4. Любовь и Ясимьенто

Основательно выпив и закусив, Дуг Кассиди удалился в отведенную ему комнату и с чувством хорошо исполненного долга безмятежно захрапел. Доминго Маяпан последовал его примеру. Встреча с заклятым врагом так подействовала на старика, что Анди пришлось дать ему снотворное и уложить в постель.

Эль Гранде тоже покинул нас. Постелил соломенный тюфяк перед дверью в склад, где был заперт Мак-Харрис, и лег, не выпуская автомата из рук.

Надо полагать, он всю ночь не сомкнул глаз.

Вскоре опять послышался гул самолетов-разведчиков, прочесывавших джунгли. Поэтому Анди отключил в радиокабине всю аппаратуру и всюду погасил свет. Смолкнул даже равномерный гул генераторов, питавших приборы и машины в Эль Темпло.

Над бывшей резиденцией толтекских властителей воцарилась тишина, нарушаемая только глухими звуками ночи. Над плато всплыла яркая луна, залившая призрачным светом руины под аркой. Ее лучи проникли и в столовую, осветив прекрасное лицо Хельги.

— Друзья, — сказал Анди, — отложим наш разговор до завтра, когда отец успокоится. Мак-Харрис все равно уже здесь. Что до меня, то я ложусь спать.

Да, Мак-Харрис был здесь. Для Агвиллы и его отца это, вероятно, означало конец битвы, но не для Анди, Эль Капитана и Рыжей Хельги! У них были иные, далеко идущие планы, и выполнение этих планов зависело от множества обстоятельств.

А как обстояло дело со мной?

Похищение Мак-Харриса и передача его в руки Маяпанов, осуществленные по приказу Эль Капитана, в принципе должны были бы усыпить мои смутные подозрения и тревогу, вселить доверие к динамитеросам вообще и к Рыжей Хельге в частности. Но почему-то присутствие Мак-Харриса в Эль Темпло не принесло мне желанного спокойствия. Возможно, причиной тому служили грозный гул самолетов и утреннее землетрясение. А может, слова Хельги относительно золота. Но ведь она сама призналась, что молола всякий вздор?

Так или иначе, делать мне в столовой тоже было нечего, и, попрощавшись, я направился к себе и лег спать. Но мне не спалось. Луна светила так ярко, из джунглей доносилось такое благоухание, тишина была такой звонкой!

Я долго ворочался в постели, в голове беспорядочно теснились всевозможные образы, и в каждом из них мне виделась рыжеволосая голова Хельги.

И вдруг я услышал ее голос.

В первый момент мне показалось, что он звучит только в моем полусонном мозгу, но нет, он был отчетлив, вполне реален и проникал в окно со двора — этот глубокий, чуть хрипловатый голос.

— Удивительно, что такой умный и сильный мужчина, как вы, Агвилла, согласился провести столько лет отшельником, вдали от мира, радостей жизни, людей… Не ведая любви. Вы обокрали собственную молодость…

— Я так не думаю, — шепотом отвечал Агвилла. — Все эти годы я жил полнокровной, очень интенсивной жизнью. У меня была великая цель, была борьба. И, кроме того, меня удерживала здесь клятва, данная отцу.

— Никакая клятва не может заставить человека пожертвовать собой ради чего-то, что давно кануло в вечность!

— А вы, Хельга, разве вы не жертвуете собой ради своих идеалов?

— Я — дело другое. — Готов поклясться, в голосе Хельги звучали нотки печали! — Я веду борьбу за совершенно конкретные цели, во имя справедливости. За свержение тиранов.

— Я тоже ненавижу тиранию.

— В таком случае вы должны вступить в наше братство. — Она засмеялась. — Ведь своей цели вы уже достигли.

— Да.

— А что дальше?

— Дальше? Не знаю… Надо жить.

— Без ненависти? Без жажды мести? Без новой цели?

