Крылатые торпедоносцы

Флотская воздушная разведка немедленно засекла появление такого важного «гостя». Советское командование приняло решение уничтожить крейсер.

Однако первый удар, нанесенный 12-м бомбардировочным полком, оказался неудачным. Самолеты сбросили 70 бомб разного калибра, в порту возникло множество пожаров, но крейсер остался цел и невредим. Повторить удар сразу же не удалось – несколько дней стояла нелетная погода.

Штаб ВВС флота, возглавляемый генералом А.М. Шугининым, приступил к разработке плана повторной операции. Постарались учесть ошибки первого налета, суммировали различные мнения об использовании не только бомбардировщиков, но и других сил и средств авиации флота. Высказывалось, например, предложение применить для атаки крейсера торпеды. Предложение выглядело, на первый взгляд, заманчивым, но оказалось невыполнимым. Почему? Глубина, где стоял на якорях корабль, не превышала 10 метров, а торпеда при сбрасывании ее с самолета ныряет на глубину до 20 метров. Следовательно, вероятность попадания в цель сводилась к нулю.

Предпочтение отдали топмачтовикам. Если бомба даже не попадет в борт корабля, а взорвется под ним при соприкосновении с грунтом, то и тогда «Ниобе» получит смертельную дозу металла, тем более что в подводной части брони у него не было. Решили использовать ФАБ-1000. Более крупных бомб не имелось.

* * *

После всесторонней оценки обстановки сложилась окончательная схема проведения операции. В качестве главной ударной силы привлекались четыре самолета нашего полка в варианте топмачтовиков. На борту у каждого – по две тысячекилограммовые бомбы. Ведущий – подполковник И.Н. Пономаренко. (Он еще не убыл к новому месту службы, а операция совпала с присвоением ему очередного воинского звания). Привлекались также 33 бомбардировщика из 12-го полка. Шесть из них должны были вылететь без бомб и лишь имитировать удар, отвлекая на себя зенитный огонь во время атаки топмачтовиков. Остальные «петляковы» имели на борту фугасные бомбы весом в 100 и 250 килограммов. Ведущий – командир полка Герой Советского Союза подполковник В.И. Раков.

Обеспечение операции осуществляли 27 самолетов Ил-2. Их задача – мелкими бомбами, реактивными снарядами, огнем пушек и пулеметов подавить огонь зенитной артиллерии противника, создать условия для выхода в атаку главных сил. Выделялось также 48 истребителей Як-9 из 21-го полка под командованием Героя Советского Союза подполковника П.И. Павлова и Ла-5 из 1-й авиадивизии.

После тщательного анализа, обсуждения и согласований определился следующий порядок действий:

Решающий удар наносится ровно в 17.00 часов.

Задача разведчиков – еще раз уточнить место стоянки крейсера «Ниобе». Затем, за десять минут до нанесения решающего удара в район города Котка вылетают 24 истребителя Ла-5, чтобы очистить небо от истребителей противника.

За 5 минут до удара пикировщиков 12-го бомбардировочного полка штурмовики 11-й авиационной дивизии под прикрытием истребителей подавляют огонь зенитных средств в порту Котка и на близлежащих островах.

С 16.50 до 16.55 атакуют пикирующие бомбардировщики. Ровно в 17.00 наносят завершающий удар топмачтовики. Одновременно имитирует удар шестерка «петляковых» без бомб. Ударные группы Пе-2 заходят на цель с разных направлений. Топмачтовики совершают заход с суши, на малой высоте, маскируясь складками местности.

План операции и схемы взаимодействия всех участвующих в ней частей были разработаны штабом ВВС флота настолько четко, что в процессе выполнения задачи не потребовалось вносить никаких корректив.

