У Аджи была любимая шутка. Он ее придумал на Терре-8 и потом частенько повторял. Особенно при зрителях. Его это потешало.
      Я лежала на синем песке и вдумчиво получала терранский белый загар. Кожа становится идеально здоровой и гладкой, но не темнеет, а светлеет. Лимар сидела в тени и что-то читала с листка электронной бумаги. Нукты ловили рыбу. Здоровенных тварей вроде акул с бритвенной остроты плавниками. Может, они и не рыбы, я могла бы разрезать одну и выяснить. Но было лень. Мальчики устроили состязание, и на берегу мало-помалу росли две кучи. Счет ничейный.
      Вдруг Аджи с реактивной скоростью вылетел из волн, разбрасывая радужные капли. Понесся прямо на меня и с ухарским воплем прыгнул. Метра на три в высоту. Узри это кто-нибудь посторонний, решил бы, что мне сейчас придет конец. Но видела это только Лимар. Она засмеялась.
      Тень мелькнула и рухнула на меня.
      Двести килограмм брони и лезвий замерли сантиметрах в десяти от моего тела. Аджи пришпилил меня собой к песку. И радостно пискнул.
      — Фу! — сказала я сердито. — Слюни подбери!
      Аджи не обиделся и перекатился на спину, попутно сграбастав меня в костистые объятия.
      — Это любовь! — сказала Лимар философски.
      — Это детство под хвостом играет! — мрачно ответила я и стала на Аджи шипеть.
      Наш первый заброс. Проверенный и безопасный. В сущности, тренировочный. Никакой особой надобности в нем для командования не было. Всего лишь первое чувство «боевой» обстановки для новичков. Безлюдная Терра-8. Совсем недавно, на практике, я клялась Даниэле, что Аджи неуправляем. А прыгнуть ему на спину во время рывка так, чтобы не заставлять его сбрасывать скорость, невозможно в принципе. И вопила, что он постоянно пихает меня своей башкой, скотина, чтоб я упала…
      Совсем недавно.
      Вот и все.
      Мне дали шанс. И никто не виноват, что так получилось. И проклинать остается разве что Хейнрри и Экмена, — а они оба мертвы.
      Меня нашел Дитрих. Уже стемнело, но он шел по лесу без фонаря. Я сидела, привалившись к дереву, и смотрела на море. Холодный ветер. Облака. Я замерзла. Все время собиралась встать, но не вставала. Мастер ничего мне не сказал. Надел на меня свою куртку и увел.
      — Я понимаю, что ты расстроена, Янина, — сказал он, когда Кесума, горестно покачивая головой, поставила передо мной чай и блюдо с домашними пирожками. Я была не первой, кого настиг подобный удар, и они знали, что делать. Не стали зажигать верхний свет; горела одна настольная лампа. — Но ведь жизнь не кончена. Не надо так переживать. Ты экстрим-оператор.
      Уже нет.
      — Есть же питомник на Древней Земле.
      Я отпила чаю, обожглась и закашлялась.
      — Нет, — хрипло ответила я. Потрогала болезненным языком облезающее из-за кипятка нёбо. — Нет питомника на Древней Земле.
      Дитрих вздрогнул.
      — Ты о чем?
      Уже все равно. Я казнена много лет назад. Я — то, что осталось после казни. И меня скоро устранят. У меня не было сил притворяться. С этими людьми я знакома несколько часов. Мой контакт с ними исключительно делового характера. Я не должна им ничего говорить. Не имею права. Но мне так нужно, чтобы меня хоть кто-нибудь пожалел…
      — Меня зовут Янина Хенце, — сказала я. — У меня специальный сертификат.
      Кесума замерла с тарелкой бутербродов в руках. Дитрих опустил глаза.
      Больше ничего не понадобилось говорить.
      Они молчали несколько минут. Потом Дитрих поймал мой взгляд. Сплел пальцы. На высоких австрийских скулах играли желваки.
      — Подожди умирать, — сказал он и жестко усмехнулся.
