1. Миссия в Тупаку

Над нами было небо — изумительное, лазурное нёбо. Последний раз я видел такое небо семь лет назад, когда пролетал над Огненной Землей.

Чистое, словно только что родившееся, солнце медленно плыло за нами, и его лучи пронизывали самолет насквозь. А под нами был такой же необозримый, как небо, смог, затянувший землю серым, грязным полотнищем.

Кое-где оно было потоньше, и тогда можно было видеть, что мы летим над пустыней, вдалеке от городов и селений. Иногда проглядывали контуры кирпично-красных скал, похожих на древние пирамиды, глубокие каньоны между ними и даже тонкие извилистые ленты шоссейных дорог. Но затем стайфли вновь плотно заволакивал все вокруг — верный признак, что мы пролетаем над промышленными районами.

Неуклюжий самолет медленно продвигался вперед. Это был один из последних могикан самолетостроения восьмидесятых годов, обслуживавший дешевые авиалинии между Америго-сити и горными областями в глубине страны.

Такими самолетами пользуются в основном индейцы — жители Скалистого массива, рабочие-нефтяники, мелкие государственные служащие. К услугам апперов современные ракетопланы, обладающие в пять-шесть раз большей скоростью.

Пассажиры нашей допотопной машины, почти все в грубошерстных цветных пончо, жевали кукурузные лепешки домашней выпечки и отхлебывали из плоских фляжек воду, которую они прихватили в своих затерянных в горах селениях. Эта вода, разлитая в бутылки с яркими этикетками, продается в Америго-сити в специализированных магазинах вместе с консервированным воздухом со Снежной горы.

Кроме меня в самолете было человек семь белых, главным образом техники с нефтепромыслов в Тупаку. Я выдавал себя за коллекционера древних индейских памятников, вздумавшего ознакомиться с последними находками археологов. Темные очки, острая бородка, светлые волосы и плоский чемоданчик придавали мне вид заправского Джеймса Бонда, знаменитого шпиона-супермена, которым лет сорок назад увлекались мальчишки.

Признаться, я был в приподнятом настроении, хотя и понимал, что моя миссия может окончиться весьма печально. Но я радовался тому, что вырвался из стальных щупальцев Мак-Харриса и Командора, нахожусь далеко от “Конкисты” и того безумия, какое охватило Америго-сити. Чем ближе мы подлетали к Тупаку, тем больше высвобождался я из липкого кошмара последних дней и вновь чувствовал себя прежним Теодоро Искровым — энергичным, уверенным в себе журналистом, который, бывало, ради эффектного репортажа забирался в самые жгучие точки планеты. Мне предстояло увидеть моего знакомца с Двадцать второй улицы, alias Доминго Маяпана, и попытаться выяснить, что таится за всей этой историей с энерганом.

— Не желаете ли отведать лепешки, сеньор? Вкусная, жена испекла на дорогу…

Мой сосед справа, хилого вида индеец в цветном пончо поверх чистой рубахи и надвинутом на глаза сомбреро, протягивал мне лепешку. Я отломил кусок и подумал: уж не этот ли человек проводит меня к жрецу? А может, вон тот, что сидит в дальнем углу и не сводит с меня угольно-черных глаз? Или красотка-стюардесса, которая, проходя мимо, всякий раз дарит меня обольстительнейшей улыбкой? Я терпеливо ждал. И перебирал в уме все, что случилось со мной за последние недели и привело меня сюда, в этот раздрызганный самолет, в качестве представителя “Альбатроса”, посланца самого Мак-Харриса.

…Поначалу я не мог и вообразить, каким образом он установит связь с жрецом. А он избрал самый простой и надежный способ: выпустил меня из “Конкисты”, отослал домой без охраны, без слежки и, возможно, даже распорядился не прослушивать мой телефон. Этим он доказал, что хорошо знает человеческую природу, умеет влезть в шкуру своего противника и предугадать ход его мыслей.

