Приехавшая Лидия сообщила, что папки с записями экспериментов Маяпана исчезли.
      Между тем диктор телевидения сообщил, что, как стало известно, профсоюз рабочих химической промышленности, обеспокоенный последними событиями, намерен объявить однодневную забастовку.
      Вслед за этим сообщением на телеэкране появилось предупреждение о передаче особой важности. И я вдруг стал свидетелем уличной манифестации. Мне и раньше говорили, что за любой сколько-нибудь подозрительной манифестацией власти ведут наблюдение и контрольные полицейские камеры производят видеозапись, но прямую передачу с места событий я видел впервые.
      По узкой, затянутой густым туманом улице, среди перевернутых автомобилей и разбитых витрин двигалась длинная колонна людей. Многие из них закрывали лица влажными платками, другие были в масках. Над головами плыли наспех написанные плакаты: “Освободите наших отцов и сыновей!” “Командор, открой двери «Конкисты»!” “Дорогу энергану!” По обе стороны колонны вполне миролюбиво — невероятное зрелище! — шагали полицейские с автоматами, а впереди, возглавляя манифестацию, шествовал юный лейтенант. Из-за масок и прижатых к лицу платков возгласы манифестантов были еле слышны, но можно все же было различить отдельные слова: “Требуем чистого воздуха и воды!” “покончим со стайфли!” Бесстрастный голос полицейского наблюдателя пояснял: — Манифестация возникла стихийно на площади Санта-Мария.
      Прохожие стали расхватывать обнаруженные в ларьке коробки с энерганом. К ним присоединились жители соседних домов, и вскоре люди начали делить энерган между собой. Наши камеры неотступно следуют за манифестантами. Силы порядка пытались разогнать толпу, но она начала ломать и опрокидывать машины, разбивать витрины. Командир полицейского отделения, лейтенант Диего Оро, судя по виду индеец, не только отказался отдать приказ стрелять, но и сам возглавил толпу. Сейчас манифестация направляется к замку “Конкиста”. Колонна непрерывно растет. Вот она вступила на проспект Дель Принчипе…
      — Санто! — вдруг воскликнул Мак-Харрис. — Бруно Зингер еще здесь?
      — В морге, — хмуро отозвался полковник.
      — Как же так? — В голосе Мак-Харриса звучало наигранное возмущение. — Ведь доктор Зингер похищен динамитеросами! И тело его, до неузнаваемости обезображенное, подброшено террористами где-то на проспекте Дель Принчипе.
      Я поймал на себе взгляд Командора и прочитал в нем свой смертный приговор. Слишком многое довелось мне увидеть и услышать в эту кошмарную ночь, а по глубокому убеждению полковника молчать умеют только мертвые. Ничего не сказав, он вышел из часовни. Через несколько минут он вернулся в деловым тоном сообщил: — Вы правы, сеньор Мак-Харрис. Тело нашего видного ученого, доктора Бруно Зингера в самом деле нашли на проспекте Дель Принчипе. Убийцы дорого заплатят за это чудовищное преступление. Я распорядился подобрать останки несчастного. Манифестанты двигались по проспекту Дель Принчипе. И тут случилось такое, что мои усталые, воспаленные глаза восприняли как сцену из игрового фильма: метрах в двадцати впереди колонны, на широкой проезжей части виднелось темное пятно. Быстрый наезд камеры, и вот уже видно, что это труп Зингера, избитого, истерзанного до неузнаваемости и уже без перевязок. Диего Оро вскинул правую руку, колонна остановилась, смолкла. В сопровождении нескольких человек лейтенант подошел к трупу, наклонился, всмотрелся в лицо, вынул из внутреннего кармана убитого регистрационную карточку. Пробежав ее глазами, он выпрямился.
      — Это доктор Бруно Зингер! — крикнул он. — Главный специалист “Альбатроса”! По толпе пронесся гул.
      В ту же минуту из окна соседнего здания раздался голос, усиленный мегафоном: — Динамитеросы! Не смейте посягать на жизнь доктора Зингера!
      Бросьте оружие! Приказываю: всем руки вверх и лицом к стене! Повторяю: не посягайте на жизнь доктора Зингера!
      В ответ прозвучал слабый голос лейтенанта: — Мы не динамитеросы! Зингер обнаружен на мостовой, он мертв…
      — Молчать! Руки вверх! — прогремел мегафон. Лейтенант потянулся к кобуре, но не успел выхватить пистолет и, пронзенный пулей, упал навзничь на тело доктора Зингера.
