Разумеется, в случайность Валов не поверил, а этот тип, естественно, изобразил удивление.
Устав метаться по замкнутому пространству, Валов откинул и зафиксировал койку, растянулся на мягкой поверхности. Похоже, что будущее от него не зависит. Он привык, что оно не зависит от него на семьдесят-восемьдесят процентов, но остальные двадцать до сих пор принадлежали ему, а теперь он потерял и это.
В холл Аделиной ячейки набилось человек тридцать. Все пуфики и откидные диванчики были заняты, кое-кто расположился на полу. Мебель, обтянутая цветной хавлашмыровой кожей, медовые стены-соты, дорогая люстра — все это выглядело неказистым и лишенным стиля в присутствии той публики, которую Адела наприглашала к себе на вечеринку.
Клода Хинби здесь терпели только благодаря покровительству Аделы: он не был своим. Он принадлежал к иному миру, который для обитателей улья был так же далек, как Нез или Ниар. Нечто всеми презираемое, иногда вызывающее скрытую зависть, но чаще — смешанную с бравадой злость. То, что он поселился в улье, дела не меняло: все равно он посторонний, об этом кричал каждый его жест, каждая черточка внешности. Он не носит серьги-кинжалы, у него мягкое и нерешительное выражение лица, он даже разговаривает не так, как здесь принято. Гости Аделы использовали его как прислугу: гоняли туда-сюда подать, принести, сбегать на кухню, открыть бутылку. Клод не осмеливался перечить, тем более что сама Адела не пыталась за него заступиться — наоборот, вместе со всеми смеялась, если кто-нибудь его толкал, а один раз наставительно сказала:
— Давай, давай, господин Хинби, позаботься о ближних… Надо же тебе наконец-то стать человеком!
Смотреть на Линду Клод избегал. Он понимал, что Адела просто шутит в своей обычной манере, и все же перед Линдой ему было неловко: словно его тут всерьез оскорбляют, а он терпит…
Линда сидела в углу с бутылкой бренди. На ней были кожаные штаны, красные лакированные туфли на босу ногу и броская одноразовая куртка из блестящего материала — из тех, что расползаются после первой стирки. Коричневой жидкости в бутылке оставалось на два пальца, и Клод начал опасаться, что Линда напилась до чертиков, но когда он случайно встретил взгляд ее серых глаз, на секунду ему стало неуютно. Трезвый, холодный, внимательный взгляд. Как будто она вовсе не пила. У Клода появилось подозрение, что эта вечеринка нехорошо закончится… Иногда здесь доходило до поножовщины. Омар, которого Линда вышвырнула вчера из своей ячейки (Клод до сих пор не понял, как ей это удалось), тоже присутствовал и вряд ли забыл о пережитом позоре.
Как обычно, Адела болтала со всеми, отпускала остроты. С Линдой она пока ни разу не заговорила — приглядывалась. А Линда вела себя неправильно: не смотрела на Аделу с восхищением и доверием, не смеялась над ее шутками. Клод знал, что Аделу такие моменты больно задевают, но предупредить Линду не мог, слишком много вокруг чужих ушей.
Проглотив все до последней капли, Тина отставила бутылку. Тергаронских киборгов спиртное не берет. Если она сообщала об этом кому-нибудь из знакомых, реакция следовала одна и та же — смешанное с жалостью изумление: боже мой, да как ты на свете живешь? Стив был первым, кто не выказал по этому поводу никакого сочувствия.
Прислонившись к стене, Тина оглядела компанию. Видимо, цель сборища — совместная пьянка, возведенная в ранг ритуала. И верховодит здесь Адела Найзер. Грузная, пышная, коротко подстриженные волосы завиваются кудряшками, лицо, шея и руки усыпаны коричневыми бородавками. Темные, немного навыкате глаза смотрели на гостей с теплой симпатией и в то же время с насмешливым превосходством — не каждый сумеет совместить два таких выражения.
