— Что это ты задумал? — подозрительно спросил проф.

— М-мм, ну… это если синьор Соргоно не против. Маленькая военная игра.

— Я не против. Так ему и передай.

— Ага, спасибо!

Синьор Соргоно, само собой, тоже не возражал.

Тетушка Агата не возражала с энтузиазмом: я сам и мои друзья кажемся ей невероятно худыми и недокормленными.

Осталось договориться с несколькими ребятами из охраны, и мы устроим Гвидо незабываемый день рождения. Теперь это станет моим хобби: в промежутках между боями против всяких там Кремон и Каникатти буду устраивать праздники.

Когда я вернулся, у ребят был такой довольный вид, будто мы уже победили всех врагов и разбираем благодарственные письма от жителей бывших зон Кремоны и Каникатти.

— Ладно, давайте работать, — предложил Лео.

— Докладывай, именинник, — велел я.

— Угу, — откликнулся Гвидо. — В общем так, Кремона похожа на империю инков, на Древний Египет от трехтысячного года до нашей эры до римского завоевания, на Ассирию, на государство ацтеков, на Китай от древнейших времен до XXI столетия, без перерывов… Э-ээ, все перечислять?

— А что? — удивился Алекс.

— Проще перечислить на кого они не похожи.

— Понятно, — тихо потянул я. — Я неправильно сформулировал задачу. Ясно, что все, кого может назвать Гвидо, погибли в результате военного вторжения. Ну и что? Сначала они несколько вторжений пережили, а от какого-то все-таки загнулись. Так что вторжение — это просто coup de grase[23].

— И что мы будем делать? — спросил Гвидо.

— А у тебя не появилось никаких идей? Что значит «похожи»? — поинтересовался Алекс.

— Ну те, в которых считали, что государство — это всё, а человек — ничто. Например, Великий Инка владел всей своей империей безраздельно. Он был там единственным человеком, у которого вообще были какие-то права. С Китаем почти та же история, только там даже многочисленные завоеватели ничего не могли поделать. Там все изменилось уже в двадцать первом веке. Без военного вмешательства. Ещё Россия. Тоже без прямого военного вмешательства, но в результате военного поражения.

— Как это? — не понял Лео.

— Ну там была такая война — «холодная», просто все делали очень много ядерного оружия, и проиграл тот, у кого первого не выдержала экономика. А само оружие не применяли, по счастью. И территорию друг другу танками не утюжили. Только всякие локальные конфликты на территории непричастных, то есть тех, кто вообще не мог позволить себе иметь ядерное оружие. Они-то больше всех и пострадали.

— Понятно, — сказал я, — тогда так: возьмем парочку таких государств века с двадцатого или даже двадцать первого, они больше похожи. Ну я имею в виду, что управлять неграмотными, да ещё при отсутствии каких-либо средств связи и информации проще.

— Может, и не проще, но уж точно не так, как сейчас, — заметил Лео.

— Чем они ещё характерны, кроме отсутствия всяких прав? — спросил Алекс.

— Ну им там все время вкручивали, что они лучше всех, а кругом одни враги, которые прямо-таки жаждут их съесть. Например, Германия с 1933-го по 1945 год. А потом их просто победили и оккупировали. Они считали себя лучше всех потому, что они немцы, а все остальные, само собой, нет.

— Придурки! — отреагировал я.

— Нам тут просто… А им все это так долго и старательно втюхивали… — объяснил Гвидо.

— Ну и что? Есть такие школы, в которых стыдно быть первым учеником!

— А в России тоже почти весь двадцатый век, — продолжил Гвидо, — только они самые лучшие, потому что они коммунисты, а значит, самые передовые.

— А на самом деле? — заинтересовался Виктор. — У нас на Сицилии они тоже есть. Обещают всеобщее процветание, но им в общем-то никто не верит.

— На самом деле коммунистические государства были очень бедные и «злые», понятно, что я имею в виду, — ответил я, — это много где написано. Так что верить им не стоит никогда. Опыт показывает, что вера одного человека в коммунизм стоит жизни десяти другим, которые никому ничего плохого не сделали.

