- Это получается... - забормотал Филька. - Что загадаешь, то и сбудется?.. - Если бы не успокаивающее воздействия света, неизвестно, как бы он отреагировал на услышанное, а сейчас... Сейчас он довольно прохладно отнесся к поразительному открытию.
      - Не загадаешь, а захочешь, - поправил его голос. - И вообще, загадывать на будущее - явление, свойственное только вашему типу разума, остальные миры давно научились управлять будущим...
      Голос помолчал немного, Филька же из всего сказанного понял лишь одно: цветок исполняет желания.
      - Я не хотел бы тебя обидеть, - вновь зазвучал голос, - но не могу понять, почему ты не пошел со своими в город?
      У Фильки что-то шевельнулось внутри и тут же пропало, взамен появилась странная холодная рассудительность, из-за которой он сам себе, несмотря на сильное успокаивающее воздействие, все больше и больше не нравился.
      - Я не пошел из-за веревки... Сначала подумал, что колдовство все это, а потом, когда пришел в село, я... я решил, что это бог покарал меня за грехи мои, а потом... оказывается, это ты...
      - Ты же сам, сам хотел, чтобы корова вернулась, чтобы твои родные остались целыми и невредимыми...
      - Да ведь их татары порубили! Нет их никого! А те, что шли по проселку это твое...
      - Ну и что же это? Мое колдовство?
      - Я не знаю...
      - Зачем тебе мертвые? - Фильке показалось, что в голосе, со того звучавшем ровно, - проскользнули легкие нотки досады. - Я немного повлиял на причинно-следственные связи... Впрочем, ты этого не поймешь. Если говорить проще, в первом случае остались мертвые, а во втором живые, и ты мог спокойно продолжать жить.
      - Как же я мог спокойно жить с ними, если они не те?
      - Между ними нет никакой, абсолютно никакой разницы, просто они реализация разных возможностей. Те - мертвые, а эти - живые.
      - Да как же можно так жить, когда то, что есть, не то, что есть? Не смогу я так, да и кто сможет?
      - Мне непонятно, зачем ты усложняешь. Я тебе даю живых, а ты отказываешься...
      - Ну и пусть эти - живые. Тех-то, настоящих, убили... Они для меня были и останутся настоящими.
      - Эти тоже настоящие! Я не понимаю тебя.
      - Да что же я - корова безмозглая, которой что клевер, что полынь - все едино?!. Не смогу я с этими жить, когда настоящие убиты. Не смогу, не заставляй меня... Они остались там, я должен отомстить за них. За мать, за сестренку, за батю, за Прасковью...
      - Я дал тебе то, что ты хотел. У тебя есть выбор. Зачем ты выбираешь проигрышный для себя вариант? Иди к ним!
      - Я выбрал, когда похоронил всех, когда кресты на их могилы ставил. Отпусти меня и прости мою душу грешную, не могу я по-другому!
      Голос неожиданно спросил:
      - А как же тогда поступить с людьми из второго варианта? Там ведь целое село в живых осталось. Всех вернуть в первый?
      Филька растерялся. Об этом он не подумал. Наконец сказал:
      - Оставь их, раз уж так получилось, оставь. Может, когда-нибудь я и вернусь к ним, но сначала с татарами посчитаюсь...
      Он не успел договорить: свет внезапно померк, и вновь вокруг белели папоротники, вздымалась черная стена леса. В нескольких шагах от согнувшейся березы угасал пурпурный огонек. Волной нахлынули привычные человеческие ощущения, принесли с собой холодную сырость росы и закипающую в груди ярость.
      Сабля была по-прежнему в руке. Филька зло рубанул ею по папоротникам и зашагал прочь с поляны. Куда идти - ему стало все равно, зачем - тоже все равно, он просто шел, ломился через кусты, через лес, спотыкаясь, падая, поднимаясь, цепляясь луком за невидимые в темноте ветки, стряхивая на себя холодную ночную росу. Мысли в голове перемешались. Фильке казалось вдруг, что он сделал промашку, что надо было выбирать второй вариант, а тех, порубленных, уже не вернуть, и тут же он гнал прочь эти предательские мысли, обзывал себя мразью безмозглой и яростно рубил попадавшиеся на пути кусты; но опять всплывали загнанные, казалось, на самое дно мысли о том, что второй-то вариант лучше, что вернуться надо бы к цветку, пасть на колени, покаяться в недомыслии, сказать, что передумал, что гнев разум затмил, и просить это всемогущего не то бога, не то колдуна, дабы... Но вставал в глазах зарубленный отец, мерещилось в темноте изувеченное тело Прасковьи, и снова в душе закипала ярость и гнала его через чещу вперед и вперед. И не было силы, которая смогла бы остановить его сейчас. Волки? Хоть стая. Татары? Хоть сотня, хоть две сотни! Смерть не была страшна, но перед тем, как умереть, он бы до последнего вздоха рвал их на куски голыми руками, зубами рвал бы...
