- А что с ними случилось? - вмешалась в разговор Ксения.
      - Вы моя гостья и я не хочу вас расстраивать. Поговорим лучше о другом
      Но Ксения была очень настойчива, и Аршаку пришлось уступить.
      - Не знаю, сумею ли я найти слова, чтоб передать вам горе и страдания, которые мне довелось пережить Я родился в Турции. Вам известно, что турецкое правительство под разными предлогами в течение многих веков уничтожало местных армян, курдов и айсоров. Однажды темной ночью турки напали на наше село. Это было в 1890 году. Кто мог, спасся бегством, кому не удалось удрать - поплатился жизнью. Тогда мне был всего год. Моих родителей убили, имущество растащили, меня сбросили на голую землю и даже мою детскую постельку унесли. О, почему меня тоже не убили! Зачем обрекли на жизнь, полную мрачных тревог! Прошли сутки. Наш сосед Сулейман-Эфенди, друг отца, обмыл окровавленные, изуродованные тела моих родителей и похоронил их на сельском кладбище Меня он забрал к себе. У него не было детей. Его жена Салима-ханум укладывала меня с собой, обнимала, ласкала, как родного. Я думал, что это мои отец и мать. Когда мне было шесть лет, я узнал правду. Как-то мы с Сулейманом-Эфенди поехали на пашню. Старик крепко поцеловал меня и сказал: "Ты наш сын, это верно, мой мальчик, но я должен поведать тебе правду. У тебя был другой отец, мой близкий, хороший друг, мир праху его. Его звали Суреном. Он погиб, и я хочу, чтобы ты носил его имя. С сегодняшнего дня ты должен называться Аршаком Суренянцом. Ты вырастешь, будешь счастливо жить, мы всегда будем с тобой, но пусть живет память о твоем родном отце". Старик хотел еще что-то сказать, но расчувствовался и горько заплакал. Прошли годы, я вырос. В деревне заговорили о моем умении, трудолюбии. Сулейман-Эфенди и Салима-ханум были совсем старенькими, и, хотя мне было всего четырнадцать лет, я начал вести хозяйство. Мы жили радостно в счастливо. Они мечтали когда-нибудь женить меня и нянчить внуков. Но счастье наше было недолговечным. Однажды утром я, как всегда, отправился в поле. Вернулся я поздно вечером, сложил привезенные снопы в стог, распряг волов, отвел их в хлев и только тогда заметил, что дверь нашей хаты открыта. Я испугался, что к нам забрался вор, старушка в последнее время стала плохо слышать. Я позвал: "Мама, мама!" Ответа не было. Я бросился в хату, зажег спичку и замер от ужаса: передо мной лежали мои приемные отец и мать, изрубленные шашками. До самого утра сидел я около изуродованных трупов и плакал. Утром пришли соседи, они рассказали, что вчера в село приезжали дашнаки. В доме ничего не было, изверги ограбили нас. Я продал волов, похоронил стариков с честью. Сорок мучительных дней провел я в деревне. Потом, забрав только их портреты, я еще раз поплакал на их могилах и, присоединившись к попутному каравану, ушел в Иран.
      Аршак кончил. Слезы стояли у него в глазах.
      - Очень хорошо, что вы оттуда уехали, - дрожащим голосом проговорила Ксения.
      - Да, вы правы, милая ханум. Но горе и несчастье преследовали меня по пятам. С караваном я пришел в город Хой. Несколько дней я бродил без дела, без приюта. Наконец, устроился у золотых дел мастера Оганес-аги нукером. Около года работал я у него. Потом видя, что я кое-что смыслю в его деле, он взял меня в мастерскую подручным. Все его сыновья были искусными мастерами. Старший - оружейник, средний - башмачник, а самый младший - художник. Я освоил все три ремесла. Я очень привык к этой семье, и они меня полюбили. А потом мы почти породнились. У Оганеса была единственная дочь. Звали ее Варвара. Мы полюбили друг друга. Я души в ней не чаял, и она платила мне тем же. Оганес-ага и его жена знали о нашей любви и одобряли ее. Вскоре мы обручились. Все приготовления были закончены, через неделю должна была состояться свадьба. Но случилось страшное несчастье. Ее брат проверял только что сделанное ружье и вдруг оно выстрелило. Пуля пробила грудь Варвары. На выстрел я прибежал из соседней комнаты. Варвара лежала на полу в луже крови. Она умерла в моих объятиях. В последний раз посмотрела на меня, хотела что-то сказать и не смогла. Я поцеловал ее поблекшие губы и сказал: "Варвара! Счастье мое! С тобой умерла и моя мечта о семейной жизни!" Мне кажется, она меня еще слышала.