 
      Конечно, они знали. Они помнили, кто такая Янина Хенце. Моя история задевала и их тоже. Они поняли, что означает мой специальный сертификат и почему мне нельзя на Древнюю Землю. Это совсем несложная загадка. Я бы на их месте тоже поняла.
      Но они не стали мне сочувствовать. Я удивилась. Я не предполагала, что кто-то вдруг станет действовать ради меня, без всякой логической причины. Я не так наивна, чтобы надеяться.
      — Ты ешь давай, — хладнокровно ответила Кесума.
      — Это касается меня впрямую, — ответил Дитрих. И объяснил.
      Он был старшим консультантом во время судебного процесса. Он вынес заключение о том, что мое оружие действовало помимо моей воли и без моего приказа. И все пять экспертов поставили внизу свои подписи.
      Меня должны были оправдать.
      Но прокурор оказался мастером своего дела. Был слишком хорош. Лучше, чем надо. Сверх меры.
      Убийственно.
      Я сидела, жевала и смотрела, как Дитрих размышляет. Его лицо окаменело, взгляд медленно бродил по тесной кухоньке. В своих браслетах он был похож на древнего германского воина. Кесума включила полный свет.
      — Мы могли бы тебя зачислить в штат, — сказала она. — Хоть кем. Года через два подрастут нынешние пострелята. И может, тогда. Но что ты отпишешь в Центр? — Она помолчала и добавила, приподняв брови. — В конце концов, ну не идиоты же они там, должны отнестись…
      И замолкла. Вспомнила, должно быть, как ее собирались бросить на растерзание ррит. Завидую бабушке Кесси. До таких лет сохранить веру в то, что не идиоты и должны отнестись.
      — Янина, — заговорил Дитрих. — Как погиб Аджи?
      — Он не погиб.
      Мастер изумленно вскинулся.
      — Это как?!
      И я рассказала. Про Фронтир и Ррит Кадару, сафари на ррит, про опыты. Про наш последний отчаянный рывок сквозь пустыню. Дитрих слушал, и движения его пальцев становились все более нервными.
      — Так ты общалась с самкой?
      — Да.
      — Ты ее контролировала?
      — Я ее просила.
      — Ты давала ей направление на цель?
      Я на мгновение задумалась.
      — Иногда да, иногда нет. Но она действовала в соответствии с заученными элементами.
      Мастер потер лоб.
      — Так ты с ней разговаривала? Ты разговаривала с ней, когда метаморфоз уже полностью завершился?
      — Когда самка ложится на яйца, это считается полным метаморфозом?
      Дитрих посмотрел на меня расширенными глазами. Мне показалось, с почтением.
      — Ты хочешь сказать, что просто говорила с ней вслух? — уточнил он.
      Это начало меня забавлять.
      — Нет. Обычный контакт. Мыслеобразы, эмоции, простые фразы.
      — Ничего себе! — ахнула Кесума, прижав ладонь к щеке.
      — Н-да, — сказал Дитрих, встал и отошел к окну. — Н-да, — он достал пачку и закурил.
      — А в чем дело?
      Дитрих сделал затяжку.
      — Вообще-то всегда считалось, что женщины не в состоянии входить в телепатический контакт с самками нукт, — сказал он, не глядя на меня. — Считалось, такой парадокс. Объяснялось какими-то загогулинами в биотоках мозга, хотя приличной теории не было. Н-да. Я всегда подозревал что-то в этом духе.
      — Может, это оттого, что он все-таки мой Аджи?
      — Может. Долгий опыт общения. Привязанность. Вообще-то я предполагал, что это вопрос желания самих нукт. Как и выбор ими оператора.
      — И… что?
      — Я думаю, что для тебя это хорошо, — ровно сказал мастер. — Хотя не думаю, что это хорошо в принципе. Я боюсь, что командование возьмет твой случай на вооружение.
      — Для этого им придется завести должность экмена.
      — Они заведут…
      Дитрих сказал это так, что я поверила. И содрогнулась.