— Вот и Кремона такая же, — заметил Алекс, — им такое втюхивают… А проверить-то они не могут. Мы, например, если верить кремонским сказкам, выиграли последнюю войну за счет помощи новосицилийцев и отменили все пенсии, и с тех пор наши старики мрут с голоду. Всё мрут и мрут. С самой осени. А с боевой техникой у нас всё в порядке, потому что все присутствующие, вместо того чтобы ходить в школу, по двенадцать часов вкалывают на каких-то там заводах. Правда, заводов этих нет, я проверил, но какое это имеет значение.

— Да-а, — насмешливо потянул я. — Как это они узнали, что Виктор тогда летал с нами на «Феррари»? Придется тебе, Вик, где-нибудь клясться, что ты не трогал гашетку.

Мы посмеялись. Виктор покраснел. Вот не умеет парень проезжать.

— Я же сказал: проехали! — тихо, но твёрдо заметил я ему.

— Лео, а ты что накопал? — спросил Алекс. — То, что накопал я, вполне согласуется с тем, что сказал Гвидо.

— Про доносчиков он ещё ничего не говорил, — заметил Лео.

— А я и не знаю.

— Хм, ну, судя по этим досье, стучат вовсю — если не каждый второй, то каждый десятый точно. А интересует их СБ очень многое. Смотрят ли соседи новости по стереовизору? Как комментируют или молчат? По средствам ли живут? Что болтают в пьяном виде?.. Но самое главное, — продолжил Лео, — я даже сначала не поверил: они отслеживают всех прилично учащихся детей с первого класса. Как-то их сортируют. Некоторым дают зелёную улицу, а некоторых стараются «оглупить». Ну сделать что-нибудь такое, чтобы ребёнок перестал учиться, перестал думать, любыми средствами. Я нашёл десяток описаний. Одному парню устроили несколько несчастных случаев, пока дело не дошло до ушиба головного мозга. Сначала они, правда, пытались справиться с ним иначе: специально организовали травлю в классе, где он учился, и не одну, притом что у них там такие обезьяньи порядки в школе!

— Э-ээ, — остановил его Вик, — обезьяньи, это как? Лео слегка смутился:

— Ну это по косвенным данным. Я прочитал кремонскую статью, где это высочайше осуждается. Но что-то не похоже, чтобы они хотя бы пытались с этим бороться. А как это объяснить? Ну например, Гвидо, что будет, если ты сговоришься с одним одноклассником и вы вдвоем отлупите другого твоего одноклассника?

— Ну мы ж не отморозки какие!.. — неуверенно начал Гвидо. — Выгонят из школы, — добавил он решительно, — с гарантией, сразу и без всяких разговоров. Был случай в прошлом году, причём с восьмилетками. На младенческое недомыслие свалить не удалось.

— Твоя школа — не показатель, — заметил я, — слишком уж престижная. Лео, а у вас как?

— Ну всякая шантрапа, вроде той, что мы лупили осенью, у нас, собственно, учится. Но «подвиги» они совершают на улице. На виду у учителей — тоже чревато исключением. Второй раз попадешься — точно исключат, и иди куда хочешь. Со мной пытались драться вдвоём, давно уже, ну и попались директору на глаза прямо в процессе, уже три года обходят по широкой дуге. Так вот, в Кремоне всякие там «стадом на одного» официально осуждаются, а негласно поощряются, ну и направляются, в случае необходимости. Понятно куда.

— В общем-то и направлять не надо, — заметил Алекс, — дурак завидует умному по собственной инициативе.

— «Ни одна голова не должна подняться выше уровня, предустановленного императорской рукой»[24], — процитировал я, — это, кстати, из истории России, только в девятнадцатом веке. Виктор, а что ты можешь сказать об их экономике?

— Тетрасиликон, — коротко ответил Виктор, — всё остальное неконкурентоспособно. Плюс низкий уровень жизни, и за счёт этого они могут себе позволить огромные военные расходы. Кстати, контролировать рождаемость они и впрямь запрещают.

— Э-ээ? Понятно, — сказал я, — только без подробностей, и так тошнит. Вредно и опасно иметь много природных ресурсов, можно упасть в такую яму… У Каникатти тоже тетрасиликон. На Этне двадцать сестерциев за грамм, на Новой Сицилии и Адриатике — почти сто, дальше больше.

— А почему нам не испортили жизнь селениты? — поинтересовался Лео.

Я вздрогнул.

