Гай Юлий Орловский

Ричард Длинные Руки – ландлорд

Часть 1

Глава 1

Несмотря на ранний час, припекает сильно. Небо из голубого стало белесым, морские волны катятся замедленно, отсвечивают оловом, но, когда копыта Зайчика застучали по деревянному настилу причала, я наконец рассмотрел сверху, что вода все-таки прозрачная, зеленоватая, а на далеком таинственном дне видны камешки и осторожно передвигающиеся крабы.

Яргард с мостика сыпал веселой бранью, матросы таскают связки канатов, рулоны парусов, что-то закрепляют, кто-то полез на мачту, на корабле предпраздничная суета, что значит – вот-вот попутный ветер наполнит паруса, корабль гордо и красиво помчится на другую сторону океана.

Первым меня увидел и узнал Сенешаль, закричал, замахал руками. Матросы остановились, глазея, да и есть, чего греха таить, на что: хоть Зайчик, хоть Пес, а главное – я, само совершенство…

– Сэр Ричард, – прокричал он издали, – неужто все бросите?

– Да бросать нечего, – ответил я.

– Не передумали? Теперь вы богаче иного графа…

– Я и раньше не был бедным, – буркнул я. – Или не верили?

Он развел руками.

– Да не то чтобы не верили, но в нашем деле нужно быть осторожным.

Пес первым вбежал на палубу, народ шарахнулся, а Зайчик взошел по сходням величественно, как царственный верблюд, остановился, спокойный и неподвижный, я соскочил, крикнул Яргарду:

– Приветствую, капитан! Я рад, что не опоздал.

Яргард облокотился о перила, глаза его внимательно изучили собаку, коня, потом вперил взгляд в меня.

– Через час отплываем, – сообщил он. – Если не успели с прощаниями, сожалею. Увы, упускать попутный ветер – грех. Такое морские боги не прощают.

– В море еще старые боги рулят? – спросил я.

Он поморщился.

– На всякий случай и с ними не ссоримся. Хотя стараемся быть хорошими христианами. Гез, покажи графу, где придется коротать путешествие. Не апартаменты, не взыщите…

– Все в порядке, – заверил я. – Я не родился графом.

Он кивнул.

– Да это видно…

– По чему?

– А как город на уши поставили. Весь порт только о вас говорит. Вы наш герой!..

– Ваш?

– Ну да, разве не будете строить новый и обязательно большой порт?

– Буду, – признался я. – Уже сегодня начнут! А куда поставим Зайчика? Это моя смирная лошадка.

– Вы лошадкой называете вот этого слона?

– Какой слон? – обиделся я. – Где хобот? Где бивни?

Яргард почесал в затылке.

– В самом деле, нет… Как я сразу не заметил. А по росту вроде слон.

За нашими спинами охнуло, матрос задрал голову, глаза выпучились, как у рака. Я взглянул в небо и тоже охнул. В синеве плывет безмятежно закрученная по спирали гигантская ракушка. В таких, но в тысячи раз мельче, живут морские моллюски. Волны в изобилии усеивают ими берега в час прилива. Только эта размером с авианосец и холодно поблескивает в лучах восходящего солнца вороненой сталью.

Мы ошалело провожали ее взглядами. Громадина уплывает в потоках воздуха неспешно, как облачко, как невесомый воздушный шар. Опустела тысячи лет назад, мелькнуло в черепе тоскливое. Умер не только экипаж, но рассыпались в пыль даже хитроумные двигатели… И не уплывает, просто ее уносит потоками воздуха.

– Почему?.. – прошептал Сенешаль. – Почему… не падает?

Для верхних слоев, сказал трезвый внутренний голос, где атмосфера пожиже, слишком тяжела, а для нижних – легка. Вот и болтается посредине, как говно в проруби. Кто-то уравновесил… или само так получилось…

Ракушка в недосягаемой выси прошла над бухтой, мы неотрывно смотрели вслед, как вдруг из поднебесья донесся далекий лязг, словно огромный небесный рыцарь застегивает стальной панцирь. Ракушка медленно повернулась на ребро, продолжая двигаться в потоках воздуха с громоздкой неспешностью дирижабля. Нижнее кольцо дрогнуло, удлинилось, добавились еще два, последнее широким темным раструбом нацелилось на проплывающую внизу землю.