      Голос Аршака прервался. Он замолчал, посидел несколько минут, сжав голову руками, потом закурил и продолжал:
      - Отчаянию моему не было предела. Все напоминало мне мою любимую. Я не мог оставаться в Хое, и через неделю после похорон ушел. Все эти дни я провел на ее свежей могиле. Я не мог видеть ее родителей, братьев, не мог смотреть в лицо ее невольного убийцы. В последний день я пошел на ее могилу, положил на нее букет свежих цветов. До поздней ночи сидел я там, положив щеку на свежую, еще не засохшую землю. В ночной темноте я покинул кладбище, унося с собой тяжелое бремя неутешного горя и беспросветной тоски. Одинокий, никому не нужный сирота, пришел я в Тавриз. Вот слева портрет моей Варвары. Я сам писал его. Это единственная память о моей любви. И больше никого я не любил и не полюблю, я не забуду ее до гробовой доски.
      Мне хотелось утешить Аршака.
      - Я понимаю тебя, друг мой, сочувствую тебе. Но не надо предаваться отчаянию, это не поможет
      Аршак покачал головой.
      - Нет, не могу ее забыть. Теперь я все свое время отдаю моим сироткам, забочусь о них, воспитываю их и думаю, какое еще несчастье подстерегает меня.
      Он умолк. Лицо его было печально, в глазах сверкали слезы.
      Несколько минут мы все молчали. Потом Аршак заговорил:
      - Вот, милая ханум. В восемнадцать лет я поседел, а в двадцать четыре года чувствовал себя стариком. Не советую вам интересоваться историей людей, которые кажутся вам счастливыми только потому, что они богаты. Богатство никогда не может быть символом счастья. Вы еще молоды. Вы не знаете, что, когда вспоминаешь прошлое, снова все оживает перед глазами, снова переживаешь жуткий кошмар.
      - Простите меня. Мне жаль, что я потревожила ваши раны Я пришла сюда с Абульгасан-беком поговорить о некоторых важных вещах. Но наша беседа приняла другой оборот, и я не рада, что задавала столько вопросов. Теперь разрешите мне рассказать то, что я знаю.
      Я и Аршак приготовились внимательно выслушать ее. Ксения начала так:
      - Я пришла сюда поговорить с вами не только от своего имени, но и от имени моей матери. Отец приехал в Тавриз не для того, чтобы помочь нам. Нет, конечно. Его направил сюда наместник Кавказа. Он приехал не один. С ним вместе прибыл английский представитель. В их миссию входит организовать шпионский центр, деятельность которого будет направлена против местного населения. Мама очень взволнована этим. Нет сомнения, что наше знакомство будет продолжаться, мы будем по-прежнему ходить друг к другу. Поэтому я хочу предупредить вас, чтобы при моем отце вы были осторожны, помня, что у жандармов, разведчиков и шпионов друзей не бывает. Для них нет ничего святого. Еще одно предупреждение. С новыми женщинами, появившимися в Тавризе, знакомств не заводите. Не пускайте их в свой дом, остерегайтесь их. Из материалов, имеющихся у отца, видно, что их засылают в Тавриз для шпионажа. Теперь разрешите попрощаться с вами.
      Мы от души поблагодарили Ксению и, взяв ее под руки, пошли проводить.