— Потому что без них можно жить, — ответил Алекс. — У нас, кстати, тоже появился тетрасиликон.

— Кажется, на Джильо оказалось бедное месторождение, — заметил Лео, — так что это неважно.

— Хорошо бы. А то, может, вешают макароны на уши?

— Теперь я, — сказал я. — Во-первых, литература. Читать им можно только то, что написано за последние несколько десятилетий в зоне Кремона. То же самое с музыкой, а живописи там нет вовсе, только монументальная скульптура: памятники ныне здравствующему синьору Кремона. Гениальных произведений их писаки не накропали. Все идеи укладываются в несколько расхожих лозунгов вроде: «Да здравствует наш синьор Кремона! Самый лучший человек на свете!», «Наши храбрые солдаты умирают, но не сдаются!», «Наши дети — самые счастливые дети в мире!», ну и — чуть-чуть развлекательных книжек для подростков, в десять лет я бы прочитал не без удовольствия. Есть ещё запрещенная литература, она издаётся здесь, там за нее сажают в лагерь. Я пока не прочитал ничего — для диагонального чтения это не приспособлено. Но там-то её никто, ну почти никто не читал и даже не знает, что она есть. А с руководством нам не повезло. Мы попали в ловушку: это не настоящие досье, это сказочки для храбрых кремонских хакеров.

— Э-э, ты уверен? — спросил Лео.

— Почитай сам, с такими досье этих скотов пора в святцы заносить.

— Что же делать? — Гвидо до сих пор уверен, что я могу справиться с любой проблемой.

— Ну была у меня одна идея, — неохотно признался я, — но это пока так… В порядке полного бреда. Устраивать гонку вооружений себе дороже. С такой глупостью синьор Мигель ни за что не согласится. Так что можно попробовать сделать так, чтобы они сами себя перебили. Подбросить голодным псам вкусную косточку. Там небось и так интриг полно, а уж если появится какой-нибудь приз победителю…

— Почему ты так думаешь? Им там и так неплохо, — заметил Алекс.

— Э-э, нет! Им именно плохо! Никто из них не уверен, что завтра его не арестуют и не прикончат, да и с семьей могут сделать всё что угодно. И никаких реальных поводов для этого не нужно. Вывод: никто из них не отказался бы выбраться оттуда при условии, что в другом месте он тоже займёт высокое положение в обществе.

— Контора по эмиграции для кремонских шишек! — провозгласил Алекс.

— Обойдутся! — заявил Лео.

— Угу, — согласился я, — лично я не стал бы спасать никого из них, даже если бы мне за это хорошо платили.

— А что мы тогда будем делать с этими толпами мазохистов? — спросил Алекс.

— Чёрт его знает! — ответил я. — Больше я пока ничего не придумал.

— Нет, — заметил Лео, — твою идею разрабатывать бессмысленно.

— Почему?

— Ну представь себе машину, которая как-то работает, и рядом робота, который заменяет в ней испорченные детали…

— Я понял, — сказал я, — ну выкрутили несколько винтиков, их тут же заменят. На работу машины это никакого влияния не окажет. Механизм надо ломать как-то иначе.

Гвидо смотрел на меня с надеждой.

— Не смотри на меня так, — попросил я, — ты же только что перелопатил всю мировую историю. И что? Думаешь, там не находилось желающих всё изменить?

— Ну почему же, — ответил Гвидо, — например, в Китае успешные крестьянские восстания случались примерно раз в двести лет. Их удачливый предводитель садился на нефритовый трон, и всё оставалось по-прежнему, если не становилось хуже.

— Победил дракон, — тихо сказал Алекс.

— Что?

— Есть такая древняя сказка. Злобный дракон правил какой-то страной, ну всех там угнетал, разумеется.

— В смысле ел? — поинтересовался Гвидо.

— Нет, именно угнетал, и все там жили в нищете и страхе. Периодически находились славные герои, которые приходили и сражались с драконом. Кто бы ни победил, управляющий выходил на балкон драконовского дворца и кричал: «Победил дракон!». Потому что если побеждал человек, он шёл в сокровищницу, видел все драконовское золото — и не мог устоять. И со временем сам превращался в дракона.

— Понятно, а конец там какой? — спросил Лео.

— Ну это же сказка. Конец хороший. Нашёлся кто-то, кто устоял. В жизни так не бывает.

