Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Ричард Длинные Руки - лорд-протектор

ModernLib.Net / Фэнтези / Орловский Гай Юлий / Ричард Длинные Руки - лорд-протектор - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 5)
Автор: Орловский Гай Юлий
Жанр: Фэнтези

 

 


      – Оставь себе. А для леди Лоралеи найдем что-нибудь, как только она восхочет сменить туалеты.
      Служанка пробормотала испуганно:
      – Как прикажете, мой лорд.
      Зайчик фыркнул, в нетерпении переступил копытами. Сэр Уорвик подал знак стражам на воротах, там заскрипела решетка, пошли в стороны тяжелые створки.
      Сэр Уорвик что-то говорил, я чувствовал в его голосе облегчение и сожаление разом, но слышал плохо, в ушах все громче грохот водопадов крови, она нагревается и нагревается.... Тьфу-тьфу, недолго и до кипения.
      Зайчик выметнулся из-под арки ворот горделивый и красивый, это чтоб не сомневались, что донесет и двоих, некоторое время шел крупной рысью, а когда башни замка скрылись за деревьями, начал набирать скорость.
      – Закройте глаза, – сказал я Лоралее. Она послушно закрыла глаза и уткнулась лицом мне в грудь. – Не пугайтесь, я укрою вас, а то ветер почему-то...
      Она прошептала:
      – Я не боюсь. Вы же знаете, сэр Ричард...
      – Что?
      – Женщинам никогда с вами не страшно.
      Мимо мелькают уже не деревья, а рощи и леса, сменяются холмами, под нами проскакивали ручьи и мелкие речки, мельтешит от сменяющихся зеленых и желтых пятен, а я, обхватив Лоралею обеими руками, сам пригибался от встречного урагана, в черепе стучит непонимающе-лестное: что она имела в виду? Приятно, конечно, однако...
 
      В крепости меня заметили лишь в момент, когда мы влетели под арку и остановились во дворе. Ворот еще нет, как и решеток, есть только каменный остов грозной и несокрушимой крепости из монолитного гранита повышенной прочности, если это гранит, ну пусть гранит, его не сокрушить ни катапультами, ни даже из пушек, когда те появятся.
      Я спрыгнул с коня, народ начал сбегаться со всех сторон, стражи пристыженно опускали головы. Я протянул руки к Лоралее, она легко и бестрепетно соскользнула с высокого коня мне в руки, легкая и нежная, разогретая за время скачки.
      По моему телу пробежал сладкий трепет. Я медленно опустил ее на землю, сердце тукает счастливо, как довольный цыпленок, которому насыпали целую горку вкусных зернышек.
      – Все в порядке, – сказал я стражам и поспешившим в нашу сторону рыцарям. – Занимайтесь своими делами. Я сам покажу леди Лоралее ее... место.
      Стражи, видя мое лицо, начинали ухмыляться, двери перед нами распахивались с подозрительной поспешностью. Последнюю дверь я открыл перед нею сам, сделал широкий жест.
      – Леди Лоралея, ваши апартаменты.
      Первым вбежал Бобик, заметался из стороны в сторону, все высматривая и вынюхивая. Лоралея сделала шаг, глаза широко распахнулись, я услышал восторженное:
      – Сэр Ричард! Как здесь чудесно!
      – Нормально, – ответил я польщенно, – вообще-то недостаточно женственно, чтобы соответствовать... гм... Это военная крепость, здесь не до удобств...
      – Что вы, сэр Ричард! Все замечательно!
      Я покачал головой.
      – Располагайтесь, а я подумаю, чем украсить эти покои.
      – Зачем?
      – Чтобы вам понравилось больше.
      – Мне и так все нравится.
      – Совершенству не бывает предела.
      Я поклонился и, хотя мучительно хотелось остаться и общаться с нею, глядя в ее удивительные глаза, наслаждаясь звуками ее щебечущего голоса, все же отступил и вышел за дверь.
