23

Притаившись в тени прилегающего соседнего небоскреба, Руиз проанализировал, какие еще охранники и охранные устройства остались караулить вход в гавань Публия, испытывая ироническое удовлетворение, что для этого он пользовался антиохранным устройством, которое было закуплено на деньги Публия и привезено обратно из крепости Юбере.

Он оставил подлодку подальше. Теперь ему надо приблизиться к Публию со всей хитростью и осторожностью, на какую он способен. У одного из фермеров, которые разбивали небольшие участочки на окраине Моревейника, он купил сампан, набитый ящиками с овощами. Стоило это совершенно смехотворную цену. На нем был запачканный кожаный жилет, потрепанные шорты и большая соломенная шляпа, тоже из этого самого источника, от фермера. Движения его были размеренными и неторопливыми, а свой маленький сенсорный экранчик он спрятал под кучей вонючих толстолистных качанов капусты.

Когда он расшифровал показания приборов, он съел обед, самый что ни на есть крестьянский: кусок сыра с голубоватыми прожилками, сладкую луковицу, полбуханки хлеба и пластиковую миску пряных слив. Это, как решил Руиз, был лучший обед, который ему пришлось съесть за последние недели. На дне лодки он нашел термос холодной воды, и он как следует напился, поглядывая на зеленые, покрытые растительностью, выступы на небоскребе, который над ним возвышался. Течение вынесло его лодку на полуденное солнце на какой-то миг, и жара пронизала его пораненную спину ласковым проникновением, пока он не подтянул канат и не вернулся в безопасную тень. Ему пришло в голову, как же это здорово – жить.

Он был поражен новизной этой мысли. Когда это он в последний раз думал подобным образом? На барже? Может быть. То сладостное путешествие, которому они не ведали конца, теперь казалось таким далеким во времени…

Он пожал плечами и полностью посвятил свое внимание расшифровке показаний приборов. Может быть, он что-то пропустил или что-то неправильно понял, но он не мог найти никакого свидетельства тому, что охранительные системы Публия все еще действовали. Либо его собственное оборудование плохо работало – либо Реминт добрался сюда первым.

В конце концов он закончил трапезу и отвязал канаты. Он вставил рулевое весло сампана в уключину и повел лодку через весь канал в лагуну, где находился причал Публия.

Вплыв туда, он увидел, что Реминт или еще какая-то враждебная сила тут определенно побывали. Воздух все еще был дымным от энергетических разрядов и вони расплавленного металла. Огромная бронированная лодка Публия все еще плавала в середине лагуны, и еще одна такая же лодка была причалена к пристани возле входа в лабиринт.

Все строение было совершенно полно тишиной, давящей и страшной. Разве что слабый шум горящей электроники доносился из тонущей бронированной лодки Публия. Руиз проехался по лагуне, внимательно глядя на приборы, чтобы определить, один он в этом месте или нет. Все указывало на то, что кроме него тут никого нет. Сампан тоже подскакивал на волнах лагуны. В тот же момент индикатор показал, что один детектор ближнего расстояния все еще оставался включенным при входе. Насколько Руиз мог сказать, это поле могло зарегистрировать только проход через дверь синтетических материалов, металла или другой неодушевленной материи.

Руиз вздохнул. Он ожидал худшего. Он снял с себя все свое оружие, которое спрятал на лодке под овощами. Может быть, недавно состоявшийся здесь бой отпугнет мародеров от такого непритязательного трофея, как лодка, полная зелени, овощей и фруктов. Он срезал декоративные металлические пряжки со своих полотняных туфель. Он посмотрел на пуговицы, которые застегивали его короткие штаны. Они, вроде бы, были вырезаны из толстой рыбьей чешуи. Он взял дубинку фермера, кусок плотного дерева длиной с руку, на которой была насажена грубо вырезанная голова маргара. Рукоять была отполирована частым употреблением и хорошо ложилась в его ладонь.

Он перешел на корму сампана и привязал канат к причальному кольцу. Потом сошел на пристань.

– Ты идиот, Руиз Ав, – сказал он себе. – Ты охотишься за самым крутым и жестоким человеком во всей вселенной. С палкой в руках вместо оружия.