* * *

Утро 16 июля. В штабной комнате всю ночь провели ведущий группы топмачтовиков И.Н. Пономаренко и штурман его экипажа, флагштурман полка Г.А. Заварин. Они готовились к детальной проработке задания с летчиками и штурманами участвующих в операции экипажей. Очень важно было все предусмотреть, уточнить, проверить, согласовать. Время бежало неумолимо быстро, и вот уже первый косой лучик выглянувшего из-за горизонта солнца пробился в окно и лег на расстеленные на столе карты.

– Не мешало бы вздремнуть немного, – с наслаждением потянувшись, предложил Пономаренко. – Денек предстоит тяжелый.

– С отдыхом, дорогой мой, ничего не выйдет, – посмотрев на часы, ответил Заварин. – Скоро офицеры явятся.

– По плану они должны прийти только через два часа.

– Ошибаешься, Илья. То – по плану. А так – жди с минуты на минуту. Если уж мы с тобой, прожженные воздушные волки, волнуемся перед вылетом на это задание, то остальные и подавно.

Заварин как в воду глядел. Командир эскадрильи капитан И.В. Тихомиров, летчики Сачко и Шилкин вместе со своими экипажами пришли гораздо раньше назначенного времени. Но в помещение командного пункта не вошли, молча ждали у входа. Все оживились, когда прибыли командир 8-й авиадивизии полковник А.Н. Суханов, а вместе с ним командир нашего полка майор Кузнецов и начальник штаба капитан Иванов.

Командир полка поставил боевую задачу. Затем тщательно обсудили будущие действия каждого экипажа: в полете, особенно при подходе к цели, во время атаки и при выходе из нее.

Уточняя задание, полковник Суханов подчеркнул:

– Особенно обращаю ваше внимание на строгое выдерживание времени атаки. Этот элемент играет очень большую роль при тесном взаимодействии такого количества самолетов. Не забывайте и о противозенитном маневре: ПВО в районе Котки очень сильная.

Суханов попросил летчиков поделиться своими мыслями о предстоящей операции. Высказались все командиры экипажей. Разговор шел, главным образом, о том, откуда лучше заходить для атаки на крейсер. Пришли к выводу, что целесообразней всего не со стороны залива, а через город, на большой скорости, прижимаясь вплотную к крышам домов.

После проработки задания на КП экипажи получили время для отдыха, в котором особенно нуждались Пономаренко и Заварин. Потом все собрались у своих самолетов, где еще раз все уточнили, проверили и согласовали.

Перед вылетом мы с начальником штаба Ивановым подошли к машине Пономаренко. Стрелок-радист уже сидел на своем месте, а командир и штурман о чем-то возле стремянки.

– Волнуешься? – спросил я Илью.

– Волнуюсь, – признался он.

– Его волнение только до штурвала, – усмехнулся Заварин. – Как возьмет в руки, сразу станет, как железный…

* * *

Поднялись в воздух точно в назначенное время. Первым – Пономаренко, за ним лейтенант Шилкин, потом лейтенант Тихомиров с ведомым лейтенантом Сачко. Рев моторов, удаляясь, смолк где-то у горизонта, а с ним растаяла в небесной дали и неясная черточка последнего самолета. Над аэродромом повисла тревожная тишина.

Других вылетом в то предвечернее время не предполагалась, но никто не уходил с аэродрома. Летчики, техники, механики собирались группками, коротко перебрасывались парой-другой слов и умолкали. Разговора не получалось, мысленно каждый из нас был с теми, кто улетел на задание, вместе с ними переживал то, что могло случиться и на маршруте и в момент атаки.

– Летят! – крикнул, наконец, кто-то.

Показался первый самолет, за ним еще два.

– Пономаренко, Тихомиров, Сачко, – безошибочно определил приземлившиеся самолеты стоявший рядом техник. – Нет Шилкина.

Я молча смотрел на выходящего из самолета Пономаренко.

– Задание выполнили, – коротко бросил Илья. – А вот экипаж Шилкина потеряли… – Он горько сморщился, махнул рукой и пошел к штабу.

