Наша Русь - К истокам Руси. Народ и язык

об этом выше), с вскрываемым на индоарийской (праиндийской) языковой почве нарицательным значением «светлый», «белый», ср. древнеиндийское rокa– «свет»; *Roka-ba-/ *Ruka-ba-, в общем сюда же, название местности по Нижнему Днепру; *Ruk-osta– /*Ruk-usta– «светлое устье», откуда Уркуста, Рукуста, деревня в юго-западном Крыму, ср. др.-инд. ruk– «свет», «блеск», ostha– «губы», «уста»; *Ruksa-tar-/*Rossa-tar– «белый берег», откуда Rosso Tar, место на западном берегу Крыма в Средние века, ср. др.-инд. ruksa– «блестящий», здесь – с весьма заметным диалектным упрощением ks>ss; *Ruksi– в составе племенного названия ?????????? (декрет Диофанта, II в. до н. э., место действия – Таврика) интересно как своей формой на -i с потенциальным дальнейшим развитием *Ruksi->*Russi-, весьма знаменательным для нас, так и глубокой хронологией; в относительной близости расположены кучно на восточном берегу Боспора Киммерийского (Керченского пролива) упомянутые Птолемеем (II в н. э.) и писателем уже раннего византийского времени Стефаном Византийским города Ko?ov??a, ???o???, «A?????????, в нашей догреческой реконструкции – *Ko-rusia, *Ge-rusa, *Asta-rusia, все – со значащим компонентом *Rusa, *Rusia в составе, тождество которого с местным же городом ????? (о нем – выше), как и со всем приведенным выше рядом наших цветообозначений, нельзя не видеть. Таким образом, упоминание сирийским автором VI века Захарией Ритором где-то к северу от Кавказа, близ Дона, народа рос[142] имеет под собой довольно реальную почву. Именно на этой почве оказалось возможным осмысление библейского «Рош» (Иез. XXXIX, 1) как псевдоэтнонима. Таким образом, не один IХ век, но практически все I тысячелетие оказывается довольно равномерно заполнено свидетельствами нашей корневой группы. Индоарийская языковая принадлежность этих свидетельств для нас довольно очевидна: иранская форма от *rauka-/*ruk– выглядела бы иначе – rux– (оставляем здесь в стороне другие, словообразовательные, отличия иранского продолжения этого общего индоевропейского корня *leuk– «свет», «светить», «белый»). Мы отмечаем все это здесь специально, поскольку в умах и писаниях наших историков все еще бродит альтернативное предание о скифо-сарматском (то есть иранском) происхождении слова «Русь», лишенное, как я думаю, лингвистической опоры.

Вообще же круг туземных форм ономастики Северного Причерноморья, объединяющихся вокруг обозначенного выше *ruksa-/ *ru(s)sa– «светлый», «белый», может быть пополнен. Сюда с большой долей вероятности относится, например, иначе не объяснимый термин Константина Багрянородного для северо-западного побережья Черного моря: ????o? ?????????. Попытка прочесть это по-гречески («называемый «золото») лишь обнаруживает народно-этимологическую, вторичную природу осмысления в связи с греческим ????o? «золото» совсем не греческого местного названия, которым не могло не быть наше *ru(s)sa– «светлый», «белый». Следы его не ограничиваются серединой Х века (эпоха Константина Багрянородного), и я хотел бы выделить это особо, имея в виду заявленные выше ресурсы удревнения аргументов «южной» школы. Так, с нашей точки зрения, указанное осмысление местного индоарийского *russa– «светлый», «белый» как греческого ????? представлено еще у греческого писателя Евсевия, умершего в 1-й половине IV века. Область под таким названием упоминается у него в ряду народов и стран Северного Понта и Кавказа: …‘?? ???? ???? ?? ?????? ????? ??? ?????? ‘??????, ??? ??? ?? ‘?????? ??? ‘??????? ??? ‘????? ??? ?????? ??? ‘?? ?????…[143]. Интересно, что греки помнили значение нашего туземного северопонтийского названия *ru(s)sa-. То, что дело не ограничивалось его глухим отражением в виде «греческого» ?????, ????o? ?????????, хорошо видно по территориальному совпадению хотя бы ????o? ????????? и чисто греческого обозначения ????? ???? «белый берег». Но помнили о значении туземного названия и люди древней, собственно Киевской Руси, как о том нам ярко свидетельствует древнерусское обозначение устья Днепра – Белобережье. Мотив его называния белым не в том, что «тут на поверхню виходять вапняки…»[144]. Я давно уже думаю об отражении здесь, то есть в Белобережье, ????o? ?????????, туземном Rossa Tar (буквально «белый берег»), древней местной традиции называть Северное Причерноморье Белой, Светлой стороной, о чем уже писал[145].

