Военные тайны XX века - Плен. Жизнь и смерть в немецких лагерях

Олег Смыслов

Плен. Жизнь и смерть в немецких лагерях

Светлой памяти красноармейца Александра Васильевича Пылова, без вести пропавшего в 1941 году, посвящается

ОТ АВТОРА

Великая Отечественная война стала не просто суровым испытанием для всего советского народа, она оставила нам на века страшные страницы небывалой в истории человечества трагедии.

Трагедия эта началась 22 июня 1941 года с катастрофы, невероятной по своему масштабу.

Стратегическая внезапность нападения Германии свалилась тогда на СССР как абсолютно новое явление в военном искусстве после захвата Европы. Вступление в войну Германии приобрело характер оглушительного подавляющего удара.

Полное господство германской авиации, а также атаки со всех направлений не просто ошеломили бойцов и командиров Красной армии, а повергли буквально в шоковое состояние.

Советский фронт был разорван, расстроен.

Благодаря «котлам» 41-го и 42-го годов немецкой армии удалось захватить в плен огромное количество советских бойцов и командиров.

Несколько миллионов их стали в те годы одними из самых страшных жертв той войны.

Словом, тема плена советских бойцов и командиров благодаря ужасам войны со временем обрела многоплановое и многомерное значение, не известное человечеству ранее в таком виде. Плен для советских людей обернулся голодом, холодом, болезнями, издевательствами и нечеловеческими муками. Страдания, которым они подвергались, уже давно названы беспрецедентными.

В плену было все: нарушение психики, смерть и еще раз смерть, предательство и героизм. А потом репатриация, фильтрация и возвращение на родину, где жертв плена реабилитируют спустя десятилетие, но только вслед за предателями…

С конца прошлого века мы узнаем все новые факты и еще более ужасающие подробности трагедии плена советских людей. Однако освещение этой темы происходит порой слишком односторонне, с двух позиций: Востока или Запада, причем западная позиция превалирует.

«Советский Союз не подписал Женевскую конвенцию», – твердят западные исследователи и сегодня.

Но разве Женевская или Гаагская конвенции смогли бы уберечь советского бойца или командира от той участи, которая была уготована Гитлером для всех славян, подлежащих уничтожению?!

Исключительная безжалостность многих высоких офицерских чинов также сыграла немалую роль, поскольку развязала руки их подчиненным. Тысячи пленных были заперты за колючей проволокой на открытых равнинах. Продовольствия не хватало настолько, что военнопленные быстро превращались в живые скелеты; появились случаи людоедства.

После наступления холодов сыпной тиф стал уносить сотни тысяч человек.

Так как многие из лагерей были расположены на Украине, население скоро узнало об условиях содержания в них. Жители видели трупы военнопленных, расстрелянных (скорее всего, это были комиссары или коммунисты) и брошенных в деревнях незахороненными.

Об ужасах плена свидетельствуют и документы, и показания пленных, оставшихся в живых.

СОВЕТСКИЙ «ОПЫТ» ПЛЕНА ДО ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

Обычно военнопленными называют лиц, принадлежащих к вооруженным силам и оказавшихся во власти неприятельской стороны. При этом статус военнопленных никогда не распространялся на наемников.

В энциклопедии Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона (1890 – 1907) под словом «военнопленный» предлагается понимать лицо, взятое во время войны противником с оружием в руках, и отмечается, что по военным законам военнопленный, сдавшийся добровольно, не заслуживает снисхождения. Далее говорится: «Согласно нашему воинскому уставу о наказаниях, начальник отряда, положивший перед неприятелем оружие или заключивший с ним капитуляцию, не исполнив своей обязанности по долгу службы и согласно с требованиями воинской чести, исключается из службы с лишением чинов; если же сдача совершается без боя, несмотря на возможность защищаться, то подвергается смертной казни. Той же казни подлежит комендант укрепленного моста, сдавший его, не исполнив своей обязанности по долгу присяги и согласно требованиям воинской чести». В энциклопедии отмечается, что участь военнопленных в разные времена и в разных странах была не одинакова. Варварские народы древности и Средних веков часто умерщвляли всех пленных поголовно; греки и римляне хотя этого не делали, но обращали пленников в рабство и освобождали только за выкуп, соответствовавший званию пленника. С распространением христианства и православия стала облегчаться и участь военнопленных.