      И тут Филька услышал плач. Встал, как вкопанный, затаил дыхание, напряженно вслушиваясь.
      Плач повторился. Не почудилось...
      Он засек направление и пошел крадучись, стараясь ни скрипом, ни шорохом не выдать себя.
      Всхлипывания повторялись то громко, то тихо.
      Филька присел, вглядываясь в непроглядную темень подлеска. Это было где-то здесь, совсем рядом. И он увидел: под низкими ветвями разлапистой ели что-то белело...
      Это был мальчик, тот самый, из холопских, которого Филька встречал вечно скачущим на хворостине. Свернувшись калачиком, он спал и во сне плакал.
      Из первых или из вторых? - пронеслась нечаянная мысль, но Филька прогнал ее, протянул руку и, помедлив, погладил мальчика по головке.
      Мальчик вздрогнул, проснувшись, и полными ужаса глазами уставился на Фильку.
      Филька опустился на траву и, стараясь придать голосу бодрый оттенок, заговорил:
      - Отчего так испугался? Или не узнал меня? Я же Филимон. Коров пас боярских. Моя Прасковья завсегда твоей мамке парного молока давала после дойки. Не вспомнил?
      Мальчик молчал. Страх его не прошел, глаза блестели в темноте настороженно, как у волчонка.
      Филька заставил себя улыбнуться, заговорил еще мягче:
      - И что ты, витязь, убиваешься? Или ты не витязь?
      - Это ты, дядька Филимон? - спросил малец недоверчиво. - Не леший? Не татарин?
      - Какой я тебе леший?! - засмеялся Филька. - А того боле - татарин?!
      - Дядька Филимон! - закричал мальчик, бросился к Фильке, крепко обхватил его за шею и громко, навзрыд, заплакал.
      - Ну хорош реветь-то, хорош, говорю... - Филька прижал мальца к себе, гладил по взъерошенным, с хвоинками в них, волосам.
      - Да-а, дядька Филимон, они и мамку саблями, и тятьку, и бабку Анисью, а я еле утек, они и за мной гнались, да-а...
      Какое-то тепло затопило сердце, чувство родства с этим мальцом, который, кроме самого Фильки, единственный уцелел от всего села - того, настоящего Филька взял его за плечи, поставил перед собой.
      - Ну-ка, витязь, вытри сопли, а то развел под носом хляби небесные... Ответь-ка мне, витязь, как тебя зовут?
      - Васятка, - назвался малец, швыркая носом и утираясь.
      - Значит - Василий. - Филька ободряюще подмигнул. - Что же ты, витязь Василий, себе позволяешь? Негоже это. Вот, думаешь, зачем я по лесу шастал? Это я уцелевших искал. Тебя искал.
      - Правда? - не поверил Васятка.
      - А то как же, чистая правда! Я тебя искал, чтобы к князю в дружину отвесть, чтобы собрать всех витязей в одно большое войско и отомстить татарам и за мамку твою, и за всех наших. Как только соберемся все, так и пойдем головы им рубить, что кочаны капустные...
      - И я?.. И я тоже пойду? И мне пику дадут?..
      - И ты пойдешь. А пику я тебе выберу самую длинную и самую острую!
      - Ну так пойдем, дядь Филь? - встрепенулся Васятка. - Чего ж мы ждем? Татары ускачут - ищи их потом!
      Филька взял его ручонку, накрыл сверху своей ладонью.
      - Э-э, нет, витязь Василий! Сначала мы с тобой шалаш сделаем, выспимся, а уж на заре и пойдем. А татары... Они теперь от нас никуда не уйдут, я тебе на это слово свое даю.
      Они остановились на окраине леса. Впереди расстилался солнечный луг, зеленел высокой травой, над ним гудели пчелы и стоял пряный запах разнотравья. За лугом темнел бор.