      Гроссграф или не гроссграф, мать вашу, а если гроссграф, то думай о судьбах Отечества, а не о ее весьма аппетитных даже с виду сиськах. Да и вообще, надо о высоком. Не чистом, об этом пусть эстеты, не о грязном, об этом политики, а именно о высоком, крупном и значительном, как и надлежит крупному государственному деятелю. Это я теперь крупный, запомни, балда.
      Слуги разбегаются при моем появлении, словно я не только крупный, но и ужасный. Типа, для забавы могу на кол. Это хорошо, пусть боятся. Я, конечно, демократ, но я ближе к эллинской демократии, когда все равны, все имеют избирательные права, все свободны и у каждого не меньше двух рабов.
 
      Через пару часов, наобщавшись с рыцарями, наотдавав распоряжений и даже проголодавшись, я напомнил себе, что надо посмотреть, как чувствует себя наша знатная пленница. Или не знатная, но прекрасная. Во всяком случае, дрались за нее знатно, значит – знатная.
      Ей передали, что я пообедаю в ее обществе, это не выглядело просьбой, я сразу взял курс на жесткость, пусть знает, что здесь ей не там, тут не пройдут хиханьки и ужимки, здесь суровые и жесткие мужчины. И в ее покои я вошел уверенной походкой хозяина.
      Леди Лоралея вскочила, довольная и сияющая, в глазах блестят звезды, платок сняла, блеск волос затмевает свет люстры, сердце мое застучало чаще.
      Я сглотнул слюну, голос мой прозвучал не так уверенно, как мне хотелось:
      – Надеюсь, вам передали, что я изволю обедать с вами.
      Она воскликнула:
      – Да, я счастлива, сэр Ричард!
      – В самом деле? – переспросил я с сомнением.
      Стол накрыт на двоих, это заметно по двум креслам, а так на нем еды и питья на отряд тяжеловооруженных кнехтов или троих растеров.
      Все-таки я дождался, когда она сядет, тяжело и солидно опустил задницу в кресло напротив. У Лоралеи ни следа от усталости и бледности, щеки покрыты живым естественным румянцем, пухлые губы стали вдвое пухлее, глаза блестят, а в голосе прозвучал откровенный восторг:
      – Какое великое дело вы затеяли, сэр Ричард! Мне тут рассказали слуги, я просто не поверила сперва.
      Я насторожился.
      – Какое? С вашего позволения начну сразу с горячего, проголодался, уж простите...
      – Да-да, сэр Ричард, все что угодно!.. Объединить всех этих лордов в одну большую семью, чтобы прекратились эти ужасные войны, которые я, как женщина, ненавижу!.. Какое великое дело, вы уж, сэр Ричард, пожалуйста, не бросайте на полдороге!.. А теперь, когда удалось, постарайтесь, чтобы не развалилось.
      Я едва не удавился куском горячего мяса, вытаращил глаза, просипел полузадушенно:
      – Да-да...это главная цель...
      – А будет прекрасно, – воскликнула она с таким жаром, что даже ложку с драгоценным бульоном задержала у рта, а потом и вовсе опустила в тарелку, – когда дороги освободятся от разбойников!.. Торговцы проедут везде свободно, у нас появятся шелка из Турнедо, драгоценности из Шателлена, а в Фоссано шьют такие изумительные сапожки!..
      Я кое-как совладал с застрявшим мясом, запив вином, в голове сумбур, пробормотал смятенно:
      – Вы настолько правы, что даже не знаю... Могу добавить разве насчет цены... Товары резко подешевеют, когда исчезнут поборы на границах лордств. Все люди станут одеваться красивее, что... гм... вызовет новый подъем... энтузиазма. В смысле, производства. Наверное. Тут надо посоветоваться со специалистами. В смысле, сесть и обдумать.
      – Не бросайте, – повторила она умоляюще. – Никто, кроме вас, такое даже не брался делать!
      Да что за хрень, мелькнуло у меня ошалелое. Я же привез по– быстрому устроить эту куколку так, чтобы никто не дотянулся, пока не сплавлю подальше, лучше за пределы Армландии! А сижу, раскрыв рот, слушаю удивительно умные речи.
