— Ага, — поддержал Стив — он шел за ними, чуть приотстав. — У меня уже спрашивали, не оскорбляет ли меня такое положение вещей. Именно так и сформулировали. Один их манокарский бог знает, почему это должно оскорблять.

— И что ты ответил? — заинтересовался Поль.

— Я напомнил, что я вообще-то монстр, а не человек, и от меня сразу отстали.

— Хорошо вам, монстрам… — вздохнул Поль.

А Тина сказала:

— Во что я никогда не верила, так это в манокарского бога. Атеизм у меня в крови.

— Между прочим, он есть, этот манокарский бог, — сообщил Стив. — Вернее, был. Хотя на все сто я не уверен.

— Как? — Поль даже остановился и повернулся к нему. — И почему — был?

— Потому что он куда-то удрал. Или затаился. Такое впечатление, что он не смог находиться в одном пространстве со мной. Было там какое-то существо, нематериальное, но живое, и при этом почти неразумное, вроде высокоорганизованного животного.

— Погоди… Исчез он семь-восемь месяцев назад, точно?

— Примерно так.

— Совпадает с моими наблюдениями. Как раз тогда перестала бурно воспроизводиться вся эта астральная нежить — «вата», «инфузории», «бахрома»… Она до сих пор есть на Манокаре, но уже не в таких количествах, как раньше. Почему ты мне до сих пор ничего не сказал?

— Потому что ты бы не удержался и полез с ним в драку, а это все равно, что дразнить быка: ты разумней, но он сильнее.

— Значит, около Манокара ошивалась какая-то нематериальная тварь? — спросила Тина. — Которая там кормилась и поддерживала существующий порядок вещей?

— В целом, так, — согласился Стив. — Только ничего она сознательно не поддерживала, а действовала инстинктивно, как животное или насекомое — богу не обязательно быть разумным. Но я могу ошибаться, все это смутные ощущения. У меня ведь нет таких восприятий, как у Поля.

— Зато твои ощущения всегда правильные, — отозвался Поль.

Они наконец-то вырвались на прогулку. Тина ради маскировки надела двуцветный желто-голубой парик с густой челкой; Поль свои рыжие вьющиеся волосы распрямил с помощью специального лака и покрасил черной краской из баллончика. Стив слегка видоизменил черты лица, он это умел. Много ли нужно, чтобы тебя не узнавали прохожие на ночных улицах? Сейчас, шагая вдоль каменного парапета, за которым плыла над водой вереница голограмм, Тина снова почувствовала тоску по свободе от манокарского официоза. Ничего, недолго осталось.

Реформатор Ришсем в свое время подставился под шантаж, как последний дурак, но Элана его ошибок не повторяла. Она неплохо ладила с единомышленниками; кто-то из идеологов додумался назвать ее «матерью всех манокарцев», и этот титул прижился, его все чаще употребляли перед именем Эланы. У нее было трое детей, старшему сыну недавно исполнилось шестнадцать — возможно, когда-нибудь он унаследует власть, и нынешняя манокарская система сменится монархией с правящей династией Ришсемов. Для Тины, Поля и Стива главным было другое: реформаторы скоро перестанут нуждаться в посторонней поддержке, и тогда можно будет сказать им «до свидания».

— А Саймона Клисса все-таки выпустили, — вспомнила Тина. — Ассоциация Правозащитников даже банкет устроила, я видела в Сети. Правда, самого Клисса почему-то не пригласили.

— Ниарские правозащитники — непонятный народ, — фыркнул Поль. — Столько бились — и ради чего? Чтобы вызволить из-за решетки чокнутого серийного убийцу! С жиру бесятся…

— Здесь не все правозащитники такие, — возразил Стив. — Кроме той Ассоциации, которая возилась с Клиссом, есть еще две-три — там более толковые люди, и делами они занимаются стоящими. А эта Ассоциация на виду, потому что больше всех о себе кричит.