— Наверно, это будет нелегко. Двадцать с лишним лет я жил и работал, подхлестываемый одним — единственным желанием. Двадцать с лишним лет я не занимался ничем, кроме энергана. Но сейчас мне предстоит другая работа, причем трудная. Располагая богатствами “Альбатроса”, мы должны возродить Кампо Верде и Теоктан, превратить пустыни в сады. Да, работы предстоит много… — Он помолчал. — Знаете, Хельга, Искров однажды спросил меня, кем бы я хотел стать, если бы не был химиком. Я ответил: “Художником или кинооператором”. Это была шутка, конечно, но, поверьте, будь у меня такая возможность, я бы завтра же бросил химию, гремучий песок, энерган… И посвятил себя какому-нибудь скромному занятию. Пахал бы землю, например, как мой дед, поселился бы в возрожденном Кампо Верде, взращивал бы какао, кукурузу, цветы…

— Один?

— Почему один? Женился бы, завел детей. Я уж не так молод…

— Завидую той, кто станет твоей женой.

Агвилла промолчал. Я почти воочию видел зеленые глаза женщины, обволакивавшие его своим гипнотическим сиянием. Паутина опутывала его все крепче, но он не чувствовал этого, не понимал…

— Хельга… — прошептал он.

— Да?

Агвилла снова затих.

— Хельга, быть может, в Кампо Верде найдется местечко и для тебя? — немного погодя, сказал он. — В белом домике с зелеными дверями и окнами, с колодцем во дворе?

— Как в твоем фильме?

— Да… Тебе это покажется странным, но такой дом и красивая любящая женщина в нем — для меня цель даже более высокая, чем победа над “Альбатросом”. Об этом я мечтал всю жизнь.

Она печально засмеялась.

— Поздно, Агвилла.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что мне не позволят.

— Кто может тебе помешать?

— Командор, Князь, союзники… Ты забываешь, что я Рыжая Хельга, что я тоже связана клятвой. До тех пор, пока они не исчезнут с лица земли, обыкновенная человеческая жизнь для меня невозможна…

— Справимся и с ними! Мы ведь союзники, правда? А энерган всемогущ. Не чета вашему динамиту или какому там еще у вас оружию.

Справимся!

— Славный, милый… — прошептала она. — Почему я не встретила тебя раньше? До меня донесся звук поцелуя.

— Тебе хорошо? — немного погодя спросила Хельга.

— Да. Потому что ты со мной. Снова тишина, полная томления.

— Неужели ты никогда не любил? Никогда?

Пели птицы, луна серебрила джунгли, упоительно благоухали цветы. Агвилла Бланка, Белый Орел, последний вождь толтеков, впервые открывал для себя, что такое любовь к женщине.

— Люблю, люблю… — твердил он, и в его словах таилась нежность тысячелетий.

— Я тоже, дурачок ты мой… — отвечала она, и я мысленно видел, как она взмахивает ресницами, как ее волосы рассыпаются по его лицу. — Я тоже…

“Лжет она, лжет!” — подумал я. А может, во мне и впрямь говорила ревность?

Снова послышалось гудение самолета.

— Ищут… — шепнула она. — Никак не уймутся. Ищут нас.

— Не нас. Они ищут Ясимьенто.

— Ясимьенто? Ах да, месторождение, о котором говорится в надписи на вазе. Искров сегодня показал мне ее. Какая прелесть!

— “Песня” еще лучше.

— Прочти мне ее!

— Не могу, не имею права.

— Прошу тебя!

Эта просьба была сильнее приказа, вряд ли перед ней устоял бы хоть один мужчина. Мне хотелось вскочить, крикнуть в открытое окно:“Остановись, Агвилла! Не делай этого!” Но я не вскочил и не крикнул. Ибо все происходящее казалось мне нереальным. И еще потому, что сам жаждал услышать “Песню”.

— Будь по-твоему, — снова долетел ко мне шепот Агвиллы. — Все равно незачем дольше хранить эту тайну, через несколько дней мы оповестим об Ясимьенто весь мир… Слушай, любовь моя!

Я песок, что гремит, и горит, и летит.

Я там, где я есть, где испокон веков сплю под Эль Волканом.

У истоков голубой реки, за высоким камнем, поставленным богом Кетцалькоатлем, Вступи в ночную темь земли, пройди без отдыха тысячу двести два шага, взгляни перед собой: я — там, я черный песок, что гремит, и горит, и летит.

Разбуди меня и возьми!

