Жизнь на горе была терпимой, иногда – даже более, чем терпимой, ибо у человека есть особый дар: он умеет радоваться жизни.
      Окружавшая их природа была столь огромна и величественна, что люди ощущали себя маленькими, ничего не значащими существами. Природа играла главную роль в поставленном ею же грандиозном спектакле и мало интересовалась людьми, которые влачили свое жалкое существование и грязи и снегу, под низким томным небом.
      И хотя день и ночь больше не сменяли друг друга, происходили другие события, говорившие о том, что время движется. Стали частыми ураганы, а температура воздуха упала. Холодный, а временами такой нестерпимо горячий дождь вынуждал людей прятаться в пещере.
      Грэн помрачнел еще больше: морэл все сильнее подчинял его волю. Убедившись в том, что именно он является виновником того, что они оказались в тупике, морэл захандрил. Угнетаемый мыслью о том, что ему нужно размножаться, он почти лишил Грэна возможности общаться с попутчиками.
      Третье событие знаменовало собой неуклонное движение времени. Когда ревел ураган, Яттмур родила сына, который стал смыслом ее существования. Она назвала его Ларэн и сейчас отдавала ему всю себя.
      Сидя на склоне холма, Яттмур качала малыша на руках и что-то пела ему, несмотря на то что Ларэн давно уже спал. Верхняя часть горы купалась в лучах заходящего солнца, в то время, как основание ее утопало в ночи.
      Вокруг все было черно; вечную эту ночь время от времени освещали редкие солнечные лучи, и кое-где возвышались горы, словно живые существа, тянущиеся к свету.
      В этом царстве тьмы прятались существа, вытесненные сюда из освещенных, более обитаемых регионов. Среди этих изгнанников были и лезэрфэзеры, пара которых пролетела сейчас над головой Яттмур. Птицы наслаждались свободным полетом; сложив крылья, они падали вниз, а, поймав теплый восходящий поток воздуха, вновь взмывали вверх. Малыш проснулся, и мама развернула его так, чтобы он видел крылатых существ.
      – Вот они, Ларэн, смотри! Оп-ля – вниз, в долину. А вот – снова вверх! Высоко-высоко, к солнцу!
      Птицы летали совсем рядом. Маленький Ларэн булькал от удовольствия, протягивая к ним свои маленькие ручонки. Смеялась и Яттмур, радуясь каждому движению младенца.
      Одна из птиц падала. С удивлением женщина отметила, что лезэрфэзер падает вертикально вниз, а вторая птица едва поспевает за первой. На какое-то мгновение Яттмур показалось, что птица сейчас взмахнет крыльями и выровняет свой полет, но в следующую секунду лезэрфэзер ударился о землю с громким шлепком.
      Яттмур встала. От лезэрфэзера осталась лишь неподвижная кучка, лежащая на склоне холма. Вторая птица тревожно кружила над ним.
      Не одна она видела случившееся. Один из тамми, находившийся чуть поодаль, на холме, вскочил и, что-то крича, бросился к птице. В прозрачном воздухе она отчетливо различила слова, обращенные к двум его товарищам:
      – Идите и посмотрите на упавшую птицу с крыльями!
      Он бежал, громко шлепая ногами по земле. Яттмур стояла и смотрела, прижав Ларэна к себе, сожалея о том, что происшедшее нарушило ее покой.
      К упавшей птице приближался еще кто-то. Женщина увидела несколько фигур, которые быстро выходили из-за камней, лежащих ниже по склону. Она насчитала их восемь, сумев разглядеть маленькие носы и большие уши; одетые к белое, они четко выделялись на фоне мрачного синего пейзажа долины. За собой они тащили сани.
      Яттмур с Грэном назвали этих существ Горцами, и всегда внимательно следили за ними. Очень подвижные и хорошо вооруженные, они пока не причиняли людям вреда.
      Какое-то время Яттмур наблюдала за происходящим: трое тамми, сбегавших с холма вниз; восемь горцев, поднимавшихся вверх, и одна птица, парившая над ними, словно раздумывая, улететь ей или остаться.
