрела в его глаза шоколадного цвета, обрамленные длинными темными ресницами. Никогда в жизни Эйми не находилась так близко с таким мужчиной: высоким, статным, красивым. У нее было несколько парней, но все они были какими-то коренастыми и невзрачными. Им не хватало шарма, уверенности и сексапильности.

Когда Ланс увидел, что она ничего не отвечает, его улыбка померкла. Он внимательно взглянул на нее, и его флирт уступил место смущению. Он вглядывался в ее лицо с таким выражением, словно только что заметил нечто любопытное, что раньше ускользало от него.

— У вас очень красивые глаза.

При этом Эйми еще шире распахнула глаза. У нее перехватило дыхание и закружилась голова.

— С вами все в порядке? — встревожено спросил Ланс. — У вас такой вид, будто вы вот-вот упадете в обморок.

— Все хорошо, — еле слышно пролепетала она.

— Я вас напугал, — неожиданно понял он.

— Я… я… — У нее почему-то пропал голос.

— Простите. — Он поспешно отстранился и выпустил ее руку. — Я просто хотел пошутить.

Она глубоко вдохнула.

— К-конечно.

— Приношу свои извинения…

— Да нет, ничего страшного! — Она ярко вспыхнула. — Я сразу поняла, что вы шутите, а не… заигрываете со мной. Конечно же! — Она рассмеялась. — Как я могла подумать, что… Вы бы никогда, конечно… — «Не стали бы заигрывать с такой, как я», — хотела сказать она, но промолчала.

Байрон смущенно нахмурился, заметив, как бледность Эйми сменилась багровым румянцем. Похоже, он испугал ее по-настоящему. Странно: пугать людей полагалось Гаспару, а уж никак не Бофорту. Роль жизнерадостного француза давалась ему легко, и, надо сказать, таким он почти всем нравился. В образе Бофорта он отдыхал — ему порядком надоело играть скучающего Байрона. Он взглянул на Эйми с непритворной робостью:

— Простите, пожалуйста.

— Нет-нет, я сама виновата. Просто… я иногда… теряюсь в присутствии людей.

Людей или мужчин? Ну да ладно.

— Больше не буду вас смущать.

Эйми рассмеялась — над собой, наверное, — а затем вскинула на него глаза и улыбнулась такой непритворной и обезоруживающей улыбкой, что он даже опешил. Как это он не заметил, что она красива? Положим, не настолько красива, чтобы при виде ее жали на тормоза автомобилей, но если присмотреться, то она и вправду хорошенькая. Хотя нет. «Хорошенькая» — не то слово.

— Со мной все в порядке. — Не переставая краснеть, Эйми провела рукой по волосам. Ее прическа ничуть не растрепалась: волосы были очень гладко зачесаны и заплетены в тугую косу, начинавшуюся где-то у основания затылка. -Ну ладно, я пойду. Можете относить мистеру Гаспару обед.

Поняв, что Эйми вот-вот уйдет, он испытал легкое разочарование. Впервые с тех пор, как Байрон находился в этом добровольном изгнании, мысль об одиночестве не доставила ему радости.

Она замялась у двери.

— Можно вас попросить об одной вещи?

— Да?

— Мне нужно сходить в город, в бакалейную лавку и в интернет-кафе, а я пока так плохо ориентируюсь… Вот я и подумала: не могли бы вы отвезти меня в город? Помните, вы раньше сами предлагали…

— Я буду просто в восторге, — ответил он и отложил проект оштукатуривания стен.

— Спасибо. — Она улыбнулась ему, отчего стала еще более хорошенькой.

— А по дороге мы можем заехать за вашими вещами, — предложил он.

— Ага. — Улыбка исчезла с лица Эйми. Она прикусила губу и отвела взгляд — так же, как и раньше, когда разговор зашел о ее скарбе. — Ну ладно. Хорошо. Я подожду вас на кухне.

Она ушла. Байрон нахмурился. Что-то здесь не так. С виду она очень милая и бесхитростная, но женщины не так просты, как кажутся. Ведь он ровным счетом ничего не знает об Эйми Бейкер, за исключением того, что она умеет готовить. И как готовить!

Он принес поднос наверх и поставил его перед домашним кинотеатром. Потом взял ту тарелку с едой, к которой пока не притрагивался, и подошел с ней к окну, выходившему во двор. То, что кухарка готовила на двоих, создавало некоторые затруднения — нужно было как-то избавляться от лишней порции. Но он нашел превосходное решение проблемы — обезьяны! Два назойливых зверя уже привыкли к тому, что их подкармливают, и каждый день приходили за своей порцией, независимо от того, была в форте кухарка или нет.

Байрон открыл ставни и высунулся наружу:

— Эй, ребята! Кушать подано!

Двое проворных животных взобрались на ближайшую пальму и прыгнули на подоконник. Байрон хотел было отдать им тарелку, но почему-то заколебался и еще раз взглянул на цыпленка в соусе. Во рту у него все еще стоял приятный привкус сочного мяса. Он посмотрел на обезьян, потом опять на цыпленка и покачал головой:

— Как же мне не хочется вам это отдавать! Обезьяны возмущенно завизжали и принялись жадно тянуть к нему лапки.

— Нет, вы мне сначала скажите: за что вас кормить? У меня от вас одни сплошные неприятности.

В конце концов, это из-за них сбежали две предыдущие домработницы и многие жители острова отказывались работать на реконструкции форта.

Так как ни в одном из окон форта не было стекол, традиционную сигнализацию устанавливать было бессмысленно. Сначала Байрон думал, что в этом нет необходимости: на острове Сент-Бартс крайне низкий уровень преступности. Но позже он узнал, что среди детей, живущих на острове, очень распространена следующая забава: на спор они посреди ночи пробираются в форт, где якобы водятся привидения.

И тогда Байрону пришла в голову, как ему казалось, блестящая идея: раз жители острова верят, что форт населен призраками, быть по сему! Он записал на пленку разные жуткие звуки из фильмов ужасов, а затем подключил к рупорам, расположенным в замке, специальную систему видеонаблюдения, которая распознавала малейшие движения. К сожалению, эта система одинаково реагировала как на проказливых детей, так и на обезьян.

Устав просыпаться посреди ночи от душераздирающих стонов и криков, Байрон отключил злополучную систему. Но дело было сделано. Две первые домработницы уже удрали в город и повсюду разнесли слухи о безумном чудовище, обитающем в замке.

— Знаете, — сказал он обезьянам, — будь у меня хоть капля ума, я давно бы прогнал вас и предоставил бы вам самим добывать себе пропитание.

Самец начал подпрыгивать и требовательно визжать, а маленькая самочка сложила женственные лапки под подбородком и подняла на него умоляющий взор карих глаз.

— О Боже! — вздохнул Байрон. Ну как отказать, когда на тебя так смотрят? Может, у нее детеныши есть. Или будут. — Какая же я тряпка!

Вот удивились бы все, кто его знал!

Он поставил тарелку на подоконник, и обезьяны тотчас же набросились на угощение. Самочка сразу схватила цыплячью грудку и зашипела на самца, когда тот попытался ее отнять. Самец оставил ее в покое и принялся уплетать рис с овощами.

— Вот тебе урок, друг мой. — Байрон погрозил самцу пальцем. — Женщины далеко не так безобидны, как кажутся.

Усмирив обезьян, он уселся в кресло перед домашним кинотеатром и принялся за свой обед. На одном из мониторов было заметно движение: на кухне Эйми мыла кастрюли, повернувшись спиной к камере. Байрон снова принялся за трапезу: у него не было привычки постоянно пялиться на экраны, он ведь не извращенец какой-нибудь. Просто бросал на них время от времени взгляд, чтобы следить за перемещениями слуг по форту. Но сейчас Эйми чем-то привлекла его внимание. В ее движениях было что-то странное, он даже не сразу понял что.

Постойте… Неужели она разговаривает сама с собой?

В той части форта подслушивающие устройства установлены не были, поэтому оставалось только гадать. Но вот Эйми повернулась, чтобы повесить кастрюлю на крюк над конфорками, и он понял, что она не разговаривает, а поет. И пританцовывает. На ней по-прежнему была надета огромная полосатая майка. Господи, какой ужасный выбор для невысокой и полной женщины! Ведь горизонтальные полоски, как известно, зрительно увеличивают объем.

Байрон склонил голову набок и пригляделся к Эйми. Может, она не такая уж и толстуха, как ему на первый взгляд показалось. Танцует она неплохо, ну и что с того? Он часто бывал в ночных клубах разных стран и знал, что там обыкновенно зажигают такие вот пышки. Самому ему всегда больше нравились здоровые женщины со здоровым отношением к своему телу, чем тощие, которые только и знают, что подсчитывать калории. Эйми постепенно все больше и больше отдавалась ритму песни и начала трясти плечами и грудью. Бедра у нее тоже двигались в такт ритму, довольно сексуально, надо сказать.

Байрон вскинул брови. Да, танцевать она умеет, ничего не скажешь.

Она взяла полотенце и принялась танцевать по кухне, протирая тумбочки. Потом взяла полотенце за уголок и обернула его вокруг бедер.

Затем, слегка согнув колени, начала вертеть тазом, как заправская стриптизерша. Она делала это до того сексуально, что Байрон невольно засмотрелся. Да, «хорошенькая» — определенно не то слово. Эйми способна дать фору любой стриптизерше. Ей только боа из перьев недостает.

Он представил себе габаритную женщину, танцующую на сцене, — и его собственное тело среагировало естественным образом.

Он резко выпрямился. Боже, как низко он пал — подглядывает за домработницей! Он прикрыл глаза ладонью.

Она ведь не знает, что за ней наблюдают.

Байрон вспомнил, как он сам ненавидит попадать в объектив кинокамеры, и потянулся к пульту дистанционного управления. Как только экран погас, он вздохнул с облегчением и уверил себя, что ничего постыдного не произошло. Ну и что же, что он испытал некое возбуждение: у мужчин это часто бывает в самые неподходящие моменты. Нужно просто выбросить это из головы.

Байрон снова взглянул на потухший экран и рассмеялся. Забудешь такое, как же!

Хорошенькая? Да нет, Эйми — просто высший класс!

Только бы не выдать себя, когда он будет отвозить ее в город. Если она так отреагировала на безобидный флирт, то она сразу же сбежит, если узнает, что он к ней неравнодушен.

Ланс Бофорт водил машину марки «альфа-ромео». И водил он ее с шиком. Он всегда ездил с открытым верхом. Сейчас он одной рукой держался за обитый кожей руль, а другой сжимал рычаг газа. Они неслись по узкой дороге к городу, и ярко-красный автомобиль так и сверкал на солнце.

Эйми подставляла лицо ветру и воображала, что она Грейс Келли и что на ее превосходные белокурые волосы накинут шарфик, а огромные выразительные глаза скрыты за большими солнечными очками. Или Софи Лорен. Она всегда считала Софи одной из самых сексапильных женщин на планете. Если бы Эйми была Софи, то она распустила бы волосы, и они красиво развевались бы на ветру. На ней тогда были бы очки цвета кошачьих глаз в тигровой оправе.

При этой мысли она рассмеялась.

— Над чем смеетесь? — спросил Ланс, снизив скорость на повороте.

— Да так, ни над чем. — Эйми покраснела и потупилась. — Просто мне очень нравится ехать в вашей машине. Я всегда мечтала иметь такую.

— Это машина месье Гаспара.

Она провела ладонью по кожаному сиденью. Какая чудесная кожа!

— У него хороший вкус.

— И денег у него куча. — Ланс на секунду оторвал взгляд от дороги и улыбнулся ей. Глаза его были скрыты за темными очками, но при виде этой улыбки у Эйми снова учащенно забилось сердце. — Но знаете, есть такая поговорка: «За деньги счастье не купишь».

— Это так, зато за деньги можно купить все остальное, — усмехнулась Эйми. А потом вспомнила о бедном мистере Гаспаре, который сидит безвылазно в башне, так как боится показать свое лицо. Ланс прав: за деньги счастья не купишь.

— Какой он?

Ланс смотрел на дорогу. Ветер шевелил его длинные, волнистые волосы.

— Этот вопрос не обсуждается, — промолвил он наконец.

— Я не прошу, чтобы вы рассказывали мне что-то личное. Мне просто интересно, какой он, ну, по характеру? Что за человек?

— Ему понравился обед, который вы приготовили.

— Правда? — Эйми расцвела от удовольствия. — Я очень рада.

— И он тоже. Он счастлив, что наконец-то нашел такую хорошую кухарку.

— Вы долго уже у него работаете?

— С тех пор, как он приехал на остров. Это было полгода назад.

— А вы жили на этом острове?

— Нет. Я приехал сюда в это же время.

— А-а. — Эйми задумалась на минуту. — А как его зовут?

Ланс ответил не сразу.

— Гай.

— Гай Гаспар? — Эйми понравилось это имя: впечатляет. Так могли звать средневекового рыцаря. Перед ее мысленным взором всплыл образ раненного в бою викинга, который прячет лицо под забралом. Вот он стоит в самом темном углу огромного зала и всем сердцем тянется к прекрасной даме, которой он отныне может восхищаться лишь издали… Неужели он навсегда останется ее тайным воздыхателем? Или она полюбит его, невзирая налицо, обезображенное шрамами, и выведет из тени? Может, любовь окажется способна залечить раны в его сердце?

При этой мысли Эйми вздохнула.

Когда они доехали до подножия холма, она вернулась из мира грез на землю. Ланс свернул на главную улицу: по одной стороне тянулись ряды магазинов, а с другой стороны была расположена пристань.

Город вновь поразил Эйми своей чистотой и разноцветными зданиями. У каждого из островов, которые она успела посетить, был свой ярко выраженный характер. Большая часть островов была населена темнокожими потомками рабов, говорившими по-английски с акцентом, к которому примешивались как британские, так и креольские обороты и интонации. На Сент-Бартсе преобладало французское население. Маленький кусочек Европы в Карибском море, излюбленный курорт богатых и знаменитых, где они отдыхают от толп поклонников.

Они ехали мимо ряда роскошных яхт, которые были пришвартованы так близко, что можно было пройтись по ним с одного края гавани до другого, не замочив ног. Эйми разглядывала их, разинув от восхищения рот. На судах были написаны названия портов разных стран. По палубе одной из яхт прошелся одетый в форму стюард и поставил на столик свежие цветы. В соседней каюте матрос драил какую-ту блестящую декоративную деталь. Бронза так и сверкала на послеполуденном солнце.

— О Господи! — выдохнула Эйми. — Подумать только, что можно так жить! Как же, наверно, здорово иметь собственную яхту с экипажем!

Спутник усмехнулся ее восторженности.

Эйми по долгу службы часто приходилось иметь дело со знаменитостями и богатыми людьми, но такое великолепие она видела впервые.

— Даже и не знаю, как разговаривать с такими личностями.

— Они мало чем отличаются от простых смертных.

— Нуда, кроме того, что они обычно говорят так: «Дорогой, куда мы отправимся на следующей неделе?» — Эйми произнесла эту фразу голосом Кэтрин Хепберн, а затем сама себе ответила голосом Кэри Гранта: — «Не знаю, дорогая. Я слышал, что Джоунсы собираются на Арубу. Может, нам тоже туда отправиться?» — «О да! Должно быть, на Арубе в это время года просто прелестно!»

Ланс громко расхохотался, да и сама Эйми скромно улыбнулась собственному остроумию.

— Вам чудесно удается имитировать голоса! — воскликнул он.

— Спасибо. — Эйми так и светилась от гордости.

— Вам нравятся старые фильмы?

— Я их просто обожаю, — искренно ответила Эйми. — А вы?

Прежде чем ответить, он над чем-то задумался.

— Гаспар больше любит кино, чем я. Он говорит, что только благодаря фильмам и книгам можно жить на свете.

— Точно, — согласилась Эйми. Эти слова Гаспара в точности соответствовали ее взглядам. Похоже, они родственные души. — Значит, весь день он занимается тем, что смотрит фильмы и читает?

— А чем вам это не нравится? Неплохой способ убить время. Было бы очень грустно жить на свете, если бы нельзя было окунуться в мир грез.

— Точно.

Эйми вспомнила о своей разбитой параличом матери, как они вдвоем с ней сочиняли истории. Воображение помогало позабыть о трагичности положения и не давало упиваться жалостью к себе.

Когда-то Мим прекрасно все понимала, но когда мать Эйми умерла от осложнения, вызванного параличом, бабушка начала бранить Эйми за то, что та все время парит в облаках, — словно между мечтами и преждевременной смертью матери существовала какая-то связь.

Страх Эйми, что с Мим может что-нибудь случиться в ее отсутствие, был по крайней мере обоснован. Но вот переживания Мим за внучку ничем обоснованы не были. Когда Эйми не было дома, волнение Мим не знало предела. Все мучившие ее недомогания были вызваны этой беспрестанной тревогой. Неизвестно еще, как она отреагирует на то, что Эйми ей сообщит сегодня.

Эйми вдруг очень захотелось связаться с бабушкой и с подругами. Она взглянула на Ланса:

— Вы говорили, что в Густавии есть интернет-кафе?

— Как и во всех портовых городах.

— Можно сначала туда заехать?

— Разумеется. У меня тоже есть дела в столице. Я высажу вас у кафе, а сам отправлюсь в питомник. Может, удастся нанять специалистов по декоративному садоводству: нужно приводить в порядок сад. Встретимся на рынке через… — он взглянул на часы, — два часа. Хорошо?

Высадит у кафе? Значит, до бакалейной лавки ей придется добираться самой. Как только Эйми представила это, у нее перехватило дыхание. «Без паники», — приказала она сама себе. Густавия — очень маленький городок. Окрестности она уже немного изучила. К тому же она успеет прогуляться по сувенирным магазинчикам и прикупить еще несколько маек и шортов, а ему скажет, что сама заскочила к себе в номер и собрала вещи.

Эйми изо всех сил пыталась запомнить ориентиры, когда Ланс вез ее по лабиринту узких улочек, располагавшихся за гаванью. Магазинов в городе хватало, но все они были жутко дорогие.

Наконец он притормозил.

— Интернет-кафе вон там.

Она заметила интернет-кафе и окинула взглядом расположенные рядом лавки.

— А где здесь продукты продаются?

— Вон там. — Он махнул рукой в сторону водной глади. — Просто пройдетесь тем же путем, что мы сюда приехали Здесь очень сложно заблудиться.

— Хорошо. — Эйми посмотрела в указанном им направлении и увидела маленький рынок, расположенный на противоположном конце гавани. Дорожка к рынку была обсажена фруктовыми деревьями. Конечно, она доберется туда пешком! — Хорошо, — кивнула она. — Там и встретимся.

Он снова залез в машину и уехал. Эйми смотрела ему вслед и чувствовала, как ее уверенность начинает мало-помалу таять.

Вчера она стояла в этой же гавани и смотрела, как исчезает за горизонтом лайнер. Как и тогда, Эйми снова испытала приступ страха, но решила не поддаваться. Она справится. Она должна справиться.

Главное — не поддаваться панике.

Глава 4

Эйми всегда было интересно, что же собой представляет интернет-кафе. Сгорая от любопытства, она толкнула дверь из стекла и металла. При слове «кафе» ей сразу представлялись люди за столиками бистро, которые едят сандвичи с разной начинкой, десерт, пьют капуччино, и официанты в черных брюках, белых рубашках и длинных белых фартуках. В углу на высоком стуле сидит певец и бренчит на гитаре, но музыка утопает в разговорах и смехе.

Реальность оказалась совсем не похожа на картину, которую нарисовало ей воображение.

В помещении стоял запах потных тел. На потолке гудели лампы дневного освещения, а пол, покрытый поцарапанным линолеумом, давно не видел швабры. Основную часть клиентуры составляли члены экипажей разных судов. Они толпились возле узкого прилавка, который тянулся вдоль трех стен.

Несмотря ни на что, в кафе Эйми понравилось. Сколько, наверное, интересного повидали люди, работавшие на круизере или на грузовом судне, которые сейчас здесь находятся!

С гордым осознанием того, что она и сама успела кое-что повидать, Эйми подошла к клерку, сидевшему за прилавком. На вид клерк был не чище обшарпанного линолеума. Внимание его всецело было поглощено компьютерной игрой.

— Извините, — произнесла она, тщетно надеясь, что он услышит ее через наушники. Он не ответил, и Эйми повысила голос: — Простите, вы не подскажете?..

Он бросил на нее раздраженный взгляд.

— Я никогда раньше не была в интернет-кафе, — призналась Эйми. — Вы не подскажете, как отправить электронное сообщение с какого-нибудь компьютера?

Клерк тяжело вздохнул, поднялся со стула, подключил Эйми к свободному компьютеру и снова вернулся к своим занятиям. Эйми долго рассматривала незнакомую клавиатуру. Там были клавиши, которые она никогда в жизни не видела. На некоторые когда-то так надавили, что они навеки запали. А другие, наоборот, заело, и они никак не желали нажиматься. Путем проб и ошибок Эйми наконец удалось открыть свой почтовый ящик.

Она просмотрела почту: друзья уже начали волноваться — ведь вчера от нее не было ни слуху ни духу. Эйми написала всем одинаковый ответ. Вместо тех клавиш, которые не работали, она использовала похожие символы.

Тема: Со мной все в порядке

Письмо: Простите, что з@ст@вил@ в@с поволнов@ться. У меня все хорошо, просто з@ последние дв@ дня много всего произошло.

И подробно объяснила, что же именно произошло. Мэдди откликнулась тотчас же:

Эйми! Боже ты мой! Тебе, наверно, совсем плохо. Чем тебе помочь? Ты, наверно, хочешь вернуться домой!

Подумать только, ей сразу же предложили помощь! У Эйми сжалось сердце. С трудом сдерживая слезы благодарности, она напечатала ответ:

Ничего не нужно. У меня все хорошо, и я успел® вернуться домой до в@шего с Кристин девичника®. Пусть Элд@ р@зошлет всем пригл@шения, если он@, конечно, продержится до моего возвр@щения. Дум@!-ю, продержится. Он@ с энтузи@змом воспринял® свое н@зн@чение ст@ршей по офису и согл@сил@сь при-сматрив@ть з@ Мим. У меня только одн® проблем®: к@к сообщить Мим, что я вернусь позже обещ@нного? Я очень з@ нее вол-ну!-юсь. Вдруг у нее случится инф@ркт, когд® он® узн@ет? Ж@ль, что Кристин сейч@с в Колор@до: лучше бы! он® сообщил® ей эту новость. Хотя нет: Мим все еще дуется н@ Кристин, ведь т@ в гл@з@ обозв@л@ ее ипохондриком. Это было перед тем, к@к мы обе приех@ли к тебе в гости в С@нт@-Фе. Мэдди, может, ты! ей позвонишь и ск@жешь, что со мной все в порядке? Дум@!-ю, тебе он® больше поверит.

Мэдди: Конечно! Ты же знаешь, что я для тебя все сделаю! И забудь ты об этом девичнике! У тебя и так забот хватает.

Эйми: Нет, мне пр@вд@ не хотелось бы пропустить т@кое событие! Только, пож@луйст@, поговори с Мим. Я з@втр@ н@пишу и спрошу, к@к он®.

Мэдди: Все с ней будет в полном порядке, я уверена. А ты как? Где твой багаж? Господи, Эйми, если что-то нужно, скажи мне, и я все улажу. Вот увидишь!

Эйми долго сочиняла полный, исчерпывающий ответ с многочисленными заверениями, что у нее все хорошо, но текст исчез с экрана прежде, чем она успела нажать кнопку «отослать». Эйми недоуменно уставилась на экран. Ей хотелось завыть. Она вновь принялась строчить письмо с заверениями, что помощь ей пока не требуется, но компьютер уничтожил и этот-ответ. Эйми готова была визжать от злости.

Наконец, устав сражаться с компьютером, она напечатала:

Все будет о'кей. Я еще с в@ми свяжусь.

Эйми быстро отослала ответ, пока опять что-нибудь не случилось. Увидев, что время, отпущенное ей, уже почти истекло, она решила связаться с Элдой. Эта женщина была воплощением спокойствия. Она пообещала оставаться на связи и заверила Эйми, что, если не считать нескольких закидонов, с Мим все в порядке. Эйми может ни о чем не беспокоиться.

Тут время, отпущенное Эйми, истекло. Экран погас. Эйми охватила паника.

«Нескольких закидонов»? Что Элда хотела этим сказать?

Эйми прижала руку к сердцу, которое было готово вот-вот выпрыгнуть из груди, и подумала, не купить ли ей еще немного времени. Но что же ей теперь, весь день торчать в онлайне и спрашивать: «Ты уверена, что с Мим действительно все в порядке?»

Элда же сказала, что нет причин для беспокойства. Завтра Эйми снова придет сюда и с ней свяжется.

Ужас, охвативший ее в это мгновение, был проявлением того страха перед дальними странствиями, с которым Эйми дала себе клятву справиться. Она боялась путешествовать не из-за того, что с ней что-то случится. Ее постоянно преследовала мысль, что в ее отсутствие что-то случится с бабушкой.

Но она не позволит этому страху омрачать свою жизнь! Да, Мим больная и старенькая, и Эйми, конечно, продолжит за ней ухаживать, когда вернется домой. Но она должна доказать бабушке и себе, что из-за ее отсутствия ничего страшного ни с кем из них не произойдет.

А если все же случится что-то ужасное?

«Перестань, Эйми! Хватит!» — приказала она сама себе. Потом сделала несколько глубоких вдохов и расслабилась.

Преисполненная решимости побороть свой страх, Эйми вышла из кафе и отправилась покупать одежду. Если ей повезет, она сначала себе что-нибудь приобретет, а потом отправится за продуктами. Прикрыв глаза ладонью от солнца, она взглянула на маленький рынок, расположенный на другой стороне гавани, где они с Лансом договорились встретиться. Чтобы добраться туда, нужно было всего лишь обогнуть гавань, не теряя из виду моря — берег должен был все время находиться с левой стороны. Может, это не так уж и сложно.

Но скоро она поняла, что все гораздо сложнее, чем представлялось на первый взгляд. Где-то у доков путь ей преградила гостиница. Эйми пришлось подниматься в гору через лабиринт узких улочек. Мимо проносились машины и скутеры: куда-то спешили местные жители и туристы. Магазины только-только начали открываться — каждый день с двенадцати и до полтретьего они не работали. В витринах бутиков была выставлена одежда всевозможных марок: Прада, Версаче, Хьюго Босс, DKNY. В других витринах блестели беспошлинное золото, бриллианты и прочие драгоценные камни. Эйми шагала мимо художественных галерей, сувенирных лавок, обувных магазинов… Господи, неужели можно ходить на таких высоких каблуках? А цены-то, цены! Неужели кто-то готов выложить такие деньги за полоску кожи, на которой держатся пятидюймовые шпильки?

Ну почему она не потерялась на острове, где вдоль набережной стоят сувенирные лавки, а местные женщины продают с лотка дешевые яркие майки и рубашки? На каком-нибудь острове, населенном простыми людьми, такими, как она?

Она заметила, что народ вокруг делится на две категории: стильные люди, которые чувствовали себя в этой роскоши как рыба в воде, и зеваки, которые, подобно ей, смотрели на это великолепие разинув рот.

Эйми тут же представила, что она принадлежит к первой категории — живет на этом роскошном острове и сейчас направляется на рынок купить бутылку дорогого вина и французскую булку.

Во всех романтических фильмах, где изображен поход за покупками, непременно присутствует французская булка, торчащая из сумки. И букет цветов, конечно же.

Она шагала по улице и представляла себе, как она кивает знакомым, которые, сидя под зонтиком, потягивают кофе и с пренебрежением поглядывают на зевак. Владельцы лавок окликают ее и машут рукой: ведь она завсегдатай бутиков и салонов.

Она рассмеялась, поняв, что в ее фантазии есть толика реальности. Ведь она как-никак житель этого тропического рая, хотя и временный, и направляется на рынок. Да, и еще одежду себе нужно присмотреть, пока есть время.

Тут до нее донесся аппетитный аромат из расположенного неподалеку ресторана. У Эйми заурчало в животе. Если не считать детских лакомств, что остались в сумке, у нее весь День маковой росинки во рту не было. Она боролась с желанием объесться, пока готовила обед месье Гаспару, и в результате вообще забыла поесть. Это плохо — если Эйми забывала поесть, то потом она набирала еще больше веса.

Но что же теперь делать?

Эйми хотела перекусить в каком-нибудь кафе, но передумала. На это уйдет слишком много времени, а ей нужно было просто чем-нибудь перекусить до возвращения в форт.

Ее внимание привлек бело-красный пляжный зонтик над тележкой мороженщика. Эйми чуть не подскочила от радости. Конечно, не стоило бы ей лакомиться мороженым, но… В конце концов, последние два дня были для нее сплошным стрессом. Может она позволить себе небольшую поблажку? Она уже сто лет не пробовала мороженого. Да и какой вред может быть от одной маленькой порции?

Словно в ответ на ее мысли какая-то стильная высокая женщина подошла и купила себе мороженое. У длинноногой незнакомки были длинные темные волосы и сногсшибательный загар. «Ну вот, — подумала Эйми, — значит, можно есть мороженое и при этом оставаться стройной».

Она подошла к мороженщику и попросила у него мороженое того же сорта, что заказала перед этим стройная женщина. Он протянул ей ванильное мороженое в шоколадной глазури с орехами. Откусывая от шоколадной глазури маленькие кусочки, Эйми отправилась на поиски одежды. Она испытывала просто неземное блаженство.

Внимание Эйми привлекла витрина бутика, на которой были выставлены самые модные на острове фасоны. Она остановилась полюбоваться на разодетый манекен. Крошечная мини-юбка и топик с открытым пупком чудесно смотрелись бы на женщине, которая недавно покупала мороженое.

У Эйми почему-то мелькнула забавная мысль, что если она съест достаточно порций мороженого, то станет такой же, как та женщина: худенькой и грациозной, с невероятно стройными бедрами — ей казалось, что у всех женщин на этом острове идеальные ноги. Может, у них такие превосходные фигуры, потому что они живут на дорогом французском острове и питаются одним мороженым?

Эйми усмехнулась этой мысли, но тут взгляд ее упал на собственное отражение в витрине.

Все ее фантазии тут же лопнули как мыльный пузырь.

Она стояла наравне с манекеном и прекрасно отражалась в витрине. Очертания ее пышной фигуры выходили далеко за пределы крошечной юбочки и топика. Эйми медленно подняла голову и взглянула своему отражению в глаза. Улыбка ее померкла.

Словно нарочно, в этот самый момент на солнце наползла тучка и блеск острова несколько померк.

Сердце у Эйми сжалось. Кого она обманывает? Некоторые женщины всегда худенькие, что бы они ни ели. Они уже рождаются такими. Эйми не из их числа. Ей приходится сражаться с каждым лишним фунтом. Конечно, если у тебя нормальный обмен веществ, то от порции мороженого не будет никакого вреда. А вот у Эйми сразу же прибавится лишний дюйм в талии.

Разозлившись на себя, Эйми забросила недоеденное мороженое в мусорную урну. Желудок сердито заурчал, но она оставила его протест без внимания. Сейчас она зайдет в бакалейную лавку и купит себе салат с обезжиренным маслом. Только вот… найти бы ее!

Она взглянула на часы и поняла, что опять опоздала. На целых полчаса. И как это могло случиться? Прекрасно! Просто великолепно! Уже успела зарекомендовать себя на новом месте. Она оглядывала незнакомую улицу: оставалось надеяться только на вмешательство высших сил.

Собравшиеся над головой тучи разверзлись, и хлынул дождь. Замечательно. Мало того что она толстая и заблудилась, теперь она еще и промокла насквозь. Хуже некуда!

Прижав к груди пляжную сумку, Эйми рысью бросилась к ближайшему навесу, но споткнулась и растянулась на тротуаре. Острая боль обожгла ее ладони и колени. Некоторое время она даже не могла дышать. Наконец Эйми попробовала подняться, но уселась на мокрую мостовую. От дождя ее волосы намокли, одежда прилипла к телу.

Целых два дня она старалась не поддаваться отчаянию и во всем видеть светлую сторону, уверяя себя, что все будет хорошо. Теперь она сломалась. Эйми прижала исцарапанные руки к лицу и разревелась.

Подняв откидной верх, Байрон сидел в машине и слушал, как барабанит по крыше дождь. Неужели третья домработница тоже сбежала? Он ждет уже полчаса. Если бы она пришла вовремя, то не попала бы под тропический ливень. Ладно, будем надеяться, что она переждет непогоду в какой-нибудь лавке. А если нет? Вдруг ее испугало описание ужасного Гаспара? Правда, в этот раз он не стал особенно сгущать краски, расписывая зверя, — ему просто хотелось, чтобы Эйми не высовывалась из своей комнаты по ночам. Но, похоже, он переборщил.

Эта мысль только усилила раздражение, еще не прошедшее после разговора с Чадом. Злость на друга боролась со смущением: а он-то сам часто заботится о других людях?

«С каких это пор ты стал таким занудой?»

Да, он обычно держит свои эмоции и мнения при себе. Но это не значит, что он бесчувственный чурбан!

«…Тебе лучше всего удается роль скучающего циника, Байрон. Такова уж твоя натура».

Полгода тому назад он бы на эти слова только плечами пожал. А теперь что с ним творится? Разве не все равно, что думают о тебе люди?

Устав сидеть без дела и дуться, Байрон решил отправиться на поиски пропавшей домработницы. Он ехал по улицам и. слегка пригнувшись, вглядывался сквозь пелену дождя в витрины магазинов. Даже серый тропический ливень не мог приглушить богатство красок этого города. Цветы раскачивались и кивали своими головками, словно бы танцевали под стук дождя.

А потом он завернул за угол и увидел ее.

Эйми сидела на тротуаре, закрыв лицо ладонями, и рыдала. Она промокла насквозь. При виде ее у Байрона сжалось сердце. Он припарковал машину, выскочил на улицу и, не обращая внимания на хлещущий дождь, бросился к ней.

— Эйми! Что случилось?!

Она подняла голову и уставилась на него своими зелеными глазами, которые от удивления стали еще больше.

— Вы ушиблись? — спросил он, пытаясь перекричать шум дождя, барабанившего по мостовой.

— Я… я споткнулась, — объяснила она, вытирая со щек слезы, что было совершенно бесполезно под дождем. — Н-ничего страшного.

Он посмотрел на ее ободранные колени и нахмурился:

— Дайте, я помогу вам подняться.

Он протянул ей руку, но она поднялась сама, морщась от боли.

— Вам очень больно? — Байрон нагнулся и осмотрел ее колени. По правой ноге текла кровь.

— Немножко. — Она шагнула в сторону и чуть не упала, но он вовремя обхватил ее за талию. На ее лице отразилась паника. — Не надо! Я и сама дойду.

— Я помогу.

— Нет, все в порядке.

Оставив без внимания это нелепое заявление, он подхватил ее на руки.

— О Боже! — Она попыталась вырваться. — Что вы делаете? Вы же надорветесь!

— Тихо.

Эйми так сопротивлялась, что он чуть не уронил ее на мостовую. Почувствовав это, она обхватила его руками за шею, и лица их оказались совсем рядом. Ее глаза стали еще больше.

Какое-то мгновение, длившееся не дольше удара сердца, они смотрели друг на друга. Но им это мгновение показалось вечностью. Капли дождя стекали по их лицам. Байрон заметил, какая у нее безупречная кожа — такая кожа бывает лишь от природы, никакой косметикой такого эффекта не добьешься. И еще он заметил, что Эйми гораздо легче, чем он ожидал.

— Вы меня не донесете, — неуверенно сказала она. — Я слишком тяжелая.

— Нет уж, я вас донесу, — возразил он и направился к машине. Конечно, лишний вес у нее был, но сама она была довольно маленькой и легко помещалась у него в руках. Ее голые ноги, перекинутые через его руку, болтались в воздухе, а нежные груди прижимались к его груди. Не выпуская ее из рук, он отворил дверцу машины.

— Ланс, нет! — воскликнула она. — Кожаные сиденья! Я же мокрая и грязная!

— Вы важнее какой-то там машины, — проворчал Байрон. Странно, что она вообще про сиденья подумала. Неужели у всех в этом мире неправильно расставлены приоритеты? Он усадил ее на пассажирское сиденье и захлопнул дверцу, невзирая на глупые протесты. Сам он обошел машину и сел в кресло водителя. Смахнул рукой капли с лица и незаметно прижал бородку — как бы не отклеилась! Парик был хорошим — ему никакой дождь был не страшен.

Он нагнулся и взглянул на колени Эйми.

— Сильно поранились?

— Да нет. — Она отстранилась от него. — Со мной все будет в порядке.

Байрон бросил на нее взгляд, полный отчаяния и раздражения. Сегодня он дважды проявил сострадание к ближнему и дважды получил отпор. Зачем вообще проявлять участие? Все равно никто не оценит. Выпрямившись, он отстранился от нее.

— Почему вы не пришли к рынку?

— Извините, я опоздала. — Она прикусила нижнюю губу, и он заметил, что губы у нее бантиком. Он знавал женщин, которые платили пластическим хирургам бешеные деньги, чтобы иметь такие губки. Ей явно это было не нужно.

— Что случилось?

— Я… я заблудилась.

— Заблудились? — Он недоверчиво уставился на нее. — В Густавии?

Она кивнула и потупила взор, опустив длинные мокрые ресницы. Байрон задумчиво прищурил глаза. Может, она испытывает не страх, а чувство вины? Но почему? В чем она провинилась?

Дождь уже не барабанил по крыше. Он перестал так же внезапно, как и начался. Через мгновение опять появится солнце, и весь остров засверкает.

Он вздохнул.

— Так как вы пока не можете ходить, я сам куплю продукты. А вы подождете в машине.

— Я могу ходить, — возразила она.

Он нахмурился. С виду она такая скромница, но упрямства ей не занимать. Он вспомнил, как она танцевала на кухне, и подумал: а что, если ее робость напускная? Представив, как она танцует, он ощутил легкий прилив возбуждения и нахмурился.

— Вам нельзя в таком виде являться в магазин, — заявил он. — Вы же вся в крови. Скажите мне, что нужно купить?

Она покорно опустила плечи:

— Ну хорошо. Я составлю список.

Она огляделась, ища бумагу и ручку. Наконец заметила встроенный секретер и хотела его открыть.

— Не надо. — Он прикоснулся к ее руке. Она тотчас же отдернула руку, но он успел отметить, какая у нее гладкая кожа. Интересно, у нее все тело такое же шелковистое? Ладно, хватит думать об этом. — Просто скажите мне, что нужно. Я запомню.

— Но нужно так много всего, — произнесла она с отчаянием. — И вообще, когда я иду за продуктами, то никогда не знаю, что нужно, пока не увижу, что есть на прилавке. Я даже не знаю, какие тут продаются консервы. Раньше я ходила за покупками только дома.

— Тогда поступим так. — Он завел машину и поехал разыскивать парковочное место поближе к рынку. — Скажите мне, что бы вы купили, если бы были дома. А я постараюсь все сделать правильно.

— Ладно. — Лоб ее прочертила сосредоточенная морщинка, и она начала перечислять продукты.

Он внимательно слушал. Она уже не так нервничала и заметно оживилась.

— Ой! — вдруг воскликнула она. — Скажите, мистер Гаспар любит сладкое?

— Очень любит.

Заметив, что от тротуара отъехала машина, Байрон быстро занял освободившееся место.

— Тогда посмотрите, нет ли у них киви и ягод. Я сделаю на десерт крем-брюле. У него потекли слюнки.

— Хорошо. Все?

— Дайте подумать. — Она забавно нахмурилась. — Это так сложно: обычно ко мне приходят мысли, когда я гуляю по торговым рядам.

Похоже, кулинария была ее страстью. «Интересно, в постели она такая же страстная?» — подумал Байрон. Впрочем, этого он никогда не узнает. Во-первых, она его домработница, а он был против связей со слугами. Во-вторых, если ее застенчивость не притворная, она наверняка упадет в обморок, когда он начнет ее домогаться. А в-третьих, даже если удастся заставить ее побороть страх, в самый разгар ласк у него может отклеиться бородка или соскочить парик.

Кроме того, есть что-то непорядочное в том, чтобы крутить роман с женщиной под чужим именем.

Эта мысль заставила Байрона задуматься.

Может, он всю свою жизнь притворялся кем-то, кем он на самом деле не является?

Играя Бофорта и Гаспара, он совсем запутался. Он сам уже не знал, кто он на самом деле.

Она вздохнула.

— Если вы увидите что-то, что понравится мистеру Гаспару, берите. А я потом придумаю, что с этим делать.

— Не волнуйтесь, я все сделаю как надо. А вы пока подождите здесь. Когда я закончу покупки, мы заедем за вашими вещами.

Ее лицо приняло какое-то виноватое выражение.

— Не стоит.

Он вскинул брови:

— Вы что, не хотите забрать вашу одежду?

— Я… я сама завтра ее заберу.

— А до этого вы что будете носить? Та одежда, которая на вас сейчас, грязная и мокрая.

— Я ее выстираю.

— Но зачем? На то, чтобы заехать за вашими вещами, уйдет совсем немного времени.

— Да потому, что… мое колено! — Эйми обхватила колено руками и подняла на него умоляющий взор. Только бы он ей поверил! — Оно болит все сильнее. Думаю, вы были правы. Я не могу ходить.

Он прищурился:

— Я могу сам упаковать ваши вещи.

— Нет-нет, не надо! Давайте лучше вернемся в форт после того, как вы сделаете покупки.

— Вы правда этого хотите?

— Да. Спасибо. — Она облегченно расслабила плечи.

Байрон вышел из машины и направился к бакалейной лавке. Злость его все усиливалась. Эта женщина говорит ему не всю правду. Может, она догадалась, кто он, и хочет сделать несколько фото, чтобы потом продать их таблоидам? Неужели кто-то пронюхал, где он скрывается? А он-то так тщательно заметал следы!

А может, Байрон стал таким циником, что ему повсюду мерещатся лжецы и авантюристы? Больше всего его тревожило то, что Эйми такая милая. Не может она быть такой прелестью! Тут что-то не то.

Он никак не мог понять, в чем ее подозревает. И это приводило его в еще большую ярость.

Глава 5

Когда они наконец добрались до форта, Эйми испытала несказанное облегчение. Всю дорогу обратно Ланс злился, отчего короткий путь показался ей нескончаемым. Но вот они свернули в подъездную аллею, проехали внушительный портик, которым были отмечены парадные ворота. Лишь фасад с колоннами придавал форту некое сходство с резиденцией — очень большой, внушающей трепет резиденцией. Дорожка вела к самому дальнему краю здания, где среди груды развалин и сваленных в кучу строительных материалов был расположен временный металлический навес для автомобилей.

Под ним Ланс и припарковался, резко надавив на тормоз.

— Подождите, — сказал он, увидев, что Эйми потянулась к ручке, — я вам помогу.

Он обогнул машину. Эйми недоумевала, отчего у него вдруг испортилось настроение. Она ведь не нарочно опоздала и поранилась тоже не специально. На том, чтобы сделать покупки, он настоял сам. За что же он на нее так сердится? Ланс открыл дверцу и протянул ей руку. Эйми посмотрела сначала на руку, затем на его суровое лицо.

— Я и сама могу ходить.

Он обжег ее ехидным взглядом:

— А всего несколько минут назад вы так страдали, что не могли даже посидеть и подождать, пока я соберу ваши вещи.

— Ах да, действительно… — Она изобразила улыбку. — Но теперь я отдохнула и чувствую себя гораздо лучше.

— Хорошо. — Ланс отступил назад.

Эйми вылезла из машины и поморщилась, ступив на правую ногу: ныло колено. Неожиданно он схватил ее на руки.

— Ланс! Я же могу ходить! — воскликнула Эйми.

Он закрыл ногой дверцу машины и взглянул на свою ношу.

— Вы всегда так упрямы?

— Вовсе я не упряма, — возмущенно возразила Эйми. Ей ничего не оставалось, кроме как обнять его за шею, отчего ее грудь прижалась к его груди. Она вся вспыхнула от смущения и от какого-то странного возбуждения, которое лишь усилило чувство неловкости. Голова ее слегка прикасалась к его плечу, она ощущала запах теплого мужского тела. Эйми очень хотелось потереться носом об его шею, но она не решилась. Он отнес ее в холл.

— Ну вот, теперь можете меня опустить.

К вящему облегчению Эйми, Ланс послушался и опустил ее на пол. Но он по-прежнему поддерживал ее за талию, а ее рука, как и раньше, лежала у него на плече.

— Попытайтесь перенести вес на здоровую ногу, — сказал он.

Эйми чуть было не огрызнулась, что такого веса, как у нее, ни одна, даже самая здоровая, нога не выдержит. Она сделала робкий шажок и обнаружила, что колено уже болит не так сильно, как раньше. Но все равно, нужно притвориться, что очень больно, а то он опять станет донимать расспросами, почему она не захотела заехать за одеждой. Эйми заковыляла по холлу, прижимаясь к нему и испытывая от этого неловкость.

Господи, ну неужели он не может поддерживать ее как-нибудь по-другому? Его рука лежит прямо на ее толстом животе.

Наконец они вошли в кухню, и Эйми возблагодарила небеса, увидев табуретки. Только бы ей сесть! Тогда ему больше не придется ее поддерживать. Но когда они подошли к кухонному столику, Ланс повернулся к ней и, обхватив за талию, поднял. Не успела Эйми оглянуться, как она уже сидела на кухонном столе.

— Дайте-ка я взгляну на ваше колено, — сказал он. Эйми положила руки на свои толстые бедра в тщетной попытке их прикрыть. — Кровь идти перестала, но рану все равно нужно промыть.

Сначала она хотела сказать, что сама справится: пусть он просто снимет ее со стола. Но тогда он снова будет ее поддерживать!

— Принесите мне, пожалуйста, тазик с водой, мыло и какую-нибудь чистую тряпку.

Он принес все, что она просила, и начал сам промывать колено.

— Я сама справлюсь, — уверяла Эйми, пытаясь увернуться от его рук. — Лучше принесите продукты.

— Продукты подождут.

— Нет. — Она попыталась вырвать из рук Ланса полотенце. — В раскаленной машине остались молочные продукты, мясо и консервы! Они же испортятся!

Он сдался, протянул ей полотенце и ушел.

Нахмурившись, она посмотрела ему вслед. Ее раздражение боролось со смущением. Если он на нее сердится, тогда почему он с ней нянчится? Из-за чего он вообще на нее разозлился?

Он вернулся, держа в каждой руке по паре массивных пакетов.

— Знаете, — сказала она, — могли бы по одному пакету брать. Подумаешь, прогулялись бы до машины несколько раз.

— А зачем? — Он опустил пакеты на стол. Было слышно, как звякнули металлические банки.

— Осторожно! — сделала она ему выговор. — Яйца побьете, да и хлеб может помяться.

— Ой! — Похоже, Ланс уже позабыл, что на нее сердится, и встревоженно заглянул в пакеты. — Думаю, ничего не пострадало.

— Нужно положить скоропортящиеся продукты в холодильник, — приказала она, промакивая ссадину.

Он хотел было что-то возразить, затем заглянул в пакеты, оценивая их содержимое, и засунул сразу две сумки в холодильник.

— Что вы делаете? — спросила Эйми.

— То, что вы сказали.

Он заглянул в оставшиеся пакеты и определил их в морозилку.

— Так не делают, — раздраженно вздохнула Эйми.

— Почему же? Так проще. — Он вынул из сумки бутылочку с перекисью и подошел к столу.

— Спасибо.

Эйми потянулась к пузырьку — какой заботливый! Купил перекись, а ведь она не просила!

Не обращая внимания на ее протянутую руку, он откупорил бутылочку.

— Будет щипать.

На рану полилась шипучая и жгучая перекись. Эйми с шумом втянула в себя воздух.

— Извините, — произнес Ланс. Жидкость заструилась по голени. Бофорт размазал перекись по колену Эйми. От его прикосновения по ее ноге до самых бедер пробежали мурашки.

Она запаниковала: Господи, когда она в последний раз брила ноги? Слава Богу, в том отеле, где она остановилась, была бритва. Хоть одно утешение! Его прикосновение, его запах, его близость сводили ее с ума. Если он догадается об этом, то она умрет! Просто умрет, и все!

Он нагнулся еще ниже и подул на колено.

Эйми легонько взвизгнула.

— Извините, — повторил он и положил руку на ее бедро, чтобы она не дергалась, пока он обрабатывает рану.

Стараясь не двигаться и не дышать, Эйми смотрела на его профиль. Она снова поразилась тому, насколько его ресницы и брови темнее волос. Они были почти черными, в отличие от волос, которые золотисто-каштановыми прядками ниспадали ему на плечи. Присмотревшись, она заметила одну странную вещь: его волосы не редели возле лба, как у большинства людей, а располагались плотно, волосок к волоску. Она покосилась на него. Он что, парик носит?

При этой мысли Эйми едва сдержала смех: подумать только, красавчик Ланс Бофорт преждевременно начал лысеть и тщетно пытается это скрыть! Вот глупый! С такими внешними данными он и лысым выглядел бы сексапильно. Некоторые мужчины даже считают, что быть лысым — это круто, и специально бреются наголо.

Внезапно их взгляды встретились.

Их лица были совсем близко, словно он собирался ее поцеловать. Интересно, как это — целоваться с ним? При этой мысли Эйми обожгло жаром.

Тут Ланс резко выпрямился и отступил назад.

— Не так уж вы сильно поранились.

