Иван-Дурак

И далеко не к лучшему. Это в наших силах, поверьте. Но этим делу не поможешь. А посему, я намерен воззвать к вашей совести! К вашему внутреннему мерилу добра и зла! Ибо я убежден, что совесть у вас все же есть! Да, да! Есть. Не сомневайтесь. Вам не удалось ее убить, вы всего лишь ее усыпили. Она впала в летаргию, но вот настал момент, когда она должна пробудиться и начать руководить вашими поступками!

– Утомили вы меня своими нравоучениями! – выкрикнул Иван. – Я знать не знаю, кто вы такой и зачем ко мне прицепились! Без вас проблем хватает. У меня завтра тяжелый день. Вы хоть представляете, сколько мне всего нужно сделать? Что вы мне голову морочите? Я взрослый человек и имею право жить так, как мне хочется! Так, как я умею жить! С какой такой радости я должен выполнять ваши дурацкие приказания, смысл которых мне не понятен? Ах, да! Если я вас ослушаюсь, на меня обрушится кара небесная! Вы меня в порошок сотрете! Вы меня призываете спасти какую-то женщину. Это ведь должен быть добрый поступок? – Петр Вениаминович кивнул. – А разве добрые дела делаются под принуждением? Практически с пистолетом у виска?

– Сынок, ты совершенно прав, – голос Петра Вениаминовича был наполнен неподдельной теплотой и участием. – Невозможно совершать благородные поступки вопреки своему желанию. Это должен быть душевный порыв, веление сердца, так сказать. Иначе ничего не получится. Ты совершенно прав, сынок. Ты не обязан ничего предпринимать. Уж кто-кто, а я-то уважаю свободу выбора. Что ж, ты выбираешь бездействие. Не смею больше вас переубеждать. Вам почти сорок, вы взрослый, самостоятельный человек, к тому же из тех, что сделали себя сами, как говорится, что, безусловно, достойно всяческих похвал. Ну что ж, теперь женщина, которую вы некогда очень любили, и которая сыграла важную роль в вашей жизни, погибнет, а вы, вероятно, даже не узнаете об этом. Таковы будут последствия вашего выбора, но как я уже говорил выше, я готов уважать любое ваше решение. Не смею вас больше отвлекать. Отдохновение после трудов праведных – дело важное, необходимое даже, я бы сказал. Действительно, завтра ведь вас ожидает очередной тур великой игры по зарабатыванию денег. Прощайте! – Петр Вениаминович по своему обыкновению поспешно испарился, оставив последнее слово за собой.

– Черт! Черт! Черт! – кричал Иван и молотил кулаком по деревянной спинке кровати.

Утром он пробудился в дурном расположении духа, усталый, изможденный, с головной болью, будто с похмелья, хотя и выпил накануне всего два бокала красного вина.

– Что с тобой? Вид у тебя какой-то неважный, – спросила жена.

– Ничего! Отстань! – огрызнулся он. Потом взглянул на жену, она вся сжалась и, кажется, готова была разреветься. Иван обнял ее, погладил по голове. – Извини, мне кошмар приснился. Ужасный сон. Извини. – Он опасливо покосился на то место на спинке кровати, куда во сне молотил кулаком. Там появилась небольшая вмятина.

Когда Иван ехал в отремонтированной машине на службу, он смотрел в тонированное окно на дома, улицы, людей, на дождь, который снова поливал город, на лужи на асфальте. Еще несколько дней назад мир был таким простым и понятным. Есть настоящее, прошлое и будущее. Все на своем месте: прошлое – прошло, будущее – еще не наступило, настоящее – вот оно, вершится в это самое мгновение. А сейчас настоящее было зыбким, будущее – туманным, а призраки прошлого готовы были ворваться в доселе спокойную Иванову жизнь. Раньше был сон, была явь, и эти явления никак не пересекались. Для каждой ипостаси бытия – свое время. Все четко. А сейчас что? Неряшливый философ-психопат Петр Вениаминович из сновидений более реален, чем водитель, который везет сейчас Ивана на работу, чем это кожаное сиденье, на котором Иван сидит. Чертовщина какая-то. И выбор, который был предложен Ивану во сне, почему-то казался более реальным и осязаемым, чем совещание, которое ему предстояло провести через несколько минут. И эта вмятина… как из сна она переместилась в явь? Чертовщина!