Он смущенно рассмеялся.

Запах недавней смерти исходил из пасти Лабиринта, и Руизу Аву вдруг страшно захотелось иметь такую замечательную возможность: никогда туда не входить!

Однако он все равно туда вошел и обнаружил, что теперь лабиринт был населен только трупами. За каждым углом он находил все новые и новые трупы – иногда это были неудачные экземпляры творчества Публия, превратившиеся в кучки меха или чешуи, но чаще всего это были рабы-Дирмы, служившие охранниками. Убийства, по мнению Руиза, были совершены с той небрежной уверенностью и эффективностью, которая вообще характеризовала подход Реминта к своему ремеслу. Каждый ожог приходился точно на то место, где он мгновенно убивал, каждый отрезанный член говорил о том, что убийца метил в какую-нибудь жизненно важную функцию и хотел рассечь какой-либо важный нерв. Руиз исследовал оружие каждого убитого Дирма в надежде воспользоваться им, но убеждался всякий раз, что Реминт был очень скрупулезен и прожигал механизм каждого оружия своим игольчатым лазером.

Руиз никак не мог постичь, как же это Реминт смог пробраться в такой укрепленный лабиринт Публия в одиночку, и часто останавливался, чтобы прислушаться, не остался ли какой-нибудь охранник или прибор в живых. Он не нашел ничего, что могло бы его насторожить, и как раз это и насторожило его более всего.

Разрушение шлюза безопасности на входе собственно в сам лабораторный и жилой сектор лабиринта еще более поразило Руиза. Видимо, Реминт пробивался через лабиринт, используя опаляющие бомбы и большой запас лестничных снарядов. Шлюз безопасности был открыт взрывом, а броня висела длинными клочьями там, где дыра открывалась в лифтовую шахту.

Руиз подкрался к дыре и выглянул вниз. Опал, который покрывал стены шахты, был покрыт следами от скалолазных крюков и кошек, которыми Реминт, вероятно, воспользовался, чтобы спуститься вниз, к лабораториям Публия. Руиз глубоко вздохнул. У него крюков не было. Его единственным путем казалась маленькая и хрупкая лестница для технического обслуживания лифта, которая была страшно покорежена взрывами, которые пропороли вход в шахту. В некоторых местах она провисла и вплавилась в стену. В других местах она просто висела оторванными клочьями.

Ему так хотелось бросить все и уйти назад, на солнце, к ящикам редьки и морковки, забыть все, что произошло раньше, сменить имя и стать другим человеком, кем-то, кому не придется спускаться вниз к чему бы то ни было, ждущему его на дне шахты.

Но путь к Низе вел вниз. Публий все еще был его главным входным билетом в крепость Юбере. Он подумал, жива ли еще Низа, а если и жива, то что она думает про Руиза Ава. Ненавидит ли она его, что весьма и весьма вероятно?

Он покачал головой, повесил дубинку на пояс и начал спуск вниз.

Руиз едва мог поверить, что он пережил этот спуск, когда наконец оказался внизу шахты. Дважды он поскальзывался и спасал себя от падения, только ухватившись за ступеньку, мимо которой пролетал. Однажды пролет лестницы оторвался под ним и ударил его об стену, едва не вырвав из его рук скобу, за которую он держался. Но эти приключения уже не казались ему серьезными, хотя поврежденное плечо снова начало болеть.

Шахта была взорвана на трех уровнях, словно Реминт устанавливал свои взрывные заряды специально для того, чтобы отвлечь внимание оставшихся в живых людей Публия и разделить их силы на разные источники опасности. Из абсолютной тишины, которая исходила из прежде весьма полных деятельности лабораторий Публия, Руиз сделал вывод, что план Реминта преуспел.

Он стал беспокоиться, что Реминт уже убил Публия или пытал его до такого состояния, что создатель чудовищ стал совершенно бесполезным.

– Вот какие мысли тебе теперь в голову лезут? – прошептал он самому себе.

Очень глупо, подумал он сухо, начать обращаться к логическому мышлению в это время, когда уже поздно что-либо сделать.

Поэтому он вошел в мертвые лаборатории.