Является ли Адела Найзер изменившим пол и внешность Виллертом Руческелом, Тина до сих пор не поняла. С одной стороны, кто по доброй воле захочет стать некрасивой женщиной? Вряд ли отыщется хоть один желающий. Кроме Руческела, которому надо спрятаться там, где никто не додумается его искать… Вдобавок есть в ней артистизм, способность работать на публику — Руческел обладает этими качествами. Это — доводы «за». А вот доводы «против»: озомные бородавки производят отталкивающее впечатление, что сужает круг людей, которых Адела могла бы купить на свое обаяние; Клод утверждает, что знаком с ней давно, и, по его словам, она всегда была здесь, не покидала Валгру.
Эта головоломка — где прячется Руческел и зачем ему Валгра — на первый взгляд имела множество вариантов решения, а на практике не решалась.
Тина опять оглядела гостей: не считая Клода, который играл здесь довольно странную роль, у Аделы собралась публика откровенно уголовного пошиба. В том числе один из парней, принимавших участие в нападении на Валова. Стив успел показать ей портреты тех, кого инспектор опознал. Если бы не феноменальное упрямство Валова, втроем они смогли бы многое раскопать… Но с этим человеком еще надо суметь договориться!
В один из похожих друг на друга, слившихся в одурманивающе-тягучий поток моментов Тина поняла, что просто так ей отсюда не уйти. Это угадывалось во взглядах, которые бросали на нее украдкой гости Аделы, в некоторой напряженности голосов и жестов. На нее нападут. Прямо здесь, в ячейке, либо чуть позже, в коридоре. Кто-то предупредил их о том, что она опасней, чем выглядит, оттого и нервозность. Почти все тут пили в меру, что нетипично для компании такого пошиба, зато исподтишка следили за тем, сколько пьет она. Тина мельком покосилась на бутылку: могли ей что-нибудь подмешать в бренди? Какое-нибудь снадобье без вкуса и запаха, способное за считанные секунды привести в беспомощное состояние человека, но безвредное для киборга? Ее биохимические фильтры нейтрализовали отраву, а она об этом даже не узнала… Если так — это была последняя проверка, и теперь противник знает, с кем имеет дело.
Дверь в коридор открылась, вошел Клод с большой прозрачной посудиной: ломтики рыбы в шоколадном соусе, валгрианский деликатес. Есть ли в коридоре засада, непонятно. Если кто-нибудь там и дежурит, у него хватило ума занять такую позицию, которая не просматривалась из холла.
«Клод, убирайся!» — мысленно взмолилась Тина.
Взяв двумя пальцами крохотный ломтик рыбы в шоколаде, Хинби примостился неподалеку от двери. Как же его отсюда выставить? Она не хотела, чтобы он пострадал в драке.
Нащупав в кармане клавиатуру Дорофеева, Тина вслепую набрала код Клода, потом — текст сообщения: «Хинби, по заказу Аделы Найзер привезли ящик бренди. Подойди получить к пункту пневмопочты». Одновременно другой рукой схватила со стола чью-то початую бутылку и припала к горлышку — те, кто на нее смотрел, обратили внимание прежде всего на эту бесцеремонную выходку.
В кармане у Клода запищало. Сидевший на пуфике парень в кожаной безрукавке, со свежими шрамами на мускулистых руках, ткнул его в бок носком ботинка и засмеялся. Привычно съежившись, Клод отодвинулся, вытащил плоский комп размером с пол-ладони, глянул на экранчик и удивился:
— Адела, тебе там бренди прислали! Схожу принесу…
— Сходи, и давай пошустрее, — распорядилась Адела. — А то знаю я тебя, ленивую жопу, еле-еле потащишься… Для хороших людей можно и поторопиться!
«Клод, если тебя очаровывают такие женщины, ты извращенец, — подумала Тина. — Да проваливай же ты, наконец!»
Хинби что-то промямлил — в том смысле, что он поторопится, — и исчез за дверью. Адела и ее приятели оживились: что бы они ни планировали, задача не представлялась им невыполнимой, а такой волнующий сюрприз, как еще один ящик выпивки, мог бы поднять им настроение даже на краю могилы. Впрочем, некоторые из них как раз там и находились. Теперь, когда Клод ушел, руки у Тины были развязаны.