      Аджи, снимающая «крысу» в полете. Аджи, перелетающая шестиметровый барьер. Даже если опасности нет, оружие должно совершенствоваться. Ибо опасность есть всегда. Внутри сознания. В глубине — под ним. Так установили хищники чийенки, избавленные природой от этого груза. Человек никогда не откажется от более эффективного оружия. Хотела бы я знать, кого выберут врагом, когда решат снова повоевать. Чийенкее? Цаосц? Или, как обычно, других людей?
      — А теперь ты расскажешь мне об экспериментаторах, — сухо произнес Дитрих. — Попрошу профессиональный отчет. Как в Центр.
      — Ты не Центр, — сказала я. Мне не понравился его тон. — Для начала ты ответишь, зачем тебе это.
      Мастер обернулся ко мне. Глаза у него прямо-таки светились. Нехорошо. Как радиоактивные.
      — Согласен, — сказал он.
 
      Я успела взъесться на Дитриха. А зря. Лед в его голосе предназначался не мне.
      Первоначально мастер собирался оставить меня в питомнике на правах ассистента. Как Кесуму. Потянуть за пару собственных ниточек, кое-кого впечатлить авторитетом. Мастеров слишком мало, чтобы пренебрегать ими.
      Но он знал больше, чем я думала.
      Я, как оказалось, вообще немного знала. В том числе — о месте, где провела три месяца.
      В мире происходило нечто большее.
      Когда Дитрих услышал об экспериментах фронтирских героев, то получил еще одну часть головоломки. И картинка у этого паззла складывалась нерадостная.
      Пару дней назад в нуктовый питомник на Терре-без-номера пришло распоряжение. С приложенной информацией. Под не самым распространенным грифом. На FGR-99/9 обнаружена нелегальная человеческая база. Степень альтернативности персонала приближена к антисоциальной. Развязан вялотекущий конфликт с хозяевами планеты.
      FGR-99/9 — это не просто край света. Это планета, принадлежащая анкайи. В реестре освоенных человечеством ее нет.
      Как туда попали разведчики Центра?
      Глупый вопрос. Это-то как раз неудивительно. Удивительно, почему нелегалов тянет к враждебным человечеству цивилизациям. Да, пресловутый кемайл был идеальным источником дохода. Да, странное мышление анкайи избавляло от проблем, неизбежных при аналогичном общении с другими расами…
      — Они добыли где-то самку, — тяжело сказал Дитрих. — Отсюда не могли. Земля отрицает. Может быть, выкрали яйцо и сумели выкормить малышку искусственно. Может быть, выкрали ее из какой-нибудь секретной лаборатории. До сих пор ведутся работы по генетическому усовершенствованию.
      Он помолчал. Лицо его было темно.
      — Она совсем маленькая, еще не до конца созревшая. Самки нукт разумны до такой степени, что физическая зрелость не означает личностной. А они фиксировали ее, оплодотворили и насильно заставили нестись. Представляешь?
      — Это преступление, — тихо сказала я. — Это как изнасилование несовершеннолетней.
      — Не «как».
      В этот момент Анжела положила передо мной на стол индикарту с новой информацией. Янину Лорцинг оформили на должность ассистента.
      Игорь, второй мастер, улетел в самый неудачный момент. Он не успевал вернуться с Урала. А Дитрих не мог оставить работу. Поэтому представителем питомника Земли-2 на FGR-99/9 летела я. По протоколу осмотр, транспортировку и, в случае необходимости, повторное приручение самки должны были проводить два специалиста — по одному от обеих школ.
      С Земли уже отправился на Терру-без-номера незнакомый мне молодой мастер.
      — Реальной необходимости никогда не бывает, — успокоил меня Дитрих. — Тот случай, когда бюрократия играет на руку. Если что-то случится, мастер справится и без тебя. Впрочем, я действительно считаю тебя специалистом.
      Он помолчал.
      — Интересно, как я объясню, по какому праву взял в подчинение и отправил на задание агента со специальным сертификатом… — и вдруг Дитрих плутовато ухмыльнулся. — Впрочем, им так же трудно будет объяснить мне, почему я не мог этого сделать. Я же понятия не имею, какой у тебя сертификат. Верно?