      Я торопливо взялся за сладкое, надо пожрать и слинять, пока эта сирена не очаровала и меня, пробормотал, разрезая широким ножом истекающие медом соты:
      – Не брошу, не брошу... Ради этого и стал гроссграфом. Вообще-то мне куда лучше было странствующим рыцарем... Ни за что не отвечаешь, никому ничем не обязан, едешь себе и бьешь по голове встречных и даже поперечных. Спасаешь кого-нибудь, за что тебя благодарят так, будто мир спас. Мелочь, а приятно.
      Ее глаза вспыхнули, а лицо воспламенилось.
      – Правда? – выдохнула она с жаром. – Тогда вы пошли на великую жертву, сэр Ричард!.. Умоляю вас, продолжайте держать Армландию единой. Это не только потому, что мы, женщины, предпочитаем мир и живых мужчин, а не гробы, но... все расцветает, когда войны нет... долго! Или хотя бы продержитесь гроссграфом подольше.
      – Как скажете, – ответил я с галантной улыбкой. – Значит, держать Армландию единой и неделимой?
      – Да!
      – Свобода торговли и никаких пошлин?
      – Да, – произнесла она с жаром. – Разве это не самая великая цель? Воевать каждый может! Для этого ума не надо. А вот строить... На это решаются только самые мудрые и мужественные. Ведь славу проще всего обретать разрушениями, как ни грустно.
      В обалдении я машинально создал чашку с горячим кофе, спохватился, но отступать поздно, протянул ее Лоралее, а себе создал другую.
      Лоралея взяла чашку не глядя, взгляд ее прикован к моему лицу, и поднесла ее к губам тоже не глядя. Я смотрел, как пьет мелкими глотками, ни разу не изменилась в лице, ни тени недоумения при виде незнакомого напитка, даже не спросила опасливо, что это: раз я дал – пьет.
      На стол опустила уже пустую, все так же не отрывая от меня взгляда.
      – Понравился кофе? – спросил я.
      – Да-да, – ответила она сияюще, – просто великолепен! Вы очень любезны, сэр Ричард! Под вашей внешней суровостью бьется нежное и чувствительное сердце.
      А вот уж хрен, ответило во мне нечто насторожившееся. На комплименты не ловлюсь. Но вот чашке кофе совсем не удивилась, гм...
      – Я рад, – сказал я и торопливо поднялся. – Сожалею, но вынужден оставить ваше общество, леди. Дела, дела.
      – Я понимаю, – ответила она кротко и в то же время с непонятной гордостью. – Дела не простые у вас, сэр Ричард! Ради дел государственных нужно жертвовать всем.
      Я развернулся на деревянных ногах и двинулся к двери, чувствуя, как особенно не хочется топать к этим государственным. Бобик наконец вскочил и выскользнул за мной в коридор, когда я уже закрывал за собой дверь.
      – И тебя подкупили? – спросил я обвиняюще. – Чем?
      Он повилял хвостом, глаза виноватые, но оглянулся на дверь и вздохнул.
 
      Крепостные стены отхватили и отгородили от мира участок земли, на котором мог бы разместиться крупный город. Сейчас прибывшие плотники заканчивали строить барак на триста человек, а в ворота, которые пока еще не ворота, а только проем для них, как раз гнали крупное стадо овец под охраной полудиких пастухов и почти диких собак.
      У большого костра с десяток крепких мускулистых мужиков беседуют вполголоса, а когда простучали копыта Зайчика, обернулись, вскочили, ломая шапки.
      – Вольно, – сказал я. – Итак, ребята, вам предстоит важная и ответственная работа. Дабы ничто не отвлекало, я распорядился сперва насчет инфраструктуры, так что теперь есть где спать, будет что есть. Инструментом тоже обеспечим. Выберите из своей среды старосту... Я ему выдам аванс на всех, чтобы у вас было на что покупать еду. А уже он под вашим бдительным оком раздаст остальным.
      Они слушали почтительно, но с достоинством. Камнерубы и каменщики всегда в повышенном спросе, их чаще не хватает, чем они в избытке.