Среди разноцветных голограмм, медленно скользящих над каналом, выделялся прозрачный световой цилиндр, в котором стояла девушка в облегающем платье из серебряных чешуек. Она держала в руках сверкающий флакон сложной формы, а сопровождающая голограмму надпись сообщала, что Вероника Ло, самая красивая и загадочная топ-модель Галактики, предпочитает именно этот загадочный аромат, названный в ее честь.

Ее облик завораживал: изящная, с небольшой точеной грудью, тонкими чертами удлиненного лица и глазами, как сумрачно-серые цветы. Длинные темные волосы, волной отброшенные назад, усыпаны алмазными блестками. Светлая кожа слегка мерцает — это уже спецэффект, заслуга создателей голограммы.

— Классная картинка! — заметил Поль. — Самое классное, что без звука. Если б она скандалила, как настоящая Вероника…

По набережной, параллельно парящему над водой изображению топ-модели, двигалась группа ее поклонников и поклонниц. Тина посоветовала Полю не продолжать, а то ведь дойдет до драки… Кто-то сунул ей прямоугольник размером с ладонь, с объемным портретом Вероники, Стив и Поль получили такие же. Тина нажала на квадратик в нижнем правом углу, и вместо портрета появился заголовок: «Вероника Ло: факты и загадки».

Через секунду его сменил текст: семнадцатилетняя Вероника Ло (настоящее имя — Вероника Лойчева), вспыхнувшая в модельном бизнесе подобно сверхновой, родилась на Кутакане в малообеспеченной семье. Еще в детстве она поняла, что ее место — среди звезд, и полюбила смотреть на звездное небо. Когда Веронике исполнилось шестнадцать, семья Лойчевых вместе с другими кутаканскими иммигрантами в поисках лучшей доли отправилась на Нез, и тут Вероника решила, что пора осуществить свою заветную мечту. Она пришла к известным незийским дизайнерам Ольге Лагайм и Джеральду Крею, и те сразу разглядели в девочке будущую топ-модель. Вероника начала упорно работать над собой, и это, вкупе с врожденным талантом, позволило ей стать тем, чем она стала. Слухи о том, что Вероника якобы жила с Лиргисо, не имеют под собой никаких оснований: на самом деле она лежала тогда в силарской больнице на Незе, и силарские целители могут это засвидетельствовать. Утверждение, будто Вероника вторглась прошлой зимой в «Космоколлегиум» вместе с сотрудником незийской полиции Полем Лагаймом, который устроил в бизнес-центре дебош, настолько нелепо, что знаменитая топ-модель оставляет его без комментариев. Вероника Ло планирует провести на Ниаре около месяца, в соответствии со своим контрактом.

— Тина, — встрепенулся Поль, который тоже просмотрел текст, — отпуск надо выбивать немедленно, сейчас. Я хочу побывать дома, пока Вероники там нет. Она у меня уже вот где! — он провел ребром ладони по горлу.

— Я поговорю с Эланой, — согласилась Тина. — При первой возможности.

На них темной бесформенной громадой надвигался желиец, под его весом хрустела затянувшая лужи ледяная корка, шуршали осколки льда. Люди отступили к парапету — им посторониться проще, чем медлительному уроженцу Жела. Внизу, на желто-розовой воде, змеились золотые зигзаги; над каналом плыла, догоняя Веронику Ло, голограмма космической яхты: новая модель в натуральную величину, отливающие золотом изломанные плоскости — «дизайн для тех, кто любит поражать». Желиец прополз мимо, в фарватере у него тащился робот-дворник, методично сгребающий ледяное крошево к бордюру.

— Поль, когда мы прилетели на Ниар, ты не пробовал засечь Лиргисо? — спросил Стив.

— Нет. В смысле, пробовал, но его нет. Или он куда-то свалил, или постоянно держит экранировку, или его действительно тогда убили.

— Это вряд ли, — сказала Тина. — Космопол в его смерть не поверил, как и мы. И журналисты тоже. Мне не нравится, какой ажиотаж они создают вокруг Лиргисо.