— Да, не сильно, — подтвердила она, изо всех сил стараясь не краснеть.

Он прищурился:

— Тогда почему вы отказались заехать за одеждой?

— Я сама завтра за ней заеду.

— С больной коленкой?

Странно, почему-то, когда он сердился, его французский акцент становился менее выраженным.

— Думаю, к утру она заживет.

— А пока вы в чем собираетесь ходить?

— Ничего, как-нибудь, — пробормотала Эйми, стараясь не обращать внимания на мокрую одежду, которая неприятно липла к телу. — Не беспокойтесь об этом.

Он долго не сводил с нее взгляда. Наконец повернулся и направился к двери, бросив через плечо:

— Никуда не уходите.

Как только дверь за ним захлопнулась, Эйми не выдержала и показала язык. Нечего над ней трястись, она и сама в состоянии о себе позаботиться! Хорошо, что он ушел: теперь больше не нужно изображать из себя калеку. Эйми соскочила со стола. У нее перехватило дыхание от жгучей боли в колене. Ну ладно, допустим, ее страдания были не совсем притворными. Однако теперь боль мучила ее куда меньше, чем беспокойство о том, что ей теперь надеть.

Эйми готова была все на свете отдать за чистую сухую одежду. Однако у нее таковой не было. Значит, придется до вечера ходить в том, что есть. А потом она выстирает свою одежду: к утру та должна высохнуть. Эйми с ужасом поняла, что ей придется спать голой в незнакомом месте. Иного выхода у нее просто не было. Впрочем, лучше об этом пока не думать, а заняться делами.

Она захромала по направлению к холодильнику: нужно рассортировать содержимое пакетов, которые Ланс туда запихнул. Когда Эйми обнаружила в морозилке масло, у нее чуть глаза на лоб не вылезли. Разложив по полочкам молочные продукты и мясо, она принялась за консервы.

— Что вы делаете? — раздался сердитый голос Ланса. Она обернулась: он стоял на пороге и держал в руках какой-то черно-серый сверток.

— Как что? Раскладываю продукты по местам. Как будто сам не видит!

— Ясно.

Он шагнул вперед.

— Если ясно, тогда зачем спрашиваете?

— Разве я не сказал вам, чтобы вы никуда не уходили? Он смотрел на ее колено.

— А я никуда и не уходила, — спокойно ответила она.

— Я сам разложу продукты. — Ланс протянул ей сверток. — А вы пока пойдите переоденьтесь.

— Что это? — То, что он ей протянул, оказалось черной рубашкой с длинным рукавами и тренировочными штанами, превращенными с помощью ножниц в шорты.

— Думаю, вам нужно переодеться во что-нибудь сухое. Она широко распахнула глаза:

— О Господи! Это вам мистер Гаспар дал?

— Ну а кто же еще? — откликнулся он, расставляя консервы на полках в совершенно произвольном порядке.

— И что вы ему сказали?

Она вспомнила, как злился Ланс. Наверняка он сказал ее новому хозяину, что нанял полную дуру, которая умудрилась заблудиться в таком маленьком городке, как Густавия. Она еще и недотепа в придачу — у нее даже не хватило ума спрятаться от дождя.

— Лучше бы я умерла!

Он с удивлением уставился на нее, не понимая причины ее смущения.

— Почему?

— Потому что… Да так… не обращайте внимания. — Как ему объяснить, если он не понимает таких простых вещей? Затем она взглянула на свою одежду, и чувство унижения сменилось такой горячей благодарностью, что у нее из глаз закапали слезы. — Я хотела сказать… спасибо вам. И мистеру Гаспару тоже спасибо.

У него тут же пропала вся злость на нее. Вместо этого он разозлился на себя.

— Я сам все расставлю. А вы переодевайтесь и ложитесь в постель. Дайте отдых вашему колену.

— А ужин кто будет готовить?

— Эйми, — повысил он голос, а затем вздохнул. — Идите отдохните.

— Ладно. — Эйми заковыляла к двери. Конечно, отдыхать она не будет. Еще чего не хватало! Она же не тепличный цветочек, чтобы из-за такой мелочи ложиться в постель. Но вот душ был бы кстати. Внезапно она почувствовала, что очень устала и, наверное, оттого расчувствовалась. Даже когда Ланс злился, он все равно был очень мил. Да и потом, он принес ей одежду. В дверях Эйми обернулась: — Ланс?..

— Да?

— Извините, что доставила вам столько хлопот. Обещаю, что завтра это не повторится.

Она так быстро вышла из комнаты, что он не успел ничего ответить.

Когда дверь закрылась, Байрон задумался. Зачем он с ней возится? Эта женщина — отъявленная лгунья. Байрон не понимал, зачем ей это нужно, но в том, что она лгунья, не было никакого сомнения.

Но все же… Он взглянул на дверь и вспомнил, какая непритворная благодарность была написана у нее на лице. Она прелесть. Этого отрицать никак нельзя.

В ванной Эйми порылась в своей пляжной сумке и извлекла из нее крошечные флакончики шампуня и кондиционера, позаимствованные в отеле, где она останавливалась прошлой ночью. В шкафчике под раковиной она обнаружила полотенце и чистое постельное белье.

Кроме этих предметов первой необходимости в ванной комнате ничего не было. Эйми с грустью вздохнула, вспомнив ароматические лосьоны, кремы и прочие безделушки, которыми была заставлена ее ванная комната дома. Может, завтра она прикупит несколько флакончиков — если, конечно, найдет, где они тут продаются.

Она зашла в душевую кабинку с матовыми стеклами, встала под струи теплой воды и намылила голову. Массирующие движения и цветочный аромат шампуня, наполнивший горячий воздух, помогли снять напряжение. Когда Эйми вышла из душа, она немного успокоилась.

Она провела пальцами по волосам, доходившим ей до пояса, и решила пока их не заплетать: пусть сохнут. Шорты и рубашка, которые дал ей Ланс, пахли моющим средством с отдушкой. Запах их прежнего владельца совсем не сохранился. Однако кое-что по ним определить было все же можно. Если верить ярлыку, хлопковая рубашка была из коллекции дизайнера Эрменегильдо Зеньи.

Это несколько удивило Эйми: одежда от Зеньи была популярна в основном среди молодых завсегдатаев модных курортов. Как-то не вяжется с образом отшельника. А вот цвет подходит. Черный, Именно так и должен одеваться Зверь.

Она надела рубашку прямо на голое тело: нижнего белья у нее не было, а купальник давно уже нужно было выстирать. Рубашка оказалась ей велика — ну и хорошо, Эйми не любила одежду в обтяжку. Наверное, этот мистер Гаспар не хилого сложения, подумала она. Рукава были ей слишком длинны — пришлось их закатать. Заправлять рубашку она не стала: она доходила ей где-то до середины бедер.

Шорты, в отличие от рубашки, были сильно поношенные. Неужели мистер Гаспар тоже трудится над обустройством форта? Или он настолько разленился, что целый день валяется на диване в трениках и смотрит телевизор? Когда не носит одежду марки «Зенья», конечно же.

Она вздрогнула от стука в дверь комнаты.

— Эйми? — донесся до нее голос Ланса. — Не выходите. Мне просто хотелось узнать, не нужно ли вам чего.

— Нет, нет, ничего не нужно, — отозвалась она, надеясь, что он не догадается, что она сейчас не в постели, а в ванне.

— Если что, то я на лестничной площадке, штукатурю стены.

— Хорошо.

Выждав, пока он отойдет подальше, она отнесла свою одежду в прачечную и загрузила в стиральную машину. Она еще ни разу не заводила стиральную машину ради такой мелочи, как майка и шорты. Другой одежды в прачечной не оказалось. Интересно, у мистера Гаспара своя стиральная машина или ему стирает Ланс? Она едва сдержала смех: куда ему! Он даже продукты по полочкам не может разложить, где уж ему справиться со стиральной машиной! Ничего, скоро она разберется, что к чему в этом доме.

Заглянув в кухню и не обнаружив там Ланса, Эйми прошлепала босиком к столу и приступила к работе. Вскоре в кастрюльке уже кипел бульон, а в миске подходило тесто для хлеба.

Она пристроилась поближе к раковине и принялась готовить фруктовый салат. Вдруг она вздрогнула: на подоконник прыгнула обезьяна. Скоро к ней присоединилась вторая.

— О Господи! — рассмеялась Эйми и одарила эту сладкую парочку улыбкой. — Привет, привет. Надеюсь, вы не кусаетесь?

Они потянулись к манго. Так как манго было очень трудно резать, Эйми дала каждому зверьку по банану. Те выхватили фрукты у нее из рук и бросились прочь, перемахнули через перила балкона и скрылись в гуще деревьев. Она посмотрела им вслед: ей было жаль, что они так поспешно ретировались.

Ну что ж, видимо, придется работать в одиночестве. Она снова погрузилась в привычный мир грез и не заметила, как день сменился вечером.

— Вы уже встали, — раздался голос Ланса у нее за спиной. — Рад, что отдых пошел вам на пользу.

Эйми оторвалась от плиты и увидела, что он стоит на пороге.

— Да, — ответила она, почувствовав легкий укол совести: ведь она не прилегла ни на минутку. — Я чувствую себя гораздо лучше.

— Хорошо, — кивнул Ланс. Он окинул взглядом ее гигантскую рубашку и голые ноги и отвернулся, словно его что-то смутило. — Я пришел сказать, что мой рабочий день кончен и что я ухожу. Я вернусь завтра утром.

— Ну… ладно. Он принюхайся.

— Пахнет аппетитно. Ужин?

— Пока еще нет. Просто делаю предварительные заготовки.

Из мяса цыпленка она сможет приготовить себе несколько порций еды. Если она будет питаться так же, как мистер Гаспар, то очень скоро опять наберет все фунты, которые с таким трудом сбросила, а то и больше.

— Думаю, сегодня я приготовлю говядину с пикантным соусом, а к ней — артишоки и томаты, запеченные в сыре пармезан с тушеными грибами. А вы… — По привычке она хотела попросить его остаться, но потом подумала: а вдруг он и правда плюхнется сейчас на один из высоких табуретов и будет сидеть на кухне? В его присутствии Эйми чувствовала себя скованно, а это совсем некстати, когда готовишь. Но в итоге привычка к гостеприимству возобладала. — Вы не хотите остаться? Я могу приготовить еще одну порцию.

Он покачал головой:

— Нет, мне вы будете готовить только обед. Или… — Он нахмурился: — Вам, наверно, не хочется оставаться здесь одной? Если хотите, я могу ненадолго задержаться.

— Нет, ну что вы! Я нисколечко не боюсь.

— Очень хорошо. Не нужно бояться месье Гаспара. Он ничего вам не сделает, самое главное — не высовываться за пределы этого крыла форта после того, как подадите ему ужин.

— Все будет хорошо, — снова заверила она.

— Ну, тогда до завтра, — сказал он. — Желаю вам спокойной ночи.

— Да. Спокойной ночи.

Эйми нахмурилась: попрощавшись, он почему-то прошел в столовую, а гараж был совсем в другой стороне. Хотя пока она видела только одну машину — красный «альфа-ромео», принадлежавший мистеру Гаспару. Наверно, Ланс добирается до работы пешком.

Интересно, где он живет? Наверное, у такого обходительного человека, как Ланс Бофорт, полным-полно друзей. И женщины, наверное, за ним бегают. Интересно, а девушка у него есть? Скорее всего он живет в гражданском браке. Конечно, его личная жизнь ее не касается, но любопытство неотделимо от богатого воображения: Эйми и того и другою всегда хватало с избытком.

Вскоре ее мысли обратились к Зверю, заточенному в замке, населенном призраками. Она почувствовала, что почти начинает верить легенде. После заката над островом снова разразилась гроза, отчего ее страх лишь усилился. Поднялся ветер, полетели крупные капли дождя. Она подбежала к окошку над раковиной, чтобы закрыть ставни.

Высунувшись из окна, чтобы поймать ставни, она заметила, что в башне на третьем этаже загорелся свет. Через жалюзи был заметен темный силуэт. У Эйми душа ушла в пятки, а по телу пробежали мурашки.

Она была совсем одна в этом странном месте, если не считать запертого в замке чудовища.

Глава 6

Байрон стоял у окна и любовался грозой. Натруженные мускулы приятно ныли от физического труда, однако в этот раз работа не успокоила его.

Порывы ветра, проникавшие сквозь ставни, приятно холодили кожу под черным шелковым халатом. Ветер ласкал его бритое лицо, теребил короткие темные волосы. Не затихали раскаты грома. В комнату проникал сладковатый запах мокрых цветов и плодородной почвы, в то время как внизу, в заливе, лодки рвались с якорей. Природа, как и жизнь, созидая одно, разрушала другое.

Это как нельзя лучше отражало состояние души Байрона.

Уже не в первый раз со дня своего прибытия на Сент-Бартс он чувствовал себя Зверем, в которого перевоплощался: в нем боролись противоречивые чувства.

Созидающая и разрушающая сила. Дар и проклятие. Разве не этими свойствами обладало прикосновение Мидаса? У Байрона был талант воплощать в жизнь людские грезы. Увы, грезы иногда бывают неотделимы от кошмаров.

Небо прочертила молния, за ней последовал удар грома. Байрон усмехнулся мелодраматическому направлению своих мыслей. Он слишком много на себя берет. Да, он проложил Чаду дорогу к славе, но это еще ничего не значит. Он не виноват, что брак Чада разрушился.

Единственное, в чем он виноват, — это полное безразличие и пассивность.

Всю жизнь Байрон наблюдал за другими с безопасного расстояния, никогда никого не пускал в свою душу. Может, из-за этого он по уши ушел в мир Голливуда?

Последние полгода Байрон часто размышлял на эту тему, как, впрочем, и на многие другие, и пришел к выводу, что его пристрастие к киноиндустрии вызвано не только тем, что он вырос в этой атмосфере. После развода родителей он жил попеременно то у отца, то у матери. С таким же успехом он мог бы заняться высокой европейской модой.

По злой иронии, у этих двух миров было кое-что общее: оба они имели дело с иллюзиями. Мода создает визуальную иллюзию. А фильмы переносят человека в совершенно иной мир, позволяют на некоторое время вообразить себя каким-нибудь героем.

Ему вспомнился разговор с Эйми в машине: этот мир можно терпеть только благодаря тому, что возможно бегство в царство фантазии. Байрон целиком и полностью разделял это мнение: сам он тоже предпочитал воображаемый мир реальному. Сейчас, стоя в башне, надежно укрывавшей от непогоды, он понял, почему так происходит. Только в воображаемых историях он мог позволить себе в полной мере ощутить глубину человеческих переживаний, потому что он знал, что все эти ситуации ненастоящие.

Может, поэтому он сошелся с Джиллиан? Та ведь тоже только прикидывалась наивной простушкой. Можно было не бояться задеть ее чувства. Они играли роль идеальной пары и на людях, и когда оставались одни. К сожалению, со временем иллюзии стираются и больше не могут скрывать правду.

Он хорошо помнил день их размолвки. Они с Джиллиан пришли в «Спаго» отметить только что пройденный ею кастинг. За обедом они обсуждали только одно: получит она роль или нет и как это отразится на ее карьере. В каждой фразе, вылетавшей из ее ротика, слышалось «я», «мне»… Байрон слушал со всевозрастающим отвращением. В принципе при данных обстоятельствах было вполне естественно, что Джиллиан так много говорит о себе; но почему-то именно тогда ему в полной мере открылись ее никчемность, тщеславие и самовлюбленность.

Когда они уже выходили из ресторана, что-то в нем надломилось. Он повернулся к Джиллиан и сказал какую-то колкость — он теперь уже не помнил, что именно. Его колкости всегда отличались остротой.

Она разразилась гневной тирадой и привлекла всеобщее внимание. Конечно, где ему понять, как для нее важна эта роль! Ему на все наплевать! Он начисто лишен каких бы то ни было эмоций!

— Ты вообще способен чувствовать только когда занимаешься сексом! Но это чисто физическая вещь! — завопила она. А потом наградила его пощечиной. Позже этот кадр красовался на обложках всех таблоидов. — Ну а это ты почувствовал, Байрон? Почувствовал?

«Да уж, почувствовал», — подумал он тогда. Он до сих пор ощущал эту пощечину, а в ушах у него звенели ее ядовитые слова. Сам заслужил.

Постоянные преследования папарацци сделались просто невыносимы. Да тут еще Джиллиан давала слезливые интервью и плакалась, каким он оказался холодным и бесчувственным мерзавцем. Байрон ненавидел это нытье: он питал стойкое отвращение к таким вещам еще с развода родителей. Неудивительно, что он поступил так же, как когда-то поступила его мать: решил скрыться на время, пока все не уляжется.

Когда у Байрона возникла эта идея, он тут же вспомнил о форте с привидениями, когда-то потрясшем его воображение. «Интересно, каково это: быть привидением? — подумал он. — Стать полной своей противоположностью: призрак мертв телом, а я мертв душой. Стать привидением — значит надежно укрыться от ока общественности». Так Байрон Паркс стал невидимкой. Когда он стал вести полупризрачное существование, у него появилось больше времени на размышления и самокопание. Вскоре он начал ощущать, как мало-помалу возрождается к жизни его умершая душа. Процесс был болезненным: Байрону казалось, что подобную боль испытывают люди, пострадавшие от ожогов, когда начинают залечиваться поврежденные нервные окончания. Когда он решил податься в отшельники, он даже не представлял, в какое пепелище превратилась его душа.

Отвернувшись от окна, он подошел к влажной стойке бара и налил себе бокал вина. Скоро Эйми принесет ужин. А потом он может почитать или посмотреть какой-нибудь фильм из своей коллекции DVD.

Эйми Бейкер. Это она виновата, что у него на душе кошки скребут. Обновленная часть его души искренне хотела поверить в то, что существует некая простая, логичная и невинная причина, почему Эйми не хотела заехать за вещами.

На это прежний, циничный Байрон ответил Байрону возрожденному, что он дурак.

Он скользнул взглядом по мониторам. Камера, установленная в кухне, по-прежнему была выключена, но Байрону она была не нужна. У него и так стояла перед глазами Эйми, какой он видел ее совсем недавно: босая, в его рубашке. Черный — явно не ее цвет, но все равно она хорошенькая, особенно когда распускает свою копну каштановых кудрей.

То ли у него разыгралось воображение, то ли эта женщина и вправду хорошела прямо на глазах. Когда Байрон сегодня утром отворил дверь — неужели это было только сегодня утром? — на пороге стояла пухленькая, некрасивая женщина, соискательница на должность домработницы. Он расцеловал ее, когда она принесла обед, лишь потому, что уже отчаялся найти кухарку, а вовсе не потому, что хотел прикоснуться к ее восхитительно изогнутому ротику.

При этой мысли Байрон испытал новый прилив возбуждения и нахмурился. «Ну-ка прекрати, — приказал он своему телу. — Она твоя домработница».

У него мелькнула мысль, что, может, шесть месяцев воздержания сказались на его либидо и теперь он возбуждается по поводу и без повода. Но нет, непохоже. Он жил на Сент-Бартсе уже полгода. Во время своих вылазок в город он постоянно встречал красивых, сексуальных женщин, ни одна из которых не вызвала у него физического интереса. Может, заключение Джиллиан, что он способен чувствовать только во время секса, начисто подавило всю его сексуальную активность? От этого предположения Байрону стало немного не по себе.

И вдруг появляется женщина совсем не в его вкусе, и он испытывает прилив желания каждый раз, когда смотрит на нее!

Тут, словно по волшебству, Эйми появилась на мониторе, камера от которого была установлена в столовой. И он снова испытал возбуждение. Он изумленно покачал головой. Она шла по залу и несла поднос. Байрон вспомнил, что она обещала приготовить на ужин, и в желудке у него заурчало.

Тут он заметил что-то очень странное. Он прищурился: да она совсем не хромает! Нисколечко!

От этого сразу же вернулся к жизни циничный Байрон. Черт возьми! А он-то полагал, что она с ним откровенна. Всякое желание сразу же пропало. Его сменил гнев, который все возрастал по мере продвижения Эйми по темному форту. Ее изображение перемещалось с монитора на монитор. Вот вспыхнула молния и осветила ее, словно стробоскопический источник света на киносъемках. Последовал раскат грома, отчего Эйми вздрогнула.

Добравшись до кабинета, она осторожно заглянула внутрь, словно ждала, что из-за угла на нее набросится чудовище. Затем нерешительно шагнула внутрь, нажав локтем на выключатель. Байрон совсем забыл оставить для нее включенным свет.

Загорелся тусклым светом торшер, но в углах комнаты по-прежнему лежали густые тени. Эйми подошла к «немому официанту» и поставила внутрь поднос. По крайней мере так ему показалось. На камере эта часть кабинета была видна не очень четко.

Он ждал, что она отправит поднос наверх и уйдет.

Эйми снова попала в объектив камеры. Поднос она пока не посылала наверх, просто стояла и оглядывалась.

«Не надо, Эйми, — прошептала та часть его души, которая еще на что-то надеялась, — не делай этого».

Но она направилась прямиком к столу и принялась рыться среди книг и проектов. В нем закипела ярость. Он бросился к столу и нажал на кнопку двухсторонней связи. Он так спешил, что включил сразу все микрофоны в форте и грозно спросил:

— Ты что делаешь?!

Голос его разнесся по всей крепости. Эйми взвизгнула, стремительно обернулась и прижалась спиной к столу. Разумеется, она никого не увидела. В форте снова воцарилась тишина, только во дворе обезьяны и птицы подняли перепуганный гвалт.

Эйми намертво вцепилась в стол и замерла. Сердце готово было выпрыгнуть у нее из груди.

Снова раздался тот же голос, уже не такой громкий, но полный гнева:

— Я, кажется, спросил, что вы делаете.

— Я… я… — Она втянула в себя воздух. — Г-где вы.

— Наблюдаю по монитору. Так какого черта ты здесь делана?

Эйми лихорадочно оглядывалась. Заметив камеру в нише над дверью и громкоговоритель, она немного успокоилась: значит, это все-таки не призрак.

— Я… Я искала бумагу.

— А в кухне что, бумаги нет?

— Есть, просто… — Эйми сглотнула комок страха, застрявший в горле. Она думала, что Гаспар — француз, как Ланс, но судя по акценту, он скорее американец. — Просто мне это пришло в голову, когда я была уже здесь.

— Что вам пришло в голову?

— Я хотела вас поблагодарить. За одежду. — Она вцепилась в рубашку. — Я хотела написать вам благодарственную записку.

— Лансу Бофорту не понравилось бы, что вы рылись в его вещах. Да и мне не понравилось бы, если бы вы рылись в моих.

— Я не рылась! То есть я не нарочно. Простите.

— Извините, но в это верится с трудом. Особенно если учесть, что вы лгунья.

— Что?! — Глаза у Эйми чуть не вылезли из орбит. Раньше ее никто так не называл.

— Ваше колено чудесным образом зажило.

— А-а-а… — Ей было ужасно стыдно.

— Так почему же вы не захотели сегодня заехать за своими вещами? Что вы скрываете?

— Ничего!

— Мисс Бейкер, даю вам две секунды на то, чтобы придумать правдоподобный предлог: почему вы не хотели, чтобы Ланс Бофорт увидел, где вы живете? Если не ответите, то вы уволены.

— Пожалуйста, нет!

— Раз.

— Нет у меня никаких вещей! — выпалила она.

— Как это?

На глаза у нее навернулись слезы.

— У меня нет вещей! У меня даже номера в гостинице нет! Пожалуйста, не увольняйте меня. Эта работа — моя единственная надежда.

— Извольте объяснить подробнее.

— Я здесь оказалась случайно. — На глаза Эйми снова навернулись слезы. Вернулся прежний страх. — Я путешествовала на лайнере и отстала. У меня нет ничего, кроме той одежды, в которой я сегодня сюда пришла.

После этого она поспешно и сбивчиво выложила ту унизительную историю, которая с ней произошла.

Байрон стоял в башне и слушал, как Эйми плача рассказывает ему что-то про путешествие, про пари, заключенное с подругами, про то, как ее уволили и что она не может вернуться домой, иначе ее будут считать никчемной неудачницей. Если все это была игра, то ей следовало бы дать премию «Оскар» за сценическое мастерство. Даже Джиллиан была не так убедительна, а уж она-то умела пустить слезу, когда нужно. Единственным недостатком Джиллиан было то, что она очень красиво плакала. Она всегда старалась выглядеть наилучшим образом, поэтому научилась плакать так, что при этом ни глаза, ни нос у нее не краснели.

Эйми этому так и не научилась. Она громко всхлипывала и вытирала слезы ладонями, словно смертельно обиженный ребенок. Глядя на нее, Байрон чувствовал, как у него оживает еще одно из давно отмерших нервных окончаний. Он ненавидел себя за то, что довел ее до слез.

— Пожалуйста, не увольняйте меня! — Она бросила умоляющий взгляд в камеру. — Мне очень нужна эта работа. Иначе я проиграю пари.

Он закрыл глаза. Больше всего на свете ему сейчас хотелось спуститься вниз, обнять ее и утешить. Почему способность чувствовать всегда доставляет боль? Очевидно, это происходит не только с ним, а со всеми. Почему люди, зная это, не стараются избавиться от переживаний?

Внезапно он понял почему: потому что без чувств от жизни останется лишь пустота.

— Что-то я не совсем понял, — сказал он, — что это за пари и почему вы не можете вернуться домой раньше срока?

— Потому, что Джейн Реддинг в своей книге «Как сделать свою жизнь идеальной» обозвала меня трусихой.

— Джейн Реддинг? Новостная ведущая из «Морнинг шоу»?

— Да. — Эйми глубоко и прерывисто вдохнула, чтобы набраться смелости. — Мы были соседками по общежитию, когда учились в колледже. А мои подруги Мэдди и Кристин жили в соседней комнате. После окончания колледжа Джейн переехала в Нью-Йорк, и мы потеряли с ней связь. Но мы трое по-прежнему продолжали дружить.

Когда мы услышали, что первая книга Джейн поступит в продажу в Остине и что она будет раздавать автографы, мы решили сходить на презентацию. Но Джейн, похоже, была не очень рада встрече с нами. Меня это поначалу несколько озадачило. Это было почти незаметно, однако я сразу почувствовала, что тут кроется какой-то подвох. — Тут Эйми нахмурила брови, и в ее голосе неожиданно послышались гневные нотки. — Вскоре я поняла, в чем дело. Она написала о нас троих в своей книге!

— По-моему, люди обычно радуются, когда кто-то упоминает о них в книге.

— Но она использовала нас в качестве наглядного примера, показав, как страх мешает женщинам воплощать свои мечты в жизнь! Она оказалась не права насчет Мэдди: та сумела перебороть свой страх. И во мне она, по-моему, тоже ошибалась'.

— Чего же, по ее мнению, вы боитесь?

— Она считает, что я боюсь рисковать. — Эйми скорчила гримасу. — Если верить Джейн, то я боюсь пробовать новое из страха перед возможными неудачами. Лучше уж я буду вести привычное, рутинное существование, чем отважусь на риск и попытаюсь что-нибудь изменить в своей жизни. Отчасти это, конечно, правда, только она упустила из виду мой самый большой страх.

— И какой же ваш самый большой страх? Эйми замялась в нерешительности.

— Пожалуйста, скажите: мне это очень интересно. Ему был интересен не столько ее страх, сколько то, что она делает для его преодоления.

Эйми слегка наклонила голову: должно быть, по его голосу она поняла, что ему действительно важно это узнать. Между ними прошла некая волна, для которой каменные стены и запертые двери не были помехой. Она поняла, что этот вопрос продиктован не просто праздным любопытством.

— Я боюсь путешествовать, — ответила она наконец. — Джейн знает, что я всегда мечтала о дальних странствиях, и когда я после окончания колледжа вернулась домой, она решила, что это из-за того, что я боюсь отправиться в путь в одиночку. Ну да, я действительно нервничаю, когда приходится куда-нибудь ехать одной, но не из-за этого у меня развилась такая фобия. Одно время мне было страшно даже выйти из дому.

— Вам было страшно выйти из дому?

— Да, как это ни печально. — Ее щеки залил румянец. — Мне постоянно кажется, что во время моего отсутствия случится что-то страшное. Стоит мне заблудиться — а я постоянно теряюсь в незнакомых местах, — как этот страх возрастает в тысячу раз. Ну вот как сейчас. — Она развела руками и изобразила виноватую улыбку. — Взяла двухнедельный отпуск и потерялась на Карибских островах. Мне очень хочется вернуться домой на неделю пораньше, но нельзя: нужно доказать, что я на что-то способна. Только я не могла позволить себе жить целую неделю в отеле, поэтому и нашла эту работу по объявлению.

— Почему же вы ничего не объяснили Лансу?

— Потому что мне было стыдно. Кроме того… — Она прикусила губу.

— Что?

— Он меня нервирует! — выпалила она. — Когда он рядом, у меня все мысли путаются.

— Почему?

— Я всегда нервничаю в присутствии привлекательных мужчин. А он не просто привлекательный, он… он просто сногсшибательный!

При этом она так распахнула глаза, что Байрон не знал, над чем смеяться: то ли над выражением ее лица, то ли над словами. Ее похвала нисколько не вскружила ему голову. Внешность — это результат генов. Кроме того, Байрон вырос в высшем обществе и научился подчеркивать данные ему природой достоинства. Если Эйми пугал даже слегка неряшливый Бофорт, интересно, как бы она отреагировала на настоящего Байрона?

Умение быть смертельно привлекательным и внушать всем трепет он получил от матери. Уж она-то знала толк в искусстве обольщения.

Эйми поникла:

— Мне очень жаль, что пришлось обмануть Ланса. Обычно рядом с привлекательными мужчинами я теряю дар речи. Я начинаю чувствовать себя неуклюжей дурой.

— Это вполне естественно.

— Еще бы! Ведь я такая толстая корова!

— Я не это хотел сказать. — Он опять разозлился на себя: ну почему она всегда толкует его слова неправильно? — Внешность может быть как оружием, так и щитом, и некоторые люди очень хорошо умеют этим пользоваться. Могу вас уверить, что Ланс Бофорт вовсе не считает вас толстой дурой.

— Я и не говорила, что я дура. Просто иногда я чувствую себя дурой, вот и все.

— Очень жаль. — Он склонил голову набок и внимательно присмотрелся к Эйми. Потенциал у нее, несомненно, был. Эта гладкая кожа, длинные волосы… А глаза! Боже, какие у нее глаза! Возможно, ее фигура имеет некоторые недостатки, но после того, как Байрон поднял ее на руки, он понял, что она не такая крупная, какой кажется из-за этой ужасной майки. К тому же нет некрасивых женщин. Нужно просто правильно подобрать одежду, найти свой стиль.

И тут у него появилась идея.

Может, он действительно бесчувственен и мало что может предложить женскому полу, но этой конкретной женщине он мог кое-чем помочь.

— Итак, если я все правильно понял, дело обстоит следующим образом: вы остались на Сент-Бартсе и не можете вернуться домой раньше срока, иначе вы проиграете пари, заключенное с подругами.

— Да, — кивнула она.

— Ив чем же заключался ваш план? Вы хотели купить на первый же аванс билет на самолет и снова оставить меня без домработницы?

— Нет! — возразила вконец расстроенная Эйми. — Я собиралась проработать у вас две недели, затем сообщить о своем уходе и после этого проработать еще столько же. А вы тем временем подыскали бы мне замену.

— Восхитительный план. Но вот только никто на этом острове не согласится здесь работать.

Она прикусила губу.

— Простите, но задержаться дольше, чем на четыре недели, я никак не могу. Мои подруги выходят замуж во вторую субботу апреля. Обе сразу. А мне нужно приехать по крайней мере за две недели до события: я хочу устроить им девичник.

— А если я куплю вам обратный билет, могу ли я надеяться на то, что после свадьбы вы вернетесь?

— Нет, я не смогу, — выдохнула Эйми, хотя было видно, что предложение это ее заинтриговало. — Дома у меня свое дело, небольшая франшиза под названием «Няня в дорогу». Через нее я сама устроилась няней на лайнер.

— Наслышан я об этой компании, — сказал Байрон. Чад и Кэролин пару раз пользовались услугами этой фирмы: ее главный офис был расположен в Лос-Анджелесе. — Конечно, где уж людям присматривать за собственными детьми, когда они заняты отдыхом.

— Это очень хорошее агентство. — Эйми не сдавала своих позиций. — И дети довольны, и родители.

— Но тогда вам будет нетрудно перепродать кому-нибудь свою франшизу. Я обещаю платить вам не меньше, чем вы зарабатывали прежде.

— И тогда мне придется переехать на Карибские острова? — Она покачала головой: — Нет, не могу.

— Но почему?

— Одно дело — поработать здесь во время отпуска, а совсем другое — переехать насовсем.

— Наверно, вы не до конца понимаете ситуацию, — возразил он. — Женщины на острове слишком боятся этого форта. Они ни за что не согласятся здесь работать. Даже компании по доставке питания наотрез отказались поставлять сюда пищу после захода солнца. Я думал, что мне придется голодать, пока не появились вы.

— Может, если бы вы не пугали людей до полусмерти своим зычным голосом, они бы не так боялись. — В ее глазах вспыхнул смешливый огонек.

Так: значит, она боится Бофорта, а Гаспара — нет. Очень интересно.

Эйми подошла к «немому официанту» и дернула за веревку, чтобы отослать ужин наверх.

Желудок Байрона благодарно заурчал. Пища!

— Вообще-то дело обстоит несколько сложнее, — сказал он, открыв дверцу «немого официанта» на своем этаже и взяв тарелку. Одного аромата сочного бифштекса, тушеных грибов, томатов и чеснока было достаточно, чтобы у него потекли слюнки. Байрона поразило, как она красиво все разложила на тарелке. Ему часто случалось обедать в пятизвездочных ресторанах, но и там он не видел подобного великолепия.

Он обмакнул палец в соус, облизал его и закатил глаза от восхищения. Нужно непременно изыскать способ удержать эту домработницу. «Домработницу! И не смей думать о ней как-то иначе», — предупредил он себя.

— Ну хорошо, — сказал он сам себе и снова уселся за письменный стол, служивший по совместительству обеденным. — Если вы согласитесь проработать полных четыре недели и вернетесь обратно после свадьбы, я, в качестве стимула, куплю вам новый гардероб и оплачу билет на самолет в оба конца.

— Я же сказала вам, что не могу переселиться на Сент-Бартс.

— Если хотите, могу вас уволить прямо сейчас.

На секунду в ее глазах вспыхнул страх — очевидно, она восприняла его слова всерьез. Но затем она задумчиво прищурилась.

— А как вам такой вариант: вы платите мне аванс, чтобы я могла купить одежду и билет на самолет?

— Ни за что. — Он положил в рот томат, запеченный в сыре пармезан и посыпанный тертым чесноком. Вкус был просто неземной. — Сперва вы мне скажете, что собираетесь купить. А за одежду я заплачу только в том случае, если выбирать ее будете не вы сами.

— Что вы имеете в виду? — Она нахмурила брови.

— Ланс Бофорт выберет для вас новую одежду.

— Ланс? — Очевидно, это условие привело ее в ужас.

— Поверьте мне, этот человек лучше разбирается в том, что идет женщине, чем многие представительницы прекрасного пола.

Ее лицо приняло скептическое выражение, однако она ничего не сказала.

— Что же вы молчите? — поддел он ее. — Говорите, не стесняйтесь.

— Ну, если верить моему опыту, мужчины умеют одевать только худеньких женщин и при этом хотят, чтобы они выглядели как танцовщицы из притона.

Он чуть не подавился, когда Эйми это произнесла.

— Как кто?..

— Танцовщицы из притона, — повторила она со своим милым техасским акцентом. — Хотя Ланс скорее всего захочет одеть меня как французскую горничную.

Он с трудом сдержал смех.

— Совершенно неверное предположение. К тому же считается политически некорректным навешивать разным странам ярлыки и стереотипы.

— Я ни за что не соглашусь надеть то, в чем я буду выглядеть посмешищем и толще, чем на самом деле.

Байрону хотелось язвительно заметить, что посмешищем она выглядела в майке, которая была на ней утром, но он сдержался.

— Во-первых, могу вам пообещать, что Ланс вас посмешищем не нарядит. А во-вторых, вы ведь не собираетесь уезжать с острова раньше, чем истечет срок, на который вы заключили пари?

Ее храбрость несколько поколебалась.

— Вы что, и вправду собираетесь меня уволить?

Нет, подумал он, откусив еще один кусочек бифштекса. Он ее не уволит, но он готов пойти на ложь, если это способно ее удержать. Байрон взглянул на монитор и понял, что не хочет, чтобы она уезжала, не только из-за еды. Она настоящая красавица, просто ее красота запрятана где-то очень глубоко внутри. Эйми не знала, как извлечь эту красоту наружу, зато он знал.

— Да, если вы откажетесь от моего условия. Договорились?

— А разве у меня есть выбор?

— Нет, конечно! — Он усмехнулся: теперь она у него в руках.

Она состроила в камеру гримасу и вздохнула, признав свое поражение.

— Ну, в таком случае сделка состоялась. Приятного вам аппетита.

— Спасибо.

Давно он уже ни от чего не получал такого удовольствия, как от ее стряпни.

Глава 7

Байрон вел машину по узким улочкам, ища, где бы припарковаться, и краем глаза наблюдал, как ерзает на сиденье ими. Она начала дергаться с того момента, как он сегодня ром спустился на кухню — уже переодетый в Ланса — и казал, что готов отвезти ее за покупками, якобы выполняя приказ Гаспара.

— Поверить не могу, что я на это согласилась, — повторила она, наверное, уже в десятый раз.

— Не понимаю.

Наконец ему удалось припарковать машину в тени дерева среди целой стайки скутеров. Верху машины был опущен. Байрона и Эйми обдувал легкий ветерок, а над их головами шелестели листья. Байрон скользнул взглядом по пешеходам — он опасался, что его могут узнать, несмотря на маскировку. Остров Сент-Бартс очень популярен среди голливудской публики. Байрон совсем упустил это из виду, когда решил найти здесь пристанище. Ему много раз приходилось поспешно отворачиваться или нырять в ближайшую лавку при виде тех, кто казался ему знакомым. Однако на сей раз подозрительных личностей поблизости не оказалось. Байрон обернулся к Эйми:

— Вам крупно повезло. Многие женщины могут только мечтать о том, чтобы целый день делать покупки за счет миллионера.

— Целый день? — Она вскинула брови. — Но я не могу потратить на это весь день! Мне же нужно приготовить обед мистеру Гаспару!

— О Гаспаре можете не беспокоиться. — Байрону не терпелось пройтись по магазинам с Эйми, подобрать ей подходящую одежду, в которой ее полнота не так бы бросалась в глаза. Он хотел помочь ей обрести уверенность в себе. — Сегодня ваш день. С утра мы пройдемся по магазинам, а после пообедаем в ресторане. Затем вы посетите салон красоты.

— И парикмахер там тоже будет? — Она схватилась за волосы. — Я не дам себя стричь.

— Посмотрим, что скажет стилист. — Байрону не очень нравилась ее прическа: она слишком низко скрепляла волосы, они прикрывали ей уши и обрамляли лицо. Если она зачешет волосы назад и заплетет их во французскую косу, будет гораздо лучше. — Может, вам просто немного подровняют волосы и сделают им укрепляющую маску. Я также записал вас на косметические процедуры, массаж и педикюр в дневном спортивно-оздоровительном комплексе при салоне красоты.

— Правда? — Похоже, ее заинтриговало это сообщение. — Спортивно-оздоровительный комплекс, говорите? — Она рассмеялась: похоже, все это представлялось ей очень забавным. — Никогда там не бывала!

— Неужели? — Он нахмурился. Все его знакомые женщины посещали спортивно-оздоровительный комплекс чуть ли не каждую неделю. — Тогда вам должно понравиться.

— Я уверена, что понравится. — Эйми разрывалась между восторгом и охватившими ее сомнениями. — Надеюсь, это займет не слишком много времени. Мне нужно еще успеть забежать в интернет-кафе, чтобы связаться с женщиной, которая ухаживает за моей бабушкой. К тому же каждый день примерно в четыре часа мы с подругами посылаем друг другу письма по электронной почте. Если от меня не будет вестей, они начнут волноваться.

— Что же, вы собираетесь каждый день ходить в город, чтобы посылать сообщение своим подругам?

— Да, ведь теперь у меня нет ноутбука.

— Мне казалось, вы боитесь ходить в город. Она склонила голову набок.

— Откуда вы это знаете?

«Великолепно, Байрон, ты чуть себя не выдал!»

— Э-э… от Гаспара. Он рассказал мне про заключенное вами пари и что вас постоянно преследует страх заблудиться. Я должен помочь вам научиться ориентироваться на острове.

— Правда? — В ее взоре блеснула благодарность.

— Буду просто счастлив вам помочь. — Неожиданно для себя Байрон понял, что говорит вполне искренне. Несколько месяцев кряду он наслаждался одиночеством, и оно ему уже успело надоесть. Мысль о том, что придется разгуливать по городу, смешавшись с толпой, вовсе не вызывала у него раздражения, как это бывало раньше. Он взялся за ручку дверцы. — Ну что, готовы отправиться за покупкой нового гардероба?

— О Господи! — Эйми закрыла лицо руками. — Должна вас предупредить: я ненавижу покупать одежду. Ненавижу всем сердцем, со всей страстью, на которую только способна.

Байрон снова откинулся в кресле. Он был поражен.

— Обычно женщинам нравится делать покупки.

— Да, тем из них, у кого прекрасные фигуры и на которых все хорошо сидит. — Она скорчила гримасу. — Для меня же это — неизбежное зло, от которого страдает мое эго. А сегодня все будет даже хуже, чем обычно.

— Почему хуже?

— Да потому, что я буду делать покупки вместе с мужчиной! — Она вздрогнула. — Надеюсь, вы не станете заставлять меня примерять все вещи?

— А как же мне определить, что вам идет, а что нет?

— Может, поверите мне на слово? — предложила она. Он взглянул на ее полосатую майку:

— Простите, но я имею веские причины не доверять вашему вкусу. Ну, идем?

— Погодите.

Он снова откинулся на спинку кресла и стал ждать. Эйми прикусила губу.

— Проблема состоит в том, что мне нужна не только верхняя одежда.

— Нижнее белье? — Представив ее в отделе дамского белья, он вскинул бровь. — Ладно, туда мы зайдем прежде всего.

— Вы будете ждать меня снаружи, — возразила Эйми. Она становилась такой милой, когда упрямилась. — Ни за что не позволю вам пялиться на мое нижнее белье.

— Слишком сексуальная картина для моих глаз? — Он нахмурился.

— Едва ли найдется сексуальное белье моего размера, — фыркнула она.

— Шутите! — Байрону тут же представилась соблазнительная картина: Эйми лежит на кровати в одном неглиже. Красный шелк прикрывает восхитительные изгибы ее крупного тела, а гладкая, шелковистая кожа так и ждет, чтобы до нее дотронулись. «Ну-ка остановись», — приказал он своему мозгу, но тот его не послушался. Нарисованный образ никак не желал стираться. Байрон переставил ноги таким образом, чтобы скрыть естественную реакцию своего тела. — Дорогая моя, сексуальное белье производят всех размеров.

— Может быть, но если я это на себя напялю, то буду выглядеть полной дурой. Как же это нечестно! — пожаловалась она. — Ведь я прошла через это испытание всего две недели назад. Перед поездкой Кристин потащила меня по магазинам: хотела выбрать мне подходящую одежду для круиза. Я смогла это вынести лишь потому, что она была рядом. Она меня смешила, и было не так мучительно, хотя мы все равно спорили из-за каждой покупки.

— Из-за чего же вы спорили?

— Она и Мэдди вечно пытаются нарядить меня во что-нибудь обтягивающее. — Эйми наморщила нос. — А мне нравится просторная одежда. Я в ней чувствую себя стройнее.

— Хм-м… как бы повежливее выразиться… В ней вы стройнее не кажетесь. — Он снова уставился на майку, вызвавшую его негодование. — В футболку, которая на вас сейчас, могли бы влезть две таких, как вы. А в красивой одежде все женщины красивые.

— Слова, достойные настоящего француза. — Эйми наградила его застенчивой улыбкой.

У него в груди встрепенулось сердце. Байрон сам удивился: когда у него в последний раз быстрее билось сердце от невинной улыбки? Никогда. Сегодня Эйми держалась с ним куда свободнее, и он решил ее немного поддразнить.

— Думаю, вы были бы очень сексапильной, если бы не прятали свое тело.

Она закатила глаза:

— Довольно привлекательной — может быть, но уж никак не сексапильной. Мне это и не нужно. Я не люблю привлекать внимание.

Что-то в ее голосе заставило Байрона повнимательнее к ней присмотреться. Он вспомнил все ее вчерашние слова и поступки, то, как она испугалась, когда он начал с ней флиртовать… Внезапно его осенило.

— Вы боитесь быть красивой.

— Какой вздор! — Эйми нервно хихикнула. — Ну как я могу «бояться» быть красивой?

При этом она обхватила руками пляжную сумку, которую везде таскала с собой вместо дамской сумочки. Она словно бы пыталась спрятаться за ней.

— Вы носите одежду, которая вам велика. По-моему, вы сами не знаете, какой у вас размер.

— Вы прямо как мои подруги. — Эйми нахмурилась. — Они говорят, что я по-прежнему представляю себя такой, какой я была раньше. Может, они и правы: за последние два года я сбросила уйму лишнего веса.

— Сколько?

— Я же говорю, уйму. — Она не стала уточнять.

Он пригляделся к тем частям ее тела, которые были открыты: к лицу, шее, рукам и ногам. Сколько бы веса Эйми ни сбросила, она неплохо поработала над собой. Байрону приходилось наблюдать, как некоторые женщины по многу лет пытаются сидеть на диете, и он знал, какой это подвиг.

— Думаю, настала пора продемонстрировать всем, каких успехов вы добились. Пойдемте по магазинам.

— Это правда нужно? — прохныкала она. Его это позабавило: она была явно не из тех женщин, кто привык хныкать.

— Я обещал Гаспару, что его деньги будут потрачены с толком. — Он вскинул бровь и бросил на нее грозный взгляд, достойный того, кем он был на самом деле. Вернее, того, кем он был прежде. Впрочем, не все ли равно! — Вы ведь не хотите, чтобы он на меня сердился?

— Нет, — ответила она со вздохом.

Наконец-то он понял, как добиться от Эйми своего: нужно, чтобы ей казалось, что она кому-то помогает. Обычно, когда Байрон хотел чего-то добиться от других, он манипулировал людской жадностью. А слабым местом Эйми, похоже, была щедрость.

Эйми так и не смогла понять, как день может оказаться таким замечательным и таким страшным одновременно. Вообще-то поначалу этот день совсем не показался ей замечательным. Все началось, как обычно, с яростных споров, совсем как во время похода за покупками с Кристин. Слава Богу, нижнее белье она покупала одна: Ланс согласился подождать ее у входа. А вот дальше он начал действовать ей на нервы.

— Этот топик вам чересчур велик, — заявил он. — Примерьте лучше вот этот размер.

— Я же сказала, что люблю просторную одежду, — возразила она. — Ненавижу вещи, которые стягивают и давят, словно норовят разрезать меня напополам.

Люди, у которых никогда не было проблем с лишним весом, просто не понимают, как этот дефект омрачает жизнь. Самое ужасное: о нем невозможно забыть. Каждый раз, когда Эйми садилась, складки жира, выпирающие на талии, напоминали ей, какая она толстая.

Ланс, в отличие от Кристин, не желал сдавать своих позиций. Он упорно совал Эйми в руки вешалки с нарядами и даже заставил ее примерить костюм, включавший в себя майку с бретельками. Майку с бретельками? Он что, совсем рехнулся? Она ни за что не согласится выставить напоказ свои дряблые руки!

Однако в остальном костюм оказался не так уж и плох. В примерочной Эйми хорошенько рассмотрела то, что он ей вручил: пшеничного цвета брюки капри, под цвет просторной маечки на бретельках, и топ с глубоким вырезом, который надевался через голову. Топ был бы просто великолепен, если бы он не был в сеточку. В таком не скроешь излишки жира. Но все равно топик красивый, решила Эйми, восхищенно разглядывая кисею.

Надев на себя этот наряд, она, как ни странно, никакого неудобства не почувствовала. Но вот в зеркало посмотреться она себя заставить не смогла.

Эйми очень боялась выходить из примерочной, но что ей оставалось? Пусть Ланс сам посмотрит и убедится, что Эйми лучше его знает, что подходит к ее фигуре. Придерживая бретельку кисейного топика, которая так и норовила соскочить с плеч, она вышла из-за занавески. На языке у нее уже вертелось: «Видите? Я же вам говорила, что буду в этом выглядеть ужасно».

Ланс обернулся к ней. Ее ошеломило выражение его лица. Он уставился на нее, прямо-таки выкатил глаза. Его красивое лицо медленно расплылось в улыбке.

У Эйми свело судорогой живот.

— То, что нужно, — сказал Ланс, шагнув к ней. — Это явно ваш стиль.

— Вы шутите?

— Взгляните сами! — Его теплая рука прикоснулась к ее руке. Он подвел ее к зеркалу трюмо.

От его прикосновения у Эйми бешено забился пульс. Почувствовав, как румянец заливает ее щеки, она отвернулась.

— Взгляните, — повторил он.

— Это правда нужно?

— Да. — Он случайно задел ее руку, и бретелька топа соскочила с плеча. По Эйми мурашки пробежали, когда Ланс положил обе руки ей на обнаженные плечи и развернул ее лицом к зеркалу. — Видите?