Глава третья

После совещания Иван заперся в своем кабинете, попросил секретаршу никого к нему не пускать, достал из ящика стола листок бумаги, на котором гелевой ручкой были написаны имена некогда любимых женщин. Господи, сколько терзаний, радости, сомнений, ревности, удовольствий, счастья, разочарований связано с каждым из этих имен! Ивана захлестнули воспоминания. Некоторые из них до сих пор отдавались тупой болью. Он встал, достал из шкафа початую бутылку коньяка, плеснул в бокал, подошел к окну, отпил большой глоток, глядя на разномастные московские дома и бесконечно-серое небо. С кого же начать?

После пятнадцати минут размышлений и ста пятидесяти грамм коньяка Иван пришел к выводу, что логичнее всего начать со своей нынешней любовницы Лизочки Потаповой.

Раньше Иван запросто ей звонил, назначал свидания, а сейчас, когда на него была возложена миссия по спасению некой дамы, как-то разволновался. А вдруг это она и есть? Минуты две собирался с мыслями, прежде чем набрать знакомый номер. С Лизочкой Иван встречался раз или два в неделю и не замечал, чтобы она нуждалась в какой-то помощи, вроде у нее все было в порядке. Точнее, когда она нуждалась в помощи, он помогал ей незамедлительно. Впрочем, Лизочку Иван не видел уже недели две – был слишком занят, да и на ее звонки толком не отвечал: днем – непрерывная череда совещаний и переговоров, а по вечерам она не звонила – уважала семейную жизнь Ивана. Может, за это время у нее что-нибудь и произошло. Иван набрал номер Лизочки.

– Извини, не могу говорить. Я тебе перезвоню, – прошептала она скороговоркой.

Иван разозлился: она ему так нужна сейчас, а у нее, видите ли, какие-то дела. Что может быть важнее любимого мужчины? У Ивана было много работы, а он не мог на ней сосредоточиться, поскольку ждал звонка от Лизочки. С каждой минутой ожидания он злился все больше. Она перезвонила через час, когда был занят уже он. Он тоже прошептал скороговоркой, что перезвонит позднее. В итоге поговорить удалось только ближе к вечеру.

– Давай сегодня встретимся. – Предложил Иван. – Я соскучился, да и обсудить нужно кое-что.

– Да уж, нам есть что обсудить, – ответила Лизочка с неожиданной агрессией, – нам давно пора кое-что обсудить! Где и когда?

Иван назвал ресторан и время. У него, правда, возникло сильное желание от свидания отказаться, поскольку Лизочкин тон явно сулил выяснение отношений, чего Иван не любил и всячески старался избегать. Но он не отказался. Он здраво рассудил, что лучше уж с Лизочкой отношения выяснить, чем с Петром Вениаминовичем. С Лизочкой-то оно безопаснее как-то, к тому же предстоящий разговор находился в рамках спасательной операции. Так что пришлось пойти.

С Лизочкой Иван познакомился два года назад – она брала у него интервью. Красивая, веселая, непосредственная девушка ему сразу понравилась. На ней была какая-то короткая юбчонка, из-под которой торчали худые, стройные ножки с острыми коленками. Может, она надеялась, что это выглядит сексуально, но это было скорее трогательно. Хотелось ее накормить – такая она была маленькая, тощенькая и бледненькая. У нее была какая-то удивительно светлая кожа. И вот на ее белом лице синели огромные глаза, обрамленные густо-накрашенными ресницами. Волосы тогда у нее были огненно-рыжие, длинные, буйные, непокорные. То ли фарфоровая куколка, то ли ведьма. Иван до сих пор помнил, какой шок он испытал, когда это хрупкое создание заговорило! Голос у нее был низкий, густой, немного хрипловатый. Если бы Иван услышал его по телефону, подумал бы, что с ним разговаривает парень или, по крайней мере, зрелая женщина. Это безумное противоречие между ее внешностью и голосом восхитило Ивана, завело и подтолкнуло к активным действиям. Молодая журналистка отдавала распоряжения своему оператору и самому Ивану указывала, куда и как нужно сесть, куда смотреть, а он слушал и фантазировал, как он затыкает этой басистой сирене рот поцелуем. Теперь ему уже не накормить ее хотелось, теперь у него были другие желания.