Немного выждав, она отставила бутылку, выпрямилась и сказала:
— Я, пожалуй, пойду. Мне пора.
Разговоры смолкли. Не то чтобы все головы повернулись в ее сторону, но позы стали более напряженными. Быстрый, как мелькание цифр на экране монитора, обмен взглядами. Некоторые из гостей как бы невзначай полезли в карманы. Что у них там, парализаторы? Один парализующий заряд, предназначенный для человека, не мог повергнуть Тину в обморочное состояние, зато замедлял реакцию. Несколько — обеспечивали паршивое самочувствие, Получив больше пятнадцати зарядов, Тина теряла сознание. Именно так ее захватили на Рошегене манокарские агенты.
— Ну, зачем же так рано… — начала Адела. Ее яркие полные губы улыбались, глаза улыбались, а в глубине зрачков вспыхнули настороженные огоньки.
Интуиция не подвела ее: Тина додумалась до решения, сработавшего безотказно, однако для Аделы Найзер не слишком приятного.
Гости начали подниматься и вытаскивать оружие — очень вяло, с подчеркнутой неторопливостью. Хотя медлительными они выглядели только с точки зрения Тины, которая переключилась в ускоренный режим, а на самом деле двигались быстро, с предельной скоростью, возможной для человека, заблаговременно накачавшегося стимуляторами. И все равно не успели. К тому моменту, когда они были готовы стрелять, Тина стояла за спиной у Аделы и держала ее за шиворот, приставив к горлу нож.
— Я убью ее, — предупредила Тина. — Оружие на пол.
Тело Аделы заслоняло ее от выстрелов. Адела молчала — наверное, была в шоке: судя по тому, что рассказывал о ней Клод, она привыкла к положению священной особы, на которую здесь даже самая последняя шваль не поднимет руку.
Два бластера и несколько парализаторов упало на пол. Пара стволов взметнулась вверх. Тина отскочила в сторону, рванув за собой Аделу. Лезвие рассекло кожу, Адела взвизгнула.
— Бросить оружие! — рявкнула Тина.
В этот раз подчинились все. Аделу колотила дрожь.
— Всем отойти к той двери, живо! — прокрутив в уме два варианта дальнейших действий, приказала Тина.
Можно сбежать, но тогда ей больше не вернуться в улей, а те, кто связан с Руческелом, исчезнут. Можно укрыться в комнате, послать сигнал Стиву, и он заберет ее отсюда вместе с Аделой, которая, вероятно, кое-что знает о Руческеле.
Дверь в комнату — слева, до нее около четырех с половиной метров. Гости сгрудились у противоположной двери, но не все: Омар с иссеченной черными порезами головой и еще двое остались за столиком. Они выглядели безнадежно пьяными, так что препираться с ними Тина не стала. За ней цепко следили ненавидящие взгляды, но никто не шевелился: как это ни странно, Аделу здесь действительно любили.
Безжалостно смяв жесткий веерообразный воротник, Тина поволокла королеву улья к выходу, держа ее, как живой щит, между собой и гостями.
За раздвижной дверью — комната с умывальником в углу, похожим на расползшийся сугроб грязно-белым гелевым диваном и громадным, во всю стену, шкафом пятнистого дерева. Жалюзи приоткрыты, пол расчерчен закатными полосками.
— Дверь запирается? — встряхнув Аделу, спросила Тина.
— Нет… Дальше запирается, в соседней ячейке. Я не знаю, чего это на них нашло. Я выведу тебя отсюда, и ты спокойно уйдешь.
— Как выведешь?
Одна из дверных створок отодвинулась, в комнату ввалились Омар и двое гостей, которых Тина посчитала за пьяных. Пришли выручать свою повелительницу… Тина шагнула назад, подставив Аделу под выстрелы. Реакция у Омара и его приятелей оказалась не настолько плохая, как можно было ожидать, — никто не нажал на спуск.
