— Идиотка, — раздраженно и горько сказал Дитрих. — Какая же ты идиотка…
      Я молчала. В голове стоял такой шум, что хотелось закрыть глаза и лежать пластом. Когда совсем не шевелишься, кажется, что вот еще несколько минут, и головокружение пройдет. Может целый день так казаться. У меня так уже было. Не один раз.
      И я действительно опустила веки.
      — Янина, — быстро зашептал мастер. — Яна! Ну…что ты? Ну, посмотри на меня, пожалуйста!
      Его голос был совсем рядом. Кажется, он опустился на корточки рядом с постелью. Потом подался ко мне, и я кожей почувствовала его тепло. Его дыхание.
      — Яна!
      — Что ты здесь делаешь? — спросила я, не открывая глаз. Надеялась, что от нескольких произнесенных слов мне не сделается хуже. Ха…
      — Я? — Дитрих вздохнул. Его рука обожгла мое запястье. Он-то точно здоров, почему его тело кажется мне таким жарким? У меня, должно быть, температура сейчас градусов тридцать пять…
      — Я… привез «умные капсулы», Яна. Живые мины.
      Только об этом переживать мне не хватало сейчас… Сердце чуть ёкнуло; в груди завязалась слабая злость на Дитриха, но тут же умолкла.
      Я спать хочу. Ничего больше не хочу.
      — Янхен…
      О, только не это! Меня так называл отец. Обычно в те минуты, когда отказывал мне в карманных деньгах или костерил за школьные неуспехи.
      Мне все-таки пришлось открыть глаза и разлепить губы.
      — Дитрих. Я не хочу сейчас говорить.
      Лицо у него было дикое и чуть помятое, точно со сна или из драки. Волосы растрепаны, слиплись, воротник рубашки почти черный… нет, не могу думать. Потом.
      — Хорошо, — кивнул он, — спи…
      Погладил меня по щеке. Я уже падала в сон, как в яму, когда почувствовала, что меня целуют в лоб, оправляя одеяло. От склонившегося надо мной Дитриха проливалась волна жара, как от близкого солнца.
      Должно быть, поэтому мне снился Фронтир. Планета, которая никогда не существовала в действительности: только в официальном реестре. Мы были там с Аджи и целых три месяца попросту убивали время, потому что задание все никак не приходило. Устав предполагает период акклиматизации, но не такой долгий. Фронтирские колонисты не раз видели нукт вблизи, во время зачисток и карательных операций, и потому относились к ним с искренней симпатией. И умели с ними общаться. Настолько, насколько может не-экстрим-оператор общаться с боевым псевдоящером. Когда я, сойдя с трапа, впервые увидела и оценила реакции фронтирцев, то немало удивилась. Обычно люди либо шарахаются от нас, либо лезут потрогать «зверя». Думают, он что-то вроде служебной собаки. Колонисты же вежливо заговаривали издалека, причем не со мной, а с Аджи. Ему очень нравилось.
      Поскольку Фронтир был колонией специфической, то каждый новоприбывший проходил собеседование. Это во время собеседования мое имя прочитали как «Джанарна»; меня это позабавило, и я не стала поправлять. Но уполномоченный, выйдя из кабинета вместе со мной, первым делом представил меня какому-то тощему старичку с диковатыми молодыми глазами, и представил, естественно, Джанарной. А через два дня чуть ли не весь город знал, что экстрим-оператора зовут именно так.
      Разговорчивого старичка здесь именовали Санди.
      Александер М. Дарикки, оставшийся в песке Фронтира навсегда.