Обилие относящихся сюда свидетельств, к которым продолжают присоединяться новые, достаточно красноречиво, как и их формальное разнообразие, о котором придется сказать и далее. Простое перечисление рассмотренных выше *Roka-, *Ruka-, *Ruksa-/*Russa-/*Rossa-, *Ruksi-/*Russi/ *Rusia говорит само за себя. Эти данные практически еще плохо используются для этноисторической аргументации, хотя интерес представляют неоспоримый. Взять хотя бы один только этот боспорский город ’?????, поздний, с нашей точки зрения (XII век), и все же неслучайно на добрых два века опережающий по времени греческую форму названия нашего отечества – ‘?????, которая, по мысли некоторых ученых, даже обязана своим употреблением в нынешней форме (Россия!) византийской канцелярии… Очевидно, дело было не совсем так, как обычно думают. И пережиточные следы древнего значения туземных южных форм (выше), откуда мы, как читателю, надеюсь, уже стало понятно, выводим наше Русь, русский, все же гораздо лучше сохранились, чем можно было бы думать.

Опуская здесь целиком свою попытку осмысления слова «Русь», *Ruksi, *Russi в духе пространственной (географической) ориентации – «белая» в смысле «западная (сторона)»[146], я бы выделил в связи с только что сказанным показавшееся мне остроумным наблюдение Б.А. Рыбакова, который увидел разительное сходство между употреблением титула свет-малик «свет-царь» у южных русов Ибн-Русте начала Х века и троекратным упоминанием светлых князей в договоре Руси с греками 911 года, то есть практически того же времени[147]. Оценку важности этого случая можно даже усилить, указав на то, что в третьем примере такого рода в договоре Олега (1. «…иже послани от Олга, великого князя Рускаго, и от всех, иже суть под рукою» его, светлых и великих князь…»; 2. «…от сущих подъ рукою наших князь светлых…»; 3. «…ко княземъ нашим светлым рускым…»)[148], мы видим замечательное соседство светлым рускым, которое еще сохраняет характер глоссового осмысления, перевода: рускыи = светлыи. А то, что традиции понимания значения слова «Русь» как «светлая сторона» сохранялась очень долго, до нашего времени, не только вполне возможно, но и заслуживало бы выявления и специального изучения, как этот далевский народный пример русь «(белый) свет» (Даль IV, 114)[149].

Если в Приазовье действительно имеет место «этническое скопление «белых»[150], то его отражения и продолжения с большой долей вероятности простирались и дальше, на север, в аланизированный регион, где они могут выступать в аланизированной форме, как, например, название Rochouasco в Орозии короля Альфреда (IX в.): «И эта река Данай течет оттуда на юг, на запад от алтарей Александра, в [землю] народа Рохоуасков»[151]. Rochouasco – это, по-видимому, не роксоланы, вопреки Г. Лябуде и В.И. Матузовой, скорее всего это иной реликт, причем – не на верхнем Дону (Рохоуаско находится на юг, по течению реки Данай-Дон, см. выше), а в той важной излучине этой реки, где был Саркел/Белая Вежа. В этом контексте Rochouasco читается нами как *ruk-vaska– «белый дом» и вполне может идентифицироваться как индоарийский (меотский, иксоматский, на Дону) реликт, позднее отраженный, калькированный тюркским (хазарским) Саркел и древнерусским Белая Вежа «белый дом». Ср. др.-инд. ruk– «блеск» (здесь – в аланизированной форме, с аспирацией: rux-), vasa– «жилье».

