В то время, пока Грин и Фарелл занимались розыском таксиста, Фрэнк Манчини не терял времени даром: он совращал Мари в уютном номере отеля «Континенталь».
      В комнате горел только торшер, и его неяркий свет располагал к непринуждённости. Вообще-то у Фрэнка на сегодня уже была запланирована одна малышка, однако случайная встреча с Мари вытеснила эту девочку из его мыслей.
      Фрэнк сделал заказ, и через пару минут в номере появился вышколенный негр с подносом в руках. Он сказал, что сегодня прекрасный вечер, поставил поднос на столик и бесшумно исчез.
      Манчини решил, что пора начинать…
      Надо признать, что Фрэнк был красивым парнем, и покорение женщин считал своим хобби. В этом плане проблем у него не было: его коллекция то и дело пополнялась. Вряд ли он упустил хоть одну юбку, и такая жизнь ему нравилась. Она текла как по маслу, если не считать одного неприятного случая, который иногда омрачал его воспоминания…
 
      …Девочка по имени Патриция сразу же сразила Фрэнка. Она стояла на трассе и ловила проходящие мимо автомобили. Манчини остановил машину и открыл дверцу.
      Путь был неблизкий, но он подвёз её до самого дома и поэтому счёл себя вправе надеяться на определённую благодарность. Малышка подумала, что его интересуют деньги! Фрэнк попытался объяснить, в чём заключается её наивность, но из этого ничего не вышло. Оказывается, дурёха недавно выскочила замуж и считала, что этого для неё вполне достаточно.
      Манчини никогда не останавливался на полпути. Патриция должна принадлежать ему, он в этом не сомневался. Адрес был известен, опытом по женской части Фрэнк обладал богатым, так что зря девочка поначалу строила из себя недотрогу. Короче, не прошло и двух недель, как рыбка угодила в умело расставленные сети. Она по уши влюбилась.
      Их роман мог бы продолжаться и подольше (Пат по наивности думала, что так и будет), но беда была в том, что у Манчини быстро исчезал интерес к женщинам, над которыми он одерживал победу. Патриция не стала исключением: она его больше не привлекала, и Фрэнк всё реже снисходил до свиданий с ней. Муж, узнав об измене, подал на развод, и Пат осталась совсем одна.
      Бедняжка пришла в отчаяние. Она была готова делить Фрэнка с другими женщинами, лишь бы он её не бросал. Девочка мучилась, умоляла, проклинала, но всё было напрасно. В её душе боролись два противоположных чувства. Да, она любила и ненавидела Фрэнка. Этот человек совратил её, разрушил семью, а потом выбросил из своей жизни, как ненужную вещь.
      И Пат решилась на последнее средство: она или вернёт его, или отомстит так, что он век будет помнить об этом. Нужно только заманить Фрэнка к себе домой, пустить в ход все женские хитрости и окончательно расставить точки над W. Манчини нехотя согласился на встречу. «Но это в последний раз, имей в виду!» — предупредил он.
      Патриция превзошла себя. Она выглядела так заманчиво, её готовность на всё была так красноречива, что любой другой решил бы, что с такой малюткой ещё рано расставаться. Но Фрэнк не клюнул на эту приманку. Он погасил сигарету и сказал, что ему пора. Тогда, поняв, что последняя надежда рухнула, Пат в отчаянии пригрозила: «Если ты поступишь со мной, как с последней шлюхой, и бросишь меня, я покончу с собой!» Она подошла к окну и вскочила на подоконник.
      Фрэнк только усмехнулся — этот шантаж позабавил его: сколько подобных угроз он уже слышал! «Ты хочешь сказать, что прыгнешь с 6-го этажа?» Патрицию спасти не удалось, через полчаса она умерла в больнице. Но Манчини сумел избежать неприятностей. Потом он перебрался в столицу, где его никто не знал, и пытался забыть эту историю, но она вспоминалась ему всё чаще.