Луна на небе застыла. Птицы смолкли. Джунгли затаили дыхание…

— Какая прелесть! Как поэтично, — проговорила Хельга. — Изумительно.

— Это всего лишь скверный, буквальный перевод. Оригинал гораздо лучше…

— “У истоков голубой реки, за высоким камнем…” — нараспев повторила она. — И что же? Вы нашли этот камень и обнаружили Ясимьенто?

— Представь себе! Проникли под землю, отсчитали положенные тысяча двести два шага и наткнулись на залежи гремучего песка.

— “Разбуди меня и возьми!” Невероятно!

— Не так уже невероятно. Конечно, гремучий песок — редко встречающееся образование, но все же оно существует в природе и может быть найдено и в других вулканических областях. Видишь ли, на процессы образования и скопления углеводородных соединений в земной коре огромное влияние оказывает вулканическая деятельность. Химические реакции, в результате которых образуются углеводороды, многократно ускоряются под воздействием тепла и вибрационных процессов — я имею в виду тепло земных недр во время извержения вулканов и землетрясений.

— Ничего в этом не смыслю. Всегда была тупицей в химии.

Агвилла рассмеялся.

— Не так уж все это и сложно. Ясимьенто — месторождение гремучего песка — можно обнаружить почти всюду поблизости от действующих вулканов.

— Как бы мне хотелось хоть краешком глаза взглянуть на это ваше пресловутое Ясимьенто!

Я не успел крикнуть: “Агвилла, остановись!”, как услышал его голос: — Ты умеешь ездить верхом?

— Немножко.

…Через несколько минут топот двух лошадей потонул в густой листве.

Возбужденное воображение рисовало мне, как они продираются сквозь лианы, как подъезжают к реке, отыскивают “высокий камень”, погружаются в “ночную темь земли”, зажигают фонарь и оказываются у вагонетки над черным провалом. Вот Хельга наклоняется, берет в руки черный порошок, смеется и произносит нараспев:

Я песок, что гремит, и горит, и летит…

Наконец сон сморил меня.

Проснулся я от негромкого жужжания. За окном было светло.

Непонятное жужжание проникло сквозь толстые каменные стены, и от этого оконные стекла неприятно дребезжали. Послышались чьи-то торопливые шаги, возбужденные голоса, захлопали двери.

Я вскочил с кровати и кинулся в комнату связи, где уже находились Анди и Педро Коломбо. У двери топтался Дуг Кассиди, еще не совсем оправившийся от вечерних возлияний. Не обращая на него внимания и не постучавшись, я вошел в комнату.

— Что случилось? Почему шум?

— Тревога! — отозвался Анди.

— Какая тревога? — по-дурацки воскликнул я и мгновенно вспомнил ночную любовную сцену под моими окнами. — Где Агвилла?

— Должно быть, на прогулке с рыжеволосой красавицей, — язвительно сказал Анди и включил мониторы.

На Белой Стене все было совершенно спокойно.

В лаборатории, в шахте подъемника и на складах тоже не было ничего подозрительного.

Но пятый экран — тот, что вел наблюдение за черным провалом Ясимьенто, — пульсировал. Педро прибавил звук: раздался оглушительный писк.

— Передатчик! — шепнул он и принялся шарить объективом по всем уголкам галереи.

Только я собрался рассказать им о ночной экскурсии Агвиллы и Хельги, как резко зазвенел радиофон. Анди взял трубку. Из усилителя донесся отчаянный вопль.

— Эль Темпло? Эль Темпло?

— Да, это Эль Темпло, — сказал Анди. — Кто говорит?

— Эль Капитан! — Визгливый голос главаря динамитеросов был полон ужаса. — Предупреждаю: Хельга провокатор! Вы меня слышите? Отряд номер семь обнаружил секретные архивы “Конкисты”… Слышите? Рыжая Хельга — агент Командора! Приказываю брату Кассиди ее каз…

Его крики были заглушены выстрелами. Эль Капитан захрипел, но сквозь шум нам все же удалось расслышать слабый голос: — Они здесь… Касси… Снова выстрел. Все смолкло.

