Глава 27

Утром, ещё было почти темно, дядя пришёл меня будить. Мы устроили целое представление.

Я: Не хочу я идти в эту дурацкую столовую, все будут знать, что мне влетело (сдержанные всхлипы в пропорции).

ОН: Вот и пусть все знают! Учиться надо как следует! И не хнычь, не девица!

Я (собрав остатки храбрости): Не пойду!

ОН: Тогда сиди голодный. Не хочешь? Жду тебя десять минут.

Через десять минут, злой и несчастный, я был готов к выходу. Плестись в столовую так, словно я покрыт синяками чуть не до самых пяток, было непросто, дядя Маттео пару раз незаметно удерживал меня за руку.

Во время завтрака (я выбрал угловой столик и стоял на стуле коленками — забили ребёнка!) к нам подсел майор Рольяно:

— Капитан, а вы знаете, что ваш племянник вчера ночью спас раненого охранника?

— Что? — спросил дядя Маттео и посмотрел на меня грозно.

Вместо того чтобы задрать нос повыше, я втянул голову в плечи (ну просто зверь этот дядюшка!).

Краснея и запинаясь, я рассказал, как почему-то проснулся (взревела сигнализация — подумал майор), выглянул на улицу, увидел неподвижного охранника (над ним есть фонарь, так что мог), вылез в окно… Ну и так далее.

— У вас ничего не пропало? — спросил дядя Маттео.

— Кто-то пытался залезть в дисциплинарные файлы. Кажется, не преуспел.

— Так «кажется» или не преуспел?

— Можете попробовать выяснить это сами, — резко огрызнулся Рольяно.

— Хорошо, — ответил капитан Стромболи не менее резко.

— Ты — молодчина, парень! — Майор Рольяно потрепал меня по плечу и откланялся (дядя меня не хвалил). Я почти просиял. Моя «обворожительная» улыбка увяла под дядиным взглядом.

Завтрак был завершен в молчании. Поговорить можно на обратном пути.

— Переигрываешь, — процедил дядя Маттео сквозь зубы, — не бывает таких родителей.

— Родителей — да, а дядюшек? Особенно если былую гордость и надежду всей семьи пришлось выцарапывать из участка городской охраны.

— Иди медленнее. Хм, может, ты и прав. Ладно, сейчас так: ты идёшь в гостиницу. И держи бластер под рукой. Если я подам сигнал тревоги, хватаешь его и бежишь хоть в лес, только задними дворами, помощь будет через два часа. По жучку в часах тебя найдут, даже если заблудишься.

— А ты идешь инспектировать штаб и, значит, попросишь показать тебе селениты? Странно поступить иначе.

— Конечно.

— Капитан Стромболи пошел умирать за блестящие камешки! — зло бросил я.

— Надо было вчера выдать тебе по-настоящему!

— Так в чем же дело?! Сегодня вечером, если ты, конечно, останешься жив! Тогда негодяй, который убил ради денег семьдесят человек и столько же покалечил, просто вызовет тебя на дуэль и прикончит, чтобы над ребёнком не издевался!

— И получит ещё два года на Селено. — Дядя Маттео сбавил тон.

— Ну и что?! Он не собирается здесь оставаться. Только как он планирует сбежать с добычей?

— Вот видишь? Не всё так просто. А не пойти инспектировать штаб после того, как я узнал о снятом перед ним часовом, я не могу. Он поставил мне мат.

— Вызови помощь прямо сейчас и потяни время, — предложил я, тоже немного успокоившись.

Дядя Маттео ожёг меня взглядом, потом вдруг просветлел, как будто понял что-то важное:

— Это не мат, это даже не шах! Не станут меня убивать. И селенитов там правильное количество, иначе он бы не пригласил меня их инспектировать.

— Э-э, почему?

— Факт моей смерти не поможет ему сбежать. Наоборот, приедут сразу два следователя, авария и дуэль. Он не мне мстить собрался, а разбогатеть.

— В мешке селениты, я посмотрел.

— Разберёмся. Иди в гостиницу, напиши ещё одну пьесу на вечер. А потом, когда я вернусь, пойдешь поболтаться по окрестностям.

— А почему он не может просто забраться в номер и украсть эти «улики»?

— Потому что я ношу их с собой. Только ночью, и только ты.

— Понятно.