      ЦАРСКИЕ КАЗАКИ НА ТРАУРНОМ СОБРАНИИ
      Религиозное движение в Тавризе продолжалось несколько дней. Открыто бороться с ним было опасно. Некоторые интеллигенты пытались увещевать население, объяснить, что его обманывают. Но не дешево обошлась им их смелость. Их избили до потери сознания и поволокли к мучтеиду. Мы приняли решение не вести на улицах никакой пропаганды против религии и связанных с ней суеверий.
      Видя, что мы бездействуем, русское и английское консульства повели наступление на демократическую организацию. Тавризцы усиленно помогали им. Они стали неузнаваемыми, словно не они были участниками революционных боев. Было похоже, что возродились пережитки-средневековья, начисто стерев из памяти революционные традиции Саттар-хана. Везде и всюду можно было слышать разговоры о загробной жизни, рае, аде, святых имамах, пророке, чудодейственных молельнях, в которых исцеляются слепые, и тому подобные бредни.
      Особенно повлияло религиозное движение на женщин. С укрытыми покрывалами лицами они с утра до ночи толкались на кладбищах. Даже те, которые в свое время сбросили чадру, снова надели ее. А те, кто не желал возвращаться к старому (таких было очень мало) боялись показаться на улице.
      Опять возобновились траурные собрания, даже на базаре начали петь марсии. Мешади-Кязим-ага без конца где-то пропадал, очень часто в мечетях шутников, среди которых он пользовался большим почетом. В религиозном экстазе они выделывали бог знает что, даже вовлекли русских казаков в свои шутовские проделки.
      Как-то вечером Мешади-Кязим-ага зашел к нам.
      - Из уважения ко мне уделите мне часок, пойдем вместе в одно местечко, - попросил он меня.
      Последние дни я почти не выходил из дому, я не мог спокойно смотреть на эти жуткие картины. Мне было больно за мой народ. Но отказать старику я не мог. Мы вышли. По дороге он все время пытался развлечь меня. Наконец, он остановился у дома Мешади-Аббаса Наджарова. Здесь стояло несколько казаков без оружия.
      Мешади-Кязим-ага смущенно сказал:
      - Здесь устраивается траурное собрание по имаму. Казаки будут петь новху.
      Я обомлел.
      - Что-о-о? Казаки будут петь новху?
      - Да, шутники научили их этому. Сейчас услышите своими ушами, если мне не верите!
      Мы остановились немного поодаль и ждали, что будет дальше. Из дому вышел какой-то мужчина и направился к казакам. Мешади-Кязим-ага указал на него:
      - Это душа тавризских шутов, Касум Мурдашави-оглы. Он культурный человек, знает семь языков. Это он научил казаков петь новху.
      Пока мы говорили, казаки, ударяя себя в грудь, запели, коверкая слова:
      Имам Гусейн хороши,
      Езид балшой сукин сын.
      Пилов давай поболши,
      Езид балшой сукин сын.
      Простые люди, толпившиеся у ворот, увидав эту картину, расчувствовались:
      - Вот что значит чудодейственная сила ислама! Казаки здесь недавно и так быстро поверили в аллаха!
      - Единственная настоящая религия - это ислам!
      - Это событие можно расценивать не иначе, как победу ислама. Пусть ослепнут гяуры, не верящие в торжество ислама!
      - Да это же чудо! Если это не чудо, так о каком чуде можно еще говорить?
      - Нет сомнения, что казаки приняли магометанство!
      - Ну, конечно! Какой может быть разговор!
      - Пусть это будет примером для неверующих.
      * * *
      Сардар-Рашид тоже устроил траурное собрание по имаму Гусейну. Над дверью своего управления и над домом он вывесил флаги с надписью: "Йа Сахибаззаман". Он пригласил и меня, упомянув в письме, что господин консул изволит присутствовать на траурном собрании, посвященном гибели имама. Я решил посетить Сардар-Рашида в этот вечер. Пришел я позже всех. Зал был полон до отказа. Кроме самого консула, там были и переводчики консульства Мирза-Алекбер-хан и Мирза-Фатулла-хан.