Офицеров иногда освобождали на честное слово, что они в течение войны или определенного времени не будут сражаться против государства, у которого находились в плену. Нарушивший слово считался бесчестным и при вторичном пленении мог быть казнен. «По австрийским и прусским законам офицеры, бежавшие из плена вопреки данному ими честному слову, увольняются от службы. Пленные нижние чины употребляются иногда на государственные работы, которые, впрочем, не должны быть направлены против их отечества…» Согласно энциклопедии, плен – это «ограничение свободы лица, принимавшего участие в военных действиях, с целью недопущения его к дальнейшему участию в них. Право брать в плен, по учению современного международного права, принадлежит исключительно государству в лице его военных органов; частные лица никого на войне брать в плен не могут. Объектом военного плена могут быть только лица, фактически принимавшие участие в военных действиях. Поэтому военному плену не подлежат: мирные неприятельские подданные, корреспонденты, находящиеся при армии, согласно Женевской конвенции – личный состав госпиталей и военных лазаретов, а равно священнослужители. С другой стороны, только открытое и законное участие в военных действиях создает право на плен; шпионы, проводники-предатели и т.п. в случае захвата не пользуются покровительством законов войны. Юридическое положение военнопленных обуславливается тремя признаками: они не преступники – враги, сохраняющие свое подданство, – и военные. Они имеют поэтому право на обращение и содержание, соответствующие тому положению, которое они занимали в своей армии; принуждение их к участию в военных действиях против их отечества в какой бы то ни было форме недопустимо; в случае побега и последующей затем поимки они не могут быть подвергаемы наказанию; они подчиняются военной дисциплине и подсудны военному суду (по русским законам – до передачи в ведение гражданского начальства). Состояние военного плена устанавливается моментом захвата, прекращается – заключением мира или обменом пленных…»

* * *

В качестве советского «опыта» плена мы можем рассмотреть лишь два исторических примера. Во-первых, это Советско-польская война 1919 – 1920 годов в период Гражданской войны. Во-вторых, это Советско-финляндская война 1939 – 1940 годов.

И там и там, с обеих сторон использовались довольно крупные силы.

И там и там, в результате неудач Красной армии безвозвратные потери оказались огромными. Соответственным было и количество солдат и командиров, попавших в плен к врагу. А дальше лагеря…

Судя по опубликованным данным, на польском фронте пропали без вести или попали в плен порядка 100 – 120 тысяч красноармейцев и командиров. Однако только при обмене пленными в марте – октябре 1921 года из Польши в Россию убыли 65 797 советских военнопленных. А согласно справке мобилизационного управления Штаба РККА на 21 ноября 1921 года, из Польши возвратились 75 699 военнопленных.

Более того, из Германии прибыла 41 тысяча красноармейцев, интернированных там после того, как при отступлении они перешли германо-польскую границу.

Тысячи вернулись в последующие годы. И тысячи красноармейцев остались в эмиграции.

В польских же списках умерших или погибших в плену красноармейцев значится не более 16 – 18 тысяч человек.

Если всего в польском плену находилось не более 100 тысяч красноармейцев, а большинство из них попало туда во второй половине 1920 года (период катастрофы Западного фронта), то их смертность в пересчете на год достигала 20 %. Но это только один из вариантов цифр.

Например, в фонде II отдела Польского Генштаба имеется полная хронология событий на польско-советском фронте с 1 января по 25 ноября 1920 года в форме ежедневных сообщений, адресованных военному атташе Польши в Вене.

Там результаты подсчетов дают цифру в 146 тысяч 813 человек. А дальше «много пленных», «значительное число», «два штаба дивизий». Отсюда делаются выводы о гибели в плену около 64 тысяч человек. Однако считаются достоверными данные о том, что в ноябре 1919 года в польских лагерях насчитывалось 40 тысяч военнопленных, число которых к февралю 1920 года сократилось до 20 667 человек за счет освобождения галичан перед наступлением поляков на Киев.

Варшавская (наступательная) операция 1920 года началась 23 июля 1920 года и закончилась 25 августа 1920 года поражением. Именно август 20-го стал основным месяцем массового пополнения польских лагерей русскими военнопленными.