      Как-то мы с Аджи пошли гулять к лесополосе. Вечером, когда стало прохладно, и можно было пройтись без фреонного костюма. Которого у меня, вообще-то, и не было. Пришлось брать напрокат. Местные быстрорастущие виды растений высадили, частью для защиты от ветра из пустыни и песков, частью для того, чтобы хоть что-то радовало глаз. У этого подобия парка гуляла «культурная публика» из колонистов. При свете фонарей и звезд. Там мы встретили Санди; долго спорили, и, в конце концов, он встал передо мной на колени, умоляя позировать для новой картины…
      Проснулась я, захваченная одной мыслью: я должна была согласиться тогда. Один кивок, — и все обернулось бы совсем иначе. Все. И не было бы местера Хейнрри, и Экмена, и Арис, и безумного рывка сквозь смерть, и ничего бы не сделалось с Аджи, и ничего не стало бы с самим живописцем, а у меня не было бы Терры-без-номера, питомника, «Делино», Малыша, Анжелы, Игоря, Дитриха…
      Все-таки я правильно сделала, что отказалась.
 
      Параноидальный бред. Очень весело. Видимо, как альтернатива истерике, в которую мне впасть слишком трудно: из трех необходимых ингредиентов присутствует только один. Шок. Но в равновесии все равно не удержаться.
      Я некоторое время не могла решить, действительно ли я лежу в индивидуальном боксе, в медотсеке «Виджайи», или это у меня предсмертные галлюцинации. Потому что рядом со мной сидел мастер Вольф, а что бы ему, вообще говоря, тут делать?
      Дитриху пришлось еще дважды повторить про «живые мины». И один раз вообще объяснить, что это такое. Я просыпалась, хлопала глазами, что-то говорила, ругалась и засыпала снова, и так раз пять.
      …меня спасли не то чтобы чудом. Просто случайно. Инерция вынесла сброшенный модуль далеко от гибнущего «Искандера», через пару минут ему предстояло врезаться в борт «Виджайи». Оттуда вышла эвакуационная шлюпка.
      А жизнеобеспечение сработало безупречно. Откажи система, даже чудо не позволило бы мне уцелеть. Но система сработала, у нее всего лишь полетели настройки.
      Температура внутри модуля была минус пятьдесят пять по Цельсию.
      Малыш всех напугал. Ему тоже пришлось несладко, но он находил силы бегать и верещать — а с его размерами и естественным вооружением получалось это очень грозно.
      Благо, что на «Виджайе» тоже были экстрим-операторы.
      В медотсеке я провалялась почти тридцать часов. Меня могли бы вытащить и раньше, но решили не торопиться, потому что поставить в строй до окончания драки все равно не успевали. Кого угодно другого бы успели, но не экстрим-оператора: тяжелый шок в нашей профессии равносилен серьезному ранению.
      Такие издержки.
      Зато очнулась я как раз к фильму.
 
      В принципе, никакой разницы. Есть тяжелая, опасная и не особо зрелищная работа пилотов, артиллеристов, десанта, операторов камуфляжных установок и кораблей-обманок. Есть камеры слежения, достаточно правдиво фиксирующие их работу. Есть люди, монтирующие из этих материалов документальные фильмы. Когда ситуация горячая, рейтинг звенит, и зрители требуют еще, чего угодно, но только бы еще чего-нибудь о происходящем, — фильм могут сделать за несколько часов.
      Мне в юности довелось участвовать в гуманитарной операции на Земле-2. Подавляли выступления сепаратистов. Даже во время уничтожения наркозавода на Первой Терре жертв было меньше. Но я не о жертвах; когда мы вернулись на базу, то по двум частным каналам уже крутили полностью сверстанный новостной выпуск. Интервью, мнения высших лиц, правозащитников, руководителей партий. Мы еще умыться не успели, а они все уже были прекрасно осведомлены о произошедшем.
      …я не знаю, почему против нас не применили резаки, которые у противника совершенно точно были, по сведениям журналистов. Результат операции мог бы получиться совершенно иным. Во всяком случае, наших трупов на той площади осталось бы куда больше. Кто и как в этой бойне сумел бескровно конфисковать у террористов оружие, я тоже не поняла.
      И еще. Мы с Аджи стояли в оцеплении с самого начала. Я своими глазами видела, что в толпе демонстрантов есть вооруженные люди. Но правительственные отряды начали стрелять первыми. В новостях сказали, что начали атаку сепаратисты. Может, они начали ее где-то очень далеко от нас. Не знаю.