Мак-Харрис не сомневался, что Доминго Маяпан имеет в “Альбатросе” сообщников, которые информируют его обо всем. Разумеется, они рассказали ему о кровавой расправе над персоналом лаборатории, а также о том, что я нахожусь в “Конкисте”. Те же люди наверняка сообщат ему и о том, что я на свободе. Более того, Мак-Харрис сделал так, чтобы о моем освобождении узнали газеты. Теперь он ждал ответных действий со стороны Двадцать второй улицы.

Первые дни после освобождения были для меня крайне неприятными. Журналисты осаждали мой дом, умудрились проникнуть даже в спальню. Однако обескураженные моим молчанием вскоре очистили территорию, и я мог спать спокойно. В целях конспирации я решил отпустить усы и бороду и теперь просиживал у телефона в ожидании нужного звонка. Как полагал Мак-Харрис, Доминго Маяпан непременно даст знать о себе. Ведь я был его единственной живой связью с “Альбатросом” и к тому же побывал в лапах Командора — следовательно, располагал важной информацией.

Расчет Мак-Харриса оправдался. На шестой день рано утром зазвонил телефон, и в трубке раздался мягкий, на этот раз мальчишески-восторженный голос жреца: — Сеньор Искров, вы? Рад, что вы целы и невредимы.

— Я тоже рад вас слышать, доктор Доминго Маяпан.

— О, вам уже известно мое имя? Похвально. Впрочем, не так уж и трудно было его узнать, верно?

— Да, доктор Маяпан, нетрудно, — не без горечи сказал я, вспомнив изуродованное лицо Бруно Зингера. — Хотя кое для кого это кончилось трагически…

— Да, да, — сочувственно отозвался он. — Мне бесконечно жаль… Я не допускал, что они посягнут на Бруно. Могли бы обойтись без этого.

Но вы не пострадали?

— Нет.

— Так я и думал… Ну, сеньор Искров, какие задачи возложил на вас сеньор Мак-Харрис на сей раз? — Маяпан негромко засмеялся. — Держу пари на коробку энергана, что он жаждет вступить в контакт со старым жрецом и сделать ему потрясающее предложение прежде, чем “Альбатрос” пойдет ко дну.

Один ноль в его пользу.

— Он и в самом деле хочет встретиться с вами, — подтвердил я.

— Хочет выяснить ваши намерения, чтобы знать, на какие ответные действия он может пойти в интересах народа.

— Какая трогательная забота о народе!

— У Мак-Харриса совершенно конкретные предложения.

— Его предложения всегда конкретны. Даже очень. Мак-Харрис человек деловой, он никогда не тратит время на пустопорожние разговоры и неосуществимые планы. — Маяпан помолчал. Послышались приглушенные голоса — должно быть, он переговаривался с кем-то, прежде чем продолжать: — Мне тоже хочется встретиться с вами, сеньор Искров. Не только потому, что буду рад поблагодарить вас за лестный портрет, которым вы удостоили меня в своей повести, и за услугу, которую вы этой повестью оказали “Энерган компани”, но еще и потому, не стану таить, что мы опять в вас нуждаемся… Что делать, волею судеб вы оказались свидетелем великого перелома в науке и, как мне кажется, в судьбе нашей страны. Вы нам нужны не менее, чем Мак-Харрису. В сущности, вы нужны Истории.

У меня по спине пробежал озноб: от торжественных слов о моей роли в Истории мне стало не по себе.

— Буду счастлив, если хоть теперь окажусь на высоте своего долга перед Историей, — сказал я, заставив себя усмехнуться. — Потому что до сих пор был лишь марионеткой в ваших руках.

— Вы сожалеете об этом?

— Смотря по тому, какая роль мне уготована.

— Убежден, что она придется вам по душе. Ваш телефон прослушивается?

— Меня заверили, что нет.

— Возможно. Но если нас и подслушивают, тем лучше. Передайте Санто… Вам, конечно, известно, кого я имею в виду? Да, да, нашего общего знакомого, Командора. Так вот, передайте ему, что если мы обнаружим хоть какую-нибудь слежку, ни о каких контактах с Мак-Харрисом и речи не будет. Мы оставляем за собой право поступать по собственному разумению, невзирая на последствия.