Эйми уже приготовилась объяснять, почему этот наряд ей не подходит. Но то, что она увидела в зеркале, заставило ее замолчать. Она выглядела такой… элегантной. Топик в сеточку слегка маскировал очертания фигуры, так что некоторые дефекты не бросались в глаза, но в то же самое время подчеркивал, что фигура у нее есть.

Когда это у нее успела появиться талия? Или наконец-то сказались долгие часы изнурительных упражнений? Когда же это произошло? Эйми вдруг поняла, что уже давно не смотрела на себя в зеркало без одежды. Мэдди и Кристин были правы: она воображала себя гораздо толще, чем есть на самом деле.

— Нужно еще прикупить одежды, — подал голос Ланс, который рассматривал ее, слегка склонив голову набок. Он пошевелился, и взгляд Эйми переметнулся на его отражение в зеркале. Ланс стоял за ней — высокий, широкоплечий. На нем была уже другая цветастая рубашка — слава Богу, на этот раз застегнутая на все пуговицы. По сравнению с ним Эйми казалась коротышкой, но уже не такой коренастой, как раньше.

Он обернулся к продавщице, стоявшей неподалеку, и сказал ей что-то по-французски.

Женщина открыла стенд и вынула оттуда несколько предметов бижутерии.

Это сразу вывело Эйми из транса.

— Украшения? — Она покачала головой: — Нет, Ланс, не забывайте, ведь за это плачу не я, а мистер Гаспар. Давайте ограничимся самым необходимым.

— Не спорьте. — Он выбрал массивное ожерелье из белых ракушек и светло-коричневого бисера и надел его ей на шею. Когда Ланс застегивал крючок, его пальцы прикоснулись к ее спине, отчего по ней пробежала легкая дрожь. Затем он надел ей на руку браслет. Обычно Эйми не носила украшений, разве только мелкие и изящные. Она пошевелила рукой: было странно ощущать на ней незнакомую тяжесть. Браслет смешно загремел. Увлекшись браслетом, она не заметила, как Ланс протянул руку к резинке, скреплявшей ее волосы, и снял ее.

— Ланс, нет! — выдохнула Эйми. — Что вы делаете?

Но он проворно расплел ее тугую косу прежде, чем она успела его остановить. К ужасу Эйми, он запустил пальцы в ее волосы и хорошенько взбил непокорную копну кудрей. Эйми попыталась увернуться, но ей это не удалось: она по-прежнему ощущала прикосновение его пальцев к своей голове. По всему телу пробежали мурашки: его прикосновение встревожило ее даже больше, чем то, что теперь она стала похожей на чучело.

Многие женщины мечтают о длинных вьющихся локонах. Но они просто не знают, как это — жить с мелкими жесткими кудряшками, как у африканца, которые даже расчесать невозможно.

— Не дергайтесь, — сказал Ланс и начал что-то делать с ее волосами. Продавщица протянула ему заколку, и он закрепил волосы Эйми в высокий, слегка неряшливый пучок. Затем вытянул из него несколько прядок, чтобы они обрамляли ее лицо. — Ну вот!

Эйми покосилась на зеркало, уже заранее опасаясь того, что в нем увидит. И застыла, пораженная. Неужели это она? Она вспомнила, как несколько месяцев назад, перед художественным показом, позволила Кристин и Мэдди себя причесать. Они тоже соорудили у нее на голове пучок, а по бокам оставили распущенными длинные кудрявые пряди. Эйми прическа понравилась, но с такой каждый день не походишь. Когда она была маленькой, бабушка всегда заплетала ей косу: это было очень просто и удобно. С тех пор Эйми всегда ходила с косой.

Теперь она сама удивилась, что ни разу не пробована поменять прическу.

Прическа полностью преобразила ее внешность: глаза приобрели более экзотический разрез, щеки втянулись, а губы стали выглядеть вполне соблазнительно. Как она раньше не догадывалась, что если зачесать волосы вверх, ее внешность так изменится? Когда ее густые волосы были собраны в пучок, Эйми сразу казалась стройнее и выше.

Она испытала странное чувство: отчасти удивление, отчасти восторг. Женщина, смотревшая на нее из зеркала, была очень симпатичной. На такую бы стали оглядываться мужчины.

«Вы боитесь быть красивой», — вспомнились ей слова Ланса. Какое нелепое предположение! Все женщины мечтают быть красивыми.

Сердце было готово выскочить у нее из груди.

Ланс одобрительно кивнул.

— Теперь нужно подобрать вам еще что-нибудь из одежды, только поярче.

— Не слишком яркое, пожалуйста, — поспешно возразила Эйми.

— Вы не любите яркие цвета?

— Люблю, просто на мне они плохо смотрятся, — объяснила она. — Как говорит моя бабушка, «если вся красота женщины заключена в ее лице, не следует отвлекать от него внимание».

— О Боже! — Он закатил глаза. — Неудивительно, что после таких комплиментов вы отличаетесь излишней скромностью.

— Она просто советует, что мне лучше, так как переживает за меня!

— Разрешите спросить: это бабушка сказала вам, что в просторной одежде вы кажетесь более стройной?

— Не совсем. — Эйми нахмурилась. — Просто, когда на мне просторная одежда, она не так часто отпускает замечания по поводу моего веса. Чем больше она ворчит, тем больше я налегаю на еду. Именно из-за этого два года назад я переехала из дома, и мне наконец удалось сбросить пару фунтов. — Эйми смешно сморщила лоб и обернулась к Лансу: — Не понимаю, почему я уродилась толстухой? Во всей нашей семье я одна такая. У моих двоюродных сестер отличные фигуры, а я всю жизнь была Пышкой Эйми, толстой девчонкой. Это все Мим виновата: вечно пичкала меня конфетами. Вот не вру, — она подняла руку, — честное слово, когда я была маленькой, она часто говорила так: «Эйми, золотко, тебе нужно сесть на диету. На, возьми пирожок».

Ланс некоторое время задумчиво смотрел на нее, затем снова положил ей руки на плечи, развернул к зеркалу, нагнулся к самому ее уху и прошептал:

— Эйми, вашей бабушки здесь нет. Вы можете носить то, что вам нравится.

Ее сердце забилось еще быстрее.

«Вы боитесь быть красивой».

Может, он и прав… Но ведь она сама бросила себе вызов. Эйми должна встретиться лицом к лицу со своими страхами, которые мешают ей строить свою жизнь, как она того хочет.

Когда Эйми вспомнила об этом, вся ее паника тут же улетучилась. Ей на смену пришло радостное предвкушение чего-то нового. Эйми почувствовала, как ее наполняют легкие пузырьки счастья. Ей вдруг захотелось смеяться.

— Хорошо, хорошо! — Она сложила ладони, как во время молитвы, чтобы скрыть дрожь, и встретилась со взглядом Ланса в зеркале. — Немного цвета не помешает.

Его лицо расплылось в одобрительной улыбке. Он понимал, какой это был смелый шаг с ее стороны, и восхищался ею.

Весь оставшийся день они провели за покупкой гардероба. Выбирал одежду Ланс, а Эйми каждый раз разрывалась между дурными предчувствиями и радостным трепетом. Они купили воздушные легкие платья, восхитительные шелковые рубашечки, которые трепетали от каждого движения, брюки капри нескольких цветов и столько же топиков, чтобы можно было их менять. И бижутерию. Они накупили столько забавных, классных украшений, что Эйми даже заявила:

— Пожалуйста, Ланс, не надо больше! Как-никак мы тратим не мои деньги.

— Вот именно, не ваши, — ответил он. — Так что можете не беспокоиться.

— Я не хочу злоупотреблять щедростью мистера Гаспара.

— Вы и не злоупотребляете. Другие женщины накупили бы во много раз больше, выпади им такой шанс. — Он бросил на нее какой-то странный взгляд. — Почему бы вам не поступить так же?

— Да потому, что это нехорошо, — возразила она. — Вы только посмотрите на все, что мы сегодня накупили. Господи, ну куда столько?!

— У женщины никогда не может быть слишком много украшений.

После обеда, за которым они очень хорошо пообщались, он высадил ее у салона красоты. Эйми никогда не испытывала ничего подобного. Она чувствовала себя, как Дороти из сказки «Волшебник из страны Оз». Веселый (по виду голубой) стилист уверил ее, что стричь ее не будет («Это же преступление — стричь такие волосы!»), просто подровняет секущиеся концы.

Он подробно разъяснил ей вред, причиняемый волосам избыточным нанесением шампуня, и рассказал, как правильно ухаживать за кудрявыми волосами. Согласно его рекомендациям, ей следовало мыть голову шампунем всего раз в неделю, а остальное время пользоваться кондиционером. Эйми отнеслась к этому совету с сомнением, однако пообещала попробовать. Он поспешил заверить, что «результат будет пр-р-ревосходным, просто пр-р-ревосходным!».

Он так забавно произнес эту фразу, что Эйми не выдержала и рассмеялась. Ей почему-то нравились голубые мужчины: они были просто душки и, главное, их можно было совсем не бояться.

Массажисткой оказалась, слава Богу, женщина, но все равно Эйми было неприятно, что кто-то прикасается к ее телу. Затем ей сделали маникюр-педикюр и накрасили ногти симпатичным розовым лаком. Потом косметолог объяснял, как правильно накладывать косметику, а Эйми очень внимательно слушала. Так внимательно, что даже не замечала, как меняется прямо на глазах. Тут вошел Ланс, да так и остолбенел.

— Ну как я выгляжу, ничего? — нервно спросила Эйми. Ей вдруг показалось, что она слишком расфуфырена. — Или… меня чересчур сильно разукрасили?

— Нет, вы… — Он покачал головой, словно растерял все слова. — Вы выглядите просто… сногсшибательно.

Покраснев, она повернулась к зеркалу. Снова вернулся радостный трепет, который сопровождал ее сегодня весь день. Неужели это она отражается в зеркале? Нейтан собрал ей волосы в пучок — что-то в духе той прически, которую ранее соорудил Ланс, только теперь в ее волосах появились светлые пряди, и они казались более влажными и блестящими.

Когда они пошли оплачивать счет в кассе, Ланс постоянно бросал на Эйми странные взгляды, от которых та приходила в совершеннейшее замешательство. Он был словно под гипнозом: так на него подействовала произошедшая с ней метаморфоза. Правду сказать, и самой Эйми эта перемена казалась сверхъестественной. Она любовалась на себя во всем, что могло отражать, и краснела: ведь это было так нескромно с ее стороны! Но заставить себя остановиться она не могла.

Когда Ланс оплачивал счет, Эйми снова поймала свое отражение в стеклянной витрине. Однако на этот раз она любовалась им недолго: взгляд ее упал на выставленные за витриной ножные браслеты. Они висели на вращающейся подставке, которая стояла на прилавке. Серебряные цепочки сверкали при искусственном освещении. Ее внимание притек один, с подвеской-бабочкой. Эйми улыбнулась: эта подвеска напомнила ей об одной вещи. Это была тайна Эйми, которую знали немногие: на ягодице у нее была вытатуирована бабочка.

— Хотите браслет? — спросил Ланс, указывая на витрину с ножными браслетами.

Хочет ли она браслет? О да, конечно!

— Это зависит от того, сколько они стоят, — ответила Эйми, тщетно пытаясь справиться с охватившим ее волнением.

— Какая разница? — Ланс открыл стеклянную дверцу и крутанул подставку, отчего браслеты начали раскачиваться и звенеть.

— Большая, — сказала Эйми. — Мы сегодня и так потратили много денег мистера Гаспара. Браслет я куплю на свои деньги.

— Не стоит. Какой вам?

— Бабочку. — Сняв его с подставки, она взглянула на ценник и облегченно вздохнула: стоил браслет недорого. — Я беру этот.

— Но…

— Даже не вздумайте со мной спорить! — Она бросила на него грозный взгляд, и он умолк. — Я весь день вас слушалась, но этот браслет я хочу купить за свои деньги.

Она положила браслет на прилавок, рядом с грудой косметики для волос и лица, которую порекомендовал ей Нейтан, и сказала кассирше, чтобы та выбила для него отдельный чек.

Как только браслет перешел в ее законную собственность, Эйми положила его на ладонь и улыбнулась. Впервые с окончания колледжа она почувствовала, что опутывающий ее кокон вот-вот лопнет и она станет свободна.

Глава 8

Когда Эйми понесла вечером в башню поднос с ужином, она по-прежнему разрывалась между опасениями и радостным волнением. По мере того как она приближалась к цели, ее опасения увеличивались. Ланс ушел незадолго до заката. Интересно, он сказал мистеру Гаспару, сколько денег они потратили? Вынимая из сумок покупки, Эйми глянула на ценники, и у нес чуть удар не случился.

Если Ланс ничего не сказал мистеру Гаспару, она сама скажет.

— Здравствуйте, — робко произнесла она, заглянув в кабинет. Ланс оставил торшер включенным, так что нажимать локтем настенный выключатель не пришлось. При мысли о том, что где-то наверху за ней наблюдают и слышат каждое ее слово, Эйми стало не по себе. — Мистер Гаспар?

— Добрый вечер, Эйми.

— Как хорошо, что вы здесь! — Услышав его голос, она вздохнула с облегчением. Похоже, он был рад ее видеть. Эйми поспешно подошла к «немому официанту» и отослала ужин наверх, дернув за веревочку. — То есть, ну конечно же, где же вам еще быть! Я хотела сказать, я очень рада, что включено переговорное устройство. Мне хочется поблагодарить вас за чудесную новую одежду.

— Вам понравились покупки? А то Ланс сомневается.

— Понравились, но, Боже ты мой… — Она повернулась к камере. — Мы слишком много всего накупили. Но я на многих вещах оставила ярлыки, так что смогу потом вернуть то, что не пригодится.

— Вам что, не нравится новая одежда? — В его голосе послышалось разочарование.

— Вы шутите? Очень даже нравится! — заверила она. — Все такое красивое… Вы были правы насчет Ланса: у него превосходный вкус.

— Тогда почему же вы хотите вернуть эти вещи?

— Просто их слишком много. Мне ни к чему столько одежды.

— Эйми. — В его голосе послышалась улыбка. — Поверьте, я от этого не обеднею. Напротив, это доставляет мне удовольствие.

— Но почему же это доставляет вам удовольствие? Ведь это у меня появился обалденный новый гардероб.

— Я редко приношу женщинам счастье. Чаше бывает наоборот. Кстати, об обалденном: чем это так восхитительно пахнет? Уж не цыплячье ли это фрикасе?

— Да. Я не знаю, нравится ли вам острая пища, поэтому старалась не переборщить с перцем.

— В следующий раз можете не волноваться: мне нравятся специи. М-м, какой запах!

— Я рада, что вам нравится. — Она так и лучилась от гордости.

— Вот видите? Вам ведь тоже доставляет удовольствие готовить для меня и знать, что мне нравится ваша стряпня. Почему же вы хотите отказать мне в удовольствии радоваться, глядя на вас в подаренной мною одежде?

— О Господи! — В душе у Эйми снова зашевелились противоречивые эмоции. — Я же не возражаю, просто…

— Просто что? — спросил Байрон. Откинувшись в кресле, он смотрел на изображение Эйми на мониторе. На ней были надеты укороченные брюки и маечка на бретельках глубокого синего цвета, под стать Карибскому морю. Сверху была наброшена длинная тонкая рубашка с узором из попугаев, сочетавшим в себе элегантность и каприз. Ее волосы были собраны вверху, открывая взору изящные ушки и гладкую шею. Но больше всего Байрона поразило ее лицо: выразительные глаза, умело наложенные румяна. Она бросала на него кокетливые взгляды, сама даже не подозревая, как они соблазнительны. — Мне доставляет огромное удовольствие видеть, как вы сияете красотой, которую так долго пытались скрыть.

— Правда? — Похоже, упоминание о ее красоте привело Эйми в замешательство.

— Я знал многих женщин с красивой внешностью, но очень мало встречал таких, кто красив как снаружи, так и изнутри. Вы — из той редкой породы. — Эти слова сами собой вырвались у Байрона: будучи невидимым, он мог позволить себе не только чувствовать, но и смело выражать свои чувства. А может, он произнес эту фразу потому, что Эйми была рядом. В ее присутствии он чувствовал себя свободно. — Вы самое настоящее сокровище.

— Сокровище? — Она рассмеялась чистым, мелодичным смехом. — Не знаю, не знаю. Но если вам доставляет радость дарить мне одежду, что ж: я приму подарок и скажу спасибо. Правда, мне немного неловко носить одежду, которая привлекает внимание. Сегодня на меня на улице многие пялились. Не только Ланс, но и другие. Я привыкла быть незаметной. Такое странное чувство было, когда на меня все обращали внимание.

— Какое странное чувство?

— Не знаю. Какое-то радостное волнение вперемешку с испугом. Я испытываю подобное чувство, когда еду куда-то, где раньше не бывала.

— Правда? — Байрон на минуту задумался. — Значит, поэтому вы хотите вернуть одежду? Вам нравится быть незаметной?

Эйми слегка наклонила голову и бросила в камеру такой взгляд, что будь на ее месте другая женщина, Байрон решил бы, что она с ним заигрывает.

— Сегодня вы задаете слишком много вопросов.

— Знаете, в этом форте рождается очень много вопросов. И дело здесь не только в долгих часах одиночества, хотя, наверно, и в них тоже. Я думаю, что копа меняется привычный круг, меняется и угол зрения.

— Моя подруга Джейн в своей книге «Путь к совершенству» пишет почти то же самое. Она говорит: чтобы лучше разглядеть веши, нужно взглянуть на них издали.

— Да, это иногда помогает сделать неожиданные выводы. Жаль, что найденные ответы редко бывают приятными.

— Значит, вот чем вы здесь занимаетесь: ищете ответы?

— То ли ищу ответы, то ли, напротив, прячусь от них. — Он сам не знал, как объяснить. — Иногда мне кажется, что я собираю кусочки пазла. Может, когда я соберу все кусочки, картина, которая получится, будет иметь смысл. Может, в последующие четыре недели вам удастся найти недостающие кусочки к собственному пазлу. Тогда вы поймете причину вашего страха. А когда поймете, почему вы боитесь, уйдет и страх.

— Я и так понимаю, почему я боюсь путешествовать!

— Нет, я имел в виду ваш страх быть красивой.

— Не думаю, что это страх. — Она нахмурила брови. — Просто я чувствую себя как-то неловко. Думаю, я преодолею это чувство и смогу в полной мере насладиться вашим подарком.

— Надеюсь.

— Ну ладно. — Она кивнула в сторону двери. По-видимому, ей так же не хотелось уходить, как и ему — отпускать ее. — Я пошла. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Эйми. Приятных снов.

— Вам тоже.

Она выключила торшер и исчезла в темной библиотеке. Он наблюдал по мониторам, как она направляется к своему крылу форта. Наконец она зашла в свою комнату и исчезла с экрана. Байрон оглядел свою обитель — уютную гавань, которую он сам обустроил. Впервые он не испытывал здесь чувства защищенности — он видел вокруг одну лишь пустоту.

Его лицо расплылось в улыбке: он вспомнил еще об одном подарке, который он купил сегодня для Эйми. Он отдаст ей его завтра.

Эйми разбудили мужские голоса, доносившиеся со двора. В белой шелковой ночной рубашке, купленной вчера в отделе нижнего белья, она прошлепала босиком к завешенной жалюзи балконной двери и осторожно выглянула наружу. Лучи восходящего солнца позолотили верхушки пальм: их зеленые ветви казались необыкновенно яркими на фоне ярко-голубого неба.

Она слышала, как Ланс что-то объясняет бригаде садовых декораторов. Он сновал туда-сюда среди густых зарослей и что-то тараторил по-французски. Эйми не могла дождаться, когда же сад обретет презентабельный вид и станет таким, каким и подобает быть саду роскошного форта.

Но пора было готовить завтрак. Она потянулась и, повернувшись на пятках, как танцовщица, направилась в душ.

Вспомнив указания Нейтана, она вымыла голову не шампунем, а кондиционером. К ее удивлению, волосы промылись и легче укладывались. Эйми намазалась ароматическим лосьоном для тела, наложила на лицо крем, затем надела легкое платье в веселых тропических цветках: желтых, оранжевых и ярко-красных. Прежде чем купить это платье, она долго препиралась с Лансом: платье было выше колена и с короткими рукавами. Но, взглянув в зеркало, Эйми поняла, что занятия в тренажерном зале не прошли даром. Конечно, руки у нее были не худенькие, но изящной формы. К тому же за время круиза ей удалось немного загореть, несмотря на противозагарный крем, которым она обильно себя умащала. Забавное, бряцающее ожерелье и огромные сережки дополнили ее наряд.

С косметикой оказалось сложнее, но в конце концов ей удалось наложить макияж так, как учил ее косметолог. После этого Эйми занялась волосами. Нейтан показал ей несколько простых и быстрых причесок. Она забрала волосы вверх и закрепила их заколкой. Кудряшки свободно ниспадали ей на спину. Затем выдернула из прически три длинных курчавых пряди: две приспустила по бокам, а еще одну — на висок.

Закончив свой туалет, она обернулась к двери ванной комнаты, где висело зеркало в полный рост, да так и застыла. Женщина, смотревшая на нее, была не просто симпатична, она выглядела уверенной в себе, общительной и… пожалуй, сексапильной особой. Эйми стало не по себе. Ей вдруг захотелось поснимать с себя украшения, умыться и заплести волосы в косу, как обычно. Она набрала в легкие побольше воздуха и вспомнила, что говорил ей вечером мистер Гаспар.

Несмотря на свое уродство, красота других не вызывает у •него зависти, а напротив, радует. Это придало ей храбрости, Что ж, Эйми не пойдет на попятную, хотя, чтобы привыкнуть к своему новому образу, потребуется время. Если у нее даже и не произойдет особых перемен в жизни, пусть хоть Мэдди с Кристин порадуются: уже много лет они безуспешно пытались заставить ее сменить имидж.

Вчера она заскочила в интернет-кафе, чтобы связаться с Элдой — та сообщила, что с Мим все в порядке, — и рассказать подругам о том, как она удивительно провела день. К сожалению, в этот раз клавиатура замучила ее еще больше. В итоге Эйми просто сообщила подругам, что у нее все хорошо, и пообещала выйти на связь позднее. Сегодня она снова пойдет в город и разыщет в этом проклятом интернет-кафе хоть одну нормальную клавиатуру.

С этими мыслями Эйми вошла в кухню и застыла от удивления. Прямо на кухонном столе стоял включенный ноутбук. На экране танцевала цветная заставка.

Может, его Ланс здесь забыл? По спине у Эйми пробежали мурашки. Она боролась с искушением. Есть ли в этом форте беспроводной выход в Интернет? Может, с помощью этого ноутбука она сможет связаться с подругами? Эйми прикусила губу, борясь с желанием вывести компьютер из спящего режима. Но разве она имеет право это делать?

Нет, не имеет. Нужно сначала спросить разрешение.

Но ей так хочется!

— Нравится?

Она стремительно обернулась и увидела Ланса. Он заглядывал в окошко над раковиной, положив на раму руки. Его ослепительная улыбка потрясла Эйми даже больше, чем его внезапное появление. Она прижала руки к бешено стучащему сердцу:

— Извините. Я просто…

— Ну же. — Он кивнул на компьютер, но взгляд его был прикован к Эйми. Он любовался ее волосами, лицом, нарядом. Ланс ничего не сказал, но она заметила одобрение, светившееся в его глазах, и подумала, что когда тебя замечают мужчины, это пугает и захватывает так же, как мысль о том, чтобы остаться на целый месяц на Сент-Бартсе. — Попробуйте, как вам.

— Можно?

— Почему же нельзя? Он ваш.

— Мой?

— Подарок Гаспара.

— Серьезно? — Она чуть не задохнулась от волнения. — Но когда же?..

— Я купил его вчера, пока вы были в салоне красоты. Я сказал Гаспару, что вам нужно каждый день писать подругам, и он настоял на этом подарке.

— О Господи! — Эйми так и светилась счастьем. Она включила компьютер. Посреди экрана появилось изображение коробки с подарком и загорелась надпись:

Для Эйми.

Дар в знак почтения к Вашему кулинарному искусству.

С уважением и наилучшими пожеланиями,

Гай Гаспар.

Она обернулась к Лансу, но тот уже исчез. Через минуту он вошел через дверь, соединяющую кухню с балконом.

— Дайте-ка я покажу вам, как пользоваться этим ноутбуком. — Он подошел к кухонному столу, — Я бы еще вчера вам его подарил, да только Гаспар захотел сперва его настроить.

— Он что, сам его настраивал?

— Ему нравится возиться с техникой.

— Правда? — Чем больше она узнавала о Гаспаре, тем больше он казался ей самым обычным человеком. Эйми очень переживала за него. Интересно, почему он решил стать добровольным отшельником?

— Вот это — выход в Интернет, — объяснял Ланс, двигая курсор с помощью клавиш. — Теперь вы можете в любое время связаться с подругами.

— О Боже! — Эйми прижала ладони к лицу. — Это лучший подарок, который я когда-либо получала!

Ланс наградил ее широкой улыбкой — очевидно, ему были приятны ее слова, — а затем нахмурился:

— Впрочем, за это вам придется отплатить.

— Отплатить? — Эйми захлопала глазами.

— Вы превосходно готовите, и я пообещал садовым декораторам, что их накормят обедом. Может, тогда они, в отличие от своих предшественников, доведут работу до конца. Я даже согласен сходить вместо вас на рынок, только скажите, что купить.

— И вы называете это «отплатить»? — рассмеялась Эйми. — Я с радостью накормлю всех обедом. Я обожаю готовить на много человек. Буду просто в восторге, особенно если вы сходите за покупками! — Она сразу начала обдумывать меню. — Вообще-то я не прочь что-нибудь испечь. Как вы думаете, они не будут возражать, если я напеку булочек с корицей?

— Думаю, они в обморок попадают от радости. — Он бросил на нее лукавый взгляд.

Эйми покачала головой: как он все-таки любит над ней подшучивать!

— Ну, тогда кыш отсюда! — Она замахала на него руками. — С глаз моих, чтобы я могла спокойно готовить.

— Очень хорошо. — Он отвесил вежливый поклон. — Можете спокойно заниматься стряпней, мадемуазель.

— Постойте, Ланс! — окликнула она его уже у двери. — Пожалуйста, передайте мистеру Гаспару мою благодарность. Я просто в восторге от ноутбука.

Его рот медленно расплылся в улыбке.

— Думаю, он будет очень рад это услышать.

Только когда он ушел, Эйми поняла, что ей больше не нужно общаться с мистером Гаспаром через Ланса. Она сама скажет мистеру Гаспару спасибо, когда понесет ему завтрак. Эйми начала готовить яичницу по-флорентийски с хрустящим беконом и свежими ягодами.

Однако, когда она пошла относить еду, ее ждало разочарование: в кабинете сидел Ланс. И что он здесь делает? Присматривал бы лучше за рабочими. Ей было неловко разговаривать с мистером Гаспаром в присутствии Ланса.

Но она все же поинтересовалась у Ланса, передач ли он ее благодарность. Он заверил ее, что передал. Гаспар очень рад, что его подарок пришелся ей по душе.

«Ну что ж, — подумала Эйми, — может, мистер Гаспар сейчас все слышит, и это все равно, как если бы я его поблагодарила лично». Может, вечером она еще раз скажет ему, как много значит для нее этот подарок. При мысли о том, что ей снова удастся с ним поговорить, пусть даже через камеру, у нее поднялось настроение.

Может, Эйми было так легко общаться с ним именно потому, что она не видела его лица. Обычно она чувствовала себя очень скованно в присутствии мужчин.

Вернувшись на кухню, она взглянула на часы. Кристин гостила у своего жениха в Колорадо, значит, они с Мэдди теперь в одном часовом поясе: навряд ли они в он-лайне так рано. Но Эйми все равно открыла компьютер — ей хотелось с ним ознакомиться. Она принялась сочинять письмо подругам, подробно описывая все, что произошло за эти три дня, как вдруг компьютер запищал. Эйми подпрыгнула от удивления: в верхнем левом углу монитора появилось окно.

Это была записка от Гая. Просто «Гай», и все, никакого тебе адреса. Он писал:

Доброе утро. Я так надеялся, что вы выйдете в онлайн.

Восторженно улыбаясь, Эйми напечатала ответ:

И вам тоже доброе утро! Я сама не знаю, как вышла в онлайн.

Гай: Я так запрограммировал компьютер, что вы теперь всегда в онлайне. И еще наши компьютеры напрямую соединены друг с другом. Так удобнее общаться, чем через Интернет. И гораздо безопаснее.

Эйми: Еще раз спасибо вам за ноутбук.

Гай: А вам спасибо за вчерашний ужин. Он был просто восхитителен. Впрочем, как и завтрак.

Эйми: Я очень рада, что вам нравится, как я готовлю.

Гай: Ваша компания мне нравится еще больше. Не хотите ли поужинать со мной сегодня вечером? Только не поймите меня превратно, я питаю к вам чисто платонические чувства.

Эйми смотрела на это приглашение и хлопала глазами. Совсем недавно она думала, что чувствует себя с мистером Гаспаром так непринужденно, потому что они общаются дистанционно. Интересно, каков он на самом деле? Неужели и вправду так безобразен, как описывал Ланс?

Она нахмурилась. Ланс, конечно, обходителен и хорош собой, только вот глубины ему недостает. Что он может Знать о физическом несовершенстве? Сам до того печется JO своей внешности, что носит парик! Чего он только не говорил про бедного Гаспарау себя в кабинете — знал ведь, что тот может услышать! Да, чем-чем, а чувствительностью Ланс не отличается. «Иногда мне и самому на него смотреть тяжко».

Эйми всегда считала, что внешность — это не главное. Но она почему-то испытывала страх при мысли, что увидит Гаспара — вдруг он и вправду урод? Как не стыдно так думать! Ее тут же охватили другие страхи, которые были свойственны Мим: что, если он маньяк-убийца или насильник? Но это уж совсем глупости, попыталась уверить себя Эйми. Тот человек, с которым она вчера беседовала, показался ей добрым, умным, понимающим и очень одиноким.

Набрав в легкие побольше воздуха, она напечатала ответ:

Да, я с удовольствием составлю вам компанию, если вы не против.

Гай: Долго вы думали, как я погляжу. Спешу вас успокоить: я имел в виду, что вы будете сидеть в кабинете Бофорта, а я у себя наверху, и мы с вами просто пообщаемся, как обычно.

Эйми, как ни странно, испытала скорее разочарование, чем облегчение. Она напечатала:

Лучше бы мы сидели за одним столом.

Гай: Может, когда-нибудь так оно и будет. Но пока что мне удобнее общаться с вами дистанционно.

Эйми скорчила разочарованную гримасу.

Ну ладно. На этот раз пусть будет так. Но должна вас предупредить: я очень настойчива.

Гай: С нетерпением жду вечера, чтобы насладиться вашим обществом. Приятного вам дня. P.S.: вы выглядите просто великолепно.

Эйми отключила компьютер, но еще долго сидела неподвижно и смотрела на пустой экран. Как неожиданно все произошло! Неужели человек, живущий в башне, только что назначил ей свидание? Нет, быстро поправила себя Эйми, никакое это не свидание, он же сам сказал. Просто ему очень одиноко и хочется, чтобы кто-то составил ему компанию за ужином.

Но все равно Эйми весь день торопила время и не могла дождаться захода солнца.

Глава 9

Зайдя в кабинет Ланса, Эйми застыла в дверях: кто-то навел порядок на самодельном столе. Неужели мистер Гаспар сказал Лансу, что она будет здесь ужинать? Интересно, что подумал Ланс? А может, мистер Гаспар сам спустился вниз и убрал со стола, а когда Эйми уйдет, он вернется и все положит на место?

— Мистер Гаспар! — позвала она.

— Если вы будете так формальны, то мы проведем очень скучный вечер, — сразу же отозвался он по громкоговорителю. Наверно, сидел у монитора и ждал, когда она появится.

— Ну, мне не хотелось бы быть с вами слишком бесцеремонной.

— Пожалуйста, зовите меня просто Гай.

— Хорошо. Это уже совсем по-дружески.

Она подошла к столу и поставила на него подставку для горячих блюд, рядом положила льняную салфетку и серебряные столовые приборы. Точно такой же набор был на подносе Гаспара.

— Ну, что у нас сегодня на ужин? — спросил он.

— Для вас — жаренный на сковороде люциан, приправленный миндалем и голландским соусом — соус остался еще с завтрака, — и еще несколько закусок. Надеюсь, вам понравится. Для меня — рыба-гриль без соуса и салат.

— Мое меню мне больше нравится, у меня уже слюнки текут. А как насчет вина?

— Ой! — Она вся съежилась. — Об этом я как-то не подумала.

— У меня осталось немного. Отправьте поднос вверх, а я спущу вам бокал вина. Думаю, к рыбе подойдет пино-гриджо.

— Да, спасибо. Я тоже так считаю. — Она поставила поднос внутрь «немого официанта» и поправила стебелек белых орхидей в вазочке. — Отправляю.

Эйми дернула за веревку и стала ждать, глядя в черный туннель. Интересно, как выглядят верхние комнаты? Какова обитель чудовища: темная и мрачная, ему под стать? Или же покои Гаспара обставил Ланс и там так же уютно, как в комнате у Эйми?

Наконец поднос опустился вниз. Рядом с вазочкой стоял бокал белого вина.

— Вам не понравились цветы? — слегка обиженно спросила Эйми.

— Эти цветы подарил вам сегодня главный садовый декоратор в знак благодарности за ваши булочки с корицей.

— Откуда вам это известно?

— Мое окно выходит в сад.

— Ах да… — Эйми нахмурилась, представив следующую картину: одинокая фигура стоит у окна на самом верху башни и наблюдает, как живет мир. Наверняка из его окна много чего можно увидеть: не только двор, но и город, и залив Интересно, любит ли мистер Гаспар наблюдать, как входят в гавань и отчаливают корабли?

Взяв цветы и вино, Эйми уселась в кресло Ланса.

— У декораторов работа кипит вовсю. Я даже и не догадывалась, что в саду есть бассейн, пока они не выкорчевали все сорняки.

— Да, но с ним придется долго возиться, чтобы привести его в рабочее состояние. — Голос Гаспара стал громче — должно быть, он подошел поближе к микрофону. Было слышно, как он уселся за стол — судя по звуку, он тоже сидел на вращающемся кресле, — а затем раздался звон серебряной вилки по фарфору. — Как вкусно! Вы уверены, что предпочитаете рыбу без соуса?

— Уверена. Я его попробовала, когда готовила, но совсем чуть-чуть. Просто чтобы убедиться, что ничего не забыла туда положить. Я же на диете.

— К вашему сведению, я считаю, что диета вам ни к чему: вы и так прекрасно выглядите.

— Спасибо, но, к вашему сведению, я сижу на этой диете ради себя самой. Может, поэтому мне и удалось на этот раз чего-то добиться.

— Что вы хотите этим сказать?

— Это долгая история. В последнее время я многое делаю просто для себя. Вот уже два года, как я пытаюсь измениться к лучшему.

— Что ж, совместные трапезы для того и созданы, чтобы делиться историями.

— Пожалуй, вы правы. — Эйми положила в рот кусочек рыбы и удовлетворенно кивнула: рыба получилась то, что надо. Конечно, с тем ужином, что она подала Гаю, не сравнить, но все равно вкусная. — С чего начать?

— Начните с начала, — предложил он. — Расскажите мне о себе все.

— Все? — Она улыбнулась шутливым ноткам в голосе Гаспара, а затем погрузилась в раздумье. Вообще-то Эйми всегда хорошо рассказывала истории: этот дар она унаследовала от матери. Но одно дело — сочинять сказки, и совсем другое — рассказывать о себе. — Думаю, рассказ нужно начать с самого главного человека в моей жизни, без которого меня бы не было. Я говорю о маме. Она была парализована и умерла, когда мне было десять лет.

Воцарилось молчание.

— Мне очень жаль. Должно быть, вы тяжело перенесли ее смерть.

— Да, — вздохнула Эйми. — Было очень тяжело потерять ее. Но до этого все было просто замечательно. Она была таким смелым, оптимистичным человеком! С мамой никогда не бывало скучно. При ней жизнь в доме моих бабушки и дедушки была похожа на… — Она смотрела в пустоту, подыскивая нужное слово. — На сказку.

— Почему вашу мать парализовало?

Байрон сидел в кресле перед монитором и наблюдал, как разные эмоции сменяются на лице Эйми. Все в ней его очаровывало: ее глаза, улыбка…

— Она и ее подруги по колледжу отправились на горное озеро. Там они стали нырять в воду прямо с утеса. Когда пришла очередь нырять маме, она поскользнулась и упала не в воду, а на берег. Сломана себе шейный отдел позвоночника, и ее увезли в больницу. Там она и узнала, что беременна. Она об этом даже и не догадывалась. Срок был совсем небольшой, и она могла бы сделать аборт. К тому же ей хотели давать какие-то лекарства, от которых плод погиб бы. Но она умоляла врачей сохранить ребенка. Потом мама рассказывала мне, что в то ужасное время, когда она поняла, что никогда больше не сможет ходить и даже двигать руками, я стала ее единственным смыслом жизни.

— Удивительно, как у нее не случился выкидыш.

— Да, удивительно, — согласилась Эйми. — Она вынашивала меня почти полный срок, а потом ей сделали кесарево. Про нас даже напечатали в газете. Так как мама не могла за мной ухаживать, я выросла в доме бабушки и дедушки.

— Той самой бабушки, что постоянно пичкала вас конфетами.

— Той самой, — кивнула Эйми и подцепила на вилку ломтик рыбы. Байрон заметил, что у нее изящные руки и что ее движения хоть и скованны, но отличаются некой грациозностью. — Никто не готовит домашние сласти лучше Дафны Бейкер, она же Мим. А какие она печет печенья и пирожки! Пальчики оближете.

— Я в этом не сомневаюсь, — ответил он, наслаждаясь ужином. — Надеюсь, вы не посчитаете меня чересчур любопытным, если я спрошу, где же все это время был ваш отец?

— Отца у меня нет. — Улыбка Эйми померкла. — Ну конечно, он есть, наверно, где-то, иначе меня бы на свете не было, но я о нем совсем ничего не знаю.

— Простите, зря я спросил.

— Да нет, ничего страшного, — заверила она. — Просто я всегда переживаю за маму: боюсь, что люди будут судить ее слишком строго, когда узнают, что в моем свидетельстве о рождении в графе «отец» она поставила прочерк. В ее защиту я могу сказать лишь то, что она была совсем юной и училась в колледже. Она еще не перебесилась. Однако она никогда не была шалавой. Мама не знала, кто мой отец, не потому, что спала со всеми ребятами подряд. Просто она как-то раз познакомилась на дискотеке с одним парнем. Музыка, огни… Короче, он совсем вскружил ей голову. Он сам был не из общежития, и после танцев они отправились в гостиничный номер… Утром, перед уходом, мама оставила ему свой номер, но он так и не позвонил. — Она наморщила нос, словно хотела сказать: «Обыкновенная история». — Кто бы он ни был, он даже не подозревает о моем существовании.

— Тогда мне его жаль. Впрочем, сам виноват. — Байрон вправду так думал — А теперь расскажите-ка мне о своем волшебном детстве в доме бабушки.

— Мама и я стали для бабушки с дедушкой всем, — прочувствованно произнесла Эйми, — Думаю, вы понимаете, сколько времени и заботы требовали парализованная женщина и нежданная внучка. Мы редко куда-то выезжали. Во-первых, трудно было организовать транспортировку, а во-вторых, вечные тревоги бабушки. Только дедушка соберется нас куда-то отвезти, Мим тут как тут: сразу же обрушит на него целый список катастроф, которые непременно произойдут. Поэтому бабушка с дедушкой изо всех сил старались, чтобы дома было интересно.

— Ну и что? Им это удавалось?

— О, еще как! — Лицо ее прояснилось. — Им это было не сложно: они знали почти всех в нашем городе. Я выросла в крошечном городке. Теперь он стал пригородом Остина. Бейкеры были очень большими шишками — когда-то им принадлежала половина предприятий в городе. После несчастного случая с мамой дедушка все продал, чтобы сидеть дома и помогать за нами ухаживать. Видели бы вы, какой у нас дом — все, кто проезжал мимо, жали на тормоза, чтобы получше его рассмотреть.

Когда Эйми заговорила о доме, ее акцент стал более выраженным, а жесты — более оживленными. Байрон находил, что она просто прелесть.

— Представьте себе Тару из «Унесенных ветром», — продолжила она, — только несколько уменьшенную в размерах. Страсть к земле передавалась у нас из поколения в поколение. Дедушке всегда нравилось копаться в саду, и он присоединился к Обществу садоводов. Наш сад даже победил на выставке. Извилистые дорожки соединяли лужайки и беседки со скамеечками, а вокруг были разбиты клумбы с цветами, которые цвели весь год.

Дафна была королевой общества, и поэтому у нас постоянно устраивались вечеринки. В саду дедушка оборудовал для нас с мамой множество специальных мест. Он работал, а мы сочиняли сказки. Сами мы никуда не могли поехать, но в воображении мы где только не побывали. Мы путешествовали на волшебном летучем корабле, который мог переместить нас в любое место и в любое время, куда мы только пожелаем.

— Как здорово! — Интересно, подумал Байрон, как это, когда тебе в детстве уделяют столько внимания?

— Да, было здорово. — Эйми вздохнула, и ее лицо приняло задумчивое выражение. — У меня было замечательное детство, хотя и несколько странное.

Он присмотрелся к ней.

— Тогда почему вы сейчас такая грустная? Она пожала плечами и принялась за салат.

— Да так… Просто взгрустнулось. Все изменилось после смерти мамы.

— Расскажите, как она умерла.

— Вы уверены, что хотите слушать дальше? Это довольно грустная история.

— Грустных историй очень много. — Байрону вспомнилось собственное детство: ему тоже приходилось много путешествовать, только не в воображении, а в действительности. Ему больше нравились сказочные путешествия Эйми. — Говорите, мне очень нравится вас слушать.

— Ну хорошо: когда я чуть-чуть подросла, мама начала беспокоиться, что у меня неполноценное детство, так как я совсем не общаюсь с ровесниками. По соседству детей моего возраста не было, а в гости к нам заходили преимущественно друзья бабушки и дедушки. Мама решила, что меня нужно отправить в летний лагерь.

Сначала мне эта идея понравилась. Я думала, что это будет похоже на те путешествия, что мы с мамой совершали в воображении. У Мим, конечно, чуть удар не случился: она считала, что совершенно недопустимо отсылать куда-нибудь десятилетнего ребенка без родительского присмотра. Однако мама настояла на своем, и я поехала в лагерь. Но все вышло совсем не так, как я ожидала. — Эйми сморщила нос. — Сначала я была очень несчастна. Дети могут быть очень жестоки к тому, кто в чем-либо несовершенен.

— Да, — согласился Байрон.

Она склонила голову набок и взглянула в камеру, словно бы могла его там увидеть.

— У вас в детстве тоже были проблемы со сверстниками?

Нет, подумал Байрон. Проблем с детьми из высшего света у него никогда не возникало. Но он часто бывал свидетелем той жестокости, о которой упоминала Эйми. Байрон никогда не вставал на защиту слабых — тогда могли бы сказать, что он недостаточно «крут». А Байрон Паркс всегда считался очень крутым.

— Давайте лучше о вас поговорим, — Он снова принялся за еду. — Расскажите мне о летнем лагере. Почему вам там не понравилось?

— Я скучала по маме и никак не могла найти общего языка с другими детьми. Все было как в школе, только хуже! — При этих словах она закатила глаза. — Они считали меня странной: ведь я была толстенькой коротышкой и вела себя как маленькая взрослая. У меня были старомодные, ультравежливые манеры, и другие дети из-за этого надо мной смеялись. Сначала я хотела только одного — уехать домой. Но моя мама часто говорила, что у всего есть светлые стороны, нужно просто уметь их разглядеть. Вскоре я поняла, что она права. — Эйми кивнула. — Сам лагерь мне нравился, нравились велосипедные дорожки и лес. Я все где умела найти себе занятие. Я часто брала свой огромный блокнот, удалялась в какое-нибудь укромное место и сочиняла истории. А потом посылала их домой, маме. — Эйми рассмеялась. — Но была одна проблема, вы, я думаю, уже догадываетесь какая.

— Вы постоянно терялись.

— Каждый раз, — кивнула она. — Вообще-то раньше мне даже нравилось теряться. Детям свойственна вера в то, что все закончится хорошо. Но тем летом все переменилось.

Она вдохнула поглубже, словно дальше ей будет очень тяжело рассказывать.

— Каждый раз, когда я терялась, вожатые организовывали поисковый отряд, а когда меня находили, то отчитывали за то, что ушла одна и без спросу. В тот день они нашли меня в очередной раз, и все вроде бы было как обычно, только меня почему-то отвели не в мою комнату, а к заведующей лагерей. У вожатых были такие серьезные лица, что я решила: «Все, теперь мне крышка». В кабинете заведующей меня ждал дедушка.

На глаза Эйми навернулись слезы, голос ее задрожал.

— Произошло то, чего я никак не ожидала: он разрыдался прямо у меня на глазах и сказал, что моя мама умерла.

«О Боже!» — подумал Байрон. Он не знал, что и сказать. — Простите. — Она вытерла слезы. — Столько лет прошло, а я все еще не могу вспоминать об этом без слез.

— Нет, это вы меня простите. — Его поразило, какая она эмоциональная, когда чувствует себя раскованно с человеком. — Отчего она умерла?

— У нее остановилось сердце. — Эйми глубоко вздохнула, собралась с силами. — Паралич ведь на всех органах сказывается. Бабушка с дедушкой всегда знали, что она долго не проживет. Да она и сама знала. Но я как-то даже и предположить не могла, что потеряю ее. Для всех нас это был такой удар. — Она покачала головой. — Мим убивалась больше всех. Наверно, для женщины потерять ребенка — самое страшное, что только может произойти.

— Я даже не представлял, что вам пришлось столько всего испытать. Мне очень жаль. — Избитые фразы. Но что еще тут можно сказать?

— Дедушка тоже сильно переживал, — продолжила Эйми. — Он замкнулся в себе, как и бабушка. Дедушка по-прежнему часами работал в саду, но возня с землей уже не доставляла ему радости, как прежде. Я часто работала вместе с ним, пыталась его подбодрить. Думаю, у меня это получалось. Мы очень сблизились с дедушкой.

— Каким он был?

Эйми посмотрела куда-то в пространство и улыбнулась:

— Неуклюжий долговязый верзила. Он не переставал удивляться, как ему удалось подцепить такую красавицу жену, как Мим. Благодарил Бога, что их дети — мама и мой дядя — пошли в Мим, а не в него. Но Мим его просто обожала. Мы все его обожали. Он звал меня маленьким цветочком окры. — Вспомнив это, она рассмеялась. — Он сам меня так прозвал: Окра.

— Окра? — Байрон нахмурился. — Кажется, это такой овощ?

— Ну да, — засмеялась Эйми. — Дедушка считал, что люди, как и растения, бывают двух видов: красивые, которые радуют глаз, и полезные, которые питают. Он считал, что окра объединяет в себе оба свойства: это овощ, но он так красиво цветет! Окра принадлежит к роду гибискусов, вы, наверно, знаете. У нее такие здоровенные цветы, похожие на рассветное солнце.

— Нет, не знаю. Не видал.

Улыбка Эйми померкла. Она вздохнула:

— В общем, пока дедушка горевал и копался в саду, у бабушки пошатнулось здоровье. Она все время хворала. К тому же у нее появилась навязчивая идея: ей казалось, что она потеряет и меня. Я тоже начала бояться, потому что знала, что Мим не переживет, если со мной что-нибудь случится. Поэтому я почти все время сидела дома, ухаживала за Мим и помогала дедушке в саду. Именно тогда я начала толстеть по-настоящему. Я заедала злость.

— Злость?

Эйми опять вздохнула:

— Не хочу показаться бесчувственной, но меня жутко раздражало, что Мим стонет по поводу любого, даже самого легкого, недомогания. Моя мама последние одиннадцать лет жизни была полностью парализована, но она ни разу не пожаловалась. Ни разу. — Эйми злобно ткнула вилкой в рыбу на тарелке. — А бабушка, чуть у нее заболит голова, сразу же ложилась на диван и начинала причитать: «О Боже! У меня, наверно, опухоль мозга. Срочно везите меня в больницу». Разумеется, никакой опухоли у нее не было. Половина ее болячек была надуманна. Не все, конечно, но меня это здорово раздражало. — Она набросилась на салат. — Мне очень часто хотелось высказать ей, что я думаю по поводу ее тяжелых болезней.

— И что? Высказали?

— Нет, — усмехнулась Эйми. — Я не хотела уподобляться ей и постоянно жаловаться. Я глотала слова — и вместе с ними уйму еды. Я все ела, ела и ела, словно от того, что я постоянно пережевываю и глотаю, пройдет моя злость. Злость не прошла, зато я безобразно растолстела. Когда пришла пора поступать в колледж, я была рада. Мне ужасно надоело дома.

— Я ни в чем вас не виню. Но есть большая разница между тем, чтобы быть нытиком и высказать все, что думаете. Наверно, вам следовало бы сделать вашей бабушке несколько замечаний.

— Вы говорите совсем как мои подруги. — Эйми бросила задумчивый взгляд в камеру.