      – Работы будет много, – предупредил я. – Когда закончим крепость, переброшу на другой объект. Впрочем, часть переброшу еще раньше... Платить буду хорошо, щедро. Это не пустые слова, я заинтересован, чтобы вы и дальше работали и работали.
      Один из камнерубов, я его определил по мощной мускулатуре, спросил заинтересованно:
      – Это под Хребтом другая работа?
      Я насторожился.
      – Что ты знаешь о Хребте?
      Он пожал плечами.
      – Что и все. Хребет и есть Хребет. За ним Юг. Но, говорят, вы направили несколько бригад камнерубов к Хребту. И платить обещали хорошо.
      На его лице я не прочел ничего, кроме материальной заинтересованности, сделал серьезное лицо и ответил, понизив голос:
      – Да, там отыскали залежи хорошей руды... Но сперва надо разобрать камни, расширить нору.
      Он кивал понимающе, выражение заинтересованности растет, что понятно: здесь работы много, но она конечна, а камни ломать можно годами.
      – Мы все сделаем, – заверил он. – Моя бригада отделывала собор в Реймсе!.. И эту крепость сделаем таким орешком, что сам дьявол обломает зубы!
      – Не сомневаюсь, – ответил я. – Я всем им, гадам, обломаю.

Глава 9

      Долина, где я расположил крепость, вся открыта солнцу, и к полудню здесь накалено, пахнет не столько цветами, как прокаленной пылью. Когда солнце в зените, даже в тени видишь, как дрожит и поднимается струями перегретый воздух. Далекие горы вздымаются в грозном блеске, вершины раскалены добела, вижу, как искрятся, сгорая вот так при каждом полдне.
      Хозяйствование – самая бессмысленная и утомительная работа на свете. Взмок от жары, пыль со злорадством оседала и облепляла, быстро превращаясь в засохшую грязь, и к вечеру я чувствовал себя стариком, которому нужна палочка.
      Тащиться до башни, где я устроил себе временное логово, надо через весь двор, потом наверх по лестнице, а уже затем по стене в обратную сторону, это всего метров десять вверх...
      Дурак, о чем мечтаешь? Тебе тоже здесь не там, иди и не ропщи. И я пошел, а когда поднялся на стену, услышал знакомый голос. Разговаривали Лоралея и, если не ошибаюсь, виконт Карлейль, воин хороший, человек честный, хотя и слишком негибкий.
      Расслышать, о чем говорят, не удается, слишком в двадцать молотов стучат кузнецы, визжат пилы, доносится тупой стук топоров по дереву, я вздохнул, вогнал себя в личину исчезника, авось да виконт не запасся нужным амулетом, вышел на открытое пространство.
      Лоралея и виконт стоят у парапета, опершись руками о каменный край и смотрят вниз. Волосы Лоралеи закрыты платком так, что снова только лицо на виду, я вижу их обоих в профиль, виконт в легком доспехе, голова открыта, в коротких волосах поблескивает седина.
      Я потихоньку подходил ближе, стало слышно даже угрюмое сопение виконта. Лоралея говорила убеждающе:
      – Нет-нет, сэр Карлейль, вы не правы!.. Как вы не понимаете, что только полное объединение Армландии приведет к расцвету жизни во всех ее землях!.. Эти таможенные заставы на границах даже крохотных баронств рубят на корню торговлю между городами сильнее, чем разбойники на дорогах!.. Только сейчас наконец-то купеческие караваны начинают робко перевозить товары из одного графства в другое, не страшась, что на границе все отберут...
      Виконт морщился, кривился, возражал вяло:
      – Дорогая Лоралея, но это же исконное право лордов брать плату за топтание своей земли...
      Она всплеснула руками.
      – Право? Какое право?
      – Установленное нашими предками, – сообщил он.
      – А у них было это право?
      Он пожал плечами.
      – Дорогая Лоралея, наши предки получили это право.
      – Как?
      – Не знаю, – ответил он с достоинством. – То ли от самого Господа, то ли взяли его острием меча... это неважно!
      – Неважно?
      – Да. Любое право, если это идет из глубин веков, уже освящено.