      Когда траурное собрание кончилось, Сардар-Рашид пригласил меня, консула и работников консульства остаться поужинать. Консул казался веселым и довольным. Еще бы! Он считал религиозное движение своей победой над нелегальной демократической организацией и был почти уверен, что разгромил Революционный комитет.
      За столом он говорил:
      - Последние события воочию показали, что ваша религия крепка, как скала. Это подлинно народная религия. Вы, мусульмане, можете этим гордиться. Отчаянная борьба, рассчитанная на уничтожение исламской религии, до того была сильна в последнее время, что могла уничтожить любую религию. Она пронеслась, как вихрь, а ислам перебороть не смогла. Вы вправе гордиться вашей верой. Ваш пророк Магомет в свое время своими чудесами заложил крепкий фундамент. Ваша религия с корнем вырвала атеизм в народе. Скоро вы будете свидетелями торжества ислама во всем мире.
      Мирза-Алекбер-хан и Мирза-Фатулла-хан кивали в такт словам консула. Сардар-Рашид подозвал своего секретаря и велел принести телеграммы, полученные им в последние дни. В них градоначальники, подчиненные ему, такие же мракобесы и предатели, как и их хозяин, просили во что бы то ни было пригласить Шейха Абуль-Азала-Муайяда.
      Консул быстро прочитав кипу телеграмм, вернул их Сардар-Рашиду и тоже посоветовал пригласить шейха в Тавриз и немедленно сообщить об этом всем градоначальникам.
      - Необходимо, - сказал он, - встретить шейха торжественно и пышно. Хорошо бы послать за ним представителей духовенства.
      Сардар-Рашид тут же заявил, что состав делегации к святому шейху уже подобран
      Когда мы вышли от Сардар-Рашида, на улице все еще стояли казаки, распевавшие во весь голос:
      - Имам Гусейн хороший...
      * * *
      Возвратившись от Сардар-Рашида, я доложил обо всем на заседании Революционного комитета. Обсуждая, как реагировать на эту провокацию, какие контрмеры предпринять, мы пришли к решению, что могли бы использовать это религиозное движение против его вдохновителей - англичан и русских. Но пока мы считали нужным воздержаться от этого, чтобы не вызвать избиение иностранцев, проживавших в Тавризе. Поэтому мы решили пока всеми способами разоблачать вдохновителей этой жуткой и мерзкой провокации, не имевшей еще в Иране прецедента.
      ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ШЕЙХА АБУЛЬ-АЗАЛА
      Наконец нам удалось достать список членов шпионской организации, созданной при английском консульстве. Всего их было 145 человек. Сведения Сардар-Рашида и Мирза-Алекбер-хана совпали. В обязанности этих шпионов входило разоблачение революционеров и уничтожение подпольной организации.
      Несмотря на помощь царского консула и на покровительство духовенства, отряд этот не просуществовал и десяти дней. Кроме приехавших из Южного Ирана шпионов, в него вошли и местные агенты царского консула. Но организаторы шпионского центра на чужой территории не учли, что почти половина завербованных ими была подослана нами. Им было дано задание вступить в шпионскую организацию. Ежедневно они получали от нас инструкции. Список революционеров, который сегодня английский консул должен был передать своему русскому коллеге, был составлен нами. В него включены были сторонники царского правительства, все заядлые враги революции.
      Царский консул и англичане, как огня боялись подпольной революционной организации, поэтому достаточно было назвать им какое-нибудь имя, ничего общего не имеющее с нашей организацией, как их агенты тут же хватали этого человека и высылали в Россию. Так мы избавились от многих своих врагов, а англичанам не удалось задержать ни одного революционера.
      Несмотря на то, что Сардар-Рашид был заядлым врагом революции, он сообщал нам некоторые тайны шпионского центра, рассказывал о замыслах царского консульства. Иначе он поступить не мог, мы крепко держали его в руках, он боялся нас. Так же обстояло дело и с Мирза-Алекбер-ханом. Опасаясь нашей справедливой кары, этот предатель не осмеливался действовать против нас.