К слову сказать, в ходе научно-исследовательской работы, проведенной Росархивом в период с 2000 по 2002 год, по документам, выявленным в архивах как России, так и Польши, было установлено: в период с февраля 1919 года по октябрь 1920 года в польском плену находилось не менее 157 тысяч красноармейцев. Тогда же была установлена судьба около 148 тысяч человек, в т.ч. 20 тысяч умерших в плену.

Известно, что первые партии пленных, поступавшие в лагеря с февраля 1919 года, пережили немало. Так, один из прибывших (в марте 1920 г.) из польского плена (лагерь в Брест-Литовске) вспоминал, что комендант обратился к пленным с такой речью: «Вы, большевики, хотели отобрать наши земли у нас – хорошо, я вам дам землю. Убивать я вас не имею права, но я буду так кормить, что вы сами подохните». «13 дней мы хлеба не получали, на 14-й день, это было в конце августа, мы получили около 4 фунтов хлеба, но очень гнилого, заплесневелого… Больных не лечили и они умирали десятками…

В сентябре 1919 года умирало до 180 человек в день».

Варшавская газета «Свобода» 19 октября 1921 года сообщала, что в лагере Тухоли (лагерь смерти) умерли за один год около 22 тысяч красноармейцев, попавших в польский плен после советско-польской войны. «Русских, как скот, вместо лошадей впрягали, и они таскали телеги и бороны на лесозаготовках, пашне и дорожных работах», – писал Сергей Тюляков (Форум русского народа). В официальном польском документе говорилось, что с февраля по май 1921 года в Тухоли зафиксировано 23 878 случаев заболеваний, в том числе тифом, холерой, дизентерией, туберкулезом. А на 1 февраля 1922 года, по данным начальника II отдела генштаба польской армии, умерших в Тухоли было более 20 тысяч.

Всего в 12 польских лагерях от эпидемий, голода, лишений и издевательств умерли около 60 тысяч русских.

Представители РСФСР в Смешанной комиссии по обмену военнопленных в протоколе от 28 июля 1921 года указали: «Поляки обращались с россиянами не как с людьми равной расы, не как с обезоруженными солдатами противника, а как с бесправными рабами».

Офицеры и солдаты Белой армии (генерала Бредова) воспринимались поляками еще хуже – как «вековые угнетатели польского народа».

Кстати сказать, тогда в советской России к вернувшимся из плена отнеслись с сочувствием. 5 августа 1920 года было принято постановление Совета народных комиссаров о пособии возвратившимся из плена военнослужащим Красной армии и флота: «Всех находившихся в плену военнослужащих Красной армии и флота, за исключением добровольно сдавшихся в плен неприятелю или добровольно исполнявших у неприятеля работы, относящиеся к военным действиям, удовлетворить по возвращении из плена единовременным денежным пособием в размере трехкратной наименьшей тарифной сетки местности регистрации возвратившегося из плена…»

В Катыни только в 1937 году было захоронено около 10 тысяч граждан СССР, расстрелянных НКВД. По неофициальным данным, за весь период репрессий там тайно погребено почти 100 тысяч человек. И это не считая расстрелянных советских военнопленных. При этом поляки уже в 90-е годы знали своих соотечественников, покоящихся в Катыни, поименно. А мы до сих пор нет.

В 1995 году общественной организацией «Мемориал» там были обнаружены 600 массовых захоронений советских людей.

* * *

За 105 дней так называемой зимней войны советские войска понесли потери в количестве 333 084 человека. В том числе 19 610 – пропали без вести. Часть из них оказалась в плену.

Так сколько же советских военнослужащих было в финском плену?

Финский историк Р. Хански утверждает, что за период «зимней войны» было взято в плен 5615 человек. Соотечественник Хански – Тимо Малми – говорит о 5650 советских бойцах и командирах. По его же данным, из них умерло в лагерях и госпиталях – 111.

По данным статистического исследования ГШ ВС РФ (под редакцией генерал-полковника Г.Ф. Кривошеева), после подписания мирного договора было возвращено из плена 5468 человек (из них 301 командир, 787 младших командиров, 4380 бойцов) и добровольно осталось в Финляндии 99 человек (из них 8 командиров, 1 младший командир и 90 бойцов). По финским данным – 78. Следовательно, в данном случае цифры и той и другой стороны практически совпадают.