Только вечером, когда экипажи немного «отошли», когда спало первое возбуждение, удалось выудить из Ильи скупые подробности минувшего боя.

– Ну что? Маршрут прошли строго по расписанию. «Ниобе», как сообщила разведка, стоял на восточном рейде, находился на плаву, но с креном. Неподалеку – крупный транспорт и более десятка всякой портовой мелочи: шхуны, катера, мотоботы. По радио дал команду: «Выхожу на цель. Со мной Шилкин, Сачко и Тихомиров – атаковать транспорт». Развиваю максимальную скорость. Нас обнаружили. С земли, с кораблей хлынуло навстречу море зенитного огня. Резко маневрирую, бросаю самолет из стороны в сторону. Крейсер держу на курсовом углу 90 градусов левого борта. Бомбы сбросил с минимальной дистанции. Обе взорвались в центральной части крейсера. На выходе из атаки обернулся и увидел жуткую картину: из дымного облака падают в воду обломки самолета Шилкина. Машина взорвалась. Видно, прямое попадание зенитного снаряда…

Тихомиров и Сачко тоже видели момент гибели своих товарищей. И словно мстя за них, нанесли удары с высокой точностью. Маневрируя, Тихомиров вывел топмачтовик на транспорт и решительно атаковал. От взрыва двух тысячекилограммовых бомб транспорт разломился пополам и тут же затонул. Сачко атаковал крейсер. Одна из его бомб разнесла кормовую часть корабля. Улетая, летчики наблюдали, как «Ниобе» медленно погружался в воду. Три наши бомбы сделали свое дело.

– Почему же крейсер стоял с креном? – поинтересовался я.

– Поработали «петляковы». Подполковник Раков и его ребята постарались.*

Удар топмачтовиков Пономаренко стал решающим.

Операция показала отличную организацию взаимодействия всех видов авиации. Безупречно, например, выполнили свою задачу истребители 21-го полка и 10-ой авиадивизии. Хотя поднял в воздух много «мессершмиттов» и «фокке-вульфов», прорваться к нашим ударным группам они не сумели. Именно хорошая организация взаимодействия позволили свести к минимуму эффективность вражеского зенитного огня: мы потеряли один экипаж, пикировщики штурмовики потерь не имели.

На следующий день Совинформбюро опубликовало сообщение о большой победе летчиков КБФ. В нем, в частности, говорилось: «Группа бомбардировщиков Краснознаменного Балтийского флота под командованием гвардии подполковника Ракова и подполковника Пономаренко атаковала суда противника в порту Котка. В результате потоплен немецкий крейсер ПВО „Ниобе“. Самолет под и Тихомирова потопил в порту Котка транспорт противника водоизмещением в 6000 тонн…»

Указом президиума Верховного Совета СССР от 22 июля 1944 года подполковник Иван Васильевич Раков награжден второй медалью «Золотая Звезда». Нашим летчикам-топмачтовикам подполковнику Илье Ниофитовичу Пономаренко, Капитану Ивану Васильевичу Тихомирову и старшему лейтенанту Иосифу Кузьмичу Сачко было присвоено высокое звание Героя Советского Союза. Другие участники операции были награждены орденами и медалями.

В полку состоялся митинг. Летчики, техники с большой радостью чествовали первых героев полка, желали им новых побед над ненавистным врагом.

* * *

Есть люди, которые как-то быстро и незаметно становятся для вас близкими, словно старые добрые знакомые. Общаться с ними легко и просто. Стоит такому человеку день-другой пожить в любом коллективе – и он уже «свой в доску», и даже трудно представить, как это до сих пор могли обходиться без него. Таким и был старший лейтенант Иосиф Сачко, стройный, всегда аккуратно подстриженный «под бокс» блондин с голубыми глазами. С его появлением в комнату будто взрывались шутки и смех.