— А что случилось с вашим дедушкой? — Байрону хотелось перевести разговор на другую тему. — Насколько я понял, его больше нет в живых.

— Нет. — Она вздохнула. — Я пережила его смерть почти так же тяжело, как потерю мамы. Ведь он фактически был моим отцом. Другого отца я не знала. Дедушка умер, когда я была в колледже. О его смерти я тоже узнала из чужих уст. Именно тогда мне стало казаться, что каждый раз, когда я уезжаю из дома, случается что-нибудь плохое. Самое ужасное, что я была очень близка к тому, чтобы покинуть этот дом насовсем, но не смогла побороть чувство вины. Мне казалось, что, уехав из дома, я совершу предательство.

— Что вы имеете в виду? — Покончив с ужином, Байрон откинулся в кресле со стаканом вина. Ему казалось, что он может слушать ее всю ночь.

— В колледже было так здорово! — рассказывала она, доедая свою порцию. — Мне повезло — моей соседкой по комнате оказалась Джейн, а в смежной комнате поселили Мэдди и Кристин. Как только я уехала из дома, я начала быстро терять вес. Даже несколько раз бегала на свидания. — При этом Эйми состроила такое лицо, словно последнее занятие ей было совсем не по нраву. — Я поняла, что свидания — это совсем не мое, зато нашла наконец то, что мне по душе. Это общение с детьми. Настоящая ирония судьбы: у меня были ужасные отношения с детьми, когда я сама была ребенком, а теперь я прекрасно нахожу с ними общий язык.

Когда я училась в колледже, я подрабатывала в детском саду. Большинство людей сочли бы эту работу сушим кошмаром, а мне она нравилась. Я рассказывала детям некоторые из тех историй, что мы сочинили вместе с мамой. Ничто не сравнится с лицом ребенка, когда он с интересом слушает историю, которую ты ему рассказываешь.

— Вы когда-нибудь пробовали записывать эти истории? Когда вы уже выросли?

— Да, несколько раз записывала, но только для себя. — Эйми махнула рукой, словно ее талант к сочинительству гроша ломаного не стоил. — Незаметно подошла пора выпускных экзаменов. Мои соседки и я часто говорили о том, чего хотим добиться в жизни после окончания колледжа. Это было до того, как я начала пуще смерти бояться путешествий. Ну так вот: больше всего на свете мне тогда хотелось посмотреть на мир, и чтобы у меня были собственные дети. Так как у меня абсолютно отсутствовало чувство направления, я решила, что идеальным вариантом для меня будет следующий: выйти замуж за человека, который способен отличить юг от севера, и мы будем вместе путешествовать по свету. Когда я не буду рожать детей, конечно. План был восхитителен, меня пугало только одно: где я найду такого парня, что согласится на мне жениться? Раньше я пробовала встречаться с парнями, но потерпела в этом деле полное фиаско. Но все же я на что-то надеялась.

Джейн была куда амбициозней меня. После колледжа она собиралась покорять Нью-Йорк: решила стать успешным репортером. Кристин собиралась поступать в медицинский институт — хотела пойти по стопам отца, а Мэдди мечтала, что когда-нибудь ее работы будут выставлены в галерее.

Мэдди и Кристин были закадычными подругами и решили снять квартиру на двоих поблизости от студенческого городка. Они и меня к себе звали. Мне это очень польстило. — В ее глазах загорелись огоньки. — Я сразу же согласилась, и чтобы отметить это событие, я… — Она запнулась и прикусила губу. В ее глазах плясали смешливые искорки.

— Что? — спросил Байрон, не в силах отвести от нее взор.

— Нет, просто не верится, что я сейчас вам это рассказываю! — Она прижала ладони к пылающим щекам.

— Что?

— Я сделала татуировку!

— Что вы сделали? — Ее слова поставили Байрона в тупик. — Хотите сказать, у вас есть татуировка?

— Да. — Эйми хихикнула. — В тату-салон меня отвела Кристин, чтобы морально поддержать меня и проследить. чтобы я не потерялась по дороге. В итоге она тоже решила сделать себе татушку. Ей накололи маленькую девочку-чертенка прямо на ягодице.

— А вам что накололи?

— Бабочку. — Эйми усмехнулась. — Я сочла, что это подходящий символ, — думала, что очень скоро вырвусь из родного гнезда, как из кокона. До того как Кристин и Мэдди предложили мне снимать с ними квартиру, я думала, что снова придется возвращаться к бабушке с дедушкой.

— И где же вы сделали татуировку?

— бот этого я вам ни за что не скажу! — Похоже, она была смущена.

— Скажите, Эйми. Не оставляйте меня в тягостном неведении!

— Ладно, так уж и быть, — чопорно отозвалась она, расстилая салфетку на коленях. — Скажу только одно: по части татуировок мы с Кристин — родные сестры.

Неужели у Эйми Бейкер татуировка на заднице? Просто поразительно! Байрон вновь испытал прилив возбуждения.

— К сожалению, — Эйми нахмурила брови, — я рано радовалась. За несколько дней до выпуска дедушка скончался от инфаркта. Бабушка чуть не отправилась за ним следом. Мне написал дядя: он умолял меня вернуться домой, «хоть ненадолго». Мы все так переживали за Мим! Пришлось мне поставить крест на своих планах снимать квартиру с Мэдди и Кристин. Сначала я совсем ни о чем не жалела: мое горе было настолько сильно, что мне не терпелось поскорее вернуться домой. Но шли годы, и появилась прежняя озлобленность. Постепенно она переросла в обиду. Мне очень стыдно об этом говорить, но это так.

— Может, вы имеете полное право обижаться?

— Нет. — Эйми тяжело вздохнула. — Не все жалобы Мим надуманные. Она и в самом деле больна. Например, последнее время ее так мучает артрит, что приходится во всем помогать ей по дому. После того как я ухаживала за ней два года, дядя и я подумывали, не нанять ли сиделку. Тогда я могла бы уехать и снимать где-нибудь свой угол. Но каждый раз» когда мы заводили разговор на эту тему, состояние Мим резко ухудшалось, и я просто не могла ее покинуть. Я начала беспокоиться: вдруг что-то случится, когда меня не будет дома. Дошла до такого состояния, что даже при мысли о походе в булочную меня бросало в дрожь.

Но однажды, где-то два года назад, я сказала себе: «Стоп! Что я делаю?» Я превратилась в узницу в собственном доме. Все мои мечты разбились в прах.

Ни путешествий, ни детей, ни мужа. Единственное, чего я добилась, — это купила франшизу «Няня в дорогу», но разве я об этом мечтала! К тому времени я так растолстела, что у 'меня было очень мало шансов привлечь мужчину.

Я набирала вес оттого, что каждый день злилась и беспокоилась. Да еше Мим постоянно пилила меня. Говорила, что если бы я только похудела, то легко бы нашла себе молодого человека. Но дело в том, что сама-то она не желала мне такого счастья: ведь муж скорее всего не захочет переселиться к Мим, а значит, я больше не смогу о ней заботиться!

— Тогда зачем же она вам это говорила?

— Не знаю. — Эйми потерла живот, словно он болел. — Она вся такая нелогичная. Знаете, это как с пирожком. Ну помните: «Эйми, золотко, тебе нужно худеть. На, возьми пирожок». Чем больше она ворчит по поводу моего лишнего веса, тем больше я толстею.

— Как вы думаете, она об этом догадывается?

— Догадывается? — Она нахмурилась. — Нет, конечно же, нет! Как вы можете даже предполагать такую ужасную вещь! Уж не хотите ли вы сказать, что она нарочно меня так раскормила?

— Возможно. — Байрон задумчиво потягивал белое вино. В нем медленно закипала злость: он злился на незнакомую бабушку Эйми. — Таким образом она пытается удержать вас возле себя. Все началось еще когда вы были ребенком. Словно бы она с самого начала боялась, что вы встретите мужчину, забеременеете, затем с вами произойдет несчастный случай и вы умрете во цвете лет, повторив судьбу вашей матери.

— О Боже! — Эйми резко выпрямилась. Похоже, она пыталась переварить эту информацию. На ее лице сменяли друг — Друга самые разные чувства. Затем она отмахнулась от этого предположения. — Нет, я отказываюсь этому верить! Это ужасно! Мим никогда сознательно не сделала бы со мной такого.

— Может, она делала это бессознательно?

— Может быть… Нет, все равно это ужасно — так поступить с внучкой! Да, в Мим есть что-то от ипохондрика, и она любит устраивать сцены, чтобы привлечь всеобщее внимание, но я отказываюсь верить в то, что она нарочно меня раскормила, чтобы удержать рядом с собой.

— Но ведь это сработало?

— Мы отходим от темы. — Эйми нахмурилась. — Я уже приближаюсь к апогею этой истории.

— Извините. — Он улыбнулся: какая же она прелесть, когда сердится! — Продолжайте.

— Когда я решила в корне изменить свою жизнь, я начала кое-что понимать. Не только Мим не хотела, чтобы я выходила замуж. Я сама этого не хотела. Я такая неуклюжая с мужчинами! Не представляете, какое огромное облегчение я испытала, приняв решение никогда не выходить замуж. — Она вздохнула. — Это сняло еще одну проблему: уже незачем было вести беседы с Мим о сиделке. Я сама могла продолжать ухаживать за ней.

Однажды я решила поговорить с Мим начистоту. Пообещала, что останусь с ней навсегда, а не на «некоторое время», как планировала вначале. Но жить с ней в одном доме я не могу. Мне позарез нужен был свой угол, поэтому, с ее разрешения, я перебралась в переоборудованный вагон за нашим домом: он заменил мне и офис, и квартиру.

Это было идеальным решением. С одной стороны, я всегда рядом, чтобы заботиться о Мим, — ни у одной из нас нет причин для беспокойства, а с другой стороны, у меня появилось собственное жилище. К Тому же я дала себе клятву никогда больше не встречаться с мужчинами. В итоге мне удалось наконец сесть на диету.

— А вы не волнуетесь о том, что можете снова набрать лишний вес? — спросил Байрон.

— Нет, теперь я уже могу этого не бояться. — Ее улыбка так и светилась уверенностью. — Ведь теперь я сижу на диете ради себя самой, а не в надежде, что, как только я похудею, у меня появится молодой человек. Единственное, о чем я жалею, так это о том, что у меня никогда не будет детей.

— Детей можно усыновить, — предложил он.

— Да, я уже об этом думала. Но сначала я хочу кое-чего добиться. Хочу научиться не бояться путешествовать в одиночку. Я обещала Мим, что всегда буду рядом, чтобы за ней ухаживать, но она должна давать мне время от времени отпуск. — Эйми сделала страшные глаза, а затем рассмеялась. — Это меня очень пугает, но я всегда мечтала посмотреть мир, и я своего добьюсь. Несмотря на полное отсутствие способности к ориентированию; несмотря на то что впадаю в панику, когда теряюсь; несмотря на то что постоянно тревожусь о Мим, когда долго ее не вижу, я решила преодолеть свой страх.

Он поднял бокал с вином.

— Знаете, вы одна из самых храбрых женщин, которых я когда-либо встречал.

Она рассмеялась, вполне искренне и раскованно.

— Если бы вы только знали, как мне иногда бывает страшно!

— Знаю. Именно поэтому я и назвал вас смелой.

— Спасибо. — Она улыбнулась прямо в камеру. — Знаете, это лучший комплимент, который мне когда-либо делали. — Эйми потянулась за салатом и поняла, что все уже съела. — Господи, я проболтала весь ужин!

— Ничего. Мне очень нравится вас слушать. Знаете, вы очень красиво говорите.

— Нет, обычно я путаюсь. — Она склонила голову набок. — С вами очень легко разговаривать. Вы немного напоминаете мне моего дедушку. Он тоже, был очень терпелив и умел выслушивать людей.

Байрон чуть не поперхнулся.

— Значит, я напоминаю вам вашего дедушку? — «Долговязого и неуклюжего верзилу». — М-м, что ж, если учесть, как вы его любили, я готов принять это за комплимент. Но поверьте, я совершенно не похож на вашего дедушку. К тому же раз мы с вами решили быть откровенны во всем, мне не так уж много лет.

— А-а. — Эйми захлопала глазами. По всему было видно, что она смущена. — Извините, я не хотела вас обидеть. Просто… Ну, по голосу бывает очень сложно определить возраст человека.

Теперь она будет гадать, сколько ему лет. Конечно, спросить она не осмелится. Поэтому он сам сказал:

— Мы с Лансом Бофортом ровесники.

— Понятно. — По выражению ее глаз он понял, что она ни за что бы так не разоткровенничалась с мужчиной в полном расцвете сил.

— Эйми, — сказал Байрон, — клянусь, вам совершенно нечего меня бояться. Признаюсь, вы мне нравитесь, но самое большее, что может быть между нами, — это разговоры за ужином. — Он сам не ожидал, что испытает сожаление при этих словах. — Ну что, теперь пришли в себя?

— Да. — Похоже, его заверения ее несколько успокоили. — Но пожалуйста, поймите, что в моих словах насчет мужчин не было ничего личного. Просто я действительно ненавижу свидания.

Байрону очень хотелось расспросить ее подробнее, но он чувствовал, что теперь, когда Эйми узнала, что он молод, она будет чувствовать себя более скованно. Господи, знай она о нем всю правду, она наверняка тут же сбежала бы куда глаза глядят! Байрон решил перевести разговор на светские темы:

— Как вам вино?

— Превосходно. Спасибо.

— А это гвоздь меню — пирог из лайма? — Он разглядывал ломтик пирога, который она украсила цветком из сада.

— Да. Надеюсь, вам понравится.

Байрон откусил кусочек: пикантная сладость таяла на языке.

— М-м, просто восхитительно! Сами вы, конечно, это есть не стали.

— Нет.

— Ну что ж, не стану вас искушать.

— Спасибо. — Эйми наградила его очаровательной улыбкой. Ее лицо обрамляли темные кудри. Она выглядела до того восхитительно, что он просто не мог отвести от нее глаз. Конечно, Эйми не собиралась с ним флиртовать, но она делала это неосознанно, и у нее это до того хорошо получалось, что Байрон удивился: как ее до сих пор не прибрал к рукам какой-нибудь удалец, несмотря на ее патологическое отвращение к свиданиям?

Он не сомневался, что за неприязнью к свиданиям кроется фонтан страсти, который только и ждет того момента, когда его откроют. Иначе она никогда бы не вытатуировала себе бабочку на ягодице. Здесь есть над чем задуматься. Нет, уж лучше не думать, поправил он сам себя.

Однако было бы интересно помочь ей раскрыться во всей полноте.

Глава 10

«Здесь рождается очень много вопросов». Последние несколько дней эти слова Гая постоянно вертелись в голове у Эйми. Глядя, как сад обретает божеский вид, она тоже начала помогать чем могла. Когда она рассказала Лансу, каким умелым садоводом был ее дедушка, Ланс начал спрашивать у нее совета. Наконец она взяла небольшую лопату и садовые ножницы, и работа так и закипела у нее в руках.

Эйми обожала копаться в саду. Любопытные обезьянки наблюдали с верхушек деревьев за тем, как она и садовые декораторы пропалывают и вспахивают клумбы, а бригада рабочих трудится над бассейном.

Эйми копала, полола и сажала, а в голове у нее вертелись вопросы, не дающие ей покоя. Неужели Мим действительно намеренно загубила внучке жизнь? Эйми не хотелось бы так думать, но зерно сомнений было брошено в плодородную почву, и стоило больших усилий не дать ему пустить корни.

Наконец Эйми решила, что даже если это правда, то Мим действовала несознательно. Ведь люди никогда намеренно не причиняют страдания тем, кого любят. В том, что Мим ее очень любит, Эйми не сомневалась. Однако иногда можно причинить другому боль ненамеренно.

Эйми сидела на корточках и разглядывала башню. Жаркое солнце припекало ей спину. Интересно, какие вопросы крутятся в голове у Гая, когда он наблюдает за преображением сада? Она так мало о нем знает! Каждый вечер за совместным ужином Эйми пыталась выудить из него какие-нибудь сведения.

Пока что ей удалось узнать лишь то, что его родители развелись, когда он был совсем маленьким, и успели с тех пор заключить и расторгнуть еще несколько браков. Его обида на родителей так и не прошла. Он ничем не был обделен в материальном плане, но получал крайне мало любви и внимания. Когда Эйми думала о его несчастном детстве, у нее сжималось сердце.

Но самое удивительное — это то, что он объездил всю Европу и мог делиться впечатлениями обо всех местах, где она только мечтала побывать. Эйми даже не верилось, что узник из башни столько путешествовал. Но ей очень нравилось слушать его рассказы о дальних странах. Чаще всего Гаспар рассказывал про юг Франции — по-видимому, с этим местом у него были связаны особенно теплые воспоминания.

«Какие же мы с ним разные!» — думала иногда Эйми. Она не ожидала, что Гай окажется так уверен в себе, а его слегка желчное чувство юмора заставляло ее смеяться в самые неожиданные моменты. Их единственной общей страстью была любовь к вымышленным историям. Правда, он был фанатом и истинным ценителем кино, а она, скорее, книголюбом, но они могли без конца обсуждать разные сюжеты.

И тут Эйми осенило. Лицо ее расплылось в улыбке, и она вновь вернулась к садовым работам. Она поняла, как заставить Гая раскрыться.

— Какой ваш любимый фильм? — спросила она вечером, сидя в кабинете Ланса.

— Старый или новый?

— Сначала старый.

— «Касабланка», — не задумываясь, ответил он.

— Согласна, — сказала она. — Но почему?

— Что значит «почему»? Без комментариев. Это лучший фильм из всего, что было снято.

— Да, но почему он вам нравится? Ведь люди могут любить один и тот же фильм по разным причинам.

— Хорошо, дайте подумать… Ага, понял: Хэмфри Богарт. Он постоянно в центре вечеринок, но совершенно одинок.

Веселье среди людских страданий вызывает у него отвращение, но он все равно участвует в этом веселье. И это тоже ему отвратительно.

Этот ответ ее удивил.

— Вам что, тоже приходилось чувствовать себя подобным образом?

Он долго молчал.

— Скажем так: я знаю, что такое одиночество в толпе. А теперь вы скажите, почему «Касабланка» ваше любимое старое кино.

— Ингрид Бергман, — вздохнула Эйми. — У меня наворачиваются слезы на глаза всякий раз, когда ей приходится выбирать между тем, что она хочет сделать, и тем, что должна. Это так печально.

— И очень показательно, — заметил он.

— Что вы имеете в виду?

— Вам ведь тоже пришлось отказаться от планов снимать квартиру с подругами, когда вы закончили колледж, потому что нужно было ухаживать за больной бабушкой.

— Правда, — согласилась Эйми. — А какой ваш любимый новый фильм?

— «Суперсемейка», — ответил Гай без колебаний, как и в прошлый раз.

— Правда? Но это же мультик! — Эйми захлопала глазами. — Почему вдруг «Суперсемейка»?

— Как почему? — рассмеялся он. С каждым вечером Гай смеялся все чаще и все раскованнее. — Мисс Эластика такая крутая! Наверно, в постели ей нет равных.

Эйми смущенно хихикнула, прикрыв рот салфеткой.

— Просто ушам своим не верю! Она же рисованный мультяшный персонаж!

— Ну и что с того? Все равно она крутая.

Она бросила в камеру взгляд, полный упрека, но из-за смешливых огоньков в глазах этот взгляд не произвел на собеседника должного впечатления.

— А теперь назовите настоящую причину, почему это ваш любимый новый фильм.

— Знаете, я об этом как-то не задумывался. Наверно, потому, что нам показывают семейную пару супергероев. Естественно, от них ждут большего, чем от обыкновенных людей, но для них самих на первом месте все-таки стоит их брак и дети. Я знаю многих родителей, в том числе и моих собственных, которым есть чему поучиться у героев этого мультфильма. Ну а какой ваш любимый новый фильм?

— «Влюбленный Шекспир», — вздохнула она.

— Почему?

— Как почему? Джозеф Файнс такой крутой!

— Самоуверенный нахал. Ладно, а теперь серьезно.

— Ой, даже не знаю, с чего начать. Думаю, главное — это все же Виола. Та сцена, когда она стоит у окна и говорит, что если бы ей приснился сон, что она играет на сцене, то она бы никогда не просыпалась.

— В итоге она все же отказалась от своей мечты, выбрав дочерний долг, — заметил Гай. — Похоже, я чувствую, на что направлен этот опрос.

— Вы думаете, что я начала эту игру, чтобы побольше о вас узнать, — рассмеялась Эйми.

— Ну и что же вы узнали?

— Только то, что знала и прежде, — ответила она. Единственное, что она узнала, так это то, что ей очень нравится Гай Гаспар, — наверно, даже больше, чем он нравится самому себе.

Уже лежа в постели, она поняла, что не дает ей покоя. Каждый день Гай засыпал Эйми комплиментами по поводу ее внешности, помогал видеть себя привлекательной. Она тоже хотела помочь ему полюбить себя самого.

Эйми села в постели и открыла ноутбук. Отгороженная от всего мира москитной сеткой, она начала набирать на клавиатуре посетившие ее мысли, чтобы потом отослать их подругам. Луна уже завершала свой путь по небосклону, близился рассвет. Эйми отослала почту. Ответы она ожидала получить только завтра. Но Кристин уже вернулась в Остин и только-только пришла домой после долгого дежурства в службе «Скорой помощи».

Она ответила сразу же:

Эйми, ты что, влюбилась?

Эйми это послание ошарашило. Некоторое время она, глазам своим не веря, смотрела на слова, пытаясь собраться с мыслями. Наконец дрожащими пальцами начала печатать ответ:

Вовсе нет! Хотя, должна признаться, как человек он мне очень интересен. Он умен, с чувством юмора, но до того печален, что у меня сердце сжимается. Я очень хочу достучаться до него, но это — простое участие, а не любовь.

Кристин: Конечно, в какой-то степени это участие. Это так тебе свойственно! И если кто-то способен заставить этого человека раскрыться и излечить его душевную боль, так это ты. Но мне кажется, что помимо участия тут кроется еще что-то. Скажи, он привлекает тебя в физическом плане?

Эйми: Кристин, я его ни разу не видела! Мы с ним не встречаемся, просто разговариваем, вот и все. Именно поэтому мне с ним так комфортно. Когда мы ужинаем вместе, мне не приходится постоянно думать, захочет ли он поцеловать меня на прощание, или, может, не станет ограничиваться поцелуем. Мы просто друзья. И точка.

Кристин: Ну и? Разве тебе не интересно, как он выглядит? Разве ты не представляешь себе, каким будет его поцелуй?

Эйми покраснела. Как и любой женщине, ей случалось мечтать о возлюбленном, но объектом ее фантазий всегда был какой-нибудь мужчина без лица и без имени, таинственный незнакомец. Неужели Гай, человек, не имеющий лица, стал объектом ее фантазий? Ощущая легкий трепет, она напечатала:

Да, мне действительно интересно, как он выглядит. Может, поэтому я не хочу встречаться с ним с глазу на глаз.

Кристин: А может, ты должна с ним встретиться?

Дрожь опускалась все ниже. Эйми ощутила неуютное чувство беспокойства где-то в области живота. Склонившись над клавиатурой, она напечатала:

Может быть, но только как подруга, без всяких романтических претензий.

Кристин: Но почему? Ты боишься, что он окажется уродом?

Эйми: Нет. Даже если бы он был мне интересен не просто как друг, а как мужчина, его внешность не имела бы для меня никакого значения. Да и что в нем может быть такого ужасного? Может, он неправильно сложен? Или покрыт рубцами? А может, половину его лица занимает родимое пятно?

В детстве я знала одну девочку, у которой была огромная красная родинка возле рта. Из-за этого она так смешно разговаривала! В первом классе многие дети ее просто боялись. Над ней издевались даже больше, чем надо мной. Но она была такая смешная и общительная, что очень скоро со всеми подружилась.

Затем мы перешли в среднюю школу, и история повторилась. Я поняла, что когда люди видят ее в первый раз, они обращают внимание только на ее родинку и на изуродованную губу. А потом, когда привыкнут, уже не замечают этого. По-моему, и с Гаем будет то же самое. Может, сначала я и замечу его уродство, в чем бы оно ни заключалось, а потом привыкну.

Кристин: Тогда почему же ты не хочешь с ним встретиться?

Эйми: Да потому, что пока меня вполне устраивает положение вещей. Он единственный мужчина, с кем я чувствую себя свободно, и я не хочу ничего портить.

Кристин: Представляешь, насколько свободнее ты бы себя с ним чувствовала, если бы вы общались с глазу на глаз?

Эйми кусала губу и думала, что на это ответить. Что, если правда удастся встретиться с Гаем, не испортив при этом их отношений? Возможно, Кристин права и Эйми действительно стоит его увидеть. Она еще не решила, как ответить подруге, но тут компьютер запищал. На экране появилась записка от Гая:

Почему вам не спится в столь поздний час?

Эйми испытала радость, как и всегда, когда получала от него электронные послания. Только обычно это происходило днем, а не посреди ночи.

Она тут же ответила:

Болтаю с подругой. А вам почему не спится?

Гай: Страдаю бессонницей. Хотел вот поболтать с вами, но если вы общаетесь с подругой, не стану вам мешать.

Эйми: Нет, погодите. Я сейчас.

Эйми снова переключилась на Кристин:

Слушай, давай закончим этот разговор завтра? Мне пора.

Кристин: Кажется, я догадываюсь… К сети только что подключился Гай, не так ли?

Эйми: А ты откуда знаешь?

Кристин: О, догадаться было совсем не сложно! Эй, если не хочешь встречаться с ним лично, спроси, как он относится к киберсексу.

Эйми: Кристин! Плохая девчонка!

Кристин: Мое дело предложить. Ладно, отпускаю тебя. Мне уже пора ложиться спать, хотя в постели мне будет очень одиноко: ведь нас с Эликом разделяют две тысячи миль. Иногда мне кажется, что день нашей свадьбы никогда не наступит.

Эйми: Пройдет всего несколько недель, и вы с Мэдди станете замужними дамами. Жду не дождусь этого события. Ведь я буду подружкой обеих невест. Мне не нравится только одно: вы обе уедете далеко-далеко, а я останусь в Остине одна-одинешенька.

Кристин: Да, мне это тоже не по душе. Но ничего, мы обязательно будем встречаться. Мы ведь дружим уже столько лет! Наша дружба сильнее всяких расстояний.

Эйми: Согласна. Свяжусь с тобой завтра.

Прервав общение с Кристин, Эйми тут же ответила Гаю:

Я снова здесь. Так почему вам не спится?

Гай: По вашей вине. Я вот все размышляю: действительно, почему нам нравятся те или иные фильмы? Сижу и думаю: а почему мне нравятся те истории, которые мне нравятся? Я имею в виду не только фильмы, но и книги.

Эйми: Ну и что? Нашли ответ?

Гай: Я примерил на себя множество ответов. Только не просите поделиться с вами своими соображениями, все равно ничего не скажу. Раньше я считал, что истории служат для того, чтобы спасаться в мире фантазии, а не для того, чтобы анализировать собственную жизнь.

Эйми: Наверно, они служат и для того, и для другого.

Гай: Сейчас я предпочел бы уход от действительности. Может, тогда мне удастся заснуть. Но теперь я не могу ни посмотреть фильм, ни почитать книгу: ведь мой выбор непременно меня как-то охарактеризует.

Эйми: О Господи! Это я вас довела до помешательства. Простите. Знаете, если хотите спастись от реальности, лучший способ — сочинить собственную историю. Это очень весело и отвлекает от грустных мыслей. Ваши мысли могут блуждать, когда вы что-то читаете, но они никак не могут блуждать, когда вы печатаете собственную историю.

Гай: Я раньше никогда ничего не сочинял. У меня, наверно, не получится.

Эйми: Я вам помогу. Мы можем сочинять историю вместе. Мы с мамой часто так делали.

Гай: Приглашаете меня прокатиться на волшебном летучем корабле? А как им управлять?

Эйми: Для начала нужно выбрать время и место.

Гай: Хорошо, выбирайте.

Эйми: Средневековая Англия.

Гай: Почему? Нет, я не возражаю. Ничего не имею против вашего выбора, просто почему вдруг средневековая Англия?

Эйми: Ну, этот форт похож на замок, и еще — пожалуйста, не смейтесь! — дело в том, что я постоянно что-нибудь сочиняю. Когда Ланс сказал мне, что вас зовут Гай, я решила, что это подходящее имя для норманнского рыцаря. Сэр Гай.

Гай: Правда? Я польщен. Что же мне придется делать? Побеждать огнедышащих драконов и спасать прекрасных дам?

Эйми: Нет, лучше пусть вас спасет дама. Ведь вы сидите в заточении в башне.

Гай: Не в заточении, а по собственному выбору.

Эйми: Это не важно.

Гай: Ну ладно. И как же вы собираетесь меня спасать?

Эйми: В замок вас заточила злая колдунья, из-за того, что вы отвергли ее любовь. Леди Эмилия — то есть я — стащила у колдуньи ключ, когда та отвернулась. Вот прекрасная леди крадучись поднимается по лестнице на башню, ступая на цыпочках, и постоянно оглядывается через плечо: не идет ли кто следом? Как вам кажется, не заметил ли ее кто-нибудь?

Гай: Но почему леди Эмилия? Почему не леди Эйми?

Эйми: Эйми — очень простое имя! К тому же оно чересчур современное. Ну где вы слышали о леди Эйми? К тому же леди Эмилия — высокая блондинка. Настоящая красавица. Ну так что, заметили ее или нет?

Гай: Почему она не может быть пухленькой, невысокого роста и с соблазнительными каштановыми кудряшками?

Эйми: Потому что это сказка! А в сказке мы можем быть какими хотим.

Гай: В таком случае реальность мне нравится больше вашей сказки.

Эйми поняла, что он прав. Было бы интересно сочинить историю о том, как пухленькая коротышка проходит через необыкновенные приключения и завоевывает любовь героя. Она напечатала:

Ну хорошо: леди Эмилия небольшого роста, слегка полненькая, а на голове у нее целая копна каштановых кудрей, которые постоянно путаются.

Гай: Иными словами, настоящая красавица. Вот она, никем не замеченная, поднимается по лестнице. Что происходит дальше?

Эйми: Она легонько стучит в дверь и шепотом спрашивает: «Сэр рыцарь, вы меня слышите?»

Гай: А что делает рыцарь?

Эйми: Не знаю. Что делает рыцарь?

Гай: Он осторожно подходит к двери и спрашивает, тоже шепотом: «Кто там?»

Эйми: «Это леди Эмилия. Я пришла, чтобы вернуть вам свободу».

Гай: «Мы встречались с вами раньше?»

Эйми: «Нет. Я тоже узница и хочу освободиться из плена. Может, мы вместе придумаем, как нам бежать? Если я вас освобожу, вы мне поможете?»

Гай: «Если вы вызволите меня из темницы, то я ваш верный слуга». Правильно?

Эйми: Слова, достойные доблестного рыцаря. Итак, леди Эмилия открывает дверь и впервые видит своего рыцаря. Он высок, широкоплеч и имеет грозный вид. На его кольчугу наброшена красная туника. Его мужественное лицо покрыто шрамами, полученными в битвах.

Гай: Почему шрамами?

Эйми: Да потому, что женщинам нравятся герои, покрытые шрамами. Женщины ведь любят о ком-нибудь заботиться.

Гай: Пугает ли леди Эмилию его вид?

Эйми: Ни капли. Наоборот, рыцарь ей нравится — сразу видно, такой способен постоять за себя в битвах. «Скорее, — говорит она ему. — Мы должны поспешить, пока в главном холле не проснулись черные рыцари колдуньи. Они напились эля и спят».

Гай: «Но мне нужно оружие!»

Эйми: «Я принесла вам меч».

Гай: О, как мне нравятся предусмотрительные женщины!

Эйми: Леди Эмилии не занимать храбрости и сообразительности. «Следуйте за мной, — говорит она рыцарю. — Я покажу вам выход». Они медленно спускаются по каменным ступеням. Леди Эмилия заглядывает в холл и проверяет, не проснулись ли пьяные рыцари. Они лежат на матрасах и храпят. Она делает знак сэру Гаю, чтобы он следовал за ней. Они осторожно пробираются вдоль стены зала, стараясь не наступить на спящих. Вот они уже у двери, ведущей во двор замка. Получится ли у них беспрепятственно сбежать?

Гай: Увы, нет! Леди Эмилия наступает на кость, которую кто-то бросил на пол. Кость ломается у нее под ногой, и в тихом зале раздается громкий хруст. Сколько рыцарей просыпается?

Эйми; Ни одного. Леди Эмилия очень грациозна, и под ее изящной туфелькой не может треснуть кость. Кость хрустнула под ногой сэра Гая. С замиранием сердца леди Эмилия ждет, что вот-вот вскочат черные рыцари, но никто из них даже не шелохнулся. Она оглядывается на сэра Гая и шепотом говорит ему, чтобы он был осторожнее.

Гай: Неужели не проснулся ни один рыцарь и сэру Гаю не с кем сразиться? Зачем же ему в таком случае меч? И за что его полюбит леди Эмилия? Ему надо произвести впечатление!

Эйми: Ну хорошо: просыпается пес ведьмы, который спит рядом со ступенями, ведущими в башню. Зверь поднимает голову и смотрит прямо на беглецов. Он злобно рычит, его блестящие желтые глаза превращаются в щелочки. Пес бросается прямо на узников, перескакивая через спящих рыцарей. Зубы его блестят в темноте. Что делать?

Гай: «Спрячьтесь за мной!» — кричит сэр Гай и занимает боевую позицию, зажав в руках меч. Он готов защищать свою прекрасную даму. Умоляю, скажите, что леди Эмилия делает так, как он велел.

ЭЙМИ: Конечно же, нет! Леди Эмилия быстро соображает, что к чему, и хватает сочную кость, на которую наступил сэр Гай. Она машет костью перед носом у пса, а затем бросает ее в другой конец зала. Ну что, бежит пес за костью или нет?

Гай: Да, но теперь проснулись все рыцари и оглядываются вокруг. Они видят, что двое узников хотят бежать. Ну что, теперь у сэра Гая появится шанс проявить отвагу?

Эйми: Да. «Бегите скорее к двери!» — кричит он леди Эмилии. Черные рыцари хватаются за мечи. Сэр Гай следует за леди Эмилией, сражаясь по пути с рыцарями. Лязг стальных клинков наполняет холл. Леди Эмилия поражена удалью и отвагой своего рыцаря: он разит врагов направо и налево, иногда даже двух одним ударом. Наконец они добираются до двери. Захлопнув дверь, леди Эмилия оборачивается к сэру Гаю. Сердце готово выскочить у нее из груди. «Что же нам теперь делать? Они выйдут через другую дверь и бросятся за нами в погоню».

Гай: «Мы должны добраться до конюшни, — говорит он ей. — Где она?»

Эйми: «Сюда!» Леди Эмилия подхватывает юбки и бежит через двор. Сэр Гай следует за ней. Ну что: добегут?

Гай: Добегут. А ничего у нее ножки!

Эйми: Сэр Гай! Я в шоке! Рыцарь не станет смотреть на ноги дамы.

Гай: Хотите, поспорим? Рыцарь — мужчина, а мужчина обязательно посмотрит на ноги. В конюшне сэр Гай находит своего белого жеребца. Он быстро его седлает. «Садитесь, — говорит он леди Эмилии, берет ее за талию и подсаживает в седло. — Умеет ли миледи держаться в седле?»

Эйми: «Разумеется, я умею держаться в седле!»

Гай: Он вскакивает на коня позади нее. «Держитесь. Нам осталось лишь пересечь подвесной мост, и мы свободны». Леди Эмилия полностью доверяет рыцарю и крепко его обнимает. Выехав из конюшни, они видят, что во дворе полным-полно черных рыцарей. «Не бойтесь, — говорит сэр Гай. — Я сумею вас защитить».

Эйми: «Я не боюсь», — отвечает леди Эмилия и достает из-за пояса кинжал, инкрустированный драгоценными камнями. Она знает, что с помощью этого оружия не справиться с опытными воинами, но предпочитает умереть, нежели снова стать узницей. Сэр Гай доблестно сражается, но разве он справится со столькими врагами?

Гай: Справится. Раскидав рыцарей, они направляются к подвесному мосту. Ну что: пересекут они мост?

Эйми: Они проносятся под опускной решеткой. Эмилия крепко прижалась к могучей груди Гая, ее обнимают его сильные руки. Вдруг сэр Гай осаживает коня на полном скаку, его белый жеребец ржет и встает на дыбы. Оторвавшись от груди Гая, Эмилия видит, что их остановило: посреди подвесного моста стоит злая колдунья. На ее длинных черных волосах блестят блики луны, а лицо ее слишком прекрасно, чтобы быть настоящим.

«От меня не так-то легко сбежать», — говорит она, и от ее голоса стынет кровь в жилах. Колдунья поднимает руки к луне. Рукава ее черного платья сползают вниз, открывая их белизну.

Поднимается вихрь, развеваются волосы ведьмы. Она призывает темные силы и превращается в дракона. Сможет ли сэр Гай спасти леди Эмилию и справиться с гигантским крылатым чудовищем?

Гай: Он вынимает меч из ножен и вонзает его прямо в сердце дракону. Убит ли зверь?

ЭЙМИ: Да. Он поразил дракона в самое сердце. Зверь бьется в агонии и пытается вынуть меч из раны. Затем он падает в ров, заполненный водой. Гай прижимает к себе Эмилию, и они скачут по залитой лунным светом дороге к его королевству. После чего они живут долго и счастливо.

Гай: Это конец нашей истории?

Эйми задумалась. Ей не хотелось заканчивать историю, но она не знала, о чем еще писать. Ей вспомнилось предложение Кристин заняться киберсексом, и она залилась румянцем. Конечно, у нее никогда не хватит смелости предложить такое Гаю, а тем более осуществить это. Но она чувствовала себя с ним достаточно свободно, чтобы пошутить:

Ну, это зависит от того, что мы пишем: сказку для детей или любовный роман. Боюсь, у меня нет опыта в последнем жанре.

Гай: А вы когда-нибудь пробовали?

ЭЙМИ: Пробовала, но боюсь, что как в реальной жизни, так и в воображении, с любовью у меня дела не очень. Я всегда цепенею, когда дело доходит до известных сцен.

Гай ответил не сразу:

Значит, вот почему вы ненавидите свидания?

Эйми: Я говорила о литературе.

Гай: Вы уверены? Я вовсе не хочу вызывать вас на откровенность, но меня огорчило ваше решение никогда не выходить замуж. Из вас получилась бы прекрасная жена, к тому же вы говорили, что любите детей.

Эйми не знала, что ответить. До какой степени можно быть с ним откровенной? Прикусив губу, она напечатала:

Хорошо, признаюсь, я и в реальной жизни не получаю удовольствия от известных сцен. Я нахожу все это ужасно неловким, и меня все это очень смущает.

Нажав «Отослать», она тут же об этом пожалела и отправила вслед следующее послание:

Простите, не нужно мне было вам этого говорить. Пожалуйста, забудьте об этом. Пожалуйста.

Гай: Мне казалось, что за последнюю неделю мы стали друзьями. С кем же еще можно обсуждать такое, как не с другом?

Эйми: Я считаю секс неподходящей темой для обсуждения. Тем более между нами.

Гай: Но в этом и состоит преимущество киберпространства. Люди могут здесь обсуждать то, что они никогда не осмелились бы обсудить в личной беседе.

Эйми: Но я не разговариваю на эту тему даже с Мэдди и Кристин. Как же я стану обсуждать этот предмет с мужчиной?

Гай: Может, вам как раз и стоит обсудить это с мужчиной? Не хочу показаться назойливым, но это как с одеждой: у вас столько достоинств, а вы их упорно скрываете. Вы прячетесь от жизни. Если вы хотите со мной поговорить, я вас внимательно выслушаю.

Эйми долго думала, стоит ли продолжать эту тему. Вдруг она поняла, как ей нужно с кем-нибудь поговорить.

Проблема заключается в том, что я не знаю, как говорить об этом, не сгорая от стыда.

Гай: Тогда разрешите задать один вопрос: вы ненавидите встречаться с мужчинами по той же причине, по какой выбираете просторную одежду?

Эйми: Да, именно! Когда мужчина ко мне прикасается, я ни о чем не могу думать, кроме как о физическом несовершенстве своего тела.

Гай: Знаете, вот поэтому мне и хочется собрать все журналы мод и сжечь. Я вырос в богемном мире и питаю к нему лютую ненависть. Всю свою жизнь я наблюдал за тем, как красивые женщины морят себя голодом, чтобы их не уволили. Потом фотографии этих истощенных моделей редактируются на компьютере и пропагандируются как идеал, абсолютно недостижимый для здоровых женщин: вот, мол, как нужно выглядеть, чтобы быть красавицами!

Как мне хочется сказать всем женщинам на свете, что мужчины не кидаются на кости! Когда мужчина в постели с женщиной, он не думает: «Вот здесь у нее лишний жирок», или: «По-моему, бедра у нее все-таки шире, чем у супермодели. Потом возьму последний выпуск „Космополитен“ и сравню». Женщины — самые изумительные, красивые и сексапильные существа на планете, какого бы размера и формы они ни были. Ну как мне заставить вас в это поверить?

Эйми: Я и сама хотела бы в это верить, но это так сложно! Ведь нас постоянно программируют, как нужно выглядеть.

Гай: Знаю. Но я вас неплохо изучил и думаю, что вы достаточно умная, чтобы не обращать внимания на эту чепуху, и достаточно смелая, чтобы объективно взглянуть на свое тело и понять, что им можно гордиться. И наслаждаться им. Конечно, это будет нелегко, когда вы всю жизнь себя стеснялись. Но вы-то знаете, как это здорово — победить наконец свой страх и комплексы. Уверен, что вы добьетесь всего, чего захотите.

Прочитав послание Гая, Эйми откинулась на подушки. Теперь она точно знала, что хочет встретиться с ним лицом к лицу. Она поняла, что за ее ненавистью к свиданиям и нежеланием встречаться с Гаем скрывался обыкновенный страх. Она боялась не того, что он окажется уродом. Она сама себе казалась уродиной.

Поднеся дрожащие пальцы к клавиатуре, она напечатала:

Спасибо вам. За последние несколько дней вы помогли мне изменить отношение к себе, но ваш последний совет мне особенно дорог. Я тоже хотела бы помочь вам полюбить себя, но не могу этого сделать, если мы будем общаться заочно. Я хочу встретиться с вами. Лично.

Гай: Нет.

Эйми: Да. Знаю, вы не любите показываться людям, но меня вам нечего бояться. Завтра я хочу поужинать с вами. За одним столом.

Гай: Ни в коем случае!

Эйми: У меня хватило смелости отправиться с мужчиной за покупками и обсуждать такую тему, как секс. Вот и вы наберитесь смелости и поужинайте со мной. Увидимся завтра вечером.

Не дожидаясь, пока он ответит, она захлопнула ноутбук. Эйми охватило радостное волнение от сделанного ею шага.

Глава 11

Эйми хочет с ним встретиться. Байрон в панике расхаживал перед мониторами и не знал, что ему теперь делать. Экран, подсоединенный к камере на кухне, по-прежнему был выключен, но Байрон знал, что скоро Эйми понесет ему завтрак, и ее изображение появится на остальных мониторах.

Что же ей сказать?

Он не может с ней встретиться. Она с ума сойдет.

Эйми думает, что он одинокий, покрытый шрамами затворник, который прячется в башне, потому что стесняется своего внешнего вида. Интересно, как она отреагирует, узнав, что узник форта — Байрон Паркс, скучающий миллиардер, решивший уйти от бессмысленной мирской суеты?

Неожиданно он понял, что, если бы только было можно, с радостью отказался бы от своей фотогеничной внешности и стал бы таким, каким его представляет Эйми. Он многое бы отдал, чтобы, выйдя сегодня вечером из башни, увидеть улыбку на лице Эйми и услышать ее заверения, что внешность не имеет никакого значения! Он заключил бы Эйми в объятия и покрыл поцелуями — Боже, как Байрон долго об этом мечтал! Потом отнес бы ее наверх и всю ночь занимался бы с ней любовью.

На этом его фантазия оборвалась.

О чем он думает?

То, что Эйми хочет с ним встретиться, вовсе не означает, что она ищет физических отношений. Да, перед тем как она заявила, что им непременно нужно встретиться, они обсуждали секс. Но это не значит, что она хочет заняться с ним любовью. Добрая, участливая Эйми просто хочет вызволить из башни одинокого узника.

Это несколько успокоило его перепутанные мысли. Не время поддаваться панике. Когда Эйми принесет ему завтрак, Байрон просто скажет ей: «Нет». Она не заставит его открыть свой истинный лик. Конечно, невозможно вечно скрывать свою персону, но поиграть в эту игру еще три недели, пока не уедет Эйми, — почему бы и нет?

— Доброе утро! — послышался бодрый голос Эйми. Байрон стремительно обернулся к мониторам и увидел, что она уже в кабинете этажом ниже, ставит поднос внутрь «немого официанта». Щеки ее горели лихорадочным румянцем. Чувствовалось, что под ее напускным весельем скрывается нервозность. — Ну, как вы спали?

«Глаз не сомкнул», — хотелось сказать ему.

— Вы здесь? — спросила она, не дождавшись ответа.

— Здесь.

Поднос с едой поднялся наверх, но Байрон даже пальцем не пошевелил, чтобы его взять. Он стоял перед монитором, не в силах отвести глаз от Эйми.

— Я рада, — сказала Эйми. Она отступила на шаг и улыбнулась в камеру. На ней было легкое летнее платье, подчеркивавшее ее полную грудь, стройную талию и округлые бедра. Так и хотелось прикоснуться к этим соблазнительным изгибам. — Хочу поблагодарить вас за вчерашний разговор. Наверно, вы заметили, что это не самая моя любимая тема, но я рада, что вы заставили меня высказаться. Вы можете быть очень настойчивым, когда хотите помочь мне разобраться в моих пунктиках.

Поэтому хочу честно вас предупредить: я буду столь же настойчива, пытаясь вам помочь. Понимаю, вы очень нервничаете в ожидании сегодняшнего вечера, но, право же, вам нечего волноваться. Мне совершенно все равно, как вы выглядите. Думаю, когда я вас увижу, вы будете только рады, что решились открыть свое лицо. Наверно, ничто не сравнится с тем чувством, которое испытываешь, преодолев давний страх.

— Эйми… — вздохнул он. — Я не могу вам показаться.

— Нет, можете. — Она послала ему ослепительную улыбку. — Клянусь, все будет хорошо.

— Вы не знаете меня, Эйми. Узнай вы меня хорошенько, я бы пришелся вам совсем не по душе.

— Я вас знаю, — уверенно возразила она. — То, что я вас никогда не видела, еще не означает, что я вас не знаю. Я знаю, что вы честный, заботливый и отзывчивый. Мне с вами очень приятно общаться, я еще никогда не чувствовала себя так легко и непринужденно, разговаривая с мужчиной. Вы же сами говорили, что мы друзья! Прошу вас как друга: наберитесь смелости и доверьтесь мне.

На Байрона снова нахлынул приступ тревоги. Нужно отговорить Эйми от этой затеи, объяснить, чем плоха эта идея.

— А что, если, когда мы встретимся, я скажу, что хочу, чтобы нас связывало нечто большее, чем дружба? — «Вот оно», — подумал Байрон. После этого она наверняка не захочет с ним встречаться. — Я нахожу вас привлекательной, Эйми, — добавил он для пущей убедительности. — Очень привлекательной.

Он ожидал, что при этих словах она побледнеет. Но вместо этого она залилась ярким румянцем и потупилась, чтобы скрыть улыбку.

— Знаю.

Что? Байрон воззрился на нее, потеряв дар речи. Эйми бросила в камеру застенчивый взгляд, однако было видно, что решимость ее сломить не так-то просто.

— Пока что я не могу ничего обещать. Трудно сказать, что мы испытаем, встретившись лицом к лицу. Единственное, что я знаю: вы заставили меня переменить отношение к себе. Может быть, рядом с вами я действительно могу стать другой… Но так ли это, выяснится лишь при условии, что вы откроете дверь и покажетесь. Гай, я очень хочу с вами встретиться. Пожалуйста.

Байрон глядел на Эйми и страстно желал, чтобы он и в самом деле был тем, кого она рисует в своем воображении.

Кем угодно: долговязой жердью, здоровенным зверем, — только не таким, каким он был на самом деле: поразительно привлекательным снаружи и до ужаса уродливым внутри.

— Не могу, Эйми. Вы придете в ужас.

— Не приду я в ужас. — Она вскинула подбородок, и Бай-(рон понял, что допустил ошибку: у Эйми всегда прибавлялось храбрости, когда она защищала других. Чем больше он будет твердить о том, как он страшен, тем больше у нее прибавится решимости. — Я храбрее, чем вы думаете. Знаете, сейчас вы меня даже немного обидели этими словами. Однако я не буду пока на вас давить — вы и так напуганы. Набирайтесь пока что смелости. А вечером мы с вами поужинаем вместе.

— Нет.

Она решительно нахмурилась:

— А я говорю «да».

С этими словами она повернулась на каблуках и вышла вон из комнаты.

Байрон остался стоять перед мониторами как громом пораженный. А он-то думал, что ни о какой любви здесь и речи быть не может! Ему вспоминалось ее вчерашнее признание и ее сегодняшние слова: «Может быть, рядом с вами я действительно могу стать другой»…

Сколько ей, наверно, храбрости потребовалось, чтобы это сказать! Она фактически предложила себя мужчине, которого считает уродом. Хотя, может, это не просто храбрость. Может, Эйми легко и спокойно рядом с Гаем.

