Спустя короткое время они уже бежали под тенистыми кронами высоких деревьев. И сразу первая находка – огромный изумруд! Питер бросился к нему первым, но Крафт опередил его, выхватив сокровище из травы в мгновение ока.
      – Что, приятель, не успел? – усмехнулся он и злорадно расхохотался: – Не зевай, тут с тобой никто делиться не будет, что схватил, то – твое.
      Теперь Питер стал с утроенной энергией заглядывать под кусты, решив ни за что не отдать свою следующую добычу.
      Второй изумруд он успел схватить первым, вызвав недобрую ухмылку Крафта.
      – Слышь, нам их куда-то складывать нужно, давай сплетем из багульника по корзинке – это быстро.
      – Я не умею, – ответил Питер, продолжая поиски.
      – Я тебе сделаю, только ты мне потом отдашь один большой камень, понял?
      – Хорошо, – согласился Питер, уже решив, что обманет Крафта.
      – Опа! Вот и мой грибочек! – воскликнул тот, подхватывая из травы крупный изумруд редкой расцветки. – Ну-ка посмотри, деревенщина, видишь, как искать нужно!
      – Вижу, – процедил Питер сквозь зубы. Этот новый камень Крафта манил его, волновал, и ему очень хотелось стать единственным обладателем этой чарующей красоты.
      Взгляд Питера упал на сухую ветку. Если правильно надломить ее, один конец получится острым – как наконечник пики.
      – Не отставай, дальше их станет еще больше! – позвал ушедший вперед Крафт. – Скоро будет ручей, а в нем рубины и золото.
      – Откуда ты знаешь?
      – Водой пахнет!
      – Водой ему пахнет... – пробурчал Питер, догоняя соперника. – Ты когда мне корзину сделаешь?
      – Уже делаю... – отозвался Крафт. Он на ходу срывал тонкие ветки и быстро сплетал из них нечто наподобие грубого колпака.
      Питер внимательно приглядывался к каждой искорке в траве, но большей частью ему попадали маленькие изумруды, и он продолжал искать дальше. Странное дело, но среди травы ему не попадались насекомые. Птицы в этом лесу тоже не пели, и ветер не шевелил ветви деревьев. С другой стороны, часто встречались свидетельства пребывания здесь других людей – потерянная подковка от башмака, смятое медное колечко, фигурный обломок деревянной ложки.
      Лес стал реже, впереди посветлело.
      – Вон он, ручеек! – сказал Крафт, останавливаясь. – На, возьми, вот твоя корзинка.
      – А твоя?
      – И моя при мне, – усмехнулся Крафт, показывая вторую, почти вдвое большую, чем та, которую он приготовил для Питера. – Не забудь, с тебя большой камень, сам выбирать буду.
      – Хорошо, – кивнул Питер, отводя взгляд.
      Вдруг послышались быстрые шаги и хриплое дыхание. Из-за кустарника на другой стороны ручья выскочил кто-то из галерных и побежал вдоль воды, прижимая к себе снятый с кого-то бахот. На плече беглеца кровоточила рана.
      – Ух ты, наверное, там хорошая пожива!
      – Где? – деловито осведомился Питер.
      – Ниже по течению, откуда этот дурик сбежал. Только надо дубины заготовить, а то и убить могут.
      – Если сухую ветку правильно сломать – пика будет... – скороговоркой произнес Питер.
      – Это ты хорошо придумал, нам, копейщикам, это самое лучшее оружие.
      И они взялись ломать подходящие ветки. Получилось не с первого раза, однако вскоре у Крафта была почти настоящая пика с коротким острым наконечником. У Питера получилась покороче и покривее, зато с длинным щепкой – лезвием.
      Тишину молчаливого леса вдруг рассек тонкий, полный ужаса крик, который тут же оборвался.
      – Что это? – спросил Питер, не останавливаясь.
      – Дележка, приятель, видно, камушки там и впрямь огромные.
      – Смотри, рубины, – сказал Питер, указывая на сверкавшие на дне ручья камни.
      – Мелкотня, дальше больше будут.
      Они миновали поворот и за большим валуном обнаружили тело галерного без бахота. Эти линялые тряпки теперь ценились очень дорого – в них можно было складывать сокровища.
      – Я его узнал, это – Трунт, – сказал Питер.
      – Я тоже узнал. Стой! Тихо!