— Она успеет меня убить, не стреляйте, — хрипло попросила Адела. — Идем, Линда, я тебя провожу. Соседние ячейки тоже мои. Не волнуйся, выйдем прямо к лестнице.
Позже Тина с досадой признала, что королеве улья удалось-таки заморочить ей голову: все выглядело так, будто Адела, ради спасения своей жизни, всего-навсего хочет поскорее выпроводить ее наружу. Что ж, из улья Тину выпроводили, однако не таким способом и не туда, куда она рассчитывала попасть. Потом, задним числом, она оценила по достоинству и подкупающе искреннюю интонацию Аделы, и сочувственные нотки в ее низком голосе. Та буквально излучала готовность помочь — и Тина не то чтобы поверила ей, но не заподозрила подвоха.
Омар и двое угрюмых парней в куртках с косыми застежками замерли около двери. Тина с Аделой стояли напротив, за спиной у Тины находился когда-то стильный, а теперь потерявший вид шкаф из натурального дерева.
— Это здесь, в углу, — заговорила Адела. — Открой дверцу третьего снизу крайнего отделения, там пультик такой под крышкой, я скажу тебе код.
— И что дальше?
— Откроется вход в соседнюю ячейку. Это все мое. Спокойно уйдешь домой. Омар, Жибель, не лезьте!
— Яды меня не берут, — предупредила Тина, — а если пульт под напряжением, тебя тряханет вместе со мной.
— Да боже мой, я ведь не сумасшедшая! Не буду же я у себя дома наворачивать линии обороны, у меня здесь врагов нет.
Тина решила, что это резонно.
Выпустив воротник Аделы, она левой рукой распахнула скрипнувшую дверцу. Нащупала прилепленную к стенке пластмассовую раковину. Все вслепую — она не сводила глаз с Омара и двух парней в дверях, а правой рукой по-прежнему держала нож у горла Аделы. Кроме раковины и какого-то мелкого хлама — за несколько секунд не определишь на ощупь, что это такое, — в отделении ничего не было.
Крышка-раковина отскочила, едва Тина подцепила ее ногтями. Под ней находилась гладкая поверхность сенсорного пульта.
— Как набирается код?
— Два-два-пробел-один-пробел-пять.
— Расположение символов стандартное?
— Да.
Набрать, не глядя, код Тине удалось с шестой попытки. Крайняя секция шкафа вместе с частью стены повернулась под прямым углом к остальной поверхности. За проемом была ячейка, обставленная довольно-таки странной мебелью. Диваны с прихотливо-волнистыми, без намека на симметрию, очертаниями спинок и подлокотников. Переливчатая обивка, выдержанная в блеклой голубовато-зеленоватой гамме, — как будто хавлашмырова кожа, но с рельефным рисунком. Посередине стол: неровная, вся в выпуклостях и выемках, неправильной формы столешница покоилась на несуразно большом количестве тонких ножек. На полу ковер, сплетенный из ворсистых лент болотной расцветки. На стенах висели прозрачные овалы без рамок, в толще которых растеклись мутные разводы — в их очертаниях угадывались здания, ландшафты, машины, какие-то существа, похожие на людей, но не люди… Светильник в виде свисающей с потолка громадной капли заливал ячейку зеленоватым светом. Лица Омара, Жибеля и третьего головореза, ввалившихся в помещение вслед за Тиной и Аделой, сразу приобрели мертвенный оттенок.
— Скажи им, чтоб они убирались, — потребовала Тина.
— Уходите, мальчики, — сказала Адела. Те не подчинились.
«Не умею я брать заложников… Чтобы кого-нибудь убить или ранить, мне нужен повод, а пока повода нет — веду себя как на дипломатическом приеме. Разве что реверансы не делаю!»
Приятели Аделы замерли в проеме и озирались: наверное, они были здесь впервые. В отличие от них, Тина успела насмотреться на странные интерьеры — она бывала и в жилищах представителей нечеловеческих рас, и на выставках высокого дизайна. Другое дело, что она никак не рассчитывала наткнуться на нечто из этой серии в улье! Адела увлекается высоким дизайном или тайком принимает у себя в гостях негуманоидов? Обстановка несла на себе отпечаток завораживающе-отталкивающей гармонии и единого стиля, каким бы извращенным ни казался он с человеческой точки зрения, — это Тина отметила сразу.