«Пьесу» я написал быстро. Уходить пока рано, и за мной, возможно, по-прежнему наблюдают. Тренироваться нельзя: Энрико Стромболи слишком больно. Можно разве что поотжиматься. Злой я сейчас как горыныч, вот подрасту и набью дядюшке морду, и не один раз.

Когда из коридора послышались шаги (деревянный поющий пол! Как в замке сегуна), я спешно вернулся к ноутбуку: занимается ребёнок не поднимая головы.

Дядя Маттео зашел в номер. Я сделал вид, что не заметил: я обиделся, и делайте со мной, что хотите. Он подошёл сзади, положил руки мне на плечи, посмотрел, что это я делаю, и незаметно оставил рядом конец сетевого шнура.

— Занимаешься?

— Чёртова география, — проворчал я.

— Не ворчи.

Дядя Маттео включил свой комп, вот теперь мы можем поговорить.

«Селениты на месте, вес и количество крупных камней с документами совпадает. Отклонение от расчётного числа — плюс полпроцента. На шахте взрыв в вентиляционной выработке проломил кровлю рабочего горизонта в конце смены, прямо над головами у всех. Три из шести бригад погибли в полном составе. Возможно, они что-то знали. Майор заметал следы. Нашел сообщников, подводная лодка у кромки льда, всего-то десять километров. Поехал кататься на вездеходе, булькнул в полынью: ищи свищи. С такими деньгами можно свою небольшую семью организовать, для начала. Устроить такой побег непросто, но возможно».

«А сообщники? Их, по крайней мере, трое. Откуда он знал, что не кинут?»

«Он гораздо умнее любого из них, нашёл способ».

«Если он собирается бежать, зачем ему эти твои улики?»

«Он сбежит не сразу. Если он пропадёт сейчас, его будут искать слишком интенсивно».

«Зачем ему шум в прессе?»

«Отвлекающий маневр, а может, с одной овцы вторая шкура. Или случайность».

«Зачем надо было устраивать это идиотское ограбление?»

«Самый интересный вопрос. Селенитосодержащие слои горизонтальны, между ними слои пустой породы. Слой селенитов выбирают, закладывают образовавшиеся пустоты бетоном, чтобы не обрушилось, и начинают разрабатывать нижележащий. Приезжает геолог, бурит и определяет среднее богатство слоя».

«Понятно, слой оказался ну очень богатый. Данные занижаются до среднего значения. Рабочие на шахтевообще ничего не знают. Все селениты вместе оказываются в сейфе начальника охраны. Надо отделить свою долю и вынести её. Почему не выносить её в кармане каждый день?»

«Потому что среди неопасных каторжников много воров. Поэтому его селениты лежат в сейфе».

«Ну и вынес бы их, когда на часах стоит свой».

«Нет у него своих людей в охране».

«Почему? Я видел. Они в форме были».

«Это заключённые. Охранника сманить на такое дело сложно. Первое, что говорят каждому курсанту: никогда не иди на сговор с тем, кто предал корпорацию, тебя он тоже предаст. И примеры. Кстати, это правда, обратные примеры тоже были, но их немного. Может, и получилось бы кого-то сманить, но это очень рискованно».

«Тогда у него в сообщниках должен быть местный учётчик или бухгалтер».

«Правильно. Бухгалтер из ЦБ, проворовался, срок пять лет, ещё почти три осталось. Жена не ждёт. Так что договориться им было несложно».

«А сам майор за что? И сколько?»

«Догадливый ты, за дуэль со смертельным исходом, здесь уже полтора года, ещё шесть месяцев осталось. Тоже проблемы с женой. Этот слой вскрыли примерно год назад, ну он и не устоял. Договорился с геологом или наоборот».

«А взрыв зачем? Шахтеры ничего не знают. Ради того, чтобы спокойно залезть в собственный сейф?»

«Не знаю пока, но зачем-то ему это понадобилось. Теперь слушай, что ты будешь делать. У меня с Рольяно был примерно такой разговор:

МР: Эти полпроцента (сверх планового значения) мы прибережём, а то когда много, так все в порядке, а попадется бедный участок — всем снимут шкуру с задницы, как вы вашему племяннику. За что вы его так? Такой хороший мальчик!

КС: Не очень-то жалейте этого хорошего мальчика. Мать уже все слёзы выплакала. Покалечил одноклассника из-за девчонки.

МР: Вы бы не покалечили из-за своей жены?

КС: Я не женат.