Мое сердце отчаянно забилось. Тело на палубе, а душа подпрыгнула и, отчаянно трепыхая куцыми крылышками, взлетела и цеплялась за небесный металл, отыскивая дверь.

– Что это? – прошептал я потрясенно.

Капитан Яргард перекрестился, другой рукой суетливо щупал амулет на груди.

– Порождение Юга, – прошептал он еще тише.

– Вы такие уже видели?

– Видел разок… Но не такую.

За нашими спинами боцман сказал хриплым голосом:

– Не к добру это… Не к добру!

– Знамение, – произнес Сенешаль значительно. – Знамение.

Ракушка скрылась, Яргард опомнился, пинками и руганью разогнал матросов по кораблю, пора поднимать паруса, только я, замерев, смотрел ей вслед. Есть ли там люди? Или же сопит и трудится одна автоматика?

На корабле несколько тесных каморок, одна из них моя. Я вошел, пригибаясь, огляделся. Одна-единственная лавка, она же койка, и, что удивило, откидной столик, как в самолетах высокого класса, только побольше. Насколько помню, в эти времена такие столики не водились. Понятно, позаимствовали с Юга…

Сердце бьется часто и взволнованно, не нахожу себе места. Сверху через тонкие доски доносятся крики и команды, стук сапог и деловой шум.

Я шагнул к лавке, сердце едва слышно трепыхнулось в радостном предчувствии. Я вздрогнул от кончиков ушей до пят, огляделся, воздух затрещал, как при сильнейшем электрическом разряде. В двух шагах возникла шаровая молния. Ее трясло и дергало, но выдержала напор хаоса и разрослась в плазменную фигуру человека.

Я отступил, инстинктивно прикрываясь ладонью, но огонь не жжет, на чистый свет первого дня творения можно смотреть во все глаза, не щурясь. Фигура укрупнилась, характерный размах плеч и могучие руки, только лицо осталось сгустком огня без намека на глаза и рот.

Голос прозвучал сильный и мощный:

– Ричард… король Барбаросса смертельно болен…

– Тертуллиан! – вырвалось у меня радостное. – Ты все-таки сумел!

– Это сумел ты, – донеслось из сгустка огня. – Твой дух…

Треск разрядом заглушил, фигура деформировалась, силы космоса стремятся разрушить упорядоченную структуру, вернуть в стандартную шаровую молнию. Искаженный помехами голос прозвучал громко и отчетливо:

– Помоги… ему…

Я помотал головой.

– Прости, корабль уже отчаливает.

– Это… нуж…

– Нет, – сказал я резко.

– Тысячи людей умрут… монастыри будут разрушены… Сгорит… а Тьма… восторжествует…

Голос оборвался, фигура уменьшилась до шаровой молнии, а та с жутким треском взорвалась. Меня швырнуло на переборку, в голове грохот и боль во всем теле, я в испуге залечил в себе все ушибы и поднялся. Во рту соленый привкус, но даже кожа на костяшках пальцев уже под лохмотьями содранной розовая, чистая.

На языке остались слова, что я так долго шел к Югу, что он уже по ту сторону океана, что ничто меня не сдвинет и не остановит…

Пес поднял голову и смотрел выжидающе. Я зло и отвратительно выругался, потом еще и еще раз, но злость и бессильная тоска не уходили и не рассасывались, а чувствовать себя говном, ох, как не хочется, это другим могу казаться орлом, но себе цену знаю.

И все равно я плыву на Юг, сказал я себе резко. Всех не наспасаешься. Да пошли они все на хрен, я и о себе должен подумать. В конце концов я чего-то стою, так что не надо мне о высших ценностях. Сейчас каждый за себя, один Бог за всех…

На лавке в поле бокового зрения возникла фигура. Я торопливо повернулся, в глаза бросилось знакомое удлиненное и с заостренными чертами лицо, красивый излом бровей и насмешливо прищуренные глаза.

На этот раз он в красивом темно-зеленом камзоле, скромном и со вкусом отделанном на воротнике золотом, единственное украшение. Я пялил на него глаза, еще не придя в себя от появления Тертуллиана, а Сатана мягко улыбнулся.