Лиза работала на одном из окружных телеканалов. В те времена она только училась быть москвичкой и еще не говорила: «Понаехало тут!». Тогда она сама еще совсем недавно перебралась в столицу из крупного провинциального города, где была довольно популярной телеведущей и руководителем проектов. Снимала квартиру еще с двумя девочками, а в свободное время предавалась мечтам о головокружительной карьере и огромных деньгах, которые она непременно заработает. Пока же зарплата у нее была скромная, но она оптимистично считала, что это только начало большого пути. Она, правда, уже была несколько разочарована тем, что ее не взяли на работу ни на один из центральных каналов, а на окружном, куда ее в конце концов приняли, ее кандидатуру даже и не рассматривали в качестве ведущей. Пришлось Лизе снова «опуститься» до уровня простой журналистки и начать снимать репортажи. Ей казалось, что это пройденный этап, но, увы, пришлось все начать сначала… Иногда ей даже казалось, что она совершила ошибку, переехав в Москву: в своем городе несмотря на юный возраст она была личностью известной, со связями, репутацией и признанными заслугами, а здесь она пока была всего лишь провинциалкой, приезжей, одной из сотен тысяч таких же охотников за лучшей жизнью. Иногда она задавала себе вопрос: «Зачем? Зачем мне нужно было уезжать?». Когда Лиза увольнялась с работы, покупала билет на поезд до Москвы, собирала чемоданы, ей все было понятно: она выросла из своего города, здесь она достигла своего потолка, и теперь ей хотелось большего – больших возможностей и более широкого спектра перспектив. А оказалось, что возможности и перспективы гипотетически-то существуют, однако не подберешься к ним и не ухватишь. Но Лиза не унывала. Она знала, что умна и талантлива и рано или поздно добьется успеха. Лучше, конечно, рано, чем поздно. Лизины подружки грезили об удачном замужестве. Мечтали окрутить какого-нибудь богатенького москвича и зажить настоящей столичной жизнью, какой она виделась им с экранов телевизоров, когда они еще обитали в своих небольших провинциальных городах. Дорогие наряды, драгоценности, машины, рестораны, бурная светская жизнь, салоны красоты, пластические операции, бесконечные путешествия… Большинство Лизиных подружек были одиноки, не удавалось им отхватить не то что богатенького мужика, а даже завалящего менеджера среднего звена из бывших провинциалов. А Лиза о мужчинах и не думала, она была занята карьерой и всего хотела добиться сама. Итак, Лизе мужчины были не нужны, зато она была нужна мужчинам. За ней постоянно кто-то пытался ухаживать, ее постоянно звали в кино, в театры, в кафе. Она иногда принимала приглашения, но отношения очень решительно переводила в дружеский формат. Не то чтобы она была недотрогой, мужененавистницей, не то чтобы она отрицала любовь, отношения и брак, просто не встречался ей пока такой, чтобы сердце ее затрепетало, чтобы впала она в любовную горячку, чтобы он смог отвлечь ее от честолюбивых планов. Словом, не встретился ей еще тот, кого она бы полюбила.

Тогда после интервью Лизочка немного задержалась в кабинете Ивана. Оператор уже вышел, а она задержалась. Все медлила. Долго собирала свои блокноты, ручку, кассету. Они все не хотели помещаться в ее маленькую сумочку. Она видела, какое впечатление произвела на этого холеного, уверенного в себе мужчину. Она чего-то ждала от Ивана, почему-то ей хотелось, чтобы он сделал шаг ей навстречу. Почему-то ей хотелось, чтобы эта первая встреча не стала последней. Чем-то зацепил ее этот загорелый мужчина в неприлично дорогом костюме. И вот она медленно идет к дверям, оборачивается, встряхивает волосами, улыбается и говорит бодро:

– Да, забыла сказать, если захотите, можете посмотреть на себя: сегодня в 19.00, в это время у нас новости. Спасибо за помощь, всего доброго! – и она взглянула ему в глаза. На прощанье, в последний раз.