— Капитан! — закричал Анди. — Капитан! Ответом ему была мертвая тишина. В кабину ворвался Дуг Кассиди, от его сонного вида не осталось и следа, он разом протрезвел, — Я все слышал! — сказал он. — Недаром я давно слежу за этой красоткой. Теперь-то ей от меня не уйти. Дайте мне динамит.

Разумеется, динамита ему никто не дал. В этот момент снаружи послышалось лошадиное ржание, затем гортанный смех Хельги, а вскоре и она сама появилась во дворе. За ней следовал Агвилла. Хельга лучилась счастьем.

Дуг рванулся было ей навстречу, но Анди удержал его: — Обожди! Сначала надо выяснить, что она успела натворить!

Писк, доносившийся с экрана пятого монитора, не стихал.

Объектив продолжал осмотр шероховатых стен галереи, вагонетки, рельсов. И внезапно наткнулся на узкий, продолговатый желтый предмет. Педро увеличил и приблизил изображение. В залежах гремучего песка древних толтеков лежал золотой мундштук. Писк резал уши.

— Вот он, передатчик! — сказал Анди. — Какие же мы идиоты!

Надо убрать его оттуда! Немедленно! Пока не засекли приборы самолетов.

Педро схватил автомат и бросился к выходу. В дверях он столкнулся с Хельгой, но даже не взглянул на нее, выбежал во двор и вскочил в седло. Вскоре он уже скакал на запад, к Ясимьенто.

5. Самоубийцы

С этой минуты события стали разворачиваться с такой головокружительной быстротой, что я не успевал следить ни за их развитием, ни за деталями. В памяти остались лишь отдельные обрывки — точно ночные сцены, выхваченные из тьмы вспышками молнии.

Началось с того, что с востока, скорее всего со стороны Белой Стены, появился огромный вертолет. Едва он приблизился к арке, как из его брюха посыпались парашютисты. Все в черных свитерах динамитеросов, у всех на груди крест с двумя перекладинами.

Кто-то сунул мне в руки автомат. Я кинулся во двор и увидел Эль Гранде. Он стрелял по плавно спускавшимся на деревья людям. Пуля попала в одного из них. Он взорвался в воздухе. Вспыхнувшее пламя перекинулось на два парашюта рядом, и те словно растаяли в небе. Эль Гранде без устали стрелял из автомата. Еще один динамитерос взорвался. Остальные исчезли среди лиан, стропы парашютов запутались в густых ветвях деревьев. А с вертолета прыгали все новые парашютисты.

Внезапно над аркой плеснула тонкая, яркая молния, она “ужалила” вертолет, тот покачнулся, и тут же раздался взрыв. Вертолет развалился на куски. От раскаленного металла посыпались искры, заливая деревья огненным дождем. Еще три взрыва один за другим всколыхнули землю.

Из огня выскакивали динамитеросы и, не обращая внимания на автоматные очереди, бежали вперед. Я выстрелил, но это их не остановило. Они продолжали бежать, держа в руках небольшие детекторы. Эль Гранде кинулся наперерез динамитеросу, который бежал впереди. Тот не сумел увернуться и попал в объятия великана. Мгновением позже оба превратились в огненный гейзер, вырывший в земле глубокую яму. Задетый взрывной волной, взорвался еще один динамитерос. Однако ни пули, ни огонь не могли остановить фанатиков.

Самоубийцы с готовностью бросались в преисподнюю.

Я вдруг увидел Агвиллу. Он стоял в стороне, с потерянным видом, загораживая Хельгу. Откуда-то выскочил Дуг Кассиди. В руке он держал длинный нож. Подбежав к ним, вырвал Хельгу из рук Агвиллы, что-то крикнул ей в лицо. Она взвизгнула, кинулась прочь, он — за ней. Секунду-другую Агвилла стоял, точно окаменев, потом бросился вслед за Дугом. Но опоздал. Бывший учитель испанского языка в Нью-Йорке, любитель спиртного, примкнувший к динамитеросам, сбил Хельгу с ног и вонзил нож в крест с двумя перекладинами — в самое сердце. Так расправлялись динамитеросы с изменниками.