— Сюда, — показала Адела. — Видишь, справа дверь?
Дверь почти терялась на фоне стены, не присмотришься — не заметишь. Пятясь, чтобы не выпускать из поля зрения друзей Аделы, Тина перешагнула через порог…
На ее затылок обрушился удар, одновременно с этим пол ушел из-под ног. Будь Тина человеком, ее череп треснул бы, как яичная скорлупа, но тергаронского киборга такой удар убить не мог. Он всего лишь на несколько секунд погрузил ее в беспамятство, и этих секунд хватило, чтобы Адела сумела освободиться, чтобы оглушенная Тина упала на какую-то твердую поверхность, чтобы сверху на нее обрушились, едва она попыталась встать, еще чьи-то тела… После короткого промежутка сознание вернулось к ней полностью, и тогда, отшвырнув навалившуюся тушу, она вскочила на ноги.
Так, Омар, Жибель и безымянный третий… Они копошились на полу — видимо, ворвались сюда вслед за Тиной и Аделой и тоже угодили в приготовленную для Тины ловушку, — Омар что-то вытаскивал из кармана. Тина дала ему пинка, и он затих.
Находились они в ячейке без окон и дверей — надо полагать, этажом ниже апартаментов Аделы Найзер. Стены и пол выстланы темной пористой массой, в ней поблескивали тонкие пересекающиеся нити — то ли провода, то ли прутья клетки. Нити слегка вибрировали, и Тина скорее угадала, чем почувствовала, что вибрация нарастает. Наверху, в центре потолка, большое квадратное отверстие, за ним виднелся потолок следующей по вертикали комнаты. Высота — около трех метров.
Сгруппировавшись, Тина оттолкнулась от пола, но створки люка сомкнулись на долю секунды раньше. Она врезалась в преграду и свалилась вниз — на Омара, издавшего утробный стон. Или на Жибеля.
Теперь здесь было темно, как в могиле, и в этой тьме постепенно наливались режущим глаза светом нити, охваченные вибрацией. Они симметрично перекрещивались: действительно, клетка. Видимо, Адела не собиралась щадить тех, кто попер на рожон, чтобы вырвать ее из лап киборга. Тину это не удивило.
Дрожащий воздух уплотнился, стал почти твердым. На всякий случай Тина остановила дыхание — она могла продержаться так около двух часов, используя замкнутую систему кислородного обмена. На полу стонали и сипло матерились. Странно знакомое муторное чувство… А потом появился свет. Тина чуть не потеряла равновесие, когда ее ноги по щиколотку погрузились в теплую жижу. Кто-то — вроде бы Жибель — издал одурелый вопль. И было отчего.
Они находились на залитой водой площадке, окруженной лесом аспидно-черных ребристых колонн. Потолок заменяла покоящаяся на колоннах решетка, за ней виднелось болотного оттенка небо с небольшим, но ярким зеленоватым солнцем. Здесь было тепло, влажно и душно, господствовали странные, ни на что не похожие запахи.
Омар опять полез в карман. Склонившись над ним, Тина отобрала бластер и сунула за пояс. Пригодится. Она вспомнила, откуда ей знакомо только что отпустившее муторное чувство: то же самое испытываешь, когда ныряешь в гиперпространство.
Глава 5
На собрание Живущих-в-Прохладе Тлемлелх чуть не опоздал. Цепочка не связанных между собой случайностей, совсем не роковых по отдельности. Роковыми они становятся, когда возникает резонанс и тебя захватывает аргхмо — подобный мощному ледяному течению поток губительных обстоятельств.
Вот уже второе шестидневье Тлемлелх жил в постоянном напряжении, предчувствуя приближение аргхмо. Вначале это похоже на легкий ползучий холодок, который подбирается к тебе на закате со стороны Фласса. Но от Фласса можно уйти, а аргхмо настигнет свою жертву где угодно: если это началось, этого не миновать. Тлемлелх знал, что его сомнет и разорвет в клочья — та же участь, на какую обречены тончайшие невесомые шедевры облачных прядильщиков под напором штормового ветра. Эта грустная аналогия принесла ему недолгое успокоение.