      Началась бессмысленная, кровавая бойня, которая надолго останется в истории нашей страны как Расстрел на проспекте Дель Принчипе”.
      Люди Командора, заняв удобные позиции, расстреливали манифестантов почти в упор, убивая сотни людей, оттесняя тысячи других назад, к площади Санта-Мария.
      Оператор хладнокровно продолжал съемку, а мы трое наблюдали за происходящим на экране в благоухающей свежим воздухом часовне: я, потрясенный, не веря собственным глазам, Командор — криво усмехаясь, Мак-Харрис — с невозмутимостью уверенного в своей победе дьявола.
      Вошел дежурный офицер и доложил, что при столкновении с группой динамитеросов было обнаружено тело Бруно Зингера, к сожалению замученного насмерть. Убийцы уничтожены при попытке атаковать силы порядка.
      — Опубликуйте специальное коммюнике об этом происшествии! — распорядился Мак-Харрис. — И устройте торжественные похороны нашего незабвенного доктора, с венками и всем прочим.
      Он позвонил в резиденцию Князя, чтобы сообщить печальную весть, но оказалось, что наш повелитель находится на лыжной прогулке.
      — А теперь, — сказал Мак-Харрис, — прежде чем приступить к самому главному, нам предстоит еще одна небольшая операция. Санто, работающие у нас индейцы доставлены сюда?
      В часовню ввели человек двадцать, все с характерными приметами своего племени: смуглые, скуластые лица, черные волосы и угольно-черные глаза. Это были курьеры, уборщики, грузчики, испуганно застывшие перед хозяином “Альбатроса”. А тот начал допрос почти по-отечески, дружелюбным тоном: — Ну вот что, друзья, мы с вами старые приятели. Вместе трудимся для общего блага, дышим живительным воздухом “Альбатроса”, а теперь вместе оказались под ударом безумцев, выпускающих так называемый энерган, чтобы мы остались без крова, без хлеба, воды и кислорода. Поэтому я говорю с полной откровенностью: кое-какие следы ведут в нашу фирму. Да, да, не удивляйтесь, в “Альбатрос”, точнее — в одну из лабораторий “Альбатроса”.
      Только что на улице обнаружен труп всеми нами уважаемого доктора Зингера, которого похитили динамитеросы. Зингер — один из немногих, кто мог бы пролить свет на тайну энергана. Теперь остались только вы. Я задам вам несколько вопросов, и вы ответите мне искренне, раскроете передо мной свое сердце, ничего не утаивая. Договорились? Лгать и запираться бессмысленно. Индейцы усердно закивали.
      — Пусть тот, кто работает у меня больше двенадцати лет, поднимет руку.
      Таких оказалось трое. Мак-Харрис показал им фотографию из пластмассовой папки.
      — Вы знаете этого человека?
      Все трое ответили утвердительно: это Доминго, который когда-то был главным в лаборатории и утонул в Рио-Анчо.
      — У него были друзья?
      — Да. Самым близким другом был доктор Зингер, да будет земля ему пухом. Они никогда не разлучались, толковали про свою науку и пили вместе кофе. — А за пределами лаборатории? Были у него родные, жена, дети?
      — Кажется, у него был сын, взрослый парень, очень красивый.
      — Где он сейчас? — Наверно, учится где-то. Доминго говорил, что сделает из него знаменитого химика, который сумеет даже молоко сотворить из воздуха.
      — И бензин из воды? — ввернул Мак-Харрис.
      — Про такое мы от него не слышали, — в один голос ответили индейцы.
      Мак-Харрис не настаивал.
      — А теперь вопрос ко всем. Не замечали вы, чтобы по ночам или по воскресеньям, в праздники кто-либо входил в лабораторию, возился с химикатами или работал с приборами?
      — Да, да, конечно! — прозвучал дружный ответ. — Мы частенько видели доктора Зингера. Он иногда ночи напролет проводил в лаборатории.
      — Один?
      — Один, сеньор. Один-одинешенек. Только просил варить ему кофе.
      — А вам не случалось видеть, чтобы он выносил из лаборатории какие-нибудь бумаги?
      — Да, сеньор. Он всегда уходил с набитым портфелем.