– Вы всякий раз так удивляетесь, сэр Ричард!.. А ведь это вы меня призвали. Как и все предыдущие разы. И хотите, чтобы я сказал вам простую и понятную истину: в мире везде несчастья, везде проливают слезы сироты и вдовы, везде несправедливость… Сэр Ричард, вам не поспеть везде! Да вы и сами это понимаете. Гм, понимали…

Я вскрикнул в бешенстве, но уже на самого себя, на свою дурость:

– Знаю! Но там умирает Барбаросса!

Он хмыкнул:

– Король… Не потому ли спешите?

В его черных, как бездны космоса, зрачках зажегся огонек интереса. Я огрызнулся:

– Мне от него ничего не надо! Но он лучше многих… Потому не бросаюсь помогать всем-всем обиженным на свете, да хрен с ними, их слишком много, но Барбаросса намного лучше… и достойнее. Я не мать Тереза, чтобы ринуться в Африку каких-то там бушменов или готтентотов лечить от запора. Да, буду помогать только своим друзьям! А еще и тем, кого считаю очень хорошими людьми… да и то, если делать больше ни фига не надо. Я же демократ!

Он напомнил с непривычной ранее резкостью в голосе:

– Вы уже на палубе корабля. Капитан подгадал к мистралю, это такой ветер, что понесет вас через океан по прямой, не нужно даже галсами… Такая удача выпадает редко! Пребывание на Юге даст вам больше, чем десять таких королей, как Барбаросса!

Я оскалил зубы в невеселой усмешке превосходства.

– Я слышал, что все ваши расчеты абсолютно верны. И что никогда не ошибаетесь.

– Да, – отрезал он настороженно, – и к чему это?

– Теперь знаю, – сказал я без злобы, но с той же ноткой превосходства, – где вы все-таки ошибаетесь.

Он ответил резко:

– Я никогда не ошибаюсь. Никогда!

Я покачал головой.

– Нет, вы всегда знаете, как поступить правильно. А это не одно и то же.

– Это значит, – сказал он уже спокойнее, – что ошибаюсь не я, а вы, люди. Но вы сами видите, сэр Ричард, что ошибаются все меньше и меньше. Иначе не поднимались бы по дороге прогресса.

Я развел руками.

– Да, тут мне крыть нечем… Эй, Зайчик!

Над головой послышался топот, я почти видел, как огромный черный конь появился около двери так резко, словно и стоял там.

Сатана спросил с сомнением:

– Я все еще не верю, что вы способны на такую дурость.

– Я человек, – ответил я гордо. – А человек способен еще и не на такую!

Я торопливо поднялся по лесенке на палубу. Зайчик похож на демона из ада, грива развевается, глаза горят багровым огнем. Тут же появился Пес, пасть распахнута во всю ширь, клыки блестят, длинные и загнутые, как у саблезубого тигра. Я вставил ногу в стремя, за моей спиной капитан вскрикнул пораженно:

– Сэр Ричард! Что случилось?

Я поднялся в седло и, приподнявшись в стременах, заорал зло:

– Смотрите на меня! Смотрите все! Второго такого дурака увидите не скоро!

– Да что случилось?

– Зов, видите ли, услышал!..

– Зов? – переспросил он тревожно.

– Да, зов, – крикнул я с сарказмом. – Сперва, мол, думай о родине, а потом – о себе! И вот я, идиот, откликаюсь на этот зов… во имя какой-то и чьей-то там сраной родины, а свои интересы… эх, в такую глубокую и вонючую задницу…

Корабль начало разворачивать в сторону открытой воды. Зайчик прянул ушами и посмотрел на отодвигающийся берег. Капитан крикнул предостерегающе:

– Эй-эй! Сходни убрали!

– Если бы меня это остановило, – бросил я с тоской. – Как бы я этого хотел…

Зайчик пошел в галоп, моряки с криками расступились. Грохот копыт нарастал, палуба стремительно убегает под нами, мелькнула корма, а за нею уже широкая полоска воды. Сердце на миг остановилось в страхе, толчок, меня вжало в седло, встречный ветер стремился выдернуть из седла, затем удар копытами о твердое, взлетели тучи мокрого песка.