      Фильм о трагических событиях на Терре сделали за двадцать часов. Съемки оказались так удачны, что лента, «Земляне-Два», завоевала премию. А Киноассоциация присвоила ей рейтинг R, за жестокость и натуралистичность…
      Так что опыт у журналистов был. И с материалами — не проблема.
      Документальный фильм о сражении у беспланетной звезды GHP-70/4 уже сняли.
      Нет никакой разницы. Точно так же, как я сейчас, этот фильм будут смотреть сделавшие свою работу пилоты и артиллеристы, смотреть и восхищаться тем, как их работа выглядела на самом деле…
      Урмила, майор медслужбы на «Виджайе», поймала Дитриха в коридоре, когда он нес мне запись, и попыталась его развернуть. Она, конечно, была по-своему права, но позволила себя переубедить. Не без охоты.
      Пациенту, пострадавшему от недавних событий и едва отошедшему от шока, конечно, не стоит смотреть рассказ о них.
      Если только это не рассказ о победе.
 
      Нормального портативного телещита не нашлось, и Дитрих принес обычный листок электронной бумаги. Мы вместе долго пытались его приспособить так, чтобы поверхность не отливала нефтяной радугой, и в процессе стукнулись лбами.
      Листок устроился на спинку кровати как-то сам собой, а мы долго смотрели друг на друга. В какой-то миг мне показалось, что между нами сейчас состоится телепатический контакт. Но у Homo sapiens все же есть другие способы общаться без слов.
      Дитрих снял с левой руки железный браслет и надел его мне на запястье. Металлические звенья оказались горячими и такими тяжелыми, что я не смогла удержать руку на весу; он взял ее и поцеловал ладонь. Пока у меня по спине бежали мурашки, как ни в чем не бывало сел на пол. Включил запись.
      Первая картинка была мне знакома: пустой мостик «Гагарина».
      С минуту друг друга сменяли голографические поля визуализаторов. Должно быть, с разных кораблей. Последний, адмиральский, покрывал невероятную площадь. На «Испел» местер Нараян перепутал эскадры, потому что поле айлэндова «визика» было недостаточно широким; а ведь его приобрел для себя сын миллиардера. Вряд ли поскупился.
      Визуализаторы изобрели русские. Русские не экономят на армии. Не сомневаюсь, что на «Гагарине» стоит самая лучшая, самая последняя разработка. А может, уже не последняя. Но впечатляет, знаете ли: в поле умещались почти все силы «второй линии» обороны. Наглядно демонстрируя, что это меньше всего линия, скорее уж, полусфера.
      Радиус видеополя, должно быть, составлял десятки световых лет; учитывая, что от одного края полусферы до другого несколько часов пути даже на гипере…
      Кадр застыл.
      — И что? — вырвалось у меня.
      — Вы в этот момент уже прилетели на «Искандер», — сказал Дитрих. — Здесь вырезано, конечно, а был почти час ожидания. Час галактической передачи, за который показывали только эту картинку. Можешь представить, что чувствовали люди где-нибудь на Земле…
      — А… ты? То есть… — я не знала, что заставило меня смутиться, — где ты был тогда?
      Дитрих оторвал взгляд от экрана и посмотрел мне в лицо — снизу вверх.
      — Недалеко отсюда, — ответил он, улыбнувшись чуть грустно. — Там хороший прием.
      Я потерла висок: словно бы извилины по-настоящему, а не фигурально, напряглись.
      — Это… эта планета — недалеко?!
      — Именно.
      — Так близко? — мне казалось, что материнский мир нукт должен находиться где-нибудь на самом краю «большого круга кровообращения», если вообще в нашем Ареале. Так близко. Совсем рядом с «сердцем»…
      — Да, Яна… Так что же в этом плохого? Я успел вовремя.
      И правда. Издалека мог бы не успеть…
      Хотя факт наличия «умных капсул» не был решающим. О решающих фактах тщательно позаботились задолго до столкновения армий.