— Модный страх, — пожал плечами Стив. — Это глупо, но страх тоже может стать модным — как покрой одежды, дизайн аэрокара или система взглядов. Поль, попробуй сканировать хотя бы два-три раза в день, вдруг поймаешь. Ты уверен, что сможешь узнать его?

— Уверен. Мне эта сволочь до сих пор иногда в кошмарах снится, еще бы я его не узнал… В первый день, как мы сюда прилетели, я через каждые полчаса сканировал, но ничего не нашел.

Канал плавно поворачивал, над ним взметнулась арка: здание, облицованное молочно-белым люминогласом. Рябь цветных огней впереди стала гуще. Из-под арки выплыла прозрачная гигантская рыба, словно сделанная изо льда — своего рода аквариум, в котором кружили, исполняя замысловатый рыбий танец, ее миниатюрные копии. У этой голограммы не было сопроводительных надписей — видимо, не реклама. Поль засунул руки в карманы, отвернулся к парапету и в течение некоторого времени рассматривал рыбу, потом опять заговорил:

— Тина, я хотел кое о чем посоветоваться с тобой до отпуска. Можно сейчас?

— Можно.

Они направились к люминогласовой арке. Стив отстал, Поль молча шел рядом с Тиной, и та уже решила, что советоваться он раздумал, когда услышала его неуверенный голос:

— Я хочу сказать Ивене, что люблю ее. Как по-твоему, она не испугается?

— Почему она должна испугаться?

— Ну, все-таки… — Поль запнулся. — Я давно люблю ее, с того момента, как в первый раз увидел. Я ведь ее вначале увидел не нормальным человеческим зрением, а своим особенным. Она похожа на пушистую звездочку. Я не хочу, чтобы она обиделась или начала меня бояться. Наверное, мне сейчас надо сидеть на Манокаре и не соваться на Нез, чтобы не мешать ей жить, но так хочется хоть немного побыть рядом с ней… Ты можешь сказать, что мне делать?

— Поль, я не могу решать за тебя. С чего ты взял, что помешаешь ей жить?

— Учитывая разницу в возрасте… — даже профиль Поля, тонко прорисованный на фоне плывущей над каналом радужной абстракции, которая приглашала в новое кафе на площади Сирен, выглядел напряженным. — Кроме того, я неврастеничный тип с целым букетом паранормальных способностей и нулевым самоконтролем. Сейчас ей хорошо, Ольга и Ли о ней заботятся, и вдруг влезу я со своими признаниями…

— А тебе не приходило в голову, что она, возможно, тоже влюблена в тебя?

— Не знаю. Я мог бы что угодно себе навоображать, но все равно есть только то, что есть. Я уже больше года с этим живу, тяжело так долго находиться в подвешенном состоянии.

Из-под арки появилась еще одна Вероника Ло в световом цилиндре, на ней был отороченный пятнистым фиолетовым мехом деловой костюм от Вены Ресом.

— Ты себя недооцениваешь. По тебе такая топ-модель с ума сходит!

— В жизни бы на нее не смотрел… — процедил Поль.

У подножия здания-арки, на широких опоясывающих ступенях, расположилась группа людей в стеганых куртках из потускневшей и потертой некачественной «зеркалки». Людей?.. Линия высокого лба изламывается почти под прямым углом: горизонтально расположенный нос, выдвинутые далеко вперед челюсти; глаза, вполне человеческие, окружены ресницами настолько пушистыми, словно те растут в несколько рядов. Бледные лица и кисти рук покрыты редкими светлыми волосками.

Существа сидели кто на ступенях, кто на потрепанных дорожных сумках; они пили санду из банок и ели пирожки — это говорило о том, что их метаболизм от человеческого не отличается. Кто это — иммигранты? Небогатые путешественники? Вокруг них вертелся робот-рекламоноситель, показывал то одну картинку, то другую; участники пикника не обращали на него внимания. Робот нагло нарушал правила: он не должен демонстрировать свои ролики одним и тем же зрителям дольше десяти секунд, и если представители неведомой расы попытаются его сломать, закон будет на их стороне, но им было все равно. Их лица казались усталыми и флегматично-удовлетворенными.