      Они остановились, стараясь дышать потише, но хриплое дыхание рвалось наружу. Откуда-то издалека доносился шум настоящего боя – звон мечей, крики и даже подобие команд.
      – Переждать надо, пусть перебьют друг друга, тогда нам достанутся их камешки, – подвел итог Крафт, и они стали взбираться по крутому склону – поближе к лесу.

      Пробравшись вдоль густого кустарника, Питер и Крафт вышли к небольшой, образованной ручьем запруде. По ее берегам в разных позах лежали бездыханные тела. Двое из них принадлежали матросам с галеры Питера и Крафта, еще четверо – гребцам с сорокавесельной. Те, кто напал на них, забрали одежду и засаленные бахоты, чтобы складывать богатства.
      Еще одно тело плавало посреди запруды лицом вниз, и замедленное течение ручья вращало его на месте.
      – Смотри, там, на дне, – огромные рубины! – закричал Крафт и побежал по склону, Питер последовал за ним. Азарт разгорался в нем все сильнее, и оба приятеля обрушились в запруду, подняв брызги и не обращая внимания на следы недавней трагедии.
      Рубины здесь были и впрямь крупные – некоторые даже побольше голубиного яйца. За особенно ценные экземпляры между Питером и Крафтом разгоралась борьба с толчками и ругательствами, а за редкий желтоватый камень они даже схватились не на шутку, но Крафт оставил свою пику на берегу, а Питер держал оружие при себе. Он направил острие на Крафта, и тот был вынужден отступить, переведя все в шутку.
      Когда все лучшие камни были собраны, Питер заметил, что у плававшего в воде трупа, помимо других ран, отсутствует ухо. Решив проверить догадку, он перевернул тело и узнал боцмана. Тот выглядел именно так, каким привиделся Питеру тогда, на нижней палубе.
      – Пойдем, здесь уже ничего не осталось, – позвал Крафт, уходя дальше по берегу.
      – Иду, – ответил Питер. Выбрался из запруды и с задумчивым видом пошел следом.
      Следующие пару часов они провели в лихорадочных поисках, однако каждая находка подстегивала не только азарт, но и соперничество, заставляя настороженно коситься в сторону друг друга. Брала свое и разыгравшаяся зависть – каждому казалось, что у другого в корзинке камни и крупнее, и искристее.
      Когда натыкались на жертв дележки сокровищ, ненадолго приходили в себя, считая тех, кого знали. Питер нашел здесь и Бычка, и Рыжего с кинжалом в груди, и орка Бумо с отсеченной головой – все подтверждало его прежние видения.
      Где они находились и в какую сторону шли, Крафт и Питер давно уже не понимали, волоча чужие корзины с сокровищами и поминутно что-то роняя. Когда переходили сырые балки или небольшие долины, обязательно натыкались на останки прежних охотников за сокровищами. Здесь были кости людей, орков и вьючных животных, на которых намеревались вывозить богатство на берег. Почерневшая сталь клинков, позеленевшая медь доспехов и оскаленные, в нелепых улыбках, черепа.
      При виде этих картин внутри Питера что-то вздрагивало, какая-то мысль пыталась пробиться, обратить на себя внимание, но все затмевалось новой гонкой, желанием собрать как можно больше драгоценностей.
      Схватки между приятелями-соперниками стали вспыхивать все чаще, и каждая последующая была жестче предыдущей. Приближалась развязка, которая должна была навсегда оставить их на этом «счастливом» острове. Местом, где бывшим товарищам суждено было убить друг друга, оказалась светлая роща, куда они пришли, уже выбиваясь из сил. Утопая в мягком мху, Питер и Крафт сгибались под тяжестью много раз перебранных и переложенных узлов.
      – Эй, смотри, там еще один, – сказал Крафт, заметив очередной скелет, который лежал, привалясь к широкому стволу дерева. Это был не простой солдат, а, скорее, владелец галеры или даже целой флотилии. На нем была кованая кольчуга, отделанный золотом шлем. Клочья потускневшей парчи указывали на то, что при жизни этот человек любил нарядные и дорогие платья. Устало привалясь к дереву, он и теперь обнимал три истлевших туеска с крупными синеватыми камнями и, должно быть, до последнего мгновения ощущал себя самым богатым на свете.
      – Самые большие – мои! – объявил Крафт, наставляя на Питеру свою пику.