Я торопливо оглянулся, на волнах быстро уходит отброшенный копытами Зайчика корабль с поднятыми парусами. Я стиснул челюсти и выругался в полнейшем бессилии и неумении сделать хоть что-то. Зайчик всхрапнул, начал набирать скорость, ибо Пес вошел в азарт и несется во всю прыть, обогнав его на три корпуса.

Я вжался в Зайчика, длинная густая грива укрыла меня, как силовым полем, я только слышал над собой рев урагана. Тело Зайчика постепенно разогревается, как болид, влетевший в атмосферу.

Пес иногда обозначает себя гавком, то веселым, то сердитым, мне бы так его понимать, как понимает Зайчик. После пары часов бешеной скачки я ощутил, что скорость и темп изменились, велел перейти на простой галоп, поднял голову.

Впереди во всей красе вздымается Хребет. Даже отсюда видно, что гребень дырявит небо на той высоте, где пилоты не снимают кислородных масок. Ни зверь, ни птица, ни даже человек не в состоянии перейти с одной стороны на другую… если бы не узкая щель, прорезанная Неведомыми в самом низком месте Хребта и почтительно именуемая Перевалом. Есть еще один, но там, судя по смутным разговорам в Тарасконе, что-то стряслось, и ни один караван не в силах перейти на ту сторону. Так что только этот, где я совсем недавно… а как давно это было!.. ехал в эту сторону, рассчитывая сразу на корабль, наивный дурак… Вот так всегда в жизни…

Глава 2

Офицер, начальник Караула на перевале, встретил меня, как старого знакомого: не так часто кто-то решается перебраться на ту сторону, а я так вообще вроде голодного таракана, что в поисках еды носится с кухни в комнату и обратно.

Рассказав новости, я пустил Зайчика вниз. Пес снова впереди, сейчас дорога резко замедлилась, хотя Зайчик прыгает так, что стадо горных баранов удавится от зависти, но с его весом приходится осторожничать, иначе окружающая среда поможет нам спуститься быстрее, чем планируем.

Когда две трети хребта уже над головой, а внизу последняя треть, я увидел, как среди снегов закованный в железо рыцарь упорно бьется с громадным чудищем, похожим на огромного кабана, вставшего на задние ноги. Но этот кабан в панцире, в руке громадная дубина, а удары рыцарского меча, похоже, только высекают искры о каменную шкуру.

Зайчик остановился, я опустил ладонь на меч. Вмешаться сейчас – это либо спасти рыцарю жизнь, либо он вызовет меня на поединок за оскорбление: ишь, счел его слабым! Но и стоять вот так и смотреть…

– Вперед, – сказал я Зайчику с досадой. – Это не наши разборки.

Пес уже несся обратно, однако Зайчик с такой скоростью перешел в галоп, что Пес остался далеко позади.

Я подумал хмуро, что неизвестный рыцарь расскажет, если останется жив, о странном видении человека на огромном черном коне и с огромной черной собакой, который появился как будто из ниоткуда и так же быстро исчез. Возможно, назовут меня каким-нибудь Снежным Всадником, а потом образ начет обрастать подробностями и приключениями.

Еще ниже увидел караван из пяти навьюченных лошадей, люди идут пешком, а впереди высокий старик с длинной бородой. Караван остановился, старик вышел вперед и потряс руками.

Я не понял, что он там колдует или призывает, но донесся грозный гул, с ближайшей горы стронулась масса снега и пошла лавиной, набирая скорость и увлекая за собой массы снега и камни.

Караванщики умело прятали коней под единственный широкий уступ. Старик поспешно вернулся и присел под каменным навесом вместе с остальными. Снежная масса пронеслась над ними с грозным грохотом и гулом, от которого задрожала земля. Я только теперь сообразил, что опытный вожак нарочито вызвал снежную лавину, чтобы переждать ее в безопасном месте.