Тишина угнетала и давила. Руиз крался по этажу, перебегая из одного укрытия в другое, почаще останавливаясь, чтобы ощутить, не осталось ли еще каких-нибудь приборов или людей Публия, которые могли бы ему помешать.

Он ничего не услышал.

Тут и там он натыкался на тела техников, которые, очевидно, вооружались тем, что было под рукой и всяким импровизированным оружием – ножами, дубинками… Их посылали против Реминта. У одного убитого он забрал нож с длинным тонким лезвием, который он привязал к руке тряпкой, так что рукоять лежала чуть выше его запястья. Ни одна дубинка не показалась ему такой же удобной, как оружие фермера, поэтому он держал фермерскую дубинку наготове.

Несколько из последних жертв прожили достаточно долго, чтобы спрятаться под скамьями или заползти под машины или за стеллажи. Неужели Реминт потерял часть своей смертоносной эффективности? Может, он начинал уставать? Может, он был ранен? Это казалось весьма обнадеживающим знаком, и настроение Руиза потихоньку стало подниматься.

Когда он услышал звяканье стали о сталь, он стал вдвое осторожнее, но скоро обнаружил, что звуки исходят из вырытого амфитеатра, где медведеподобные воители все еще слабо замахивались друг на друга. Их молниеносная скорость слегка замедлилась, силы их были на исходе. Но все же события в лаборатории явно не отвлекли их от врожденной свирепости и желания убивать. Все еще их было довольно много. Руиз решил, что перед ним последний этап отборочных боев.

Он с минуту смотрел вниз, на их сражения, почти завидуя их несложным страстям.

Руиз прошел дальше несколько шагов, потом замер возле аквариумов, где Публий держал свои клоны на случай внезапной травмы или смерти. Повинуясь порыву, он отодвинул стекло, которое держало аквариум в полной тьме.

Три копии создателя чудовищ беспокойно заворочались, разгибая свои мягкие тела и неловко протирая глаза. Руиз почувствовал такую силу ненависти, которая сдавила ему горло. Стало трудно дышать. То, что эти клоны были в самом строгом смысле неповинны в преступлениях Публия, не меняло ничего в силе его чувств.

Он подумал о том, чтобы взять с собой одного клона, но этот клон не будет ничего знать о текущих распоряжениях или местонахождении Публия, тем более, что пока он еще даже не будет похож на Публия. Почти наверняка фальшивый Юбере и не подумает признавать авторитет клона.

Он наклонился и коснулся панели управления, и питательная жидкость, которая поддерживала жизнь клонов, стала медленно уходить из аквариума.

Они стали извиваться, потом колотить по стенкам толстого стекла, которое держало их в плену. Самый ближний раскрыл свои припухшие глаза и злобно уставился на Руиза, произнося губами какие-то слова, которых Руиз не мог слышать.

Он задвинул темное стекло и оставил их помирать во тьме.

Он услышал топот сапог Реминта по кафельному полу как раз вовремя, чтобы скользнуть за ближайшую в лаборатории скамью.

С бьющимся сердцем он смотрел из этого сомнительного убежища, как Реминт появился из-за угла коридора, таща за собой летательный пузырь, куда были привязаны носилки с человеком. Человек был закреплен на них широкими ремнями. Сперва Руиз не мог узнать, что это за человек, но, когда тот поднял руки настолько, насколько позволяли ремни, и сделал театральный жест, который вне сомнения, мог принадлежать только Публию, Руиз понял, что это он и есть. Стало быть, творец монстров все еще жил.

Руизу приятно было видеть, что Реминт казался серьезно потрепанным в стычках. Броня убийцы над левым бедром висела кровавыми клочьями, и он шел с заметной хромотой. Броня была слегка порвана над левым плечом, и сама рука висела неподвижно, словно броня схватила ее у локтя, но рука все еще сжимала осколочное ружье. Он нес сверхзвуковой нож в правой руке, а канатик от летательного пузыря был привязан к кольцу на поясе его бронированного комбинезона.

Даже в таком пораненном состоянии Реминт по-прежнему был неудержим. В сравнении с этим генчированным убийцей Руиз почувствовал себя жалким, презренным противником. Что мог он предпринять против такого грозного существа?