Если бы только можно было стать тем, кем она его себе представляет! Тогда бы он затащил ее в постель и научил бы ее получать удовольствие от занятий любовью. Байрон не сомневался, что у него это получится. Все его любовницы твердили, что в постели ему нет равных. Он разочаровывал женщин во время, свободное от занятий любовью.

Интересно, какой Эйми окажется любовницей?

Все его тело вдруг воспрянуло к жизни, причем Байрон испытал не только физическое влечение, но и неожиданную нежность. Он страстно желал, чтобы Эйми принадлежала ему. Никогда в жизни он не испытывал ничего подобного.

Он хотел отринуть это чувство, но обновленная часть его души никак не желала расставаться с этой мыслью. Байрон хотел заняться с Эйми любовью. На смену этой мысли пришла другая: а вдруг он сможет стать таким, каким она его себе представляет? Конечно, он не страдает физическим уродством, да и отшельником до недавнего времени его было трудно назвать. Но что, если тот человек, кого он играл во время элитных приемов и вечеринок, не настоящий Байрон?

Он понял, что никогда больше не хочет надевать маску скучающего циника Байрона Паркса. Неужели у него хватит смелости заявить всему миру, что он тоже способен чувствовать, что ему вовсе не безразличны многие вещи? Ему вспомнилась реакция Чада на проявленное участие. Если Байрон вернется в Голливуд и начнет вести себя так, как привык вести себя с Эйми, многие просто лопнут со смеху. Байрон Паркс, который столько лет глумился над сентиментальными слюнтяями, сам превратился в одного из них!

А что, если не возвращаться в Голливуд? Не может же он вечно прятаться на Сент-Бартсе! Рано или поздно его местонахождение вычислят. К тому же Байрону совсем не улыбалось всю оставшуюся жизнь маскироваться под Бофорта. Он с самого начала решил, что этот план с переодеванием временный.

Может, уже пора выйти из тени?

По спине у него пополз легкий холодок ужаса. Готов ли он? И как отреагирует Эйми?

Эти вопросы не давали Байрону покоя все то время, что он перевоплощался в Бофорта. Нельзя полагаться на решения, принятые ночью. Сегодня он хотел еще раз все хорошенько обдумать.

Одевшись, он спустился по витой лестнице к двери во внешней стене, а затем вышел по тропинке во внутренний двор. Если Эйми сейчас стоит у раковины и моет посуду, то, увидев Ланса Бофорта, она решит, что он идет из города.

Нельзя было не подивиться, насколько продвинулись дела у бригады садовых декораторов. Байрон стоял во дворе и разглядывал нижний этаж форта. Сотни дверей вели в старые кладовые, на конюшни и в темницу, расположенную в подвале под башней. Он вспомнил, как Эйми сказала, что в таком форте можно было бы устраивать замечательные вечеринки.

Она права. Если реконструировать все три этажа форта, сюда поместится много гостей. Когда Байрон перестанет прятаться от людей, можно будет приглашать сюда тех, кто ему действительно нравится. Эти вечера совсем не будут похожи на шумные вечеринки со свободным входом для всех желающих, которые он устраивал в своем доме на Голливудских холмах. Это будут тихие, спокойные обеды. А днем можно будет посидеть у бассейна. Он представил, как Эйми готовит и помогает ему развлекать гостей.

От этой мысли Байрон вздрогнул. Что это ему в голову взбрело? Он рисует себе картину будущего, в корне отличного от его прошлой жизни, и центром этого будущего является Эйми! Он даже не придумал еще, как открыть ей, кто он есть на самом деле. Еще не известно, как она отреагирует, узнав, что все это время Гай ей лгал и он вовсе не тот, за кого она его принимала. Даже если он поселится на Сент-Бартсе, все равно нужно будет время от времени наезжать в Голливуд. Жизнь его была тесно связана с другими знаменитостями, и папарацци всегда следовали за ним по пятам. Если Байрон Паркс женится на Эйми Бейкер, таблоиды никогда не оставят ее в покое.

Женится? Что это на него вдруг нашло?

Он что, с ума сошел? Она для него слишком хороша. Единственное, чему научили его родители в отношении брака, так это следующему правилу: перед тем как жениться, присмотри хорошего адвоката, который сможет устроить быстрый развод. Ну а после этого можно и жениться, шутки ради. Его восьмидесяти шестилетний отец жил теперь со своей пятой женой, и их малыш только-только учился ходить. А мать недавно развелась со своим третьим мужем — тот был каким-то образом связан с королевской семьей Саудовской Аравии. Кем он приходился царствующим особам, Байрон так и не узнал. Да у него и не было времени в это вникать.

Братьев и сестер у него было много. Старший брат был на двадцать пять лет старше Байрона, а младший — на тридцать два года моложе. Единственной сестрой, с которой он поддерживал отношения, была Мия — дочь его отца от второго брака. Да, весело отмечают Рождество в доме Паркса на Беверли-Хиллз, ничего не скажешь. Эйми туда точно впишется и будет себя чувствовать как дома. Подумав так, Байрон презрительно фыркнул.

— Ланс!

Он поднял глаза и увидел Эйми: она стояла на кухонном балкончике и махала ему рукой. Утреннее солнце отбрасывало блики на ее густые кудрявые волосы. При виде ее у Байрона, как всегда, перехватило дыхание.

— Доброе утро, — произнесла она, радостно улыбаясь. — Едете сегодня за чем-нибудь в город?

Его ошеломленному мозгу потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, в чем заключается суть ее вопроса.

— Возможно. Вам что-нибудь нужно?

— Купите, пожалуйста, кое-какую мелочь на рынке, если вам не сложно.

Байрон напомнил себе, что должен говорить с французским акцентом, как Бофорт. С каждым днем это давалось ему все сложнее. Особенно сегодня утром. Ему хотелось перестать коверкать свою речь и говорить с ней своим нормальным языком.

— Буду только рад вам помочь.

— Ну и прекрасно. — Она наградила его лучезарной улыбкой. — Я составлю список и отдам его вам, когда вы соберетесь в город.

Байрон взглянул на часы и решил ехать немедленно. Нужно было успеть вернуться до того, как она приготовит им с Гаспаром двойной обед. Когда Эйми видит в кабинете Бофорта, то не решается заговорить с Гаспаром. Вдруг она захочет поговорить с Гаем, когда он будет в городе, и никто ей не ответит? Одному только Богу известно, что она подумает!

Забрав у Эйми список — каких же усилий стоило быть от нее так близко и скрывать свои чувства! — он направился в город. В голове у него по-прежнему вертелась тысяча вопросов.

Нужно испытать ее, перед тем как отважиться открыть свое истинное лицо; хотя бы приблизительно узнать, как она отреагирует.

Как это сделать, его осенило в самом неожиданном месте: в очереди в кассу в продуктовом отделе.

На стендах были выставлены несколько оставшихся с прошлой недели номеров «Глоуб», на обложке которых красовалось его фото и надпись, что он якобы был замечен в Париже. Фото было не слишком четким, к тому же на нем была запечатлена только часть его лица. Байрон переполошился, когда Эйми в день приема на работу заметила у него на столе этот журнал, а теперь пригляделся и пришел к выводу: маловероятно, что она заметит сходство фотографии с лицом Ланса. Благодаря этому журналу можно вытянуть ее на откровенный разговор и обсудить интересующие его темы.

Забросив таблоид в корзину с продуктами, Байрон направился к форту.

Ланс поставил машину под навес и вошел в холл. Услышав его шаги, Эйми подпрыгнула и залилась румянцем: он вошел как раз в то время, когда она гадала, что могло служиться с Гаем. Эйми решила, что слишком дерзко вела себя с ним сегодня утром. Она хотела только одного: чтобы вечером он преодолел свой страх и попался ей на глаза. Интересно, готов ли Гай к этому? Она представляла себе варианты дальнейшего развития событий, ее лицо то расплывалось в улыбке, то собиралось в нервную гримасу.

— Как вы быстро! — сказала она, когда Ланс вошел на кухню.

— Не хотел пропустить обед.

Ланс был такой загорелый, обветренный, одним словом, сексапильный, как и всегда. Эйми подумала, что уже несколько дней как перестала замечать, какой он красавец. Вернее, это перестало ее смущать. Похоже, со временем ко всему привыкаешь, а не только к родинкам и всяким уродствам.

Он поставил сумки на стол.

— Купил все, что вы просили.

— У них были свежие манго?

— Такие, как это? — Он протянул ей рубиново-янтарный Фрукт.

Она взяла у него манго и помяла в руке.

— То, что нужно.

— Еще я… м-м… купил вам вот это. — Порывшись в одной из сумок, он извлек таблоид. — В первый день вашей работы вы заинтересовались этим журналом, и я купил вам такой же.

— Да нет, не так уж я им и заинтересовалась… — Эйми рассмеялась и понесла манго к раковине. На самом-то деле ее заинтересовал не сам журнал, а то, почему такой мужчина, как Ланс, читает скандальные сплетни. — Я никогда такое не читаю.

— Не читаете?

— Нет.

Она чистила манго и разглядывала в окошко башню. Интересно, хватит ли у Гая смелости увидеться с ней? И если хватит, что между ними произойдет? Ее лицо вновь расплылось в глупой улыбке.

— Почему?

— А? — Она обернулась через плечо и увидела, что Ланс по-прежнему стоит у кухонного стола и выглядит при этом почему-то чуточку напряженно.

— Таблоиды. — Он кивнул на журнал, валявшийся рядом с сумками. — Почему вы их не читаете?

Эйми пожала плечами и начала нарезать в миску скользкий оранжевый фрукт.

— Меня никогда особенно не интересовала жизнь знаменитостей. Может, это покажется вам странным: мне часто приходилось сталкиваться с известными людьми — ведь я работаю в компании «Няня в дорогу». Хотя, думаю, остинские знаменитости несколько отличаются от тех, что живут в Голливуде.

— Почему вы так думаете?

— Ну, хоть Остин и прозвали Новым Голливудом, жизнь в нем течет размеренно и неторопливо. У нас живет очень много музыкантов, но все равно Остину далеко до Лос-Анджелеса. Голливудские знаменитости для меня — на совершенно недостижимой высоте. Расточительный образ жизни, помешательство на красоте и богатстве, вызывающее поведение… Иногда это бывает забавным, но в основном меня это тревожит.

— Тревожит?

— Все эти любовные интрижки. Вседозволенность. — Она облизала сладкий, липкий сок с пальцев. — И потом, я чувствую себя неловко, когда посягаю на личную жизнь других людей. Особенно если учесть, что я знакома с несколькими знаменитостями. Стоит им где-то появиться — их тут же снимают. Как они только это терпят? — Эйми поставила миску с нарезанным манго на стол и украсила кусочками фрукта салат из зелени и креветок под кокосовым маслом. — Фотографироваться я ненавижу даже еще больше, чем покупать одежду. Конечно, мне далеко до кинозвезды. Может, будь я звездой, мне бы это доставляло удовольствие.

— Да. Многие из кинозвезд даже поощряют прессу. Чем больше они засветятся на публике, тем лучше для их карьеры.

— Ну а для меня это был бы настоящий кошмар — знаете, наверно, нам всем иногда снится такой сон: будто мы совсем голые, а кругом люди. Только проснуться не получается. Ужас какой! — Она вздрогнула.

Ланс бросил на нее какой-то странный, ничего не выражающий взгляд и снова глянул на таблоид.

— Не всем нравится повышенное внимание прессы. Думаю, его можно избежать, если постараться.

— Ну да. Как этот парень. — Эйми рассмеялась и, нагнувшись к журналу, принялась разглядывать картинку. Это был снимок Байрона Паркса, «царя Мидаса». Он пытался увернуться от камеры. — Вот уж кому удалось избежать внимания прессы.

— Похоже на то. Это единственное его фото за долгое время.

— Он скрывается потому, что его достали папарацци. — Эйми извлекла из сумки зеленый лук, пучок сельдерея и принялась готовить винегрет из манго и лайма. — Несколько месяцев назад во всех палатках красовались его фотографии с другой звездой, Джулианной Мур. Мне его даже немного жаль, беднягу. Папарацци запечатлели, как она отвесила ему пощечину. Я бы со стыда сгорела. Но в то же время он это заслужил. Мне так почему-то кажется.

— Почему же?

— Не знаю. — Она передернула плечами. — Я как-то смотрела интервью с Джулианной Мур. Она такая миленькая.

— Может, в реальной жизни она не такая уж и миленькая, — заметил Ланс, почему-то помрачнев.

— Может быть. — Эйми полила салат растительным маслом. — Но мне в нем вообще-то многое не нравится.

— Что же?

— Он воплощение расточительности. Сын одного из богатейших и влиятельнейших людей в Голливуде. Настоящий красавчик. Богатый. Вечно носится по всему миру, встречается с красивыми женщинами, на короткой ноге со знаменитостями, завсегдатай великосветских раутов… Но что-то не похоже, чтобы он получал от всего этого удовольствие. — Эйми попробовала салат — должно быть, получилось слишком пресно, потому что она добавила еще сельдерея. — Поэтому, когда свежая, жизнерадостная Джулианна Мур начала на нем виснуть, я подумала: «Солнышко, обожжешься».

— Но почему? Вы ведь только что сказали, что у него куча денег и связи в Голливуде… Это-то ей и нужно! Может, обжегся он, а не она?

— Неужели вы думаете, что он ее в самом деле любил?

— Нет. Я просто думаю, что она начата с ним встречаться из-за корысти.

— А! — Эйми улыбнулась. — В этом и состоит разница между мной и Джулианной. Она жаждет славы, а я — нет. При мысли о том, что меня будут узнавать на улице, меня бросает в дрожь.

— Значит, вы не стали бы с ним встречаться?

— Встречаться с Байроном Парксом? — рассмеялась Эйми. — Ни за какие деньги! Во-первых, у него какой-то измученный вид и он производит впечатление неглубокого человека, а во-вторых, я ненавижу такой образ жизни.

— Понятно, — произнес Ланс изменившимся голосом. Некоторое время он молча смотрел на таблоид, а потом взял и бросил его в мусорное ведро.

— Зачем вы это сделали? — удивленно спросила Эйми.

— Вам же они не нравятся.

— Могли бы почитать сами.

— Меня такие вещи тоже не интересуют.

«Какой он сегодня странный! — подумала Эйми. — Может, его в городе что-то расстроило?» Но она не стала ни о чем расспрашивать и снова начала думать о предстоящем вечере: хватит ли у Гая смелости предстать перед ней? Лансу он показывается. Почему бы ему не показаться ей? Конечно, она рассчитывала не только на то, чтобы просто его увидеть, но и на нечто большее. Возможно, со временем… Эта мысль заставила Эйми покраснеть, но она тут же заверила себя, что они не станут спешить. Однако сначала ей нужно его увидеть.

— Ланс, — нерешительно окликнула она, ставя на поднос две тарелки с обедом. — Можно вас спросить?

— Да.

Он по-прежнему стоял у мусорного ведра, отвернувшись от нее.

— Меня интересует Гай — я хотела сказать, мистер Гаспар.

Оттого, что она осмелилась назвать его по имени, по телу Эйми пробежали мурашки.

Он взглянул на нее, почуяв недоброе.

Эйми не знала, что сказать: она не хотела, чтобы Ланс догадался, что между ней и его хозяином завязалась тесная дружба. К тому же между ними ничего не было. Пока что.

— Помните, когда вы меня наняли, то сказали, что, возможно, со временем мистер Гаспар привыкнет ко мне и покажется. Но он от меня по-прежнему прячется. Это просто ужасно: ведь это из-за моего присутствия он безвылазно сидит в башне. Я пыталась убедить его, что мне все равно, как он выглядит, но боюсь, он мне не верит. Не могли бы выдать мне совет, как убедить его выйти из своей башни?

— Нет.

— Нет? И это все? — Она нахмурилась. — Больше вы мне ничего не скажете?

— Могу сказать вам только, чтобы вы бросили эту затею.

— Но почему?..

— Эйми… — Байрон, стиснув зубы, обдумывал ответ: сердце его сжималось от разочарования. Ему даже дышать было трудно, не то что думать. Он смотрел на Эйми, стоявшую на залитой солнечным светом кухне. Как она охарактеризовала Джулианну? Свежая и жизнерадостная? Вся жизнерадостность Джулианны напускная. Это описание как нельзя лучше соответствует самой Эйми. Байрон глубоко вдохнул и прикрыл глаза. «Говори как Ланс», — напомнил он себе. — Похоже, что в течение последних нескольких дней вы начали испытывать к Гаю Гаспару нежные чувства. Не стоит этого делать. Он не для вас.

— Но почему? — Она стала похожа на разъяренную медведицу, защищающую своих детенышей. — Потому что вы находите его внешность отталкивающей?

— И не только я один, — произнес он самым зловещим голосом, на какой был способен. — Клянусь, если вы его увидите, он вам совсем не понравится. Не уговаривайте его выйти к вам. Он не станет этого делать.

— Но вы же говорили, что он покажется! Когда ко мне привыкнет!

— Он передумал.

— Когда? — Эйми уперла руки в бока.

— Сегодня утром.

— Кто вам сказал?

— Он сам.

— Нет, мне это нравится! — Она схватила тряпку и принялась сердито вытирать стол.

Байрон чувствовал ее обиду. Больше всего на свете ему хотелось подойти к ней, обнять и утешить. Но он не мог, даже если бы она ему и позволила. Он не смел к ней прикоснуться.

— Эйми…

Прижавшись спиной к столу, он подыскивал нужные слова. Ну как ей объяснить? У него у самого сердце разрывалось. «Встречаться с Байроном Парксом? Ни за какие деньги!» Он крепко вцепился в стол.

— Оставьте Гаспара в покое. Так будет лучше не только для вас, но и для него. Мне кажется… — Господи, ну как же это объяснить? У него сжалось сердце. — Мне кажется, что он уже успел в вас немного влюбиться. А он и без этого достаточно настрадался в жизни.

Похоже, эта мысль раньше не приходила Эйми в голову. Она сразу осунулась.

— Я не хочу, чтобы он страдал.

Байрон вгляделся в ее лицо. Оно выражало искреннее участие.

— Боюсь, вы уже заставили его страдать. Не стоит ухудшать положение.

Эйми долго молчала.

— Скажите, что с ним? — спросила она. — Почему он прячет лицо? Он что, покрыт рубцами? Или имеет врожденное уродство? Как он хоть выглядит?

— Вам этого лучше не знать. — Ланс смотрел на поднос: по-видимому, ему не терпелось поскорее смыться. — Если обед уже готов, то дайте я его отнесу.

— Да, конечно. Забирайте. — Она махнула рукой.

— Ну вот, вы сердитесь.

— Я сама не знаю, что я сейчас чувствую. — Она скрестила руки на груди, стараясь не смотреть ему в глаза.

Байрон покорно взял поднос и вышел из кухни. Сейчас он испытывал лишь одно чувство: сожаление.

Глава 12

Вечером Эйми решительно вошла в кабинет и с грохотом опустила поднос с едой внутрь «немого официанта».

— Хочу вам кое-что сказать, — заявила она, потянув за веревку. Когда поднос поднялся на верхний этаж, она повернулась лицом к камере. — Я делилась с вами тем, чем никогда не делилась ни с кем на свете. Рассказывала о своих проблемах с весом, о бабушке, о чувствах, которые испытываю к мужчинам, а у вас даже не хватает смелости показаться мне! В моих глазах вы после этого трус. А с трусами я не ужинаю. Пока вы не откроете дверь и не сядете со мной за один стол, я с вами ужинать не буду. Я буду вам домработницей, но недругом.

С этими словами Эйми вышла из комнаты с гордо поднятой головой. Она ждала, что Гай ее окликнет, но этого не произошло. Жаль. Она уже подготовилась к конфронтации и испытала легкое разочарование, что все так быстро закончилось.

Кипя от гнева и обиды, она вернулась на кухню и начала наводить порядок, громыхая кастрюлями и сковородками. Вскоре все блестело чистотой. Оглядев веселую кухню, которую она уже успела полюбить, Эйми решила, что больше ей делать нечего. Остается только лечь спать.

Налив себе большой бокал вина в надежде, что это поможет ей отключиться, она залезла в постель, задернула москитную сетку и уставилась на ноутбук. Кристин в это время обычно еще не спит. Хорошо бы с ней поболтать! А вдруг когда она откроет компьютер, ей напишет Гай?

Ну что ж, тогда он узнает все, что она о нем думает. Эйми была очень зла, но при этой мысли у нее душа ушла в пятки. Она всегда ненавидела ссоры и обычно старалась сгладить острые углы, чтобы все были довольны.

Она пригубила вино и поняла, что не только злость не дает ей покоя. Гай сказал, что находит ее привлекательной. Интересно, что из этого следует? Эйми вовсе не ожидала, что как только он откроет дверь, они тут же бросятся друг к другу в объятия. Но она рассчитывала, что сегодня они сделают первые робкие шаги в этом направлении. Постепенно, не спеша.

После ее откровенных рассказов Гай знал, что Эйми не девственница, но не любит секс, так как при этом не испытывает ничего, кроме смущения. Но может, с ним все будет по-другому? Похоже, его ничуть не смущают разговоры на любовную тему. Судя по всему, он уверен в себе и неплохо разбирается в жизни. Просто поразительно для отшельника, укрывшегося от мира.

Впрочем, одно дело — говорить о сексе и совсем другое — заниматься им. Это все равно что читать о нем в любовном романе, где все так красиво и полно страсти.

Ну почему в реальности секс оказывается совсем не таким, как в романах, где женщины постоянно испытывают неземное блаженство? Честно сказать, Эйми считала, что женский оргазм — миф, выдуманный мужчинами, любящими похваляться своими любовными победами. А женщины не хотят признаться, что не получают от этого дела никакого удовольствия, поэтому притворяются и обманывают сами себя. Эйми мечтала о таком сексе, когда и мужчина, и женщина чувствуют себя одинаково легко друг с другом. Но наверное, такое возможно только в романах.

Эйми снова пригубила вино и продолжила размышлять. Ей вспомнилось, как Гай спросил ее, не пробовала ли она писать любовные романы, и она призналась, что нет. Еще бы: ведь воображаемый секс смущал ее ничуть не меньше, чем реальный. Ну что ж, пусть сегодня вечером у нее не получилось справиться со своим смущением в реальной жизни, может, у нее хватит смелости преодолеть свою неловкость в воображаемом мире? Эта мысль заставила ее затрепетать. В своих историях она могла быть такой, какой пожелает, — это касалось как внешности, так и характера. Почему бы не перевоплотиться в дерзкую искусительницу?

Очевидно, хмель уже слегка ударил ей в голову: она решила осуществить задуманное. Открыв ноутбук, обнаружила послание от Гая:

Эйми, прошу прощения, если мое решение вас расстроит, но, думаю, вы правы. Самое лучшее для нас — это поддерживать чисто деловые отношения. Однако хочу, чтобы вы знали: по вечерам мне будет не хватать вашего общества.

Эйми скорчила рожу и напечатала:

Хорошо.

Она закрыла окно, потом снова открыла и задумалась, глядя на чистую страницу. С чего начать? Сначала нужно решить, до какой степени она позволит раскалиться страстям.

Снова появилось послание от Гая:

Я уже думал, вы не ответите. Рад, что вы написали. Пусть мы больше не будем ужинать вместе, но я не хочу с вами ссориться.

Эйми: Слишком поздно.

Гай: Надеюсь, вы измените мнение, когда успокоитесь и все хорошенько обдумаете.

Эйми: Уходите. Для вас я в офф-лайне.

Гай: Хорошо. Тогда спокойной ночи.

Эйми раздраженно закрыла окно для переписки и вернулась к своему рассказу. Да, та история, которую они вчера сочиняли с Гаем, заканчивается слишком целомудренно. Губы Эйми растянулись в усмешку. Ну разве не здорово будет написать другую концовку, где она сможет поступить с сэром Гаем, как ей вздумается? Пусть она не в силах контролировать действительность, но в воображаемом мире все герои подвластны ее воле.

Она выпила еще немного вина и начала печатать. Нужные слова находились с удивительной легкостью.

…Сэр Гай и леди Эмилия отъехали от замка злой колдуньи. Путь их лежал через зачарованный лес. Сэр Гай остановил скакуна у озера, на темных водах которого качались блики луны.

Он соскочил с коня и помог спуститься леди Эмилии. Его сильные руки обхватили ее изящный стан и с поразительной легкостью сняли ее с седла. Он опустил леди Эмилию на землю, при этом их тела коснулись друг друга.

Без лишних слов они начали целоваться, сжимая друг друга в страстных объятиях. Их губы и языки сплелись воедино.

…Эйми почувствовала, как ее собственное тело отзывается на воображаемые объятия. Она представила, как Гай — тот Гай, что рисовался ее воображению, — обнимает ее. Он был таким же высокими широкоплечим, как Ланс, но не таким подтянутым. Редко кто из мужчин отличается такой хорошей физической формой.

Его сильные руки смело прикасались к леди Эмилии, будя ощущения, которых она никогда прежде не испытывала. Его прикосновения ничуть не смущали ее, напротив, она предлагала ему свое тело, сама прикасалась к нему.

Их одежда исчезла волшебным образом. Леди Эмилия провела рукой по телу сэра Гая, и это прикосновение заставило его затрепетать от желания. Он положил ее на плащ, раскинутый на берегу озера, залитого лунным светом. Она открыла ему навстречу объятия. Он прилег рядом, склонился над ней. В тени был различим только его силуэт. Леди Эмилия провела пальцами по его мужественному лицу и почувствовала, что он улыбается.

— Я хочу владеть вами, миледи, — произнес он хрипловатым от желания голосом.

— Да, — отозвалась она и тут же почувствовала на себе вес его тела.

Эйми перестала теребить свою шелковую ночную рубашку. Все ее тело пылало жаром. Господи! Да, в воображении секс куда лучше, чем в реальной жизни. Она потянулась за бокалом и обнаружила, что он пуст. Решила налить себе еще бокал и поспешила на кухню. В результате она взяла всю бутылку. Эйми снова залезла в постель и перечитала то, что написала. Может, рыцарю не следует так бесцеремонно вести себя с дамой? А даме не следует отвечать на его ласки так смело, особенно если учесть, что это ее первый раз? Леди Эмилия, разумеется, девственница — ведь все эти годы она провела затворницей в замке злой колдуньи.

Эйми рассмеялась. Пусть реализм и политкорректность, идут к чертям! Для того, чтобы продолжить описание этой сцены, нужно еще немного выпить. Она так и поступила и снова углубилась в свой рассказ.

…Леди Эмилия почувствовала вес твердого мужского тела. Сэр Гай лег на нее, вдавив ее в мягкую траву под плащом. Взяв в ладони его сильное лицо, леди Эмилия начала поглаживать его кончиками пальцев. В это время его бедра раздвигали ее бедра.

У нее перехватило дыхание, когда его мужское достоинство прижалось к ней, ища входа.

— Не бойся.

— Я не боюсь.

Она подняла бедра, приглашая его к действию. В ответ он быстро и уверенно вошел в нее. Она вскрикнула. Он замер и, прижав ее к груди, ждал, пока ее тело привыкнет к нему. А затем…

Тут запищал компьютер. От неожиданности Эйми вздрогнула и пролила вино на рубашку.

Смахивая вино, она взглянула на экран: на нем снова появилось сообщение от Гая:

Эйми, прошу вас, раз вы так расстроены, что не спите в столь поздний час, поговорите со мной.

Эйми взглянула на часы, стоявшие в изголовье, и поняла, что прошло около двух часов. Очевидно, описание эротических сцен требует больше времени, чем само это дело. Обида еще не прошла, поэтому Эйми написала:

Я ничуть не расстроена. Уходите.

Гай: Если вы ничуть не расстроены, то почему же вы до сих пор не спите?

Эйми: Если это вам так интересно, так уж и быть, скажу: занимаюсь страстной любовью с сэром Гаем. Пусть на моей любовной жизни можно поставить крест, но не вижу причины, по которой у леди Эмилии должны быть проблемы на любовном фронте.

Гай: ЧТО-ЧТО?!!

Эйми: Я вам только что объяснила. А вы что-то имеете против? Вы еще скажите, что потому, что его зовут так же, как вас, я не имею права его видеть!

Гай: Я ничего такого не имел в виду. Просто я… Просто даже И не знаю, что сказать! I Эйми: А я знаю. Вы трус и болван.

Не обращая больше внимания на Гая, она вернулась к описанию любовной сцены.

…Сэр Гай вошел в леди Эмилию еще глубже. Она пылко отвечала на его ласки. Отдавшись страсти, они катались по плащу, пока леди Эмилия не очутилась сверху. Она улыбнулась сэру Гаю, глядя на него сверху, и сказала: «Как ты красив!» Лаская ее полные груди руками, покрытыми боевыми шрамами, он сказал ей то же самое.

Эмилия никогда не чувствовала себя так хорошо и так свободно. Она откинула голову назад. Лунный свет заливал их тела. Когда они достигли вершины удовольствия, ей показалось, что ее душа вот-вот выпорхнет из тела. Когда все было кончено, она опустилась на грудь Гая. Он обнял ее своими сильными руками и прижал к себе.

«Ну вот», — удовлетворенно подумала Эйми. Она написала первую свою любовную сцену, и получилось это у нее неплохо. Именно так и должна выглядеть страсть — как в книгах, так и в реальной жизни. Дыхание ее стало прерывистым, на теле выступили капельки пота. И тут бес, весь вечер не дававший ей покоя, снова ее попутал. Она открыла почтовый ящик.

Кому: Гаю.

Тема: От леди Эмилии.

Письмо: Хотите узнать, чего вы сегодня лишились?

Затем она прикрепила свое сочинение, нажала «Отослать» и… ужаснулась.

Какой кошмар!

Она попыталась отменить отправление письма. Не вышло. Господи, что же она наделала? Трясущимися пальцами она набрала второе письмо, в котором умоляла Гая не читать вложенный файл. Эйми зажала руками рот и уставилась на экран. Интересно, внемлет ли он ее просьбе?

Уж скорее снежок не растает в аду, чем он ее послушает.

Она застонала, захлопнула ноутбук и закрыла глаза. Больше всего на свете ей сейчас хотелось, чтобы под ней разверзлась земля и поглотила ее. Что же она наделала! Как ей после этого смотреть Гаю в глаза?

Как теперь Байрону смотреть Эйми в глаза? На следующее утро он расхаживал перед мониторами и ждал, когда она принесет ему завтрак. Может, солгать, что он не прочитал того сочинения, что она ему прислала?

Он изо всех сил пытался побороть искушение. Но после того как провел целый час без сна, гадая, что же в этом вложенном файле, любопытство одержало верх. То, что Байрон прочитал, его совершенно ошарашило. И возбудило до невероятной степени. Последние несколько дней он часто представлял, что занимается любовью с Эйми, но в воображении ему рисовалось, что все произойдет медленно и нежно. Или забавно. Но он никогда не представлял такой отчаянной и слегка грубоватой страсти.

Господи! Шли часы, взошло солнце, а он по-прежнему был охвачен страстью. Разве можно после этого перед нею устоять? Теперь его будет бросать в жар только от того, что он с ней в одной комнате. Гаспар мог спокойно отсиживаться за запертой дверью. Единственное, с чем ему придется столкнуться, — это с неловкостью, которую будет испытывать сама Эйми. Между ними и без того сложились напряженные отношения.

А Бофорту придется притвориться, что он не знает ничего, что произошло прошлой ночью. Придется общаться с Эйми, быть с нею рядом. Словом, вести себя как ни в чем не бывало, стараясь побороть желание заключить ее в объятия и начать целовать, срывая с нее одежду.

При этой мысли Байрон испытал еще большее возбуждение. Господи, вот так влип!

Он сидел, обхватив голову руками, и обдумывал, что сказать, когда она принесет ему завтрак. Он ждал и ждал…

Вдруг она так застесняется, что совсем не принесет завтрак?

При этой мысли он потянулся к пульту управления и включил монитор, подсоединенный к кухне. На кухне Эйми не было. Судя по всему, она даже не начинала готовить завтрак.

Его охватила паника. Что, если она уехала? Может, теперь она уже в аэропорту, покупает билет. Он поспешно переоделся в Бофорта и спустился на кухню.

— Эйми! — позвал он. Никто не откликнулся. Он подошел к двери ее комнаты и постучал. — Эйми!

За дверью ему послышался стон, а затем вновь наступила тишина.

— Эйми? — Он снова постучал в дверь, потом прижался к ней ухом. — С вами все в порядке?

Снова раздался стон, затем что-то упало на пол. Он пришел в ужас: вдруг с ней что-нибудь случилось? Повернул ручку — дверь была заперта. Ну и черт с ним! Он разбежался и вышиб ногой дверь.

Эйми, лежавшая в постели, взвизгнула. Через москитную сетку он увидел, как она присела в постели, а затем снова упала на подушки, прижав руки к вискам.

— Господи, что случилось? — Байрон подбежал к постели и откинул москитную сетку. Он так волновался, что даже забыл, что нужно говорить с акцентом. — Вы больны? Вам плохо?

— Пожалуйста, не говорите так громко, — простонала она.

Наконец он понял. У нее похмелье! На полу валялась пустая бутылка из-под вина — значит, вот что упало с таким грохотом. Он поставил бутылку на столик, рядом с двумя бокалами. Понюхал успевший растаять лед и понял, что прошлой ночью она занималась приготовлением коктейля из рома и пунша. Огромная ошибка. Если хватить лишнего рома, будет страшное похмелье, но кто же пьет ром после вина? Эх, Эйми, Эйми. Чувствуя к ней жалость, он присел на матрас.

— Похоже, вы провели бурную ночь.

— Не представляете, насколько бурную, — простонала она. — Думала, я проснусь мертвой.

— По-моему, вы только наполовину мертвы.

— Вы уверены?

— Более чем. — Он скользнул по ней взглядом. Одеяло сползло ей на талию, открыв взору белую шелковую ночнушку. Она выглядела девственно и сексуально. Этого ему только не хватало: еще один визуальный образ в придачу к картинам, которые рисовались в воображении. — У вас есть аспирин?

— Нет.

— Лежите смирно. Я скоро вернусь.

Байрон снова поднялся в башню, взял бутылочку аспирина, затем захватил с кухни большой стакан воды и лед. Вернувшись, он увидел, что Эйми возвращается из ванны. Шелковая сорочка едва прикрывала ее бедра. Он застыл, уставившись на ее ноги.

— Ланс. — Она произнесла его имя с протяжным техасским акцентом. — Вы можете на меня не пялиться? Я практически голая.

«Только в моем воображении», — подумал он, представляя ее полностью обнаженной. Фыркнув в знак презрения к ее скромности, он подошел и помог ей лечь в постель.

— Некоторые из ваших платьев примерно такой же длины.

— Не сравнивайте. Это — совсем другое дело. — Она опустилась на матрас и натянула простыню себе на подбородок. — У меня и без этого хватает причин для стыда.

— Вот. Возьмите.

Он протянул ей аспирин. Она проглотила аспирин, осушила стакан и с тяжелым вздохом закрыла глаза.

— Лучше? — спросил он.

— Думаю, лучше мне уже никогда не будет. Он осторожно отвел с ее лба кудрявую прядку.

— Так сильно болит голова?

— Дело не только в этом. — По щекам у нее потекли слезы, и она еще крепче зажмурилась. — Этой ночью я совершила ужасно глупый поступок. Как я теперь предстану перед Гаем?

— Может, расскажете мне, в чем дело? — Он прижал к ее лбу лед, завернутый в тряпочку. — Возможно, все не так уж и страшно.

— Нет, я не могу вам сказать! — Эйми выхватила у него тряпочку со льдом. — И не смейте спрашивать Гая. Пожалуйста, обещайте, что вы не станете его ни о чем спрашивать!

— Обещаю.

— И об этом ему тоже не говорите. — Она указала кивком на выбитую дверь. — Поверить не могу, что вы это сделали.

— Дверь я сейчас починю, и никто, кроме нас с вами, об этом не узнает.

Неожиданно она разрыдалась: — О Господи, как же я хочу домой! Знаю, я обещала остаться до девичника перед свадьбами моих подруг, но я не могу! Не могу остаться, вот и все! Я хочу домой!

— Ш-ш! — Не в силах совладать с собой, он обнял ее. Слава Богу, она не стала сопротивляться. Байрон прижимал Эйми к себе, а она плакала, уткнувшись ему в грудь. — Может, все не так уж и страшно.

— Вы просто не знаете! — Она расслабилась и еще крепче прижалась к нему.

Он закрыл глаза и наслаждался тем, что обнимает ее, прикасается к ней. Его ладони начали рисовать круги на ее спине, в то время как он вдыхал запах ее кожи.

— Может, когда вы придете в себя, случай, о котором вы говорите, даже покажется вам забавным.

Она приглушенно рассмеялась.

— Поверьте, это никогда не покажется мне забавным. Я могу надеяться пережить это унижение только при условии, что уеду как можно дальше от Сент-Бартса. — Она отодвинулась от него и вытерла ладонью щеки. — Как только вернусь домой, сразу же отправлюсь к гипнотизеру. Может, ему удастся стереть события прошлой ночи у меня из памяти.

— Что же могло произойти такого ужасного? — Он почувствовал странную пустоту в руках, когда Эйми снова откинулась на подушки. — Поговорите с Гаспаром о том, что произошло. Уверен, что он сумеет все уладить.

— Не могу! Я хочу домой!

— Значит, нарушите слово и сбежите?

— Я не могу здесь остаться! — Она стиснула его руку. — Вы отвезете меня в аэропорт?

Некоторое время Байрон пребывал в нерешительности. Затем сделал глубокий вдох.

— Давайте заключим сделку.

— Еще одной сделки я не переживу, — простонала она, прижимая лед ко лбу.

— Не принимайте решение сегодня. Возьмите выходной и отоспитесь хорошенько. — Он снова заправил прядь волос ей за ухо. — О Гаспаре я сам позабочусь, а если завтра вы не передумаете бежать, мы все обсудим.

— Почему вы так говорите?

— Да потому, что вы не производите впечатления трусихи.

Она состроила кислую мину.

— Ну так что, подождете до завтра, прежде чем принять решение?

— Да, подожду.

— Хорошо. Тогда отдыхайте. — Он поднялся и направился к двери.

Дверь висела на одной петле, замок был сломан.

— Ланс! — окликнула она.

— Да? — Он обернулся.

— Спасибо, — произнесла Эйми со слезами на глазах. Ему захотелось подойти и снова обнять ее.

Но вместо этого он кивнул и прикрыл дверь. При мысли о том, что Эйми уедет, у него сжалось сердце. Впрочем, может быть, это и к лучшему. С каждым днем он влюбляется в нее все больше и больше. Если ему тяжело с ней расставаться теперь, насколько же будет тяжелее через три недели?

Да, для них обоих будет лучше, если она уедет сейчас. Нужно только придумать, как сделать, чтобы ей не было так стыдно. Он хотел, чтобы она с радостью вспоминала о времени, проведенном с ним, а не ежилась бы каждый раз от смущения.

К вечеру Эйми снова начала чувствовать себя человеком. Все утро она спала, потом пообедала супом, который разогрел для нее Ланс. После этого она долго принимала душ и мазала лицо разными кремами, приобретенными в салоне красоты. В завершение накрасила ногти на ногах. Это напомнило ей о подругах и о «днях дружбы», которые они время от времени устраивали — иногда просто шутки ради, а иногда, чтобы справиться с неприятностями, которые подбрасывала жизнь.

Взглянув на часы, Эйми решила написать подругам. Именно в этот час они обычно общались друг с другом. Но что, если ей напишет Гаспар? Она еще была не готова с ним общаться. В конце концов желание поговорить с подругами оказалось сильнее страха встретиться в онлайне с Гаем.

Открыв ноутбук, она увидела, что Мэдди с Кристин уже в онлайне и обсуждают предстоящие свадьбы. Точнее, планы своих женихов относительно этих свадеб. Несколько месяцев назад жених Мэдди, Джо, устав от того, что она никак не соберется замуж, взял дело в свои руки. А когда состоялась помолвка Кристин, Джо предложил устроить двойную свадьбу. Теперь он и Элик вместе занимались свадебными приготовлениями. Похоже, дела у них шли неплохо и они успели сдружиться.

Свадьбу было решено провести на природе, в остинском Центре диких цветов. Женихи наняли декоратора, выбрали фирму, обслуживающую банкеты, и даже решили, что в конце церемонии будут разбрасывать не рис, а корм для птиц. Женщинам было сказано, чтобы они ни о чем не беспокоились. Все, что от них требуется, — это купить свадебные платья и явиться на церемонию. Мэдди с Кристин находили все это жутко забавным.

Эйми, набравшись храбрости, перебила их веселую болтовню и рассказала им, что натворила.

Первой отреагировала Кристин:

Ах, Эйми, пожалуйста, не убивай меня, но это смешно до чертиков! Ой, прости, дорогая. Я тебе очень сочувствую.

Мэдди: Я согласна с К. Забавно, но неприятно. Что ты скажешь Гаю?

Эйми: Надеюсь, мне ничего ему говорить не придется. Условия пари я уже выполнила, так что оставаться здесь дольше у меня нет необходимости.

Мэдди: Секундочку! Хочешь сказать, что сбежишь от Гая, даже не объяснившись с ним? Ты ведь обещала ему, что проработаешь четыре недели!

Эйми: Знаю, это трусливый поступок, но объясняться с ним я не могу! А условия пари я выполнила.

Мэдди: Да, выполнила. Но разреши тебе напомнить: когда у меня не хватало смелости подойти и поговорить с Джо, вы с Кристин не оставили меня так легко в покое. Вы заставили меня с ним объясниться. Думаю, тебе тоже следует поговорить с Гаем с глазу на глаз. Я выражаюсь образно, ведь он не хочет тебе показываться.

Эйми: Как ты можешь сравнивать! Ведь ты была влюблена в Джо.

Мэдди: Хочешь сказать, ты ни капельки не влюблена в Гая? Ты же сама расписывала, какой он замечательный! Эйми, когда ты хочешь чего-то добиться, ты одна из самых сильных женщин, кого я знаю. Неужели ты собираешься отказаться от Гая, так как смущаешься того, что произошло прошлой ночью?

Эйми: Точнее сказать, я от этого просто в ужасе!

Кристин: Ненавижу, когда двое на одного, но я согласна с Мэд. Может, это Твой Единственный. Если ты сейчас сбежишь, поджав хвост, то никогда этого не узнаешь. Пусть сейчас ты чувствуешь себя полной дурой, но это еще не повод бежать от того, что может полностью переменить твою жизнь. Кстати, ты не передумала насчет Ланса Бофорта? Красавец, который вышибает ногой двери, чтобы посмотреть, что с тобой, а увидев, что у тебя похмелье, приносит аспирин и воду, а потом еще готовит для тебя обед? Этот парень явно в моем стиле!

Эйми: Вообще-то он просто прелесть, и я солгу, если скажу, что он мне не нравится, но он не задевает струны моей души так, как Гай.

Кристин: Ну хорошо, тогда я целиком и полностью поддерживаю Мэдди. Обычно я бываю циником, но могу честно сказать, что самое главное — найти своего спутника жизни. Любовь — великая вещь.

Эйми: По-моему, на вас обеих сказывается предвкушение свадьбы. Разве я не писала вам, что Гай решил никогда мне не показываться?

Кристин: Ну, может, после вчерашней ночи он передумал! Что, в написанной тобой сцене страсти очень накалились?

Эйми: Настолько накалились, что я испугалась, что мой компьютер расплавится, и удалила эту сцену от греха подальше.

Мэдди: Да, после этого он наверняка передумает. Мой тебе совет, Эйми: пока не поймешь, что он не Твой Единственный, сражайся за него. Знаю, это будет нелегко, но не сдавайся.

ЭЙМИ: Господи, ты говоришь совсем как Джейн.

Мэдди: Ну и что же! В ее книге встречаются умные фразы. Думаю, что совершенством жизнь никогда не будет, но приблизиться к совершенству можно. Удачи тебе. Сообщай, как будут развиваться события.

Эйми скорчила гримасу и подумала, что нет на свете ничего прекраснее дружбы. Но иногда подруги сильно действуют на нервы.

Впрочем, они правы. Сегодня же она наберется смелости и объяснится с Гаем.

Глава 13

Вечером Байрон вошел на кухню, да так и обмер. Он думал, что кухня пуста, а Эйми пакует чемоданы у себя в комнате. Но нет — Эйми стояла у раковины и шинковала овощи. Она была одета в короткое легкое платье, открывавшее ее загорелые ноги. Серебряный браслет с бабочкой привлек внимание Байрона к ее изящной стопе.

Он отвел глаза от ножного браслета: каждый раз, когда Байрон смотрел на этот браслет, ему вспоминалась ее татуировка. Вернее, местоположение ее татуировки.

— Что вы делаете? — довольно резко спросил он.

Она обернулась к нему и улыбнулась. Лучи закатного солнца, проникавшие сквозь окно, упали ей налицо и позолотили ее волосы.

— Готовлю Гаю ужин.

— Не нужно. — Байрон приблизился к Эйми, стараясь смотреть на нарезанные овощи и избегая ее взгляда. Он боялся, что выражение глаз выдаст его с головой. — Я же сказал, что позабочусь о нем.

— Да, но ваш рабочий день уже закончился. — Она высыпала в миску морковь. — Должен же кто-то отнести ему ужин.

— Да нет, у меня еще остались здесь кое-какие дела… — Байрон не хотел возвращаться в башню и страдать там в одиночестве, зная, что это — последняя ночь Эйми на острове. Впрочем, он переживет. А утром отвезет ее в аэропорт: Эйми сядет в самолет и исчезнет из его жизни. — Вот. — Он протянул ей конверт. — Гаспар просил вам передать.

— Что это? — Она нахмурилась и вытерла руки кухонным полотенцем.

— Письмо.

— О Боже! — Эйми широко распахнула глаза. — Он что, меня увольняет?

— Нет! — Услышав это предположение, Байрон даже вздрогнул. Он написал это письмо, чтобы ее успокоить, а уж никак не напугать. — Думаю, Гаспар хотел с вами попрощаться.

— Слава Богу, — облегченно вздохнула Эйми.

Она взяла письмо. Байрон не сводил с нее глаз, надеясь, 'что сумел найти нужные слова. Но Эйми не стала вскрывать конверт — просто стояла и смотрела на письмо.

— Почему вы не читаете?

Она в раздумье прикусила губу, а затем покачала головой:

— Я открою его позже. — В ее глазах сквозила неуверенность. — Он говорил вам что-нибудь о том… что произошло прошлой ночью?

— Нет, — заверил ее Байрон. Не хватает еще, чтобы она решила, что мужчины целый день смеялись и сплетничали, как она напилась и отправила одному из них эротическую сцену. Сцену, где описывался до того жаркий секс, что у Байрона до сих пор не прошло возбуждение.

А может, его бросало в жар от того, что он находился с Эйми в одной комнате. Ее длинные каштановые кудри, скрепленные заколкой, ниспадали ей на талию. Байрону очень хотелось прикоснуться к ее волосам, зарыться в них лицом, как он сделал это сегодня утром. Наверно, это воспоминание никогда не сотрется у него из памяти.

Он отвернулся и прочистил горло.

— Я сказал ему, что вы хотите уехать домой. Он опечалился, когда это услышал, но сказал, что все понимает. Завтра я отвезу вас в аэропорт и куплю вам билет.

— Ну… — Эйми набрала в легкие побольше воздуха для смелости. — Спасибо за ваше предложение, но… я никуда не уезжаю.

— Простите? — Он захлопал глазами.

— Я передумала. — Она отложила письмо в сторону. — Я остаюсь.

Байрон недоверчиво уставился на нее. Передумала? Что она хочет этим сказать? Как она могла передумать? Весь этот долгий и мучительный день он пытался примириться с мыслью, что она скоро уедет. Одному лишь Богу известно, как ему не хотелось ее отпускать! Только он с этим смирился, как она уже переменила решение?

Нет, нет и еще раз нет! Если она останется, он сойдет с ума.

Он стоял и смотрел на Эйми. Она вскинула голову:

— Знаю, вы не одобряете мой план, но я твердо намерена заставить Гая выйти из отшельничества. Несмотря на то что я ему наговорила, сегодня я буду ужинать вместе с ним, и так будет продолжаться до тех пор, пока он не откроет эту запретную дверь и не выйдет из башни.

— Он не выйдет, — твердо сказал Байрон, стараясь уверить в этом и ее, и себя самого. — Он вам не покажется. Никогда.

— Это мы еще посмотрим. — Эйми кивнула ему и направилась к холодильнику.

Байрон стоял и смотрел, как она вынимает из холодильника масло, яйца и сливки. Он хотел ей возразить, но не мог найти нужных слов. Вместо этого он пожелал ей спокойной ночи, сказал, что увидит ее утром, развернулся и, словно в тумане, вышел из кухни.

Что теперь делать? Нельзя, чтобы она осталась. Байрон почему-то был уверен, что если она останется, то своего добьется. Ее нежность и решительность сломят его сопротивление, и он вынужден будет открыть ей правду. Тогда она возненавидит его за ложь и не захочет больше иметь с ним ничего общего.

Лучше уж сейчас вырвать ее из сердца. Нужно придумать, как заставить ее уехать. Но как же Байрон хотел, чтобы она осталась!