      – Бери... – отмахнулся тот, хотя еще полчаса назад вступал в драку за каждый камешек, о чем свидетельствовали ссадины и порезы по всему телу – и у него, и у Крафта. Они должны были убить друг друга, но... Питер вдруг почувствовал странную апатию.
      – Вот и мы так... – сказал он, бросая ношу и опускаясь на траву.
      – Что?! – переспросил Крафт, одной рукой торопливо перекладывая синие камни в переполненный узелок, а другой крепко держа пику.
      – Этот человек надеялся, что выживет и вернется с богатством домой, но получил в спину стрелу...
      – Стрелу?
      Крафт осмотрел останки и увидел застрявший между ребер проржавевший наконечник.
      – А ты глазастый! Вот только самые большие камешки почему-то первым обнаруживаю я, а не ты, деревенщина!
      – Они мне больше не нужны, Крафт...
      – Чего?
      Напарник недоверчиво посмотрел на Питера, затем его глаза скользнули по оброненным узлам с камнями. Некоторые вывалились на траву и теперь не отпускали внимания Крафта.
      – Ты хочешь сказать, что я могу... взять твои камни?
      Задав этот вопрос, Крафт обеими руками ухватился за пику и наставил ее на Питера, ожидая какого-то подвоха. Ну мыслимое ли дело отказаться от такого богатства?
      – Забирай все, мне это больше не нужно, – подтвердил Питер и отошел на несколько шагов.
      – Ха-ха! Ну и дурак! – воскликнул Крафт и бросился к сокровищам Питера. Сначала он хотел выбрать лучшее, но лучшее было – все! Питер тоже отбирал все самое лучшее, так что Крафту невозможно было сделать выбор. Он стал подтаскивать узлы Питера поближе к своим, приговаривая:
      – Ну, дурак, ну, ненормальный... Деревенщина...
      – Скоро будет вечер, а у нас нет еды.
      – Я не голоден, – обронил Крафт, лихорадочно ощупывая новые поступления, словно юнец – прелести хмельной проститутки.
      – Я иду искать галеру, там остались орехи и курага, – сообщил Питер и, повернувшись, пошел прочь.
      – Скатертью дорога, придурок! – привычно ответил Крафт, но затем по-другому глянул вслед уходящему приятелю: – Эй, Питер, постой! Я возьму свои камни!
      – Я не буду тебя ждать – догоняй.
      – Нет, ну как же?
      Крафт стал растерянно оглядываться, пытаясь найти что-то, что помогло бы ему волочь на себе весь этот груз, но Питер уходил все дальше, а он оставался возле скелета.
      В конце концов Крафт взвалил на себя свой прежний груз и прихватил пару узелков Питера.
      – Постой, Питер! Постой, я уже иду!
      Однако напарник шел слишком быстро, и Крафт не поспевал. К тому же жадность Питера уже не подпитывала жадность самого Крафта, и та, в одиночку, начала сдавать позиции.
      Вконец вымотанный, Крафт остановился, посмотрел с тоской на удаляющегося Питера, а затем бросил с таким трудом собранные сокровища, оставив себе лишь небольшой узелок.
      Вскоре он нагнал Питера.
      – Я с тобой, – запыхавшись, сообщил он.
      – А как же сокровища? – ухмыльнулся тот.
      – Вот, – ответил Крафт, показав оставшийся мешочек с желтоватыми рубинами.
      – Брось, – сказал Питер, глядя перед собой.
      – Ты с ума сошел, это же последнее, что у нас осталось! – Крафт прижал камни к груди, боясь даже подумать, что и их придется оставить.
      – Неужели ты еще не понял, что эти сокровища – как пламя для мотылька. Они привлекают, но не позволяют овладеть собой. Этот остров – огромная ловушка, никто не уходит отсюда живым, пока остается во власти золота и цветных камешков. Крафт, неужели ты не понял этого, видя эти горы костей в каждой яме? Этот остров собирает свои жертвы столетиями, а может, и тысячелетиями, то, что мы с тобой еще не убили друг друга, – чудо!
      – Да. – Крафт опустил руку с мешочком и, вздохнув, уронил его в траву.
      – Идем, – сказал Питер и пошел вперед, туда, где в конце долины снова начинался подъем.
      – И что ты теперь думаешь делать?
      – Для начала нужно вернуться к галере, там есть хоть какая-то еда. Здесь я не видел ни ягод, ни рыбы в ручье, здесь ничего нет.