      * * *
      В Тавриз прибыл представитель шейха Абуль-Азала-Муайяда. Необходимо было установить, кто это. Десятки наших людей преследовали этого провокатора по пятам. Удалось выяснить, что он приехал не из Самарии, как говорили, а из Шираза и остановился у Мирза-Магуда Гаджи-Гасан-оглы. Но кто он, этот шпион, скрывающийся в одежде духовного лица, - мы не знали. Ничего не мог сообщить нам и Фриксон. По его словам, американцы тоже интересовались именем незнакомца.
      По моей просьбе Фриксон встретился с сотрудником английского телеграфного агентства Рейтер, работавшим на американцев. Но он тоже ничего не знал. Он сказал лишь, что ни в одной из телеграмм, поступающих в агентство, об этом человеке ничего не говорится. То же самое подтвердили и в Иранской телеграфной конторе.
      Несмотря на все эти неудачи, мы решили не отступать. Был усилен надзор за этим таинственным человеком.
      У дверей мучтеида Мирза-Масуда с утра до ночи неистовствовали верующие, одержимые религиозным дурманом. Не щадя глоток, они без конца кричали: "Йа Сахибаззаман". В этой толпе были и наши люди.
      В два часа ночи кто-то постучался к нам в дверь. Я быстро оделся и пошел открыть. Это были Гасан-ага и Тутунчи-оглы. Они сообщили, что в доме Мирза-Масуда какая-то суматоха, по всему видно, что незнакомец собирается уехать.
      У меня не было времени долго размышлять Я велел им выбрать несколько надежных товарищей для слежки на ним. Пусть они садятся на лошадей и неотступно следуют за ним, пока не узнают, кто он и куда направляется.
      Гасан-ага и Тутунчи-оглы быстро ушли. Я не сомневался, что мое поручение будет выполнено в точности. Операция непременно удастся.
      * * *
      С утра по всему Тавризу распространился слух, что эмиссар шейха Абуль-Азала-Муайяда отправился в Самарию за самим шейхом. Было совершенно ясно, что этот человек выполняет задание какой-то шпионской организации.
      Немного позже я получил письмо от Махру, в котором она писала, что для встречи шейха Абуль-Азала в Самарию отправляется делегация, состоящая из представителей духовенства, получивших какое-то секретное поручение от Сардар-Рашида.
      Спустя некоторое время об этом же сообщили Мирза-Алекбер-хан, Фриксон и мисс Ганна.
      В три часа дня, вернувшись из консульства, Нина подтвердила это сообщение и сказала, что делегацию снарядил сам Сардар-Рашид, о чем он информировал консула.
      Несмотря на то, что в последнее время Сардар-Рашид согласовывал с нами все свои действия, об истории с двенадцатым имамом он ничего не говорил, как будто все это его не касалось. Да я у него ничего и не спрашивал, все равно верить его словам нельзя было. Этот человек не мог измениться и по-прежнему служил нескольким господам сразу.
      Гораздо больше я узнавал от Мирза-Алекбер-хана и Нины. Очень часто они рассказывали то, что Сардар-Рашид скрывал. Правда, не исключена была возможность, что о многих мероприятиях и документах консульства он и понятия не имел. Последние дни я оставил его в покое, я знал что консул наседает на него, категорически требует раскрытия тайной организации. Бедняга оказался в безвыходном положении.
      * * *
      Посланные вслед за представителем шейха Шафи Шабан-оглы и Тутунчи-оглы вернулись. Они ехали за ним до местечка Васминдж, где он остановился в доме моллы Гаджи-Азиза. Лошади, запряженные в его фаэтон, заболели, пришлось послать в Тавриз за новыми. Поэтому он вынужден был провести в Васминдже лишний день.