      Вооруженных луками и стрелами горцев можно было рассмотреть даже на расстоянии. Они подняли луки, и вдруг Яттмур стало страшно за трех толстых недоумков, с которыми она делила все тяготы долгого пути. Прижав Ларэна к груди, она закричала:
      – Эй, тамми! Вернитесь!
      Первый горец отпустил тетиву. Просвистела стрела – и оставшийся в живых лезэрфэзер стал падать.
      Бежавший первым тамми споткнулся, и тут раненая птица упала ему на спину. Вскрикнув, он повалился в снег.
      Тамми и горцы встретились. Яттмур развернулась и побежала в пещеру, где жили она, Ларэн и Грэн.
      – Грэн! Пойдем. Пожалуйста! Тамми сейчас убьют. На них напали эти ужасные большеухие. Что же нам делать?
      Грэн полулежал, облокотившись спиной о камень, скрестив руки на груди. Когда вбежала Яттмур, он посмотрел на нее и тут же опустил глаза.
      Его бледное лицо четко выделялось на фоне коричневого грибка, который матово поблескивал, обрамляя его голову и горло толстыми складками.
      – Сделай же что-нибудь! – потребовала она. – Что происходит с тобой в последнее время?
      – Тамми нам не нужны, – сказал Грэн. Однако встал. Яттмур схватила его за руку и вытащила из пещеры.
      – Я успела полюбить этих несчастных, – сказала она тихо.
      Они посмотрели вниз по склону, туда, где в тени двигались фигуры.
      Три тамми возвращались, поднимаясь вверх по холму. Они тащили одного из двух мертвых лезэрфэзеров. Горцы шли с ними, и на их санях лежала вторая птица. Две группы шествовали, дружелюбно болтая, а тамми при этом еще и отчаянно жестикулировали.
      – Ну кто бы мог подумать?! – воскликнула Яттмур.
      Это была любопытная процессия. Двигались горцы странно, иногда опускаясь на четвереньки. Яттмур услышала их речь, отрывистую и какую-то лающую. Однако из-за большого расстояния она не смогло разобрать, о чем они говорили.
      – Что ты думаешь об этом, Грэн? – спросила она.
      Грэн молчал, продолжая смотреть; уже стало ясно, что тамми вместе с горцами направлялись в пещеру, где обитали тамми. Уже почти дойдя до входа в нее, они обернулись, и Грэн увидел, что они смеются, показывая на него.
      Яттмур посмотрела на него. Внезапно ей стало нестерпимо жаль Грэна.
      – Ты так мало говоришь и выглядишь таким больным, любовь моя! Мы так много пережили вместе – ты и я. И мы любили друг друга. А теперь ты словно ушел от меня. Мое сердце полно любви к тебе, и я хочу тебе только добра. Но мои любовь и доброта ничего не значат для тебя, Грэн.
      «О, мой Грэн!»
      Свободной рукой она обняла его и почувствовала, как он отстранился. Но тем не менее заговорил. Слова – словно куски льда.
      – Помоги мне, Яттмур. Будь терпелива. Я болен.
      Но Яттмур тревожило еще одно.
      – Тебе станет лучше. Но чем занимаются эти дикие горцы? Они могут быть друзьями.
      – Пойди и посмотри, – холодно сказал Грэн.
      Он убрал с плеча ее руку, вернулся обратно в пещеру и улегся, приняв ту же позу. В нерешительности Яттмур уселась у выхода из пещеры. Тамми и горцы давно уже скрылись в другой пещере. Пока Яттмур сидела, не зная, что предпринять, небо заволокли тучи. Пошел дождь, который потом перешел в снег. Ларэн заплакал, и Яттмур дала ему грудь.
      Прогремевший гром вывел Яттмур из тягостных раздумий. Она оглянулась и посмотрела на Грэна. Тот лежал, не шевелясь и не глядя на нее.
      Про себя Яттмур сказала: «Все наши беды – из-за этого волшебного грибка. Ларэн и я стали его жертвами, как и несчастный Грэн. Он у него на голове и в голове. Я должна найти способ помочь ему избавиться от грибка.