      – Да, я тоже это заметил, – вздохнул Крафт. Он все еще переживал о брошенных сокровищах.
      Выбранное Питером направление оказалось верным, и через какие-то полтора часа приятели вышли из леса недалеко от того места, откуда начинали поход за сокровищами.
      Теперь они спускались по песчаным наносам, оставляя позади заколдованный лес и бесчисленные сокровища. Внизу, совсем рядом, блестела жемчугом прибойная полоса, но приятели устали и кое-как плелись по песку и нагретым солнцем золотым слиткам.
      Потерявший все свои сокровища Крафт по привычке нагибался за особенно крупными жемчужинами, но, встречаясь со взглядом Питера, нехотя оставлял их.
      – Ну и что нам теперь делать? – спросил он, когда приятели остановились напротив своей галеры.
      – Поднимемся на борт, проверим запас воды, орехов, может, и еще чего-нибудь найдем.
      – А потом?
      – Будем ждать ветра. – Питер посмотрел по сторонам и вздохнул. Полуразрушенные остовы брошенных судов еще держались лишь потому, что никогда не испытывали настоящей силы ветра. Здесь всегда был штиль.
      – Здесь всегда штиль, – произнес вслух Крафт.
      – А водоросли откуда? Смотри. – Питер подошел к засохшей гирлянде и поддел ее босой ногой. – Вон как далеко от воды – значит, бывают волны...
      – А как нам поможет ветер, если галера на мели?
      – Ну... Если ветер будет с берега... Он может снять галеру с мели.
      – Это только мечты, Питер.
      – Давай хотя бы осмотрим кладовой трюм – определим, сколько у нас воды, сколько орехов.
      – Тогда можно и на сорокавесельную наведаться, – добавил Крафт. – Там всякого добра поболе будет. Может, даже лодка найдется, а?
      – Ты поплывешь на лодке через кольцо морских змеев? – искренне удивился Питер и стал заходить в воду. Воспользовавшись случаем, Крафт поднял несколько крупных жемчужин и спрятал в складках бахота.
      Помогая друг другу, приятели взобрались на борт по обрывку каната и обнаружили, что за время их отсутствия на палубе ничего не изменилось – те же тряпки, потерянные в спешке мелочи: пуговицы и кожаные шнурки. Несколько пятен крови – последствие подбитых носов галерных, когда те устроили потасовку у трапа.
      – Пойдем в кладовку, – сказал Питер, и они спустились по скрипучему трапу в кладовой трюм.
      Внутри было темно, жарко и пахло прогорклым оливковым маслом. Прежде здесь хранились сушеное мясо, рыба, фрукты и крупа, теперь же остались только пять мешков орехов и пара связок подточенной жучком сушеной рыбы.
      Однако больше всего Питера интересовала пресная вода. Она хранилась в двух огромных, поставленных в деревянные обоймы амфорах. Этого запаса команде хватало на два месяца, но сейчас воды оставалось меньше. Питер постучал по одной амфоре – она оказалась пустой. Другая была заполнена примерно на две трети.
      Помимо продуктов и воды, под нижними полками обнаружился большой запас дровяных щепочек, старательно наколотых коком. В прежние времена матросы каждый день ели горячее.
      – Порядок, – улыбнулся Крафт. – Значит, не пропадем.
      – Если выберемся с острова, – добавил Питер.
      Они снова поднялись на палубу, где не было теперь ни камбуза, ни любовно обустроенных покоев капитана, ни даже палубной тюрьмы – синдона. На его месте осталось несколько расщепленных досок, обильно политых обесцвеченной от времени и солнца кровью, что говорило об участи оставшихся в синдоне узников.
      – Ты думаешь о Густаве? – спросил Питер.
      – Да, – сказал Крафт, глядя на обломки. – Наверное, даже я не сделал бы ему хуже, если бы он попался мне в руки.
      – Продал нас в надежде добраться до своих коровок в литонском крае, а вышло вон как.

      Неожиданно по разогретой палубе пробежала волна прохлады. Легкий ветерок тронул незакрепленный конец паруса, и тот вздрогнул.
      – Ты чувствуешь это? – спросил Крафт, ловя прохладу раскрытыми ладонями и вдыхая ее полной грудью.
      – Если ветер окрепнет, он сможет снять нашу галеру с мели! – обрадовался Питер.