Таким образом, Русь имеет хорошую привязку, максимально древнюю хронологию и получает осмысленную этимологию (прочтение первоначального значения) именно на Юге. Севером в этих аспектах мы посильно еще займемся далее, хотя уже априори сомнительно, чтобы там обнаружился материал, способный соперничать с изложенным выше – пункт за пунктом. Есть еще один аспект нашей проблемы, который опять-таки решается в духе «южной» школы, иначе мы упираемся в тупик. Я имею в виду такую общеизвестную особенность, как «двойственная огласовка корня» у/о: Россия – Русь. В свое время была предпринята энергичная попытка противопоставить их как южно-северную двойственность первоначально не связанных между собой (!) названий, причем формы на -у– указывались исключительно на севере (Русь, Порусье, Старая Руса), а на юге будто бы только на -о-: библейское и византийское ‘??? и так далее, включая собственно форму Россия[152]. Я не стану входить здесь в детали толкования автора, но, на мой взгляд, он ошибся в главном: обойдя вопрос происхождения древних южных форм, имеющих сюда отношение, он был не в состоянии заметить и оценить тот факт, что «двойственность» о/у есть не более как отражение древнего индоевропейского чередования гласных в его местном, индоарийском, варианте Rok– (*rauk-), Ruks-, Ross-/Russ-. Оба варианта – на -о– и на -у– изначально представлены на Юге. Это очень существенно, потому что последующие десятилетия не внесли в вопрос ни малейшей ясности, ср. красноречивое признание, что «замена -у– на -?– (в ‘??? по отношению к Русь. – О.Т.) не имеет объяснения…»[153]. Свое объяснение наличием органических корней этого двойственного чередования гласных на Юге мы постарались только что дать (выше), полагая, вместе с тем, что необходимо назвать и явно неудачные искания последних лет на эту тему. Например, Прицак в своей новой обширной статье повторяет старый тезис о том, что вокализм византийского ‘??? навеян библейским, древнееврейским ros «главный князь» (греч. ??????? ‘???, Иез. 38), тогда как огласовку ар-Рус (Ибн Хурдадбех) он считает «рейнской формой»[154], что с лингвистической стороны осталось для меня непонятным. Впрочем, к деталям «западной» версии Прицака мы еще вернемся. Более «аккуратный» характер носят, оставаясь притом исторически неточными, попытки истолковать -о-формы нашего имени Русь как «грецизацию»[155], вслед за Фасмером, хотя сводить «среднегреческое» о? ‘??? к отражению древнерусского Русь[156] значит игнорировать собственные давние южные корни и наличие северопонтийского ареала этого ‘???. Для полноты картины могут представить интерес и материалы диалектологии собственно греческого языка, в частности, содержащие указания на возможность замены также о или ? на ov[157].