      Осознание положения не успокаивало. Взяв малыша на руки, она встала.
      – Я иду в пещеру к тамми, – сказала она, почти не надеясь услышать ответ.
      Грэн подал голос:
      – Тебе не следует брать Ларэна с собой в такой дождь. Оставь его со мной. Я позабочусь о ребенке.
      Она подошла к Грэну. И хотя свет был очень тусклым, ей показалось, что грибок в его волосах и на шее еще больше потемнел. Определенно, он увеличивался: уже он нависал надо лбом. Яттмур уже решилась было оставить Грэну малыша, как нахлынувшее внезапно отвращение остановило ее.
      Он смотрел на нее из-под нависшего морэла чужим взглядом, в нем Яттмур видела фатальную смесь глупости и хитрости, которые таит в себе любое зло. Инстинктивно она крепко прижала ребенка к себе.
      – Отдай его мне. Ему будет хорошо, – сказал Грэн. – Маленького человека можно многому научить.
      Обычно его движения не были резкими, но сейчас он молниеносно вскочил на ноги. Яттмур отступила, выхватив нож и оскалив, словно зверь, зубы.
      – Не подходи!
      Ларэн заплакал.
      – Отдай мне ребенка, – настойчиво повторил Грэн.
      – Ты не похож на себя. Я боюсь тебя, Грэн! Сядь. Не подходи ко мне!
      Он сделал шаг вперед. Движения его были странными, как будто его нервная система одновременно подчинялась двум враждебным центрам. Она подняла нож, но он не обратил на него никакого внимания. На Яттмур смотрели мутные, словно подернутые пеленой, глаза.
      Яттмур не выдержала.
      Бросив нож, она развернулась и, прижимая малыша к себе, выбежала из пещеры.
      Природа встретила ее раскатами грома и блеском молний, одна из которых ударила в нить огромной паутины траверсера, свисавшей с облаков. Паутина загорелась, но дождь быстро потушил пламя. Яттмур бежала к пещере тамми, боясь оглянуться.
      И только добежав до входа в нее, женщина почувствовала неуверенность. Но останавливаться было поздно. Увидев девушку, тамми и горцы поднялись ей навстречу.

      Грэн опустился на колени у выхода из пещеры. Он совершенно не воспринимал окружающий мир. В его сознании все перевернулось. Перед собой он видел лишь стену, усеянную множеством ячеек, и от этого похожую на пчелиные соты. И хотя у него было сто рук, он никак не мог оттолкнуть эту стену от себя; руки вязли в липкой массе, движения замедлялись.
      Стена уже нависала над его головой, закрывая от него окружающий мир. И в этой стене имелся только один проем. Присмотревшись, далеко-далеко он увидел маленькие фигурки. И различил очертания Яттмур, которая стояла на коленях, протягивая к нему руки, и плакала, потому что он не мог подойти к ней. Еще он увидел тамми. И… Лили-йо – лидера его старой группы. А еще он увидел себя.
      И вдруг мираж исчез. Беспомощно Грэн привалился к стене, и ячейки, усеивавшие стену, начали лопаться, выделяя ядовитую жидкость. Потом появились рты – жадные и коричневые, послышалось какое-то звучание. Звуки обрушились на него; он уже слышал громкий голос морэла, который раздавался повсюду. Сначала из-за страшного шума в голове Грэн не мог ничего разобрать. И только позже до него начал доходить смысл того, о чем говорил морэл. Грэн закричал; но грибок говорил спокойно, и в его голосе присутствовала даже какая-то жалость. Грэн взял себя в руки и прислушался к словам грибка.
      «В зарослях Номансланда – там, где живут мне подобные, такие, как ты, – не обитали. Мы жили за счет простейших растительных тварей. Они существовали без мозга; их мозгом являлись мы. С тобой все сталось по-другому. Я слишком долго копался в твоем разуме. И видел так много удивившего меня, что очень быстро забыл, зачем я здесь. Ты поймал меня, Грэн, точно так же, как я поймал тебя.