      Неизвестный велел занести все свои вещи в отведенную для него комнату. Сначала Шафи и Асад не могли туда пробраться. Наконец, в час ночи молла пригласил своего гостя ужинать. Шафи удалось пролезть через окно в комнату и передать Тутунчи-оглы все вещи. Чемодан и хурджин они выбросили, а вещи забрали с собой. Мы с исключительной тщательностью проверили каждую мелочь. Выяснилось, что неизвестного звали Мирза-Хади Рахнума. Однако в вещах не было ничего, что могло бы пролить свет на эту аферу, связанную с появлением двенадцатого имама. Я распорол даже подкладку его одежды, сломал мундштук, но так ничего и не нашел. Вдруг на глаза мне попался какой-то необычный карандаш. Я разрезал его вдоль перочинным ножом и радостно ахнул: там лежала тоненькая папиросная бумажка, на которой было что-то написано. К сожалению, это была шифровка, прочесть которую никто из нас не мог. Среди вещей оказалось несколько свежих носовых платков. Один из них я подержал над огнем. На платке появился такой же шифр, как и на бумажке. Я взял остальные платки. Они тоже были исписаны.
      Среди вещей мы нашли очень много поддельных английских денег. Мы сожгли их вместе с ненужным тряпьем.
      Нина тщательно просмотрела шифровки и пришла к заключению, что они английского происхождения.
      * * *
      В три часа дня по всему Тавризу разнесся слух, что представитель шейха ограблен в Васминдже. Среди верующих поднялся невероятный переполох. Тут и там собирались толпы людей, по-разному толковавших это событие.
      - Грабитель не успел удрать. Тут же во дворе моллы Азиза его хватил удар, и он упал, как подкошенный. Так и валяется до сих пор. Нет, от божьей кары не уйдешь, брат, нет, не уйдешь.
      - Говорят, что хурджин посланника шейха прилип к плечу вора и никак его не оторвешь, хоть топором руби!
      - По дороге в Васминдж воры застыли навеки. Посмотришь - люди, тронешь - камни.
      - Пути господни неисповедимы! Чудеса! Прямо чудеса!
      - Грабителей было трое. Один из них превратился в обезьяну, другой - в косолапого медведя, а третий - в козу.
      Словом, болтали, кто во что горазд. Выдумывали разные небылицы.
      Английский и русский консулы были возмущены и требовали, чтобы Сардар-Рашид принял решительные меры. Понукаемый ими, он приказал арестовать хозяина дома, где остановился проезжий. Не прошло и несколько часов, как английский и русский консулы потребовали освободить моллу Азиза, и как следует обругали своего неудачливого прислужника, даже не подозревавшего, что молла Азиз является испытанным шпионом царского консульства. Посланные Сардар-Рашидом в Васминдж полицейские для розыска пропавших вещей, обнаружили пустые чемоданы и хурджины. Сардар-Рашид продолжал категорически настаивать, что вещи украдены моллой Азизом и получил санкцию на его вторичный арест. Были произведены обыски и в некоторых домах в Тавризе, но они не дали никакого эффекта. Оба консула в конце концов согласились с Сардар-Рашидом, решив, что молла Азиз, очевидно, продался какой-либо другой разведке. После бесконечных допросов он был по этапу выслан в Россию. Что с ним произошло потом, так и осталось неизвестным.
      * * *
      Медлить было нельзя. Все документы, обнаруженные в вещах посланца шейха, я отнес к мисс Ганне. Она встретила меня с распростертыми объятиями. Она была на седьмом небе, что с казнью Рафи-заде избавилась от вечной боязни разоблачения. Она даже забыла о Нине и своем решении порвать со мной.
      Мисс Ганна сообщила мне, что в американском консульстве, кроме мистера Фриксона, все сотрудники новые. Она добавила, что питает к Фриксону большое уважение и рассыпалась в бесконечных благодарностях мне.
      Она же расшифровала все документы. Первый платок был личным удостоверением Мирзы-Хади Рахнума. Я узнал, что Мирза-Хади - это прозвище одного из опытных деятелей английской шпионской организации в Иране мистера Чарльза Вильяма. Мисс Ганна знала этого старого шпиона.
      - Мистер Вильям - один из талантливых представителей школы Лоуренса. Он с давних пор работает в Иране и Турции под непосредственным руководством Лоуренса.