      Я с облегчением улыбнулась.
      Центр, конечно, может отозвать меня. Но может и не отозвать. Зачем? Может, меня оставят там, где есть. Я уже бесполезна, но какой смысл меня устранять? Из чистого людоедства? Глупости. Все, чем я отличаюсь от нормального оператора — слишком большое количество «смертных» забросов. Ха! Денег им, что ли, жалко станет на выплаты?
      Я уже лежала на надувной кровати в домике Кесумы, когда неожиданная мысль заставила меня вздрогнуть. Сон слетел.
      Самка. Я опять буду общаться с самкой. Я не могу самоустраниться. Должна буду, по крайней мере, присутствовать рядом с мастером. И если обычная самка, не метаморфировавший Аджи, вздумает со мной поболтать… Дитрих понимает, что земной мастер это увидит. Изумится. Нет причины, по которой он должен хранить молчание. Действительно, уникальный случай. Я стану необходима.
      Это хорошо для меня. Но плохо в принципе. Более эффективное оружие для генерального штаба армий Объединенного Человечества. Больше агрессии. Скоро потребуется дать ей выход. Люди уже сейчас алчно разыскивают врага.
      Но, выбирая между этическими ценностями и мной, Дитрих выбрал меня.
      И это приятно.

      «Ареал человечества должен расширяться!» — кричат одни. «Мы даже девять Терр не можем толком заселить, куда нам еще?» — возражают другие. Но первых слышно лучше и слушают их охотнее.
      На всякий случай. Лишним не будет.
      С земным мастером я встречалась в сквере, в одном из центральных районов Города. В колониях почти нет топонимов. Город обычно один, поэтому и называется так. Просто Город. Что на Фронтире, где людей очень мало, что на миллионной Терре-без-номера.
      На прощание мы с Дитрихом обнялись. По-дружески. Мне всегда нравились такие, как он. Спокойные, доброжелательные, слишком сильные, чтобы быть жестокими. Мне, если честно, нравился тот «кемайловый» бандит, у которого я снимала ангар. Он тоже был слишком сильным. Профессия. Нет смысла жалеть, что таким мужчинам нравятся ласковые домашние женщины. Хранительницы очага. А у меня боевые шрамы и форма в шкафу.
      И вообще выгляжу я не шикарно.
      Мастер шел сквозь толпу. Худой, высокий, темноволосый, с внимательным взглядом и плотно сжатым ртом. Он тоже носил браслеты, как и Дитрих. И тоже стальные. Только не из цепей, а из нешироких металлических полос. Я увидела это и удивилась. Мода, что ли, такая? Или пунктик мастерский? Я сразу вычислила его. Вряд ли кто-то еще его замечал, я все-таки знала, кого ищу, но он шел среди толпящихся людей, как… даже не знаю.
      Как офицер среди штафирок, вот.
      — Здравствуй, — сказала я.
      Он посмотрел на меня непроницаемым взглядом.
      — Здравствуйте.
      — Меня зовут Янина Лорцинг. Я из питомника. Ассистент. В прошлом экстрим-оператор. Я командирована лететь с вами.
      — Почему не мастер?
      Не люблю, когда со мной разговаривают таким тоном. Даже мастера. Я очень уважаю мастеров. Но я экстрим-оператор, а не секретарша.
      Будь со мной Аджи — зарычал бы на него. Не посмотрел, что мастер.
      — В данный момент Дитрих Вольф работает один, — ледяным голосом отчиталась я. — Игорь Мариненко проводит отпуск вне Терры. Поэтому было сочтено возможным послать меня. Если желаете, свяжитесь с командованием. Запросите особых условий. Меня отзовут.
      Он отвел лицо. Вид у него был утомленный и удрученный. Мастер погрузился в задумчивость, потер лоб, скинул тяжелую даже на вид туристическую сумку с плеча на асфальт. И с неожиданной мягкостью проговорил:
      — Эндрис Верес. Извини, Янина. Со мной бывает… иногда. Пожалуйста, извини.