Признаки аргхмо пока еще еле угадывались в общем потоке событий. Но все же угадывались — как издевка, скрытая под оболочкой безупречно вежливой светской беседы. Началось все с того, что во время верховой прогулки его застиг вдали от дома Флассов ливень; укрывшись от ненастья на одном из своих заводов, Тлемлелх застал там такую картину… При воспоминании об этом неслыханном безобразии его слуховые отростки начинали гневно вибрировать. С персоналом завода следовало разобраться, но ему даже думать об этом не хотелось. Он вообще не любил думать о неприятном.
Два дня спустя Тлемлелха забыли пригласить на Вечернее Пение на болотном острове Креб. Он все равно туда явился, но на его левой руке не было оранжевого цветка желанного гостя, и потому другие Живущие-в-Прохладе приветствовали его реже, чем обычно. Потом он не смог найти партнера для визита в Обитель Алых Цветов и остался в одиночестве — раньше с ним такого не случалось, и это незаслуженное пренебрежение его больно ранило. Потом кто-то порвал дивные полотнища декоративной паутины вокруг его дома и разогнал облачных прядильщиков, а двух или трех раздавил. Некоторых энбоно эта мерзкая выходка привела в восторг: новое событие, новые впечатления! Тлемлелх уже знал, что за этим инцидентом последовало несколько аналогичных и статус пострадавших энбоно понизился — что столь же неизбежно, как падение на землю сломанного цветка. Однако он стал первой жертвой, и это выделяло его из всех, провоцируя анонимных насмешников причинять ему еще большие страдания.
«Злой Император, будь ты навеки мертв, почему же такое постигло меня, а не кого-то другого?» — измученно вздохнул Тлемлелх, поднимаясь по спиральной лестнице на Вершину Прохлады. По лестнице струилась вода, омывая ступени кристально прозрачной оболочкой. Тлемлелху нравилось преодолевать сопротивление этой головокружительно-подвижной среды и смотреть на свои безупречной формы ступни с изящно изогнутыми позолоченными когтями. Каждый коготь — маленькая сияющая арка, не случайно Тлемлелх считался одним из самых красивых энбоно в стране Изумрудного солнца. Переливы вкрапленных в кожу камней заставляли сожалеть о том, что он не может раздвоиться и наблюдать за собой завороженным взором со стороны. И вдруг его пронзила игла ни с чем не сравнимого парализующего ужаса: на крайнем когте правой ноги позолота частично стерлась, под ней обнажилось перламутрово-белое с прозеленью…
О, не сказать, чтобы естественный цвет когтей Тлемлелха был неприятен. Его внешность не имела изъянов. Однако допустить такую небрежность… Среди энбоно встречались оригиналы, которые не красили когти (Тлемлелх не понимал их и избегал с ними разговаривать), но одно дело — рассчитанно утонченная скромность облика, граничащая с бесстыдством, и совсем другое — облезлая позолота! В первом есть некий сомнительный шарм. Второе свидетельствует о том, что ты смешон и тебя вот-вот настигнет аргхмо.
Тлемлелх хотел повернуть назад, но ниже, за изгибом лестницы, слышалось шлепанье ног по воде, оно приближалось… И Тлемлелх продолжил подъем. Если Живущие-в-Прохладе увидят, что он без явной причины уходит, поползут слухи, которые будут стократ хуже правды; его статус, и без того шаткий, обратится в ничто. Если же кто-нибудь заметит причину… Его поднимут на смех, и результат будет тот же самый.