– Может быть, вместе посмотрим? – вдруг игриво предложил он.

– А что вы будете делать, если я соглашусь?

– Я буду безмерно счастлив.

– Хорошо, давайте посмотрим вместе. Я согласна. Где будем смотреть?

– Я бы с удовольствием пришел к вам в гости.

Она рассмеялась.

– Ну, если вас не смутит моя съемная, потрепанная хрущевка в Южном Бутово, бардак, маленький телевизор и две моих сожительницы, то добро пожаловать!

Он тоже засмеялся.

– Какой кошмар! Оказывается, красивые преуспевающие журналистки живут в таких ужасных условиях! А, может быть, бог с ним, с этим просмотром? Может, мы лучше отправимся в ресторан? Мне было бы гораздо интереснее поболтать с вами, чем смотреть на себя по телевизору. Я, в конце концов, и в зеркало на себя посмотреть могу. – Он очаровательно улыбнулся. – Ну, так как?

– Уговорили. – Лиза улыбнулась в ответ не менее очаровательно.

Они стали встречаться. Гуляли по улицам, сидели в кафе и ресторанах, целовались, держались за руки. Дальше их физические контакты не заходили. Иван чувствовал себя подростком рядом с этой смешной, наивной девочкой. Хотелось совершать подвиги ради этой хрупкой беззащитной малышки. Он снял для нее квартиру в центре, недалеко от дома, в котором он жил. Очень приличную квартиру. Она отказывалась, не хотела она жить на его деньги, но он ее убедил – им же нужно где-то встречаться. У него дома жена, у нее – две сожительницы. Некуда податься двум бедным влюбленным.

Опьянение любовью скоро закончилось, отношения стабилизировались, стали ровными и спокойными, появился график встреч. Иван старался, чтобы все было по расписанию, по плану. Он опасался неожиданностей и сюрпризов, хотя когда-то был не прочь поучаствовать в каком-нибудь безумстве. Склонность эта, впрочем, осталась в прошлом, в почти забытых временах нищей юности. Спонтанные поступки в его жизни, безусловно, случались и теперь, но не приветствовались.

Лизочка была очень удобной любовницей. Она была красива. Причем красота у нее была особенная, необычная, сотканная из противоречий. Она сразу привлекала к себе внимание. К тому же в свои двадцать шесть лет выглядела она на восемнадцать. Она была страстная и изобретательная в постели. Она была умная. С ней он мог обсуждать даже свои рабочие вопросы – она все понимала и совет могла дать. Она умела слушать. Она умела сочувствовать. Она не выманивала у Ивана деньги и дорогие подарки. Она не вмешивалась в его семейную жизнь. Он был уверен, что Лизочка не станет звонить ему по вечерам, а тем более по ночам, не потревожит она его в выходные и в праздники. Он знал, что она никак не выдаст своего присутствия в жизни Ивана. Она не заводила вечную песню всех любовниц на тему «разведись с ней и будь со мной». Она радовалась тому, что имела. Она не устраивала скандалов и истерик, она ничего не просила и тем более не требовала. Она не была зациклена на Иване: у нее была своя жизнь, карьера. Она давно ушла с того окружного телеканала и теперь руководила спецпроектами на одном развивающемся кабельном канале. Она неплохо зарабатывала. Ивану с любовницей несказанно повезло. Но он, конечно, не ценил. Он воспринимал этот дар судьбы как должное. Потому что достался ему этот дар даром. В последнее время он не звонил ей, чтобы просто узнать, как у нее дела. Набирал ее номер только когда хотел ее ласк, когда ему нужно было пожаловаться на начальство, проблемы, здоровье. Отказывал ей, когда она просила о встрече, безусловно, исключительно по уважительным причинам: жена приболела, задерживается на работе, срочная командировка, простуда. Он не всегда отвечал на ее звонки, тоже, разумеется, в силу разных вполне уважительных причин. Она не роптала. Из чего Иван делал вывод, что Лизочку такое положение дел вполне устраивает. Поэтому ее сегодняшний язвительный тон Ивана удивил, насторожил, испугал.