      – Ну конечно, разбежался... Это всего лишь этот, как его... легкий бриз!
      Новый порыв ветра так хлопнул уголком паруса, что Крафт воскликнул:
      – Вот это дал! Похоже, нам есть на что надеяться! Давай развернем парус, Малой!
      – Я никогда этого не делал, – развел руками Питер, наблюдая за тем, как над островом сворачиваются спиралями зарождающиеся грозовые тучи.
      – Тут и делать нечего! Ты лезь по этой снасти, а я по другой – нужно развязать концы веревок, и тогда парус сам развернется.
      – Ну, давай попробуем.
      То, что с палубы выглядело не столь уж сложным делом, оказалось не так просто. Растянутые веревочные лестницы скручивались, запутывали руки и ноги. Кое-как Питер все же приноровился, но, когда забрался на самый верх, у него закружилась голова.
      «Спокойно, здесь каких-то двадцать футов!» – начал он успокаивать себя, однако усиливающийся ветер раскачивал лестницу все сильнее, а собранный парус начинал вибрировать и пузыриться, требуя отпустить его на волю.
      К счастью, освободить завязки оказалось несложно, они были завязаны специальным узлом и мгновенно распускались, стоило лишь дернуть за свободный конец.
      Ветер развернул освобожденный парус, и тот ударил по матросам-новичкам, словно доска. Питеру отсушило руку, и он едва не сорвался, а Крафт повис на руках, когда из-под ног вырвало лестницу.
      С большими трудностями, добавив себе синяков и ссадин, приятели все же сумели выпутаться из снастей и спуститься на палубу. Тем временем ветер окреп настолько, что мачта начала скрипеть и потрескивать, однако этого было мало, чтобы столкнуть галеру с мели.
      Вот задрожала палуба, в какой-то момент Питеру показалось, что галера начала двигаться, но нет, песчаное дно держало ее слишком крепко.
      – У нас не хватает паруса – надо бы развернуть его правильно, но мы в этом ничего не понимаем! – прокричал Питер сквозь свист трепещущих на ветру снастей.
      – Почему ты не отпускаешь нас, остров?! Мы же все оставили – ничего у тебя не взяли!
      Внезапная догадка заставила Питера повернуться к товарищу:
      – Ты ведь ничего не взял с собой, Крафт?
      – Ну... самую малость! Всего пять жемчужин, они помогут нам выжить, когда мы выберемся отсюда!
      – Крафт, мы никогда не выберемся, а если нас и отнесет от берега, морские змеи побеспокоятся о том, чтобы мы остались в море навсегда! Выбрасывай немедленно!
      Делать было нечего, Крафт размахнулся и забросил жемчуг так далеко, что он запрыгал по палубе низко осевшей сорокавесельной галеры.
      – Ну и что? – с вызовом спросил он, подставляя ветру руку – тот как будто начал стихать. – Мы зря выбросили наш жемчуг!
      Ответить Питер не успел, потому что порыв ветра ударил в парус с такой силой, что днище галеры заскрипело по песку и судно сошло с мели.
      Однако радоваться было рано: то, что помогло напарникам, теперь могло погубить их – галеру стало разворачивать, и она могла затонуть, если бы легла набок и набрала через срубы воды.
      – Нужно скорее развернуть ее! – закричал Крафт, стараясь перекрыть шум ветра. – Скорее к рулю!
      Они бросились к начавшей заворачивать корме и вцепились в болтавшийся ворот.
      – Давай влево, влево наваливайся! – командовал Крафт.
      Судно отозвалось на поворот руля и стало разворачиваться быстрее. Заскрипели шпангоуты, в срубы стала заливаться вода. Питер ухватился за край борта, чтобы не вывалиться. Казалось, еще немного – и судно ляжет на воду, но инерция помогла галере пройти опасное положение. Парус встал как надо и запел, завибрировал от страшной силы, что раздувала его и грозила сорвать вместе с мачтой.
      Прыгая с волны на волну, галера с огромной скоростью понеслась прочь от берега. Питер оглянулся, чтобы посмотреть, виден ли еще остров, но вместо берега перед ним предстала флотилия из всех галер, что когда-то приставали к Голубому Суринаму. Призраки истлевших у берега судов легко скользили над самой водой, а их команды, стоя на палубах, махали вслед уходящему судну.