МР: Это видно. Злой, как все мы, вынужденные холостяки. Когда у вас будут собственные дети, вы его поймете, но он тогда уже не захочет с вами разговаривать.

КС: Не надо мне, чтобы он со мной разговаривал, пусть учится нормально и в участок не попадает.

(конец фрагмента)

Так что к тебе он, вероятно, подкатит сам. Веди себя соответственно. Дурака не изображай. Ну да ты и не сумеешь».

«Понятно. Можешь попробовать наладить отношения с племянником. Как-нибудь неловко, чтобы я ещё больше обиделся. Это во-первых. А во-вторых, своди меня в тюремный блок».

«Зачем?»

«Эти трое, наверное, оттуда. Те, что живут в общежитиях, вольны в перемещениях, им не нужен форс-мажор, чтобы залезть в штаб. Может быть, я кого-нибудь узнаю. А легенда такая: из воспитательных соображений. Вот что тебя ждёт, если не будешь нормально учиться, а будешь…»

«Хорошо, если это не покажется слишком странным»

«Проваливаться мне сегодня на географии?»

«Пусть будет лучше, чем вчера. Да и человека спас. Амнистируем».

«Ясно».

— Как твои успехи? — спросил дядя Маттео.

— Да вроде бы ничего, — не совсем уверенно ответил я.

— Тогда можно пойти потренироваться.

— Ты что?! Издеваешься? — выкрикнул я и, хлопнув дверью, убрался в свою комнату и сразу же в ванную (пусть ломится, если делать нечего).

Дядя Маттео ломиться не стал, наверное, изобразил удивление и лёгкую грусть. Ну не хочет мальчишка мириться. А я сделал всё, что мог.

Дядя ушёл, прихлопнув входную дверь, чтобы я слышал. Выждав минут десять, я пошел вниз, ненадёжный у меня сейф: нужен глаз да глаз.

Что бы такого поделать во дворе, чтобы ко мне можно было подкатить. Займусь-ка я укреплением моего домика, и сейф станет понадежнее, и не противоречит легенде: исполнять ката я сейчас точно не могу. Хм, а снег можно скатывать как толстое одеяло, и получится такой цилиндр. И из этих цилиндров получаются отличные стены. Крышу придется делать из чего-то другого. Снежная держаться не будет.

— Привет!

Я оглянулся. Мою работу с интересом рассматривал майор Рольяно.

— Что это такое будет? — спросил он.

— Форт. Правда, воевать не с кем.

— Хм, а ты знаешь, что можно играть в снежки?

— Это как? — заинтересовался я.

— Ну лепишь такой небольшой шарик, снежок, и бросаешь в противника. Вот так. — Он бросил в меня этот самый снежок.

Я ответил тем же. Некоторое время мы перебрасывались снежками. Да, если хорошей компанией, действительно увлекательная игра. Я даже улыбнулся.

— Кстати, Энрико, я тебя не подвёл? — спросил майор с тревогой в голосе.

— Когда сказали про часового? Он кивнул.

— Вряд ли, — вздохнул я, — хуже уже не будет.

— Тебе действительно может влететь за то, что ты доставил раненого к врачу?!

— Ну не за это. Только не говорите ему, что я ключ потерял, ладно?

— Какой ключ?

— От вездехода, он там был вставлен, а когда я вернулся, его уже не было, потерял где-то по дороге.

— Не скажу, — серьёзно пообещал майор.

— Спасибо, — улыбнулся я.

Театр — великое искусство, сейчас просто слезы начну вытирать. Когда мне на самом деле приходилось солоно, такого не было.

— Это тебе спасибо. Мы тут на Селено хоть и штрафники все, но тоже люди. Этот парень бы замёрз без тебя.

Доказательство вины майора лежит в метре от меня, но я в него не верю. Хм, я тоже не переиграл. Может, у него тот же метод: накрутить себя «бедный ребёнок, надо его утешить». Или мы ошибаемся и он тут ни при чём? Тогда откуда селениты? Без его ведома? Десять килограмм! В его штабе! Нет, нереально. И мы подозреваем его в диверсии с целью перебить всех свидетелей. Свидетелей чего?

Я стоял с опущенной головой и краснел.

— Тебе совершенно нечего стыдиться, наоборот, — резко сказал майор. — А давай-ка пойдем пообедаем, вот что.

— Ну дядя, наверное, за мной придет…

— Что, может не прийти?

— Не, голодом он меня не морил, — ухмыльнулся я.