      Тем не менее настало время, и я вспомнил, кто я такой. Я использовал твою жизнь, чтобы иметь возможность существовать самому. Это мое предназначение. Другого пути у меня нет.
      Я достиг критической точки, потому что я созрел».
      – Я не понимаю, – сказал Грэн.
      «Я должен принять решение. Скоро мне придется разделиться; это – принцип моего воспроизведения, и данный процесс мне не подвластен. Я мог бы остаться здесь, в надежде, что мое потомство сумеет каким-либо образом выжить на этой голой горе, на льду, под дождем и снегом. Или… Я мог бы перейти на нового, свежего хозяина».
      – Не на моего ребенка.
      «Почему бы и нет? Ларэн для меня единственный выбор. Он молод и свеж; контролировать его будет намного проще, чем тебя.
      Конечно, он еще слаб, но Яттмур и ты вы оба будете присматривать за ним, пока он не сможет позаботиться о себе сам».
      – Если это означает, что он позаботится и о тебе, тогда – ни за что.
      Не успел Грэн закончить фразу, как получил удар, нанесенный прямо в мозг. Удар, который отшвырнул его в сторону. И Грэн упал, корчась от боли.
      «Вы с Яттмур ни при каких обстоятельствах не бросите малыша. Ты ведь знаешь это, и я могу прочесть это в твоих мыслях. Тебе известно также, что при первой же возможности вы постараетесь покинуть эти жалкие склоны и уйти на плодородные, освещенные солнцем земли. Это входит и в мои планы. Время не ждет, человек; я должен действовать в соответствии со своим предназначением.
      Я знаю каждую клеточку твоего организма, и мне жаль тебя, ибо я чувствую, как тебе больно. Но сейчас это ничего не значит для меня, потому что ты противишься моей воле. Мне нужен надежный и, желательно, безмозглый хозяин, который быстро поведет меня обратно в мир солнца, где я смогу оставить семена. Это – лучший вариант для моего потомства, не так ли?»
      – Я умираю, – простонал Грэн.
      – Еще нет, – продребезжал морэл.
 
      Яттмур сидела в пещере у тамми и дремала. Зловоние, множество голосов, шум дождя снаружи, – все это притупило ее ощущения. Рядом с ней, на куче сухих листьев, спал Ларэн. Тамми накормили Яттмур лезэрфэзером, приготовленным на костре, который местами почти уже обуглился. Даже Ларэн пожевал кусочек мяса.
      Когда она появилась у входа в пещеру, не зная, как быть ей дальше, тамми встретили ее словами:
      – Заходи, красивая женщина! Иди от дождя, который падает с неба, к нам. У нас тепло и сухо.
      – А кто эти, которое с вами? – она с тревогой посмотрела на горцев. При виде Яттмур они начали улыбаться и подпрыгивать.
      При ближайшем рассмотрении они оказались огромными: где-то на голову выше людей. Их широкие плечи покрывал густой мех. Когда Яттмур вошла, они встали за спиною у тамми и смотрели на нее, потом начали окружать ее, скаля зубы и переговариваясь на каком-то подобии языка.
      Таких страшных лиц Яттмур еще не видела никогда. У горцев были выступающие вперед челюсти, низко нависавшие над глазами брови, а в целом – лицо больше походило на рыло животного. Довершали портрет редкие желтые бороды и уши – словно куски сырого мяса, слегка заросшие волосами. Двигались горцы быстро, и, казалось, их лица ни на секунду не оставались неподвижными: длинные острые желтые зубы появлялись и исчезали за серыми губами каждый раз, когда их обладатели задавали вопросы.
      – Ты живешь здесь? На Большом Склоне ты живешь? С тамми, с тамми живешь? Вы живете вместе на Большом, Большом Склоне?
      Самый большой из горцев выпалил эту тираду, прыгая, перед ней и дико гримасничая. Он обладал настолько низким и гортанным голосом, а сами слова произносил так быстро, что Яттмур с большим трудом поняла его.