Заметив Тину, Поля и Стива, робот метнулся наперерез, в воздухе над ним расцвела голограмма:

Сногсшибательный материал Янсе Люша в «Ниарской сетевой бомбе»!

Правда о Веронике Ло: на Савайбе хрупкая топ-модель перестреляла полтора десятка головорезов.

«Интеллект и самообладание Вероники Ло не уступают ее красоте», — свидетельствует наш корреспондент Янсе Люш.

— Счастливый человек этот Янсе Люш, — усмехнулся Поль. — Он не знает, в какую лужу сел.

— Я тоже могу денег заработать, — заметила Тина. — Если напишу мемуары: «Как я была топ-моделью Вероникой Ло и перестреляла на Савайбе полтора десятка головорезов». Интересно, откуда Люш взял цифру? Я сама их не считала, и на вилле во время нападения Люша не было.

— Наугад. Полтора десятка — это впечатляет.

Они обогнули здание-арку. Дальше пространство по эту сторону канала расслаивалось на ярусы: тут начинались тротуары в несколько этажей, обрамленные неоновой вязью. Робот-рекламоноситель опять забежал вперед, над ним появилась полупрозрачная человеческая ладонь, на ней стояла рюмка с коричневым напитком, но Стив бросил вполголоса: «Иди отдохни». Робот послушно свернул голограмму, юркнул к парапету и улегся на асфальт. В темноте он был похож на небольшую задремавшую собаку.

Эмми и Лейла наконец-то поняли, что эксцессер без дозы — это не эксцессер. Когда Клисс на два раза просмотрел сериал, начался второй этап: репетиции. Саймон должен был отработать стиль поведения, который усилит его сходство с простоватым и добродушным персонажем детского мультика; Лейла изображала девочку, с которой ему надо подружиться. Вот тут-то наниматели (гм, или все-таки похитители?) Саймона Клисса убедились в том, что без стимуляторов он мямлит, теряется, туго соображает и напоминает скорее издерганного карманника с комплексом неполноценности, чем некрасивого, но симпатичного двойника Умазайки.

Фергон. Не самый лучший препарат, зато надежный, не дающий побочных эффектов. Плохо, что он не увеличивает физическую силу и скорость реакции… У Саймона крепло подозрение, что его так называемое «сотрудничество» с Эмми добром не кончится, и лучше бы ему быть во всеоружии.

Эмми осчастливил их посещением на третий день после того, как Саймон начал репетировать под дозой. Визит босса для обоих стал сюрпризом: для Лейлы — приятным, судя по восторженной улыбке, которая расцвела на ее лице, а для Клисса… Ну, если вспомнить, что за омерзительную тварь Эмми с собой притащил, это был сюрприз из разряда тех еще подлянок!

На Эмми была рубашка из материала, имитирующего чешую, такие же облегающие брюки и высокие сапоги из металлизированной кожи. Крупные черные алмазы на мочках ушей — он еще и украшения носит! Саймон начал прикидывать, сколько за такие цацки можно выручить, но потом вспомнил об инциденте с зеркалом: Эмми опасней, чем кажется на первый взгляд, и если представится случай его ограбить, действовать наобум нельзя.

То, что свисало с левого плеча Эмми, Саймон вначале принял за сумку — нечто изысканно-уродливое в духе высокой моды. Вдруг сумка пошевелилась и зашипела; пушистые декоративные шнурки, до этого безучастно болтавшиеся, пришли в движение… Саймон понял, что не шнурки это, а лапки, тонкие, суставчатые, с серповидными коготками на концах. Одна более длинная конечность захлестнута вокруг руки хозяина выше локтя, за счет чего тварь и держится. Коготки скользили по иссиня-черной синтетической чешуе, существо встревожено пищало. Наконец оно сумело вскарабкаться на плечо Эмми, оцарапав ему шею, а тот слегка поморщился, наугад потрепал его правой рукой и пробормотал что-то успокаивающее.