— Ну тогда он не будет возражать, если ты пойдёшь со мной.

— Да, синьор Рольяно.

— М-мм, называй меня дядя Паоло.

— Ой, только не дядя, — передернулся я.

— Ну как хочешь.

Дядя Маттео и в столовой ухитрился проявить себя во всей красе, подойдя и спросив, сам ли я заплатил за свой обед.

— Разумеется, — процедил я сквозь зубы.

Не найдя, к чему ещё придраться, он ушёл. Майор покачал головой:

— Да-а, жизнь у тебя несладкая. Хуже, чем у каторжника. Давно?

— Пару месяцев, но кажется, что лет, — вздохнул я. — Надо мне идти заниматься, а то опять влетит, а это уже слишком.

— Давай, — согласился майор. — Приятно было познакомиться, — слегка улыбнулся он.

И я захромал в гостиницу. Включил ноутбук и прочитал сообщение от дяди Маттео:

«Проверь, не появились ли лишние жучки. То же во дворе. В тюремный блок — не раньше завтрашнего дня. Крутишь ты что-то, парень, тебе это для чего-то другого надо. Ну да ладно. М».

Умный он. Всё равно не скажу. Потому что он выбрал «свою сторону», кажется, раз и навсегда. Его выбор. У него правая кисть чуть светлее левой. Если не приглядываться — незаметно.

Надо делать домашнюю работу: как можно точнее записать разговор с майором и проанализировать его. Интересно, клюнет он на мою приманку?

Оуу! Он меня тоже проверил, сильно попал снежком по бедру. И что? Что я сделал? Вспоминаем посекундно… Я отвернулся! Чтобы взять ещё горсть снега, но он не видел моего лица и вполне мог решить, что отвернулся я, чтобы не морщиться у него на глазах. Хм, хорошо. Но я чуть не провалился. Он попал туда случайно? С пяти метров? Нет, не девчонка он — так промахиваться. Это ещё, конечно, не доказательство и даже не его тень (а, например, моя паранойя). Я зашифровал свой отчёт и отправил его по почте человеку, который придет сюда через полчаса. Чтобы прочитать мое письмо.

А пока надо проверить окрестности на предмет наличия вредных насекомых. Видеожучок на заднем дворе, и когда он там появился? Двор я вчера ночью не проверял. Черт, где-то недалеко, может быть, сидит человек и потешается над нашим театральным представлением: играйте, играйте! Стоп, а зачем я вышел во двор? Медленно и осторожно исполняю простенькую ката. Хороший мальчик! Что бы там ни случилось, тренироваться надо: я же собираюсь набить морду солдафону и формалисту капитану Стромболи.

Я успел вернуться в номер и опять начать заниматься незадолго до появления зловредного дядюшки. Я его по-прежнему дерзко игнорировал. А он меня — нет.

— Занимаешься? Ладно, занимайся пока, а потом я хочу с тобой поговорить.

Я пожал плечами и поёрзал: разговоры не сулят мне ничего хорошего. Дядя Маттео сел за свой комп. Защищённый сетевой шнур я незаметно протянул заранее, так надёжнее (радиоволны — великие болтуны). Через пятнадцать минут он откликнулся на мой отчет:

«Умница!!! Он клюнул. В штабе я был свидетелем небольшого скандала из-за потерянного ключа от вездехода. Так что двух сообщников я уже выявил. Это всё же охранники. Ты ведь вообще не видел этот ключ?»

«Да, забыл тогда сказать, не было его там, открыл отмычкой».

«Я так и понял. Что у тебя ещё в карманах завалялось?»

«А почему он тогда нас ещё не разоблачил?»

«Ну это просто. Решил, что раздолбай-водителъ оставил ключ в замке, ты этим воспользовался, в результате, между прочим, охранник, который по плану должен был умереть, жив, и подобраться к нему непросто. А потерял ты его не в снегу, а на полу вездехода, что гораздо вероятнее. Тёмно, не видно, а ты торопился вернуться в номер. Я это ещё тогда придумал. Плохо, что ты не заметил».

«Угу, согласен, я тоже раздолбай. А один из его сообщников — водитель вездехода, и у них теперь небольшой конфликт».

«Вот-вот, ты именно раздолбай, потерял ключ, и после проверки твоих знаний я тебя за это поругаю».

«В номере новых жучков не появилось, но появился видео на заднем дворе, а я там, когда мы приехали, не проверял!»