Вопрос о происхождении имени Русь объективно сложен, о чем свидетельствуют, в частности, дополнительные «затемнения» на пути к его решению, одно из них – возникшая как бы попутно, помимо уже классических «северной» и «южной» школ, та, которую мы условно назвали выше «западной версией». Кратко скажем и о ней, не скрывая от читателя, что речь все же идет о недоразумении, хотя и этой версии сочувствуют несколько ученых. Назовем двух из них – Ловмяньского, который на этот счет совсем краток; в обстоятельной главе V «Происхождение и значение названия Русь» своей уже известной нам книги[158] он вспоминает, что «доказывал, что русами назывались жители острова Рюген…» – и особенно, конечно, также уже упоминавшегося профессора Гарвардского университета Прицака, статья которого[159] просто изобилует странными утверждениями также и по этому поводу. Суть же вот в чем. Епископ Адальберт, побывавший в Киевской Руси у княгини Ольги пишет о ней как о «королеве ругов» (regina Rugorum). Руги, или ругии (в латинизированной записи), – германское племя в Южной Прибалтике, их название, довольно ясно связанное с германским названием ржи (*rugi), оставило по себе память в названии острова Rugen. Двинувшись, подобно готам, на юг, ругии с V века – на Дунае, то есть в центре Европы[160], что делало их хорошо известными в тогдашнем европейском мире. Необходимо добавить, что книжники всей культурной Европы того времени – с франкского Запада до византийского Востока – отнюдь не следовали правилу именовать народы, особенно живущие на перифериях европейской ойкумены, «своими» именами. Как правило, на более отдаленные народы переносились известные в литературе, укоренившиеся старые имена, порой лишь созвучные с туземной этнонимией. Не считаясь с этим каноном тогдашнего литературного «хорошего стиля», мы ничего не поймем в чисто литературной дальнейшей радиации «ругов», ибо перенос их имени на «варварских» русов ничем иным не был. Прицак теряется в догадках, «почему Адальберт… спутал… ее (Руси. – О.Т.) народ с древнескандинавскими ругами», явно недооценивая ученость епископа, который отнюдь не «путал», а лишь изящно переносил название народа ближнего на отдаленный. Точно так же греки якобы «путали» с русами тавро-скифов: ученая традиция (или мода), идущая обычно вослед расширению ближней ойкумены. При этом этнические названия обычно переносились по направлению с юга на север и с запада на восток, в общем – путем, которым шла и христианизация Европы. Вот и весь секрет ругов. Почти все остальное, что еще утверждает о них Прицак, пожалуй, столь же абсурдно. А он выстраивает целый ряд *Ruti> *Rudi>*Rugi, необходимый ему, чтобы увязать их с рутенами. Но дело в том, что и имя Ruteni, обозначавшее первоначально кельтское племя в Аквитании (юг Франции)[161], было в латинской литературе средневекового Запада также употреблено по отношению к Руси (XI в.), и эта традиция просуществовала почти до середины ХХ века, ср. нем. Wei?-ruthenien – о Белоруссии. Мы не станем дальше развивать здесь эту продуктивную тему, для нас важнее показать беспочвенность громоздкого построения Прицака, будто названия Russ-/ Rus– оказались перенесены в Восточную Европу «рутено-фризско-нормаyнской торговой компанией»… Из всего нашего предыдущего изложения ясно, что вторичные европейские литературные традиции лишь наслаивались на созвучные самобытные и эндемичные для юга Восточной Европы звукокомплексы типа корня *rus– («белая сторона»), попавшего своими путями и в письменность Востока (араб. ar-Rus и др.). Чтобы закрепить прозвучавший выше тезис о вторичном ученом переносе некоторых этнических названий из более южных в более северные части Европы, добавим такой пример, который мы по сей день активно употребляем в своей речи. Это прилагательное датский, которое сейчас преспокойно воспринимается как «производное» от Дания, тогда как на самом деле датский, а точнее – дацкий, образовано от названия южной, карпатской страны римского времени Дакия (лат. Dacia, Datia) и первоначально могло означать только «дакский», а на скандинавскую страну Данию перенесено лишь впоследствии[162], ср. совершенно аналогичное, хотя и более эфемерное, употребление названия римской приальпийской провинции Noricum и ее населения – Nоrici применительно к Норвегии и норвежцам. Именно в эту модель расширительного, переносного употребления укладываются рассмотренные выше рутены и ругии. Подобные переносы с севера на юг нам неизвестны, да они и противоречили бы магистральному направлению исторического развития. Точно так же – с Юга на Север – была перенесена и расширительно употреблена Русь северопонтийская, таврическая, придонская, приазовская – на Русь славянскую, в том числе днепровскую, и так – вплоть до «Руси» варяжской, о чем мы еще будем говорить, рассчитывая, что все предыдущее наше изложение построено так, чтобы облегчить и сделать понятнее этот непростой путь. Путем этнической метонимии шло с юга на север и имя тавров – сначала мифическое, потом этническое название, которому уже в Северном Причерноморье суждено было причудливо скрестить свои судьбы с именем росов/русов, и это могло обернуться по-разному. Но сначала, в глубокой древности, был культ божественного Тавра-Быка на одном из бесчисленных островов греческой Эгеиды. Полагают, что поначалу Таврикой был остров Лемнос, хоть и необязательно точно локализовывать древний миф. Но уже до Геродота «легенда о мифической Таврике… была приурочена к Крымскому полуострову, название мифических тавров перенесено на местный народ…»[163]. Начало, как видим, было более чем причудливым, но важно продолжение. Имя тавров не имело корней в нашей Таврике, в самих таврах, индоарийцах по языку, как я теперь думаю; не было оно, по всей видимости, и самоназванием этого замкнутого, жестокого к иноземцам племени. Но мощь греческого книжного влияния и употребления, пришедшего сюда с расширением греческой ойкумены, не следует приуменьшать, его отпечаток на формирующихся самоназваниях местного этноса в регионе также вполне вероятен.