Еще полчаса изматывающего спуска, когда голова болтается, как на веревочке, а зубы прикусывают то язык, то щеку, и наконец равнина, местами холмистая, это же простор для стремительного бега…

Сердце сжалось: я вдруг увидел, где шла та последняя Желтая Волна, которая и закончила войну. По ту сторону Хребта видно, как шла со стороны моря, сжигая и сравнивая с землей города, замки, башни. Всюду оставляла после себя выжженную пустыню, но ударилась о Хребет, взмыла, как на трамплине, и обрушилась на землю в сотне миль дальше за Хребтом. Таким образом там внизу уцелели не только города, но и леса, болота и озера, где выжила живность той эпохи, до Седьмой войны.

Правда, города пришли в запустение, в селах народ либо погиб под натиском расплодившихся чудищ, либо бежал в города. Там заперлись за городскими стенами, быстро теряя признаки цивилизованных людей и превращаясь в дикарей. К счастью, во всех этих городах луга и пастбища располагаются нередко внутри города, а то и в самом центре, так что урожаи удавалось выращивать, не высовывая носа из-за крепких стен.

Потом то ли горожане приспособились и начали давать отпор, то ли пришли дикие, но свирепые племена из других краев, но чудищ постепенно оттеснили от городов и в конце концов загнали в леса, болота, озера.

Так установилось равновесие: в городах и селах хозяйничают люди, в лесах – монстры, а стычки происходят на опушках. Лишь наиболее отважные и хорошо вооруженные отряды решаются несколько углубиться в лес, но, как я слышал, и монстры иногда собираются в большие группы, чтобы попробовать напасть на город и полакомиться сладким человеческим мясом.

Среди рыцарей всегда было хорошим тоном собираться в группы для вылазки в лес или другие места ареала обитания чудовищ. К этому приурочивали также производство оруженосцев в рыцари, и будущие рыцари старались изо всех сил, лезли вперед и принимали на себя главные удары, стремясь выказать отвагу и доблесть.

Пес обежал вокруг нас, сел толстой задницей на снег и коротко гавкнул. Зайчик фыркнул, Пес гавкнул громче, требовательнее.

– Ты прав, – признал я, – здесь торчать – это прямой путь в гималайские йоги, но что-то не тянет на высокое. Зайчик, погнали! Покажи, что ты можешь, но так, чтобы и у меня не оторвалась голова, и наша милая собачка не потерялась.

Пес сердито гавкнул, что за шуточки, кто потеряется, Зайчик гордо тряхнул гривой, я покрепче вцепился в луку седла. Надо бы специальные ручки приспособить, а то и пристегиваться ремнями, но Зайчик уже начал разбег, я задержал дыхание и приготовился к встречному урагану.

Я трижды заставлял его сбавлять ход. Дважды, чтобы проверить направление, а третий, стыдно сказать, просто устрашился, что ветер вырвет меня из седла и унесет, как сухой лист. Пес не отставал, а время от времени, чтобы показать, что знает дорогу, обгонял Зайчика и уносился далеко вперед. Это было мукой для меня: Зайчик оскорбленно ускорял бег, и рев урагана превращался в свист реактивных двигателей. Я начинал страшиться, что от трения загорится одежда, а потом вовсе рассыплюсь на части, как «Колумбия».

Мимо проскакивают желтые, оранжевые и красные полосы, это золотая осень в разгаре. Иногда под копытами успевает блеснуть озеро или болото, Зайчик прет напрямик, а при его скорости по воде можно мчаться, аки посуху. Пес вроде бы ухитрился даже рыбину поймать, но я лишь смутно запомнил, как он пытался на ходу мне совать ее в руки, не понимая, что стоит мне приподнять голову из конской гривы, встречный удар ветра в лучшем случае вырвет меня из седла, а худшем… оторвет лишь верхнюю половинку.

В очередной раз заставив сбавить скорость, я понял, что до стольного града Барбароссы рукой подать, прохрипел Зайчику:

– Помедленнее… ох, помедленнее!..

Зайчик сбавил ход, еще сбавил, а когда впереди показались стены города, перешел на аллюр обычной быстрой лошади. Дикий ураган, что пытался смахнуть меня с конской спины, утих, превратился в устойчивый встречный ветерок.

Ворота распахнуты, как раз въезжает телега. С двух сторон по стражнику, человечек в цивильном, сейчас начнутся вопросы и потребуют плату, я шепнул Зайчику:

– Особо нас не выдавай… но мы должны успеть в королевский дворец.