      – Ты, ты, – да, живешь ты на Большом, Большом Склоне?
      – Да, я живу на этой горе, – сказала она, взяв себя в руки. – А где живете вы? И кто вы?
      Вместо ответа он так широко распахнул глаза, что Яттмур увидела красные хрящи. Затем он плотно закрыл их и засмеялся высоким клокочущим смехом.
      – Эти меховые люди – боги, хорошие боги, красивая женщина, – объяснили ей тамми.
      Они были возбуждены и отталкивали друг друга, чтобы первыми излить ей свои души.
      – Эти меховые люди зовутся меховыми. Это – наши боги, потому что они специально пришли на Большой Склон, чтобы стать богами для маленьких добрых тамми.
      – Они – боги! Боги! Большие страшные боги, красивая женщина. У них есть хвосты!
      Это последнее предположение скорее напоминало крик победителя. Все одиннадцать завизжали и начали скакать по пещере. Действительно, у меховых людей имелись хвосты, торчащие под необычным углом. Тамми изо всех сил старались поймать и поцеловать их.
      Пораженная увиденным, Яттмур отшатнулась, а Ларэн, который смотрел на все это широко раскрытыми глазами, испуганно, на пределе голосовых связок, закричал. Танцующие тут же передразнили его, усиливая плач ребенка своими воплями и криками.
      И вдруг один из пробегавших мимо горцев выхватил Ларэна у нее из рук. Яттмур вскрикнула, но малыш был уже далеко. Он молчал, а его маленькое красное личико выражало крайнее удивление. Меховые создания перебрасывали Ларэна из рук в руки так, что малыш в любой момент мог упасть на пол или удариться головой о свод пещеры. При этом горцы очень громко и лающе смеялись.
      Взбешенная Яттмур бросилась на первого попавшегося ей горца и, вцепившись в его густой белый мех, почувствовала, как напряглись его мышцы. Он развернулся и вскинул руку, воткнул два пальца в нос Яттмур, сильно толкнув ее при этом.
      Боль ослепила ее. Отшатнувшись, она закрыла лицо руками, но, потеряв равновесие, свалилась на землю. В следующее мгновение горец бросился на нее. За ним последовали остальные.
      Это-то и спасло Яттмур. Меховые начали драться между собой и совсем забыли про нее. Она отползла в сторону и подобрала Ларэна, который, с неизменившимся выражением крайнего удивления на лице, целый и невредимый, лежал на земле. Всхлипывая, Яттмур прижала ребенка к груди. Он сразу же начал плакать. Яттмур в страхе оглянулась, но тут же успокоилась, увидев что горцы уже забыли о ней, прекратили драку и приготовились жарить на огне птицу.
      – О, не надо, чтобы глаза были мокрыми, красивая женщина, – причитали тамми, подходя к ней. Они неуклюже похлопывали ее по спине и норовили погладить по волосам. Яттмур тревожило то, как свободно, раскованно вели себя тамми, когда рядом не было Грэна.
      Тихим голосом она спросила:
      – Вы так боялись Грэна; почему же вы не боитесь этих ужасных тварей? Неужели вы не видите, насколько они опасны?
      – А разве ты не видишь, что у этих меховых богов есть хвосты? Только хвосты делают людей богами для нас, несчастных тамми.
      – Они убьют вас!
      – Они – наши боги, поэтому мы с радостью примем смерть от хвостатых богов.
      – Вы – словно дети, они же так опасны!
      – Да, у меховых людей очень страшные зубы. Но они не обзывают нас так, как ты и умный человек по имени Грэн. Если мы и умрем, то умрем весело.
      Через их головы Яттмур посмотрела на группу горцев. Их занятие заключалось в том, что они отрывали куски от лезэрфэзера и отправляли их в рот. Одновременно они передавали по кругу большую кожаную фляжку, из которой по очереди что-то отпивали большими глотками. Яттмур услышала, что между собой они разговаривают на языке тамми, только еще более исковерканном.
      – Как долго они пробудут здесь? – спросила она.