      Видение длилось всего несколько мгновений, а потом Питер увидел утлые останки, которые несло в море. Одна за другой, разваливаясь на куски, галеры исчезали в бушующих волнах, дольше всех держалась сорокавесельная. Вскоре и она, содрогнувшись всем корпусом, погрузилась в пучину, махнув на прощание вершиной мачты.

      По пыльной пустынной дороге, что вела из горного урочища в портовый город Исфаган, опираясь на посохи, шли трое путников в темных истрепанных хламидах с низко опущенными на лица капюшонами. При виде всадников или редких экипажей они покорно освобождали дорогу и пережидали на пыльной обочине.
      Дорога эта, как и все другие в округе, была неспокойная, за каждым ее отрезком следила какая-нибудь банда.
      В основном это были тураны, их подвижные отряды, словно волчьи шайки, мелькали то тут то там. Карсаматы попадались реже – они слишком опасались более многочисленных конкурентов.
      И совсем уж редко дорогу путникам пересекали орки-молоканы, новые хозяева выжженных туранами земель.
      По договору императора Рамбосы Лучезарного с тиранами Хиввы три портовых города на Савойском море все еще оставались под властью императора и не подвергались разорениям, как все остальные селения в округе. Пока Хивве было достаточно и того, что отдал Рамбосса, и она накапливала силы, чтобы передвинуть священный камень Каиппу от крепости Арум в глубь территории империи.
      О намерениях Хиввы император, конечно же, знал, но, чтобы выиграть время и собрать войска из самых дальних гарнизонов, отдал часть владений на разграбление, а подданных на полное истребление. Однако очищенные от людей земли не пустовали, на них ставили свои хутора и поселения пришедшие из Хиввы орки-молоканы. Как и те, кто жил здесь прежде, они крестьянствовали, разводили свиней и поливали огороды, но это был народ Хиввы, и в каждом доме молоканов находился свой священный камень – маленькая копия Каиппы, опоры всеядной Хиввы.
      Распространяя свои дома, хутора и дворы, они создавали новую возможность для продвижения Хиввы.
      – Как долго нам еще идти? – спросил один путешественник другого, седобрового старца.
      – К вечеру будем в Исфагане.
      – Признаться, я думаю о чашке чая.
      – Как можно, Карцепос? Маг не должен стеснять себя требованиями плоти.
      – Я знаю, но еще недавно мне приходилось жить жизнью людей. Не так-то легко освободиться от их привязчивых привычек.
      – Попить чайку было бы не лишним, – согласился Харар.
      – Полагаю, ты не думаешь, что я потрачу часть силы, чтобы поставить на обочине караван-сарай? – поинтересовался Вендор.
      – И в мыслях не было, просто мы могли бы зайти в одну из придорожных таверн, а не ждать до самого Исфагана.
      – Все придорожные таверны разрушены – везде побывали тураны. Но, может, ближе к городу что-то и попадется, скажем, часа через два.
      Карцепос поднял голову и посмотрел на лишенное облаков небо. Горячий воздух струился по высохшей долине, в которой не было ни единой зеленой травинки.
      – Что ж, будем ждать, – сказал он.
      – Да, я тоже еще могу идти, – отозвался Харар.
      Впереди показалось облако пыли, а затем и несколько черных точек – всадников. Даже издали было видно, что это тураны, и путешественники отошли на обочину переждать, когда те проедут.
      Вскоре мимо пронесся отряд разбойников. Обычно привязываясь к каждому бродяге, в этот раз они в сторону путников даже не посмотрели и поскакали дальше по своим туранским делам.
      Не дожидаясь, когда осядет пыль, путешественники вышли на дорогу и продолжили путь.
      В Исфаган они шли по велению Вендора. Он сказал: я жду вестей с моря, мы пойдем в Исфаган.
      Карцепос не возражал, он пока не обладал никакой инициативой, поскольку находился по дороге от человека Карцепа к магу Карцепосу. Харар и вовсе смолчал, он проникался наукой Вендора и уже знал, что любопытство ослабляет мага.

      Как и рассчитывал Вендор, в порт Исфаган они прибыли, когда начало смеркаться. Несмотря на вечерний час, город-порт был наводнен веселыми горожанами и проезжими гостями. Почти в каждом доме здесь имелся трактир или увеселительное заведение с девицами. У дверей за небольшую мзду играли уличные музыканты, а коптящие смоляные факелы ярко освещали площади и улицы.