      — Ну, спасибо! — сказал Мак-Харрис. — Вы славные ребята. Но так как сведения, которые вы сообщили, не должны пока выйти за пределы этих стен, да и для того, чтобы обезопасить вас от возможной мести со стороны динамитеросов, вам придется остаться в замке. Всего на несколько дней.
      Командор позаботится, чтобы у вас ни в чем не было недостатка, в том числе и в воздухе.
      Когда индейцы выходили из комнаты, в их глазах светилась робкая надежда.
      — Итак, господа, мы продвинулись еще на один шаг. — Мак-Харрис был явно доволен собой. — Как, по-твоему, Санто, недурно я справляюсь с делом?
      — Как заправский полицейский! — похвалил Командор, но в его голосе я уловил тень насмешки.
      — Жаль, что Бруно Зингера больше нет с нами… Да пребудет с ним милосердие божье. Он унес с собой в могилу важную тайну. Но мы до нее доберемся. Вот что, Санто, пошли-ка своих людей к нему домой. Пусть проверят, не прячут ли динамитеросы чего-нибудь у него в подвале. И пусть доставят сюда любую бумажонку, тетрадку, папку, какую только обнаружат!
      Командор тут же отдал необходимые распоряжения.
      — А теперь, мой дорогой друг Искров, — обратился Мак-Харрис ко мне, — займемся, наконец, вами. Надеюсь, вы позволите мне называть вас своим другом. За эти несколько дней мы вместе пережили столько, что, можно сказать, навеки соединили наши судьбы — к счастью или к несчастью для обоих…
      Отныне вы главная фигура в нашей борьбе против Маяпана. Если только он — главная фигура в лагере тех, кто угрожает нам энерганом.
      На экране появился сигнал, предваряющий важные сообщения. А вот и первое: “Сегодня в полдень вспыхнула забастовка рабочих химической промышленности. Руководство профсоюза еще не сформулировало окончательно свое отношение к энергану. Часть лидеров категорически возражает против его использования, так как, по их мнению, это обрекло бы на безработицу не менее двух миллионов человек”. Новое сообщение: “Сегодня к полудню на биржах Нью-Йорка, Мюнхена, Амстердама, Брюсселя, Парижа, Токио, Рио-де-Жанейро, Милана и Буэнос-Айреса произошло новое, катастрофическое падение курса акций “Альбатроса”. Паника с каждым часом разрастается”. И еще одно: “Нефтяные компании стран Азии, Африки и Америки выражают свою солидарность с компанией “Альбатрос” в ее борьбе против так называемого энергана и готовы оказать президенту “Альбатроса” необходимую поддержку. В качестве первого шага они предоставляют “Альбатросу” краткосрочный заем в размере одного миллиарда долларов для пресечения попыток биржевых спекулянтов обесценить его акции”. Обожженная щека Мак-Харриса слегка дрогнула: — Полюбуйтесь-ка на этих деятелей, — презрительно бросил он.
      — Видите, Искров, как напугал их ваш маленький жрец.
      Между тем на телеэкране появлялись все новые строки. Они отражали психоз, охвативший не только Веспуччию, но и весь мир, и соединяли в себе одновременно растерянность, страх, неверие и надежду. Последним передали следующее обращение: “Федерация борцов за чистоту планеты обращается к создателям энергана с призывом предоставить в ее распоряжение патент на производство этого вещества или лицензию на его распространение. Федерация принимает на себя обязательство производить и распространять энерган исключительно в мирных целях, надеясь, что он будет способствовать очищению планеты от вредных веществ, которые угрожают жизни на Земле. Федерация готова уплатить создателям энергана символическую сумму в размере одного доллара, а в случае если они будут настаивать на уплате в рамках норм международной торговли, согласна объявить международную подписку, которая, по самым скромным подсчетам, даст сумму в 500 миллионов долларов. Федерация надеется на положительный ответ. По поручению федерации президент профессор Луис Моралес”.
      Экран погас. Мак-Харрис с раздражением произнес: — Левые не теряют времени. Полмиллиарда долларов! Или один символический доллар! Как трогательно! Помяните мое слово, скоро подадут голос разные религиозные секты, дамские благотворительные общества, юные бойскауты… Надо отдать должное нашему сиятельному Князю — его идейка опередила всех этих краснобаев. Он прав: есть лишь два способа обезвредить энерган — завладеть им, купить или уничтожить. Мы его купим, однако не за пятьсот миллионов, а иначе… И посредником в этой сделке будете вы, Искров.