Как раз тогда, когда Реминт проходил между ним и утопленным в пол амфитеатром, Руизу пришла в голову идея. У него не было времени рассматривать преимущества и недостатки этого мгновенно озарившего его плана. Ему пришлось Действовать немедленно, почти в тот самый миг, когда эта мысль пришла ему в голову, поэтому он сразу же вскочил и рванулся наперерез летательному пузырю.

Реминт стал реагировать на его атаку, когда до носилок оставалось еще добрых пара метров. Убийца обернулся к Руизу, поднимая ружье только чуть медленнее своей обычной нечеловеческой скорости. Руиз не обратил внимания на ружье и сосредоточился только на том, чтобы удариться о летательный пузырь со всей своей силой, всем весом, и он только поднял руку, чтобы немного смягчить удар для своего поврежденного плеча. Он прорезал воздух под летательным пузырем даже тогда, когда нестерпимая боль пронизала все его существо.

Носилки резко рванулись вперед, ударив Реминта сперва по руке с осколочным ружьем, что сбило прицел. Заряд осколков пролетел мимо Руиза. Потом хромированные шасси летательного пузыря врезались в живот Реминту, отбросив его назад, так что колени его наткнулись на низенькую стенку по колено высотой, которая ограждала амфитеатр с медведеподобными существами.

Руиз вскочил на носилки, размахивая дубинкой изо всей своей силы. Реминт валился назад, но даже в падении поднял ружье.

Дубинка опустилась на руку Реминта, прежде чем он успел упасть. Он не успел выстрелить в последний раз. Ружье отлетело, описав высокую дугу, и упало в яму.

Руиз посмотрел в лицо своего противника на миг, прежде чем тот упал. На лице Реминта было мертвое выражение, глаза его ничего не выцвели, холодно устремленные в себя.

Руиз еще дальше влез на носилки, распростершись поверх Публия, который размахивал рукой и визжал. Руиз пробирался вперед.

Реминт наконец поддался силе тяжести и стал падать в яму. Его растопыренные пальцы как раз на волосок не достали до шасси летательного пузыря, или же удар по руке был слишком силен и он не смог удержаться.

Когда он повис с размаху на конце канатика, за который были привязаны носилки, его огромный вес перевесил стабилизаторы пузыря, на миг казалось, что носилки с пузырем перевернутся или, по меньшей мере, сбросят Руиза вниз. Руиз резанул ножом по канатику, Реминт в тот же миг взмахнул другой рукой со сверхзвуковым ножом.

Канатик оборвался.

Боль пронизала бицепс Руиза, и он взглянул, чтобы увидеть, не оторвало ли ему еще плечо.

Летательный пузырь накренился и выровнялся. Руиз с благодарным изумлением согнул и выпрямил руку, не обращая внимания на то, что кровь струей стекает по руке.

Руиз посмотрел вниз и увидел, что Реминт приземлился на ноги среди маленьких медведеобразных дикарей. Один из них с такой быстротой, что глаз не мог уследить за ним, рванулся к Реминту и вонзил нож в щель в броне на левом плече убийцы.

Реминт взмахнул своим собственным ножом, и маленькая голова напавшего отлетела прочь. Убийца спружинил на коленях, потом прыгнул вперед, схватив рукоять ножа в зубы. Его здоровая рука схватилась за край амфитеатра.

Сердце Руиза бешено заколотилось. Человек этот был чудовищем. Ни одно по-настоящему человеческое существо не могло бы осуществить такой прыжок. Он скатился с летательного пузыря, прицелившись каблуком по пальцам Реминта.

Это чуть не стало его фатальной ошибкой. Убийца подтянулся, и его рука схватилась за щиколотку Руиза. Только страшным усилием, едва не разорвавшим его мышцы, Руиз смог увернуться в сторону, поэтому пальцы Реминта только мимолетно коснулись его ноги.

– Ах!.. – выдохнул Руиз в ужасе.

Реминт снова свалился обратно в яму, и на сей раз воители-медведи были готовы его принять. Двое из них вонзили ножи в открытые места в его броне, и ноги убийцы подогнулись.