Агвилла, не веря своим глазам, смотрел то на мертвую возлюбленную, то на нож, с которого стекала кровь. И вдруг с диким криком схватил Дуга за горло и мертвой хваткой впился в него пальцами. Кассиди даже не успел поднять в ответ нож и без единого слова, без стона рухнул рядом с бывшей соратницей, устремив неподвижный взгляд в небо — словно спрашивая себя, к чему все это было…

Появился доктор Маяпан. Он, казалось, вдруг сразу постарел и стал беспомощным, как дитя. Прихрамывая, подошел к сыну, немощными руками обнял его и повлек назад, во двор. А динамитеросы находились всего в полусотне шагов от нас. Троим из них удалось обойти нашу малочисленную группку. Они продвигались на запад — туда, где передатчик издавал свой предательский писк.

Успеет ли Педро Коломбо заставить его замолчать прежде, чем туда доберется вооруженная тройка?

В Ясимьенто Педро уже не было. Он скакал назад, изо всех сил пришпоривая коня. Наверное, услышав выстрелы, решил вернуться, чтобы погибнуть вместе со всеми. Увидел черные фигуры, бежавшие ему навстречу, и на всем скаку налетел на них, поливая очередью из автомата. Двое динамитеросов превратились в огненный смерч и вовлекли с собой Педро. Третий исчез за деревьями.

Динамитеросы уже достигли Эль Темпло. Я открыл огонь. Один из них, сраженный пулей, упал. Раздался взрыв. Деревья пылали, все вокруг превратилось в огненный ад.

— Тедди! — вдруг услышал я за спиной голос Анди. — Отходи!

Я попытался бежать, но споткнулся, упал, кто-то поднял меня и поволок за собой. Перед тем как нырнуть под арку, я успел заметить, что какой-то динамитерос бросился — в точности как там, на учебном плацу у Эль Капитана, — к складу, где находился Мак-Харрис. Еще один взрыв: это фанатик-самоубийца подорвал себя и склад.

Анди вбежал в помещение, на миг задержался перед распахнутой дверью комнаты связи и прошил мониторы двумя автоматными очередями. Все пять экранов разлетелись вдребезги. Эль Темпло лишился зрения и слуха.

Мы отступили к библиотеке.

Там, среди груды книг, уронив голову на грудь, с отрешенным видом сидел Агвилла. Возле него, что-то шепча ему, сидел отец. Анди торопливо выхватил из шкафа какие-то книги, рукописи и сунул в мешок. Взрывы по-прежнему сотрясали развалины Эль Темпло.

Анди поднял брата, я помог встать старику жрецу, и мы двинулись к лаборатории. Мучительным был этот мой последний путь туда. Даже в тот, уже далекий день, когда я впервые шел по длинным коридорам, сгибаясь под тяжестью мешка с гремучим песком, мне не было так тяжело. Старик Маяпан, навалившись всем телом на мои плечи, с трудом передвигал ноги. Братья следовали за ним. Агвилла все время стонал.

По подземельям прокатывался грохот взрывов.

Эль Темпло превращался в руины. То, чего не сумели сделать тысячелетия, теперь совершала горстка самоубийц с взрывчаткой на груди…

Но вот, наконец, мы подошли к железной двери, Анди приложил руку к левому углу, дверь отворилась, мы вошли. Лаборатория тонула во мраке:генератор бездействовал. Анди посветил фонарем, подошел к пульту управления, порылся, нашел стопку тетрадей — записи Доминго Маяпана и Бруно Зингера с формулой энергана — и тоже сунул их в мешок. Выстрелы приближались.

— Пошли! — скомандовал Анди. — Больше нам тут делать нечего.

Он выпустил автоматную очередь по компьютеру и пульту, подбежал к углу, сдвинул перегородку. За нею оказался небольшой подъемник.

— Сюда!

Все безропотно подчинились властному приказу. Да и как было не подчиниться? Перед нами был уже не прежний юноша-мечтатель, а человек, который знает, чего хочет и как этого достичь.

Длинная шахта над нами терялась во мраке.

— Анди, но ведь тока нет! — испуганно сказал я.

— Придется вручную, — отозвался он. Только тут я заметил металлическую рукоять, и мы принялись вдвоем крутить ее. Подъемник медленно пополз вверх.