      То, что происходило еще полчаса экранного времени, едва ли не каждый первый представитель человечества уже видывал раньше. В художественном кино. Вся разница, что в художественных лентах чийенков в качестве противника не выводили. Тогда это было бы политически некорректно. А еще многие представители человечества играют в компьютерные игры. Вот на игру это и было похоже. Симулятор. Сверхреалистичный и оттого немного скучный. Я не любительница, но старший брат играл. В «Dominant race», а еще в ту же DR, части вторая и третья. И этот маневр, «четверной крюк», которым действуют против оборонного построения полусферой, я видела.
      В игре.
      Там очень наглядно.
      Переключались виды капитанских мостиков, рубок, коридоров разных кораблей. Изредка вступал голос диктора, пояснял детали. Забегал вперед, объяснял происходящее: это пока было единственное, что отличало фильм от просто набора записей камер.
      Не только ррит контролировали свой пиратский флот.
      Почти весь флот чийенкее, модернизированный по рритским технологиям, отправился указывать х’манкам их место. Пока наши эскадры во главе с «Гагариным» угрожающе красовались перед ррит, маня их, словно ос на медовый слиток, Дикий Порт, чьим начальником был человек, предпринял собственную атаку.
      На Чиинн-йенкьи.
      Гиперы богатейших пиратов смогли даже пройти сквозь планетарную защиту и пострелять по мирным жителям.
      Воины-чийенки взвыли, прокляли все на свете, и в первую очередь — своих союзников ррит. Уйти все разом они не могли, это влекло однозначное поражение. Но и оставить Матерь Чийенкее в опасности было выше их сил.
      …превосходство врага по численности было минимальным. Люди уступали в маневренности, но выигрывали в атаке. Чаши весов трепетали рядом. За кормами судов, прекрасная, возлюбленная, немыслимо драгоценная, сияла Древняя Земля.
      В трех днях пути от сердца Ареала ракетоносный фрегат «Махешвара» открыл огонь по врагу.
      Архив флагмана эскадры, к которой был приписан корабль, сохранил записи передач. Последним, что сказал капитан ракетоносца перед взрывом двигателей, было: «Х’манки побеждают».
 
      Это обычное дело: использовать последние минуты записи бортовых камер. Не постановочные взрывы, не режиссированные смерти. Не поддельные эмоции. Это заставляет сердце подкатывать к горлу, дыхание — сбиваться, губы — пересыхать. Людям нравится такое смотреть. Мне тоже нравилось когда-то. В детстве. А теперь мне хочется, как маленькой, закрыть глаза и заткнуть уши. Когда гибнут свои…
      По крайней мере, длилось недолго.
      На экране вновь мелькнул адмиральский визуализатор. Ужасающая картина смешения флотов разных цивилизаций. Знакомые, акульи и птичьи, очертания наших судов, — и чужое. Враждебное. На физиологическом, до-сознательном уровне жуткое. Несмотря на кажущуюся привычку. Иной разум…
      Почти мирный, почти тихий кадр: мостик «Юрия Гагарина». Адмирал Захаров, прямой и строгий, другие люди в форме, немолодые, в высоких чинах…
      Экран капитанской связи.
      Как только я увидела этот экран, мигом поняла, что за сцена сейчас будет. Эффект неожиданности пропал. А вот ощущения тех, кто ни сном, ни духом не ведал, что существует человек по имени Морган Стюарт, с некой миссией прибывший на борт флагмана…
      Нет, я не права.
      Относительно эффекта неожиданности.
      Такого не ждала даже я.
      Дитрих тихо засмеялся, когда я стиснула его пальцы.
      Знаете, иной раз говорят, «казалось, что мертвые поднялись из могил, чтобы встать плечом к плечу с живыми». Какое-то мгновение я готова была поверить в то, что так и есть. Слишком невероятно. Невозможно.
      Пожалуй, меня должны были одолеть философские мысли. Но я просто сидела в постели с разинутым ртом и смотрела, пока там, на листке электронной бумаги, тридцать часов назад, пытались наладить связь. Там, в кадре, на одном из щитовых экранов крутилась трехмерная модель, позволяя разглядеть себя во всей красе.