Если бы Эйми не передумала раньше, то она непременно решила бы остаться, прочитав письмо. Гай написал его от руки. У него был крупный почерк с наклоном, который Эйми сочла одновременно и элегантным, и агрессивным. В письме он говорил, как много для него значили их беседы за ужином, что он всегда будет вспоминать ее с любовью и ему очень жаль, что все так сложилось. Но Гай по-прежнему думал, что ему не стоит ей показываться.

Еще он умолял ее не смущаться того, что произошло прошлой ночью. Да, он прочитал ее сочинение, хотя она и просила не делать этого, но извинений приносить не стал. Вместо этого он рассыпался в похвалах ее писательскому таланту. Единственное, чего он хочет, так это воплотить сцену в жизнь вместе с Эйми, но этому не суждено случиться. В конце письма Гай пожелал Эйми всяческих благ в жизни и добавил, что он никогда еще не встречал такого прекрасного человека.

Эйми прижала письмо к груди. На глаза ей навернулись слезы. Мэдди и Кристин правы: нужно сражаться за свое счастье.

Закончив готовить, она переоделась. Новое платье, которое украшал романтический узор в цветочек, было немного длиннее предыдущего — оно доходило Эйми почти ро лодыжек и подчеркивало ее округлости. Она наложила макияж и собрала волосы в высокую прическу, между делом молясь, чтобы солнце зашло поскорее. Когда за окнами спустились сумерки, Эйми взяла поднос с двумя порциями ужина и бутылкой вина. Слава Богу, похмелье уже прошло, и она могла снова позволить себе выпить — умеренно, разумеется.

Волнение ее усиливалось по мере того, как она шагала сквозь темные комнаты, освещаемые лишь лунным светом, пробивавшимся через жалюзи. Последние несколько дней Ланс реставрировал эти комнаты. Он вооружился книгами из серии «Сделай сам», инструментами и довел дело до конца. Эйми всегда забавляло, что он любит плотничать.

Теперь пустые комнаты ждали, когда их обставят мебелью. Если, конечно, Гай этого захочет. Может, по ночам, когда Эйми спит, он выходит из башни и блуждает по этим пустым комнатам? Интересно, станет он их меблировать или нет? Он все равно бродит здесь один…

Жаль, что Гай не хочет, чтобы эти комнаты наполнились людьми, жизнью, смехом… Эйми с каждым мигом все больше укреплялась в своем решении заставить этого отшельника покинуть башню.

Пройдя библиотеку, она увидела, что дверь в кабинет Ланса приоткрыта. Кабинет был погружен во тьму. Это ее не удивило: обычно Ланс оставляет включенным свет, но сегодня он не ждал, что она понесет Гаю ужин. Эйми взяла поднос в одну руку и, стараясь его не уронить, нажала на выключатель. Ничего не произошло.

Только тогда она заметила, что дверь, ведущая в башню, открыта. В дверном проеме было черным-черно.

Эйми так и застыла.

По ней пробежал легкий холодок страха. В комнате кто-то был. Дрожа, она сделала вдох.

— Гай?

— Я здесь, — отозвался из глубины комнаты приятный мужской голос.

Эйми объяла дрожь. Чтобы не уронить поднос, она вцепилась в него обеими руками. Когда глаза привыкли к темноте, она различила очертания человека. Он стоял между двух окон, в самой темной части комнаты. От радости и страха у Эйми перехватило дыхание. Ей почему-то захотелось убежать, хотя она так долго ждала этого момента. Теперь, когда он настал, Эйми не знала, что делать.

— Не подходите ко мне, — сказал он. — Пожалуйста. Она кивнула: он видел ее, так как она стояла спиной к библиотеке, откуда в комнату проникал слабый свет.

— Хорошо.

— Ланс сказал мне, что вы передумали и решили не уезжать.

— Да. Я хочу остаться. Я поняла, что если я сбегу от смущения, то поступлю как трусиха. А я не трусиха, Гай.

— Зато я трус. Вы сами сказали так вчера вечером. — Она услышала, как он глубоко вдохнул, словно хотел набраться храбрости. — Я хочу, чтобы вы уехали, Эйми. Я подумал, может, вы поверите, если я скажу вам это лично. У нас нет будущего. И быть не может. Когда я пригласил вас поужинать, я никак не ожидал такого развития событий. До сих пор не понимаю, как это произошло. Ну почему вы вдруг решили, что хотите быть со мной?

Он произнес это таким жалобным, полным смущения голосом, что сердце Эйми сразу же растаяло.

— Я уже сказала вам почему. Вы умный и заботливый, еще ни с одним мужчиной мне не было так интересно, как с вами. Благодаря вам я полюбила себя. И хочу, чтобы вы тоже себя полюбили.

— Я не тот, за кого вы меня принимаете.

— Понимаю, вам страшно. Мне тоже страшно. — При этих словах она набралась смелости и, шагнув вперед, поставила поднос на стол. — Но не нужно позволять страху порабощать себя.

— Эйми, не надо, — произнес Гай, когда она обогнула стол и направилась к нему. — Остановись!

— Нет. — Несмотря на бешеный стук сердца, она подходила все ближе и ближе, пока не остановилась в нескольких футах от Гая. При тусклом свете, пробивавшемся сквозь окно, были различимы только очертания его фигуры. — Здесь так темно, что не видно твоего лица. Но я хочу прикоснуться к тебе, просто чтобы удостовериться, что ты настоящий.

— Я не…

— Позволь мне… — Она подняла руку, и он прижался к стене, слившись с темнотой ночи. — Пожалуйста. — Эйми поднесла руку еще ближе, и ее пальцы прикоснулись к его ладони. Она охнула и едва не отдернула руку, но, набравшись смелости, прижала ладонь к его ладони. Некоторое время они так и стояли, не двигаясь. Их ладони соприкасались друг с другом. Эйми улыбнулась: — Ты настоящий.

— Нет.

— Я так боялась, что выдумала тебя. Выдумала мужчину, который находит меня красивой. Того, кто заставил меня почувствовать себя красивой. — Эйми провела рукой по пальцам Гая: они были длинными и мозолистыми. Последнего она совсем не ожидала. Она погладила его ладонь. — Ты мужчина, который заставил меня почувствовать себя привлекательной. И смелой.

— Эйми… — В его голосе прозвучало напряжение. — Ты сама не представляешь, что со мной делаешь.

— Скажи. — Она, напрягая зрение, вглядывалась в темноту, но могла различить только блеск его глаз.

Рука, к которой она прикасалась, крепко сжала ее руку.

— Еще ни разу в жизни я никого так не хотел.

— Тогда зажги свет. Я хочу тебя видеть.

— Нет.

— Ладно. Не надо света. Только это. — Она прикоснулась кончиками пальцев свободной руки к его щеке. Он не стал отстраняться — просто стоял, прислонившись к стене, и прерывисто дышал, пока она осторожно трогала пальцами его лицо.

С каждой минутой Эйми понимала все меньше и меньше. Она ожидала нащупать шрамы, какое-нибудь врожденное уродство, но вместо этого ощущала гладкую кожу, ровные щеки и челюсть, изогнутые брови, прямой нос. Ее пальцы прикоснулись к его губам и задрожали: она ощутила на коже его теплое дыхание.

— Ох, Гай… Но ты же… Ты такой красивый!

— Нет. — Послышался его надломленный голос, и она поняла, что он едва сдерживает слезы. — Я не красивый, Эйми.

— Мне все равно. — Инстинктивно она шагнула вперед и положила руки ему на плечи. Гай был высоким и крепким, как она себе и представляла. Эйми приникла головой к его груди и крепко его обняла. Теперь, когда их тела крепко прижались друг к другу, она заметила, что на нем рубашка с коротким рукавом и длинные брюки. Гай оказался более худощавым, чем она ожидала, но у него были хорошо развитые мускулы. — Мне все равно, как ты выглядишь.

Он крепко обнял ее.

— Ты для меня слишком хороша. Ты достойна лучшего человека.

Эйми вскинула голову и уставилась в его блестящие глаза. Ее сердце стучало так сильно, что она не могла говорить.

— Но мне нужен ты.

— Тогда да помогут тебе небеса.

Он запечатлел на ее губах страстный поцелуй, который сначала удивил Эйми, а потом возбудил в ней страсть. Это был не робкий, неумелый мальчишеский поцелуй, каких она .всегда стеснялась, а поцелуй мужчины, который жаждал ее. Она обвила шею Гая руками и с радостью отдалась прикосновению его жадных губ и языка. Почувствовав, что тает, она еще крепче прижалась к нему.

Земля ушла у Эйми из-под ног, когда Гай оторвался от ее рта и прижался лбом к ее лбу.

— Эйми, Эйми, я так тебя хочу, что весь дрожу.

— Я тоже тебя хочу, — прошептала Эйми и, поняв, что это действительно так, ощутила радостное волнение — подумать только, она с нетерпением ждет того, чего всегда боялась! — В первый раз в жизни я по-настоящему кого-то хочу.

— Сперва послушай меня. — Он сжал ее лицо в ладонях. Лицо Эйми освещал лунный свет, и Гай видел неподдельную страсть, горящую в ее взгляде. — Удовольствие в темноте — это все, что я могу тебе дать. Больше между нами ничего быть не может. Но я обещаю, что доставлю тебе удовольствие.

Она прикусила губу: по идее, ей следовало бы отказаться. Ради самого же Гая. Отказать, пока он не согласится показать свое лицо. Если он овладеет ею в темноте, это ничуть не поможет его самоутверждению. Но он хочет ее. До этого ни один мужчина ее так не желал. От этого по всему ее телу разлились жар и страсть вместо обычной мучительной неуверенности, испытываемой ею в таких случаях.

Эйми поднесла руку к его губам.

— Да. Я понимаю.

— Тогда пойдем. — Гай отошел от стены и повел ее за руку к запретной двери, ведущей в башню.

Это ее удивило. Хотя чего еще она ожидала? Что он займется с ней любовью в кабинете Ланса? Интересно, каким окажется его логово? При этой мысли она испытала трепет.

Теперь Эйми смогла разглядеть Гая чуть лучше. Он был одет в черное. Черными были и его волосы. На секунду он обернулся через плечо, и луч лунного света осветил часть его лица, столь же совершенного на вид, как и на ощупь. Но в полутьме все, что угодно, может почудиться.

Затем он провел Эйми сквозь дверь, и их поглотила темнота.

— Осторожно, ступеньки, — прошептал он.

Ощупав пол ногой, обутой в сандалию, Эйми обнаружила первую ступеньку. Гай провел ее наверх по витой лестнице. Они прошли арку, за которой можно было различить комнату. При тусклом свете огоньков от домашнего кинотеатра Эйми разглядела, что комната эта очень хорошо обставлена. Значит, вот где он проводит дни. Обставлено его жилище было мужественно и элегантно.

Они поднимались все выше в непроглядной тьме. Наконец достигли еще одной арки и вошли в нее. Эйми напрягла все свои чувства. Комната была большой и просторной. В трех стенах были проделаны окна, через которые проникал лунный свет. Можно было различить комод, стул…

И постель.

Огромная кровать с пологом на четырех столбах имела такие же элегантные очертания, как кровать Эйми, но была большего размера. Белый полог слегка отливал голубоватым цветом.

Эйми молча взирала на этот полог. В груди у нее боролись противоречивые чувства.

Гай обернулся к Эйми и взял ее лицо в ладони. Погладил уголки ее рта.

— Ты мне так часто снилась, что я боюсь, что сейчас проснусь, и ты исчезнешь.

— Я здесь. — Эйми вскинула лицо. Она почти различала его черты. — И я тоже ужасно боюсь.

Гай застыл. Эйми почувствовала это. Он не ослабил объятий, но весь словно бы ушел в себя.

— Нам не обязательно это делать…

— Нет. — Она схватила его за запястья и не дала отвести руки. — Я хотела сказать, что боюсь тебя разочаровать. Я же говорила, что у меня это очень плохо получается. Я хочу, чтобы с тобой все было по-другому, но я очень волнуюсь.

Гай прижался губами к ее лбу, и она почувствовала, что он улыбается.

— Я тоже волнуюсь. Думаю, в этот раз все будет по-другому, если, конечно, ты мне позволишь. Хоть я и не могу дать тебе того, что ты заслуживаешь, но доставить удовольствие могу.

— Не знаю, что и делать.

— Хочешь, я тебе скажу? — Он гладил пальцами ее губы. — Ты сказала, что тебе это раньше не доставляло радости потому, что тебе не давали покоя негативные мысли. Ты стеснялась своего тела и не могла просто расслабиться и получать удовольствие. На этот раз я займу твои мысли, и тебе будет просто некогда предаваться беспочвенным сомнениям.

Эйми не успела ответить: он поцеловал ее. Это был страстный, но короткий поцелуй. Затем Гай наклонился к ее уху и прошептал:

— Хватит ли у вас смелости позволить мне доставить вам удовольствие, моя отважная леди Эмилия?

Эйми дрожала от волнения.

— Не знаю. Но надеюсь, что да.

— Ты позволишь мне прикасаться к тебе везде, где я хочу? Она с ужасом представила, как он будет трогать ее толстенький живот, жирную задницу и дряблые бедра.

— Уже задумалась, да? — Он покрыл поцелуями ее подбородок. — Лучше подумай о другом.

К ужасу Эйми, Гай взял ее руку и положил ее прямо на ширинку своих брюк. Под молнией нащупывалась весьма заметная выпуклость. Эйми была так ошеломлена, что не сумела даже отдернуть руку.

— Чувствуешь? — Он водил ее рукой то вверх, то вниз. Она широко распахнула глаза — какой у него большой размер! — Я хочу, чтобы ты думала об этом. Представь себе это. Представь, что это — уже внутри тебя.

Как только он произнес эти слова, мозг Эйми тут же нарисовал эту картину. За этими словами последовали другие. Восхитительные, откровенные, мучительные слова, которые заставили ее затрепетать. Его рубашка исчезла, и он положил свободную руку Эйми себе на грудь, говоря ей, где его трогать, целовать, прикасаться языком. Она послушно выполняла все его команды, а Гай шумно дышал сквозь стиснутые зубы. Ее пальцы и губы прикасались к жесткой поросли волос у него на груди, к его горячей коже и твердым мужским соскам. Эйми почти не замечала, как он раздевает ее.

Она почувствовала только, что его руки прикасаются к ее обнаженной груди, а платье лежит на полу.

Она не успела ни прикрыться, ни отстраниться. Гай наклонился и принялся ласкать ее грудь. Когда она почувствовала, как его рот приник к ее груди, у нее екнуло сердце. От удивления дыхание ее стало прерывистым.

Он выпрямился, и Эйми поняла, что стоит перед ним почти голая, в одних трусиках и сандалиях. Вскоре и они исчезли. Легкое дуновение ветерка на обнаженной коже вывело ее из оцепенения, но только на секунду. Гай уже вел ее к постели и шептал ей на ухо, что хочет прикасаться к ней, доставить ей удовольствие, заставить ее трепетать. Он взял ее на руки и положил на темное шелковое покрывало. Эйми ощутила спиной прохладу. Полог над ними сомкнулся.

На Гае, как и на ней, ничего не было. Он снова положил ее руку на свидетельство своего желания, только на этот раз она прикоснулась к его плоти.

Гай тоже прикасался к Эйми, шепча, как она его возбуждает, как он любит ее тело. Что-то в ней начало раскрываться, какая-то тайная, дикая часть ее сознания все ширилась и ширилась, прогоняя застенчивость. Теперь она уже свободно ласкала его и со всевозрастающей страстью отвечала на его поцелуи. Когда рука Гая скользнула между ее ног, Эйми раскрылась ему навстречу, сгорая от желания.

Он шептал ей на ухо, как приятно к ней прикасаться, как его возбуждает ее реакция и что он дождаться не может, когда окажется внутри ее.

— Да, да, — задыхалась она. От желания у нее кружилась голова. — Сейчас! Пожалуйста! Я хочу тебя прямо сейчас.

— Нет. Нет, пока ты не захочешь меня по-настоящему. Это напугало Эйми. Если она не изобразит страсть, он никогда не овладеет ею. Она уже чувствовала себя достаточно возбужденной, чтобы доставить ему удовольствие и самой испытать радость.

Он прикасался к ней все смелее, все увереннее. Его большой палец свободно исследовал ее тело. Вдруг Эйми показалось, что ее пронзила стрела чувственности. Она была готова взорваться.

Она задохнулась от удивления, почувствовав, что ее тело изогнулось дугой и застыло. Когда волна страсти ослабла, она выдохнула и снова упала на постель, тяжело дыша.

— О Господи! — удалось выдохнуть ей. Потом она рассмеялась. Придя в чувство, Эйми увидела, что Гай лежит рядом с ней, опершись на локоть. Его рука, которая помогла ей сделать такое ошеломляющее открытие, лежала у нее на животе, словно для того, чтобы ослабить спазмы. Он прикасался к ее животу — той части тела, которую она обычно старалась скрыть, но ей было все равно. Поняв это, Эйми рассмеялась. Щеки ее загорелись румянцем, как и все тело, пылающее жаром желания. — Боже мой, — хихикнула она. — Значит, вот из-за чего весь сыр-бор.

— Нуда, — промурлыкал он.

Склонившись, Гай потерся носом о ее шею, а затем лег на нее и раздвинул ее бедра своими. Эйми обняла его и поцеловала в губы. Он уже надел презерватив, а она даже не заметила когда.

Гай легко и гладко вошел в нее, словно всегда был там и всегда будет. Несказанное удивление наполняло ее сердце по мере того, как он заполнял собой ее тело. Когда он начал двигаться, ожили и затрепетали все ее нервные окончания. На этот раз Эйми испытала еще большее удовольствие. Они заключили друг друга в крепкие, страстные объятия.

Когда все было кончено, Эйми повернулась к Гаю и поцеловала его в щеку. «Я люблю тебя», — подумала она, но у нее не хватило сил произнести эти слова вслух.

Глава 14

Что же он наделал? Байрон лежал на спине, вглядываясь в темноту. Он был так ошеломлен, что все мысли у него путались. Байрон с Эйми скользнули под покрывало, и Эйми заснула, положив голову ему на плечо. Ее рука покоилась у него на груди, прямо над сердцем. Байрон играл с ее волосами — боялся, что ее разбудит, но не мог побороть искушения прикоснуться к ней. Эйми отдалась так доверчиво, так свободно… мужчине, которого не существовало.

Как он посмел принять то, что она предложила? Почему не сумел остановиться? Нельзя сказать, что Байрон был ослеплен страстью и пришел в себя, только когда все закончилось. У него должна была проснуться совесть, еще когда он поднимался с Эйми по лестнице. Но совесть почему-то не проснулась. В его голове не промелькнуло ни единой разумной мысли, способной заставить его остановиться. А хоть бы даже и промелькнула, навряд ли он внял бы голосу рассудка. Он слишком сильно желал Эйми. Хотел обнять ее, прикоснуться к ней, доставить ей удовольствие. А может, хотел, чтобы она его обняла? Хотел, чтобы к нему прикоснулся кто-то хороший и милый? Хотел быть с кем-нибудь, кто ничего не ожидает взамен?

Байрон не был вправе принять этот дар.

Но теперь он бы ни на что не обменял эту ночь, даже если бы речь шла о спасении его души.

Когда он соединился с Эйми, когда она с такой непритворной радостью открылась ему навстречу, его словно прорвало. Откуда-то из тайников души выплеснулись необыкновенной силы эмоции, каких прежде он не испытывал. В первый раз он понял, какое чудо — жизнь.

Какое чудо — любовь.

Он любит Эйми. Это необыкновенное чувство ошеломило Байрона. Раньше он никогда не испытывал такого и не знал, что это чувство способно затмить все остальные. Он ее любит.

И никогда не сможет ей открыть, кто он есть на самом деле.

Особенно после того, что случилось. Ведь Эйми была поражена произошедшим не меньше его. Байрон вспомнил, как она смеялась, как обнимала его, как невинно поцеловала в щеку, когда все закончилось.

Узнай Эйми, что занималась любовью с Байроном Парксом — поверхностным, каким-то измученным Байроном Парксом, с которым она ни за какие деньги не согласилась бы встречаться, — она почувствует себя смертельно обиженной. Если ей откроется правда, она будет сожалеть об этом до конца жизни. Лучше он умрет, чем нанесет ей такую рану.

Нужно постараться, чтобы она никогда ни о чем не узнала.

Неожиданно Байрону на глаза навернулись слезы. Он прижал руку к глазам, словно пытаясь затолкать внутрь накипевшую боль и страх. Раньше ему это удавалось играючи, но теперь, когда Эйми открыла в его сердце ящик Пандоры, скрывать чувства стало труднее. Неудивительно, что раньше Байрон шагал по жизни, не желая ничего чувствовать. Чувства причиняют боль. И какую боль!

Он глубоко и прерывисто вдохнул.

Вдруг Эйми проснулась и начала недоуменно осматриваться. Почувствовав ее страх, он сумел совладать с собственными эмоциями.

— Тсс, Эйми, все хорошо. — Он слегка охрип: свело спазмом горло. — Все в порядке.

— Гай? — Эйми облегченно обмякла. — Я забыла, где я.

— Ты заснула. — Он прокашлялся. Хоть бы она подумала, что он охрип со сна!

— Да. — Она удовлетворенно откинулась на подушки и снова прижалась к нему. Однако вскоре ее беспечное настроение сменилось озабоченным. — По-моему, мне что-то снилось.

— Что-то плохое? — Байрон прижал ее к себе как можно крепче.

— Не знаю. — На минуту Эйми умолкла. Он прижался губами к ее лбу и почувствовал, как она хмурится. — Подожди, вспомнила. Мне снилось, что я снова у себя дома. Как будто просыпаюсь в своей постели и понимаю, что все это — сон. — Она оперлась подбородком на ту руку, что лежала у него на груди. — Как же это приятно, когда оказывается, что реальность гораздо лучше снов.

Он провел кончиками пальцев по ее губам и почувствовал, что она улыбается.

— Может, ты все еще спишь? Откуда ты знаешь?

— Ну, если так, то я никогда не хочу просыпаться. — Эйми приподнялась на локте и поцеловала его в губы. — А теперь признайся: ну разве ты не рад, что отпер эту дверь?

— Очень рад, — ответил Байрон, сам не зная, лжет или говорит правду. Даже если и правду, все равно это ненадолго.

— Теперь все стало по-другому, правда?

— Да, — согласился он и подумал, что теперь непременно нужно будет отослать Эйми домой. При этой мысли у него сжалось сердце.

— Знаешь, — сказала она, — мне еще час назад следовало бы подать заявление об отставке. И вообще нужно было это сделать еще вчера вечером. — Она провела пальцем по поросли волос у него на груди. — За эти два часа я натворила такого, чего никак не может себе позволить добропорядочная домработница. Боюсь, работать здесь еще три недели у меня совести не хватит.

Когда она это сказала, у Байрона во второй раз екнуло в груди. Конечно, Эйми лучше всего уехать. Но ему так хотелось держать ее в объятиях и никогда не отпускать.

— Да, конечно. Я все понимаю. — Он прочистил горло. — Завтра же скажу Лансу, чтобы он отвез тебя в аэропорт.

— Что? — От удивления Эйми даже присела на кровати. Она не видела лица Гая, только его очертания. Неужели он и вправду думает, что она после всего от него сбежит? — Нет, глупенький! Я вовсе не собираюсь уезжать! Я просто сказала, что не могу больше служить у тебя домработницей. И вообще за прошлую неделю можешь мне не платить. Мне неловко брать у тебя деньги после того, что произошло между нами.

Он провел пальцем по ее руке:

— Но ты же на меня работала.

— Но я получала от своей работы одно удовольствие! — Она схватила его за руку. — Мне просто безумно здесь нравится, если не считать того, что я тревожусь о Мим. А что касается нас, то с того самого момента, как я здесь появилась, мне почему-то казалось, что все этим и закончится.

— Правда?

— Да. — Эйми еще сильнее стиснула его руку. — Я чувствую, что все произошло так, как было предписано. Я заблудилась и попала сюда. Встретила тебя. Мне кажется — только не смейся, — мне кажется, что все было нарочно задумано, чтобы мы встретились. Время словно бы остановилось. — Она прижала ладонь к сердцу. — Гай, ты помог мне справиться с тем, что я безуспешно пыталась преодолеть долгие годы. Да, я сама решилась отправиться в это путешествие, но именно ты помог мне многое преодолеть.

— Я рад. — Он поцеловал кончики пальцев Эйми, сжимавшие его руку. — Ты заслуживаешь того, чтобы увидеть себя в истинном свете: ведь ты поразительно красива.

Ее сердце наполнилось благодарностью.

— Значит, ты не будешь возражать, если я останусь до девичника перед свадьбами моих подруг? Знаю, потом мне придется вернуться в привычное русло жизни, но мне бы так хотелось провести эти три недели с тобой!

Байрон резко сел и потер ладонью лоб.

— Эйми, — вздохнул он. — Боюсь, что если ты останешься, то будешь страдать. Я об этом даже думать не хочу. Не хочу рисковать.

Она прикусила губу, раздумывая, что делать.

— Если я задам тебе один вопрос, обещаешь дать мне честный ответ?

— Нет, — усмехнулся он.

— Ну вот видишь: только что ответил вполне честно. — Эйми попыталась изобразить улыбку, но у нее это получилось весьма неубедительно. — Честнее некуда.

— Это было легко. Единственное, что было легко во всей этой заварухе.

«Заварухе»? Он считает это заварухой? Эйми поборола боль, закравшуюся в сердце.

— Ты действительно хочешь, чтобы я уехала? Скажи честно. Не говори «да», если просто хочешь казаться благородным и считаешь, что, оставшись, я буду страдать. Я сильнее, чем ты думаешь. Я хочу остаться, хочу быть с тобой, пусть даже совсем недолго. Не важно, что будет потом, когда все кончится. Я ни в чем не буду тебя винить. Это мой выбор, я сама иду на риск. Я прошу тебя лишь набраться смелости и рискнуть вместе со мной. А теперь скажи: ты хочешь, чтобы я осталась, или мне уехать?

Байрон повернулся к ней, прижался лицом к ее шее и всхлипнул.

— Останься. Я хочу, чтобы ты осталась.

Она заключила его в объятия и поцеловала в макушку.

— Тогда я остаюсь.

Мир Эйми раскололся надвое: ночью она вела одну жизнь, а днем — другую. Эмоции она тоже испытывала двойственные: с одной стороны, она была влюблена, а с другой — знала, что это ненадолго.

Она и Гай ужинали точно так же, как в течение первой недели, только теперь дверь в башню была открыта. Эйми нравилось есть при свете, поэтому она сидела за столом Ланса до конца ужина, а затем поднималась в спальню к Гаю, где они занимались любовью и болтали часами.

Днем она по-прежнему занималась стряпней — ради удовольствия, а не ради платы. Но теперь у Эйми появилась новая обязанность, которая доставляла ей даже еще больше удовольствия, чем готовка. Во время второй ночи, проведенной с Гаем, она сказала, что пустые комнаты нагоняют на нее тоску. На следующее же утро Ланс объявил, что собирается покупать мебель, и спросил, не желает ли она пойти вместе с ним. Эйми подпрыгнула от радости.

Вместе они обшарили все лавки на Сент-Бартсе, скупая плетеные диваны и кресла, чтобы потом обставить гостиную, а также приставные и журнальные столики, лампы и вазы. Каждый день Эйми с нетерпением ждала ночи, чтобы рассказать Гаю о своем дне и о том, что им с Лансом удалось приобрести.

— Похоже, тебе нравится ходить по магазинам вместе с Лансом, — заметил Гай, когда подходила к концу вторая неделя Эйми на острове. Они, совсем голые, лежали на покрывале из сатина: Эйми на животе, опершись на локти, а Гай на боку, повернувшись к ней.

— Нравится. — Эйми согнула колени и принялась болтать ногами. Подвеска на ножном браслете при каждом движении бряцала. — Было очень весело.

— Он тебя больше не нервирует?

— Нет, уже не нервирует, — ответила она и поняла, что это действительно так. — Может, я к нему просто привыкла. Со временем перестаешь замечать даже феноменальную красоту.

Она задумалась. Тем временем Гай лениво водил пальцем по ее татуировке. Сейчас темное пятнышко на ее белоснежной ягодице было едва различимо, но оно, казалось, обладало способностью вводить Гая в транс. Эйми много раз твердила, что если включить свет, то он сможет разглядеть татуировку как следует. Гай, конечно же, не соглашался.

— Но мне кажется, что дело не только в этом, — продолжила она. — Теперь я воспринимаю себя по-другому, и за это нужно сказать спасибо тебе. — Эйми склонилась над Гаем и поцеловала его в губы. — Ты заставил меня почувствовать себя сексапильной.

— Ты и есть сексапильная.

Байрон провел пальцем по ее позвоночнику, снова заставив Эйми затрепетать от желания. Совсем недавно они лихорадочно занимались любовью, катаясь по постели, смеясь и задыхаясь от удовольствия. Эйми никогда не надоедало прикасаться к Гаю и чувствовать его прикосновения. Он заставил ее позабыть о своей закрепощенности, из-за которой она прежде не могла получать удовольствие от занятий любовью. Весь последующий день она краснела, вспоминая о страстной ночи.

Это была любовь. Даже когда они не говорили ни слова любовь чувствовалась в каждом их прикосновении. Они исследовали тела друг друга, пытаясь доставить другому как можно больше удовольствия. Эйми перевернулась на спину и Гай начал рисовать круги у нее на животе. Она по-прежнему не могла понять, чем ему нравится ее живот, но уже перестала его втягивать — иначе Гай ворчал.

— Никогда не думала, что могу быть голой рядом с мужчиной и при этом совсем не стесняться.

— Я рад, что ты не стесняешься. — Он поцеловал ее в пупок. — Я обожаю твое тело.

— Я тоже учусь его любить. Он умолк.

— Это означает… — Гай запнулся. Когда он продолжил, Эйми по голосу почувствовала, что он хмурится. — Это означает, что ты передумала никогда не выходить замуж? Теперь, когда поняла, что можешь получать удовольствие от близости с мужчиной? Когда ты вернешься домой, ты… найдешь мужчину, о котором когда-то мечтала? Такого, с кем можно путешествовать и заводить детей?

Господи, что за вопрос! Он что, хочет, чтобы она ответила: «Да»?

— Нет, — произнесла она наконец. — Я обещала Мим, что никогда ее не покину, а я не могу нарушить слово. Муж и дети просто не поместятся в мой крошечный вагон, переоборудованный под дом.

— Но это же просто смешно! Для того чтобы заботиться о бабушке, вовсе не обязательно жить вместе с ней!

— Я же тебе рассказывала, какая она, — вздохнула Эйми. — Стоит мне только заикнуться о том, что я хочу жить отдельно, как ее самочувствие резко ухудшается.

— Потому что она боится тебя потерять.

— Ну и что же! Ведь у нее действительно проблемы с сердцем, артрит и куча других вполне реальных заболеваний. Если я уеду, а она умрет, как я потом смогу жить?

— Это говорит твой страх, — подколол ее Гай. — А я-то думал, ты решила от него избавиться. Не стоит позволять страху определять свою жизнь.

Она не нашла, что ответить.

— Эйми… — Судя по всему, он тщательно обдумывал слова. — Если у тебя хватило смелости преодолеть свои страхи, почему бы твоей бабушке не преодолеть свои и дать тебе наконец пожить нормальной жизнью?

— Я никогда не рассматривала этот вопрос с такой точки зрения. Честно говоря, — она погладила его по щеке, — я думаю, ни с одним мужчиной мне не будет так хорошо, как с тобой.

Гай перевернулся на спину и уставился в потолок. — А ты все же попробуй. Она удивленно захлопала глазами:

— Ты что, хочешь, чтобы я нашла себе другого мужчину?

— Нет. Когда я думаю, что к тебе будет прикасаться другой мужчина, мне хочется его убить. Но… — Он шумно вздохнул. — Я хочу, чтобы ты была счастлива. — Гай взял ее лицо в ладони. — Мне бы очень хотелось заставить тебя поверить, что ты можешь быть счастлива, пусть даже с другим мужчиной.

— Знаешь, я ведь тоже хочу помочь тебе принять и полюбить самого себя, прежде чем вернусь домой. Если у меня хватило храбрости полностью открыться тебе, почему же ты не можешь набраться смелости и дать мне себя увидеть?

— Нет.

— Гай! — Она готова была ущипнуть его от злости. — Я не хочу, чтобы после моего отъезда ты так и остался запертым в этой башне и коротал остаток жизни в одиночестве.

— Я вовсе не заперт. Ведь у меня есть ключ.

— Нет, заперт: ведь ты никогда не воспользуешься этим ключом и не выйдешь наружу.

— А ты? Ты ведь тоже пленница своего вагона, переоборудованного под дом!

— Вот и нет! Я начала путешествовать.

— Одна.

— Ну почему мы всегда спорим? — спросила она.

— Потому, что ты ужасно упрямая. — В его голосе прозвучала улыбка. — Впрочем, как и всегда.

— Ах я упрямая? — спросила Эйми с притворным возмущением. — А сам-то?

— Я — совсем другое дело. У меня есть причина.

— Которую ты не хочешь мне открыть. — Эйми сразу расхотелось шутить. — Знаешь, как это обидно?

— Эйми… через две недели ты уедешь. Давай просто радоваться обществу друг друга, пока есть время.

Некоторое время она молчала.

— Можно спросить?

— О Господи!

— Если бы я не была привязана к Мим, ты бы… Ты бы хотел, чтобы я снова вернулась? Помнишь, ты когда-то просил меня об этом?

— Я бы отдал все на свете, чтобы прожить жизнь вместе с тобой. Но этому не суждено осуществиться.

— Знаю, — беспечно ответила она. — Ты мог бы переехать ко мне домой. Я заперла бы тебя в вагоне, выключила свет и поступала бы с тобой, как мне вздумается.

— Соблазнительно. Но этому тоже не суждено осуществиться. А ты? Если бы могло исполниться твое самое сокровенное желание, что бы ты загадала?

— Кроме того, чтобы быть с тобой? Дай-ка подумать. Я бы хотела стать детской писательницей и не просто сочинять истории для собственного удовольствия, а писать книжки.

— Почему бы тебе не воплотить это в реальность?

— Не знаю. — Эйми пожала плечами. — Я никогда об этом серьезно не думала. Может, потому, что мне страшно. Ведь сказки — это то, что связывает меня с мамой. Я не вынесу, если издательство их раскритикует.

Байрон присел. Было слышно, как зашуршало покрывало.

— Но подумай, как будет здорово, если их опубликуют! Разве ты не хочешь поделиться с другими детьми тем удивительным миром, что придумали вы вместе с мамой? Я знаю, что это ужасно — принести свою работу на суд издательства. Ее могут отклонить. Но зато, если они примут твои сказки, ты будешь вознаграждена и сможешь гордиться собой.

После некоторого размышления Эйми поняла, что он прав. Она не была уверена, сможет ли это сделать, но он был прав. Тут ей в голову пришла другая мысль, и она прикусила губу.

— Ладно, я это сделаю, но только при одном условии: ты откроешь мне свое лицо.

— Ты что, никогда не сдашься? — проворчал Гай.

— Никогда, — усмехнулась она. — Я никогда от тебя не отстану, понимаешь?

— Именно этого я и боюсь.

— Бойся. У каждого зверя есть слабое место. — Она легонько погладила его по ребрам.

К удивлению Эйми, Гай чуть не задохнулся и отшатнулся от нее.

— О Господи! — рассмеялась она. — Ты боишься щекотки!

— Не смей! — предупредил он, когда она предприняла попытку снова его пощекотать.

Не обращая внимания на его предупреждение, Эйми продолжила его щекотать, и скоро он лежал на спине и извивался под ней. Она села на него сверху и прижала его руки к матрасу.

— Видишь? Бесполезно сопротивляться. Сдавайся немедленно!

— Я ни за что тебе не сдамся.

— Это мы еще посмотрим.

Она наклонилась и подарила ему медленный, глубокий поцелуй.

Глава 15

Эйми была зла. Зла не на шутку. Байрон знал, что в последнее время она частенько раздражалась, впадала в отчаяние и выходила из себя. И все из-за него. Но сегодня, когда у них оставалась всего одна ночь, она злилась особенно.

Байрон не понимал, когда успело пролететь время. Куда подевались недели? Завтра Эйми улетает домой. Он думая, что они проведут последнюю ночь в постели — так, как проводили все ночи с тех пор, как в первый раз занялись любовью. Но нет, Эйми отправила ему ужин по «немому официанту», а затем сказала, что если он хочет быть с ней, то пусть приходит в ее комнату.

Она будет ждать. При включенном свете.

Байрон понял, что она не шутила. Он стоял во дворе, прислушиваясь к ночным звукам, и смотрел на прикрытые балконные двери ее комнаты. Внутри горел яркий свет, хотя было уже далеко за полночь. Эйми несколько раз выглядывала из комнаты. Интересно, видела ли она Байрона? Прошло уже много времени с тех пор, как она показывалась в последний раз.

Он почувствовал, что сам начинает злиться на Эйми за то, что она такая упрямая.

Это же их последняя ночь! А она решила провести ее таким образом.

Байрону вспомнилось то время, что они провели вместе. Они ведь не только занимались любовью, но и многим делились друг с другом — Эйми даже не догадывается, как часто они бывали вместе. Она исходила с ним, то есть с Лансом, весь остров, выбирая мебель. Потом они обставляли комнаты. Они смеялись и болтали часами, и каждый такой час был для Байрона настоящей пыткой. Целый день быть рядом с Эйми и не сметь к ней прикоснуться, поцеловать ее, сказать ей, как он ее любит… Неудивительно, что Байрон был так страстен, когда Эйми приходила к нему по ночам.

Впрочем, не один он испытывал тогда ненасытный голод Эйми отдавалась ему радостно, переполняя все его чувства. Иногда они предавались такой бурной страсти, что после долго лежали, бездыханные. А иногда они катались по кровати и играли, почти как дети. Это забавляло Байрона. Он и не подозревал, что возможно такое счастье. Но экстаз вскоре сменяло отчаяние. Когда Эйми засыпала, он держал ее в объятиях и думал, что им недолго осталось быть вместе.

Но еще хуже бывало, когда она просила его открыть свое лицо. Несколько раз он готов был сдаться. Думал, что, может быть, узнав, кто он на самом деле и как он ее обманывал, Эйми его простит и примет.

Он стоял во дворе и смотрел на свет, горящий в ее комнате, и вдруг понял, насколько правдива история о ящике Пандоры. Самое последнее, что из него вылетело, было страшнее всего: надежда.

Раньше он никогда об этом не задумывался.

Надежда лишь усиливает страдания. Он не мог принять того, что Эйми никогда его не простит, если узнает правду; а все потому, что надежда продолжала нашептывать «может быть» и «а что, если?..».

За дверью появился ее силуэт, и у него дрогнуло сердце. Она не спит! Как только промелькнула эта мысль, ему еще сильнее захотелось войти к Эйми. Сдаться. Признаться во всем. Он все равно ее потеряет, так почему бы не рискнуть? Вдруг она все поймет и примет его?

А если нет? Вдруг, когда Эйми узнает правду, все то, что было между ними, будет омрачено и при воспоминании о проведенных с ним неделях она будет испытывать лишь злобу и унижение? Он не хотел причинять ей такую боль.

«Встречаться с Байроном Парксом? Ни за какие деньги!»

Дверь отворилась, и Эйми шагнула наружу. На ней были только короткая белая ночнушка и тонкий шелковый халат, тоже белый. Освещенная светом, падавшим из приоткрытой двери, она была похожа на ангела. Байрон почувствовал, что какая-то невидимая сила потянула его к ней. Но он поборол это стремление и укрылся в густой тени.

Она смотрела прямо на него.

— Ты что, собираешься там всю ночь торчать? Почему бы тебе не зайти?

При звуке ее нежного, ласкового голоса Байрону стало еще труднее сопротивляться. Он изо всех сил вцепился в ствол ближайшего дерева.

— А ты выключишь свет?

— Нет.

Это слово пронзило его сердце, как кинжал. Он прислонился к стволу, обхватил его рукой и уткнулся в него лбом.

— Ну, тогда я не войду.

— Прекрасно. — Она упрямо вздернула подбородок. — Тогда я сама к тебе спущусь.

При виде того, как она идет по балкону, Байрона охватила паника. Ее халат и рубашка развевались на ветру. Она подошла к лестнице, спускавшейся во двор.

Голубоватая подсветка бассейна была куда опаснее луны, скрывшейся за башней. Байрон отошел от бассейна и остановился в зарослях, где низкорослые пальмы скрывали пляжный диван, повернутый к заливу. Это было любимое место Эйми. Днем она часто сидела здесь, читала или любовалась видом. Тут она могла загорать в купальнике, подальше от глаз Ланса. Ступеньки вели прямо к этому месту.

Байрон и Эйми подошли к дивану с противоположных сторон и замерли, увидев друг друга. Их разделяло всего несколько футов. Она стояла в луче света, падавшего из приоткрытой двери, а он скрывался в тени.

— Хочу тебе кое-что сказать. — Волосы обрамляли ее лицо, на котором были написаны боль и решимость. — Я думала, что смогу дождаться того момента, когда ты мне покажешься. Но, похоже, пора признать свое поражение. Знаю, мы не можем быть вместе. Я обещала Мим, да и ты живешь в своем собственном мире… Но я просто не могу уехать, не сказав тебе, что… — Она прерывисто вдохнула и продолжила надорванным голосом: — Я люблю тебя.

— Ах, Эйми! — Байрон судорожно сглотнул, увидев слезы у нее в глазах. Он даже не мог сделать шаг и обнять ее — тогда на него упадет свет. — О Господи! Не надо. Не надо меня любить, пожалуйста.

— Почему? — спросила она, смахивая слезы. — Потому, что ты меня не любишь?

— О Боже! Нет! — Сердце его свело болью. Когда-то Байрон дал себе обещание, что не произнесет этих слов, не откроет ей своих чувств, не поведает о том, что она с ним сделала. Но теперь никакая сила на свете не заставила бы его сдержаться. — Я люблю тебя, — признался он хрипловатым голосом. — Люблю тебя больше жизни.

Всхлипнув, Эйми бросилась ему в объятия. Потом прижалась лицом к его груди и заплакала. Байрон крепко обнял ее, зарывшись лицом в ее волосы. Она пахла цветами и солнцем.

— Но тогда почему?.. — спросила Эйми. — Почему ты не позволяешь мне тебя видеть?

— Не могу. — У него разрывалось сердце. — Пожалуйста, поверь мне. Больше всего на свете мне хотелось бы, чтобы все было иначе. Но этому не суждено сбыться.

Она подняла голову, и он увидел, как блестят в ее глазах серебристые слезы.

— Ты говорил, что не хочешь, чтобы я страдала. Но твое недоверие причиняет мне боль.

— Правда причинит тебе еще большую боль.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю.

— Значит, мне остается только уехать, признав свое поражение?

— Нет. — Он закрыл глаза и заставил себя произнести следующие слова: — Ты должна вернуться к настоящей жизни и найти себе достойного человека, который сможет сделать тебя счастливой.

— Но мне, кроме тебя, никто не нужен!

В этом-то и заключалась проблема. Ему хотелось закричать: «Я — это не я! Я — всего лишь фантом. Ты не можешь меня увидеть потому, что меня не существует».

Он почувствовал, как Эйми гладит его по щеке.

— Ты мне нужен. — Она прошептала это так жалобно, что он готов был расплакаться. — Ты мне нужен.

Ее губы прикоснулись к его губам.

Не в силах более сдерживаться, он взял ее лицо в ладони и принялся отчаянно целовать. Он припал к ее губам, зарылся пальцами в ее волосы. Эйми отвечала на его поцелуи столь же отчаянно, поглаживая его плечи и спину. Но этого было мало. Байрону хотелось почувствовать ее руки на своей обнаженной коже.

Не переставая целовать Эйми, он скинул с нее халат, затем расстегнул пуговицы на своей рубашке. Ее руки тут же прикоснулись к его телу.

— Да. Прикоснись ко мне, Эйми. Прикоснись ко мне. «Сделай меня настоящим. В последний раз».

Сердце бешено колотилось у него в груди, в то время как она возвращала его к жизни. Он поднял ее ночную рубашку и, прервав поцелуй, стянул ее через голову Эйми. Затем положил руки на ее груди, ощутив мягкую кожу. Вместе они направились к диванчику.

Он скинул одежду и надел презерватив. Затем сел и притянул Эйми к себе. Сбросив трусики, она забралась к нему на колени и наградила его долгим поцелуем. Затем изогнулась и позволила ему наслаждаться своими грудями. Когда Эйми почувствовала его руки на своем теле, ее охватила страсть. Сгорая от желания, как и он, она привстала и упала на него. Байрон так глубоко вошел в ее тело, что она чуть не задохнулась от удивления.

Он уткнулся головой в ее грудь и крепко обнял. Она начала двигаться. Непередаваемое блаженство от того, что он обнимает ее, находится внутри ее, занимается с ней любовью, перемешивалось с болью. Прерывисто дыша, он двигался вместе с ней. Стремясь доставить ей удовольствие, погладил ее спину и, обняв ягодицы, вошел в нее еще глубже.

«Да, милая Эйми, дай мне доставить тебе удовольствие».

Припав ртом к ее груди, он принялся яростно сосать. 'Иногда Эйми это нравилось, и, похоже, сейчас был один из таких моментов. Она обняла его голову и прижала к себе. Ее ноготки слегка царапали ему макушку. Байрон почувствовал, как каскад волос ниспадает ему на бедра, и понял, что она подняла лицо к небу. Она прерывисто дышала, охваченная страстью.

«Да, вот оно. Эйми, ангел Эйми, не улетай от меня».

Достигнув вершины страсти, она охнула от удовольствия и застыла в его объятиях.

Все мысли Байрона были только об Эйми, поэтому собственный оргазм застиг его врасплох. Как только Эйми застыла в его объятиях, Байрон взорвался внутри ее с такой силой, что у него перед глазами засверкали искры. Он уткнулся головой в ее грудь. Тело его сотрясала дрожь.

Переведя дыхание, он поднял голову и различил очертания согнутой спины Эйми. Постепенно ее тело обмякло. Он откинулся назад, притянув ее к себе. Оба они дышали прерывисто.

Эйми охотно отдалась его объятиям. Она лежала, прижав ухо к его груди, и слушала биение его сердца. Раньше они еще никогда не занимались любовью с такой животной страстью. Эйми испытала легкий шок, но ей больше не хотелось плакать, боль и обида ушли, осталось лишь ощущение ее опустошенности.

Она чувствовала, как Гай нежно гладит ее спину и волосы. Всего минуту назад он прикасался к ней совсем иначе. Он поцеловал ее в лоб.

— Что бы ни произошло, — прошептан он, — никогда не сомневайся в моей любви.

Она подняла голову и взглянула в его лицо, скрытое тенью.

Неожиданно за ее спиной вспыхнул свет.

Гай выругался, схватил ее за голову и прижал лицом к своей груди. При следующей вспышке он разразился еще более страшными проклятиями.

— Что это? — спросила Эйми приглушенным голосом, так как он продолжал прижимать ее к себе. — Что происходит?

— Вы вторглись в частную собственность! — закричал он, прикрывая ее лицо рукой.

Эйми застыла. Он кричал не на нее, а на кого-то еще. Последовала третья вспышка. О Господи! Их кто-то снимает! Она свернулась клубочком, пытаясь скрыть свою наготу.

— Не поднимай головы, — приказал он ей и накинул на нее какую-то тряпку. Каким-то образом им удалось подняться. Он подтолкнул Эйми: — Беги внутрь! И не открывай лицо!

Лицо? А как же ее обнаженное тело? Она поступила так, как он приказывал, и бросилась вверх по лестнице в свою комнату. Она только-только начинала понимать весь ужас произошедшего. Кто-то только что сфотографировал ее и Гая голыми после того, как они занимались любовью. Интересно, как долго за ними наблюдали? Теперь она уже начала бояться за Гая. Они, наверное, сняли его, если он не успел отвернуться.

Наверно, не успел.

Господи! Ну кому это было нужно?

Она так сильно дрожала, что с трудом держалась на ногах. Гай все еще во дворе. Что он делает? Только тут она заметила, что он закрыл ей лицо ее же ночнушкой. Эйми натянула ее и принялась думать, что делать дальше. Может, выйти во двор, посмотреть, как там Гай?

Нет, он ведь очень переживал, что ее лицо попадет в кадр. Если она сейчас выйдет из комнаты, то все его труды пойдут прахом. Эйми расхаживала по комнате, кусала ногти и ждала.

Тут ее осенило: свет! Гай не войдет к ней, пока горит свет. Она выключила лампу и снова принялась расхаживать по комнате.

Наконец скрипнула дверь, ведущая на балкон, и в комнату скользнул темный силуэт. Эйми испугалась: а вдруг это неон?

— Гай?

— Это я. Не бойся.

— Ах, слава Богу! — Она бросилась к нему и ощупала его тело, чтобы убедиться, не ранен ли он. Он уже успел одеться. — Кто это был? Ты знаешь?

— Чертовы папарацци! Похоже, он был один. Я не смог его поймать.

— Что? — Эйми удивленно отпрянула от него. — Зачем папарацци нас фотографировать?

На минуту воцарилась тишина. Затем он тяжело вздохнул.

— Эйми, зажги свет.

Она застыла.

