Мужчина сидел в машине и задумчиво созерцал сторожку. На этот раз погода была холодной. Стылый ветер, редкие лужицы крепко скованы твердым толстым льдом. Даже дышать приходилось с опаской: холодный воздух нестерпимо жег носоглотку. Мужчина представил, каково сейчас в бетонном подвале, и содрогнулся. Но затем взял себя в руки. Нельзя достичь своей цели без усилий и страданий. Эта истина бесспорна. Сколько мужчина себя помнил, люди получали то, к чему стремились, прикладывая огромные, до лопанья вен на руках, усилия. Начиная от Павки Корчагина и заканчивая отцом мужчины, который умер в пятьдесят лет из-за хронической усталости, вызванной десяти-, а то и двенадцатичасовым рабочим днем.

Мужчина засунул руку под куртку и вытащил из нагрудного кармана рубашки небольшой медальон. Круглый кусочек металла был согрет теплом тела. От всего сердца, можно сказать. Сегодня — решающий день. Или— да, или… Мужчина пока не решил, что будет заключать в себе второе «или». Но его наступление, похоже, приближалось неизбежно. Он промучился с Катей уже два месяца. Листья с деревьев совсем облетели, пару раз с неба срывался снег — торопливый, осторожный, похожий на разведчика, пробирающегося по вражеской территории. Еще чуть-чуть — и можно открывать шампанское к новогоднему столу. А сознание девушки все еще оставалось на прежнем уровне.

Нельзя сказать, чтобы она не пыталась что-то предпринять. Пыталась, да еще как! Просила, плакала, умоляла, угрожала… Обещала все мыслимые и немыслимые кары от своих дружков бандитов. Предлагала безумные сексуальные оргии, как со своим участием, так и с толпой подружек, услуги которых божилась оплатить из собственного кармана. Давила на жалость, рассказывала о больном папе и почти нищенствующей маме, прозябавших в захолустье и рассчитывавших на регулярную финансовую помощь от нежно обожаемой дочки. Лепетала о любимом парне, к которому собиралась вернуться аккурат после ночи их с мужчиной знакомства. Ей. видите ли, не хватало как раз той несчастной тысячи на билет…

Чуть позже, когда девушку настигла ломка, ее слова потеряли убедительность и минимальную логику. Катя металась по загаженному полу бетонного мешка, плевалась, пускала пену изо рта. Затем, придя на минуту в себя, призывала на голову мужчины проклятья — и тут же предлагала сделать королевский минет за дозу.

Ты ведь не знаешь, что такое королевский минет, котенок? Иди, мамочка покажет тебе! Иди же скорее! Только не забудь привезти мне дозу. Очень тебя прошу, не забудь! Если ты не знаешь, где можно купить то, что мне надо, я дам тебе адрес. Так и скажешь: порошок для Кати. Они меня знают. Только поторопись, ради Бога, поторопись! Почему ты стоишь? Почему? Ну не стой же там, говнюк! Ну что ты смотришь, мразь! Мне нужна наркота, понял? Давай, быстро дуй за ней! Быстро! Мудак, сволочь, пидарас!

Несколько раз мужчине казалось, что девушка умерла. Он приезжал, как обычно, открывал люк, чтобы спустить вниз пакет с дровами и провизией, — и видел только неподвижно лежащее тело. В таких случаях мужчина читал наизусть отходную молитву. Потом опускал таки пакет в подвал, захлопывал люк и уезжал. А когда возвращался — видел распотрошенную поклажу и стучащую от холода зубами Катю, обнимавшую буржуйку.

Ломка, таким образом, прошла. Вот уже две недели Катя не заикалась о наркотиках. Приятно, конечно. Но главная цель так и не была достигнута. Мужчина раздумывал о том, что делать дальше. Выбор разнообразием не радовал. Когда наступит зима, девушка умрет от холода. Мощность буржуйки ничтожно смешна перед трескучей силой легендарных русских морозов, сломавших хребет не одной армии иноземных захватчиков, мечтавших устроить в Кремле бордель.