Как энбоно может избегнуть объятий аргхмо? Первый путь — уйти во Фласс. Страшный и печальный, зато полный ужасающего очарования конец, тогда твой посмертный статус будет достаточно высок. Второй путь, о котором не принято упоминать вслух, — прибегнуть к помощи магии и призвать демона из хаоса, и напоить его своей кровью, чтобы тот уничтожил твоих врагов. У Тлемлелха в домашней библиотеке имелся древний трактат по магии, в переплете из кожи энбоно — занятная вещица. Что ж, вот и пришла пора воспользоваться… По его изумрудным губам скользнула усмешка обреченного.
На Вершине Прохлады энбоно держались группами, попадались пары, но одиночек не было. Этот мир не для одиночек.
Лишь на мгновение Тлемлелх задержался под аркой, которая взметнулась над площадью на головокружительную высоту, отбрасывая на плиты тень в виде дуги с крутым изломом, — и тут же решительно двинулся вперед, приветствуя других Живущих-в-Прохладе и внимательно наблюдая за их реакцией. Расслабиться. Он слышал о том, что некоторым счастливчикам удавалось обмануть аргхмо: если притворишься, что ничего особенного не происходит, следующий за тобой по пятам смерч роковых совпадений бесследно рассеется. Только надо очень убедительно притворяться…
Тлемлелх улыбался как раньше, но его приветствовали небрежно, а многие энбоно и вовсе не отвечали. Его присутствие игнорировали, словно он стал невидимкой. Однако это еще не самое худшее… Хуже будет, когда на тебя начнут смотреть с иронией, проявляя открытое пренебрежение. Тогда останется один путь — во Фласс, ибо Фласс покажется желанным убежищем, где прекращаются все страдания.
Продолжая улыбаться, внутренне помертвевший Тлемлелх неторопливо брел по площади. Пока ему удавалось делать вид, что никакого отторжения нет, что это он сам, в силу меланхолического настроения, не спешит присоединиться ни к одной из групп. Но «пока» не может длиться вечно. Рано или поздно придется к кому-нибудь подойти — и тогда, если будешь отвергнут, тебя поглотит аргхмо. Нельзя покинуть собрание Живущих-в-Прохладе, не побыв с кем-то вместе. Это не принято. Это случается только с изгоями. А вдруг кто-нибудь обратил внимание на облезлый коготь?..
Тлемлелх знал тут каждую пядь пространства. Отполированные до зеркального блеска базальтовые плиты, в темной глубине которых скользят безмолвные опрокинутые отражения. Древняя конструкция из парадоксально переплетенных металлических лент около входной арки — фонтан и одновременно насос, откуда струится вниз по ступеням вода, стекающая сквозь решетку у подножия спиральной лестницы в подземный резервуар. Ажурные каркасы, оплетенные декоративной паутиной немыслимой красоты — здесь держали лучших в Могндоэфре облачных прядильщиков. Мертвые, однако на расстоянии производящие впечатление живых деревья, покрытые слоем прозрачного лака. Сплетенные из жгутов черного металла беседки и обрамленные позолоченными бортиками бассейны с ароматной водой — там устроились группки и пары Живущих-в-Прохладе. Всего два шестидневья назад Тлемлелх чувствовал себя здесь как в собственном спальном бассейне, а теперь все это отдалялось от него, отталкивало его, и он смотрел на окружающее словно сквозь зыбкий туман.
Он был близок к обмороку, но ни на секунду не прекращал беспечно улыбаться. Если бы мелькнул хоть один-единственный признак того, что за ним по-прежнему признают высокий статус… Если бы хоть кто-нибудь изъявил желание поговорить с ним… Он едва не вздрогнул, когда услышал свое имя — низкие мелодичные модуляции, выражающие восторг по поводу завершения долгого ожидания, — и увидел, что к нему направляется, отделившись от группы, стройный энбоно в переливчатом синем плаще. А потом узнал его. Лиргисо.