«Я проверил вчера, перед тем как пришел и завалился спать: не было его там».

«Да! Ты не раздолбай! Между прочим, вчера мы не ходили ужинать, и это неправильно. Как говорит профессор, я — молодой растущий организм, я есть хочу! Но сам, весь такой обиженный, не напомню».

«Понял. Значит, я все-таки раздолбай».

«Это Селено так действует — тут все раздолбай. Иначе жили бы в другом месте».

— Через двадцать минут пойдем ужинать, — предупредил меня дядя.

— Угу.

Антракт кончился, надо играть дальше. В номере:

— Ну что, выучил ты, наконец, эти несчастные архипелаги? Дурака-то не корчи, ты им никогда не был.

Это что, он меня так похвалил?

Унылым голосом, с самым обречённым видом, я отвечал на вопросы. Правильно. Дядя Маттео поднял брови — ошибись хоть раз! Так не бывает! Ошибся. Дядя Маттео злорадно улыбнулся:

— Неправильно. Но, в общем, неплохо. Кстати, это хорошо, что ты довёз раненого до госпиталя, но, во-первых, необязательно было лезть в окно, а во-вторых, ты потерял ключ от снегохода. Так?

Я обреченно кивнул.

— Из-за твоего раздолбайства водителя накажут. Я фыркнул:

— Ну пороть его не будут.

Дядя Маттео посмотрел на меня грозно (вот вошёл человек в роль, этого в бинокль точно нельзя увидеть), я выпрямил плечи и, не мигая, выдержал его взгляд (тоже вошёл в роль — так проще).

— Ладно, иди к себе.

Я облегчённо вздохнул и поскорее убрался.

Самое лучшее, что я могу сейчас сделать, это рухнуть лицом в подушку и порыдать как следует, но я не умею. Э-э, нет, лучше я сделаю что-нибудь такое, чтобы майор понял: я на пределе, готов действительно жестоко отомстить. Только не знаю как. Так что лучше я, преодолевая боль, с самым решительным и злым выражением лица ещё потренируюсь. Сенсей бы меня убил за такое: оставь свой гнев за дверью. Макивары тут нет, самое милое дело полупить по ней, представляя себе, что это дорогой дядюшка. Хм, майору будет что завтра мне сказать и намекнуть: а не хочешь ли ты, Энрико, перестать быть вечно униженной жертвой произвола. Обрадовался: хоть сегодня не выпороли ни за что. Один облегчённый вздох твой чего стоит! Долго собираешься мечтать, что кто-нибудь избавит тебя от страха? А что ещё может сказать четырнадцатилетнему мальчишке решительный взрослый мужик, который свои проблемы подобного рода решил сам, за это тут и мёрзнет? Плохо, что майор не устоял перед соблазном, чем-то он мне нравится. Умный, твёрдый и храбрый, Молинелло тоже таким был: «Какая-то в державе датской гниль». Хотя соблазн соблазном, но подставлять мальчишку, который тебе поверил… Завтра ему придется объясняться.

Глава 28

Сегодня всё самое главное будет происходить на заднем дворе. Поэтому «занимался» я недолго под предлогом, что сегодня суббота. Правда, дядя заметил, что на Селено суббота — рабочий день. Выходные тут разнесены — воскресенье и среда, а то народ умрёт со скуки. Собственно, скука и есть главное наказание острова Селено, но не до такой же степени.

Я занимался кемпо, когда на дворе появился майор Рольяно. Я почувствовал его спиной, сделал снежок, повернулся и залепил ему в солнечное сплетение. Он только охнул.

— Что это с тобой?

— Идите и пожалуйтесь! Рольяно нахмурил брови:

— Если ты плохо знаешь географию, то я тут ни при чём.

— При чём тут эта чёртова география! Зачем вы сказали ему про ключ? (Я не говорил ему про географию, ни слова, дядя Маттео тоже.)

— Я не говорил, — честно сказал майор (ещё бы, ты устроил театральное представление).

— Тогда откуда он знает?

— Ну ключ-то пропал, не могу же я запретить говорить об этом; наверное, твой дядя что-то услышал Тебе опять влетело?

— Нет! Вы думаете, это все, что меня волнует?! — Я посмотрел на него фирменным Энриковым взглядом (он же конрадовский «раскалённый взор»).

Рольяно отвёл глаза, но усмехнулся:

— Нарываться — это всё, на что тебя хватает? Хочешь считать себя очень храбрым?