Другой вариант — он мог сам убить ее. Сделать это несложно: достаточно просто спуститься вниз и резанут по горлу бритвой. Или использовать молоток. Или нож. Вариантов — море, как квадратиков в билете для лото. В любом случае девушка не окажет сопротивления. Она сильно ослабла за время заточения; пищи, которую приносил ей мужчина, хватало только на поддержание искорки жизни в хронически продрогшем, покрывшемся коростой теле. Но мужчину смущала такая развязка. Одно дело — пытаться направить человека на предназначенный ему Богом путь. Совсем другое — убить его. Лишать жизни людей в общем-то не возбраняется. Но только если они представляют угрозу правому делу. А Катя не представляла угрозы. Она блуждала в потемках, но на основополагающие истины бытия девушка не покушалась. И насильственная смерть — не выход, совсем не выход. Косвенно это будет означать поражение идеи мужчины. Значит, планы, о которых он так долго мечтал ночами, недейственны, а его путь ошибочен.

Но он не может быть ошибочным. Не может, просто потому, что… не может. Это аксиома. И не надо ставить ее в зависимость от тонкой опасной бритвы с выгравированной на рукоятке из слоновой кости свастикой, доставшейся мужчине в наследство от повоевавшего в свое время деда.

Впрочем, надежда еще оставалась. За два месяца Катя ни разу не пробовала покончить жизнь самоубийством. Уже хорошо. Значит, она не сдается. Она ищет выход. А кто ищет, тот, согласно старой большевистской поговорке, нагло украденной из Библии, всегда найдет.

Мужчина засунул медальон в боковой карман куртки, вылез из машины и, ломая сапогами лед, пошел к сторожке. Люк открылся легко: заметив в один из визитов, что петли скрипят, мужчина заботливо смазал их машинным маслом. Из мрачной сырой глубины пахнуло дымом и вонью от испражнений. Катя уже совсем не напоминала надменную ночную бабочку, севшую в сиреневую «шестерку» два месяца назад. Белые некогда волосы покрывал толстый слой сажи. Грязное лицо, загноившиеся губы. Траурная кайма под ногтями. Дырявые чулки, испачканная, порванная одежда.

— Привет! — сказал мужчина, бросая пакет вниз.

Девушка, пошатываясь, встала на ноги и попыталась вытянуться в струнку. Ее немного шатало от голода. Фиолетово-черные пальцы рук вот уже которую неделю мелко тряслись. Тем не менее Катя сумела посмотреть в глаза мужчины и даже улыбнуться:

— Здравствуйте!

Это было уже что-то новенькое. Мужчина не помнил, когда Катя последний раз вежливо здоровалась с ним. Обычно она сразу воспроизводила затейливую матерную руладу или же просто игнорировала посетителя, отвернувшись к стене.

— Как дела? — спросил мужчина, закуривая.

У него уже сложился определенный этикет за это время. Пакет вниз — первая сигарета. Разговоры о жизни. Терпеливое выслушивание угроз и обещаний. Вторая сигарета — и неторопливые, деликатные намеки об истинном пути.

— У меня все хорошо, — стуча зубами, сказала девушка.

И снова улыбнулась.

— Неужели? — искренне удивился мужчина. — Что же тут может быть хорошего? Ты сидишь в дерьме и холоде. И выслушиваешь нудные наставления от похитившего тебя подонка.

Иногда он любил пошутить. Самоирония — единственная защита гения от крайне опасного греха гордыни.

— Зато у меня есть время подумать.

Мужчина глубоко затянулся сигаретой.

— Ты уверена, что тебе надо думать?

— Думать надо любому человеческому существу, если оно не хочет быть тупым животным.

Еще один сюрприз. Впервые из уст Кати прозвучали более-менее осмысленные слова — такие, на которые рассчитывал мужчина. До этого говорить о высоких материях приходилось ему. И только ему. «Долг», «ответственность», «правда», «совесть», «патриотизм» — казалось, эти слова безнадежно запутываются в закопченных стенах бетонного мешка и, так и не достигнув сердца адресата, стекают вниз, к пеплу и испражнениям. А сегодня…