— Я передам ему ваши слова.

— Рад, что с этим вопросом мы покончили. — В голосе Маяпана вновь послышались веселые мальчишеские нотки. — А теперь, сеньор Искров, с вами желает поговорить человек, известный вам по рассказам других людей и столь ярко описанный вами в повести.

Я навострил уши: мне впервые предстояло услышать еще одного представителя “Энерган компани”.

— Добрый день, сеньор Теодоро Искров, — прозвучал в трубке теплый, бархатный баритон. — Рад с вами познакомиться, хоть и заочно.

У меня бешено забилось сердце — этот голос с мягкими обертонами, которые придавали ему такой волнующий оттенок, я уже однажды слышал! Именно он в то роковое воскресенье оповестил по радио “Динамитеро” о том, что энерган поступает в продажу! Не знаю почему, возможно из-за многозначительного предварения Маяпана, я связал этот баритон с образом индейца с набережной Кеннеди: мне живо представился статный красавец с длинной черной гривой, огненным взором и величественной походкой толтекского вождя.

— Я тоже рад познакомиться с вами, — сказал я. — Видимо, я говорю с человеком по имени Белый Орел.

Обладатель приятного баритона засмеялся, от чего его голос зазвучал еще бархатистее, напомнив своими интонациями голос Маяпана: — Романтика, сеньор Искров, романтика… Белый Орел! Звучит героически. Мое настоящее имя гораздо скромнее. Впрочем, надеюсь, что вскоре у нас будет случай увидеться. А теперь выслушайте меня внимательно: способны ли вы предпринять довольно продолжительное и дальнее путешествие?

— Лишь бы не до созвездия Андромеды! Не выдерживаю космических скоростей. У меня морская болезнь.

— Мы знаем, как с ней справиться. Превратим вас в концентрат, поместим в коробку из-под энергана, и в таком виде вы отправитесь в путь. А когда прибудете на место, растворим концентрат в воде, и вы восстановитесь в прежнем обличье.

— Вот каких высот науки вы достигли!

— Почему бы и нет? При любезном посредничестве “Альбатроса”… Успокойтесь, вам не придется лететь на Андромеду. Ваша цель немного ближе…

— Куда же? — нетерпеливо спросил я, предвкушая увлекательный вояж.

— Узнаете позже. Я не настаивал.

— Сеньор Белый Орел — вы позволите так себя называть? — у Мак-Харриса есть к вам одно требование, — сказал я.

— Требование? Не слишком ли дерзко с его стороны?

— Вернее сказать, предложение, — поспешил я поправиться, хотя, как мне хорошо помнилось, Мак Харрис произнес именно слово “требование”.

— Он предлагает, чтобы впредь до вашей с ним встречи вы прекратили… как бы это выразиться… продвижение энергана.

— Согласен! — тотчас ответил Белый Орел. — Пусть “Альбатрос” зализывает свои раны. Мы не из тех, кто топчет поверженного противника.

Вот в этом и была твоя роковая ошибка, милый Агвилла, именно в этом…

Впереди показались белые, острые, как готические башни, заснеженные вершины Скалистого массива, а за ними конусовидная громада — вулкан Эль Волкан, главная достопримечательность Тупаку. Индейцы прильнули к иллюминаторам: ведь это был Эль Волкан, дающий людям тепло и плодородную почву, но порой и разрушающий их жилище, Эль Волкан, испокон веков вздымающий к небесам белый дым и время от времени изрыгающий огонь, освобождая свое раскаленное чрево.

Индейцы оживленно затараторили: наконец-то дома, вдали от столицы — омерзительного города, где нечем дышать, а когда хочешь промыть глаза, тебе вместо воды дают ватку, смоченную какой-то пахучей жидкостью.

При виде родных мест мой сосед пришел в такое возбуждение, что протянул мне флягу, на дне которой плескалась вода. Я отхлебнул. Это была минеральная вода “Эль Волкан” — предмет роскоши, доступный только апперам.