Но вот, Иосиф брал в руки гитару, и кругом мгновенно все умолкали. Гитара в его руках оживала – она страдала и радовалась, она рыдала и смеялась. Иосиф знал множество русских и украинских песен, казалось, репертуар его неисчерпаем. Стихал «Варяг», начиналась «Ехали казаки…». Подпевали все, песня лилась широко и привольно, как река в половодье. И тут же на лице певца словно набегала тень, и он начинал проникновенно, с грустинкой:

Раскинулось море широко,

Лишь волны бушуют вдали…

И все слушали молча никто не подпевал, никто не осмеливался войти в святая святых певца. Какие воспоминания, какие ассоциации навевала ему его любимая старинная песня о горькой судьбе кочегара? Скорее всего, в эти минуты он мысленно переносился в родной Днепродзержинск, где прошли его детство и юность, где впервые услышал и разучил эту песню, где остались мать и сестра, завод, на котором после школы он работал крановщиком в новопрокатном цехе, аэроклуб, давший ему путевку в небо.

Беспечный шутник на земле, Иосиф в воздухе преображался, становился серьезным, собранным, расчетливым. Смелости и мужества ему было не занимать, а уж летном мастерстве и говорить не приходилось. И не случайно во всех самых ответственных операциях неизменно участвовал его экипаж!

При переформировании полка экипаж Иосифа Сачко перевели от нас в 1-ый минно-торпедный авиационный полк. А вскоре оттуда пришло печальное известие: 27 августа 1944 года экипаж Героя Советского Союза Иосифа Кузьмича Сачко не вернулся с боевого задания. Командир и его боевые друзья – штурман младший лейтенант Н.Н. Байгозин и стрелок-радист М.М. Изюмов погибли при атаке вражеских кораблей у берегов Эстонии.

Горько. Больно. В это трудно поверить. За короткий месяц нашего знакомства я успел полюбить его и всем сердцем привязаться к этому, никогда не унывающему, пареньку. И вот его не стало…

Готовя материал для повести, я побывал в Днепродзержинске у родных Героя. Красивая, широкая и зеленая, улица в центре города названа его именем, ему посвящены несколько экспозиций в городском музее. Имя Иосифа Сачко носит пионерский отряд в школе, где он учился, а новопрокатчики завода им. Дзержинского навсегда зачислили бывшего рабочего Иосифа Сачко в свой штат.

Память о героях не умирает.

Часть 2

Боевые будни

Перебазирование полка на аэродром Клопицы совпало у нас со сменой руководства. Майор В.М. Кузнецов отбыл к новому месту службы, а командование принял майор Ф.А. Ситяков.

Федор Андреевич не был новичком в полку. Он участвовал в его формировании, а затем стал заместителем командира по летной подготовке. Однако заниматься своими непосредственными обязанностями ему тогда не пришлось. Майору Ситякову поручили организовать и возглавить перегон боевых самолетов из Красноярска, куда они поступали из Америки, под Ленинград.

«Перегонка», – привыкли называть это летчики между собой, – дело непростое. Принять незнакомые машины, подобрать для них экипажи, командиров звеньев, эскадрилий, наладить техническое обслуживание на месте и во время следования по маршруту – все это можно было поручить лишь всесторонне подготовленному летчику, обладающему большим опытом работы с людьми и качествами незаурядного организатора. На трассе перегона от Красноярска до Новой Ладоги не так уж много промежуточных аэродромов. Некоторые из них отстояли друг от друга на предельной дальности, поэтому даже незначительное отклонение от маршрута грозило большими неприятностями.

Летчиков-перегонщиков, инженеров, техников, мотористов, которые эти американские «Бостоны» и в глаза не видели, готовили по ускоренной программе в запасном полку на одном из аэродромов в Северном Казахстане. Из них и отобрал майор Ситяков нужное число экипажей и технического персонала, с ними успешно провел первый перегон, а потом еще несколько.