— Хорошо, и что же ты надумала? — спросил мужчина, усаживаясь поудобнее. Он любил свешивать ноги вниз подвала и даже заготовил для этого специальное удобное полено, которое подкладывал под себя во избежание обморожения мошонки. Такая позиция таила определенный риск: однажды, в самом начале, Катя умудрилась высоко подпрыгнуть и ухватила мужчину за ботинок, едва не стащив его, таким образом, к себе. Случись намерение девушки — даже страшно подумать, в какой ситуации он оказался бы. Нет, Катю из строя вывести довольно легко. Но самому из подвала выбраться нельзя. Зато умереть от голода и холода очень даже можно, всего за каких-то пару дней. А если тайник обнаружат случайные охотники — как объяснить им все, что произошло? Спасибо, шнурки, которыми по обычаю снабжали изготовители армейскую обувь, были хилыми: они лопнули почти сразу. И мужчина, оставив свой ботинок в руках Кати, смог-таки вырваться. Пришлось врать жене, строго следившей за состоянием его вещей, что испортил ботинки во время рихтовки бампера «шестерки» и отдал за ненадобностью какому-то случайно подвернувшемуся бомжу…

Сейчас, впрочем, мужчина был спокоен: Катя настолько ослабла, что и на ногах стояла с трудом. Куда уж тут до прыжков… А ему нравилось наблюдать за ней, свесив ноги вниз: ты как бы рядом, но все же далеко, и чувство превосходства победно грело душу. Интересно, что придумала Катя на этот раз?

— В моей голове очень много мыслей, — ответила девушка на вопрос мужчины. — Хотя все мысли — х…ня.

Мужчина досадливо поморщился. Он пытался отучить Катю от неприличных слов. Имел право — сам он употреблял их редко, да и то в крайних, заслуживающих оправдания случаях. Ну, например, когда спорил с грузчиками, поставившими вмятину при транспортировке нового большого холодильника, купленного в рассрочку на два года. Или когда попадал молотком по пальцу. Однако Катя продолжала с упорством, достойным иного применения, пачкать свой язык грязными непотребствами.

— Прости, — сказала девушка, заметив реакцию мужчины. — Я помню, ты просил меня не материться. Я стараюсь, правда. Но иногда срываюсь.

— Ладно, — махнул рукой мужчина. — Так что ты хотела мне сказать?

— Ничего.

— Ничего?

— Ты же сам учил меня, что говорят только слабые. Все беды в нашей стране происходят от того, что люди только говорят, в то время как воры, му…. прости, негодяи и кавказцы делают. Они делают то, что им нужно, а мы только говорим о том, как это плохо. Но мы должны исправить положение.

— И что готова сделать лично ты?

— Я готова действовать.

Мужчина выбросил окурок подальше, проследив, чтобы он не попал на деревянные части сторожки, оставшиеся после пожара. Что ж, в Катиных словах наличествовал определенный смысл. Но, скорее всего, это очередная уловка.

Я готова действовать, котик. Только ты сначала достань меня из подвала, отмой, перевяжи раны, накорми. Тогда я начну действовать, можешь не сомневаться. Хотя, может, и заявлю сначала о том, что ты со мной делал, куда следует. Тоже ведь действие…

— Вижу, ты мне не веришь, — донесся снизу тихий голос— Все правильно: таким, как я, верить нельзя в принципе. Но, знаешь, это неважно.

— Почему?

— Потому, что ты сделал меня свободной. Эти ворота рая, о которых ты говорил… я почувствовала их. Поэтому то, что я сделаю сейчас, я сделаю только для себя. Мне не надо от тебя ничего. Я специально дожидалась тебя, чтобы сказать это и… и показать.

Девушка нагнулась и подняла с пола раскрытую опасную бритву. В темноте белая рукоятка представлялась неярким пятном, зато луна насытила стальное лезвие деликатным, мерцающим свечением.

— Что ты собираешься делать? — спросил заинтригованный мужчина.

— Меня по жизни соблазняли две вещи, — сказала девушка, поднимая бритву к лицу. — Деньги и еб… прости, деньги и секс. Ты же знаешь, я считала себя красивой и хотела стать фотомоделью. Для чего? Для того, чтобы видеть свою рожу на обложках журналов и грести зелень лопатою. А в свободное время — жрать и трахаться. Я осознала, что это неправильно. Мои желания привели меня нa панель. И если бы ты не забрал меня оттуда, я отбросила бы коньки… то есть я умерла бы максимум года через полтора. На наркотиках дольше не живут…

— И что теперь? — спросил мужчина, чувствуя усиленное сердцебиение. Внутри у него все тряслось от нетерпения. В груди закипал пожар ликования.

— Теперь я хочу изгнать свои грехи. Я сказала, что я осознала их. Но это может быть неправда, верно? Может, я говорю это только для того, чтобы освободиться?