Они обменялись приветствиями. Лиргисо улыбался. Он предпочитал глубокие, насыщенные цвета, и сверкающие на его коже камни были темнее тех, что носил Тлемлелх: сумрачно-синие сапфиры, черные алмазы и турмалины, изумруды того тревожного оттенка, какой приобретает небо сразу после захода солнца. Вокруг его желтых глаз ветвился черно-серебряный орнамент с непристойными алыми блестками: появиться с таким макияжем на Вершине Прохлады — это почти скандал, но Лиргисо еще и не то мог себе позволить. Гребень и когти покрыты черным прозрачным лаком — идеально ровный слой, ни малейшего изъяна. Тлемлелх встал вполоборота к нему, изогнув правую ступню таким образом, что ее чуть не свело судорогой: боль можно вытерпеть, лишь бы Лиргисо не заметил облезлый коготь.
— Пойдем в бассейн, энб-саро? — предложил Лиргисо после обмена любезностями.
— С удовольствием, энб-саро.
Даже самые консервативные из Живущих-в-Прохладе приветствовали его церемонно и вежливо, словно не замечая шокирующего макияжа. Тлемлелха за компанию тоже приветствовали.
Они сбросили плащи — два холмика шелка, темно-синий и кремовый, красиво смотрится на фоне черных полированных плит и золоченого металла — и устроились в стороне от большой компании энбоно с фиолетовыми гребнями (члены одной из Корпораций, занимающихся общественными проектами, — это у них принято одинаково красить гребни). Тлемлелх подумал: как хорошо, что он не сотрудник Корпорации и ему не надо отказываться от своих любимых цветов ради тех, что предписаны уставом, — а потом ощутил укол сожаления: если бы он в свое время вступил в Корпорацию, он бы сейчас находился под ее защитой, и вероятность того, что его захватит аргхмо, была бы невелика… Да, но не обладать свободой в выборе привычек и украшений — такая участь не для него!
— Ты рассеян, несравненный Тлемлелх, — улыбнулся Лиргисо.
О, назвал его по имени… Само присутствие Лиргисо вселяло тревогу — нельзя сказать, что необоснованную, и все же он единственный из Живущих-в-Прохладе изъявил желание поговорить с Тлемлелхом. Отсрочка неминуемого? Или спасение от аргхмо? Тлемлелх ощутил отчаянную надежду. Он сидел, подогнув правую ногу так, чтобы Лиргисо не мог увидеть коготь с облупившейся позолотой. Вода в бассейне тепла и ароматна… хотя дурманные снадобья, которые в нее добавляют, давно уже перестали действовать на Тлемлелха, слишком ничтожны здесь дозы.
— Я погрузился в бессловесное раздумье, блистательный Лиргисо.
— Неужели тебе ведомо, что такое раздумье, дорогой Тлемлелх? Надо признать, для меня это новость! Впрочем, всякое бывает… Говорят, сегодня опять была вибрация пространства на берегу Фласса, где колоннада Злого Императора. — Лиргисо не добавил «будь он навеки мертв», и Тлемлелха восхитило его граничащее с дерзким вызовом пренебрежение общепринятыми нормами. Впрочем, нормы для того и существуют, чтобы энбоно бросали им дерзкий вызов — вот только одних за это подвергают остракизму, а другие становятся законодателями новой моды. — Ученые до сих пор не смогли установить, отчего пространство в том районе периодически вибрирует. Говорят, во время таких вибраций оно иногда выплевывает предметы, порожденные хаосом.
Тлемлелх невольно поежился. Тайна. Вокруг много непонятного — так много, что, если об этом задумываться, недолго сойти с ума, ведь где тайны, там и страх, — но Лиргисо любит поговорить о пугающем.
— Возможно, нам только кажется, что пространство выплевывает нечто, чего не было раньше, — возразил Тлемлелх — ему не хотелось соглашаться с тем, что где-то поблизости может существовать такая жуть.
Заметив его испуг, Лиргисо удовлетворенно рассмеялся:
— Судя по твоему виду, несравненный энб-саро, ты давно не радовал своим драгоценным вниманием Обитель Алых Цветов. Твои нежные, как побеги виийлы, слуховые отростки постоянно свернуты, что говорит о беспричинном страхе и смятении. Но от этого есть хорошее лекарство… Я соблазнил Бхан и сейчас ищу партнера. Мы с тобой оба прекрасны и достойны друг друга, не правда ли? Ты составишь мне компанию?