Глава четвертая

Она возникла перед Иваном неожиданно. Он сидел за столиком и изучал меню. Он бывал в ресторанах почти каждый день и не по разу, но всегда выбор блюд был для него таинством, маленьким волшебством, предвещающим наслаждение. Сначала он почувствовал аромат ее духов, а потом появилась она. Он ее не сразу узнал. За время, что они не виделись, Лизочка состригла свои длинные роскошные рыжие волосы и покрасила их в черный цвет. Кажется, эта стрижка называется каре. Она была одета в маленькое черное платье, на шее – нитка жемчуга. Такая строгая и серьезная фарфоровая кукла. И роковая красавица.

– Ну, здравствуй, – сказала она своим низким хрипловатым голосом.

Иван подумал, что к этому невозможно привыкнуть, это всегда волнует. Иван поднялся, помог Лизочке сесть. Поцеловал ее в щеку.

– Ты такая красивая, – прошептал он.

Она поморщилась, будто он сказал ей гадость.

– Что у тебя с лицом? Наш мальчик подрался? Вступился за прекрасную незнакомку или сцепился с партнерами по бизнесу? Ты, вроде, раньше предпочитал более цивилизованные способы борьбы.

– Не знал, что ты такая стерва, – ухмыльнулся Иван, – как это тебе удавалось скрывать так долго свою сущность?

– Так что у тебя с лицом?

– Ерунда, попал в небольшую аварию.

– Ой, извини. Я не знала. Почему ты не позвонил? С тобой все в порядке? – она, похоже, всерьез забеспокоилась.

– Как видишь, отделался легким фингалом. Ничего страшного. Успокойся. А можно поинтересоваться, почему ты так жестоко поступила со своими волосами?

– Тебе не нравится? – она тут же нахохлилась, надулась и приготовилась вступиться за свой новый образ.

– Нравится, глупышка, только это так кардинально, что я тебя не узнаю. С чего это вдруг ты так решила измениться?

– Официально извещаю – я решила начать новую жизнь. Ты же знаешь, для нас, женщин, смена прически ведет к переменам в жизни.

– И что же ты решила поменять?

– А я, дорогой, решила стать плохой. Знаешь, мне наскучило быть хорошей, это неэффективно, это не приводит к достижению цели.

– А что у нас за цели такие? Какие цели могут быть у красивой женщины? Она должна порхать легкой птахой и украшать собой жизнь мужчины.

– Как низко ты меня ценишь! – ее взгляд полыхнул ненавистью. – По-твоему единственная функция красивой женщины быть игрушкой для мужчины? И это все? Больше она ни на что не годна?

– Малыш, я пошутил, ну что ты? Я же знаю, что ты у нас настоящая карьеристка и просто гений телевизионного искусства.

Было видно, что Лизочка приготовилась к новой атаке. В ее синих глазах была злоба. Иван не понимал, что происходит – такой он свою любовницу никогда раньше не видел. Она была забавным ласковым котенком, а сейчас перед ним сидела карликовая львица и явно собиралась его растерзать. Ивана спас официант, который подошел поинтересоваться, не готовы ли они сделать заказ. Иван, хотя еще ничего и не выбрал, но был готов, лишь бы не продолжать этот неприятный для него разговор. Его смутила смена ролей. Раньше он был покровителем, многоопытным мужчиной, советчиком, учителем, а она маленькой девочкой, воспитанницей, ученицей. Откуда этот подростковый бунт? Может, у нее, действительно, какие-то неприятности и она нуждается в помощи? Откуда эта агрессия?

Принесли вино. Иван поднял бокал:

– За тебя! Я очень рад, что ты у меня есть!

– Угу. – Произнесла она как-то сдавленно, отхлебнула вина, глубоко вздохнула и выдохнула, – а ведь ты за все это время ни разу не признался мне в любви. Я ведь даже не представляю, как ты ко мне относишься, какие у тебя планы относительно меня. Или, может, у тебя вообще нет никаких планов?