По свидетельствам вернувшихся из финского плена бойцов и командиров, условия их содержания были ужасающими.

«…Долгое время помещались в сарае, где раньше находилась скотина. Постельной принадлежности никакой не было. Военнопленных били резиновыми палками, березовыми прутьями. Бани не было, у каждого вши. Кормили отвратительно плохо. Хлеба не давали, только сухих коржиков давали, и то мало. Варили баланду вместо супа.

Давали конины, что порченная. Больным помощи никакой не оказывали. У кого рана была большая, тот умирал».

К слову сказать, в период этой войны на территории Финляндии имелось 4 лагеря для военнопленных.

О репрессиях, применяемых к советским военнопленным, говорит свидетельство одного из выживших:

«Отдельно стоящий домик, метрах в ста от коровника, служил каким-то штабом. Рассказывали, что за этим домиком вешали и убивали. Когда подходили к домику, я косил глаза за него: не висят ли там наши?

…Летчика Петра Назарова они вчера, значит, убили или повесили: так же вот так увели, а не привели… С нами Петя пробыл всего одну ночь. На лице его были темные подтеки и кровавые ссадины. Самолет его сгорел, а он опустился на парашюте и был схвачен».

Были и такие издевательства: «При обмене изношенной обуви давали нарочно не по размеру. Часто на одну ногу давали сапог, а на другую – дамский туфель».

Впервые после «зимней войны» начинается «фильтрация» военнопленных соотечественников. Так, 19 апреля 1940 года решением Политбюро за подписью секретаря ЦК И. Сталина предписывалось всех военнопленных, возвращенных финскими властями, направлять в Южский лагерь НКВД. Там предполагалось «в трехмесячный срок обеспечить тщательное проведение оперативно-чекистских мероприятий для выявления среди военнопленных лиц, обработанных иностранными разведками, сомнительных и чуждых элементов и добровольно сдавшихся финнами с последующим преданием их суду».

В Южском лагере, что расположился в Ивановской области, бойцов и командиров «разместили в двухэтажных деревянных казармах, «хорошо» огороженных колючей проволокой, за которой прогуливались солдаты с немецкими овчарками».

Именно этот лагерь готовили к приему финских военнопленных в ноябре 1939 года…

«Южский лагерь начал свою работу с момента наступления бывших военнопленных 25 апреля 1940 года, – докладывали начальнику политуправления МВО дивизионному комиссару Лобачеву. – Люди поступали эшелонами по 500 – 600 человек. На первое мая было 4815, на 10 – 4897. 29 человек отправлено в госпиталь в Вязники. В числе прибывших – 314 человек начсостава от младшего лейтенанта до майора включительно… Люди размещены в бараках по 200 – 400 человек».

Уже 23 мая 1940 года Берия докладывал Сталину: «В процессе работы оперативной группы из 1448 военнопленных выявлено шпионов и подозрительных по шпионажу – 106 человек, участников антисоветского добровольческого отряда – 166 человек, провокаторов – 54, издевавшихся в плену над нашими военнопленными – 13 человек, добровольно сдавшихся в плен – 72».

Бывший секретарь Политбюро ЦК ВКП (б), а затем перебежчик на Запад, Б. Бажанов в книге своих воспоминаний подтверждает факт формирования такого отряда. По этому поводу 15 января 1940 года его принял маршал Маннергейм. Бажанов же хотел образовать Русскую Народную армию из военнопленных красноармейцев, для того чтобы предлагать советским солдатам переходить на сторону противника.

После изложения своего плана Маннергейм предоставил Бажанову возможность разговаривать с пленными одного лагеря. При этом он сказал:

 – Если они пойдут за вами, организуйте вашу армию. Но я старый военный и сильно сомневаюсь, чтобы эти люди, вырвавшиеся из ада и спасшиеся почти чудом, захотели бы снова по собственной воле в этот ад вернуться!

И вот Бажанов в лагере для советских военнопленных.