 
      …Фрэнк отпил немного из рюмки, подвинулся ближе к Мари, слегка обнял её за плечи и замер, привычно ожидая реакции. Но девушка даже и бровью не повела. Тогда он уверенным и быстрым движением прогулялся ладонью по её бёдрам. Мари не сопротивлялась. Манчини прижал её к себе и с наслаждением вдохнул запах, исходящий от её волос. Сердце его бешено заколотилось. Он поцеловал Мари в губы и понял, что теряет самообладание.
      — Что ты там возишься около моего лица? — спросила Мари.
      Фрэнк немного растерялся от такого вопроса, правда, ненадолго.
      — По-моему, на тебе слишком много надето.
      — Думаешь, раздетая я тебе больше понравлюсь?
      — Больше понравиться ты мне можешь только в постели.
      Мари рассмеялась:
      — Ты ведь меня ещё не знаешь, птенчик! И, тем более, ты не знаешь, какая я в постели. Но можешь узнать, если захочешь.
      С этими словами она ловко выскользнула из объятий Фрэнка и пересела на кровать, соблазнительно обнажив ноги.
      — Все сюрпризы ещё впереди. Ты меня сам разденешь?
 
      …Шёл уже первый час ночи. Манчини отдыхал после бурного штурма тела Мари и копил силы для очередной атаки: крошка доставила ему много приятных ощущений.
      Фрэнк сладко потянулся и, повернувшись к девушке, привлек её к себе. Но вдруг он почувствовал, что вместо бархатистой женской кожи его пальцы коснулись чего-то тёплого и липкого!
      Манчини включил бра и осмотрел руку; вся его ладонь была в крови! От неожиданности он даже подскочил в постели.
      — Вот чёрт! Что с тобой?! Откуда… — Но договорить Фрэнк не смог. Бросив взгляд на Мари, он онемел от ужаса. Рядом с ним лежала совсем другая женщина! Её тело было изувечено страшными ранами, из которых сочилась кровь.
      Манчини сразу узнал её: это была Патриция!
      Патриция открыла глаза и тихим голосом прошептала:
      — Ну вот, Фрэнк, мы с тобой снова вместе. Наконец-то тебя выследила. Как дела? Ты не рад меня видеть? А я страшно соскучилась. Если б ты знал, как я любила тебя, когда была жива.
      Каждое слово Патриции громом раздавалось в ушах Манчини. Внутри у него всё похолодело. Не помня себя, он сполз с кровати и попятился от этого кошмара, чувствуя, как дикий животный страх сковывает всё его тело.
      Тем временем Пат, опираясь на свои изуродованные члены, с трудом встала на ноги и медленно направилась к Фрэнку. Она подходила всё ближе и ближе, и каждый её шаг оставлял кровавый след на устилавшем пол паласе.
      — Я ненавижу тебя! — оскалив зубы, вдруг прошептала девушка. — Ненавижу! Ты — мой убийца! Но я благодарна тебе за несколько приятных минут, которые ты подарил Мари. — Патриция захохотала. — Ведь это была я! Я!!! Мне даже вспомнились дни, когда я была счастлива.
      Пат остановилась, на секунду умчавшись мыслями в прошлое, но потом её глаза снова сверкнули гневом и ненавистью.
      — И это счастье отобрал у меня ты! Из-за тебя я покончила с собой, и теперь настало время с тобой расквитаться.
      Но этих слов Фрэнк уже не слышал: он потерял сознание.
      Когда Манчини очнулся, в комнате было темно и тихо. Рядом лежала Мари и мирно посапывала. Всё было спокойно и ничто не говорило о том, что некоторое время назад здесь разыгралась страшная сцена.
      «Уж не приснилось ли мне всё это?» — подумал Фрэнк и негромко позвал девушку.
      — А? — спросонья ответила та.
      — Ты спишь? — негромко спросил Фрэнк.
      Мари открыла глаза и словно кошка потянулась всем телом.
      — Ты хочешь предложить что-нибудь более интересное?