Иван молчал и с грустью смотрел на Лизочку. Правду он ей сказать не мог. Как он мог сказать, что нет у него на нее никаких особых планов, что он даже не думал об этом, что она его вполне устраивает в роли любовницы, и ничего большего ему от нее и не нужно. Он полагал, что и ее все устраивает в их отношениях. Он полагал, что ему встретилась, наконец, женщина, которой нравится легкость нечастых встреч, отсутствие обязательств и долгов друг перед другом. Он полагал, что ему встретилась женщина, которая просто радовалась тому, что этот мужчина есть в ее жизни. Иван молчал. Он не мог придумать, что соврать этой женщине, сидящей напротив, в глазах которой отчетливо звучала мольба и надежда. Пауза затягивалась. Лизочка порылась в сумке и швырнула на стол ключи.

– Что это? – спросил Иван. Ответить Лизочка не успела – официант принес заказ и начал церемонно расставлять тарелки на столе. Когда он удалился, Иван повторил вопрос:

– Что это? – он кивнул на ключи.

– Это ключи от квартиры, которую ты для меня снимал. Я вчера переехала.

Иван уронил нож. Подозвал официанта, попросил принести водки. Да побыстрее. Пожалуйста.

– Что все это значит? – спросил он наконец. Почти крикнул.

Лизочка допила остатки вина в бокале, взглянула в бешеные Ивановы глаза и произнесла:

– Только не перебивай меня… не перебивай… Я ухожу от тебя. Хотя как я могу уйти, если мы и не жили вместе? Нет, но все равно я ухожу. Вернее, уже ушла из той квартиры. Короче, я решила, что больше не буду с тобой встречаться. Все кончено. Спасибо, что выслушал.

Ивану принесли водки в графинчике. Он выпил.

– Могу я, по крайней мере, знать, почему? Все же было хорошо.

– Тебе показалось.

– А что было не так? Я не понимаю. Я не понимаю! Ты завела другого мужика? Да? Я прав? Ну, хорошо же все было?

Лизочка молчала. Ела свой салат. На Ивана не смотрела. Он выпил еще стопку. Тоже принялся за еду.

– Драма драмой, а есть все равно хочется, – глубокомысленно изрек он. – Вот ведь как устроен человек. Первичные потребности есть первичные потребности. И все-таки, почему ты меня бросаешь?

– Я расскажу. Расскажу. Только не перебивай, ладно. Мне непросто далось это решение. – Она отпила еще вина. – Очень непросто. Я как представлю, что больше тебя не увижу, мне жить не хочется. Мне страшно, я не знаю, какой будет моя жизнь, в которой не будет тебя.

– Тогда зачем? Зачем?