      Шифровки, обнаруженные в карандашах и на платках, содержали ценные сведения. Мистер Чарльз Вильям должен был поехать в Тегеран и, получив новые задания, переправиться через иранскую границу в Турцию. Кроме того, он должен был побывать в Багдаде и встретиться там с мистером Томасом.
      В другой шифровке говорилось, что мистер Чарльз Вильям должен получать средства для своей деятельности не из английского консульства в Тавризе, а из "Раста".
      Когда Ганна прочла мне все документы, я немедленно сжег их.
      Тем временем английские и русские консульства, не покладая рук, искали грабителей, но все их мероприятия, не дали никаких результатов. В конечном счете они пришли к выводу, что вещи неизвестного человека украдены не политической организацией, а простыми ворами, и успокоились. То обстоятельство, что Революционный комитет молчал и не выступал с прокламациями, разоблачающими эту новую авантюру, окончательно успокоило их. Кроме того, они были уверены, что грабители, если даже они и были членами подпольной организации, не сумеют раскрыть шифры, да и не догадаются об их существовании.
      Понимая это, мы молчали. Мы решили выждать, приедет ли в Тавриз шейх Абуль-Азал-Муайяд. Революционный комитет послал своих людей к турецкой границе. Им было поручено строго следить, не появится ли шейх, а если появится - выкрасть его вещи. Тогда мы могли бы разоблачить и его и Мирза-Хади Рахнума.
      ПОСЛЕДНИЕ ДНИ САРДАР-РАШИДА
      В Тавризе начали поговаривать, что русское и английское посольства в Тегеране хлопочут о назначении наследного принца Мохаммед-Гасан-Мирзу правителем Азербайджанской провинции. По другой версии, на этот пост прочили Сулеймана-Мирзу. Одно было ясно - Сардар-Рашид доживал в губернаторском доме последние дни. У него не было никакой опоры, кроме русского консула, да и тот после своего возвращения не очень-то ему верил. Поэтому Сардар-Рашид решил оказать ему какую-нибудь большую услугу, чтобы заручиться его поддержкой. "Только консул может помочь мне удержаться у власти", - думал Сардар-Рашид. Он уже привык обо всем советоваться со мной и вызвал меня к одиннадцати часам вечера. Я был нездоров, чувствовал, что не доберусь до него. Нина позвонила ему, сказала, что я заболел, и добавила:
      - Есть новости, письмо для вас.
      Уже не первый раз Нина так обманывала Сардар-Рашида. Она передала ему несколько писем, якобы полученных от Ираиды. На самом деле она писала их сама. То же она сделала и сегодня.
      Не прошло и часа, как у наших ворот остановилась машина Сардар-Рашида, подаренная ему царским консулом. Вместе с ним приехала Махру. Нина встретила их во дворе, проводила Сардар-Рашида в комнату, а сама собралась уйти к себе с Махру. Но губернатор задержал ее.
      - Дорогая ханум говорила, что у нее есть новости.
      - Ираида прислала письмо. Она пишет, что к концу марта приедет в Тавриз, передает вам горячий привет и желает доброго здоровья. Она посылает вам свою фотокарточку с надписью.
      Сардар-Рашид, как обычно в таких случаях, глубоко вздохнул.
      - Надеюсь Ифтихаруссолтан не считает наш брак расторгнутым, иначе она не прислала бы мне ни письма, ни снимка.
      Он вынул из кармана два драгоценных кольца и дал их Нине:
      - Одно я преподношу вам в благодарность за добрые вести, а второе прошу отослать Ифтихаруссолтан. Завтра напишу ей письмо. Умоляю вас перевести его на русский язык. Но, может быть, Ифтихаруссолтан нуждается в деньгах? вдруг спросил он.
      - Большое спасибо. Абульгасан-бек систематически пишет ей, аккуратно посылает деньги и каждый раз приветствует ее от вашего имени.
      Нина и Махру попросили извинения и ушли. Мы с Сардар-Рашидом остались одни.
      - Мой высокий хозяин не может не знать, что настали тяжелые времена! заговорил Сардар-Рашид.
      - Совершенно верно.