6. Эль Волкан гневается

Сколько времени длился подъем? Мне показалось — вечность. Мы вертели рукоять, клеть негромко поскрипывала, прикасаясь к выступам каменной стены. В темноте слышалось прерывистое дыхание старого жреца, стоны Агвиллы.

Мне даже казалось, что я слышу биение собственного сердца. Но все мои мысли были заняты рукоятью, которую мы вертели, вертели, почти до потери сознания.

Легкий толчок. Подъемник остановился.

Снизу донесся глухой взрыв.

— Тедди, подними руки! — приказал Анди. Я послушно поднял руки и нащупал что-то вроде металлической крышки.

— Сдвинь ее влево!

Я так и сделал. Неожиданно в глаза ударил яркий солнечный свет. На голову посыпались комья сухой земли.

— Всем выходить! — приказал Анди. — Быстро!

Мы вышли, щуря глаза, и оказались на поверхности — где именно, я не мог определить, так как дневной свет все еще слепил глаза.

— Помоги мне закрыть вход! — сказал Анди.

Вдвоем мы задвинули шахту металлической крышкой, сверху засыпали камнями и землей, после чего, совершенно обессиленный, я рухнул наземь рядом с Агвиллой и старым Доминго. Лишь через минуту-другую, когда дыхание выровнялось, я приподнялся на локтях, пытаясь определить, где мы находимся. И вдруг понял, что это то самое место, куда меня, усыпленного, доставили из Эль Темпло. Позади высились вершины Скалистого массива, впереди — конусообразная шапка Эль Волкана.

Пока доктор Маяпан, Агвилла и я лежали без сил, неутомимый Анди успел сбегать вниз, к рощице, и раскидать груду веток. Под ними, накрытый куском брезента, стоял знакомый мне старенький джип. Анди, завел мотор, подогнал машину к нам.

Внезапно из глубины земли донесся мощный гул. Гора под нами содрогнулась, словно какой-то неведомый исполин в ярости ударил ее кулаком.

— Ясимьенто! — прошептал Анди.

— Ясимьенто… — вяло повторил Агвилла. — Все кончено…

Увы, он не ошибся.

Подземный гул смешался с адским грохотом — это трещала, обваливалась земля, сыпались камни. Деревья вырывало с корнем…

Проснулся Эль Волкан.

Из его кратера к небу взметнулся огромный огненный столб.

Достигнув облаков, он превратился в гигантский гриб, накрывший вулкан, и, оседая, окутал предгорья и смешался со стайфли, превратив его в плотную раскаленную пелену. Вместе с огнем извергались вихри пепла, газов, камни. По склонам стекали широкие потоки лавы, заливая поля индейцев, сжигая их хижины, сметая редкие деревца и траву. Спасаясь от ярости вулкана, люди в панике устремились в долину.

Вихри жаркого пепла долетели и к нам. Это вывело нас из оцепенения. Агвилла помог отцу влезть в машину, я сел рядом. Анди сунул мешок с книгами под сиденье, и мы помчались через лес вниз к шоссе, едва видневшемуся в густом тумане. Сухая рощица позади вспыхнула как спичка, огонь преследовал нас по пятам. Анди гнал машину как одержимый, проявляя чудеса водительского искусства. Но, невзирая на его старания, раскаленные облака настигали нас. Я поднял откидной верх, нашел бидон и стал поливать брезент водой — наивная попытка защититься от огня. Воздух наполнился испарениями.

Старый Доминго Маяпан полулежал на заднем сиденье, судорожно глотая ртом воздух, дыхание его становилось все более прерывистым.

Чем ниже к долине, тем больше людей попадалось нам на дороге — с узлами на плечах, плачущими младенцами на руках. Одни толкали перед собой двухколесные повозки, другие везли скарб на тачках для песка. Мы обгоняли подводы, полуразбитые машины, грузовички. С каждой минутой человеческий поток становился все гуще. Кое-кто пытался остановить нашу машину, забраться внутрь, но мы молча отталкивали их, и вслед неслись проклятья и брань.

В долине, которая вела в Кампо Верде, дорога оказалась забитой настолько, что ни одна машина не могла пробиться сквозь расползшийся человеческий муравейник. Тогда Анди свернул вправо и, взобравшись па разрытый склон, поехал параллельно шоссе с риском перевернуть машину.