      Перекрикивая друг друга, хриплые трактирщики, как могли, зазывали новых посетителей: удачливых пиратов, рыбаков и разжившихся лишней монетой городских воров.
      В заведения подороже пускали только людей состоятельных и заезжих купцов, сумевших провести товар мимо дорожных грабителей.
      – Ну что, мы пойдем куда-то ночевать? – спросил Карцепос, оглядывая шумную улицу.
      – Не люблю я эту публику и смрад, исходящий от них, – поморщился Вендор. – Мне не нужны мягкие подушки, чтобы переждать ночь, однако если для вас в этом есть нужда...
      – Никакой нужды нет, подушки и перины мне без надобности, но от нескольких минут тишины я бы не отказался.
      – И от чая с медом! – добавил Харар, уже устав быть настоящим магом.
      – Что ж, выбирайте дверь, и я наберусь терпения, пока вы станете услаждать плотские прихоти, – ответил Вендор.
      – Я... грязи не люблю, – покачал головой Карцепос, с сомнением поглядывая на распахнутые двери трактиров.
      – Быть может, мы найдем другой приют, я знаю верно, что на причалах у самых лодок и воды торговцы чаем ищут рыбаков, тех, что приходят с моря. Усталые, пропахшие волнами, они пьют чай...
      – Едва ли это чай, Харар, – усмехнулся Вендор. – Уж я-то знаю человеческую природу.
      – Нет, правда, ведь им потом всю рыбу отвозить на ледники, чтобы поутру...
      – Довольно, мне понятно, идем к причалам. Ты согласен, Карцепос?
      – Надеюсь, это недалеко?
      – Совсем рядом, я чувствую, откуда тянет рыбой, ведь этот запах тут неистребим, – заверил Харар.
      – Ну что ж, идем, веди нас.
      И путники стали выбираться из центра города, петляя между нетрезвой и шумной публикой, но дорога к порту оказалось совсем не близкой.
      – Здесь слишком душно, – сказал Вендор, когда они забрались в узкие переулки.
      – Сейчас выйдем, мессир! – пообещал Харар.
      – Мы были здесь, я помню эту кошку.
      – Ну что вы, Карцепос, это другой дом.
      – Спроси дорогу вон у той старушки, – посоветовал Вендор.
      – Не нужно, мы почти пришли. Вот там, за поворотом.
      Едва свернув за угол, путники оказались на широкой улице, которая, без сомнения, вела прямо к пристаням, поскольку рыбой здесь воняло просто невыносимо.
      – Тут не слишком опрятно, всюду мусор, – заметил Вендор.
      – Пахнет мясом, кажется, это баранина, – повел носом Карцепос.
      – Ты пугаешь меня, неужто все действительно так плохо? Ты станешь есть мясо? – ужаснулся Вендор.
      – Нет, никакого мяса, это лишь воспоминания. Я сказал – чай.
      – С медом, – напомнил Харар.
      – Да, с медом, но и только.
      Обходя пьяных, они продвигались вперед, проходя через волны различных запахов: лаванды, горелого жира с трактирной кухни, кислого пива и вареной требухи.
      Где-то играла музыка – скрипка, флейта и барабан.
      – Это невозможно вынести – скорее на воздух, к морю! – потребовал Вендор.
      – Мы уже рядом, мессир! – успокоил его Харар. Вдруг публика стала расступаться и показались пешие тураны. Настрой их был мирным, они глазели по сторонам, поражаясь тому, как светло может быть в городе ночью и какие высокие дома строят в здешних местах.
      Едва миновали туранов, показалась группа молоканов. Тут улица и вовсе опустела, захлопали ставни, стали закрываться двери трактиров. Внутри тушили лампы – таких гостей нигде не ждали.
      Однако страшные орки вели себя спокойно. Их желудки были наполнены крепленым приморским вином и жареными бараньими ребрышками, оттого известные своей жестокостью молоканы никого не трогали, а их широкие тесаки в кожаных ножнах болтались на поясах без дела.
      Помимо хмеля, сытости и хорошего настроения, оркам не давал разгуляться договор Рамбоссы и Хиввы. Приморские города оставались под властью императора, это для него было очень важно, поскольку буйная прибрежная торговля приносила в казну много золота. Сейчас, когда он готовился к новой схватке с Хиввой, эти деньги были весьма кстати.