      Я усмехнулась. Да, я знаю. Вы, мастера, странные дядьки. Мы, операторы, тоже странные. Друг на друга обижаться не дело.
      — Тебе нужно время, чтобы собраться?
      — Я готова, — для убедительности я подергала за лямки свой рюкзак. — Я думала, дело срочное.
      — Да нет, — Эндрис сел на скамейку, с которой я только что встала, и почесал нос; жест сделал его нескладным и потешным. — Там порядок. Девочка тихая. Ее даже временный гарнизон не боится. Вот только как бы с ней из-за ранней беременности чего-нибудь не случилось. Со мной врач прилетел. Он на космодром поехал, Макса искать.
      — А Макс — это кто?
      Эндрис с некоторой неловкостью улыбнулся.
      — Кролик. Пушистый.
      «Кролики» — это одновременно судовладельцы, капитаны и пилоты. Некоторые — разведчики, и тогда это Кролики Роджеры. Жирные Кролики возят грузы, работая на частные компании. Пушистые Кролики — это те, кого нанимают разные официальные учреждения. Мало денег, мало уважения.
      Если нас повезет «кролик», значит, начальство не придает большого значения операции. Ну и ладно. Нервов меньше.
      Оказалось, рядом с городом два космодрома. Тот, с которого отправляются постоянные маршруты, был совсем недалеко от черты города. С него все равно ходили только гиперы. Такси мчалось над бескрайним полем часа три, прежде чем мы увидали второй. Эндрису пришлось меня будить — я задремала в кресле от ровного хода.
      Я вышла, оглядела окрестности и подумала, что старинные космодромы в фильмах о войне снимались здесь. Хотя колонии меньше тридцати лет. Я точно видела где-то эти корпуса. И разномастные шаттлы. А вот где стоит гипер пушистого кролика Макса?
      Ха! Размечталась…
      О нет. Не хочу. Всю жизнь летала только на гиперах. Неужели мы потащимся на заатмосфернике. Если хотите знать, я их боюсь!
      — Бен, — сказал Эндрис. — Врач. И ксенолог. Джамин Янг.
      Толстенький лысый Бен Джамин Янг обрадованно затряс мою руку, через секунду передумал и чмокнул. Фу. Я с трудом удержалась, чтобы не вытереть пальцы. Если бы он со своей живостью был несколько менее закомплексованным и развязным, выглядел бы лучше. Я поприветствовала Бена. Он что-то весело протрещал. Глаза неприятные. Не то чтобы недружелюбные, но странные.
      — Бен один из лучших специалистов по контакту с анкайи, — вполголоса сказал Эндрис.
      Тогда понятно. Я почти посочувствовала ксенологу. Здесь и просто специалисту надо сильный разлад в мозгах иметь. А если ты лучший…
      И тут показался пушистый кролик.
      Вот бежит живая арматурина! Ну, точно. Один в один. Ой, не могу. Высоченный, тощий, узкоплечий — в трубу пролезет. Руки-ноги длинные. Передвигается бегом. Глаза — как плошки. И в довершение всего — чернокожий.
      — Привет, Макс! — сказала я. Ну не могла я обратиться к нему на «вы». Очень уж он был кроличий по виду.
      — Хай! — провозгласил он. — Чё, летим?
      — Пешком пойдем, — предложил Бен, и Макс с готовностью расхохотался.
      Ну и компашка. Если полет продлится достаточно долго, я скончаюсь. Я обменялась взглядами с Эндрисом. У мастера был виноватый вид.
      — У меня с собой карта, — тихо проговорил он. — Купил на Земле перед вылетом. Все новинки, классика…
      Макс попрыгал на месте, и я подумала, что он наверняка слушает африканскую музыку. Сутками и на весь корабль. Заберите меня отсюда. Ха! Ладно, буду считать это забросом категории А. На высшую опасность не тянет, но психически слабоустойчивым элементам персонала не рекомендуется.
      Когда я узрела максов челнок, я засомневалась в назначенной категории.
      — Втыкайтесь, — Макс махнул нам рукой. — Пристегивайтесь путем, эту хреньку жутко трясет.