— Ой, какой миленький! Кто это?

Саймон про себя обозвал Лейлу «прагматичной сукой»: сразу сообразила, что любимым домашним животным босса надо восторгаться, как бы гнусно оно ни выглядело.

— Тихаррианский мурун. Прелесть, правда? Я увидел его в каталоге редких животных, и его восхитительно отталкивающая наружность сразу меня очаровала. Видишь, какой изящный хоботок? На конце спрятан ядовитый зуб, который при атаке выдвигается. Для человека его яд не смертелен, но укус болезненный. Обычно у них удаляют железы, вырабатывающие яд, однако я заказал муруна с не удаленными железами — зачем калечить столь совершенное создание природы? Они очень эмоциональны и привязчивы, но признают только своих хозяев. Иди сюда, я вас познакомлю.

Эмми отодрал муруна от своей рубашки — это удалось ему не сразу, тварюгу пришлось около минуты ласково уговаривать — и посадил на стол. Брр, ну и гадость! Тихаррианский мурун напоминал паука, а Саймон их с детства не выносил. Этакого паука-переростка размером с некрупную кошку. Округлое тельце покрыто пушистым мехом, синие полосы чередуются с ядовито-зелеными; той же расцветки пушок на противных лапках и длинном хвосте, тонком и гибком, как хлыст. Лапок у гада восемь штук, что усиливает сходство с пауком. Когти эта дрянь способна втягивать: по столешнице она топталась бесшумно, без всякого клацанья, и Саймона передернуло от мысли, что она ведь запросто подкрадется к тебе незаметно — а потом прыгнет и укусит, когда не ждешь… Одно утешение: уж если такая тварь на тебя прыгнет, ты умрешь от омерзения раньше, чем она успеет цапнуть. Рта у животного не было, только хоботок с упомянутым ядовитым зубом. И два больших круглых глаза с вертикальными зрачками — золотисто-желтые, как у директора.

Когда девушка подошла к столу, Эмми обнял ее за талию, потрепал муруна по шерстке и сообщил:

— Топаз, Лейла своя, Лейлу кусать не надо. Погладим его вместе? — он взял руку Лейлы, несколько раз провел ладонью девушки по спине муруна. Оба перенесли это спокойно. — Теперь он тебя запомнил и не станет на тебя кидаться. Сегодня я был с ним в офисе, Джемину он укусил. Как она визжала…

Лейла злорадно ухмыльнулась:

— Ты их не познакомил?

— Нет, — Эмми тоже ухмыльнулся. — Этой чести удостаивается не каждый. Кроме того, Джемине Топаз не понравился, а он не любит, когда к нему проявляют неприязнь, он очень чувствительный. Знаешь, чем он питается? Кровью и фруктами. На Тихаррои мурун охотится на мелких животных — парализующий укус, потом высасывает кровь. Или пробивает своим зубом кожуру плода и вытягивает мякоть. В его рационе должно быть и то, и другое, мне будут присылать для него специальные консервы.

— У него такая шелковистая шерстка! Можно, я еще его поглажу?

Саймона поразила выдержка Лейлы: ведет себя так, будто на столе перед ней сидит не мерзкий выходец из ночных кошмаров, а какой-нибудь там хомячок или кролик!

— Нельзя, — улыбнулся Эмми. — Все равно может укусить. Характер у него сложный, непредсказуемый… Очаровательное создание!

Он присел на край стола рядом со своим любимцем, погладил его, потом взглянул на Саймона, словно только сейчас его заметил.

— Саймон, разве ты не хочешь посмотреть на него вблизи?

— Благодарю вас, господин Медо, у меня аллергия на животных, — отозвался Клисс — он занял позицию у дальней стены, возле двери в туалет. — В том числе на тихаррианских. Если я подойду, я сразу кашлять начну, и он испугается.

Спасибо фергону, голова у Саймона работала теперь не так уж плохо.

Эмми пожелал посмотреть репетицию и остался недоволен.