И вот Федор Андреевич снова в родном полку, но теперь уже в роли командира. И моя встреча с ним – тоже вторая. После окончания авиаучилища он получил назначение на Тихоокеанский флот и попал в эскадрилью, где я был заместителем командира и занимался вводом в строй молодых летчиков. Среди них оказался и лейтенант Федор Ситяков… Теперь мы как бы поменялись ролями, но это не помешало нам искренне обрадоваться новой встрече, научиться быстро понимать друг друга и работать, что называется, рука об руку. Правда, не так уж долго довелось нам послужить вместе, но об этом позже…

* * *

С последним пополнением в полк влилось шесть экипажей бывших перегонщиков, поэтому сформированная из них 3-я эскадрилья сразу стала в полку заметной. Да и возглавил ее капитан Константин Александрович Мещерин, прекрасный летчик, участник боев с белофиннами, еще тогда удостоенный ордена Красного Знамени.

Перегонщики, младшие лейтенанты, тоже, в общем-то, зеленая молодежь, были на голову выше своих сверстников – вчерашних выпускников училищ. Они уже немного полетали. На перегонке им пришлось по 10–12 часов в сутки не расставаться со штурвалом. Летчики хорошо владели техникой пилотирования, а штурманы – самолетовождением. Теперь они осваивали боевое применение самолета. А остальным предстояло освоить и то другое. Но у всех в голове была одна и та же мысль: скорее бы в бой!

Помню, подошел я как-то к летчикам, сбившимся тесной кучкой в тени под широким крылом «Бостона». Младший лейтенант Валентин Соколов, рыжеволосый румяный крепыш, назначенный недавно заместителем командира 3-ей эскадрильей, оживленно жестикулируя, рассказывал летчикам, прибывшим к нам из училища имени Леваневского:

– …Сколько рапортов писали – отказ и отказ…

(Я очень хорошо понимал его: и сам подавал командованию ВВС Тихоокеанского флота рапорт за рапортом с просьбой отправить меня на фронт, а в ответ постоянно слышал: «Подождите! Надо будет – пошлем». И только после победы наших войск под Сталинградом, когда вероятность нападения Японии на нашу страну уменьшилась, офицеров стали понемногу отпускать на фронт).

– И на этот раз все было, как всегда, – продолжал, между тем, Соколов. – Предстояла очередная перегонка. Получили машины, осмотрели как следует и спокойненько ушли на ночевку. Около девяти утра разбудил дежурный: «Вызывают в штаб». Ну, пошли. Дело привычное: всегда собирали экипажи перед полетом. Нам ставили задачу, проводили с нами предполетную подготовку. Мы подбирали карты, прокладывали и рассчитывали маршрут, заполняли полетную документацию… А тут, смотрим, что-то не так. Помимо перегонщиков собрался в штабе весь летный состав базы. Это уже было необычным. Да и начальство вело себя как-то странно: время шло, а оно не появлялось. Работники штаба то и дело бегали с бумагами в руках то в комнату к командиру, то к начальнику штаба. Видно, что-то согласовывали. Наконец, пригласили всех в «зал заседаний» – большую пустую комнату. Пришел командир полка и объявил: «Группа наших товарищей направляется в Ленинград. Вылет завтра утром. Необходимо всем тщательно подготовиться». Мы ждали чего-то особенного, а тут – как всегда. Ведь каждый летал в Ленинград уже не раз. Командир посмотрел на наши вытянувшиеся физиономии и продолжал: «После перегонки все останетесь вместе с самолетами на фронте». «Ур-ра!» – гаркнули мы. Наконец-то сбылось, наконец-то дождались! «Возможно, кто-то хочет остаться перегонщиком?» – спросил командир. «Не-ет!» – дружно рявкнули мы, боясь, чтобы не передумал. Никто не хотел оставаться. А те, кто в тот раз не попал в нашу группу, с завистью смотрели на нас, счастливчиков…

Вылеты, вылеты… Вылеты на торпедирование, на бомбежку и на постановку мин. Хочу отметить, что минные постановки выполнялись нами до конца войны. Они входили в число основных задач, которые решал полк на всем протяжении своей боевой деятельности.