Минут за десять мы опередили поток беженцев и вновь съехали на шоссе. Здесь лава уже не угрожала нам, зато смог, пропитанный раскаленной вулканической пылью, стал невыносимым. Каждый вдох приносил страдания, особенно трудно приходилось старику. Это словно бы вывело Агвиллу из оцепенения, в котором он находился после смерти Хельги. Достав из-под сиденья три маски, он протянул их отцу, Анди и мне. Однако старик оттолкнул его руку.

— Оставь, — прошептал он. — Мне уже не надо… — Мучительная гримаса исказила его лицо. — Я… ты же видишь, я умираю… Возьми себе… Ты должен жить. Должен… Я…

Но Агвилла, не слушая, старательно застегивал маску под подбородком отца. Тот выпрямился, сдернул с себя маску и, собрав последние силы, с гневом, в котором, однако, слышалась отцовская любовь, воскликнул: — Ты слышишь, что я сказал? Надень маску!

Изумленный непривычной вспышкой, Агвилла почти машинальным движением натянул маску. Отец буркнул: — Так-то лучше…

Некоторое время мы ехали молча. Потом он сказал: — Мне хотелось бы повидать Кампо Верде… Смочите платок!

Платок не помогал, старику становилось все труднее дышать.

Вулкан остался далеко позади, но было видно, что он по-прежнему извергает потоки лавы, неся смерть Теоктану и Тупаку.

Впереди сквозь пелену тумана показалось Кампо Верде.

Я уже трижды видел его. Первый раз в фильме Агвиллы. Тогда перед моими глазами был цветущий сад, уютные домики, безмятежные жители. Видел я его и в развалинах и запустении несколько недель назад, когда проезжал мимо, направляясь в Америго-сити.

И вот оно вновь передо мной. Моим глазам предстало разрытое кладбище: жилища превратились в могилы, остатки нефтяных вышек — в надгробные памятники. Бульдозеры перекопали, перерыли, искромсали землю, зонды пробурили глубокие отверстия, разворотили подвалы: Мак-Харрис искал здесь дорогу в Эль Темпло!

— Останови… — еле слышно произнес Доминго — Здесь…

Анди послушно остановил машину там, где когда-то стоял бело-зеленый домик. Сейчас от него осталась только полуразрушенная стена да помятая железная бочка.

— Помогите мне выйти… — прошептал старик.

Мы вынесли его из машины, положили на землю. Агвилла поднес к его рту флягу с водой, но он отказался: — Напрасно, сын… Сам видишь… Я останусь здесь, рядом с моей Евой…

Он с трудом выталкивал из себя каждое слово, не хватало воздуха.

Подземные толчки прекратились. Стало тихо-тихо. Слышалось только свистящее дыхание умирающего.

Он повернул ко мне голову. Губы у него посинели.

— Сеньор Искров, — с трудом различил я. — Простите… что вовлек вас в эту… борьбу… Она была… только нашей…

— Она стала и моей, доктор Маяпан, — возразил я. На глаза у меня навернулись слезы.

По его лицу прошла слабая тень улыбки: — Тогда… я… рад…

Он поднял руку и привычным жестом попытался поправить очки.

Внимательно посмотрел на сыновей и трясущимися пальцами взял их руки, притянул к своей груди.

— Агвилла… Алехандро… дорогие мои мальчики… Помните, борьба не окончена… Мы свергли Мак-Харриса, но только его одного… И в этом наша ошибка… Мак-Харрис не одинок. В мире столько ему подобных… — Голос его прервался, он замолчал, перевел дух и шепотом закончил: — А энерган — это могущественная сила. Она может свалить и остальных… Если только мы не будем сражаться в одиночку… Найдите Мора-леса… Найдите Моралеса…

Тело его свело судорогой. Из горла вырвался стон.

Агвилла сдернул с себя маску, приложил к его лицу. Струя кислорода подействовала на старика подобно удару. Он вздрогнул, напрягся, почти привстал, в последний раз глубоко вздохнул, потом откинулся назад и застыл. Навсегда.