— Я такой и есть!

— Тогда иди и признайся, что уже третий день прячешь где-то боевой бластер, — предложил он.

Я опустил глаза и нервно сглотнул.

— Ну и пойду!

— Совсем ты, парень, рехнулся. Глупости-то зачем делать?

— Какая разница, все равно бластер пропал, об этом, конечно, поболтают, и обязательно в присутствии следователя. Ну не могут люди держать язык на привязи. Тоже очень храбрые, нравится им нарываться.

— Ты мне не веришь?

— Ну почему же. Это действительно могло быть так.

— Бедненький, загнали его в угол.

— Что, есть предложение, как выбраться?

— Есть, я могу тебе помочь.

— Ну конечно, вы убьете его на дуэли!

— Обойдешься. Не девица, чтобы из-за тебя на дуэлях убивали.

— Э-э? — вопросительно потянул я.

— Точнее, я даю тебе совет. Поможешь ты себе сам. Честно говоря, и мне тоже. Торчать тут ещё год мне не хочется.

— Я слушаю.

— Капитан Стромболи что-то там такое в шахте подобрал. Пришьёт он мне халатность как пить дать. Обвал был, значит, должен найтись виновник. Можешь принести мне это сегодня ночью, тогда год на Селено проведёт твой дядюшка, это будет уже его халатность. Заодно притащи бластер, не мучайся. Если начнут болтать, я скажу, что он остался в штабе и все время был у меня. Не струсишь?

— Я?! Ну… Если попадусь, с меня опять спустят три шкуры сразу. А если нет… — Я мечтательно улыбнулся.

— Если не проговоришься, то только две шкуры, — заметил майор.

— Точно. Долго разбираться дядюшка не будет… — Я вздохнул. — Но я не знаю, когда смогу это сделать. Ночь длинная.

— Неважно. Оставь в форте, — улыбнулся он, — раз уж воевать все равно не с кем.

Майор ушел. Через двадцать минут появился дядя Маттео и, оставаясь в поле зрения видеокамеры (и, значит, в своей наиболее противной ипостаси), позвал меня обедать.

— Рыбка клюнула, — доложил я. — Что дальше? Не проще допросить его с пентатолом, и всё.

— Ты рассуждаешь как дилетант. Что ты знаешь о пентатоле? То, что распространяют эсбэшники всей Галактики среди населения, чтобы было поменьше работы. Пентатол можно обмануть, меня, например, этому учили. Рольяно — десантник, значит, его тоже учили. Это прямая, честная игра, парень. Это тебе не домохозяек пугать шприцем. Так что, считай, что пентатола не существует.

— Понял. Делать-то что?

Тут мы и пришли в столовую, а в ней разговаривать нельзя.

— Давай-ка прогуляемся, могу я читать тебе мораль на свежем воздухе? — сказал дядя Маттео на обратном пути. — Эй, быстро бегаешь, сбавь немного. Надо было тебе вчера ещё выдать, чтобы ходил помедленнее, — ухмыльнулся он.

Я поморщился:

— Может быть, лучше подвернуть ногу?

— Можно и так. Хотя нет, ты уже продемонстрировал свой класс. Ты не можешь подвернуть ногу. Рассказывай подробно.

Я рассказал.

— Талант, — отреагировал дядя Маттео, — можно поступать на столичную сцену или в нашу контору.

— В вашей конторе я и так в ведомости числюсь.

— Я не про тебя, а про Рольяно.

— Ха!

— Значит, так, давай разбираться. Виновников четверо. Рольяно и три охранника, двоих я уже знаю, вычислить третьего не та проблема, которая должна нас сейчас занимать. Год назад майор Рольяно договорился с геологом, определявшим богатство слоя; этот тоже наш клиент, но это не срочно. Плюс бухгалтер, но он пока и так сидит. В результате у майора образовался излишек селенитов, десять килограмм, всего лишь. По цене пять тысяч за карат, если маленькие.

— Почему он просто не подождал ещё полгода? — спросил я. — Его что, обыскивать будут при посадке в катер?

— Обыскивать-то будут, конечно, но у него ещё полгода в запасе. Произошло что-то, из-за чего он не может больше ждать.

— И что это может быть?

— Придется перелопатить новостные ленты. Но мне не кажется, что это большая политика.

— Да? А комментарии о каторге? Сводишь меня сегодня, кстати?