Он всхрапнул, шел прежним галопом. Стражи обернулись в нашу сторону, я должен сбавить ход, каким бы лихим ни старался казаться, на лицах пока только выражение заинтересованности. Зайчик резко ускорил бег, взвился в прыжке и, перемахнув телегу, оказался прямо в воротах.

Я прижался к его шее, а то размажет по каменному своду ворот, снизу тряхнуло еще раз, прогрохотали копыта. За спиной раздались запоздалый крик и бряцанье оружием. Зайчик несся по улице, как мчался бы любой закусивший удила конь. Народ с криками бросался под защиту стен, а кто-то и застывал столбом на месте. Меня бросало из стороны в сторону, это Зайчик умело лавирует, ухитрившись никого не стоптать, не сбить, даже не задеть, какой-то компьютер, а не конь. Зато Бобик с веселым гавком валил всех, кто на дороге, и даже, как мне показалось, валил даже тех, кого мог бы и не зацепить.

Дома разбежались в стороны, впереди площадь, на той стороне дворец. Зайчик, не сбавляя ходу, мчался вперед, я уж хотел придержать его, но копыта простучали по мраморным ступеням. Сбоку раздались крики, выбежали люди в доспехах.

Зайчик пронес меня через зал, где нарядные придворные шарахались к стенам. Впереди парадная дверь, Зайчик явно собирался вышибить ее, но я вскрикнул:

– Тихо-тихо!.. Здесь свои.

Из боковых проходов выскакивали стражники. Офицер обнажил меч и закричал:

– Кто посмел? Взять их!

Я вскинул руки.

– Тихо, тихо!.. Свои! Я – Ричард Длинные Руки. К королю Барбароссе.

Офицер прокричал зло:

– К Его Величеству? На коне?

Бобик остановился перед ним, внимательно посмотрел в лицо и оскалил зубы. Из пасти вырвался дымок. Офицер побледнел, но не отступил.

Я поспешно спрыгнул на пол.

– Открывайте ворота побыстрее. Я пойду пешком.

Стражи окружили нас, со всех сторон выставлены копья, рыцари со звоном опускали забрала. На меня смотрят пылающие странной ненавистью глаза, как будто я не всего лишь на коне въехал, а изнасиловал их жен.

– Ты никуда не пойдешь! Брось оружие на землю!

– Щас, – ответил я рассерженно. – Возьми, если сумеешь…

Они сделали шаг, сжимая кольцо, я выхватил меч, от дверей королевских покоев раздался могучий рев:

– Сэр Ричард? Мы вас ждали!.. Всем опустить оружие, олухи!

Воины заколебались, но никто оружия не опустил. Офицер выкрикнул рассерженно:

– Сэр Стефэн, дворец охраняю я!

К нам спешил высокий рыцарь, я узнал в нем соратника по турниру, он еще с одним таким же молодым и чистым постоянно охранял меня от ударов в спину, хотя был соблазн хватать в плен сбитых с коней южан, захватывать их великолепных коней. Сейчас он, одетый богаче и в великолепных доспехах, быстро подошел и, поприветствовав меня рыцарским салютом, встал рядом.

– Это же сэр Ричард, – заявил он с гордостью. – Сэр Ричард, как вы вовремя!

– А мне плевать, – возразил офицер, – у кого какие заслуги в далеком прошлом. Изменниками становятся и близкие друзья. Пусть сперва сдаст оружие, потом его проверят наши священники…

Сэр Стефэн мгновенно рассвирепел, в его руке блеснул клинок, все еще тот самый меч, который я ему подарил.

– Сэр Ричард, разве мы не дрались вдвоем против сотни? А здесь не больше двух десятков…

– Да, – ответил я, – но там были враги. А здесь свои идиоты…

Рука моя медленно отстегнула молот на поясе, глаза следят за слабой тенью, что перемещается по стене за спиной офицера. Тень сама по себе, дрожь прошла по телу, затем нахлынули тошнота и слабость, как всегда, когда мозг старается совместить тепловое и запаховое зрение с обычным. Я вцепился одной рукой в седло Зайчика, дрожь тряхнула снова. За спиной офицера покачивается, словно на легком ветру, фигура человека в черной одежде, на голове кожаная шапка с рогами, вокруг поблескивают синеватые искорки, над ним мерцает темный столб, словно роится мельчайшая мошкара.