— Может, — согласился мужчина.

— Тогда к черту разговоры, — решительно произнесла Катя. — Я должна искупить свою вину. И я сделаю это. Потому что в Библии сказано: «Если тебя соблазняет твой глаз — вырви его на хр…. прости, просто вырви его и отбрось подальше». Может, я говорю не совсем так, как там написано, но смысл такой. И я сделаю это.

Ладони мужчины вспотели от возбуждения. Примерно месяц назад он привез для Кати Библию карманного формата — в мягкой обложке, с тонкими, папиросной бумаги, страницами. Их бесплатно раздавали протестанты, хлынувшие в страну лет пятнадцать назад, и тогда мужчина соблазнился на подачку, поскольку еще не твердо стоял на пути. Книга долго пылилась на антресолях. Выбрасывать ее было жалко, читать — невозможно: церковь отрицательно относилась ко всем этим западным перепечаткам слова Божия в коленкоровых переплетах. Постигать Истину в таком исполнении — все равно что пить воду из грязного ведра. Поэтому мужчина привез Библию Кате. Он не рассчитывал, что девушка пролистает хоть одну главу. Техническая возможность для чтения существовала: установилось бабье лето, и мужчина иногда приезжал к сторожке днем, открывал люк и, покуривая, сидел несколько часов на раскладном рыболовном стульчике, погрузившись в думы. Таким образом, девушка ловила прощальные поцелуи осеннего солнца и дышала свежим воздухом. Сеансы эти устраивались конечно же не для чтения, а из чистого милосердия. Но оказалось, пленница нашла в себе силы открыть книгу…

— Еще раз спасибо, — произнесла Катя и поднесла бритву к голове.

Затем она сделала резкое движение. На пол упал клок грязных волос. Мужчина понял, что девушка хочет обрить себя наголо. Она с ожесточением проводила бритвой по голове, и каждый раз на пол летели новые пряди. Это был нелегкий процесс. С одной стороны, волосы сбривались легко, поскольку покрылись сажей и грязью — естественными, хотя и отвратительными увлажнителями. Но по этой же причине бритва вместе с волосам резала кожу. Катя несколько раз вздрагивала от боли, по ее вискам текли струйки крови. Но пальцы крепко сжимали бритву. При этом она смотрела прямо в лицо мужчине. Долгий, проникающий взгляд, в котором не было и капли ненависти или осуждения. Нет, нет и еще раз нет! Только решимость и… и…

ПРЕДАННОСТЬ!

Мужчина пошатнулся, как от удара. Слово возникло где-то в глубине его существа. Чуть пониже сердца. Словно от Кати внутрь его тела прошла какая-то волна и, ударившись при откате о ребра, вымыла к мозгу драгоценную жемчужину.

Преданность! — загудело в голове.

Преданность! — зашлось от восторга сердце.

Преданность! — мягко пропульсировал низ живота, заставив гениталии напрячься.

Между тем Катя закончила свое дело. Лысая, окровавленная, она стояла на загаженном полу подвала и продолжала смотреть в глаза мужчины. Он захотел немедленно бросить вниз веревку, но его остановило то же сладостное чувство, которое пронзало сейчас его тело.

— Ты меня поражаешь, — глухо сказал он, пристально рассматривая голову девушки. Кое-где на ней остались редкие волоски, ускользнувшие от бритвы. Впрочем, они не торчали вверх, а, смешавшись с кровью, прилипли к коже, сделавшись похожими на корневую систему вынутого из земли сорняка.

— Это ерунда, — сплюнула набежавшую ей на губы кровь Катя. — Волосы отрастут. Волосы всегда отрастают. Остаются только шрамы.

Медленно, стиснув зубы, она полоснула себя по лицу. Лезвие, и до того не бывшее острым, а от бритья окончательно затупившееся, резало кожу только после сильного нажима, нехотя. Тем глубже получалось проникновение. Из щеки Екатерины брызнула густая кровь — точно сок из спелого граната. Девушка охнула от боли, но бритву от лица не отняла и довела руку почти до самого подбородка. Теперь ее правая щека оказалась разъятой надвое. В глубине рассевшейся по разные стороны кожи, виднелась мышечная ткань. Кровь лилась хлюпая, почти фонтаном.