      Он прав, мелькнула у меня злая мысль. Любая глупость, если ее исповедовали отцы и деды-прадеды, становится священной и неоспариваемой. В самом лучшем случае ее оставляют как знамя, герб или гимн, а живут по новым законам, но все же английская королева что-то там подписывает и произносит какие-то речи перед парламентом. Правда, попробовала бы не подписать или брякнуть не то, что на поданной ей бумажке!
      Но здесь лорды настоящие, свои права помнят и так просто отступать от них не собираются. Тем более что чувствуют свою правоту: освящена и закреплена не только памятью предков, но и навязанными прошлым королям законами.
      – Любое право на чем-то основано, – возразила она. – Нет, дорогой виконт, я понимаю только то право... и принимаю!.. при котором люди будут жить лучше.
      Он буркнул, все так же глядя вниз:
      – Люди? Это вон те, которые носят доски?
      – И они, – ответила Лоралея с жаром. – Как вы не видите? Если эти люди станут богатыми, то и мы все станем богатыми!
      Он покачал головой.
      – Не понимаю вас, леди Лоралея. Как можно интересы этого мелкого люда ставить выше интересов могущественных лордов?
      Она покачала головой, глаза ее заблестели ярче, и виконт Карлейль не отрывал от них зачарованного взгляда.
      – Нет, – ответила она убеждающе, – нет противопоставления! Эти же люди кому-то да принадлежат, на чьих-то землях живут! И чем они богаче, тем больше платят налога...
      Он хмыкал, пожимал плечами, не соглашался, а я отступил, вконец ошарашенный. Из личины вышел только в коридоре, ввалился в свои покои, срывая пропотевшую одежду, заорал, чтобы приготовили ванну. Служанки торопливо наполнили горячей водой бадью. Я поскорее забрался и с наслаждением сдирал когтями липкую грязь, а девушки, хихикая и делая вид, что стесняются, скоблили меня тряпочками из грубой ткани.
      Когда я, чистый и чуть посвежевший, заглянул в соседние покои, Лоралея уже швыряла там игрушки в разные концы комнаты, а Бобик старался перехватить их в воздухе.
      – Поужинаем вместе? – предложил я деловито. – А то у меня такой аппетит разыгрался... Коня бы съел!
      – С удовольствием, – ответила она радостно. – Бобика берем?
      Я заколебался, Бобик опустил зад на пол и смотрел на меня в требовательном ожидании.
      – Только не давать ему ничего со стола, – ответил я наконец. – И не бросать под стол. А если бросать, то придется заказывать на десятерых. Я не знаю, куда в него столько влезает, но жрать может безостановочно.
      Она счастливо улыбнулась.
      – Бобик, ты приглашен!
 
      Стол с массивным подсвечником в самом центре, три толстые свечи дают яркий оранжевый свет, настоящий яркий и праздничный, не люблю так называемые интимные полумраки.
      Сверху огнем солнечного спектра заливает стол и почти всю комнату огромная люстра на сто свечей. Лоралея щебечет, щечки счастливо разрумянились, глаза блестят, веселая и довольная. Я все перебирал ее разговор с виконтом Карлейлем, странно как-то, что с виду безумно красивая, а значит, в такой же мере и безумно пустоголовая женщина так точно и правильно понимает плюсы и выгоды объединения Армландии, а не понимает такой неглупый с виду виконт Карлейль.
      – Вам нравится это мясо? – спросила она живо.
      – Очень, – ответил я искренне.
      – Я сама его готовила, – похвасталась она.
      Я раскрыл рот.
      – Вы? Благородная дама?
      Она удивилась:
      – А почему нет?
      – Но... гм... кухонная работа... грязная работа...
      – Любую работу, – возразила она, – грязной или чистой делает сам человек. Во-первых, мне нравится готовить. Во-вторых, сама вижу, как работает челядь, чем занимается управитель... Кстати, вам тоже придется заниматься кухней! Только государственной. Самое главное при всяком государственном устройстве – поставить дела так, чтобы всякие управители, мелкие и крупные, не могли наживаться.
      – Гм... – произнес я.