      — Что? — упавшим голосом произнесла я.
      — Трясет, говорю.
      — Макс! Что это такое?!
      — Ты челнока, чё ли, никогда не видела?
      Я чуть не села, где стояла.
      — Ну да, — нервно сказал Макс. — Это модель «Скайуокер-23а». Они старые, да. Но «Скайуокеры» никогда, ни разу не давали сбоев. Даже под обстрелом.
      — Да твоя хреновина летает, как пнутый ежик! — взвыла я. — Сколько это продлится?
      — Три недели.
      — Твою мать!
      Макс разозлился.
      — На гипере, бэби, тоже шестнадцать дней, — мрачно сказал он. — Не на Терру летишь, сечём? «Делино» лучшая в своем классе. И она даже вместе с комплектом шаттлов, сборным космодромом, всеми запчастями и гарантией в двадцать раз дешевле, чем один гипер!
      Я безнадежно застонала.
      — Это же корабль времен войны!
      Я возмущалась. И хотела этой сентенцией Макса задеть. Но он вдруг с гордостью ответил:
      — Да, старушка Делли многое повидала.
      Тьфу ты. Угадала, называется.
      — Янина, — сказал Эндрис, когда мы сели, а Макс ушел в кабину, — гиперкорабли ходят только по терранским маршрутам. Они только там окупаются. На периферии пока что остаются заатмосферники. Странно, что ты не знала.
      — Я знала, — хмуро сказала я. — Но в забросы нас всегда возили на гиперах. И на Фронтире человек десять купили гиперкорабли. А там колония меньше двадцати тысяч.
      Эндрис приподнял бровь.
      — Заброс экстрим-операторов — не стандартная деловая поездка. И вообще-то под наш груз гипер пришлось бы переоборудовать. А какой в этом смысл? — он помедлил и добавил, — Фронтир? Интересно, откуда там такие деньги.
      — Кемайл, — я пожала плечами.
      — Кемайл добывают на Фронтире? — удивился Эндрис. — Мне казалось, где-то еще. Впрочем, понятно. Странно, что люди, имеющие деньги на гипер, остаются на каком-то Фронтире…
      Фронтир вообще странноватая планета. Где еще грязный, заросший щетиной отморозок может заиметь биопластиковую ленту, которая стоит столько же, сколько особняк в экологически чистом районе Древней Земли.
      И носить эту ленту в трусах. Для надежности.
      Нетипичное оружие — биопластиковая лента изначально применялась для боев в коридорах кораблей. Прострелить обшивку так же сложно изнутри, как снаружи, но системы жизнеобеспечения куда уязвимей. Особенно страшен сбой искусственной гравитации. Над этой проблемой конструкторы бьются с начала колониальной эры, но гравигенераторы по-прежнему остаются одними из самых нестабильных и ненадежных устройств. Это не значит, что они часто ломаются, просто другие системы выходят из строя гораздо реже и их можно достаточно быстро починить или отключить. Я своими глазами видела, что случилось с «крысой» приснопамятного местера Хейнрри из-за сбоя гравигенераторов. На больших кораблях устройства намного мощнее. Эффект может быть равен самоуничтожению судна.
      Пуля из стандартного ручного оружия для техники почти безопасна; применение чего-то более мощного недопустимо. Если, конечно, атакующие не камикадзе, а обороняющиеся не утратили последнюю надежду. Против пиратов пуль вполне достаточно. Но стандартная рритская броня держала автоматный огонь. И даже попадание в незащищенное место не выводило грозного противника из строя. Ррит чудовищно живучи.
      На Фронтире я слышала, что более удобного, чем биопластиковая лента, оснащения для охоты на ррит просто не существует. Из обыкновенной сети добыча либо уходит, либо использует нервущиеся нити для того, чтобы оборвать собственную жизнь.
      Убивает биопластик тоже весьма эффективно.
      Во время войны квазициты добывали безоглядно. И теперь их почти нет. В лабораторных условиях драгоценные клетки делиться отказываются. Поэтому они так дороги.