Ведя наименование Руси из Северного Причерноморья, мы вправе вспомнить, что оттуда же, согласно древним свидетельствам и надежной этимологии, идут и названия двух других славянских народов – сербов и хорватов, которым для того, чтобы внедриться в славянский мир, предстояло проделать гораздо более долгий путь, чем названию Руси славянской, одним из факторов формирования которой было соседство с северным берегом Черного моря. Не будет большим преувеличением признать здесь наличие очага этнообразующих влияний.

Полностью не исключая возможности, что характерная форма на -i Русь генеалогически связана с формально близкими южными дославянскими *Ruksi, *Rusia, описанными выше, мы хотели бы подчеркнуть здесь правильность наблюдения, что название Русь органично включилось как собирательное в ряд таких же собирательных имен русского языка, в число которых входят наряду с апеллативной лексикой также этнонимические обозначения: знать, чернь, челядь, чудь, весь, корсь[164]. Нельзя не видеть чисто славянского, славянорусского словообразовательно-морфологического облика этих образований. Примеры вроде польск. Siewierz (из древнего *severъ), центр старинного княжества к западу от Вислы, и др.-русск. сербь «сербы», «Сербия» начисто опровергают мнение, будто названия с конечным -ь обозначают только неславянские народы, а Русь как название славянского народа составляет среди них единственное исключение[165]. Способность собирательной модели на ь/i обозначать также неславянские народы, в свою очередь, замечательна, но она, во-первых, дает основание говорить о продуктивности данной модели как славянской, а во-вторых, в разряд имен на ь/i попадают наименования довольно разных народов, окружающих славян, и отнюдь не только финноугорских племен, как можно понять[166]. Иначе говоря, сюда относятся не только весь, ямь/емь, пермь, чудь (о чуди, впрочем, скажем особо), но и Скуфь, «Скифия» («Повесть временных лет») – термин, созданный на юге для передачи византийско-греческого ??????, и старопольское Sas «Саксония» – термин, возникший на западе, и также старые польские обозначения соседних балтийских племен – Zmudz «Жмудь», «Жемайтия», «Нижняя Литва», Jacwiez «ятвяги», ни одно из которых не имеет отношения к финским племенам Севера, сюда же и древнее русское голядь – название окраинного балтийского племени. Таким образом, стремление излишне изолировать имя Русь от славянского словообразования и вообще – утверждать, что «…другие славянские языки не обладают этнонимией этого словообразовательного ряда»[167], – не выдерживает критики. Как раз о былой продуктивности этой славянорусской модели и ее способности излучать новообразования не только в южном и западном направлениях, но и в северном направлении, свидетельствует распространение слова чудь, древнего русского названия старого финского населения северных губерний, вплоть до саамских диалектов[168].