      — Скажи, что это было?
      — Ты о чём?
      — Сам не знаю. — Фрэнк помолчал. — Мне страшно.
      — Давай, я спою тебе колыбельную.
      — Включи свет, пожалуйста… Нет, подожди! — Манчини схватил её за руку.
      — Да в чём дело?
      — Мари, а это ты?
      — Послушай, птенчик, тебе, по-моему, больше не следует заниматься любовью. Ты плохо переносишь. — Мари встала с постели и включила свет. — Ну что, убедился, что это — я? Прекрасно. Теперь, может быть, мне будет позволено снова лечь спать? Всё равно от тебя проку сегодня не будет. — В её голосе звучала издёвка.
      Фрэнк ощутил неловкость за свой страх.
      — Понимаешь, мне такая чушь привиделась. Я думал, что сойду с ума. — Манчини попытался улыбнуться. Вдруг, поймав на себе её пристальный взгляд, он испуганно спросил: — Ты что на меня так смотришь?
      — Что с твоими волосами?
      — А что с моими волосами?!
      — Да ты, кажется, поседел.
      — Как поседел? Мари, как поседел?! Да что же сегодня такое? Ты смеёшься надо мной, да? Скажи, ведь ты шутишь?
      — Нет, не шучу. Ты можешь убедиться в этом сам. Иди, посмотрись в зеркало.
      — Нет! Я не могу. Я… боюсь.
      Но Мари уже рылась в своей сумочке. Достав кругленькое зеркальце, она протянула его Фрэнку. Он нерешительно взял его и после долгих колебаний всё же заставил себя в него посмотреть. Но тут же застыл от ужаса! Из глубины зеркала на него смотрела Пат и, скаля зубы, улыбалась страшной, нечеловеческой улыбкой.
      Манчини вскрикнул и, вскочив с кровати, швырнул зеркало подальше от себя. Оно упало и разбилось.
      — Это плохая примета. Очень плохая, — прозвучал за его спиной голос Патриции. — Ты разбил свою душу!
      Фрэнк резко обернулся и увидел, что девушка быстро приближается к нему, вытянув вперёд переломанные руки.
      — Не подходи ко мне! Прочь! Ведьма! Господи, спаси меня!!! — закричал Манчини. — Пат, дорогая, прости! Пожалуйста! Я умоляю тебя. Ты же видишь, как я раскаиваюсь.
 
 
      Но Патриция была неумолима. Тогда он кинулся к двери, надеясь выскочить в коридор, но девушка ловко преградила ему дорогу и оказалась лицом к лицу с обезумевшим от ужаса парнем.
      — Куда же ты, птенчик? — прохрипела она и вцепилась ему в шею холодными пальцами.
      Собрав последние силы, Фрэнк вырвался, бросился в соседнюю комнату и, распахнув окно, выпрыгнул в ночную тьму.

      Чуть свет комиссар Крюшон отправился в управление. Не заходя к себе, он сразу же заглянул к своему заместителю.
      — Как самочувствие Манчини? Когда с ним можно будет побеседовать?
      Всю ночь не спавший, Джексон устало ответил:
      — Врачи говорят, что не раньше, чем через неделю. Они опасаются за его рассудок. Он всё время бредит: зовёт Бога, гонит какую-то ведьму. В общем, парень сейчас в тяжёлом состоянии. Кстати, часто выкрикивает женские имена.
      — Что за имена?
      — Мари, Пат. С Мари ещё понятно, а вот кто такая Пат?
      — М-да, — произнёс комиссар. Он задумчиво посмотрел на капитана и спросил: — А что там с этой чёртовой Мари? Где она сейчас, дома?
      — Да, приехала на такси несколько часов назад. Спит, наверное, а наши парни её караулят около подъезда. Предлагаю с арестом больше не тянуть. Я уж хотел сам распорядиться, но решил дождаться вас. Думаю, прокурор санкцию даст. Зря я тогда не послушался Фарелла.