      Филька долго всматривался в этот луг, в далекий бор. Как он не хотел сейчас идти через него, ой как не хотел! Но обходить если - очень дальняя дорога получается... Он поправил лук, колчан, саблю, проверил нож с поясом.
      - Ну что, Васятка, с богом! - И они вышли из леса.
      Они прошли уже половину пути, когда Филька увидел татар. Пятеро всадников мчались к ним во весь опор. "Не успеем! - мелькнула отчаянная мысль. - Эх, не успеем, ядрена!.."
      В нем проснулась злая решимость, появился расчетливый азарт бойца, понявшего, что никуда теперь не уйти от смерти, но наломать ей бока еще есть возможность...
      Он пригнул Васятку к земле, и они отползли в высокой траве саженей за тридцать в сторону.
      - Слушай меня, Васятка, и, главное, не боись их, гадов... Сделаем так: доползешь до бора - и прямиком через него по солнцу беги до города. Предупредишь князя о татарах. Понял?
      - Понял, дядя Филь. Я с тобой останусь, дай мне саблю. - Васятка не хотел уходить.
      - Я тебе счас дам саблю! - зашипел Филька. - Я тебе счас и наподдам еще, не посмотрю на татар... Кому сказано: доберешься до города и князю про все расскажешь! А я их здесь задержу. Если ты не убежишь в город - кто тогда наших позовет? Понял?
      - Понял, - сказал Васятка.
      - А коли понял, - давай, - заторопил его Филька, соображая между тем, что еще что-то надо бы сказать, очень важное...
      Васятка нехотя развернулся и пополз, и тут Филька вспомнил.
      - Васятка, слышь, Васятка! - громким шепотом заговорил он ему вдогонку. Вот еще что - Васятка оглянулся. Филька сглотнул застрявший в горле ком.
      - Если со мной что случится... если случится... только ты никому не говори... это... когда вернетесь и татар порубите... за нашим селом, если от зимовья идти на закат к проселку, найдешь в лесу небольшую папоротниковую поляну с согнувшейся березой, на ней папоротник с красным цветком... Это колдовской цветок, он желания исполняет... Так вот, загадаешь желание - и оно исполнится. Понял?
      - Понял, - ответил Васятка.
      - Запомнил - где?
      - Запомнил.
      - Ну, а теперь давай, чтоб я тебя больше не видел здесь.
      Васятка уполз. Филька некоторое время выждал, глядя ему вслед. "Эх, подумал он, - трава ходуном ходит, заметят..." И пополз в противоположную сторону. Затем осторожно приподнялся, сквозь метелки травостоя осмотрел луг.
      Всадники были от него в двух полетах стрелы. Они кружили на месте, потеряв добычу из вида.
      - Хотя бы пронесло, - подумал Филька.
      Вдруг один из татар, радостно гикнув, поскакал в ту сторону, куда уполз Васятка.
      Заметили... Филька скрипнул зубами, снял лук, наложил стрелу и, выждав, когда тот подскачет на прицельное расстояние, отпустил тетиву.
      Лошадь встала на дыбы. Татарин откинулся на круп и, как куль, свалился в траву. Остальные четверо что-то закричали по-своему, повыхватывали сабли и помчались к Фильке.
      - Правильно. Давай все ко мне, - сказал злорадно Филька. - Я вас, гады, счас усугублю. - Он встал во весь рост, воткнул перед собой в землю саблю, поправил еще раз, чтоб сподручно было выхватывать, нож, достал из колчана новую стрелу и, натянув тетиву, поднял лук. - Уж я теперь посчитаюсь с вами...
      Он прицелился и выстрелил. Стрела угодила в грудь лошади одного из всадников, и та, громко заржав, завалилась на бок. Татарин успел соскочить, потянул из-за спины лук. Остальные трое рассыпались по лугу, обходя Фильку.
      - Ага, почуяли, почем нынче фунт лиха! - Филька достал новую стрелу. - Я вам и за Васятку, и за все село наше... - Он повернулся, целя в обходящего слева, натягивая лук до отказа.
      Тетива лопнула. Филька зло сплюнул, зашвырнул бесполезный лук в траву, снял и отбросил колчан, утерся рукавом, огляделся. Увидев, что противник остался без лука, татары устремились к нему.
      Филька взял в левую руку нож, в правую саблю и криво усмехнулся:
      - Что, телки комолые, обрадовались никак? Ну давай, бери меня, вот он я, расчет с вас брать буду, ну давай, поспешай, вот он я, здесь я...