— Я бы отдал все на свете, чтобы этого не делать, — произнес он. — Но у меня только что отняли выбор. Уже через несколько дней эти фотографии появятся в таблоидах. Как только ты их увидишь, то сразу же поймешь… кто я такой. Что? В таблоидах появятся фотографии, на которых она обнажена? В таблоидах напечатают фотографии ее толстого голого тела на коленях у мужчины?

Уже потом до нее дошли остальные слова Гая. Он сказал зажечь свет, чтобы она могла его увидеть. Эйми несколько недель умоляла его об этом, но теперь ей стало страшно. Она вся тряслась, когда, обогнув кровать, подошла к тумбочке, на которой стояла лампа, и нажала выключатель. Теперь она видела Гая через москитную сетку, у двери стоял человек в черной рубашке с коротким рукавом и черных шортах. У него были короткие темные волосы. Но это она уже и так знала. Она обогнула постель, не сводя с Heго глаз, Затем набрала в легкие побольше воздуха и шагнула вперед. Теперь она его разглядела.

Ошеломленному мозгу Эйми потребовалось время, чтобы осознать, что она увидела. Он стоял и смотрел на нее. Лицо его было лишено всякого выражения. Он не был страшным.

И уродом он тоже не был.

Он был красив. До того красив, что дыхание захватывало.

Он был…

— Байрон Паркс, — прошептала Эйми, чувствуя, как земля уходит у нее из-под ног.

Он ответил почему-то голосом Ланса, с французским акцентом:

— Боюсь, все еще хуже.

Она охнула и прикрыла рот ладонью.

— Ланс?

— Да. — Он вскинул брови, словно бы хотел извиниться.

— О Боже! — Эйми отступила на шаг. В голове у нее все смешалось. — Ты и есть Гай?

— Никакого Гая нет, — ответил он голосом Гая. Потом упер руки в бока и уставился в пол. — И Ланса тоже нет. Есть только… я.

— О Господи!

Она уставилась на него. Без парика и бородки он был еще красивее. Бороду он, должно быть, наклеивал. И как она не заметила? Теперь было понятно, откуда у него такие темные ресницы и брови. Это знаменитое лицо с безупречными скулами, идеальной кожей и ярко-синими глазами… Его губы были достойны того, чтобы их увековечили в камне. А эта точеная челюсть с ямочкой на подбородке!

Она спала с Байроном Парксом, который назначал свидания самым красивым женщинам мира.

Папарацци сфотографировали толстую Эйми Бейкер из Богом забытого городка в штате Техас вместе с Байроном Парксом, международным плейбоем и самым сексуальным миллиардером в мире.

— О Боже!

— Теперь понимаешь, почему я не хотел, чтобы ты меня видела?

— Понимаю? Ничего я не понимаю!

— Ты считала меня страшным чудовищем, которое из-за своего уродства скрывается от мира. А я оказался всего лишь Байроном Парксом, у которого к тому же какой-то измученный вид. И прячусь я не от мира, а от таких вот, как недавний типчик. — При этих словах он указал во двор.

— Почему ты мне не сказал? Как ты мог спать со мной, зная, что я думаю? Зачем ты мне лгал?

Он бросил на нее умоляющий взор:

— Я пытался тебе намекнуть.

— Ах, этот таблоид! — вспомнила она. — Вот, значит, почему ты его купил.

— Да. Ты честно сказала все, что обо мне думаешь, и я тебя не виню. Я действительно такой.

— А я уже и не помню, что я сказала. — Эйми потерла виски.

— Зато я помню. Ты назвала меня бесчувственным, расточительным, неглубоким, каким-то измученным и сказала, что ни за какие деньги не согласилась бы со мной встречаться. Вот почему я хотел отправить тебя домой. Но ты отказалась уехать.

Эйми помнила тот день и дни, что за ним последовали. Она так старалась вытащить Гая на свет Божий, убедить его, что внешность не имеет значения, — оказывается, все это время она разговаривала с физически совершенным Байроном Парксом!

— Как ты, наверно, надо мной смеялся!

— Я не смеялся! — возразил он, шагнув к ней. — Что ты! Она отшатнулась от него.

— Сама виновата. — Она тряслась от истерического хохота, зажав рот рукой. — Теперь все понятно. Мужчины готовы спать со всем, что шевелится. Даже толстая домработница сгодится, лишь бы она была покладистой.

— Нет! — При ее словах Байрон пришел в ужас и снова шагнул к ней. — Нет, это не…

— Не прикасайся ко мне! — Она отпрянула. Глаза Эйми застилали слезы унижения.

— Господи, как у тебя легко получилось меня провести!

— Поверь, мне было совсем не легко тебя провести.

— А ты еще гримировался под Ланса, изображал французский акцент! Все дни проводил со мной, притворялся другом, и я тебе верила. И все это время ты знал, что это с тобой я сплю каждую ночь. Ты прекрасно это знал, а я даже не догадывалась, что разговариваю с тем мужчиной, с которым я сплю! А ты, наверно, все это время хихикал про себя?

— Эйми, нет…

Она схватила с кровати подушку и запустила в него.

— Как ты смел выставить меня дурой?! Как ты смел?! Он дернулся, когда в него попала подушка, и снова протянул к ней руки:

— Понимаю, ты расстроена…

— Да, расстроена! — Наконец-то из ее сведенного спазмом горла вырвался крик.

— Давай сядем и все спокойно обсудим.

— Не хочу ничего обсуждать. Я тебя не знаю! Мы с тобой совершенно не знакомы! Убирайся из моей комнаты!

— Пожалуйста, Эйми…

— Вон! — Она схватила другую подушку. — Убирайся' Вон!

— Ладно. — Он попятился к двери. — Мы поговорим утром, когда ты немного успокоишься.

— Вон!

Она швырнула в него подушку, но он успел выскользнуть из двери.

Когда он ушел, Эйми повалилась на пол, закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Никакого Гая Гаспара не было. Это разрывало ей сердце даже еще больше, чем унижение. Потому что Гай никогда не был ей так нужен, как сейчас.

Глава 16

Эйми всю ночь глаз не сомкнула. Она хотела написать подругам, но рана была так свежа, что она не сумела бы выразить свою обиду словами. «Может, сбежать?» — думала она. Пока темно, спуститься в город, снять номер в гостинице, а потом купить билет до дома.

Но когда взошло солнце, она поняла, что ей нужно предстать перед лицом незнакомца, который ее обманывал. Взглянуть ему в глаза и спросить, почему он это делал.

Она встала и приняла душ, пытаясь отмыть со своей кожи его запах. Перед ее внутренним взором, совсем как кадры кино, проплывали воспоминания о прошлой ночи. Остановить их было не в ее власти.

Когда Эйми вытиралась, ее взгляд упал на отражение в зеркале. Мокрые волосы ниспадали на дряблое обнаженное тело. А он еще говорил, что она красивая.

Неужели он все это время врал? Как может такой физически совершенный мужчина испытывать желание, глядя на нее?

Она проворно заплела волосы в косу, как заплетала их в прежней жизни. Причесавшись, она взглянула в зеркало и в первый раз в жизни поняла, как не идет ей эта прическа. В ней неожиданно проснулась гордость. Да, Байрон ранил ее, использовал ее, но она не желала снова становиться мышкой Эйми.

У Эйми не хватило смелости уложить волосы так, как она обычно это делала, но она вытащила из прически несколько прядок, чтобы смягчить эффект от тугой косички. Наложила немного косметики, чтобы было не так заметно, как опухло от слез лицо. А теперь — как бы одеться для этого разговора, при мысли о котором ей становилось дурно?

«Одежда может быть как оружием, так и щитом».

Так он ей как-то сказал. Интересно, сам он тоже одевается, руководствуясь этим принципом? Сегодня Эйми не хотелось наряжаться. Ей просто хотелось, чтобы это утро как можно скорее закончилось и чтобы она оказалась дома. Эйми выбрала брюки капри наиболее приглушенного цвета и не стала надевать украшения.

Теперь женщина в зеркале представляла собой нечто среднее между тем, какой она была до прибытия на Сент-Бартс и какой стала после.

Она повернулась и вышла из комнаты.

Он сидел на кухне, на одном из высоких табуретов, рядом с конфорками. Эйми так и застыла. Она не ожидала его здесь увидеть.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Вид у него был изможденный. На нем была та же одежда, что и прошлой ночью: темная рубашка и черные шорты. Эйми вспомнила, что на всех фотографиях Байрон был одет в мрачные цвета. Значит, даже то, что носил Ланс, было ложью.

Неожиданно она вспомнила первый день, когда Ланс открыл дверь. Вспомнила его яркую рубашку, улыбчивость, смеющиеся глаза.

Как же странно видеть щеки, нос и выразительные брови Ланса на другом лице! Разница была поразительной. И дело даже не в отсутствии бородки, не в том, что волосы другого цвета. Это сдержанное выражение лица, несколько скованная осанка… Это был совершенно другой человек.

Эйми сразу подумалось, что с актерами всегда так: в фильме они одни, а когда у них берут интервью — совсем другие, не похожие на своих героев.

Байрон тоже заметил, как она изменилась, и на секунду в его взгляде скользнуло то ли неодобрение, то ли угрызения совести.

— Я приготовил кофе, — сказал он ничего не выражающим голосом. — Тебе налить?

Она покачала головой:

— Я сама налью.

Значит, Ланса тоже больше нет, подумала она, потянувшись за чашкой. Когда она наливала кофе, руки ее тряслись. Она потеряла и любовника, и друга. Снова вернулась боль. На глаза ей набежали слезы.

— Я чувствую себя так, будто он умер. Словно я влюбилась в чудесного человека, благодаря которому испытала то, чего никогда прежде не испытывала, почувствовала, что живу и что счастлива. А вчера ночью… он умер. И не осталось даже тела, над которым я могла бы поплакать.

— Ах, Эйми!

Она услышала, как он подошел к ней из-за спины, и попыталась отстраниться.

— Не надо, — сказал он, обняв ее сзади. — Дай мне обнять тебя. Пожалуйста. На одну секундочку.

— У тебя его голос, — прошептала она, прикоснувшись к его рукам. — И обнимал он меня точно также. Если закрыть глаза, то можно представить…

— Пожалуйста, не плачь. Пожалуйста. — Он слегка раскачивался, прижавшись щекой к ее затылку. — Мне ужасно жаль, я даже сказать не могу как.

— Не отпускай меня. — Эйми повернулась к нему и, крепко зажмурив глаза, обняла. Байрон долго держал ее в объятиях, пока она горько рыдала, выплакивая горе. Наконец ее всхлипы затихли.

— Лучше? — спросил он.

— Немного. — Она выпрямилась и смахнула со щек слезинки. — Зря только косметику накладывала.

— Ты и так хорошо выглядишь. — Он помог ей вытереть слезы.

Она заглянула ему в глаза. У него были синие глаза, а не карие. Они оба замерли. Его взгляд скользнул по ее губам, и Эйми поняла, что он хочет ее поцеловать.

Она покачала головой и отвернулась. Байрон кивнул, приняв ее отказ. Затем, прямо у нее на глазах, его лицо вновь утратило всякое выражение. Нежное участие вперемешку со страстным желанием превратилось… в ничто. В мгновение ока он принял такой же скучающий вид, как и на фотографиях. Эйми не могла не подивиться этому перевоплощению.

Байрон повернулся и снова направился к табурету. У него даже походка изменилась: он держался более прямо и сдержанно, совсем не как Ланс. У него была королевская походка, походка человека, привыкшего, что все его пожелания выполняются беспрекословно.

— Нам нужно кое-что обсудить, — сказал он. Голос его, так же как и лицо, ничего не выражал.

«Кое-что обсудить»? Мягко сказано! Ну ладно: если он решил, что их беседа будет чисто деловой, может, это к лучшему. С чашкой кофе в руках она взяла табурет и поставила напротив его табурета.

— А повестку дня ты не напечатал?

На минуту в его глазах проскользнуло смущение.

— Ты имеешь потное право сердиться. Единственное, в чем я могу тебя уверить, так это в том, что фотографу не удалось запечатлеть твое лицо. Никто не узнает, что это ты была со мной прошлой ночью.

При этих словах Эйми испытала облегчение. Правда, это не уменьшило горя и боли утраты от потери Гая, но хотя бы одним унижением стало меньше. Если не считать того, что теперь во всех лавках люди будут глазеть на ее большое, толстое, жирное тело. Правда, части тела, запрещенные цензурой, скроют, но живот, бедра и дряблые ягодицы останутся открытыми. И наверняка фотограф успел сфотографировать ее задницу, когда она бежала вверх по лестнице. Она вновь испытала мучительную неловкость.

— Прости. — Байрон потянулся было к ее руке, но Эйми ее вовремя отдернула. Он вздохнул и снова принял скучающий королевский вид. — Знаешь, все пройдет. Конечно, первое время будет неприятно. Но потом эти подонки примутся за кого-нибудь другого, и все об этом забудут.

— Но я-то не забуду, — тихо произнесла она.

Он отвел глаза:

— Я не смогу отвезти тебя в аэропорт, как мы договорились.

Они договорились, что в аэропорт ее отвезет Ланс.

— Я найму тебе такси. Она кивнула.

— Я хорошо заплачу шоферу, и он будет молчать, пока ты не уедешь. Как только опубликуют эти фотографии, все на острове узнают, кто здесь живет. Возможно, эти снимки уже сегодня появятся в Интернете. Они произведут сенсацию — ведь люди так долго гадали, кто такой La Bete. В таком маленьком городке, как Густавия, слухи расползутся быстро.

О Господи! Она представила себе этот ужас — ее фотографии появятся в Интернете!

— Да все в порядке, — поспешил он ее заверить. — Скорее всего нам удастся скрыть твое имя. Никто не сфотографировал тебя вместе с Лансом, а те немногие жители острова, которые с тобой общались, не знают твоей фамилии. Думаю, твое полное имя известно лишь одному человеку: женщине из службы занятости.

— А также служащему турфирмы и банковскому кассиру.

— Пусть даже так. Все равно таких людей мало. Не думаю, что из этого стоит делать проблему. Жители Сент-Бартса очень покровительственно относятся к знаменитостям, которые здесь живут или отдыхают. Правда, есть некоторые исключения — с одним из них ты столкнулась прошлой ночью. Но как только ты покинешь остров, ты будешь в полной безопасности.

Несмотря на испытываемое ею унижение, у Эйми мелькнула новая мысль. Она взглянула на мужчину, сидевшего напротив:

— А как же ты? Ты-то здесь останешься. Как ты все это вынесешь?

— Здесь? Ну, не так уж много придется вынести. Нельзя сказать, чтобы Сент-Бартс кишел папарацци. Этот проныра, конечно, сильно действует на нервы, но его легко можно избежать. Наверняка один из местных, из числа тех, кто вшивается на пляжах в надежде щелкнуть звезд и разнюхать, кто с кем тусуется. — Он потер лоб. — Можно было догадаться.

Я даже знаю, когда себя выдал. Это было два дня назад, когда мы обедали в твоем любимом кафе.

Она поняла, о чем он. Кафе располагалось на открытом воздухе, напротив гавани. Она уже не помнила, о чем они разговаривали, но они так и покатывались со смеху. Эйми несколько раз приходилось смахивать с глаз слезы. Ланс как-то странно на нее взглянул, почти с восхищением, и назвал ее очаровательной.

Все это было неправдой. Она смеялась не вместе с Лан-сом. Она смеялась вместе с этим мужчиной. Эйми нахмурилась, пытаясь представить этого мужчину веселым и беспечным. Не получилось.

Он покачал головой, тоже вспоминая этот эпизод, но, наверное, по-другому.

— Мы сидели рядом с тротуаром. Нужно было бы, конечно, выбрать другое место, но ты наслаждалась видом… Обычно я слежу за людьми — нет ли среди них кого, кто мог бы меня узнать. Но на этот раз я отвлекся. Мимо прошлепал этот проныра, что высматривает знаменитостей. И тут я допустил фатальную ошибку: когда я увидел его, я пригнулся. Нужно было просто медленно отвернуться, а я пригнулся. И он уставился прямо на меня. Похоже, он был озадачен, но не узнал меня — так мне по крайней мере показалось. Похоже, я ошибся.

— Похоже на то, — автоматически подтвердила она. Как же это, должно быть, ужасно жить вот так: постоянно пригибаться, отворачиваться от тех, кто хочет посягнуть на твою частную жизнь!

Он долго молчал. Скучающее выражение исчезло с его лица. В его глазах отразилась боль.

— Господи, Эйми! Наори на меня! Скажи, что я скотина. Скажи хоть что-нибудь!

Она прерывисто вздохнула.

— Я просто хочу знать… ты надо мной смеялся?

— Нет! Нет. Пожалуйста… — Он потянулся к ее руке, но она снова ее отдернула. Байрон выругался, поднялся, подошел к раковине и начал любоваться видом из окна. Судя по синему небу, день в этом земном раю сулил быть великолепным. — Я полюбил тебя.

У нее свело судорогой живот.

— Разве я могу тебе верить? Ведь ты так часто меня обманывал!

Он повернулся к ней и вцепился в кухонный стол.

— Я очень редко тебя обманывал.

— Ты сказал мне, что узник, заключенный в башне, безобразен.

— Нет, — медленно проговорил он. — Я сказал, что жители острова считают человека, живущего в башне, чудовищем и что временами мне самому на него смотреть тяжко. И это чистая правда, Эйми. Я приехал сюда семь месяцев назад потому, что я сам себе не нравился и мне хотелось понять, каков я на самом деле. Нельзя жить, если сам себя не любишь.

Эйми нахмурилась, вспомнив, что себя она тоже не любит. Впрочем, это касалось только внешности. Собственный характер ей всегда нравился, если не считать страхов, конечно.

Глядя на этого красавца, который имел в жизни все, чего только можно пожелать, она подумала: интересно, как это — чувствовать себя душевным уродом?

— Потом появилась ты, — продолжил он, — и все в моей душе изменилось. Вообще-то перемены начали происходить еще до этого. Но ты… даже не знаю, как сказать… озарила мой мир светом. Ты словно дала мне глоток свежего воздуха, и в первый раз в жизни я понял, что живу, живу по-настоящему. Что же удивительного в том, что я в тебя влюбился? — Он бросил на нее умоляющий взгляд. — Не понимаю, как мужчина может быть с тобой пять секунд и не влюбиться в тебя. Как мужчина может слышать твой смех, видеть твою улыбку, просто быть с тобой и не любить тебя? Я сам себе не очень нравлюсь, но мне нравится, каким я становлюсь с тобой. Мне нравимся мы, когда мы вместе. Хоть бы я всегда мог оставаться таким!

— О Боже! — Эйми прикрыла рукой рот и расплакалась. От этих слов, произнесенных голосом Гая, у нее разрывалось сердце. — Мне бы тоже этого хотелось.

— Но к сожалению, я не такой. Но я уже и не тот, каким приехал сюда. Я сам не знаю, кто я. Знаю только, что не хочу возвращаться к прежней жизни. — Он покачал головой. — Если бы не прошлая ночь… Если бы ты узнала все по-другому… Я бы сейчас на коленях умолял тебя вернуться после свадьбы и помочь мне разобраться в себе. Может, настоящий я — это нечто среднее между Лансом и Гаем и мне просто нужно научиться быть этим человеком, не накладывая грим и не скрываясь в темноте. Но того, что случилось прошлой ночью, не исправишь. И теперь мы не можем показаться вместе на публике: все сразу поймут, что это ты на фотографиях. Я достаточно хорошо тебя изучил и понимаю, что ты будешь чувствовать себя очень… неловко.

Она поняла, что он имеет в виду. Будут знать не только ее семья и подруги — что само по себе ужасно. Если они останутся вместе, каждый раз, когда он будет представлять ее своим знакомым, они будут пожимать ей с улыбкой руку, а она будет думать: «Этот человек видел меня обнаженной».

Его знакомые. Богатые, знаменитые, красивые люди. У большинства из них идеальные фигуры. Может, Байрон над ней и вправду не смеялся — она еще не решила, верить ему или нет, — но все остальные точно будут потешаться. Люди, завидев их вдвоем, будут говорить: «Интересно, что Байрон Паркс нашел в этой толстухе?»

Даже если бы не было этих фотографий, даже если бы ей удалось сбросить вес и она больше не была бы толстухой, Эйми не могла представить, как впишется в общество его друзей, в русло привычной ему жизни.

Она покачала головой:

— Даже если бы этого не произошло, мы все равно не смогли бы быть вместе. Ты ведешь совсем другой образ жизни, а мне нужно ухаживать за Мим.

— Ах да. Это же твой долг.

К ее обиде примешался гнев.

— Не все могут жить так, как хотят. Некоторые люди не могут пренебречь своими обязанностями.

— Знаю, но я по-прежнему считаю, что твоя бабушка должна справиться со своими страхами и не заставлять тебя приносить в жертву свою жизнь.

Она встала и повернулась к нему, гордо расправив плечи:

— Думаю, нам не следует это обсуждать. Ведь я открылась тебе, думая, что ты совсем другой человек. Тот, кому я могу доверять. А ты просто играл в игру и скрывался. Спал со своей домработницей, потому что она была единственной женщиной, которой ты мог добиться, не открыв своего истинного лица.

— Это не так! — возразил он, проведя ладонью по лицу. — Что мне еще сказать, чтобы ты поверила, что я испытываю к тебе настоящие чувства? Я не лгал. Да, Гая Гаспара не существует, но все равно мы многим делились друг с другом.

— А я все вспоминаю, сколько раз я просила тебя показать лицо. — Она нервно рассмеялась. — Сколько раз пыталась убедить тебя, что внешность не имеет значения. Знаешь, как я за тебя переживала? Как тревожилась? — Эйми стиснула руки в кулаки, она с трудом сдерживалась. — Я так хотела помочь тебе принять себя, хотела, чтобы ты избавился от страха показать людям свое лицо. Наверно, я бы всю жизнь переживала, что ты сидишь в этой башне один-одинешенек.

Но ведь ты почти не сидел в башне! Ты жил в свое удовольствие под видом беспечного Ланса Бофорта. — По ее щеке скатилась слеза. — Как тебе, наверное, было весело! Наверно, ты не только надо мной одной потешался. Держу пари, ты смеялся над всем островом, который поверил в придуманную тобой сказку о заточенном в башне чудовище. Позволь спросить: как долго ты собирался продолжать этот розыгрыш?

— Не знаю. Недолго. — Байрон замялся, понимая, что после всего случившегося она заслуживала откровенности. — Сначала я хотел придумать, что Гаспар якобы продал мне этот форт и вместо него здесь поселился я.

— Понятно. — Эйми взглянула на него с упреком. Лучше бы она его ударила! — А я бы жила дальше и переживала за тебя, чувствуя себя полной неудачницей, потому что не сумела помочь тебе полюбить себя. А ты зажил бы прежней жизнью: вечеринки, кинопремьеры, романы со звездами… — Эйми стояла перед ним и вся тряслась. — Вообще-то я не люблю ругаться, но — черт бы тебя побрал! Черт бы тебя побрал! — Она бросилась к двери.

— Эйми, постой! — Байрон бросился вслед за ней, схватил ее за руку.

— Отпусти меня! — Она попыталась вырваться.

— Пожалуйста, выслушай! — Он умоляюще поднял свободную руку. — Просто выслушай.

— Пусти!

— Если я отпущу, ты выслушаешь? — Она перестала вырываться, и он отпустил ее руку. Эйми отвернулась от него и прижала руку к груди. — Ты не неудачница. Если бы я был Гаем, я бы тебе доверился. Я не показывался тебе лишь потому, что не хотел, чтобы ты страдала. Для тебя же было лучше ничего не знать.

— Неправда! — Она бросила на него взгляд через плечо. — Я зла и унижена, но я тогда уже страдала, и страдала бы всю жизнь из-за того, кто даже не существует.

— Но я существую! Может, я и не Гай, но до того, как ты появилась, я был затворником. Я ушел в себя. Ты помогла мне освободиться. И я не собираюсь возвращаться к прежней жизни, даже когда вернусь в Лос-Анджелес. Да, мне пора уже перестать скрываться, но я не хочу вновь становиться таким, каким я был до того, как сюда приехал.

Я не прошу простить меня за то, что доставил тебе так много страданий. Я попрошу только не становиться такой, какой ты была прежде. То, что произошло между нами, изменило нас обоих. Я прошу тебя только об одном: чтобы у тебя хватило смелости остаться той женщиной, какой ты стала со мной.

Эйми отвернулась. Через некоторое время покачала головой. Она сама не знала, что хочет этим сказать: то ли «нет», то ли просто отмахнуться от его слов.

— Мне пора собирать вещи.

Она ушла, а Байрон остался стоять в залитой солнцем кухне: В итоге неудачу потерпел он. Его сердце вновь свело болью, которую он даже не пытался прогнать. Боль становилась все сильнее, и он заплакал, уронив лицо в ладони.

Глава 17

Эйми проснулась дома, в своей постели. Это было похоже на сон, который приснился ей после того, как она в первый раз занялась любовью с Гаем: словно она никогда никуда не уезжала и это все приснилось. А затем нахлынули воспоминания, и она снова опечалилась.

Действительность и сон поменялись местами, и теперь сон стал явью. Время, проведенное на Сент-Бартсе, было иллюзией. Никакого Гая не было. Был только незнакомец по имени Байрон.

Эйми лениво поднялась и принялась распаковывать багаж, присланный ей с лайнера. Ужаснее всего было разбирать одежду. Ту, которую они покупали с Кристин перед отъездом. Раньше эти шмотки казались ей прелестными. А теперь они вдруг стали какими-то скучными и мешковатыми.

Неужели она действительно намерена снова так одеваться?

А с другой стороны, хватит ли у нее сил и смелости отправиться покупать новую одежду? Одежду, похожую на ту, что выбрал Ланс?

Она вспомнила его слова: «Я прошу тебя только об одном: чтобы у тебя хватило смелости остаться той женщиной, какой ты стала со мной».

На глаза ее снова навернулись слезы. Эйми разозлилась. Пора перестать плакать. Мама бы сказала: «Что толку плакать? От этого ничего не изменится».

«Не плачь. Не жалуйся. Будь смелой. Будь сильной. Терпи, терпи, терпи».

Но на этот раз слова не вдохнули в нее силы, как это бывало обычно. Они лишь усилили боль. Устав сдерживаться, Эйми уселась на полу, рядом с чемоданом, полным мешковатой одежды, и громко заревела. Она ревела так долго, что чуть не охрипла. Она оплакивала себя. Маму. Дедушку. А больше всего она ревела из-за Гая. Она ревела, пока не выревела все, что накипело на душе. Пока не почувствовала себя полностью опустошенной.

Без всяких эмоций она осмотрела свое маленькое уютное жилище и подумала: «Что я здесь делаю?»

Какая странная мысль! Она здесь живет. Это ее дом. Она приехала сюда, чтобы ухаживать за Мим, чем ей и надлежало заняться в первую очередь. Но Эйми приехала так поздно, что даже не заглянула к бабушке.

Мысль о том, что предстоит встреча с Мим, отняла у нее последнюю силу духа. Но тем не менее Эйми встала и механически оделась. Так как одежда, в которой она приехала, нуждалась в стирке, она надела старую красную футболку и джинсовку, которые были велики ей на несколько размеров. Взглянув в зеркало, она поняла, что вернулась безвкусно одетая Эйми.

Не желая больше об этом думать, она вышла из фургона и направилась по тропинке сада к дому. Ночью прошла гроза, сильная и бурная, как и все весенние грозы в штате Техас. С утра же на небе не было ни облачка. Омытый дождем сад так и сверкал, а в воздухе словно был растворен золотой блеск.

Проходя мимо ухоженных клумб, Эйми не могла не удивиться: неужели это Элда поддерживает сад в порядке? Нужно ее поблагодарить, когда они встретятся и обсудят все, что произошло в отсутствие Эйми.

На большом дубе, что затенял главную лужайку, щебетали и перекликались птицы. Шагнув на тенистое крыльцо, Эйми заметила, что во время грозы на плетеную мебель нападало много листьев. Нужно хорошенько здесь подмести, прежде чем возвращаться в свой фургон.

— Мим? — позвала она, пройдя в раздвижные стеклянные двери. Как только она вдохнула запах этого дома, на нее нахлынула масса воспоминаний. А в доме бабушки и дедушки всегда пахло: печеньями, пирожками, и полиролью для мебели с запахом лимона и розами. На журнальном столике в коридоре она увидела вазу со свежесрезанными розами.

— Эйми? — Сначала послышался грохот и бряцанье бабушкиного ходунка, а потом в дверях кухни появилась сама Мим. На ней был голубой домашний костюм. Улыбка осветила ее морщинистое лицо. — Я так рада, что ты вернулась!

Эйми обняла бабушку. Получилось это у нее довольно неуклюже — мешал ходунок. Зажмурившись, она ощущала такое знакомое, маленькое и теплое тело бабушки, вдыхала запах ароматического талька.

— Я тоже рада тебя видеть. — Эйми выпрямилась и поглядела на бабушку, словно желая увериться в том, что Мим жива и невредима.

Бабушка выглядела хорошо, даже немного разрумянилась. У нее были безупречная кожа и тонкие кости, кот она передала своим детям и внукам.

— Почему ты ходишь с ходунком? — спросила Эйми. — Когда я уезжала, ты сама нормально ходи.

— Ах, мое бедро опять разболелось, — вздохнула бабушка.

— Ну, тогда присядь.

— Нет-нет, я пеку пирог. — Мим повернулась и снова заковыляла к кухне.

— Пирог? — Эйми последовала за ней в сияющую чистотой белую кухню с кружевными занавесками и утварью, которая не менялась с пятидесятых годов.

— Хочу приготовить что-нибудь особенное, чтобы отметить твое возвращение.

— Не нужно, — сказала Эйми. Неужели Мим снова забыла, что Эйми на диете и не ест сладкого?

— Но мне это совсем не сложно. — Одной рукой Мим держалась за ходунок, а в другую руку взяла лопаточку. Древний чугунный миксер на белом столе размешивал шоколадное месиво. Скрюченная от артрита рука Мим дрожала, когда она отскребала это месиво со стенок. — Боюсь, я уже не такая ловкая, как прежде.

— Дай я этим займусь. Посиди пока. — Эйми усадила бабушку на стул рядом со столом, за которым обычно они завтракали.

Усевшись, бабушка схватила Эйми за руку и крепко ее сжала.

— Я так рада, что ты добралась до дома живой и невредимой! Как это было ужасно!

— Вообще-то все было не так уж и плохо, — произнесла Эйми и вдруг поняла, что, если не считать того, чем все закончилось, все было и вправду восхитительно. Самое чудесное время в ее жизни. — Хочешь, я расскажу тебе о Сент-Бартсе?

— Здесь у нас творился полный хаос, — провозгласила Мим и начала перечислять то, что случилось в отсутствие Эйми.

Эйми слушала, разливая тесто для торта в две круглые формы и ставя их в духовку. Вообще-то она была даже рада, что бабушка не расспрашивает о поездке, но поток ее жалоб казался бесконечным.

Сегодня Эйми это раздражало больше, чем обычно: за пять недель, проведенных на острове, она уже разучилась выслушивать причитания Мим.

Бабушка начала с соседа, у которого обнаружили рак простаты. Его жена была жутко расстроена, и Мим чем могла старалась утешить бедную женщину. Люди, у которых случается такое горе, не понимают, как их печаль действует на нервы окружающим. А потом в автомобильной катастрофе погибли сын и невестка одной партнерши Мим по бриджу, ныне уже покойной. Мим все-таки пошла на похороны, хотя от весенних дождей у нее обострился артрит. Ее жалобы не ограничивались только болями в бедре. После того как Эйми уехала, Мим чуть не умерла от инфаркта. Она до сих пор не вполне пришла в себя.

— Что? — встревоженно охнула Эйми, хотя и знала, что под «инфарктом» Мим скорее всего подразумевает стенокардию. — Элда мне ничего не сказала!

— Конечно, не сказала, милая, — вздохнула Мим. — Я не хотела портить тебе отдых, поэтому попросила ее ничего не говорить.

— Нет, Мим! — Эйми села рядом и взяла хрупкую руку бабушки в свои ладони. — Не нужно скрывать от меня такие вещи. Я хочу знать все, что происходит, когда меня нет рядом. Иначе путешествовать мне становится гораздо труднее, а ты же знаешь, как я хочу посмотреть мир.

— В том-то и проблема. — Мим снова вздохнула. — Когда звонишь домой, все всегда говорят, что «все в порядке». А может, дом сгорел дотла, а родные просто не хотят портить тебе отдых! Но слава Богу, теперь ты дома. Надеюсь, это испытание заставит тебя одуматься и больше не пускаться в долгие путешествия.

Эйми откинулась назад. Внезапно она осознала все. Словно кто-то отвел с ее глаз пелену, мешающую видеть. Гай был прав. Мим делает это нарочно.

Эйми сказала, что ей будет сложнее путешествовать, если ее не будут информировать об истинном положении дел, а что ей ответила бабушка?

К тому же половина несчастий, которые перечислила Мим, не имели к ней самой непосредственного отношения. Она приняла на себя беды соседки и потерю сына подруги, которого она, наверно, последний раз видела двадцать лет назад. А Эйми еще оказалась виноватой, что оставила Мим наедине со всеми этими бедами!

— Знаешь что, Мим, — она погладила рукой стол, — мне пора.

— Но ты же только что пришла! Да и пирог еще не испекся.

Ах да, пирог. «Пусть Эйми поскорее возвращается, и мы опять ее раскормим».

Нет-нет! Она покачала головой. Навряд ли все так плохо. Не может же Мим быть до такой степени эгоисткой. Ее страхи настоящие, это они довели ее до теперешнего состояния. Она не нарочно лишила внучку всякой свободы, опутав ее собственными страхами.

«Если у тебя хватило смелости преодолеть свои страхи, почему бы твоей бабушке не преодолеть свои?»

Она помотала головой, пытаясь позабыть слова Гая.

— Прости, но мне действительно пора.

— С тобой все в порядке? — Мим поднялась на ноги. — У тебя слегка нездоровый вид. Ты ничего не подхватила на этом острове?

— Нет. — Эйми обняла бабушку, не зная, то ли ей смеяться, то ли плакать. — Я в порядке. Я потом к тебе еще загляну.

— Хорошо. — Мим крепко ее обняла. — Господи, да ты никак похудела?

— Да. И довольно сильно.

— Ну и ну! — Мим повнимательнее присмотрелась к ней, и в ее бледных глазах отразилось беспокойство. — Смотри не вздумай худеть слишком сильно, иначе совсем ослабнешь. Но какая же ты хорошенькая! Мне нравится, как ты одета. Этот наряд очень идет к твоей фигуре.

«В этом наряде я кажусь огромной», — подумала Эйми. Она покачала головой:

— Мне и вправду пора идти.

— Хорошо. — Бабушка снова ее обняла. — Мы поговорим позже.

— Да. Может быть.

Эйми была на грани истерики. Почему она раньше не замечала, что Мим ею манипулирует? То есть замечала, конечно, просто не понимала, насколько вопиющи ее уловки. Но почему? Почему вес эти годы она находила этому какие-то оправдания? Мим ведь не желала ей зла! Наоборот, она хочет чтобы с Эйми ничего не случилось. Но она навредила ей уже тем, что слишком привязалась к ней. Ведь лоза, опутывая дерево, в конце концов губит его.

Когда Эйми добралась до фургона, то обнаружила, что дверь в офис открыта. Очевидно, пока она была в доме, пришла Элда.

Женщина сидела за письменным столом и разговаривала по телефону со специальным приспособлением, оставлявшим свободными руки. Одновременно она что-то набирала на компьютере. Элде было немного за шестьдесят. Вся она излучала уверенность и теплоту, которые были отличительными признаками любой хорошей нянечки и сиделки. Как только она увидела Эйми, ее лицо осветилось улыбкой.

— Добро пожаловать домой, — сказала она, закончив разговор. Потом вынула наушник, обернулась и обняла Эйми. — Я так рада, что ты вернулась! Ну рассказывай: как съездила?

Эйми чуть не расплакалась. Ну почему бабушка не могла так ее поприветствовать?

— О Господи! — Элда усадила Эйми на одно из высоких кресел рядом со столом. — Что случилось?

— Ничего. — Эйми перевела дыхание и постаралась успокоиться, разглядывая свой красивый уютный офис. Все цветы были политы, мебель в стиле королевы Анны начищена полиролью. — Просто перелет домой совсем лишил меня сил.

— Тогда отдохни. — Элда снова уселась за письменный стол. — Я еще день смогу проработать одна.

— Нет, тебе и так пришлось справляться со всем дольше, чем ты планировала вначале. Я не хочу снова тебя перегружать. — Ну вот еще! — фыркнула Элда. — Мне это даже нравилось. У тебя такой чудесный офис. Было истинным удовольствием сидеть за работой и любоваться садом.

— Я заметила, какой сад ухоженный. Спасибо тебе, что ты о нем позаботилась.

— И вовсе я о нем не заботилась! Это все твоя бабушка.

— Что? Но… как же? У нее болит бедро, и она говорит, что у нее был инфаркт, — наверное, она преувеличивает, но все равно зря ты от меня это скрыла. Знаю, вы обе хотите, чтобы мне было легче, но я должна знать о таких вещах.

Элда рассмеялась:

— Ох уж эта Дафна! Никакого инфаркта у нее не было. Просто легкая стенокардия, вызванная избытком эмоций. Ее даже в больницу отвозить не пришлось, хотя она требовала, чтобы вызвали «скорую помощь» и еще много чего.

— Ты уверена? — спросила Эйми, хотя и сама она подозревала нечто подобное. — Это случилось, когда я потерялась на Сент-Бартсе?

— Нет! — Элда махнула рукой. — Это случилось потому, что она была мной недовольна. Первые несколько дней после того, как ты уехала, она лежала на диване и ждала, что я буду за нее готовить и убираться, так как она очень плохо себя чувствует. Я сказала ей, что даже и не подумаю: она вполне способна о себе позаботиться. Ну, она закатила сцену, которую я оставила без внимания. Этому я научилась, когда приходилось иметь дело с избалованными детьми. Если не обращать внимания на их капризы, они очень скоро их прекращают.

Эйми только глазами захлопала. Неужели Элда только что сравнила Мим с избалованным ребенком?

— Спустя две недели она начала выбираться в сад: дергала сорняки, всем своим видом пытаясь изобразить, какие мучения испытывает. Я и это оставила без внимания.

— Не обращала внимания на то, как она с трудом дергает сорняки? — Эйми вскипела от гнева. Как она могла поручить бабушку заботам этой бесчувственной женщины?! — А что, если бы ей стало плохо?

— Эйми! — Элда бросила на нее суровый взгляд. — Я не спускала с нее глаз, и если бы понадобилось, я в мгновение ока пришла бы ей на помощь. На самом же деле Дафне необходимы физические упражнения и свежий воздух. По-моему, это пошло ей только на пользу.

— Тогда почему она снова пользуется ходунком?

— Понятия не имею! — Элда вскинула брови, словно желая этим сказать, что Мим взяла ходунок только для того. чтобы произвести впечатление на внучку. — Если хочешь знать мое мнение, ей нужно вести более активную жизнь. Пусть пригласит своих подруг на партию бриджа.

— Большая часть ее партнерш, по бриджу давно преставились.

— Но не все же! Пусть заведет себе новых подруг. Я знаю одну компанию, увлекающуюся наклеиванием вырезок в альбомы, которая собирается каждый четверг. Может, дашь ей одно из моих приглашений и уговоришь ее присоединиться?

Значит, это Эйми виновата, что у бабушки нет друзей? Она терла виски. Ей хотелось заплакать. Зареветь.

— Милая, с тобой все в порядке? — спросила Элда, нагнувшись к ней.

— Прости. Я просто очень устала.

— Ну, тогда послушай меня и возьми выходной. Я и сама со всем справлюсь.

— Нет, я хотела просмотреть еще не выполненные заявки.

— У меня все под контролем. — Элда снова вставила наушник. — Иди отдохни.

Эйми хотела было с ней поспорить. Раньше она никогда не брала лишних выходных и никого не просила ее заменить. Однако сейчас она ужасно устала, ей казалось, что ноги ее вот-вот подкосятся и она упадет.

— Ты уверена?

— Абсолютно. Иди. Дай мне поработать.

Эйми вышла во двор и поднялась по лестнице, ведущей в ее комнату. Темнота ее успокаивала, поэтому она не стала раздвигать занавески, хотя обычно в такой прекрасный день она распахнула бы все окна. Затем она открыла ноутбук, чтобы написать Мэдди и Кристин. В первый раз при этой мысли она испытала ужас. Как она расскажет им, что случилось? Когда они в последний раз обменялись письмами, она рассказала им о том, какой ультиматум применит, чтобы заставить Гая показать лицо перед ее отъездом. Они пожелали ей удачи и сказали, что с нетерпением ждут подробнейшего отчета.

Как она может рассказать им о том, что случилось?

Нет, поняла Эйми. Она не может выразить это словами, когда потрясение еще так свежо. Но нужно дать им знать, что она вернулась домой. И что с ней все в порядке. В порядке? К горлу подкатил комок. Но она сглотнула и уселась писать послания.

Ей пришло несколько открыток от подруг и обычный завал спама.

И послание от Гая.

Эйми так и застыла, увидев адрес. Обычно они общались напрямую — ведь их компьютеры были связаны между собой. Но несколько раз они пользовались электронной почтой. Только вот Гая не существовало. Значит, письмо было от Байрона Паркса.

Тема: Пожалуйста, прочитай.

Посмеет ли она открыть это письмо? Что он хотел ей сказать?

Трясущимися пальцами Эйми открыла послание:

Просто хочу убедиться, что ты благополучно добралась до дома. Эта неделя, похоже, будет особенно тяжелой. Все зависит от того, сколько таблоидов купят фотографии и попадут ли они на обложку. Надеюсь, что их напечатают где-нибудь внутри журнала или вообще не напечатают. Но если тебе будет плохо и захочется с кем-нибудь поговорить, выплеснуть чувства, знай: я всегда здесь.

Эйми хотела написать ему, что у нее есть подруги — настоящие подруги, но затем вспомнила, что решила ни о чем им не рассказывать. Кроме того, то, что произошло, касается только их с Байроном. Может, вдвоем им легче будет пережить эту неприятность. Она собралась с духом и напечатала вежливый, но прохладный ответ:

Да, я уже дома. Ценю твое участие и буду иметь в виду твое предложение.

После чего она переключила внимание на послания, присланные подругами. Но тут пришел ответ от Байрона. Очевидно, он был в онлайне. Она представила, как он сидит в башне с ноутбуком. Она и раньше это часто представляла, только теперь она знала, как он выглядит.

Байрон: Рад, что ты благополучно добралась домой. Но я заметил, что ты оставила одежду. Я упакую ее и отправлю тебе.

Эйми: Мне не нужна эта одежда. Можешь оставить ее себе.

Может, он на этом успокоится? Но он снова прислал ответ:

Не думаю, что мне пойдет такая одежда. Лучше я отошлю ее тебе, а ты уж делай с ней что хочешь. Прошу тебя еще раз: пожалуйста, не прячь свое тело. Ты красивая женщина, Эйми. Одна из самых красивых женщин, каких я когда-либо знал. Не прячь же себя!

Она злобно начала печатать:

Учитывая, что твоей последней любовницей была Джулианна Мур, твоим словам трудно верить. У меня и так хватает забот. Не нужно расстраивать меня лживой лестью.

Байрон: Ты все еще мне не веришь? Это начинает действовать мне на нервы! Ты же верила мне, когда считала, что я урод. Неужели ты думаешь, что только урод может найти тебя красивой? Эйми, я готов тебя придушить! Взгляни на себя как следует в зеркало. Или нет — ведь ты вернулась домой, к бабушке. Готов спорить, что ты сейчас сидишь в своей старой одежде и волосы у тебя заплетены в тугую косу. Не делай этого! Не запирай себя от мира!

Эйми уставилась на эти строки: именно это сказал бы Гай… Да, он прав. Она взглянула на свой свитер и скорчила гримасу: прошло меньше суток, а она уже вернулась в свой прежний образ.

Да, Гай бы сказал именно так.

Эта мысль ее потрясла. На кухне он сказал ей, что, может быть, настоящий он — это нечто среднее между Лансом и Гаем. Есть над чем задуматься. Вообще-то ей и так есть над чем задуматься: например, как у Элды получилось найти подход к Мим. За время ее путешествия дом не рухнул. Да и сад не зачах.

Эйми отсутствовала больше месяца, и все в полном порядке! Даже лучше, чем когда она была здесь. Определенно есть над чем задуматься. В ответ на просьбу Байрона она пообещала как следует заняться своим туалетом. Затем переключила внимание на Мэдди с Кристин. Кристин снова была в Колорадо: больничное расписание позволяло ей улетать туда на три-четыре дня. Подруги засыпали ее вопросами, но Эйми написала, что обо всем расскажет, когда они приедут на девичник. Таким образом, она выгадала несколько дней, за которые должна была обдумать, что можно им рассказать.

Угомонив таким образом подруг — не совсем, конечно, они продолжали грозить ей и требовали, чтобы она немедленно поделилась с ними, — она захлопнула ноутбук, взяла ключи от машины и направилась к молу.

Глава 18

Эйми понравился поход по магазинам. Она пришла на мол с твердой решимостью найти одежду, похожую на ту, что для нее выбрал Ланс. То есть Байрон. Как странно! Она покупана одежду вместе с Байроном Парксом, сыном известной во всем мире модели. Интересно, сколько женщин могут этим похвастаться?

Она направилась в универмаг, где имела обыкновение делать покупки, но по пути ей посчастливилось забрести в великолепный бутик. Там она обнаружила много удобной одежды, которую легко можно было сочетать друг с другом.

В этом магазинчике Эйми удалось купить основу своего будущего гардероба, а также много забавно!! бижутерии.

Вернувшись домой, она села строчить послание Гаю и задумалась. Эйми так привыкла подробно описывать ему каждый свой день, что послать ему сейчас письмо казалось вполне естественным делом. Только он был не Гаем, а Байроном.

Пусть даже и так. Все равно ей хотелось возобновить их обмен сообщениями. Эйми злилась, но не забыла, как он умолял ее не становиться снова неряхой в одежде. Похоже, он переживал за нее не меньше, чем она когда-то переживала за Гая, заточенного в башне. Ну что ж: она вполне в состоянии развеять его тревоги.

После долгих раздумий она написала:

Хочу тебе сообщить, что сегодня я отправилась за покупками и приобрела очень красивую одежду. Думаю, этот стиль пришелся бы тебе по вкусу. Поэтому нет необходимости высылать мне одежду, которую ты для меня купил.

Байрон: Отправилась за покупками? Правда? Жаль, меня там не было! Мне очень нравится делать с тобой покупки. Что ты купила?

Эйми, нахмурившись, смотрела на экран. Как же это странно! Именно так ответил бы Ланс. Только американский стиль речи письма был ближе Гаю. Сначала ей не хотелось отвечать, но потом она решила, что это будет грубо, и описала ему бутик, который она для себя открыла.

В ответ он написал:

Я знаю, о каком бутике ты говоришь. Их целая сеть. Одна моя подруга, с которой я познакомился благодаря маме, работает фотомоделью для их каталога. Она говорит, что там продают очень удобную и стильную одежду и фотосессии всегда проводят в прикольных местах.

Эйми: Раньше ты никогда не говорил ни о друзьях, ни о своей семье. Вообще ничего не рассказывал о своей личной жизни.

Байрон: Я не мог — ведь тогда ты не знала, кто я такой. А теперь могу. Если тебе интересно, спрашивай меня о чем хочешь.

Эйми уверяла себя, что ей это совсем неинтересно. Она не собирается поддерживать отношения с этим человеком. Но она лгала себе. Ей ужасно хотелось узнать его получше. Она провела с ним четыре недели своей жизни. Когда он снял маску, то оказался совсем не тем, кого она ожидала увидеть, но ей все равно хотелось его разгадать.

Последующие четыре дня они только и делали, что обменивались письмами. Их разговоры были бесконечны и часто продолжались до зари. Эйми засыпала за ноутбуком, а просыпаясь, видела на экране пожелание: «С добрым утром».

Байрон отвечал на все ее вопросы, рассказывал о своем детстве, как он жил то у отца, то у матери. Учился он в Калифорнии, а летом гостил у бабушки, на юге Франции.

Эйми: Выходит, дом бабушки вдохновил тебя на создание такого дизайна для своей кухни?

Байрон: Ну да. Мне нравилось у нее гостить. Бабушка жила в крошечном домике рядом с Нарбонной, разводила кур и держала коз. Мама стеснялась своего деревенского происхождения, а мне всегда нравилось отдыхать там летом. Это было единственное место, где я мог позволить себе расслабиться и… быть собой, что ли.

Эйми огорчало, что он в столь юном возрасте нацепил на себя скучающую маску. Теперь она была уверена, что то лицо Байрона Паркса, к которому привык мир, всего лишь маска. Она не забыла, как он сказал, что, может, он и не Гай, но тоже своего рода узник. Значит, он и вправду был покрытым шрамами человеком, прятавшимся в башне, только шрамы эти были душевные. Конечно, это не извиняло того, как он обошелся с Эйми, но понять его все равно было можно.

В одно прекрасное утро вышли таблоиды с их фотографиями. Байрон написал ей:

Надеюсь, ты запаслась продуктами на целую неделю. Думаю, ближайшее время тебе будет очень неприятно стоять в очереди в кассу.

Эйми: Плохи наши дела, да?