 
      В квартире Мари раздался звонок в дверь.
      — Откройте, полиция!
      — Минутку, только накину халат.
      Через некоторое время щёлкнул замок.
      — Входите!
      Грин и Фарелл, переглянувшись, зашли в прихожую. Из комнаты послышалась музыка. Грин толкнул дверь и обомлел: в кресле, положив ногу на ногу, сидел сержант Броуди и, как ни в чём не бывало, просматривал магнитофонные кассеты.
      — Броуди?! Какого чёрта ты здесь ошиваешься?
      Лейтенант был поражён. Из-за его плеча выглянул Фарелл и тоже замер от удивления.
      — Хэлло, парни! Рад вас видеть. А неплохое здесь гнёздышко, а? И птичка тут летает тоже ничего.
      В комнате повисло напряжённое молчание.
      — По-моему, он рехнулся. Как ты считаешь, Лу? — наконец вымолвил Грин и покрутил пальцем около своего виска. Затем, давая волю гневу, он заорал: — Ты что, решил поиздеваться? Мы с ног сбились — тебя ищем! Жена каждый день звонит, спрашивает, что с мужем. А ты, ублюдок, музыку слушаешь?!
      Но Броуди только махнул рукой. Потом, поразмыслив немного, он произнёс:
      — Вот что, парни. Шли бы вы отсюда, пока не поздно. По-хорошему прошу.
      Грин рассвирепел. Не помня себя от ярости, он выхватил пистолет, направил его на сержанта и тихим, но страшным голосом сказал:
      — Если ты произнесёшь ещё хоть одно слово, я пристрелю тебя, как собаку.
      Но Броуди, казалось, не обратил на его угрозу никакого внимания. Он только криво усмехнулся и, глядя на оружие, спросил:
      — Ты не наложишь в штаны, если я переверну кассету?
      Чувствуя, что лейтенант может не сдержаться, Фарелл решил немного разрядить обстановку. К тому же он вдруг вспомнил, для чего они сюда пришли.
      — Говори, где Мари?
      — Посмотри в ванной.
      Фарелл взял Грина за локоть и силой вывел его из комнаты. Но в ванной никого не было.
      — Он что, шутить с нами вздумал?! — снова взорвался лейтенант. — Нет, я сейчас продырявлю эту скотину.
      Взбешенные полицейские бросились в гостиную. Броуди преспокойно лежал на диване, уткнувшись лицом в пуфик.
      — Это уж слишком! — прошипел Эл Грин. Он прыжками приблизился к нему и, схватив за плечо, попытался стащить с дивана.
      Но Броуди и не думал шевелиться. Более того, его тело показалось лейтенанту каким-то неестественно неподвижным. Это было странным, хотя Грин ещё не понял, в чём дело. Но интуиция подсказывала ему, что здесь не всё чисто.
      Вдвоём с Фареллом они повернули Броуди лицом вверх и озадаченно посмотрели друг на друга.
      — Что это с ним?
      Тут было чему удивиться: лицо Броуди казалось осунувшимся, каким-то застывшим, с неправдоподобным жёлто-голубым оттенком.
      — Да он же мёртв! — вскричал Грин.
      — Как — мертв? Не может быть! Он только что разговаривал!
      Лу быстро схватил его за запястье, нащупал место, где должен биться пульс, но кроме холода мёртвого тела, ничего не почувствовал.
      — Холодный уже…
      — Холодный? Когда он успел остыть? — изумился Эл и тоже взялся за пульс. Кисть руки была окоченевшей и явно неживой. — Ну и ну…
      Полицейские были так поражены скоропостижной смертью своего коллеги, что и думать забыли о Мари.
      — Надо позвонить Джексону, — произнёс после долгого молчания Грин.
      — Да, сейчас позвоню, — машинально отозвался Фарелл и рассеянно поплёлся к телефону.
      Через полчаса в квартиру Мари уже входили комиссар, Джексон, врач и эксперты.