      Она удивилась:
      – Вы против? Сэр Ричард, иначе это разрушит страну! Управителями ставят обычно смышленых людей из народа, так как лорды ею брезгают, но когда эти управители становятся богаче и могущественнее лордов, то возмущены и лорды, и народ!
      – Только соседи радуются, – сказал я.
      – И злорадствуют, – добавила она.
      – Гм... – повторил я. – Проблемы коррупции государственного аппарата... я еще над этим не думал... Эта зараза еще впереди...
      Семирамида, мелькнула мысль, будучи женщиной, снаряжала походы, вооружала войска, строила Вавилон, покоряла эфиопов и арабов, переплывала Красное море, а Сарданапал, родившись мужчиной, ткал порфиру, восседая дома среди наложниц; а по смерти ему поставили каменный памятник, который изображал его пляшущим на варварский лад и прищелкивающим пальцами у себя над головой, с такой надписью: «Ешь, пей, служи Афродите: все остальное ничто». Лоралея не снаряжает походы, но знает о государственном устройстве больше, чем мои преданные военачальники.
      – Вы решите эти трудности, – произнесла она убежденно. – Возьмите этот соус. Не я готовила, но проверила – очень вкусно.
      – Спасибо, – поблагодарил я. – Да, приятный запах и обворожительный вкус. Насчет коррупции... займемся, займемся.
      Она сказала убежденно:
      – Прежде всего нужно издать, и как можно скорее, хорошие законы! Где правит тиран, там не просто дурное государство, там вообще нет государства!
      – Гм, – сказал я и поперхнулся куском в горле, – я... плохой тиран?
      Она возразила лучезарно:
      – Мой лорд, вы еще не тиран! Но помните, ни одну из трехсот статуй Деметрия Фалерского не успела съесть ни ржавчина, ни грязь, все были разбиты еще при его жизни. А начинал он тоже как освободитель и объединитель вечно сражающихся между собой греческих рэксов. Увы, в делах государственных ничто жестокое не бывает полезным.
      – Это что же, – пробормотал я озадаченно, – обо мне уже такая слава? Гм... впрочем, я объединял Армландию, как Бисмарк Германию, железом и кровью... Но я обошелся и кровью меньшей, и провернул все быстрее... теперь мне что же, улыбаться, кланяться и разбрасывать дары панэму и цирцензесу?
      – Законы, – повторила она, – только законы! Будут законы – будет государство. Даже у разбойников есть свои законы.
      – А у Армландии еще нет, – согласился я.
      Она сказала утешающе:
      – Потому что не было и самой Армландии... как единого целого.
      – Спасибо на добром слове, леди Лоралея.
      – Распри среди лордов, – произнесла она грустно, – приходится расхлебывать даже не вам, сэр Ричард, а всей Армландии. Потому нужны законы, и только законы... Прочные, нерушимые, обязательные для всех. Основанные на обычае, а не на силе оружия. В Спарте полководец, достигший своей цели благодаря хитрости и убедительным речам, приносил в жертву быка, а победивший в открытом бою – петуха. Если даже спартанцы полагали слово и разум более достойными средствами действия, нежели сила и отвага, то надо ли нам уповать на оружие?..
      «Нам», отметил мой мозг автоматически, но в душе шевельнулось теплое: эта женщина так искренне и горячо приняла мои проблемы, будто они и ее личные.
      – Эх, – сказал я, – если бы мои военачальники вот тоже так же...
      – Мужчины любят воевать, – произнесла она грустно, – и очень боятся, как бы никто не подумал, что они трусят.
      Я сказал невольно:
      – Но ведь трусость... гм... всегда и везде была... ну, не совсем достоинством.
      Она сказала живо:
      – Нет стыда убежать с поля боя, если грозит неминуемая гибель! Ахилл, Аякс и все герои, которых ставят в пример, выходили в бой, закованные в доспехи и вооруженные до зубов. Это что, трусость?
      Я сказал с усмешкой:
      – Пока что такого никто не говорил.
      – Когда Ахилл, – продолжила она, – лишился из-за гибели Патрокла своих доспехов, которые тот одолжил, он вообще не выходил из шатра, разве не так?
      – Так, – подтвердил я.