Руиз не стал дожидаться и смотреть, что произойдет дальше. Он отполз подальше от края, подтянул к себе носилки, потом помчался к шахте выхода, толкая летательный пузырь перед собой так быстро, как только мог.

– Подождите, – сказал Публий незнакомым голосом, слабым и жалобным, – кто это?

Руиз посмотрел на создателя чудовищ в первый раз за все это время и увидел, что Реминт срезал у него веки и впустил какую-то кислоту ему в глаза. Он заметил, что под бедрами Публия скопилась лужа крови. Видимо, Реминт подрезал ему поджилки.

– Я, – ответил Руиз, экономя дыхание для бега.

К его удивлению по лицу Публия пробежала улыбка.

– Руиз Ав? Ты одолел воплощенную месть Юбере? Господи.

Он кашлянул и сплюнул кровью. Руиз подумал, какие еще травмы получил Публий и как долго он может прожить. Достаточно ли для того, чтобы оказаться полезным Руизу?

– Может быть, – ответил Руиз.

Темное отверстие лифтовой шахты было неподалеку, и Руиз с размаху запихнул туда летательный пузырь, царапая стены. Он поставил управление на подъем и забрался на носилки, когда лифт пошел вверх. Он крепко держался за ремни, которыми был привязан Публий, и сердце его не замедляло бешеной работы, пока они не оказались гораздо выше того уровня, до которого Реминт допрыгнул на глазах Руиза.

– Ты его убил? – голос Публия все еще звучал страшно неуверенно.

– Возможно.

– Наверняка ты его убил. Живым он никогда не выпустил бы нас из рук. Если он мертв, он не может причинить нам вреда. Правда?

– Не уверен, – ответил Руиз и обнаружил, что он трясется в ознобе, хотя воздух в лифте был жаркий и влажный.

– Э-э-э, – сказал Публий, – куда ты меня везешь?

Руиз рассмеялся:

– Неужели тебе правда не все равно, если я везу тебя прочь отсюда, куда бы то ни было?

Он больше не чувствовал того всепоглощающего гнева, который гнал его вперед с тех пор, как он обнаружил Олбени. Встреча с Реминтом как-то опустошила его запасы эмоций, лишила возможности чувствовать что-либо, и теперь его переполняла какая-то скованность и онемение. Это могло оказаться опасным. Он осмотрел порез на верхней части плеча, обнаружил, что он сравнительно неглубок. Кровотечение превратилось в маленькую струйку.

– У нас все еще с тобой незаконченное дело, а, Публий?

– О да, – яростно сказал Публий.

– Мне вот какая закавыка пришла в голову, Публий: как могу я быть уверенным, что Тильдореаморс выполнит твою просьбу, сейчас, когда за тобой больше не стоит никакая реальная сила, а пираты просто с пеной у рта не хотят, чтобы кто-то покидал город?

Публий рассмеялся тонким безумным смехом.

– Потому что, – о господи, вот ирония судьбы – Тильдореаморс принадлежит мне целиком, это генчированный дублет, совершенно как мой Юбере.

– Ясно, – сказал Руиз, – тогда мы едем к твоему Юбере, освобождаем его, и ты даешь ему приказания подчиняться мне во всех отношениях и выполнять все мои приказания.

Как и надеялся Руиз, сампан все еще был привязан к причалу. Он выбросил несколько ящиков и освободил место для Публия на его летательном пузыре.

Когда он завел пузырь на борт сампана, создатель монстров вытянул руку и неуверенно похлопал по тому, что находилось рядом.

– Овощи? Это все, на что ты оказался способен, Руиз?

Голос его все еще был слаб.

– Не жалуйся, – ответил Руиз, располагая ящики так, чтобы они спрятали собой носилки. – Если бы ты не был мне все еще нужен для того, чтобы выбраться из Моревейника, я бы тут же перерезал тебе глотку и скормил бы тебя маргарам.

– Ей-богу скормил бы? Не знаю… ты переменился, как-то размяк, невзирая на то, что ты победил Реминта. Наверное, ты его как-то перехитрил…

– А как еще? – кисло спросил Руиз. – Насколько сильно он тебя помял?