      Этот тип тяжелых крейсеров считался устаревшим уже к концу Великой войны. Сначала их звали «звездочками», потом «бегемотами», потом «старушками». Потом привели к орбитальным докам Марса или Терры-7 и распилили на металл. Кажется, где-то на дальних гарнизонах оставались одна или две единицы, но лишь там, куда не доходило финансирование. Огромные, неповоротливые, бестолковые махины, зачастую не успевающие прицелиться по верткому противнику, но чудовищно мощные. Несокрушимые.
      «Тодесстерны».
      Они появились из ниоткуда. Они всего-навсего вышли из мерцания, но казалось, что вынырнули из прошлого. На эту модель никогда не ставили гипертехнологичные двигатели. Их просто не было тогда. Да и не понесет один двигатель такое чудовище, нужно не меньше трех на каждый корабль… сколько же стоило переоснащение?!
      Капитанский экран словно вспыхнул — белое сияние, наполнявшее помещение по ту сторону, захлестнуло мостик суперкрейсера.
      — На связи Дикий Порт…
      Это сказал человек, а не компьютер, и сказал неуверенно. Механический интеллект недоумевал: он должен был знать номер планеты, ее название или хотя бы Ареал ее нахождения, если вызывала другая цивилизация. По этому миру сведений не было.
      Никаких.
      Невыразительное, узкое и узкоглазое, идольское лицо было до странности похоже на лицо Верховного командующего Камимуры, но этот человек носил длинные волосы, — почти полностью седые, — и штатский белый костюм. Глаза — как черные провалы дул в щелях бойниц.
      Семитерранин по фамилии Захаров смотрел в экран.
      Стоя.
      Бесстрастный голос с характерной японской артикуляцией произнес на SE:
      — Божественный ветер, безусловно, сметет демонов.
      — Местеру Терадзава, начальнику Дикого Порта, наше почтение! — прогремел в ответ адмирал.
      Вот оно что.
      Вернее, кто.
      Главный корсар Галактики выглядел вполне соответственно должности.
      Демонически.
      — Узнаете корабли, адмирал? — сладчайшим голосом спросил пират.
      Их узнал бы всякий, знакомый с историей флота.
      Я с ней, честно признаюсь, знакома весьма слабо. Но адмиралу не составляло труда узнать; создатели фильма, в свою очередь, отыскали специалиста, и диктор за кадром немедленно прочитал справку.
      Два крейсера, потерянные во время битвы за Ррит Иррьенкху. «Ямамото Исуроку» и «Калифорния». Они считались уничтоженными огнем противника, но остатки их так и не были найдены. Для любого другого типа кораблей это возможно — быть расстрелянным в пыль. Но «тодесстерны» и прежде считались слишком крупными судами, со слишком толстой броней, чтобы исчезнуть бесследно…
      Как? Кто увел их?
      Двух человеческих «старушек» оказалось вполне достаточно, чтобы развернуть в свою сторону одну из «великих матерей» ррит.
      — Кто их ведет? — сухо проговорил Захаров.
      — Божественный ветер…
      Невероятным образом начальник Дикого Порта сумел не сфальшивить.
      Визуализатор. Два «дарящих смерть» буквально метнулись навстречу «Ямамото», совершив головокружительный маневр. Никакие ухищрения с гравитацией не позволили бы людям выжить при таком, но у ррит иначе устроены и системы жизнеобеспечения, и собственные их тела.
      Я нашла в видеополе «Искандер». Линкор приближался к «Вдохновению мести».
      Древняя «Калифорния» шла навстречу уральскому флагману. Ймерх’аххар между ними словно замерла — львицей между двумя носорогами. Визуализатор не мог показать, чего за прошедшие минуты добилась артиллерия, и это, пожалуй, было единственным художественным упущением.
      Потом добавят, не сомневаюсь. И вид кораблей из ближнего космоса, и то, как взрывы, похожие на пригоршни сияющей воды, растекаются по серым брюхам, и срывающиеся части брони…
      — Это все шло в прямом эфире, — проговорил Дитрих.
      — Что?
      — Здесь не редактированная запись. Так и показывали. На Земле, на всех колониях.