      – А в бой пошел, когда ему дали доспехи, которые вообще невозможно пробить никаким оружием! Разве это его позорит?
      – Гм, – сказал я, – как-то даже не подумал... С точки зрения рыцарства он провел поединок с Гектором нечестно.
      – Но воспевают Ахилла? – спросила она живо. – То-то! Греческий закон карал того, кто бросил щит, а не того, кто бросил меч или копье! Потому что важнее избежать гибели самому, чем погубить врага!.. И вообще, мой господин, хороший полководец должен умереть от старости, а не на поле боя!
      Она улыбалась чисто и светло, от нее исходит материнское тепло, в то же время выглядит такой обольстительно зовущей, что я сказал себе жестко: нет уж, нет уж. Я – государственный деятель, нам не до баб-с. Тем более что я уже открыл великую истину, что бабы все одинаковы, а если так, зачем переплачивать? Надо брать, что подешевле. Служанок, к примеру.
      Закончили медовыми пирогами, я снова сотворил кофе, Лоралея отпивала мелкими глотками, но безбоязненно, чему я снова восхитился. Когда она поднимала веки, казалось, что снимает с себя всю одежду. И когда опускала их, я тоже чувствовал, как опускает платье с белых нежных плеч, вот ткань сползает еще ниже, обнажая полную грудь, нежный женский животик, наконец платье складками укладывается на полу, а она грациозно переступает через этот лишний ворох, идет ко мне, словно плывет по воздуху...
      Я вздрогнул, перехватив ее взгляд, по-женски понимающий. Женщины если и не разбираются в движении небесных светил, то очень хорошо понимают, что значат наши взгляды.
      Она медленно поднялась, отодвинув стул, снова бросила взгляд на дверь, ведущую в спальню. Я застыл, когда она, оставив дверь открытой, начала медленно и грациозно сбрасывать одежду. Стыдливость, вспомнилось, это свойство, которые мы почему-то приписываем женщинам.
      Лоралея сбрасывала одежду просто и естественно, без всякого кокетства и ужимок, без эротики, присущей стриптизу, но получилось у нее так, что внутри меня все взвыло.
      Так же медленно и грациозно она опустилась под одеяло. Я перехватил слегка удивленный и вопросительный взгляд. В черепе заметались горячечные мысли, как суметь отказаться, я железный, вон лежит голая женщина и смотрит на меня в требовательном ожидании, ни один мужчина не сможет отбрыкаться, трусы закомплексованные, как бы чего про них не подумали, а я вот сумею, сейчас подойду и скажу...
      Я подошел, она протянула ко мне белые нежные руки. Одеяло соскользнуло, обнажив дивной формы грудь с широкими алыми сосками. Ниппели уже затвердели и поднимаются мне навстречу, похожие на спелые ягоды земляники.
      – Как хорошо, – выдохнула она счастливо, – как замечательно... принадлежать самому могущественному человеку в Армландии!
      Руки мои, почти не подчиняясь мне, совлекли одежду. Я нырнул к ней в ложе и сразу погрузился в негу и счастливое блаженство, которого не испытывал с момента рождения на свет.
 
      Я, наверное, безумствовал бы в постели всю ночь, но Лоралея мягко, но настойчиво напомнила несколько раз, что завтра у меня с утра трудный день, надо поспать, сама уложила меня в позу эмбриона и придержала так, пока я не провалился в глубокий счастливый сон.
      Выныривал я, переполненный ликованием и таким счастьем, словно уже по всей Армландии провел широкополосный Инет. Лоралея спит рядом, прижавшись щекой к моей руке. Ресницы затрепетали, щекоча кожу, я решил, что приснилось нечто, однако веки поднялись, открывая чистые глаза небесно-голубого цвета.
      – Спи, – шепнул я.
      Она счастливо улыбнулась.
      – Ну как я могу спать, когда мой повелитель проснулся?
      Она чмокнула меня в щеку, поцелуй был чист и свеж, словно поцеловал ребенок, впервые в жизни не возникло желания тайком вытереть щеку.