В Финском и Рижском заливах, в устье Западной Двины, на коммуникациях Виндава-Таллинн и Рига-Таллинн боевая работа не прекращалась ни днем, ни ночью. Экипажи капитанов В.А. Меркулова и И.В. Тихомирова, старшего лейтенанта И.К. Сачко и другие были допущены к полетам в любых метеорологических условиях, без всяких ограничений. Это были опытные, уже обстрелянные экипажи. Их в полку уважительно называли «стариками». Узнать их можно было даже по особой какой-то походке. Неискушенному человеку могло показаться, что они медлительны и чересчур «важничают». На самом деле эта их солидность, степенность выработалась вследствие их уверенности в себе, умения делать свое дело толково, без суматохи, четко, правильно и в указанный срок. Им чужды были проявления слабости, нервозности. Самое сложное задание они воспринимали как обычное, умели выходить с честью из самых непредсказуемых ситуаций. Вся наша молодежь им завидовала, а некоторые, подражая «старикам» свои летные планшеты носили так же – на одном плече, на невероятно длинном, до пят, ремешке.

Что там говорить, конечно «старики» были гордостью полка. Из уст в уста, как легенду, передавали летчикам, например, эпизод из боевой биографии летчика Меркулова. Однажды он вместе со штурманом капитаном А.И. Рензаевым и стрелком-радистом старшиной Ю.А. Волковым вылетел ночью для постановки мин на входных фарватерах порта Таллинн. Над целью самолет попал под сильный зенитный огонь. Машина получила прямое попадание. Снаряд пробил центроплан, повредил бензобак и масляный бак, но, к счастью разорвался в воздухе. Внутри самолета все заволокло парами бензина. Стало нечем дышать, полностью исчезла видимость. Самолет плохо слушался рулей, катастрофически терял высоту.

Казалось, гибель неминуема. Но Меркулов сумел, выровнял самолет уже почти у самой воды и, воспользовавшись тем, что через пробоины в обшивке и открытый Рензаевым нижний люк вытянуло часть паров бензина и стало хоть что-то видно, мастерски посадил машину на «пятачке» крошечного острова Лавенсари. В обычных условиях никому бы и в голову не пришло сажать тяжелый самолет на эту слишком маленькую, не приспособленную площадку. А он посадил! «Бостон» остановился в четырех метрах от края обрыва… Уверен, что молодые летчики, слушая эту историю, невольно задавались вопросом: «А доведись мне, сумел бы я так же?…»

* * *

Постановка магнитных мин – эффективное средство борьбы с кораблями противника. Мы производили вылет одиночным самолетом, парой, а то и звеном с таким расчетом, чтобы появиться над целью в наиболее темное время. Все зависело от условий на маршруте и, главным образом, в районе цели. Чтобы отвлечь от самолетов-миноносцев внимание ПВО противника, одновременно наносили бомбовые удары по важным объектам в непосредственной близости от мест постановки мин. Это давало положительные результаты. Естественно, что и для ночного бомбометания подбирались не только хорошо подготовленные, но и необычайно храбрые, поистине неустрашимые летчики. Ведь задача бомбардировщика была ничуть не легче, если не сложнее, чем у миноносцев. Он вызывал на себя лучи прожекторов и огонь зенитной артиллерии и находился вблизи района постановки мин, служил живой мишенью до тех пор, пока все миноносцы не уходили от цели.

В летний период, используя белые ночи, командование полка привлекало на минные постановки и молодые экипажи. В этом виделась известная доля риска, но иного выхода не было – «стариков» не всегда хватало. Впрочем, риск оказался оправданным – наиболее способные из молодых летчиков и штурманов постепенно втягивались в ночные полеты, быстро овладевали навыками самолетовождения в полной темноте.