«Все они были врагами коммунизма. Я говорил с ними языком, им понятным. Результат – из 500 человек 450 пошли добровольцами драться против большевизма…»

И еще: «Но все это были солдаты, а мне нужны были еще офицеры. На советских пленных офицеров я не хотел тратить времени: при первом же контакте с ними я увидел, что бывшие среди них два-три получекиста-полусталинца уже успели организовать ячейку и держали офицеров в терроре…»

Однако в статье «Опыт формирования русских национальных частей в Финляндии», опубликованной в органе Русского национального союза участников войны «Военный журналист, в 7-м номере за 1940 год приводятся совершенно другие цифры.

В частности, там написано следующее: «Для опытного формирования был представлен один из лагерей красных военнопленных, в котором находилось около 500 человек. Среди них были великороссы, украинцы и представители прочих российских народностей.

Красноармейцы были в возрасте от 20 до 40 лет. Среди них не было командного состава. Бажанов немедленно приступил к их обработке. Ими было выяснено, что четверть состава красноармейцев боится не только опасностей войны, но и вообще всего. Вторая четверть представляла собою ненадежной молодняк, который тоже не сочувствовал советской власти или, вернее, был ею недоволен, но не представлял себе, что ей можно себя противопоставить. Старшие красноармейцы им говорили, что до большевиков жилось лучше, и эта молодежь им верила, но была совершенно пассивна. Таким образом, половина красноармейцев была трудна для пропаганды, и потребовалось бы много времени, чтобы их привести в соответствующее состояние и создать соответствующее настроение. Третья четверть была согласна безоговорочно и немедленно драться против коммунистов. И, наконец, последняя четверть была готова идти против Советов при условии постоянного политического влияния.

После недели соответствующей обработки Бажанов начал осторожно опрашивать, кто пожелал бы поступить в “русский народный отряд” для действий в тылу Красной армии. Даже слегка колебавшегося он не брал в отряд. В результате из 500 человек военнопленных красноармейцев 200 человек выразили желание идти драться с комвластью. Пошли с энтузиазмом. Нужно отметить, что примерно одна четверть Красной армии верна режиму сов. власти. Сюда относятся танкисты, летчики и прочие техники. В них бывшие красноармейцы, ставшие “народными партизанами”, готовы были стрелять, в простых же красноармейцев они категорически отказались стрелять, утверждая, что “они такие же, как и мы”.

Они надеялись справиться с ними словами.

Когда красным военнопленным был задан вопрос: с какими начальниками они желают быть отправлены на фронт, с красными или белыми, – они все выразили желание, чтобы командирами были назначены белые офицеры-эмигранты. Они опасались, что бывшие красные командиры в какой-то момент могут их предать, а что белые офицеры наверняка будут расстреляны вместе с ними и их, безусловно, не предадут.

Из 6 офицеров-эмигрантов 5 (2 штабс-капитана и 3 подпоручика) оказались, по словам Бажанова, блестящими. Между белыми офицерами и партизанами сразу же установились хорошие и доверчивые отношения и полное взаимное понимание. С офицерами велись предварительные занятия отдельно от красноармейцев.

Общая обстановка этого “опыта” оказалась неблагоприятной из-за суровой зимы и уже намечавшейся неудачи финского оружия. Солдатам предстояло расстаться с теплыми помещениями и горячей пищей и снова пускаться в снежные просторы для ведения партизанских действий.

Один использованный “русский народный отряд” пробыл на фронте 10 дней. Он состоял из штабс-капитана К. и 30 бывших красноармейцев, которые называли себя “народноармейцами”. Они всюду искали и находили встречи с красными патрулями. В течение трех дней к отряду штабс-капитана К. присоединилось якобы свыше 200 вооруженных красноармейцев-противников».

Быстрое окончание войны предотвратило далеко идущие планы формирования русских национальных частей. Да и могли ли они осуществиться, если Бажанов приводит цифру 450, статья – 200, а реально «использовалось», как выходит, – всего 30…

Но вернемся в Южский лагерь. Там в период оперативной работы чекистов с бывшими военнопленными бойцами и командирами подробно выясняли: «Кто сдался добровольно? Кто как себя вел в плену? Кто поверил вражеской пропаганде? Кто выдавал своих однополчан-коммунистов и комсомольцев?»