Наши взгляды встретились. Маг вздрогнул, поняв, что я его увидел, хотя он незрим для всех, руки поднялись для нового заклинания, но молот уже вырвался из моей руки, как застоявшийся сокол. Дважды хлопнуло по воздуху рукоятью, раздался звук, будто разбили гигантский кинескоп. По залу пронесся ветер, устремленный в одну сторону. Со шлема офицера сорвало потешные перья и унесло в воронку, что завертелась на месте исчезнувшего колдуна. Донесся тоскливый вой, хлопнуло еще раз, потише, и все успокоилось.

Все стояли растерянные, ощупывали себя. Я поймал молот и повесил на пояс. Сэр Стефэн спросил дрогнувшим голосом:

– Что это было?

– Убит хозяин вот этих, – я кивнул на офицера и солдат. – Правда, они сами могли не знать, что ими командуют…

– Сейчас проверим, – буркнул сэр Стефэн и гаркнул: – Сэр Килпатрик!.. Открыть дверь в большой зал и проводить сэра Ричарда к покоям Его Величества!

Офицер вздрогнул, бледный и дрожащий, сказал торопливо:

– Да-да, сэр Стефэн, немедленно… Вы уж простите, все как в тумане… Сэр Ричард, прошу вас за мной.

Солдаты поспешно распахнули тяжелые двери. Офицер, который Килпатрик, бросился почти бегом, его так трясло, что задел плечом косяк, а через зал бежал, явно прилагая все силы, чтобы двигаться по прямой. У двери на широкой лавке пятеро рыцарей в полном вооружении, у двух мечи обнажены, один держит меж колен, уперев острием в пол, другой положил на колени.

Все пятеро начинали подниматься, завидев нас, Килпатрик прокричал издали:

– Дорогу! Это сэр Ричард!

Один из офицеров ответил резко:

– Да хоть сам император…

Холод пронизывал меня, словно стою голым на ветру. Я сорвал с пояса молот, офицер выхватил меч, за спиной послышался грозный рев настигающего нас сэра Стефэна.

Грохот, скрежет металла, молот смел двух рыцарей. Их сплющенными телами ударило в парадную дверь, створки вылетели с ужасающим грохотом. Я ринулся в пролом, за моей спиной сэр Стефэн и офицер, который сэр Килпатрик, сцепились с остатками ошалевшей стражи.

Обломки хрустят под подошвами смачно, будто бегу по насту. Массивная кровать под балдахином, возле нее на стульчике сидит священник с книгой в руках, а с другой стороны бледная и сильно исхудавшая Алевтина, жена Барбароссы. При моем появлении оба вскочили, а я подбежал и, отшвырнув ногой стул, быстро отдернул полог.

Вместо огромного, обросшего мускулами мужчины на ложе скелет, едва-едва обтянутый кожей. Барбаросса почти не дышит, я наклонился, тронул за руку, тонкую и морщинистую, как куриная лапа. Священник что-то заговорил гневно и протестующе, но я не слышал: кольнуло холодом. Из меня по руке пошел жар, вздувая пальцы, как сосиски в кипятке, и тут же, впитавшись с подушечек в дряблую плоть королевской длани, исчез, оставив холод во всем теле.

Я поспешно отдернул руку. Через долгие мгновения дряблые веки Барбароссы приподнялись. Глаза смотрели в пространство, затем глазные яблоки дрогнули, я ощутил, что он наконец-то узнал меня. Радостно вскрикнула Алевтина, заломила руки.

От разбитой двери все еще доносились яростные крики, лязг железа о железо, звон, эхо глухих ударов. Я оглянулся с беспокойством, оттуда донесся крик:

– Сэр Ричард, не отвлекайтесь, не отвлекайтесь!

– Если что, – прокричал я, – свистните!

– Да здесь и вашей собачки хватает…

– Я могу еще и коня позвать, – ответил я и повернулся к Барбароссе. – Ваше Величество?

Священник проговорил негодующе:

– Он без сознания! Я жду, чтобы король исповедался!