— Ты… ты… — не смог подобрать слов мужчина.

— Я всего лишь уничтожила свою тягу к суетной славе и деньгам, — сказала девушка уголком рта, дальнего от пореза. — Теперь никаких обложек журналов и денег соответственно.

— Я сейчас принесу веревку, — выдохнул мужчина. — Ты достойна выйти из этого подвала.

— Нет, — покачала головой девушка, отчего кровь из раны полилась еще сильнее. — Я уничтожила только одну голову дракона. Осталась еще одна. Мне ведь нравилось заниматься сексом. Никогда не верь проституткам, утверждающим, что на панель их толкнула нужда — им просто нравилось сношаться. Поэтому опасность взяться за старое всегда будет существовать. В Москве слишком много клиентов. Некоторых даже возбуждает, если у женщины есть физический недостаток.

Катя перешла в другой угол подвала. Только сейчас мужчина заметил, что буржуйка натоплена добела. Невероятно, но Катя, по всей видимости, экономила дрова несколько дней. Как ей удалось продержаться — один бог знает. Зато теперь закопченное железо алело от жара, маленькие, оранжевые в темноте угли источали легкий дымок.

— Что ты собираешься делать? — пересохшими губами прошептал мужчина.

Девушка рванула на себе юбку. Пришедшая в ветхость за два месяца материя поддалась легко, даже без треска. Мужчина увидел, что под юбкой у Кати ничего не надето. Наверное, она загодя избавилась от нижнего белья.

— Я хочу отрубить вторую голову зверю, — произнесла девушка.

— Постой, в этом нет нужды! — крикнул мужчина, хотя его сердце сжалось от предвкушения.

— Надо идти до конца, — сделала жалкую попытку улыбнуться Катя. Улыбка мгновенно сменилась гримасой боли. — Пока между моих ног есть источник греха, я всегда смогу вернуться на панель. А я не вернусь на панель. Никогда! И я докажу тебе это!

— Стой! — вяло произнес мужчина.

Его лоб покрылся горячей испариной. Сердце колотилось в бешеном ритме. Тело тряслось от возбуждения.

Девушка поставила ноги так, что буржуйка оказалась прямо под ее промежностью.

— Я делаю это совершенно свободно, — сказала Катя и села на раскаленное железо.

Раздалось мерзкое шипение. В воздухе запахло горелой человеческой плотью. Лицо девушки побелело от нестерпимой боли, она до крови прикусила губы. Ей хотелось встать и отнять от своего тела жарящий его заживо огонь. Но неимоверным усилием воли ей удавалось удерживать себя. При этом она продолжала смотреть в глаза мужчине. И он понял, что это больше, чем просто взгляд.

В этом взгляде было все. Абсолютно все. Его сбывшиеся мечты. Его награда за многолетний кропотливый труд. Его надежды на будущее. Его гордость. Его слава. Его блистательная, яркая, пронзающая небо торжествующим кличем победа.

Мужчине показалось, что по его телу прокатился мощный животворящий взрыв. Он понял, что кричит. Он почувствовал, что кончил и теплая сперма вязко растекается по ногам. Словно во сне, он осознал, что бежит к машине за веревкой и, вернувшись, привязывает ее к стропилам, а затем спускается по веревке в подвал.

Катя неподвижно лежала на полу. Болевой шок лишил ее сознания, бросил на землю. При падении девушка зацепила ногой буржуйку — угли рассыпались по полу. Мужчина затоптал пламя ботинком и наклонился над окровавленным изуродованным телом. Пощупал сонную артерию на шее. Засмеялся от радости, когда почувствовал слабые, неуверенные толчки.

От его прикосновений девушка пришла в себя.

— Я жива? — дрогнули ее губы.

— Ты свободна, милая, ты свободна! — в экстазе выкрикнул мужчина и поцеловал Катю в окровавленный, пахнущий грязью и дымом лоб.

Он обвязал тело девушки веревкой, схватил за один конец, как по канату выбрался наружу и вытащил ее из подвала. Впопыхах из бокового кармана его куртки выпал медальон. Мужчина не заметил пропажи. И только яркая луна отразилась в блестящем металлическом кружочке, на котором было выгравировано очень простое изображение. Эмблема его партии. Круг и две расходящиеся внутри его полосы, перехваченные в начале поперечной чертой…