— То есть задача не имеет решения, — заметил я.

— То есть как это не имеет? — возмутился Лео. — Все древние цивилизации были такими, если я правильно понял. А потом появлялись какие-то другие, все чаще и чаще. В конце концов, сейчас Кремона — не правило, а исключение.

— А мы что же, больше никогда никуда не полетим? — спросил Гвидо. — Они и нас заперли в клетку?

— Вот ещё! — сказал я. — Только я пойду спрошу, куда сейчас не слишком опасно лететь. Э-э, Виктор, я тогда был не прав, ты же не знал, что значат слова «безопасность не гарантируется». Так вот, она никогда не гарантируется. Осенью мы, например, успели повоевать против Кремоны, потому что полетели полазать по скалам всего-то километров за сто. И нас совершенно спокойно отпустили.

— А вы меня возьмете? — с надеждой спросил Виктор.

Быстрый обмен взглядами.

— Ладно, на сегодня твоя задача: храбро молчать, если, конечно, мы влипнем. Справишься?

— Угу, я постараюсь, — ответил Виктор.

Хм, да он уже прямо сейчас подрагивает. Что за унылое болото эта Новая Сицилия?

Я пошел спрашивать разрешения у профа.

— А кто тебя заставляет выходить из нашей воздушной зоны? — поинтересовался проф.

— В общем, никто. Так значит можно?

— Можно, можно. А то я уже удивляюсь, что ты никуда, кроме университета, не летаешь. Только из зоны не выходи. Она большая, тебе хватит.

— Ага, ладно.

Я побежал обратно к друзьям:

— Полетели! Говорят, кальтаниссеттовская зона достаточно большая даже для нас.

Через пятнадцать минут мы уже взлетали. На сей раз Лео сходил за провизией не в караулку, а на кухню, заметил, что так намного вкуснее. Зато если будет бой, все это вкусное будет летать по салону. Так я ему и сказал.

Так что Лео с Виктором минут пять потратили на правильную упаковку. Будем надеяться…

Пока ребята выбирали по карте подходящее место, я с удовольствием покувыркался в воздухе.

— Так нечестно, Энрик, — обиженно заявил Алекс, — какого черта ты выключил горизонт?

— Это к Лео как к главному гурману, — откликнулся я.

— Надо было взять для тебя сухую корочку, — меланхолично заметил Лео.

— Ладно, просто Алексу нравится ворчать. Вы место выбрали?

— Ага, — нестройно ответили ребята, потом каждый назвал место; понятное дело, все места были разные.

— Разорваться не могу, — признался я, — так что выберу сам.

— Тиран! Деспот! И диктатор! — заявил Алекс. — Гвидо, как они ещё назывались?

— Ты уже все перечислил.

— Узурпатор, — пробормотал Лео.

— Трепещи! — пригрозил я Алексу. — Я тебе… Э-э… Ещё не придумал, но что-нибудь такое сделаю как тиран.

— А что такое «трепещи»?

— То же самое, что «дрожи от страха».

— А что такое «страх»?

— А чёрт его знает! — ответил я почти серьёзно.

Место я выбрал в нашей зоне, но на самом краю, подальше от человеческого жилья. Зато одновременно скалы, река и лес. А альпинистское снаряжение лежит в «Феррари» постоянно.

Сели, раскинули лагерь. Вода в реке холоднющая, и купаться никто не захотел.

Хм, а эта скала стоит того, чтобы по ней полазать. Мы даже Виктора наверх затащили. И он ни разу не завизжал, даже когда сорвался и висел на системе метрах в двадцати от земли. Вот и хорошо, небезнадёжен. Потом оказалось, что губы он искусал в кровь. Наверху мы сообразили, что продовольствие, естественно, осталось у подножия и, чтобы пообедать, придется сначала слезть.

За обедом я понял, что я сделаю с Алексом: уроню в воду. Будет знать, как называть меня тираном!

— Пошли, — велел я Алексу, — я тебя торжественно казню посредством утопления в холодной воде.

Возились мы потом почти час. В итоге Алекс оказался единственным, кто не вымок с ног до головы. Хитрый лис!

Пришлось разжигать костер, греться и сушиться. Пока мы всё это делали, стемнело. Пора возвращаться. В первый раз никуда не влипли!