— Саймон, что это за ужимки? Это и есть хваленая школа «Перископа»? Когда ты улыбаешься, мне хочется проверить, на месте ли мой бумажник. Ты способен улыбнуться доброжелательно?

— Пожалуйста!

Клисс улыбнулся. Директор поморщился, а тихаррианский мурун припал к столешнице и угрожающе зашипел.

— Спокойно, Топаз, — Эмми вздохнул и погладил его по сине-зеленой полосатой спинке. — Я согласен с тобой, зрелище гнусное, но мы ведь уже сделали ставку на Саймона Клисса. Теперь нам придется учить его улыбаться. Саймон, смотри на меня! Вот это называется располагающая улыбка.

Он улыбнулся, открыто и заразительно, и сразу стал похож на симпатичного юношу из тех, что рекламируют кроссовки, апельсиновую санду и средства для безопасного секса.

— А вот это называется располагающая улыбка в интерпретации Саймона Клисса.

Вроде бы, выражение не изменилось, но улыбка отвердела, в ней появилось нечто фальшивое. Желтые глаза Эмми щурились уже не весело, а настороженно и недобро, хотя и с показным оживлением.

— Заметил разницу? — спросил Эмми, перестав улыбаться.

— Эмми, где вы изучали актерское мастерство? — с ударением на «где» осведомился Саймон. Фергон избавил его от скованности, и вопрос был задан покровительственным тоном, с уничижительными нотками: этот богатенький мальчишка должен усвоить, что такое эксцессер старой закалки. Пусть знает свое место. — Дерь-мо! Понятно? Окаменевшее позавчерашнее дерьмо! Вас там облапошили и ничему не научили! Вы улыбаетесь, как в рекламе, а я — как в жизни, вот и вся разница! Театральные студии, рассчитанные на молодых дурачков…

Саймон замолчал, потому что Эмми встал и шагнул к нему. На лице директора застыло скучающее светское выражение, как будто он направлялся к роботу-официанту за бокалом вина. Саймон занервничал: а вдруг он опять, как в прошлый раз?.. Толкнул дверь в туалет, но та, как назло, не открывалась. Заклинило… На ходу припоминая приемы самообороны, которыми он пользовался в последний раз еще до тюрьмы, Клисс принял боевую стойку.

Медо остановился в двух шагах, смерил его насмешливым взглядом. Саймон вовремя вскинул руку, блокируя удар, но движение Эмми оказалось обманным, и в тот же момент Клисс получил не слишком сильный, зато адски болезненный удар в живот. Он сполз по стенке и скорчился.

— Бедный уродец Саймон, где ты изучал боевое мастерство? — Эмми передразнил его интонацию. — Спортивные секции, рассчитанные на немолодых дурачков…

Лейла и Топаз наблюдали эту сценку с явным удовольствием. Нетрудно догадаться, за кого они болели!

— Саймон, времени у нас мало, — деловито, словно ничего не произошло, заговорил Медо, когда Клисс перестал мычать от боли. — Чтобы ты к завтрашнему вечеру научился улыбаться, как я показал. Потренируйся перед зеркалом, зачем его здесь повесили? Ты используешь его не по назначению, это не вешалка для одежды.

Он подошел к зеркалу, сдернул с него куртку и брезгливо отшвырнул в угол. Потом повернулся к девушке:

— Лейла, идем, отдохнем от Клисса. Я покажу тебе кое-что, чего ты еще не знаешь.

Та просияла. Эмми подставил руку Топазу, тварь вскарабкалась на плечо, и все трое избавили Саймона от своего общества. Он остался наедине с разбитым зеркалом, мутным от засохших буроватых разводов.

— … …! — прошептал Саймон. — Трахаться пошли, …! И весь ваш проект …!

Боль не позволяла распрямиться, но все-таки он сумел подняться на ноги. Его тошнило. Он изо всех сил саданул ботинком по заклинившей двери — и та услужливо распахнулась, как будто не было с ней проблем несколько минут назад. От неожиданности Клисс потерял равновесие и снова со стоном уселся на пол.