Обращая теперь свои взоры на север, остановимся на эпизоде переходном, который «северная» школа склонна толковать однозначно и даже опирается на него в своих выводах, тогда как в действительности все зависит от угла зрения и других весьма конкретных условий, включая этнопсихологию и политику той далекой от нас поры. Так, если видеть все однозначно, то как будто ничто не мешает слова послов о себе – «мы оть рода руска (вар. рускаго)» – в договорах Руси с греками 911 и 944 годов ставить в один ряд с фактом, что послы эти в основном носили скандинавские имена. Отсюда вывод «северной» школы: русь – скандинавы. Столь же одноплановое и, казалось бы, исключительно удачное в духе «северной» школы свидетельство представляют Вертинские анналы, сообщая под 839 годом о том, что к германскому императору прибыли транзитом через Грецию «некие люди», уверявшие, «что они, то есть их род, зовутся рос» (qui se, id est gentem suam, Rhos vocari dicebant), a поскольку император навел справки и выяснил, что «они принадлежали к роду свеонов», то есть шведов (eos gentis esse Sueonum), он принял этих подозрительных людей за шпионов [цитаты из анналов[169]]. Коротко говоря, в глазах «северной» школы это, как и предыдущее свидетельство («мы оть рода руска»), – вернейший аргумент в пользу реальности употребления слова русь как скандинавского племенного самоназвания[170], хотя из тех же западных анналов достаточно очевидно, что ни германский император, ни, похоже, ученый Запад вообще как раз никакой связи между именем народа Rhos, рос и свеонами-шведами не видел, ибо, как признает и сам Томсен[171], «Русью они (скандинавы. – О.Т.) звались только на Востоке». И на Юге, – добавим мы, и только в этом состоит главный смысл слов о «принадлежности» к «роду русскому». Речь идет только о представительстве и дипломатической формуле его выражения, как это очень разумно вывел уже Гедеонов[172]. Варяги представительствовали от имени государства Русь/Rhos сначала, безусловно, на Юге (вспомним, что и во втором, хронологически более раннем случае в Германию их привел транзит через Византию, и, раз назвавшись послами Руси, своих показаний они уж не меняли). Контраргумент этот – в той или иной форме – высказывался в общем уже давно и в разное время, ср., например[173], то, что послы выдавали себя за русь (Rhos), в чем им совершенно справедливо не поверили. Специально о синхронности вести 839 года Вертинских анналов и Descriptio анонимного баварского географа (до 850 года), где сообщается о народе Ruzzi по соседству с хазарами[174]. Тем не менее, стереотип научного мышления в духе «северной» школы продолжает держаться, уже выработан, похоже, эффект привыкания к нему, хотя возможность пересмотра положения дел лежит тут на поверхности, и ее подсказывают неисчерпанные ресурсы «южной» школы. Дело в том, что формула «мы от рода русского», бесспорно действенная, как мы видели, на Юге, куда пробирались толпы варягов (один Владимир выпроводил до 6000 варягов в Византию, и нетрудно представить себе, как они там продолжали себя именовать…), вполне логично могла применяться вторично и на севере, куда варяги эти отчасти потом попадали на обратном пути и куда вообще постепенно распространялась информация о южных делах. Иными словами, речь идет о повторении на Севере типологически той же ситуации (вопрос-ответ на тему самоидентификации), что и на Юге. Говоря о Севере, мы подразумеваем прежде всего Финский Север, протянувшийся широкой, но редконаселенной полосой между государствами более благодатного Юга и Скандинавией. И это тем более существенно, что именно на Финский Север традиционно возлагают ответственность в передаче и распространении интересующих нас форм и притом – в направлении, которое кажется необходимым пересмотреть.