      Ковыряя спичкой в пепельнице, он с деланным хладнокровием стал говорить о событиях последних дней:
      - Все, что произошло в Тавризе и зачинщиком чего является мой высокий господин, не может не отразиться на моем положении. Возьмите хотя бы срыв траурных собраний, события, развернувшиеся на гробницах Сеид-Ибрагима, Сеид-Гамазы, в мечети Сахибуль-амр, разоблачение партии "Интизариюн", распространение листовок, в которых паломники в Кербалу названы шпионами царского правительства, - все это подрывает мою власть, мой авторитет. Господин консул то и дело вызывает меня и настоятельно требует ареста членов подпольного Революционного комитета, разгрома всей вашей организации. Что же делать мне, рабу божьему? Я очутился между двух огней. Выдать вас я не могу, а не подчиниться требованиям консула, значит попасть в опалу. Как мне быть? На что решиться? Мое положение отвратительное. Но этого мало. Господин консул постоянно требует, чтобы я нашел убийц Рза-балы и похитителей его имущества. Каждый день он обвиняет меня в бездействии.
      Я очень хорошо понимал, куда клонит Сардар-Рашид. Все события, перечисленные им, он приписывал нам. Он хотел, чтобы я подтвердил, чтобы я сам признался в этом, а потом умолял бы его о помощи, а, может быть, даже и о пощаде. Я задал ему вопрос:
      - Скажите, ваше превосходительство, как вы считаете - действия Революционного комитета направлены на пользу народу или во вред ему?
      - Конечно, на пользу.
      - Очень хорошо. Теперь еще один вопрос. По поводу всех событий, о которых вы говорили, вы имеете какие-нибудь распоряжения из Тегерана? Центральное правительство требует выдать зачинщиков?
      - Н-нет.
      - Тогда почему же вы жалуетесь, что они подрывают ваш авторитет?
      - Все указанные действия вредят мне потому, что они направлены против политики царской России в Южном Азербайджане.
      - Как по-вашему, колониальная политика царя не задевает интересов тегеранского правительства? Одобряет оно эту захватническую политику?
      - Нет.
      - Теперь я хочу узнать, кто назначил его превосходительство правителем Азербайджанской провинции?
      Сардар-Рашид не сразу ответил на этот вопрос. Наконец, после долгой паузы он сказал:
      - Если уж говорить правду, меня выдвинуло царское правительство.
      - Значит, вы назначены правителем Азербайджана царем?
      - Да, выходит так.
      - В таком случае для меня непонятно одно: почему вы обвиняете революционеров в том, что они выступают против политики русских, тогда как вы сами поступаете так же. Как вы смотрите на такое противоречие? Не является ли прямой изменой и предательством по отношению к опекающему вас царскому правительству то, что вы получили пятьдесят тысяч туманов от германского консула, или ваше сотрудничество с Хелми-беком, вместе с которым вы составили план уничтожения армян и русских подданных, проживающих в Тавризе? Соответствует ли все это интересам русских, выдвинувших вас на пост правителя Азербайджана? А что вы скажете на счет своей переписки с Мирза-агой Биллури и Кербалай-Гусейном Фишенкчи? Вы не содействовали поражению русских войск под командованием Гаджи-Самед-хана под Савудж-булагом для того, чтобы удержаться на посту губернатора? Я не хочу перечислять все ваши предательские акты и доказательства вашей измены тегеранскому правительству, от имени которого вы правите Азербайджаном. Вы сообщали в Тегеран сведения, вредящие царскому правительству, а то, что узнавали из Тегерана, передавали русскому консулу. Вы предавали одновременно оба правительства. Вы знаете, у меня есть документы, подтверждающие мои слова. Они находятся в сейфе Революционного комитета, и вам от них не уйти. Что ж, остается только пожалеть, что ваше превосходительство не хочет выполнять данные нам обещания. Едва ли это приведет к добру и сохранит хорошие отношения между нами. Если ваше превосходительство будет выполнять взятые на себя обязательства, я обещаю помочь вам сохранить ваше положение.