      Я замедленно выполз из постели, а она, одевшись не по-женски быстро, вызвала слуг и продиктовала, что подать на завтрак.
      К моему замешательству, принесли именно то, что я хотел бы сожрать, откуда только и знает мои вкусы...
      В завершение завтрака выпили по чашке крепчайшего кофе. Лоралея выглядит еще больше посвежевшей, лицо разрумянилось, глаза счастливо сияют, как две утренние звезды, губы еще ярче и сочнее.
      – Мой лорд, – сказала она щебечуще, – не забудьте, что вчера прибыла большая группа каменщиков из Ясперса. Лучше с ними переговорить лично, потому что их возглавляет сам мастер Моавит, он возводил собор в Фоссано! Теперь туда идут все паломники полюбоваться и помолиться, ибо в красивом месте и Господь к людям ближе.
      – Ага, – пробормотал я обалдело, – ну да... если так... Обязательно!
      – Все остальное лучше оставить вашим помощникам, – прощебетала она, поглядывая на меня хитро и весело поверх чашки. – А вас ничто не будет отвлекать от вашего тоннеля.
      Я вскрикнул:
      – Откуда ты все это знаешь?
      Она удивилась:
      – Так даже слуги говорят обо всем!
      – Они о всякой фигне больше говорят, – пробормотал я совсем ошалело. – Что с них возьмешь.
      Она возразила:
      – Из множества слухов всегда можно отобрать нужное!
      Через крепость прошли уже три каравана, два из них доверху нагружены всякими висюльками и колокольчиками для знатных и богатых дур, Лоралея наверняка о них слышала, но из всей информации выбрала только то, что в самом деле важно для меня.
      Отставив чашку, я вскочил, поцеловал ее в щеку и сказал торопливо:
      – Да-да, ты права!.. Побегу, нельзя заставлять таких мастеров ждать слишком долго. А потом... ага, да, тоннель... Рыть, рыть...
      Я выскочил, забыв закрыть за собой дверь, на это есть стражники в коридоре, в голове ураган сшибающихся мыслей, из которых каждая считает себя самой умной и требует, чтоб послушались именно ее, потому что все остальные – дураки и дуры.
      Как там один вопит обиженно: женился на красивой – оказалась умной! А здесь и красивая бесподобно, и... умная? Нет, тут мало просто ума. Что за сверхъестественное чутье, что мне нужно, как быстро она сумела понять мои цели и сообразить, что именно нужно для их достижения?

Глава 10

      Полдня я занимался крепостью, пока это только скелет, вернее, панцирь, очень крепкий и надежный, но из-за его величины работы еще много. Я принимал прибывающих строителей, сам выдавал аванс, так выглядит внушительнее, часть работников сразу отправил к Хребту.
      К обеду вернулся в покои, Лоралея уже сменила одежду, я хлопнул себя по лбу, дурак, хотел же позаботиться, ее узлы остались в Кнаттервиле, но, к счастью, как-то выкрутилась, не обременяя меня такими досадными мелочами.
      Сегодня у нее на лбу серебряный обруч и висюльки по бокам, опускаются, закрывая уши почти до плеч. Благородный блеск серебра на лбу перекликается с блеском в ее глазах, по-детски чистых и ликующих.
      – Прекрасное платье, – сказал я смущенно. – Здорово смотрится... Леди Лоралея, если понадобится что, только напомните!
      – Все в порядке, – ответила она смеющимся голосом, – не обращайте внимание на такие пустяки!
      – Леди Лоралея, – спросил я, – вы пообедаете со мной?
      Она ответила вопросом на вопрос:
      – А вы хотите?
      – Конечно! – вырвалось у меня.
      Она тихо засмеялась:
      – Но если мой муж и повелитель так желает, кто смеет воспротивиться?
      Я на секунду запнулся, услышав, что я муж и повелитель, но тут же чувство гордости и довольства накрыло с головой, как морская волна.
      Нет ничего более приятного, если женщина гордится тобой и с радостью выполняет твои желания, потому что ты – лучший, ты лучше знаешь, что надо и как надо. И не скрывает перед другими, что все твои желания выполняет с превеликим удовольствием.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6