      – Они часто останавливаются у нас в пещере, потому что мы им нравимся, – сказал один из тамми, поглаживая ее плечо.
      – Они что, приходили к вам и раньше?
      Круглые лица расплылись в улыбках.
      – Они приходили к нам и раньше, и еще придут, потому что они любят симпатичных тамми. Ты и охотник Грэн, вы не любите тамми, поэтому вы выгнали нас на Большой Склон. А меховые скоро возьмут нас с собой искать зеленое дерево тамми. Да-да, меховые возьмут нас!
      – Вы уходите от нас с Грэном?
      – Мы уйдем и оставим вас одних жить на холодном и темном Большом Склоне, где все время – ночь. Боги заберут нас туда, где растут зеленые деревья тамми и где нет гор.
      В атмосфере духоты и зловония Ларэн стал капризничать, и Яттмур в замешательстве попросила тамми повторить все сказанное. Что они и сделали с огромным удовольствием. И теперь ей все стало ясно.
      Уже довольно долго Грэн не мог скрыть свою ненависть к тамми. Это опасные пришельцы предложили тамми взять их с собой с горы и отвести к зеленому дереву, чьими рабами они являлись. Инстинктивно Яттмур почувствовала, что зубастым горцам доверять нельзя, но убедить в этом тамми не представлялось возможным. Она поняла, что скоро на горе останутся только она с ребенком и Грэн.
      Ей вдруг стало ужасно жаль себя, и она заплакала.
      Тамми подползли ближе, стараясь утешить ее. Они дышали женщине в лицо, гладили ее грудь, трогали тело, корчили рожицы Ларэну. Она была не в состоянии противиться.
      – Пойдем с нами в зеленый мир, красивая женщина, подальше от этого ненавистного Большого Склона, – с нами, симпатичными парнями. С нами тебе будет хорошо, – бормотали они.
      Видя, что Яттмур не реагирует, они стали гладить интимные части ее тела. Она не сопротивлялась и, удовлетворив свои примитивные желания, они оставили ее в покое. Один из них потом вернулся и принес немного жареного мяса. Яттмур приступила к еде.
      Жуя, она думала; «Грэн убьет моего ребенка своим грибком. Поэтому, ради Ларэна, я должна уйти отсюда с тамми». Приняв такое решение, женщина почувствовала себя лучше и заснула.
      Ее разбудил плач Ларэна. Успокаивая его, она выглянула наружу. Как всегда, кругом было темно. Дождь прекратился; теперь гремел гром, словно бился между небом и землей в поисках выхода. Тамми и горцы спали, сбившись в одну большую кучу. Раскаты грома не мешали их сну. У Яттмур болела голова, и она подумала, что больше не сможет заснуть в этом грохоте. Но Ларэн успокоился, и веки ее тут же сомкнулись.
      На следующий раз ее разбудили горцы. Взволнованно лая, они выбегали из пещеры.
      Ларэн спал. Поудобнее уложив малыша на кучу сухих листьев, Яттмур вышла посмотреть, что происходит, но тут же замерла, столкнувшись лицом к лицу с меховыми. От дождя, который шел теперь с удвоенной силой, их головы закрывали шлемы с отверстиями для ушей, глаз и рыл, сделанные из высушенной тыквы. Тыквы были очень большими, и при каждом движении болтались на головах из стороны в сторону, что делало горцев похожими на поломанных кукол. Это, а также то, что тыквы были неумело раскрашены в разные цвета, придавало их обладателям нелепый и отчасти устрашающий вид.
      Когда Яттмур попыталась выйти, один из них, подскочив, перегородил ей дорогу.
      – Ты возвращайся и спи в пещере, женщина-мать. Сквозь дождь идет плохое, идет то, что мы не любим. Поэтому мы кусаем, рвем на части и кусаем. Б-р-р-р, и ты лучше держись подальше от наших зубов.
      Она вырвала руку.
      – Почему я должна оставаться здесь? Вы боитесь меня? Что происходит?
      – Тот, которого несут, придет и схватит тебя! Б-р-р-р, пусть он схватит тебя!