      Ха! Проведя всю сознательную жизнь в сплошных разлетах, я впервые попала на заатмосферный корабль.
      Пассажирский отсек оказался не так ужасен, как тот, что я видела в музее. Даже совсем не ужасен. Каюты огромные. Окна на оранжерею — это что-то. Здесь точно клаустрофобия не задушит. Я почувствовала себя виноватой перед Максом. Тот корабль, музейный экспонат, был совсем древний, а я почему-то представила себе именно его и перепугалась. «Делино», конечно, не лучшая в своем классе, очень уж старая. «Скайуокеры» производили еще лет пять после войны. Но видно, как Макс печется о своем корабле. Не по чистоте коридоров, отнюдь, на те есть автоматика. По оранжерее. Там цветники, за которыми надо ухаживать. Хотя бы время от времени. Не пекись он — росли бы неприхотливые кусты. До списания Делли куда как далеко.
      Я решила пойти в рубку. Посмотреть на экраны. Мы же висим над планетой, а я, вот смех, только на картинке видела, как выглядит планета из ближнего космоса. И еще я хотела извиниться перед Максом.
      Но пушистый кролик зла не помнил. Они вместе со вторым пилотом, молчаливым, плотно сбитым Васей уже «сняли» Делли с орбиты, корабль набирал скорость, и я минут десять глазела на то, как удаляется от нас пухлый, разноцветный, ярко озаренный шар. Почему-то казалось, что планета очень тяжелая и будто подвешена на тоненькой нити. И в то же время она была спокойной и сонной, как свернувшаяся клубком кошка.
      Вася общался с диспетчером, а Макс — со мной. Вообще-то я молчала, изредка похмыкивая, а он вовсю чесал языком. Но совсем меня не раздражал. Как Эльса.
      — Знаешь анекдот про абордаж и две тысячи зверюг на борту? — наконец по-приятельски выдал Макс. — Это про мою «Делино»! Ну, тогда она, сечём, еще не была моей…
      Ха! Я подумала, что все хозяева подобных старушек приписывают знаменитую байку своему борту.
      — На Делли возили живые мины, — продолжал Макс. — В грузаке контейнеры остались. Заломало разбирать. Столько места для задницы все равно еще никому не надо. Ты же, типа, с драконами раньше возилась, нет? Хочешь, покажу?
      Я полюбопытствовала.
      — Болбочут, что истребитель заткнулся и уволокся, — гуторил Макс, пока мы шли в грузовой отсек. — Но это враки. Ррит никогда бы так не сделали. Не их стиль!
      — Откуда ты знаешь, что в стиле ррит, а что нет?
      — Я? — он вытаращился на меня с оскорбленным видом. — Да я знаю историю войны лучше, чем курсанты, которые ее учат! Я документы читал, о которых вообще мало кто знает! Я изучал отчеты, которые только что рассекретили! Это не хобби, это натура жизнь моя! Я когда деньжат нашинкую, с поисковиками хожу по номерным, где бои шли. Я сам реконструктор. Я знаю войну лучше солдат!
      Вот это ты, парень, перегнул. Но ладно. Даже говорить стал по-другому, когда про «натуру жизнь» вспомнил…
      — Так вот, — отдышавшись, сообщил он, — ррит в ответ только фыркнули и пошли в насильственную стыковку. Тогда капитан приказал разбудить два контейнера и выпустить мальчиков в коридоры. А что делать-то было?
      — Два контейнера?
      — Двести голов. Слопали поганого врага, не подавились. Десятков семь перед этим, конечно, ррит угрохали, но оно еще и потому, что мальчики проснуться толком не успели.
      Я знаю. Для усыпления пользовались газом SSH, который беспощадно угнетает все жизненные процессы. Аджи мне рассказывал. В Джеймсоне на тренировках их подвергали пробной атаке, на всякий случай, чтобы распознавали запах сразу же, «с трех молекул». SSH-коктейль вполне мог синтезировать теоретический противник. Аджи после этого подполз ко мне чуть ли не на брюхе, положил голову на колени и стал жаловаться. А ведь газ пускали раз в семь легче военного снотворного.