Один ее стакан стоил три доллара.

Из динамика донесся голос стюардессы: — Вниманию пассажиров, через полчаса самолет произведет посадку.

В оставшиеся перед приземлением минуты я вновь мысленно вернулся к дням, предшествовавшим моему отъезду.

Белый Орел сдержал свое слово: поток энергана быстро иссяк.

Это внесло некоторое успокоение, зато породило новую беду — энерган появился на черном рынке. Счастливцы, успевшие сделать запасы чудодейственного вещества, спешили перепродать зерна по фантастическим ценам. И хотя цены намного превышали стоимость обычного горючего, люди предпочитали энерган бензину — он был экономичнее, чище, да и отпадала надобность в дополнительных емкостях.

В свою очередь Командор прекратил преследование тех, кто пользовался новым горючим. Правда, он конфисковал немалые количества энергана, остававшиеся на многих предприятиях, невзирая на протесты владельцев, для которых зеленоватые зерна были поистине манной небесной.

Словом, в Америго-сити наступило относительное спокойствие.

Пресса, радио, телевидение со смешанным чувством досады и облегчения на разные лады разрабатывали тему: “Все на свете имеет конец, и чудеса в том числе…”

Журналисты писали: “Надо полагать, запасы энергана иссякли, и мы вновь возвращаемся к привычной рутине — синтетическим продуктам, искусственным запахам и сверхдорогому бензину. Увы, “Альбатрос” несокрушим”.

Акции “Альбатроса” вновь поползли вверх и почти достигли прежнего уровня. По этому поводу Дидерих Мунк не замедлил поздравить Мак-Харриса.

Только Федерация борцов за чистоту планеты хранила молчание.

Такое положение вещей вполне устраивало Мак-Харриса. Я убедился в этом, когда накануне отъезда посетил его кабинет на сто десятом этаже. Он был настроен философски.

— Как видите, Искров, все имеет свое противоядие. Даже энерган. Однако я не обольщаюсь. Я знаю, что предстоят новые осложнения, но уверен, что рано или поздно мы их преодолеем. Созданное человеком может быть человеком разрушено, а разрушенное человеком может человеком же быть восстановлено. Таково мое жизненное кредо. Что касается дальнейших ходов, то сейчас все зависит от вас — вы человек умный, но вас ждет встреча с не менее умными людьми.

При нашей беседе присутствовал Командор. Потягивая французский коньяк, мы обсудили возможные варианты предстоящих контактов с Доминго Маяпаном и таинственным Белым Орлом. Волнующим по-прежнему оставался вопрос: что же такое энерган — сенсация, эхо которой быстро заглохнет, или же его можно производить в неограниченных количествах в доступных производственных условиях? Если верно последнее, то мне предстоит выступить посредником крупнейшей сделки, масштабы которой превосходят массовую продажу Сальвадору американских самолетов или покупку Бразилией двадцати атомных электростанций Дидериха Мунка. Сделки, которая может иметь непредсказуемые, роковые последствия не только для человечества, но вообще для жизни на планете.

Анализируя мой телефонный разговор с Маяпаном и Белым Орлом, Командор предположил, что конечным пунктом моей поездки могут быть южные штаты Америки — Хьюстон или Даллас или же другие крупные центры нефтяной промышленности. Он еще раз заверил меня, что я буду полностью свободен в своих действиях.

— Можете успокоить этого Маяпана, мы не станем следить за вами. Глупо было бы из-за полицейской рутины или ненужного любопытства срывать столь важные переговоры.

На прощанье он передал мне привет от моих сынишек, которые, по его словам, чувствовали себя отлично на Снежной горе, в доме Службы безопасности. Я горячо поблагодарил его. Он принял мою благодарность как должное, даже глазом не моргнул. Дома меня ждал взволнованный Панчо. Он был испуган, хоть и напускал на себя вид отважного конспиратора. Поманил меня во двор, затолкнул в гараж, но и здесь сохранял заговорщический вид.