Продолжение действия формулы «мы от рода русского» также на Севере в отношении скандинавов-варягов по их естественной привычке именоваться длительное время так на Юге – мысль сама по себе не новая. Она (или ей близкая, см. ниже) высказывалась и целых семьдесят лет назад, и сорок лет назад, тем не менее инерция приверженности к иным взглядам приводит к тому, что целые поколения (сейчас – особенно на Западе) спокойно проходят мимо этих разумных доводов, которые заслуживают того, чтобы повторить их здесь in extenso. В 1924 году В.А. Пархоменко высказал предположение, под которым (сняв, правда, его сомнительные преувеличения о приходе всех полян в Поднепровье с юго-востока, чему препятствовала бы по крайней мере эта печать их этимологической близости с именем более западных, польских полян) можно подписаться и в году 1993. А именно – указанный исследователь, как бы отталкиваясь от учения «северной» школы Шахматова и других, прямо указывающих на тождество имени Русь и финского Ruotsi, прилагаемого к Швеции, возражает следующее: «оно (имя Ruotsi, «Швеция», в финском. – О.Т.) могло возникнуть, когда скандинавы широкой волной вливались на восточнославянские территории и вместе с восточным славянством, так сказать, в рядах его, впитав в себя это южное имя (выделено мной. – О.Т.), имели соприкосновение с южными и восточными племенами финнов»[175]. Спустя целое поколение, конкретно – в 1957 году, когда вышла в свет важная книга польского историка Х. Ловмяньского (в переводе на русский язык издана в 1985 году), мы получили возможность прочесть в ней суждение, текстуально и концептуально очень близкое к предыдущему: «…Поскольку название (русь/Ruotsi. – О.Т.) первоначально обозначало территорию в Среднем Поднепровье (изначальную для норманистов отнесенность его к Швеции автор отвергает. – О.Т.), то очевидно, что финны перенесли его на Швецию, узнав о нем от скандинавов, которые, видимо, в момент передачи названия находились на Руси в качестве воинов или купцов…»[176].

Эти наблюдения задуманы мной как наблюдения лингвиста, и им лучше всего остаться таковыми, без посягательств на решение всех задач, тем более – исторических. Их решать – историкам, на долю которых остается еще достаточно неясных вопросов, в трактовке которых подлинное решение, похоже, до сих пор подменяется рутиной и привычкой к ней. Уже из предыдущего ясно, что Русь Днепровская и ее возможные тезоименитые предшественницы имеют богатое и хронологически глубокое прошлое в Южном регионе, тогда как на Севере ничего хронологически сколько-нибудь равноценного нет. Terminus post quem образует там (а точнее – в русских летописях) год призвания варягов – 862. Даже если мы опустим здесь несообразности, проистекающие оттого, что еще в 860 году какая-то русь появилась уже под стенами Константинополя и она просто не может быть варяжской, а скорее какой-то совершенно особой, как о том пытливо догадывался еще Шлецер, несообразностей остается еще достаточно. Как быть с утверждением летописей, в большинстве которых стоит этот характерный – и загадочный – повтор «к варягом, к руси» – именно к ним, согласно летописцу, послали за подмогой не сумевшие справиться у себя с анархией племена славян и финнов Северо-Запада нынешней России. Тот же Шлецер почти двести лет назад усмотрел в этом странное «разнословие», которое исчезает, стоит лишь изменить, подставив из Руси, вместо к руси, тем более что конъектура «из Руси» реально подтверждается одним из надежных списков[177]. Правда, в итоге Шлецер склоняется к учению Тунмана и других немецких норманнистов о варяжстве руси, но великий ученый не скрывает от нас и своих сомнений, одно из них – о несуразности летописного включения руси (руссов) «между датчанами и англичанами! Этого быть не может: они здесь вставлены…» (цит. по переводу Дм. Языкова[178]). С тех пор утекло много воды и затрачено немало труда, но племени Ros, современного и сопоставимого преданию Нестора, в Скандинавии найти не удалось. Допускать, что такое племя тогда было, да целиком выселилось, – наивно. В происхождении имени Русь (или даже только промежуточной – финской – формы) от более позднего названия шведской области Roslagen сомневается, например, сам Томсен[179], но – насколько лучше принимаемое у него происхождение из первой части шведского rops-menn или rops-karlar «гребцы», «мореплаватели», если тут же следом добавляется, что сами шведы так себя не называли (?! – О.Т.), «но что это сокращенное имя было впервые дано им финнами…»[180]? А откуда тогда оно у финнов, если постулируемый «северной» школой скандинавский первоисточник просто исчезает у нас на глазах?