      Хоть в глубине души я и ожидал чего-нибудь в этом роде, признаться, предложение отнюдь не пришлось мне по вкусу. Я понимал, что с каждым часом меня все сильнее затягивает клубок сложных взаимоотношений “бизнес — политика — полиция”, причем я становлюсь пешкой в этой игре, бессильный принять самостоятельное решение. Мой мозг уже не в состоянии был охватить весь ход событий последней недели. Помимо собственной воли я стал свидетелем зловещих маневров, кровавых допросов и убийств, провокаций, обмана.
      Проник за кулисы, в ту потайную сферу, где решаются судьбы миллионов людей.
      Более того, стал не только свидетелем, но как бы и соучастником происходящего.
      Согласись я и дальше оставаться орудием в руках Мак-Харриса, безропотно исполнять его волю, я стал бы презирать себя. С твердым намерением отказаться, чего бы мне это ни стоило, я ответил: — Не понимаю вас, сеньор Мак-Харрис. Я всего лишь рядовой журналист. Никогда не занимался бизнесом. Не имею ни малейшего представления о финансовых операциях. Прошу вас, не рассчитывайте на меня, я могу лишь провалить ваши планы.
      — Но, дружище, — удивленно, но вполне доброжелательно сказал он, — от вас этого никто и не требует.
      Финансовые переговоры, заключение сделки я беру на себя. В отличие от вас у меня достаточный опыт на ниве бизнеса. Ваша задача единственно в том, чтобы установить личный контакт с Доминго Маяпаном и прочими деятелями “Энерган компани”, выяснить их требования, выслушать ответ — и только. Кроме вас, никто с этой миссией не справится.
      Должно быть, я проявил преступное легкомыслие, но в ту минуту все мои сомнения, страхи и угрызения совести испарились. Снова встретиться со старым индейцем, познакомиться с человеком по имени Белый Орел, своими глазами увидеть, где они обитают и работают, как производят энерган, проникнуть в организацию, которая распространяла новое горючее, не оставляя никаких следов, — такая ошеломляющая перспектива точно хлыстом подстегнула мое журналистское рвение. А возбужденная фантазия рисовала продолжение повести. Нет, не вымышленной повести, а документального репортажа, рожденного самой действительностью. К тому же я тешил себя мыслью, что участием в переговорах с создателями энергана хоть как-то смогу помочь нашему безумному миру.
      Впрочем, только ли эти соображения перевесили чашу весов?
      Скорее всего, решающую роль сыграла та жажда приключений, которую прежде я утолял с помощью книг и утратил в эпоху страха, покорности, террора. И безработицы.
      — Но как же мне найти Доминго Маяпана? — спросил я, полностью капитулировав перед Мак-Харрисом.
      — У меня родилась одна идея, как выразился бы наш обожаемый Князь, — с улыбкой ответил он. И тут меня словно кто-то дернул за язык: — А если я сбегу? Или останусь у Маяпана?
      Полуопущенное веко над стеклянным глазом приподнялось, в здоровом глазу сверкнула насмешливая искорка.
      — Вы никогда этого не сделаете, Искров. Вы человек разумный, я это понял, когда впервые увидел вас. Вы реалист. Вы не сбежите, потому что это бессмысленно…
      “Реалист”! Нередко это слово служит синонимом труса и приспособленца.
      — Кроме того, — как бы между прочим вставил Командор, — ваши дети вот уже два дня находятся в доме Службы безопасности на Снежной горе…
      Не волнуйтесь, чувствуют они себя превосходно, ни в чем не нуждаются, им там куда лучше, чем на жалкой туристской базе министерства просвещения. Если хотите, можем отправить туда и вашу супругу. Разумеется, она будет нашей желанной гостьей…
      Это не люди, а сущие дьяволы!
      — Надеюсь, с ними не случится ничего плохого, — трудом выговорил я.
      — Какие могут быть сомнения! — воскликнул Мак-Харрис. — А если во время вашей миссии вы столкнетесь с осложнениями и с вами что-то случится… Ну, скажем, что-то непредвиденное… мы позаботимся, чтобы ваши близкие до конца своих дней ни в чем не знали недостатка. Слово Эдуардо Мак-Харриса. Договорились?
      Я промолчал.
      Недаром же он назвал меня реалистом.

Часть третья. Белый Орел и Алехандро Маяпан