Минные постановки заставляли противника уменьшать морские перевозки. И хотя гитлеровское командование значительные силы и средства для траления, вражеские потери на минных заграждениях оказывались очень ощутимыми. Примечательно, что на Балтике потери немцев от минного оружия в два с лишним раза превысили аналогичные потери на других морских театрах. Подсчитано, что из шести уничтоженных кораблей и транспортов один погибал на минах *.

4 сентября 1944 года Финляндия заявила о выходе из войны, а позже, 19 сентября, в Москве было подписано с ней соглашение о перемирии. Таким образом, к моменту нашего перебазирования на аэродром Клопицы театр боевых действий 51 МТАП значительно сузился. Это позволило уделить больше внимания выучке экипажей, достижению высокой слетанности, отработке четкого взаимодействия по родившейся в полку схеме: два торпедоносца – два топмачтовика.

В те дни можно было слышать такие сводки Совинформбюро: «За истекшие сутки на Ленинградском фронте ничего существенного не произошло. Активно действовали разведчики. Отдельные бои носили местный характер». Но это было затишье перед бурей. Готовилось грандиозное наступление Советской Армии для освобождения всей Прибалтики: по ночам к переднему краю подтягивались дивизии и полки, прибывала новая техника. Решалась судьба Советской Эстонии и ее столицы города-порта Таллинна – главной базы Краснознаменного Балтийского флота.

Перед решительными боями следовало досконально изучить обстановку и местность в районе действий полка в западной части Финского залива и, главное, на коммуникациях Рига-Таллинн, Виндава-Таллинн. С этой целью 13 сентября вылетел на боевое задание командир полка майор Ситяков. В экипаж входили флагштурман майор Заварин и начальник связи полка старший лейтенант П.М. Черкашин. А 14 сентября вылетел и я со штурманом капитаном Рензаевым и стрелком-радистом старшиной Ю.В. Волковым.

* * *

В тот же день воздушная разведка обнаружила на дальних подступах к Таллинну транспорты противника в сопровождении боевых кораблей. Майор Ситяков принял решение: двумя самолетами провести доразведку, уточнить координаты и затем вызвать по радио основную группу самолетов для нанесения решающего удара. В воздух подняли экипажи заместителя командира 3-ей эскадрильи младшего лейтенанта В.М. Соколова – торпедоносец и командира звена младшего лейтенанта М.В. Николаева – топмачтовик. Это был их первый боевой вылет, первая встреча лицом к лицу с врагом. Увы, она кончилась трагически…

Напрасно на аэродроме экипажи томились возле самолетов в ожидании сигнала к старту – взлетевшая пара как в воду канула. И когда тревога и беспокойство за товарищей достигла верхней точки, появился самолет Николаева. Он как-то неловко приземлился, зарулил на стоянку и все увидели, что на нем буквально нет живого места – так он был изрешечен пулями и осколками зенитных снарядов. Из задней кабины вынесли раненых штурмана Н.И. Конько и стрелка-радиста И.Ф. Иванова.

Позже по рассказу Николаева удалось воспроизвести картину боя. Соколов, обнаружив конвой, забыл о том, что его главная задача – вызвать основные силы, ринулся в атаку. Николаеву ничего не оставалось, как последовать за ним. В запале, свойственном молодости, Соколов начисто отбросил все, чему его так старательно учили, не удосужился даже как следует оценить обстановку, не пропустил вперед топмачтовик и атаковал первым, прямолинейно, причем против солнца, усложнив тем самым задачу себе и облегчив ее противнику. На глазах у Николаева самолет Соколова взорвался в воздухе от прямого попадания зенитного снаряда. Николаев бомбами потопил крупный транспорт, но при этом машина получила столько повреждений, что летчик едва дотянул до аэродрома.