      — Смерть наступила примерно сутки назад, — сделал заключение врач. — Более точное время и причины смерти покажет вскрытие.
      — О чём это вы тут толкуете? Какие сутки?! — Фарелл вытаращил глаза. — Вы, наверное, сговорились: полчаса назад покойник слушал музыку и позволял себе над нами издеваться.
      — Не знаю, кто тут над вами издевался, — раздражённо ответил врач, — но только смерть наступила около суток назад! Если бы он умер только что, тело не успело бы остыть. Здесь же я ясно вижу окоченевший труп.
      — Вот что, мистер Гиппократ, или как вас там! — зло проговорил Грин. — Сначала вам следовало бы научиться отличать градусник от простуды, а уж потом общаться с покойниками, в которых вы ни черта не смыслите! Господин комиссар! Кого это нам сюда прислали? Сдаётся мне, что этот аптекарь принимает нас с Фареллом за сумасшедших. Как тебе это нравится, а, Лу?
      — Сэр, действительно, тут нужно разобраться. Ведь не рехнулись же мы в самом деле с Грином! Броуди был жив полчаса назад и мало походил на мертвеца. Во всяком случае, он не говорил, что собирается на тот свет. Когда мы сюда пришли, чтобы накинуть наручники на Мари… — Фарелл вдруг осёкся. Затем, взглянув на Грина, растерянно спросил: — Послушай, Эл, а где Мари?
      Но в квартире её не было.
 
      Утро следующего дня началось у комиссара с телефонного звонка.
      — Это дежурный, сэр. Капитан Джексон до вас не дозвонился?
      — Нет. А где он?
      — В морге, — ответил дежурный.
      — Что?!! — Комиссар вскочил.
      — То есть я хотел сказать, что он поехал в морг за результатами вскрытия Броуди и просил передать, что скоро будет.
      Крюшон выругался и швырнул трубку. Он тяжело задумался. Новый звонок заставил его вздрогнуть. На этот раз звонила жена.
      — Ты не забыл, что у тебя есть семья? Третий день не появляешься! Чем ты там хоть питаешься?
      — Мертвецами! — рявкнул Крюшон. — Я намазываю их на хлеб и пожираю всухомятку.
      — Ты в своём уме? Ты что несёшь?
      — Я занят по горло, и мне не до твоих дурацких вопросов! Всё, пока, вечером позвоню.
      Наконец-то появился Джексон, у комиссара упало сердце: вид у капитана был такой, что Крюшон не сомневался — опять что-то случилось.
      — Ну, выкладывай.
      — Исчезло тело Броуди. Прямо из морга.
      — Нет, я всё-таки уволю к чёртовой матери эту секретаршу! Опять кабинет не проветрила! Чувствуешь, какая духота?
      Комиссар встал из-за стола, сорвал с себя галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Затем он открыл бар, достал бутылку виски и сделал глоток прямо из горлышка.
      — Так что, говоришь, из морга исчезло?
      Капитан сочувственно посмотрел на шефа.
      — Броуди. То есть его тело. Труп, одним словом.
      — Та-ак, — протянул Крюшон. Некоторое время он молчал, пытаясь осмыслить случившееся, потом подошёл к окну и долго смотрел на оживлённую улицу. — Тебе не кажется, что во всей этой истории нет ни одного более-менее ясного эпизода? Сначала от нервного потрясения погибают четыре здоровых молодых парня, затем бесследно пропадают ещё двое, в том числе сержант полиции. Спустя некоторое время от нервного шока чуть не протягивает ноги Манчини. Мы выходим на Мари, хотим её арестовать, как вдруг в её квартире объявляется живой и невредимый Броуди. Сама Мари исчезает, а Броуди неожиданно умирает. Причём через несколько минут после его смерти врач, осмотрев труп, утверждает, что смерть наступила сутки назад. Тело увозят в морг, но оно таинственным образом пропадает. Что ты на всё это скажешь?