– Я выживу, если ты достанешь мне аптечку. Ты не смочишь мне глаза? Такое странное чувство…

– Нет.

– Нет?

– Нет. И мы решим насчет аптечки, когда ты выполнишь свое обещание. А пока что мне нравится смотреть, как ты страдаешь.

Публий захихикал.

– Неважно. Даже если я умру, у меня все еще есть мои клоны, которые наверняка возместят все разрушения плоти, которые со мной произошли. Правда, признаюсь, что хотел бы сохранить этот старый мозг. Мне в нем удобно. Но времена меняются, и нам приходится приспосабливаться, правда?

Руиз посмотрел вниз на это выпачканное кровью лицо, на потускневшие глаза, на все еще презрительный и жестокий рот.

– Не хорохорься так, Публий. Я выпустил питательную жидкость из-под твоих клонов.

Побитое выражение появилось на лице создателя монстров. Он сжал губы и замолчал.

Низа жила в каком-то сером мире. Камера ее была серой. Дверь, стены, пол, узкая скамья, койка, на которой она спала. Свет, который сочился с потолка, был серый, ни яркий, ни мутный, разве что он немного потухал иногда, и тогда она спала. Даже еда была серой и не имела вкуса.

Она стала совершенно апатичной с тех пор, как страшный Реминт втолкнул ее в эту камеру и запер двери. Она потеряла счет дням или, вернее сказать, прекратила считать их. Много раз она просыпалась, не помня, что засыпала, и тогда понимала, что ее усыпили специально. Она не знала, сколько времени продолжались эти периоды бесчувствия, поэтому она перестала об этом беспокоиться. Она впала в почти удобную апатию, которая была гораздо лучше, чем постоянное беспокойство, уж не изменили ли ее разум тем самым страшным образом, какой описывал Руиз Ав.

Она редко думала о Руизе и его необъяснимом предательстве. Вместо этого она предпочитала мысленно останавливаться на счастливых временах на Фараоне, когда она была любимой дочерью царя. Она вспоминала сад своего отца и те удовольствия, которые она делила со своими многочисленными любовниками, разнообразные замечательные удовольствия, которые она могла позволить себе по своему положению: изысканную пищу, лучшие вина, шелка и драгоценности, обожание ее рабов.

По прошествии какого-то времени Фараон показался ей более реальным, чем ее теперешние серые обстоятельства. Только в снах, когда она видела их, ей трудно было сохранять свою отстраненность от мира. В снах Руиз Ав приходил к ней и умолял о прощении, а она притворялась, что принимает его объяснения и извинения. Во сне она скрывала свою ненависть к нему и обманывала его так успешно, чтобы сделать его совершенно слабым, и таким образом как можно лучше отомстить за себя. Но сны терзали ее неописуемо, поскольку она всегда просыпалась раньше, чем могла разбить его сердце так же, как он разбил ее.

Самое худшее было в том, что иногда она просыпалась, плача слезами слабости, опечаленная тем, что сон кончился, что Руиз Ав снова ускользнул от нее, пусть даже она ненавидела его и надеялась никогда больше его не увидеть.

Иногда она думала, что она, может быть, умерла и была в Аду. Может, все, что произошло с ней до этого было своего рода чистилищем. Может быть, она не выдержала это испытание и теперь была до скончания веков обречена на эту серость? Руиз Ав мог на самом деле быть демоном разрушения, который был специально послан, чтобы соблазнить ее. Ей казалось, что слишком много свидетельств было тому, что так и обстоит в действительности дело.

Чтобы избежать этих снов, она старалась спать пореже и проводила свои искусственные ночи, сидя в темноте, вспоминая ослепительное солнечное сияние Фараона.

Именно в один из таких моментов дверь заскрипела, отъехала в сторону, и Руиз Ав появился на пороге, глядя на нее.

Свет резко зажегся, и глаза ее заслезились, так что секунду она не могла как следует его увидеть. Он оказался только силуэтом на фоне яркого света в коридоре.

– Низа? – спросил он мягким неуверенным голосом.