Байрон: Мы попали на обложку «Сан». Вообще-то снимок на обложке не так уж плох… Но внутри просто ужас что такое. Боже, прости меня! Как же мне хочется поймать этого прохиндея и придушить его ремешком от фотоаппарата!

Эйми захотелось самой все увидеть. Предчувствуя недоброе, она приблизилась к очереди в кассу и сразу заметила фото. Большую часть снимка занимал Байрон. Он прижимал Эйми к груди, а лицо его выражало гнев. Одной рукой он закрывал ей лицо, а другую руку тянул к камере, словно хотел закрыть объектив или выхватить ее у фотографа.

Рядом были люди, поэтому у Эйми не хватило смелости открыть таблоид и посмотреть, какие фото внутри. Она купила журнал и принесла его домой. Открыла и в немом шоке уставилась на фотографии, где она в голом виде бежит вверх по лестнице. Когда она взглянула на заголовок, ее чуть не стошнило.

Байрона Паркса застукали с домработницей.

Вдруг кто-нибудь догадается, что это она? Правда, на обложке не был упомянут остров Сент-Бартс, но некоторые люди (Мэдди, Кристин, Элда и Мим) вполне могут это вычислить, если откроют журнал и прочитают статью. Слава Богу, что никто из них не читает таблоиды!

Статья тоже ее покоробила. В ней писалось, что Байрон так переживает после разрыва с Джулианной Мур, что ищет утешение в своей толстой домработнице.

Немного успокоившись, Эйми отослала ему письмо:

Что ж, этого и следовало ожидать.

Байрон: Сплошная ложь! Я вовсе не переживал, когда Джулианна меня бросила. Просто именно после этого я осознал, что мне не нравится та жизнь, которую я веду. А что касается эпитета «толстая», то так говорят всегда, когда хотят оскорбить женщину. Они думают, что женщина, которая не отвечает их представлениям о сексуальности, может подцепить только того мужика, который недавно разочаровался в любви. Я готов их убить! Ну а ты как? Как ты с этим справляешься?

Эйми: Не знаю. Немного нервничаю и все никак не могу поверить в случившееся. Хорошо, что они моего лица не засняли, а то бы ты еще больше переживал. А ты как?

Байрон: В ярости. Но это пройдет. Когда я отправился на рынок, чтобы купить журнал, завидев меня, все вскидывали брови. Но на меня и без того пялятся и перешептываются за моей спиной с тех пор, как я перестал носить парик и бородку. На этой неделе вся Густавия только и говорит о том, что Зверь вышел из башни. Надо сказать, я скучаю по Лансу. Мне нравилось быть этим обыкновенным парнем. Раньше мне это никогда не удавалось.

Эйми поежилась и напечатала:

Значит, все мужчины, работавшие в форте, знают, что это я. Как мне стыдно!

Байрон: Прости, Эйми. Не только за это, но вообще за все. Ты сможешь когда-нибудь меня простить? Я не хотел причинить тебе боль. Я знаю, что мы никогда не сможем быть вместе, что я никогда не стану тем, в кого ты влюбилась, но, может, мы будем друзьями? Просто друзьями? Большего я не прошу.

Весь день Эйми не переставала обдумывать произошедшее. В сущности, эти журналы с фотографиями никак не изменили ее жизнь, просто она чувствовала теперь себя еще более неловко. Она как работала в офисе, так и продолжала работать: принимала звонки от тех, кто хотел заказать няню, слушала, куда они собираются поехать, и мечтала о дальних странствиях. После обеда ей удалось уговорить Мим выйти из дома и помочь ей приготовить сад к вечеринке.

Элда оказалась права: Мим действительно нуждалась в свежем воздухе и упражнениях. Похоже, Гай — нет, Байрон — был прав: если она проявит такую же твердость в отношении Мим, какую проявляла к нему, результат не заставит себя долго ждать. Когда Мим начала жаловаться на плохое самочувствие и заявила, что лучше просто посидит и посмотрит, Эйми поставила рядом с клумбами маленький стульчик и вручила ей садовые ножницы. Мим была потрясена и тут же принялась жаловаться на старческое пигментное пятно у себя на руке. Она была уверена, что это рак и ей вредно сидеть на солнце. Эйми собрала всю свою волю в кулак и не стала обращать на нее никакого внимания.

Вместо этого она принялась думать о Байроне. Из всего, что он ей рассказал, на нее наибольшее впечатление произвело его заявление, что ему нравилось быть обыкновенным парнем и то, что лучшие дни детства он провел в крошечном деревенском домике, во дворе которого бегали цыплята и козы. Там он мог быть собой. Он был сыном легендарного продюсера Хамилтона Паркса и известной модели Фантины Фоллет. Интересно, сколько людей этим пользовались? Сколько людей искали с ним дружбы только из-за его связей?

Неудивительно, что он решил затаиться на время и хорошенько все обдумать. Наверно, не было ни одного человека, которому бы он доверял, к кому бы он мог обратиться в период эмоционального кризиса. Эйми вспомнила о Мэдди и Кристин. Без них ее жизнь была бы гораздо тяжелее. Но в нынешней ситуации она не могла к ним обратиться. Она могла обратиться только к Байрону. Лишь он в полной мере понимал, как ей сейчас тяжело.

Той ночью, наплакавшись перед компьютером, она наконец напечатала:

Я тебя прощаю. Конечно, мы можем быть друзьями. Я еще раз обдумала все, что произошло, и понимаю, что ты хотел меня защитить. Я понимаю, что частично я сама виновата. Я все еще чувствую, что человек, в которого я влюбилась, погиб. Мне очень тяжко, потому что я ни с кем не могу поделиться своим горем.

Байрон: Ты можешь поделиться со мной. Мне очень хотелось бы сейчас быть с тобой, обнять тебя, если бы ты, конечно, позволила.

Позволила бы она? Его здесь не было, так что вопрос был спорный. Эйми спросила:

Чем ты планируешь заняться после того, как перестанешь скрываться? Вернешься в Калифорнию?

Байрон: Нет. Там у меня останется дом, но я решил, что отныне моя главная резиденция будет тут. Я все обдумал. Работать я смогу и здесь.

Эйми: Ты что, работаешь? То есть, я, конечно, знаю, что ты как-то связан с кинобизнесом, но мне всегда казалось, что ты только и делаешь, что ходишь на вечеринки со знаменитостями. Как-то не могу представить тебя в офисе.

Байрон: Собственно, эти вечеринки и есть мой офис. Я продвигаю сценарии.

Эйми: А поподробнее?

Байрон: Агенты присылают мне пьесы или книги, на основе которых они хотят создать фильм. Я покупаю приглянувшийся мне сюжет, а потом отправляюсь на вечеринки и предлагаю его знаменитым актерам, пытаюсь заинтересовать режиссера и продюсера, а потом за хорошие деньги продаю сценарий студии.

Эйми: Интересная, наверно, работа.

Байрон: Да. Но вечеринки — не самое в ней интересное. Больше всего мне нравится обнаружить действительно восхитительный сюжет и воплотить его в фильм. То, что я сейчас скажу, разрушит опостылевший мне образ циника: нет ничего восхитительнее, чем посетить премьеру продвинутого тобой сценария и увидеть, как он оживает на экране.

Эйми: Шутишь! То есть, конечно, это восхитительно, но по тебе не заметно, чтобы ты был в восторге. Я много раз видела твои фотографии, сделанные на премьерах, и всегда у тебя такой вид, будто вот-вот зевнешь. Хотя, может, ты играешь свою роль лучше, чем многие актеры.

Байрон: Да, но я уже устал от этой роли. За те полгода, что я провел в башне, я понял, что устал играть. Пусть теперь все старые знакомые привыкают к моему новому образу. А что касается работы, то сценарии я смогу читать и здесь. Потом буду обсуждать их по телефону или приглашать людей сюда на встречи. Думаю, ни актеры, ни продюсеры не откажутся слетать на Карибские острова в выходные. Если бы не эти чертовы фото, я бы пригласил тебя помогать мне принимать гостей. Этот форт стал бы похож на дом твоих бабушки и дедушки: мы бы принимали здесь гостей со всего мира.

Эйми раздумывала над этим, продолжая готовиться к девичнику, который сейчас казался как нельзя более кстати. Девичник станет первой вечеринкой в саду со дня смерти мамы. Ей снова удалось уговорить Мим помочь. Они вместе составили меню и неплохо провели время, копаясь в кулинарных книгах, обсуждая, как украсить дом, и вспоминая прежние вечеринки. Похоже, эти воспоминания шли Мим на пользу. Обычно они старались не говорить о матери Эйми, и теперь очень приятно было вспомнить те времена, когда она была счастлива.

— Знаешь, что тебе нужно сделать? — сказала Эйми бабушке. — Сходи-ка ты с Элдой на встречу клуба увлекающихся наклеиванием фотографий в альбомы и составь фотоальбом о жизни мамы.

Мим заявила, что это ей не по силам, ни эмоционально, ни физически. Но Эйми не сдавалась, и в конце концов Мим пообещала ей, что как-нибудь сходит.

Единственное, что омрачало предстоящую вечеринку, были тревоги Мим. Она почему-то была уверена, что на девичнике что-нибудь да произойдет не так. К тому же приходилось терпеть ее постоянные поддевки.

— Может, теперь, когда ты немного похудела, тебе тоже удастся выйти замуж, — приговаривала Мим. — Еще есть надежда, хотя с парнями тебе всегда не везло…

От этого Эйми чуть не набросилась на вазочку с конфетами, которая стояла рядом, но вовремя сдержалась. Неужели ей непременно нужно объедаться, когда она рядом с Мим? Ради чего? Чтобы провести в этом доме остаток жизни?

Она вспомнила последнее письмо Байрона. Вспомнила первый день, проведенный ею в форте. Как ей тогда хотелось превратить это место в роскошный отель! Но планы Байрона были еще восхитительнее. Оттого, чтобы вернуться к нему, Эйми удерживали не только недавние снимки. Ей пришлось бы покинуть Мим, К тому же теперь все было бы по-другому: ведь она узнала правду.

Станут ли они снова любовниками?

На Эйми снова нахлынули воспоминания. Ее бросало то в жар, то в холод. Интересно, как это: заниматься с ним любовью при включенном свете? Будет ли она так же раскрепощенно себя чувствовать, зная, как он красив? Сможет ли позволить ему себя видеть, а не просто прикасаться к себе в темноте?

От этих вопросов у нее кружилась голова. Наконец она ответила ему:

Не могу представить себя хозяйкой на вечеринке, куда приглашены одни знаменитости. Мне нравится готовить и принимать гостей, но я просто не представляю, о чем буду говорить с этими людьми.

Байрон: Ты привыкнешь. Сам я вырос среди знаменитостей, но наблюдал, как приспосабливаются актеры и писатели, которые происходят из самых разных слоев населения. Некоторые превращаются в напыщенных ослов, а некоторые остаются самими собой. Ты еще не надумала предложить издательству свои истории для детей?

Эйми: Вообще-то надумала. Я их перечитала и выбрала одну. Ее совсем чуть-чуть подредактировать — и будет отлично. Но я не представляю, как продать книгу. Не знаю даже, как ее профессионально отформатировать.

Байрон: Черт возьми, я мог бы тебе с этим помочь! Почему бы тебе не отправить мне свою историю? Я скажу тебе, что нужно сделать.

Эйми: О Господи, ты предлагаешь дать тебе ее прочитать? Я к этому, наверно, не готова.

Байрон: Ее все равно прочитают работники издательства. Кроме того, мне уже приходилось читать твои сочинения. И знаешь что? У тебя определенно дар художественного слова.

Эйми: О Господи, я так стараюсь забыть об этом эпизоде! Я краснею всякий раз, как это вспомню.

Байрон: Да, я тоже.

Эйми захлопала глазами. Он что, с ней флиртует? Снова вернулись вопросы, не дававшие ей покоя.

Байрон: Я снова тебя смутил, да? Извини. Я иногда забываю, что теперь мы просто друзья. Я скучаю по тебе, Эйми. Я очень по тебе скучаю.

На глаза Эйми навернулись слезы. Она ответила:

Я тоже по тебе скучаю.

Байрон: Ты скучаешь не по мне, а по Гаю.

ЭЙМИ: Я уже не знаю. Все так запутано. Иногда мне кажется, что я влюбилась именно в тебя. Жаль, что этого уже нельзя выяснить.

Байрон: Да, нельзя. Если только нам опять спрятаться от мира… Я не смею просить тебя вернуться. К тому же нельзя скрываться вечно. Если мы появимся вместе на публике, все сразу поймут, что это ты изображена на фото. Да, жизнь — жестокая штука. Я влюбился в первый и в последний раз в жизни — потому что больше ни к кому я не испытаю тех чувств, что испытывал к тебе, — а быть с тобой я не могу.

Эйми долго раздумывала над этим. До девичника оставался один день, и они с Мим занимались стряпней. Осмелится ли она встречаться с Байроном Парксом, зная, что за этим может последовать? Он сказал, что собирается устроить свою главную резиденцию на Сент-Бартсе, но будет время от времени наезжать в Голливуд, гнездо папарацци. Захочет ли он, чтобы она ездила туда вместе с ним?

Господи, неужели она всерьез подумывает переехать к нему на Карибские острова? Неужели она сможет покинуть Мим?

Эйми посмотрела на бабушку, которая раскатывала замешенное вчера тесто для сладких пирожков. Несмотря на постоянное нытье и жалобы, Мим последнее время выглядела куда лучше. Очевидно, приготовления к предстоящей вечеринке пошли ей на пользу. Похоже, Элда нашла к ней подход. Может, она согласится за ней ухаживать? Вообще-то Элда пару раз намекала, что была бы не против купить франшизу.

Эйми обернулась и выглянула из окна в сад. Да, она очень любит это место, но не хочет провести здесь всю жизнь.

Она вспомнила, как Байрон просил ее не превращать себя в затворницу, повинуясь ложному чувству долга. Странно, но последние несколько дней, вспоминая дни на острове, она всегда представляла себе именно Байрона, а не туманный образ Гая. Она всем делилась с Байроном.

Но он был прав. Как только они появятся на людях, ее родные, подруги, да и все окружающие сразу поймут, что это с ней он занимался любовью, когда их застукали.

Эта мысль почему-то не привела ее в такой ужас, как поначалу. Интересно, как отреагировала бы Мим, узнай она, что ее застенчивая, небрежно одетая внучка спала с одним из завиднейших женихов планеты? И не просто спала, а покорила его сердце.

Он считает ее красивой и сексапильной, и он ее любит.

Эй ми не переставала этому удивляться. И что еще поразительнее, она вдруг поняла, что верит ему. Она действительно красива, сексуальна, умна, сильна и талантлива. Почему бы ее не полюбить?

Чего ради ей приносить свою жизнь в жертву женщине, которая не давала ей увидеть себя в истинном свете?

«Если у тебя хватило смелости преодолеть свои страхи, почему бы твоей бабушке не преодолеть свои?»

Но сумеет ли Эйми отважиться на этот шаг?

Целый день это не давало ей покоя. Вечером она уселась перед компьютером и, сдерживая внутреннюю дрожь, напечатала:

А что, если я согласна, чтобы меня с тобой увидели? Пусть все знают. Что, если я согласна нанять для Мим сиделку и вернуться на Сент-Бартс?

Байрон: Ты серьезно? Как бы мне хотелось, чтобы ты была серьезна и при этом уверена в себе! Когда-то ты сказала, что не хочешь встречаться с подобными мне, потому что не сможешь вести привычный им образ жизни. Ни за какие деньги — так ты выразилась. Хоть я и намерен проводить как можно меньше времени в Голливуде, я по-прежнему собираюсь заниматься продвижением сценариев. Ты будешь посещать вместе со мной премьеры? Ведь твои фотографии снова появятся в газетах и таблоидах — хотя ты на них будешь в одежде. Будешь посещать иногда голливудские вечеринки? Ведь там будут и те, кому ты не нравишься. Я знаю людей, которые готовы отдать все на свете за такой образ жизни. Но ты не из их числа. Я буду с тобой, помогу тебе привыкнуть к новой среде. Только, пожалуйста, скажи точно: ты согласна?

Эйми прикусила тубу и, с трудом сдерживая радость, ответила:

Может, я и правда ни за какие деньги не согласилась бы не это, но ради любви я согласна. Когда-то я просила тебя набраться смелости и открыть лицо. Теперь пришла пора мне набраться смелости.

Байрон: Значит, ты меня любишь? Меня, а не Гая?

Эйми: Мне кажется, Гай, Ланс и Байрон — просто разные грани одного и того же человека. А ты самое лучшее, что есть в них троих. Да, я люблю тебя. Но хочу предупредить: я очень старомодна и до недавних пор думала, что никогда не выйду замуж. Если я все-таки соглашусь на это, то я хочу выйти замуж навсегда. Ты спрашиваешь меня, уверена ли я в своем решении. Я хочу спросить тебя то же самое: ты уверен, что я — именно то, что тебе нужно?

Несколько минут Эйми с нетерпением ожидала его ответа. Может, она просит слишком многого? Может, для начала нужно было просто сказать, что она не боится, что их увидят вместе? Но она и вправду очень хотела выйти за него замуж, рожать ему детей, дожить с ним до глубокой старости.

Наконец Байрон написал:

Я дам свой ответ завтра.

У Эйми душа ушла в пятки. Она уставилась на экран. У нее хватило смелости намекнуть о браке, а он даст ей ответ только завтра? Как он может с ней так поступать? Разве он не знает, что она будет нервничать?

И почему именно завтра будет решаться ее судьба? Ведь завтра она устраивает девичник для подруг! Ей и так есть о чем беспокоиться.

Глава 19

— Эйми, как же я рада тебя видеть! — воскликнула Мэдди, едва ступив на порог бабушкиного дома.

Эйми сразу бросились в глаза лучезарная улыбка подруги и ее ярко-рыжие волосы. Мэдди тут же заключила ее в крепкие объятия. Эйми стиснула ее с таким же энтузиазмом.

— Я тоже рада, что ты здесь.

— Дай-ка я на тебя взгляну. — Мэдди отступила на шаг. Она была одета ярко, как обычно, — на ней была рубашка в стиле хиппи с каким-то невообразимым узором, а на бедрах была повязана прозрачная оранжевая кофта. Она окинула одобрительным взглядом серовато-бежевые капри Эйми и майку на бретельках, поверх которой была накинута разноцветная шелковая рубашка, доходившая до середины бедер. Игривое ожерелье и сережки дополняли этот тропический стиль. — Ты выглядишь потрясающе! — провозгласила Мэдди. — Мне нравится, как ты убрала волосы. Какие сексапильные кудряшки! И мелирование тоже тебе идет.

— Спасибо. — Эйми усмехнулась, молясь, чтобы ее смех не перешел в слезы. Получив послание Байрона, она находилась на грани эмоционального срыва. Могло случиться все, что угодно.

— Ой! — Мэдди обернулась к двум пожилым женщинам, стоявшим за ее спиной. — Это моя мама, миссис Хауард, ты ее, конечно, знаешь. А это мать Джо — мама Фрейзер.

— Здравствуйте, — поприветствовала Эйми обеих женщин. Мать Мэдди казалась очень серенькой и застенчивой. Эйми не переставала удивляться, от кого Мэдди унаследовала свои огненные волосы и взбалмошный характер.

— Я так рада наконец-то с вами встретиться, — сказала мама Фрейзер, приемная мать Джо, с дружелюбной улыбкой. Мама Фрейзер ходила с тросточкой, но по живому блеску ее глаз было видно, что она еще полна сил. Этим она разительно отличалась от Мим, хотя обе вдовы были примерно одинакового возраста.

— Пожалуйста, заходите, — пригласила Эйми. — Вечеринка во внутреннем дворике.

— А Кристин уже здесь? — спросила Мэдди, когда они шли через гостиную.

— Она пришла совсем недавно. Сказала, что Элик и Джо проведут сегодняшний день вместе, чтобы окончательно согласовать свадебные планы.

— Ага, — подтвердила Мэдди. — Они за последние несколько недель стали друзьями, и это радует.

— Да, это здорово. — Эйми изобразила искреннюю, но немного отстраненную улыбку. Может, заскочить к себе в комнату и проверить почту: не пришел ли ответ от Байрона? А что, если он напишет, что вообще не собирается жениться? Что, если он скажет, что согласен жить с ней вместе, но не желает принимать на себя никаких обязательств? У нее будет нервный срыв, и весь девичник пойдет насмарку. Она открыла раздвижную стеклянную дверь. Звуки смеха и женских голосов стали еще громче.

— Bay! — воскликнула Мэдди, пройдя во внутренний дворик и увидев, сколько народу собралось в саду. — Эйми, ты превзошла саму себя!

— Спасибо. — Эйми окинула взглядом сад, желая убедиться, что ничего не упустила. Она была в таком душевном напряжении, когда занималась подготовкой приема, что не удивилась бы, если бы позабыла про скатерть и салфетки. Но похоже, все было в порядке.

В окружении деревьев, на ярко-зеленой лужайке, стояло несколько маленьких круглых столиков, покрытых белоснежными скатертями. Вокруг были расставлены белые складные стулья. На каждом из столиков в старомодных кофейниках и чайниках стояли букеты цветов. С ветвей старого раскидистого дуба, затенявшего лужайку, свисали веревочки крошечных белых колокольчиков. На краю лужайки, близ высокой живой изгороди, располагались два стола побольше. Один стол занимали закуски, приготовленные Эйми и Мим: мини-булочки и пирожки с разнообразной начинкой. Другой стол был завален подарками. Большая часть гостей уже прибыла — друзья и родственники обеих невест.

Эйми заметила, что Кристин разговаривает с какой-то женщиной из службы «Скорой помощи». Доктор Кристин Эштон выглядела превосходно и, как всегда, была одета в классическом стиле: на ней были серые широкие брюки и кремового цвета блузка. Ее блестящие прямые светлые волосы были распущены. Она сразу же бросилась обнимать Мэдди.

— Наконец-то!

— Извини, что мы опоздали. Мы прилетели очень поздним рейсом, и сегодня утром нам было нелегко расшевелиться, — объяснила Мэдди.

— У меня та же история, — ответила Кристин и протянула руку матери Мэдди:—Здравствуйте, миссис Хауард. Очень рада вас видеть. А вы, должно быть, мама Фрейзер? — Поздоровавшись с пожилыми женщинами, Кристин обернулась к Эйми: — Теперь, когда мы наконец-то собрались вместе, нам нужно устроить «день дружбы». Сегодня вечером.

— Несомненно, — поддержала Мэдди и со значением взглянула на Эйми.

По выражению, мелькнувшему в глазах подруг, она поняла, что обе они хотели расспросить ее о Гае. При этой мысли у нее свело спазмом желудок.

— Давайте я вам всех представлю.

Она препроводила своих гостей к столу, за которым Мим о чем-то советовалась с матерью и невесткой Кристин. При виде их Эйми показалось, что вернулась прежняя Мим, королева общества, хотя и в несколько поблекшем и постаревшем варианте. Мим соорудила из своих фиолетовых волос высокую прическу и надела свое лучшее розовое платье с кружевным воротником и манжетами.

— Ну, расскажите-ка мне поподробнее о предстоящей свадьбе, — попросила Мим миссис Хауард и маму Фрейзер, когда те уселись.

— Пойду посмотрю, как там у нас с закусками, — сказала Эйми.

— Я помогу, — тут же вызвалась Кристин. В голосе у нее звучало отчаяние. Обе они направились к столу с закусками.

— Клянусь, — сказала Эйми, — если Мим еще раз спросит: «А что, если пойдет дождь?» — я завизжу. Она в ужасе от того, что вы с Мэдди полностью доверили мужчинам такое важное дело, как подготовка свадьбы на открытом воздухе.

— Если бы она одна! — вздохнула Кристин. — Моя мама все еще дуется, что я не позволила ей устроить роскошную, формальную свадьбу в загородном клубе. А отец до сих пор надеется отговорить меня от этой свадьбы: ведь мой муж моложе меня и вырос в жилом автоприцепе. Но знаешь что? — Кристин передернула плечами. Ее глаза светились счастьем. — Мне все равно, что они говорят. Я не собираюсь подстраивать под их желания всю свою жизнь.

— Боже! Похоже, на этот раз ты совершенно серьезна? — Эйми бросила на нее удивленный взгляд. Последние несколько недель Кристин часто повторяла эти слова, но теперь эта фраза была произнесена легко и без обиды, и Эйми поняла, что она приняла окончательное решение.

— Да. — Кристин улыбнулась. — Элик помог мне это понять.

— Я рада, — сказала Эйми, оглянувшись на Мим. — Скажи, как это: расставаться с тем, к чему так привыкла?

— Просто великолепно! — Кристин рассмеялась. Эйми никогда не слышала, чтобы она смеялась так непринужденно. — Это очень раскрепощает.

Мэдди присоединилась к ним, с трудом сдерживая улыбку.

— Девчонки, вы такой спектакль пропустили!

— Что ты имеешь в виду? — спросила Эйми, покосившись на стол, за которым сидели их старшие родственники.

— Мим переживала из-за погоды, из-за банкета, из-за цветов и все твердила, что мужчины сами не справятся, — весьма любопытное заявление, если учесть, что муж Мим насадил и благоустроил весь этот сад. — Мэдди обвела вокруг рукой. — А мама Фрейзер посмотрела ей прямо в глаза — этим взглядом она всегда ставит девочек из летнего лагеря на место — и сказала: «Вообще-то мой сын в состоянии справиться со всем». А потом обернулась к миссис Эштон и продолжила: «Ну разве не здорово, что ему пришла в голову умная мысль устроить церемонию и прием на свежем воздухе, в Центре диких цветов, а не формальный прием в каком-нибудь скучном и душном замкнутом помещении?» — Мэдди прикрыла рот рукой. — Видели бы вы, как у них обеих вытянулись лица! Она поставила их на место.

— Правда? — Кристин вскинула брови. — Замечательно! Ты много рассказывала о маме Фрейзер, и я решила, что в будущем хочу стать похожей на нее.

— Это очень мужественная женщина, — сказала Эйми. — Жаль, что Мим не такая.

Мэдди и Кристин со значением переглянулись. Эйми знала, о чем они думают.

— Не надо ничего говорить. Умоляю. — Она вскинула руку. Они часто твердили ей, что Мим лишена мужества потому, что окружающие всегда все за нее делали. Муж всегда во всем ей потакал, а когда он умер, эту роль взяла на себя Эйми. Независимо от того, что ответит ей Байрон, Эйми решила изменить положение дел. Она начинала понимать, что помощь бабушке заключается не в том, чтобы ей во всем потакать: от этого Мим только страдает. — Можете радоваться: я решила, что настала пора что-то менять. Я пока еще не знаю точно, с чего начну, но скоро все будет по-другому. Это я вам обещаю.

— Правда? — Мэдди вся светилась. — Это лучший подарок к моей свадьбе.

— Но это будет нелегко, — продолжала Эйми. — Я собираюсь побеседовать с Мим насчет того, чтобы нанять сиделку. И в этот раз она меня не отговорит.

— Эйми, — заметила Кристин, — не так уж Мим и слаба. как прикидывается.

— Ну, тогда не сиделку, а компаньонку, если угодно. Я уже присмотрела такую женщину. Она гораздо суровее меня.

Мэдди рассмеялась:

— Не знаю, есть ли кто суровее Матушки Эйми.

— Поосторожнее со мной, Цыганенок, — откликнулась Эйми, назвав Мэдди прозвищем, которое прицепилось к ней еще в колледже. Они были неразлучной троицей: Цыганенок, свободный дух; Матушка Эйми, которая обо всех заботилась, и Целомудренная Кристин, большая умница и Снежная королева.

Как могли сдружиться три такие разные девушки? И на что была бы похожа жизнь Эйми без подруг? На глаза Эйми навернулись слезы. Она поняла, что переживет эту вечеринку, только если постоянно будет чем-то занята. Она начала переставлять закуски на столе.

— Я расставлю здесь все покрасивее, а потом посмотрю, как там гости. А вы идите пока пообщайтесь со всеми.

Эйми раздавала бутерброды и булочки, болтала со знакомыми и с теми, кого не знала, — словом, играла в хозяйку, как в детстве. Как же здорово снова принимать гостей в этом саду, с которым связано столько счастливых воспоминаний! Однако нельзя этим ограничиваться. Пора создать новое волшебное место, вместе с Байроном. Если, конечно, он хочет того же, что и она.

Интересно, пришел ли от него ответ?

Нервы у Эйми были натянуты как струны. Она смеялась, разговаривала, наливала чай.

— А теперь внимание! — наконец воскликнула она. — Сейчас Мэдди и Кристин откроют подарки.

Гости повернулись и посмотрели на стол, заваленный подарками, за которым сидели Мэдди и Кристин на стульях, превращенных Эйми в подобие тронов. В качестве подружки обеих невест Эйми сидела рядом и записывала, кто кому что подарил. Ее охватило радостное возбуждение, когда женщины начали восторженно ахать над кухонной утварью, блюдами и разными новомодными вещицами, некоторые из которых были подобраны со вкусом, а некоторые были откровенно глупыми.

Мэдди нарочно разорвала несколько лент: согласно примете так поступали, когда хотели детей.

— Джо хочет по крайней мере двоих, — объяснила она. — Мы уже не так молоды, поэтому чем скорее мы начнем, тем лучше.

— Может, ты еще во время медового месяца забеременеешь, — предположила Кристин.

— Ну а ты? — спросила Мэдди. — Ты не разорвала ни одной ленты!

— Нет уж! — рассмеялась Кристин. — Пока что нам с Эликом и вдвоем неплохо.

Эйми смотрела, как светятся от счастья подруги, и, несмотря на то что тоже радовалась за них, испытала легкий укол зависти.

Когда был открыт последний подарок, она помогла убрать оберточную бумагу и соорудила из ленточек несколько подобий флагов, на память.

— Не уходите. Сейчас подоспеет чай, — объявила она гостям, — с сахарным печеньем, испеченным моей бабушкой.

Несколько человек застонали и пожаловались, что растолстели по крайней мере на десять фунтов, но никто не ушел.

Эйми обошла весь сад с подносом печенья и чайником. «Осталось еще полчаса, — думала она, — а потом я поднимусь к себе и проверю почту». В зависимости от его ответа у нее было два варианта: либо она выплачет душу подругам, либо объявит им, что скоро состоится ее помолвка с Байроном.

Когда она подливала чай миссис Хауард, руки ее тряслись.

— Эйми, я хочу тебе кое-что сказать, — проговорила мать Мэдди своим тихим голосом. — Ты сегодня чудесно выглядишь. Ты сбросила вес?

— Да, сбросила. Спасибо вам.

— Мэдди сказала мне, что ты совсем недавно вернулась с Карибских островов. Хорошо провела время?

— Да. — Она вспомнила обо всем, что произошло, и залилась румянцем. — Я замечательно провела время.

— Мне нравится твой наряд. — Женщина застенчиво окинула Эйми взглядом. — Ты его в отпуске купила? Выглядишь очень молодо и стильно.

— Вы не находите, что эта одежда чересчур бросается в глаза? — перебила Мим, не дав Эйми ответить. — Я всегда считала, что после определенного возраста женщина выглядит глупо в нарядах, сшитых по последней моде. Они еще более старят.

Эйми замерла. Она пораженно смотрела на бабушку. В глубине души она всегда считала, что все шпильки, которые Мим отпускала по ее поводу, были ненамеренными. В первый раз в жизни она даже не пыталась сдерживать гнев. Волна обиды прорвала плотину, которую она сооружала долгие годы.

— Старят? — фыркнула мама Фрейзер, не дав Эйми разразиться гневной тирадой. — Ну уж! Эйми не старше Мэдди и Кристин. А вы на них посмотрите: Кристин в первый раз выходит замуж. И у Мэдди с Джо, даст Бог, скоро будет нормальная семья.

— Да, — вздохнула Мим и принялась массировать сердце. — Это дает мне надежду, что когда-нибудь и моя Эйми встретит хорошего человека, которому нравятся застенчивые женщины. Он не прогадает: она у меня очень хорошо готовит.

Эйми еще крепче вцепилась в чайник и произнесла громким и четким голосом, странно контрастировавшим с ее внутренней дрожью:

— Думаю, он не прогадает не только по той причине, что я талантливая кухарка.

Мим нахмурилась, уловив в ее тоне дерзость:

— Эйми, ты уверена, что ничего не подхватила на этом тропическом острове? Ты очень странно себя ведешь с тех пор, как вернулась.

Эйми готова была выплеснуть наружу слова, которые она сдерживала много лет. Ее остановило только осознание того, что она находится на девичнике, устроенном специально для подруг. Эйми не хотела испортить им праздник, но все-таки не сдержалась:

— Единственное, что я приобрела на Карибских островах, — это моральный стержень.

— Какие глупости ты говоришь! — Вид у Мим стал растерянный.

— Ну, — подала голос мама Фрейзер, очевидно, почувствовав напряжение, исходившее от Эйми, — мне очень нравится все то, что ты приготовила для сегодняшней вечеринки, но я согласна с тем, что это далеко не единственное, чем ты можешь привлечь мужчину.

— Спасибо. — Эйми гордо вскинула голову. — Вообще-то во время своей поездки я познакомилась с одним необыкновенным человеком, и он бы полностью согласился с вами.

— Ах, это просто восхитительно! — Мама Фрейзер даже в ладоши захлопала. — Расскажи мне о нем. Я уже вижу тебя в подвенечном платье.

— Да, вполне возможно.

— О Боже! — Мим принялась еще более энергично массировать сердце. — У меня, похоже, опять приступ стенокардии, а таблетки я забыла дома. О Господи!

Она задыхалась от боли, прижав руки к левой стороне груди.

Миссис Эштон перепугалась и сделала большие глаза.

— Кристин!

Миссис Хауард вскочила и бросилась к Мим, которая сползала вниз на стуле, прикрыв глаза.

Эйми, словно откуда-то издалека, увидела, как подбежала Кристин и склонилась над бабушкой.

Кристин заглянула ей в зрачки, пощупала пульс.

— Где болит?

— Слева… — простонала Мим.

— Здесь? — Кристин ткнула ее в ребра.

— Да! — охнула Мим. — Мне нужен нитроглицерин. Он дома.

— Поищи сначала у нее в кармане, — посоветовала Эйми и с грохотом опустила на стол чайник и поднос с печеньем.

Кристин пошарила в кармане платья Мим. Нашла пузырек, вытряхнула из него таблетку и засунула ее Мим в рот.

— Сделайте глубокий вдох и постарайтесь не волноваться.

— Врач сказал, что мое сердце может остановиться в любую минуту, — простонала Мим.

— Миссис Бейкер! — отчетливо произнесла Кристин. — У вас нет никакого сердечного приступа. Я дала вам таблетку просто в качестве профилактики.

— О Боже! О Господи! Эйми? — Мим потянулась к внучке. — Подержи меня за руку. Пусть кто-нибудь вызовет «скорую».

— «Скорая» вам не понадобится, — сказала Кристин, продолжая считать пульс. — У вас нет никакого сердечного приступа. Просто легкое несварение желудка. Вы съели слишком много сладкого.

— Нет у меня никакого несварения желудка! — Мим, собравшись с силами, обожгла Кристин злобным взглядом. — У меня и раньше бывали перебои. Уж я-то знаю, что это такое!

Миссис Эштон вытащила из сумочки мобильный телефон:

— Я позвоню твоему отцу.

— Превосходно! — Кристин выкатила глаза. — Именно так и надлежит поступать во время острого приступа «драматита». Звонить главному кардиологу посередине крикетного матча из-за того, что ничтожный травматолог не в состоянии вылечить симуляцию сердечного приступа.

— Почему ты всегда всем дерзишь? — спросила миссис Эштон.

— Потому. — Кристин наградила мать лучезарной улыбкой. — Мне всегда ужасно хочется кому-нибудь надерзить. Не могу с собой совладать. Такая уж я. Извини.

Эйми хихикнула. Как же все это смешно! Смешно до чертиков. Гости собрались вокруг и смотрели на них со смесью смущения и участия.

Мэдди подошла к Эйми сзади и, положив ей руки на плечи, любовалась зрелищем.

— Что происходит?

Эйми прикрыла рот ладонью, с трудом сдерживая смех.

— Я сказала ей, что познакомилась с одним человеком.

— Ну, тогда все понятно. — Кристин снова закатила глаза.

— Ты имеешь в виду Гая? — спросила Мэдди.

— И да и нет, — ответила Эйми.

Мэдди развернула ее к себе и посмотрела ей в глаза:

— Что значит: и да и нет?

— О Господи! — воскликнул кто-то из гостей. — Кто это?

— Я его где-то видела, — отозвался второй женский голос.

— Какой красавец! — прошептал кто-то. А затем:

— Это же этот… как его… Байрон Паркс. Его фотографию напечатали в недавнем выпуске «Сан».

Эйми обернулась и ахнула, чувствуя, как земля уходит у нее из-под ног. Байрон стоял на дорожке, ведущей к дому. Он появился словно по волшебству. Вид у него был очень элегантный и утонченный: на нем были серые широкие брюки и черная рубашка с короткими рукавами. Все умолкли. Даже Мим.

Он окинул глазами собравшихся, разыскивая среди них Эйми. На его лице отразилась неуверенность. Он обернулся через плечо, посмотрел на улицу, затем снова повернулся к Эйми, словно не узнавал ее.

— Я… э-э… Я, наверно, перепутал адрес. Я искал… одного человека.

По его взгляду было заметно, что он никак не ожидал попасть на вечеринку. Но он все-таки приехал! Он приехал! Приехал с Сент-Бартса, чтобы ответить ей с глазу на глаз.

Значит, он скажет: «Да»! Он любит ее и хочет связать с ней жизнь.

По его извиняющемуся взору Эйми поняла, что сначала он хотел бы поговорить с ней наедине, а не посреди толпы гостей: такая сцена навеки связала бы их между собой.

Он почти умолял:

— Может, кто-нибудь скажет мне точный адрес… одной женщины, которую я ищу?

Эйми шагнула вперед и с улыбкой произнесла четким голосом:

— Нет, ты не ошибся адресом. Ты ведь меня ищешь?

— Слава Богу! — Он бросился к ней, а она — к нему. Байрон прижал ее к себе и зарылся лицом в ее волосы. — Ты уверена? Ты абсолютно точно решила?

Она откинулась назад и одарила его улыбкой:

— Да. Абсолютно точно.

— Хорошо. Тогда… — Он взял ее лицо в ладони и посмотрел ей в глаза. — Я хочу, чтобы ты смотрела в глаза, когда я задам тебе этот вопрос.

— Я смотрю. — Она не могла отвести взгляда от его лица. Этот красивый, замечательный и многогранный человек ее любит.

Он нерешительно нахмурился:

— Ты выйдешь за меня замуж?

— Да!

— Да! — восторженно воскликнул он, поднял ее и закружил. Она откинула голову назад и радостно смеялась, глядя в небо.

Когда он опустил ее на землю, Эйми обернулась к гостям, сжимая его руку.

— Мэдди, Кристин и все, кто здесь собрался, я хочу представить вам… — Она запнулась. Как же его представить? Она перевела взгляд с него на подруг и засмеялась. — Моего жениха, Байрона Паркса.

Мим тут же упала в обморок, а все остальные молча пялились на них.

— Мэдди, Кристин, — пояснила Эйми, — это Гай.

— Это Гай? — Кристин сделала знак одной из медсестер, чтобы она посмотрела, что с Мим. А потом они с Мэдди обрушили на подругу шквал вопросов.

Эйми объясняла им как могла, смеясь и плача. Все это время она дрожала от счастья и не выпускала руку Байрона.

— Ты нам все расскажешь после. А теперь, — Мэдди обняла ее, — поздравляем, Эйми!

— Спасибо.

Эйми очутилась в объятиях Кристин.

— Да здравствует Эйми! — Кристин стиснула ее что было сил.

Потом каждая из подруг обняла Байрона. Он был ошарашен. Эйми рассмеялась, глядя на выражение его лица: наверное, он не привык, чтобы его обнимали незнакомцы.

— Знаешь что? — улыбнулась Мэдди. — Почему бы нам не устроить три свадьбы в один день?

— О нет! — возразила Эйми. — Ваши свадьбы назначены через неделю. Это чересчур скоро. — Она с надеждой взглянула на Байрона: — А ты что скажешь?

Он поцеловал ее руку и улыбнулся, глядя ей в глаза:

— А по-моему, до этого еще долго ждать. Первоначально я планировал потащить тебя в ближайший загс, как только ты скажешь: «Да».

Эйми перевела взгляд на подруг:

— Вы точно этого хотите? Ведь у вас уже все спланировано. Господи! У меня даже платья нет.

— За платьем дело не станет, — заверила Мэдди.

— Вы точно этого хотите? — снова спросила Эйми. — Я ведь должна была быть подружкой обеих невест.

— Лично мне больше хотелось бы видеть тебя в роли невесты, — сказала Кристин. — Ты как на это смотришь?

Эйми взглянула на Байрона:

— Я никогда в жизни еще ничего так не хотел. Эйми обняла подруг:

— Тогда да! Да, мне хотелось бы устроить тройную свадьбу! — Она ослабила объятия и улыбнулась. Все три подруги взялись за руки. — Как же я вас люблю, девчонки! Все вышло слишком идеально.

— Да, — согласились Мэдди и Кристин. — Слишком идеально.

Эпилог

— Ну вот и я! — сказала Эйми, внося поднос с напитками на балкон, соединенный с гостиной. — Пришла пора поднять бокалы в честь нашей годовщины.

Мэдди и Кристин сидели на плетеных стульях, которые выбрала она с Байроном. Растения в горшках давали приятную тень, хотя день был и так не жаркий. С залива дул свежий ветерок. За прошедший год Эйми с Байроном оборудовали на верхнем этаже форта несколько номеров люкс для гостей, а нижний этаж превратили в развлекательный центр, включавший в себя бар возле бассейна и раздевалку с душем. Им часто приходилось принимать гостей, но никогда они не были им более рады, чем сейчас.

— Знаешь что, Эйми: обрести свободу можно только если по-настоящему этого захотеть. — Мэдди покачала головой, любуясь видом. — Я очень люблю Санта-Фе, но это место — одно из самых прекрасных на земле.

— Ты еще не видела Силвер-Маунтин, — ответила Кристин. — Но я согласна: виды здесь действительно превосходные.

Внизу, во дворе, Джо и Элик плавали в бассейне, а Байрон сидел в пляжном кресле, прижав к уху мобильный телефон, с которым последнее время почти не расставался. После свадьбы подруги договорились, что будут отмечать свои годовщины поочередно то на Сент-Бартсе, то в Санта-Фе, то в Силвер-Маунтин. Эйми была рада, что ей выпал жребий первой принимать гостей.

— Поверить не могу, что уже наша первая годовщина, — сказала Эйми, опустив поднос на столик. Она поправила кусочки фруктов и крошечные бумажные зонтики, украшавшие бокалы. Затем удовлетворенно уселась между двух своих подруг и, нахмурившись, посмотрела на мужчин:

— Элик и Джо все еще состязаются в плавании?

— Ага, — кивнула Мэдди, поправляя солнечные очки. — Джо не может смириться с тем, что Элик плавает быстрее его. Думаю, он решил взять его измором.

— Ничего у него не выйдет. — Кристин покачала головой, глядя на двух мужчин. — Он не представляет, с кем связался. Пусть Джо служил в диверсионно-разведывательных войсках и имеет прекрасную физическую форму, зато у Элика столько адреналина, что хватило бы на запуск ракеты. Хотя вся троица выглядит довольно аппетитно.

— Аппетитнее некуда! — воскликнула Мэдди, и подруги снова взглянули на трех загорелых красавцев в плавках. — А чем это, интересно, так занят Байрон? Он когда-нибудь вообще кладет трубку?

Эйми прикусила губу. Сказать им или подождать, пока все решится наверняка?

— Он договаривается о создании мультфильмов по мотивам моих детских книжек.

— Твоих книжек из серии «Летающий корабль»? — спросила Мэдди. — Эйми! Ну это же здорово! Почему ты нам ничего не сказала?

— Ну, мы пока еще не подписали контракт…

— Если за дело взялся Байрон Паркс, — Кристин изогнула брови, — можно считать, что контракт уже в кармане. Я так тобой горжусь! Ты многого достигла. — Кристин обняла Эйми. — Приструнила Мим. Опубликовала свою первую книгу и собираешься издать еще. И нашла чудесного мужчину, который в тебе души не чает.

Внизу, во дворе, Элик брызнул на Байрона водой:

— Эй, парень! Вешай трубку!

Байрон отключил телефон и нырнул в бассейн. Все три женщины рассмеялись.

— А я считаю, что все мы молодцы, — сказала Мэдди. — А теперь — тост.

— Так, этот напиток для Мэдди. — Эйми протянула безалкогольный напиток своей беременной подруге. — А это тебе, Кристин. — Потом она взяла свой бокал. — Ну что ж: за нашу первую годовщину.

— Вторую годовщину вообще-то, — заметила Кристин.

— Что? — спросила Мэдди, опустив бокал.

— Пари, — объяснила Кристин. — Сегодня не только первая годовщина наших свадеб, но и вторая годовщина с того дня, как мы отправились на презентацию книги Джейн и заключили наше пари.

— О Боже! — воскликнула Эйми. — Кто бы мог подумать, сколько всего может произойти за это время!

— Не говори. — Мэдди погладила свой кругленький животик. Она была уже на шестом месяце и вся светилась от счастья. — Два года назад я и подумать не могла, что наши судьбы сложатся подобным образом. Жизнь — очень интересная штука, если сумеешь преодолеть свои страхи.

— Разумеется, — кивнула Кристин.

— Как твое самочувствие? — спросила Эйми у Мэдди.

— Если не считать того, что легко устаю и поддаюсь эмоциям? Просто превосходно! — Мэдди рассмеялась и снова принялась массировать живот. — Меня очень радует моя художественная карьера, но роль мамы радует меня еще больше.

— Джо, наверно, вне себя от радости, — сказала Кристин.

— Да, — улыбнулась Мэдди. — Когда УЗИ показало, что будет девочка, а не мальчик, он чуть не умер от радости. Наверно, боялся, что сработает закон кармы и мальчик окажется еще большим буяном, чем он сам. Ну как: кто готов произнести тост? Умираю, как хочу пить.

— Подождите, — сказала Эйми. — Прежде я хочу сделать еще одно сообщение.

— Да?

— Не одна Мэдди теперь пьет безалкогольные напитки.

— Ну? — Мэдди вскинула бровь.

Смеясь, Эйми сообщила следующую новость:

— Через пять месяцев у нас с Байроном должен родиться мальчик.

— О Господи! — Мэдди потянулась к ней, чтобы ее обнять.

Потом Эйми угодила в объятия Кристин.

— Это чудесно! Скоро я стану дважды тетушкой. Круто! Эйми прижала руку к своему почти что плоскому животику, и душа ее наполнилась удивлением.

— Подумать только, я так старалась похудеть, а теперь радуюсь тому, что у меня снова появится живот!

— Но уже совсем от другого, — уточнила Мэдди.

— Правда. А как вы с Эликом? — спросила Эйми. — Пока не надумали заводить детей?

— Нам и без этого пока есть чем заняться. Мы совершенно счастливы, — ответила Кристин. — На нынешний момент меня бы вполне удовлетворила роль тети, если можно так выразиться.

— Что ж, — кивнула Эйми. — У каждого свое представление об идеальной жизни. Знаю только, что все мы нашли что искали.

— Согласна, но дело не только в том, что Кристин станет тетей, — сказала Мэдди. — Последнее время я много над этим думала. Каждая из нас сумела отбросить укоренившиеся в наших семьях стереотипы и найти счастье. Я поняла, что семья бывает двух видов: в одной мы рождаемся, а другую выбираем себе сами. — Она посмотрела на подруг, а потом перевела взгляд на мужчин, которые резвились в бассейне, как дети. — Поэтому я хотела бы поднять тост за ту семью, которая дорога моему сердцу.

Они подняли бокалы.

— За семью, — провозгласила Эйми. Кристин усмехнулась:

— И за нас. Ведь каждая из нас нашла свою идеальную жизнь.

Карибский пунш с ромом

Во время работы над сюжетом мы с мужем отправились в плавание по Карибскому морю на борту «Стар клипер», присматривая подходящий остров, на котором будут развиваться отношения Байрона и Эйми. По пути нам довелось попробовать очень много пунша с ромом. Похоже, у каждого островитянина имеется собственный рецепт. Мы выучили маленькую песенку, повествующую о традиционном приготовлении этого напитка. Вот она:

Одна четверть кислого, Две четверти сладкого, Три четверти сильного И четыре четверти слабого.

Вот оригинальный рецепт напитка, который имеет столько разновидностей.

Ингредиенты:

3 унции сока лайма;

6 унций сиропа;

9 унций рома (используйте высококачественный темный ром, например «Маунт Гей». Ни в коем случае не ром со специями, просто хороший темный ром);

12 унций воды;

несколько капель горькой настойки;

молотый мускатный орех.

Способ приготовления:

Смешайте первые пять ингредиентов в кувшине и поставьте в прохладное место. (Островитяне всегда заготавливают этот напиток в больших количествах, но пьют понемногу.) Добавьте побольше льда и свежих молотых мускатных орехов. Я обычно кладу в коктейль кусочки фруктов, например пьяную вишню и ломтики ананаса.

Предостережение:

Напиток получается очень вкусный и легко пьется. Привкус алкоголя почти не чувствуется. Но уж поверьте мне — его назвали пуншем не без причины. Так что пейте не спеша и, как говорят на Карибских островах: «Не беспокойтесь, будьте счастливы!»