      Комиссар пристально посмотрел на Джексона.
      — У самого голова пухнет. Больно уж всё неправдоподобно. Если честно, то я очень надеюсь на показания Манчини.
      — Кстати, как у него дела?
      — Врачи пока к нему не пускают.
      Крюшон вздохнул и вытащил из пачки сигарету.
      — Дело врачей — не пускать, а наше дело — ловить преступников. Ждать выздоровления Манчини мы не можем. — Комиссар щёлкнул зажигалкой. — Ты Мари уже в розыск объявил? Хорошо, действуй, а к 15.00 приходи ко мне со своими предложениями, захвати всех своих ребят. Помозгуем, что делать дальше.
 
      В назначенное время вся группа собралась в кабинете комиссара.
      — Я позвал вас, парни, чтобы обсудить наши дальнейшие планы. Необычность дела, которое мы расследуем, требует от нас высокого профессионализма. Иначе нам не справиться. Я не буду перечислять все то, что произошло за последнее время — вам это известно. Давайте-ка лучше обсудим, как изолировать жителей столицы, а может быть, и всего острова от этой Мари, которая нам пока что не по зубам. Ну, у кого что на уме? Выкладывайте. Капитан Джексон, наверное, начнёт первым?
      Джексон поднялся из-за стола.
      — Уж не с этими ли молокососами вы собираетесь ловить Мари, сэр? — спросил он, презрительно обведя всех взглядом.
      Собравшиеся возмущённо переглянулись. Такого тона от капитана никто не ожидал.
      — Эту девочку вам не видать, как своих ушей! Поэтому предлагаю разойтись и заняться чем-нибудь другим. Лично я именно так и сделаю.
      Джексон сел на место и как-то странно улыбнулся.
      Комиссар не сразу нашёлся, что на это ответить. Но едва он собрался открыть рот, как в кабинет влетел дежурный сержант.
      — Прошу прощения, сэр! Меня послал Джексон. Он просит быстрее зайти к нему. У него сердечный приступ. Врача я уже вызвал.
      — Парень, ты, часом, не нанюхался какой-нибудь дряни? А это, по-твоему, кто?
      Крюшон кивнул на сидящего рядом капитана.
      — Как, вы уже здесь? Но ведь вы… — Дежурный растерялся. — Как вы здесь оказались?
      — У вас, сержант, по всей видимости, галлюцинации.
      Джексон казался невозмутимым.
      — Да какие галлюцинации? Я готов поклясться, что…
      — Ну, в чём вы готовы поклясться? Вы же видите, что я здесь.
      Действительно, капитан был здесь. Но слова дежурного произвели сильное впечатление: необъяснимые события, которые имели место в последние дни, вынуждали полицейских с вниманием относиться ко всему происходящему.
      — Шеф, разрешите, я посмотрю, что там случилось? — вызвался Грин и скрылся за дверью.
      — Я, пожалуй, тоже схожу, — сказал Джексон и быстро вышел из кабинета.
      Все молчали, нетерпеливо ожидая их возвращения. Но никто не возвращался. Комиссар уже начал терять терпение, как раздался телефонный звонок.
      — Комиссар, это я, Грин.
      — Ну, что там стряслось?
      — Даже не знаю, как сказать… Джексон и правда здесь. Я своим глазам не верю.
      — Не может быть!
      — Я сейчас передам ему трубку.
      — Комиссар, — послышался голос капитана. — Прошу вас быстрее зайти ко мне. Сам я пока двигаться не в состоянии. А моего двойника никуда не отпускайте!
      — Двойника?! Что, в конце концов, происходит?
      — Потом всё объясню. Арестуйте сначала двойника!
      — Но он к тебе пошёл!
      — А, чёрт! Неужели опять удрала? Шеф, этого нельзя допустить! Найдите её и арестуйте!
      — Да кого — её?! Нич-чего не понимаю!
      — Мари, конечно! Неужели не ясно? Это была Мари! Надо её немедленно задержать. Слышите? Немедленно!