28 июня Берия доложил Сталину:

«В Южском лагере содержится 5175 красноармейцев и 293 чел. начсостава, переданных финнами при обмене военнопленными. Оперативно-чекистской группой выявлено и арестовано 414 человек, изобличенных в активной предательской работе в плену и завербованных финской разведкой для вражеской работы в СССР. Из этого числа закончено и передано прокурором МВО в Военную коллегию Верховного суда СССР следственных дел на 344 чел. Приговорены к расстрелу 232 чел. Приговор приведен в исполнение в отношении 158 чел.

Бывших военнопленных в числе 4354 чел., на которых нет достаточного материала для предания суду, подозрительных по обстоятельствам пленения и поведения в плену, – решением Особого Совещания НКВД СССР осудить к заключению в исправительно-трудовые лагеря сроком от 5 до 8 лет.

Бывших военнопленных в количестве 450 человек, попавших в плен, будучи ранеными, больными или обмороженными, в отношении которых не имеется компрометирующих материалов, – освободить и передать в распоряжение Наркомата обороны».

И еще одна «новинка» того времени, применяемая к освободившимся из плена соотечественникам, на которых нет достаточного материала для предания суду, подозрительных по обстоятельствам пленения и поведения в плену, – «решением Особого Совещания НКВД СССР осудить к заключению в исправительно трудовые лагеря сроком от 5 до 8 лет». То есть фактически невиновных, на всякий случай, посадить…

КОНВЕНЦИИ И ГЕРМАНСКАЯ ПОЛИТИКА

Однажды молодой женевский предприниматель Анри Дюнан, проезжая через Италию, увидел поле сражения, где сошлись французы и итальянцы при Соверено. Это было 24 июня 1859 года. Испытав шоковое состояние от ужасающего зрелища огромного числа раненых, оказавшихся без элементарной помощи, вернувшись в Женеву, он написал книгу.

Считается, что именно она пробудила швейцарское общественное мнение. А в 1863 году в Женеве был создан Международный комитет Красного Креста с задачей: защищать военных и гражданских лиц, ставших жертвами военного конфликта, помогать раненым, военнопленным, политическим заключенным и жителям оккупированных территорий.

На следующий год правительство Швейцарии пригласило правительства двенадцати стран на встречу, где они договорились помогать раненым солдатам на поле боя.

Словом, для соблюдения условий первой Женевской конвенции и создали Международный комитет Красного Креста. Правительство Швейцарии оплачивали ровно половину расходов этой частной организации и разрешало пользоваться дипломатической почтой для важных и секретных сообщений.

В 1899 году была принята вторая Женевская конвенция о защите моряков, потерпевших бедствие, а в 1929 году – третья, о защите военнопленных.

Историческая справка

Женева – главный город швейцарского кантона, 408 м над уровнем моря, на юго-западном конце Женевского озера, при истоке Роны. Вместе с Базелем – самый богатый, многолюдный и красивый город Швейцарии.

Женевская конвенция – известное под этим именем международное соглашение для облегчения участи раненых и больных воинов во время войны заключено, по почину Швейцарии, 10 (22) августа 1864 года представителями 16 государств, участвовавшими в международной конференции, созванной с этой целью в Женеве. Несколько позднее к этому соглашению присоединились другие державы (32 государства – все европейские, США, Аргентина, Перу, Боливия, Чили, Сан-Сальвадор и Персия).