— Свожу, что с тобой делать? Допустим, он передал противнику какую-то информацию? Это мы сможем проверить. Ты же у нас взломщик. Но не верится. Зачем?

— Чтобы ты носом землю рыл: искал вражьи происки. А их нет. Бр-р, нет, так мы запутаемся. Или его цель разбогатеть, или какая-то политическая выгода для другой семьи. Может, и то и другое вместе. Но операция планируется исходя из необходимости достижения чего-то одного.

— При таких деньгах работать на каких-нибудь Дже-ла… Нет, не верю.

— Согласен. Значит, было так: он для чего-то взрывает шахту и передаёт об этом информацию, но чья-то политическая выгода его не волнует: это отвлекающий маневр для тебя. Значит, его письмо можно постараться найти, но ленты лопатить не надо. Тупиковая ветвь.

— Убедительно. Значит, шахта взорвана из-за события, произошедшего здесь.

— Или в его частной жизни, — заметил я. — Что там у него с женой?

— Она ему изменила, он и угробил соперника. Жену это не вернуло, разумеется.

— А дети? Похоже, что есть.

— Будешь смеяться, но нет. Я помотал головой:

— Как это? Очень было похоже, что у него просто взвод мальчишек. И вообще семья без детей — это очень странно[20].

— Не знаю. Но получается, что частной жизни у него нет.

— Что же случилось? Такое, что взорвало этот скучный белый мир?

— Это знали мёртвые. И может быть, кто-нибудь из тех, кто лежит там. — Дядя Маттео махнул рукой в сторону госпиталя. — Плохо то, что свидетель обычно и сам не знает, чему он был свидетелем.

— Как это?

— Ну он не знает, что имеет отношение к делу, а что нет.

— Понятно, а всей информации очень много. И если ты не знаешь о чём конкретно спрашивать, то ничего и не добьёшься.

— Ну бывает, конечно, но только случайно. Можно попасть в десятку, задав вопрос: «А вы ничего необычного не заметили?», но это редко. Вообще-то преступления бывают нескольких, в общем-то, стандартных видов. Но такого… Чтобы в мирное время… так много народу сразу…

— Понятно. А в госпитале ещё ни с кем поговорить не удалось?

— Нет. — Дядя Маттео покачал головой. — Ладно, пошли сходим в тюремный блок, попугаем раздолбая-племянника.

Хм, голодом тут никого не морят и явно не бьют. Одиночные камеры три на три метра плюс удобства. Наказывают лишением прогулки или развлечений. Работа тяжёлая и скучная, в четыре шестичасовые смены. Радости мало, но, откровенно говоря, приют я бы на такое поменял без особых раздумий. Мне самому с собой не скучно. Кстати, когда я вернусь домой, надо будет кое-что выяснить в рамках проблемы «что такое моя сторона». Кальтаниссетта уже полтора года контролирует все муниципальные службы города Палермо, значит, и приюты тоже. Отличаемся мы чем-то от тех, кто может устроить резню?

— Ну что? Испугался? — спросил меня дядя Маттео, когда мы с ним вышли под открытое небо.

Я помотал головой:

— В раннем детстве мне было намного хуже. При том, что я не сделал ничего плохого — просто родился у неудачных родителей.

Дядя Маттео кивнул:

— Понятно. Ты поэтому так дёшево ценишь свою жизнь? Она досталась тебе случайно.

Я удивленно поднял брови.

— Не изображай! Твоя секретность — это моя работа. И здесь ты особых хлопот не доставляешь, откровенно говоря. Но я про тебя довольно много знаю, просто на всякий случай.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Пока я тебя почти не встречал, это было ну просто как любая слежка. А теперь я хочу, чтобы ты знал, что я за тобой наблюдаю. Так будет честно.

— Положим, я догадывался, что что-то такое есть. Только не знал, что это ты…

— Тебе всё равно?

— Нет, конечно. А что делать? Расплата за дар. Пока ты не попадаешься на глаза, и можно забыть, что ты есть…

— Ну хорошо. А то я боялся, что ты обидишься.

— Хм, я слишком много знаю о прозрачности, чтобы обижаться.

— Мы слишком долго гуляем вдвоем. Даже у вредного дядюшки должны кончиться придирки. А мы так и не решили, что делать.

— Ну и поймай его на попытке уничтожить улики. Раз он меня подставил, я не обязан играть с ним честно.