      Комиссар в сердцах бросил трубку.
      — Ну что? — не вытерпел Фарелл. — Это правда?
      — Что правда?! Что правда? Поменьше вопросов задавай! — Крюшон не знал, что ответить. — В общем, так. Фарелл и вы все тоже! — Он посмотрел на остальных. — Бегом за Джексоном! То есть не за Джексоном, а… а за тем, кто здесь был. Его надо арестовать. Только быстрее!
      Но никто не двинулся с места: ошарашенные словами шефа полицейские не сразу поняли, что от них требуется.
      — Вам ясно, что нужно сделать?! — рявкнул комиссар.
      Как только за ними закрылась дверь, Крюшон, нервно вздохнув, тоже поднялся из-за стола и с тяжёлым сердцем направился к своему заместителю. В кабинете капитана он устало опустился на стул.
      — Как это понять, а, Джексон?
      В этот момент из-за двери выглянули Фарелл и другие полицейские. Крюшон вопросительно взглянул на подчинённых.
      Косясь на капитана, Фарелл доложил, что, по словам постового, «Джексон только что вышел из управления».
      — Это был не я, Лу, — досадливо поморщился капитан.
      — А кто, кто это был?! Да расскажите же, наконец, что произошло!
      Все посмотрели на капитана. Он немного помолчал, собираясь с мыслями, потом начал так:
      — То, что случилось, не укладывается ни в какие рамки. Я сидел вот за этим столом и готовился к совещанию. В начале третьего в дверь постучали, и вошла… Кто бы вы думали? Мари! Вот уж кого я не ожидал здесь увидеть, так это её. «Как вам пришло в голову сюда заявиться?» — спросил я. Она усмехнулась: «А что здесь особенного?» — затем уселась напротив меня и довольно наглым образом предложила оставить её в покое. По её словам, мы напрасно вмешиваемся в её дела, всё равно нам её не поймать.
      Тут уж усмехнулся я. Ну, думаю, даёт! Сидит у меня в кабинете и отмачивает такие штучки. Но Мари, видимо, догадалась о моих мыслях и сказала: «Зря смеётесь. Хотите, я докажу, что вам со мной не справиться?» Интересно, интересно, говорю, докажите. «А вы не боитесь? — спрашивает. — Вы, кажется, уже немного догадываетесь о моих способностях». Мари, говорю я ей, вас ждёт решётка, которой наплевать на ваши способности. А сейчас вы можете считать себя арестованной. Однако мои слова её только позабавили. «Видно, вы ещё не поняли, с кем имеете дело, — сказала она. — Предупреждаю в последний раз! Я могла бы вас (то есть меня) уничтожить прямо здесь, но пока делать этого не буду, потому что хочу, чтобы вы передали своему начальству, чтобы меня оставили в покое. Вы меня раскусили, но это — самое большее, на что можете рассчитывать. И чтобы вы поняли, что я не шучу, смотрите…» Она на секунду от меня отвернулась, а когда повернулась снова, это была не она.
      — Как это? — воскликнул Фарелл.
      — А вот так. Вместо неё сидела какая-то мерзкая старуха. Я был так потрясён, что не мог вымолвить ни слова… Потом старуха засмеялась и опять превратилась в Мари. Всё произошло очень быстро и, может быть, именно поэтому я не успел сойти с ума.
      «Ну как? — спросила Мари. — Теперь убедились, что вы меня никогда не найдёте? Ведь я могу принять чей угодно облик. Хотите, я для большей убедительности продемонстрирую кое-что ещё?» Честно говоря, мне этого не особенно хотелось. Но не успел я возразить, как увидел, что напротив меня сидит уже не Мари, а… я сам! Она превратилась в меня! Можете себе представить, что я испытал?! В общем, чувствую — с сердцем плохо. Оно у меня и так в последнее время стало пошаливать, а, тут… Одним словом, меня так прихватило, что я даже вздохнуть не мог.