– Я, кажется, просила меня не перебивать! – сейчас она не была похожа на фарфоровую куклу. Сейчас она была роковой женщиной, которая могла запросто решить судьбу мужчины. – Понимаешь, я ведь девочка-карьеристка. У меня небогатые родители, хотя даже не в этом дело. Да бог с ним, что у меня не было приличной одежды и обуви, и ели мы в основном макароны с картошкой. Это не важно. Хотя и не слишком приятно. Они не реализовались, понимаешь? Отец всю жизнь жалел, что не получил высшего образования, а мать… ну, она из тех женщин, что рано махнули на себя рукой, перестали следить за собой, рано, не то чтобы постарели, а увяли что ли… Если бы ее нарядить, отвести в салон красоты, она бы и сейчас красавицей была. Так вот, работала она всю жизнь, где придется, ну просто потому, что так принято – работать, ну и деньги кое-какие в семью приносила, дома – хозяйство, старалась, чтобы все накормлены были, обстираны, обглажены. Да еще участок у нас – там тоже впахивала, и мне, конечно, доставалось. Как я ненавидела эту дачу! Как я ее ненавидела! В общем, я не хотела жить так, как живут мои родители. Отец говорил: «Учись, дочка, выбивайся в люди!». И вот я дала себе слово, что у меня будет другая жизнь, что я вырвусь из этого круга, что я стану богатой и знаменитой. Причем, я такая наивная дурочка, что решила непременно всего добиться сама, без помощи мужчин. Вернее, я не сразу к этому пришла. Был у меня один помощник…, – Лизочка закрыла лицо руками. Помолчала, потом продолжила говорить все так же, с закрытым лицом. – Он был намного старше. Такой, знаешь, здоровенный, мордатый, я даже не знаю, как я в такого умудрилась влюбиться. Он такой веселый, такой живой, что ли… шутил постоянно. Шутки, конечно, были казарменные, простецкие, но от него такая энергия шла. Такое обаяние. – Лиза убрала руки от лица. – Щедрый очень был. Денег не считал. Хочу я шампанского, он самое дорогое покупает. Или однажды гуляли мы зимой, я в пуховичке была, замерзла, так он затащил меня в магазин и шубу купил, чтобы я согрелась. Пешком он, конечно, практически не ходил, но мне в тот день прогуляться захотелось. Были у него какие-то политические интересы, купил он телеканал, ну а я там, конечно, была ведущей. И все было замечательно. Он был женат, но меня это не слишком беспокоило, поскольку я тогда была еще очень молода и замуж не собиралась, тем более за него. Он же ураган, вулкан, стихийное бедствие, в общем. Мне кажется, он и побить мог. Ревнивый очень был. Дай ему волю, так он и в паранджу бы меня нарядил. А потом все закончилось. Совершенно неожиданно. Внезапно, так, наверное, точнее. – Она замолчала, снова закрыла лицо руками.

– И что случилось? – осторожно спросил Иван.

– Позвонил однажды и сказал: «Все, детка, ты уволена!».

– В каком смысле?

– А во всех. С телеканала уволена и из любовниц уволена. Попросил написать заявление об уходе по собственному желанию и исчезнуть из его жизни. И еще сказал, что если я начну скандалить, выяснять отношения, названивать ему, то мне хуже будет. «Лучше уметайся подобру-поздорову!» – так и сказал.

– И ты умелась?

– Да. А что мне было делать? Налей мне тоже водки. – Иван плеснул ей водки прямо в бокал для вина – не стал дожидаться официанта. Лиза неловко выпила, скривилась, закусила салатом. – Мерзость редкостная, – сказала она, – закажи еще.

Иван подозвал официанта. Лиза молчала. Иван и не догадывался, что у этой хрупкой куколки в жизни уже была настоящая драма. Он вдруг понял, что вообще ничего не знает о женщине, с которой был близок два года. Она всегда интересовала его только непосредственно в момент присутствия. Здесь и сейчас. Он никогда не думал о ее прошлом, да и ее будущее Ивана, признаться, не слишком волновало…

Принесли водки и маринованных белых грибов. Выпили молча. Лиза снова скривилась. Потом заговорила:

– Тогда я и дала себе слово, что больше никогда не влюблюсь. Больно это слишком. Сначала хорошо, а потом больно. А он… Он нашел себе новую игрушку, девочку то есть. Мне потом рассказали, что он берет любовницу ровно на два года, а потом меняет. Он машины меняет раз в два года и девочек… тоже. Такое у него жизненное кредо. Принципы такие. Пошла вон и все тут. И его совершенно не интересует, что девочка, она живая, что ей может быть плохо, когда ее вышвыривают за борт, что она страдать может. Нет, такие подробности его не колышут. – Лиза снова закрыла лицо руками, а когда открыла, Иван заметил, что в глазах у нее стоят слезы. – Вот такой у меня был возлюбленный… В общем, я решила, что больше никого никогда не полюблю. Устроилась на другой телеканал, слава богу, я успела приобрести некоторую известность, и меня взяли без проблем. Там тоже была ведущей. Потом поняла, что больших денег на телевидении в нашем городе не заработать, даже если по двадцать пять часов в сутки пахать. И вот я здесь. Очередная покорительница столицы. – Лиза усмехнулась. – Понаехала тут… К чему я тебе все это рассказываю? Ах да… Я думала только о работе, только о своей цели. Никаких мужчин. Я была убеждена, что не стоят они ни моего внимания, ни моего времени. А тут ты… Я ведь не просто так с тобой, я ведь тебя люблю… Давай еще выпьем.