– И чтоб сказал, где ключи от квартиры, где деньги лежат? – спросил я. – Ваше преподобие, оставьте нас.

– Что?

Алевтина сказала быстро, но твердым голосом:

– Мы знаем сэра Ричарда! Отец Феофан, оставьте нас!

В голосе этой женщины звучал металл. Бледные губы Барбароссы раздвинулись, он шевельнул ими, священник тут же забежал с другой стороны, наклонился, выслушивая предсмертные слова монарха, однако Барбаросса произнес хрипло, но достаточно отчетливо:

– Ричард… – слетело легко с его бледных сморщенных губ. – Я уже думал…

– Что явились черти? – спросил я. – Ваше Величество, сейчас вас унесет и один слабенький чертенок.

– То тело, – возразил он, – а душа моя столь обременена грехами, что понадобится хорошая подвода… Вон отец Феофан ждет…

Священник, не обращая внимания на рассерженную жену короля, перекрестился, взглянул с беспокойством и укором.

– Ваше Величество, – сказал он торопливо, – в час просветления не пришла ли пора исповедоваться?

Барбаросса прошептал:

– Святой отец, оставьте нас…

Священник вскрикнул:

– Ваше Величество!

– Оставьте, – повторил Барбаросса с усилием.

Отец Феофан поколебался, король мог говорить такое и в бреду, но я сказал с мягкой угрозой:

– Его Величество велел вам оставить нас наедине. Если осмелитесь ослушаться своего короля, то я вас просто вышвырну. Как мятежника. А окно здесь ближе, чем дверь…

Он взглянул на меня с мягким укором и, прижав к груди книгу обеими руками, пошел быстрыми шажками к двери. Там схватка уже утихла, но народ собрался в толпу, хотя никто не осмеливается войти в королевские покои: там у входа Бобик, обнажая клыки, грозно и с удовольствием порыкивает. Сэр Стефэн, весь помятый и, похоже, раненый, стоит в дверях с обнаженным мечом, закрывая проход. Рядом с ним держался офицер Килпатрик, остановивший меня. Меч держит левой рукой, правая бессильно висит вдоль тела.

Барбаросса дождался, когда священник обогнул Пса по широкой дуге и вклинился в толпу.

– Сэр Ричард, – услышал я тихий шепот, – я чувствую себя значительно лучше…

– Плясать не надо, – ответил я тем же шепотом. – А то не успею разобраться, что здесь, как вас угостят чем-то покрепче.

– Да я и шепчу потому… А так, наверное, смог бы встать.

– Вы достаточно сообразительный, – сказал я, – для короля, конечно. Как все это случилось?

– Может быть, – спросил Барбаросса, – сперва разберешься, что там в зале? После твоего ухода все было прекрасно, а потом как-то пошло вкривь-вкось… Я уже не знаю, кто друг, кто враг.

Алевтина, рыдая от счастья, упала ему на грудь и, обхватив руками, заливала слезами. Я встал, Бобик обернулся, глаза горят, как багровые угли. Теперь это снова Адский Пес, я с некоторой боязнью коснулся его огромной головы, но он сразу зажмурился и едва не замурлыкал. Пришлось почесать между ушами, погладил и сказал ласково:

– Я люблю тебя, зверушка. Только мы с тобой… ну, ты понял.

Сэр Стефэн отсалютовал при моем приближении, усы воинственно топорщатся, а Килпатрик болезненно улыбнулся. Доспехи на нем изрублены жестоко, с правого плеча пластина сорвана, левый бок весь в крови, там доспех и даже кольчуга разрублены жестоким ударом, кровь пузырится, течет сверху по ноге. Понятно, что еще больше натекло под доспехами. Парень сейчас рухнет от потери крови.

– Вы хорошо служите королю, – сказал я и сунул пальцы прямо в кровавое месиво на боку. Килпатрик охнул, болезненно дернулся, а я сказал, глядя ему в глаза: – Но вы должны продержаться, пока я сам не пришлю к вам лекаря…

Он закусил губу, тут же в широко распахнутых глазах отразилось великое изумление. Я быстро отнял окровавленные пальцы, повернулся к сэру Стефэну.