Главные положения конвенции: «1) приемные покои и военные госпитали признаются нейтральными и неприкосновенными и пользуются покровительством воюющих сторон, пока в них будут находиться больные или раненые; неприкосновенность амбулаторий и госпиталей прекращается, если они охраняются военной силой; 2) нейтралитет распространяется и на личный состав госпиталей и амбулаторий, включая сюда служащих по интендантской, врачебной, административной и перевязочной части для раненых, а также священнослужителей; 3) лица эти могут и после занятия местности неприятелем продолжать исполнение своих обязанностей или удалиться для присоединения к тому корпусу, к которому принадлежат; в последнем случае они должны быть передаваемы на неприятельские аванпосты; 4) движимое имущество военных госпиталей подлежит действию законов войны; состоящие при этих госпиталях лица, удаляясь из них, могут брать с собой только те вещи, которые составляют их личную собственность; приемные покои, напротив, при тех же обстоятельствах сохраняют свою движимость; 5) местные жители, подающие помощь раненым, пользуются неприкосновенностью и за ними сохраняется свобода; каждый раненый, принятый и пользующийся уходом в каком-либо доме, служит охраной этому дому; местный житель, принявший к себе раненых, освобождается от военного постоя и от некоторой части военных контрибуций; 6) раненые и больные принимаются и пользуются помощью без различия национальности; главнокомандующим представляется право немедленно сдавать на неприятельские аванпосты раненых в сражении, когда дозволяют обстоятельства и с согласия обеих сторон; 7) те лица, которые, по выздоровлению, будут признаны способными к военной службе, подлежат отправлению обратно, в отечество; прочие могут быть также отправляемы в отечество, но с обязательством не браться за оружие во все продолжение войны; 8) для госпиталей, приемных покоев и при эвакуации принят для всех одинаковый отличительный флаг, который ставится рядом с национальным флагом.

Равным образом для лиц, состоящих под защитой нейтралитета, допускается употребление особого знака на рукаве; но выдача его представляется лишь военному начальству. Флаг и нарукавная повязка представляют красный крест на белом фоне».

Считается, что Советский Союз не признал Женевскую конвенцию о военнопленных, и это явилось, в сущности, главной причиной неисчислимых страданий советских бойцов и командиров в немецком плену.

Вот и немецкий военный историк Иоахим Гофман уверенной рукой написал: «Советское правительство уже в 1917 г. больше не считало себя связанным Гаагскими конвенциями о законах и обычаях войны, а в 1929 г. отказалось и от ратификации Женевской конвенции о защите военнопленных».

Однако эта правда имеет две стороны. Но прежде ознакомимся со следующим документом.

Декларация

Нижеподписавшийся народный комиссар по иностранным делам Союза Советских Социалистических Республик настоящим объявляет, что Союз Советских Социалистических Республик присоединяется к конвенции об улучшении участи военнопленных, раненых и больных в действующих армиях, заключенной в Женеве 27 июля 1929 года.

В удостоверение чего народный комиссар по иностранным делам Союза Советских Социалистических Республик, должным образом уполномоченный для этой цели, подписал настоящую декларацию о присоединении согласно постановлению Центрального исполнительного комитета Союза Советских Социалистических Республик от 12 мая 1930 года. Настоящее присоединение является окончательным и не нуждается в дальнейшей ратификации.

Учинено в Москве 25 августа 1931 года.

(подпись) Литвинов.

Следовательно, Советский Союз подписал Женевскую конвенцию, присоединившись к ней 12 мая 1930 года. Но при этом ратификацию присоединения не счел необходимой. Этим-то и воспользовались его противники и враги. Да и сейчас пользуются.

А по поводу того, что «советское правительство уже в 1917 года больше не считало себя связанным Гаагскими конвенциями (И. Гофман)», снова все не совсем так.

Во-первых, Женевская конвенция 1929 года, ничуть не перечеркивала Гаагские конвенции 1889 и 1907 годов, подписанные Россией и Германией. Более того, достаточно было подписать хотя бы одну из конвенций касательно военнопленных, чтобы требовать от противника человечного отношения к своим военнопленным.

Например, авторы Гаагской конвенции 1907 года, подписанной и Германией и Россией, учитывая, что все военные ситуации предусмотреть невозможно, сделали специальную оговорку: «Впредь до того времени, когда представится возможность издать более полный свод законов войны, Высокие Договаривающиеся Стороны считают уместным засвидетельствовать, что в случаях, не предусмотренных принятыми постановлениями, население и воюющие остаются под охраной и действием начал международного права, поскольку они вытекают из установившихся между образованными народами обычаев, законов человечности и требований общественного сознания».

В приложении к этой конвенции подчеркивалось: «Военнопленные находятся во власти неприятельского правительства, а не отдельных лиц или отрядов, взявших их в плен. С ними надлежит обращаться человеколюбиво».

В Гаагской конвенции 1899 года были записаны и такие слова: «Хотя военнопленные теряют свою свободу, они не теряют своих прав. Другими словами, военный плен не есть более акт милосердия со стороны победителя – это право безоружного».