– Ты так напьешься, – предупредил Иван.

– Ну и что? Я сегодня хочу напиться. В хлам, до поросячьего визга. У меня знаменательный день – я расстаюсь с любимым мужчиной.

– Малыш, ну зачем? Зачем тебе это?

– Ты собираешься развестись с женой и жениться на мне? – Лизочка ждала ответа. Иван молчал. Она смотрела ему в глаза. Взгляд был злой и решительный. Губы сжаты.

– Ну, может быть, – замямлил Иван, – я не исключаю такой возможности.

– Мальчик мой, я хочу услышать правду. – Сказала она таким жестким тоном, что Иван сжался, хлебнул еще водки, закашлялся, а потом произнес очень тихо:

– Нет.

Лизочка расхохоталась.

– А знаешь, – сказала она, просмеявшись, – ты смелый мужчина, не каждый отважится сказать такое женщине прямо в лицо. Нет! Нет! Нет! Это как удар хлыста. Выстрел. Нож в сердце. Такое коротенькое слово – «нет». Вот и нет больше надежд. Вот и нет больше прошлой жизни, вот и нет больше пути назад. Рубикон перейден, все мосты сожжены. Все-все мосты сожжены. – Из глаз Лизочки хлынули слезы. Она не пыталась их сдерживать. – Вот тебе и ответ на твой вопрос. Он в твоем «нет». Ты не хочешь на мне жениться, а я хочу жить с тобой, я хочу таких простых вещей: просыпаться с тобой в одной постели, готовить тебе завтрак, черт возьми, я бы даже твои носки с радостью постирала! И рубашки бы погладила. Только нет у меня такого счастья. Господи, так все просто и так невозможно!

– Взвыла бы ты от рубашек-то, – вставил Иван.

– К сожалению, я никогда этого не узнаю. Не суждено. Ну, все, ты просил меня объяснить, почему я тебя бросаю, я объяснила. Еще вопросы есть?

– Я все равно не понимаю. Почему мы не можем оставить все как есть? Я очень не хочу тебя терять. Ты дорога мне. Ты очень мне дорога!

– Не надо! Прошу тебя, не надо! Ты такой же, как он! Ты меня просто используешь! Ты просто пользуешься мной! Тебе же нет никакого дела до меня! Я для тебя лишь красивая кукольная оболочка, я для тебя лишь тело, которое дарит тебе наслаждение, когда ты этого пожелаешь. Конечно, ты не хочешь меня терять. Пока не хочешь. Ты мне еще в любви, наконец, признайся! Ну, скажи: «Я люблю тебя, малыш!» и посмотри мне в глаза нежно. О! Тогда я растаю, поверю и уж точно оставлю все как есть. А что же будет потом? Не знаешь? А я знаю. Потом, когда я тебе надоем, ты мне скажешь: «Ты уволена!». Нет уж, я тебя опережу – это ты уволен! Это ты уволен!

Лизочка кричала. На нее начали оборачиваться.

– Успокойся, ты пьяна, – прошипел Иван.

– Да, я пьяна и очень, очень, очень несчастна. Как мне плоооохо! – взвыла Лизочка.

– Чем я могу тебе помочь? – ему было тоже очень плохо и хотелось, чтобы эта пытка поскорее закончилась, но он вдруг вспомнил о своей миссии: он же должен спасти женщину. Лизочку явно нужно было спасать. Но как? Жениться на ней? Пожертвовать собой? Пожертвовать покоем еще одной женщины, то есть жены? А как потом ее спасать? Ее ведь потом тоже придется спасать. Вроде ведь ничего особенного не сделал. Ну, подумаешь, влюбился, завел любовницу… Ну, все же так живут. Почему все так запуталось? Сбежать бы отсюда. Да шут с ней, с этой Лизочкой, это она его бросает, а не он ее. Он пострадавшая сторона. Его нужно спасать и жалеть, а не ее. Что он плохого-то ей сделал? В хорошей квартире поселил, подарками заваливал, в дорогие рестораны водил.