Нелепая, ничем не оправданная гибель нашего младшего товарища болью отозвалась в сердце. Майор Добрицкий потом рассказывал, что незадолго до вылета Соколов в кругу товарищей бравировал своим мужеством, говорил, что кланяться пулям не будет и каким бы ни был огонь в сторону не отвернет…

Пустая мальчишеская бравада! Как дорого она обошлась она ему! Но этот случай словно отрезвил нас, старших, еще раз напомнил, что за штурвалами торпедоносцев – вчерашние мальчишки, многим из которых едва перевалило за двадцать, что нам, именно нам, необходимо убедить их в том, что бесшабашная удаль ничего общего не имеет с настоящим мужеством. Испугавшись зенитного огня, отвернуть в сторону, не выполнить боевого задания – это трусость, малодушие, граничащее с преступлением. Но если летчик, отворачивая от летящих навстречу огненных трасс, выполняет противозенитный маневр, никто не усомнится в его храбрости. Несмотря ни на что он упрямо сближается с кораблем и наносит торпедный или бомбовый удар – вот это и есть воинская доблесть, подлинное мужество.

Мы старались находить простые слова, делать беседы не формальными, чаще разговаривать с глазу на глаз. И, надо сказать, наши зерна попадали на благодатную почву. Большинство молодых летчиков прошли хорошую школу в комсомоле, а кое-кто из них уже носил в карманах синих флотских кителей кандидатские карточки, а то и партийные билеты. И за всю историю полка я не припомню больше случая проявления бесшабашного мальчишества, лихой удали, не говоря уже о трусости. Наоборот!

* * *

Помнится, на другой день после гибели Соколова обнаружила в море конвой другая наша пара из той же третьей эскадрильи: торпедоносец – командир звена младший лейтенант А.А. Богачев и топмачтовик – тоже командир звена младший лейтенант Д. Башаев. Транспорт шел под сильной охраной боевых кораблей. Гитлеровцы ощетинились лавиной заградительного огня. Тем не менее, Богачев решил атаковать транспорт. По его команде Башаев вышел вперед и сбросил бомбы на корабли охранения, изрядно пострадав при этом от пуль и осколков. Вслед за ним Богачев пошел в атаку с торпедой. Сблизившись на нужную дистанцию, он нажал на кнопку электросбрасывателя на штурвале и… не почувствовал обычного при этом рывка самолета, который в такие моменты словно подпрыгивает вверх, освободившись от тяжести.

– Командир, торпеда не пошла! – почти одновременно доложили по переговорному устройству (СПУ) штурман Г.П. Штефан и стрелок-радист В.И. Ванчугов. Очевидно, осколком перебило электропровод. Прибегнуть к помощи механического сброса уже не оставалось времени – транспорт густо дымил под самым крылом, явно прибавляя ход.

– Знаю, вижу, – пробубнил хмуро в ответ Богачев. С левым креном он по широкой дуге уходил от конвоя, усиленно выбивавшего винтами пенные усы. И ему стало не по себе от мысли, что транспорт может вот так просто и безнаказанно уйти. Далеко впереди за ним черным штришком у линии горизонта просматривался уходящий на восток самолет Богачева.

– Зайдем еще раз, – сказал он твердо, – Ванчугов, посматривай, как бы «мессеры» не нагрянули.

– Смотрю, командир.

Теперь он шел в атаку один. Топмачтовик уже не прикрывает его огнем своих пулеметов, не ослепит орудийные расчеты взрывами бомб. Тысячи огненных трасс протянулись к самолету со всех кораблей. Как их много! Как проскользнуть, как просочиться в этом смертельном потоке! Сильный удар потряс машину, левый мотор задымил, самолет потянуло влево. Доворотом рулей Богачев выровнял «Бостон», под прямым углом направляя к быстро приближающемуся серому борту низко сидящего на воде парохода. Пора! Он потянул рычаг механического сброса и вошел в левый вираж.

– Есть! – воскликнул вскоре радостно Ванчугов. – Есть, командир, попали!

При отходе от цели Штефан зафиксировал на фотопленке тонущий транспорт водоизмещением 7000 тонн. Он носом оседал в пучину, а на задравшейся вверх корме винты впустую молотили воздух.