Глаза ее привыкли к свету, и она смогла разобрать черты его лица. Он был ужасающе измучен, на впалых щеках выросла многодневная щетина, под глазами залегли темные круги. Он казался гораздо старше. На нем была какая-то странная одежда, вроде тех, которые носят рабы, и рукав его куртки заскорузл от крови.

В этот момент узнавания сердце ее словно размякло, и ей захотелось подбежать к нему. Но у него в руке было длинноствольное ружье, стало быть, он не был пленником. В сложившейся ситуации все было так неоднозначно. Она не могла представить себе, в чем же ее спасение на этой странной планете, где зло столь гротескно разрослось, а предательство превратилось в высокое искусство. Руиз Ав вернулся, но что это означало для нее? И можно ли было ему доверять? Она боялась его почти так же сильно, как любила – и сердце ее отяжелело от какой-то ледяной тяжести.

Она подняла подбородок и ничего не ответила.

Увидев ее, Руиз почувствовал почти физическую муку. Она побледнела и осунулась. Ее прекрасные волосы превратились в спутанную гриву, и она сгорбилась, словно заболев. На миг глаза ее были тусклыми и смотрели куда-то вдаль, словно не видели вообще. Однако потом она подняла голову, и в глазах появилось оценивающее выражение. Казалось, ей нанесли непоправимый и невидимый простым глазом вред. Она все еще была прекрасна – но чужая.

– Низа, – сказал он снова, – все в порядке. Мы теперь уходим.

Он протянул ей свою свободную руку.

Она медленно встала. Посмотрела на его руку, лицо ее приобрело выражение мучительно осторожной надежды.

– Куда мы пойдем? – спросила она. – Мне можно спрашивать?

– Разумеется… Мы покинем Моревейник. Мы найдем ниже по берегу космопорт и уберемся с Суука.

Недоверие затуманило ее лицо, словно пыльное покрывало.

– А остальные?

– И они тоже. Мольнех и Дольмаэро. Мы же не можем их так оставить.

Она прошла мимо него, тело ее было напряжено постоянным страхом, что может случиться какое-нибудь несчастье, словно она ожидала, что он швырнет ее обратно в камеру и посмеется над ее разочарованием. Он почувствовал невыносимую боль в сердце, и глаза его наполнились слезами. Как мог он ей объяснить? Теперь на это не было времени. Каждая минута, которую они проводили в крепости Юбере, увеличивала опасность, что Публий найдет способ как-либо помешать их побегу.

Выйдя из камеры, Низа увидела раненого, который покоился на бруске металла, парившем без всякой поддержки в воздухе в коридоре. Его раны начинали гноиться и издавать зловоние. Он долго не проживет. Возле этого человека стоял еще один, маленький человечек с невзрачным и незначительным лицом. Раненый человек что-то настойчиво шептал маленькому, тот кивал головой.

– Кто они такие? – спросила она.

Услышав ее вопрос, Руиз оглянулся и посмотрел на фальшивого Юбере и на Публия… и увидел, что готовится какой-то убийственный план.

Его охватила всепоглощающая ярость, жарче ацетиленовой горелки, ее питали все те страшные вещи, которые Публий сделал ему и остальным. Он почувствовал, что в глазах у него темнеет от ярости и та же ярость кипит в его сердце, требуя, наконец, выхода.

Палец его скрючило спазмой на спусковом крючке, и голову фальшивого Юбере разнес клуб пара. Тело навалилось на Публия и потом сползло на пол.

– Нет, – сказал слабо Публий, вытирая с лица кровь Юбере. – Почему ты это сделал? Я просто спрашивал его про твоих рабов… что с ними случилось…

Руиз повернулся к Низе, которая побледнела еще больше.

– Все время не теряй бдительности при этом человеке. Он – самое зловещее существо, какое тебе доводилось встречать и не доведется больше встретить. Он скользок, как змея, и хитер, как дильвермунский женомуж. Пока что он изранен, покалечен, ослеплен и привязан к носилкам. Вероятно, он умирает. Но никогда не забывай, что это самый опасный человек из тех, которых тебе довелось встречать.

Она кивнула и ничего не ответила, но он почти мог представить себе ее мысли: «А может ли он быть хуже тебя, Руиз Ав?»