Если ты хочешь заинтересовать меня убийством, изволь отыскать что-нибудь позанятнее. В убийстве должен быть стиль. Либо пусть это будет хладнокровное, бесстрастное убийство, совершенное маньяком, который получает от него наслаждение, считая, что это — искусство ради искусства и, так сказать, оставляет свою неповторимую подпись под каждым своим преступлением; либо пусть убийцей движет страсть. Подлинная кровавая вендетта уже в третьем, к примеру, поколении, или, скажем, кульминационный взрыв какой-нибудь фантастической ревности или извращенной похоти. Но где теперь найдете вы такие страсти! Люди стали ручными, как кролики, и если совершают убийства, то лишь с такими почтенными, благовидными целями, как деньги, или политические интриги. А вот если взять шестнадцатый век…

Мистер Филбой взялся за шестнадцатый век и вывернул наизнанку все исторические события так, чтобы они могли служить нужным ему целям, а внимавшему ему мистеру Ривзу казалось, что его морально, так сказать, поджаривают на медленном огне. Когда мистер Роберт осмелился подвергнуть сомнениям оценку преступлений Борджа, данную мистером Филбоем, тот нокаутировал его Грегоровиусом, хотя отлично понимал, что ученый немец был бы целиком на стороне мистера Роберта, — просто мистер Филбой сделал ставку на то, что мистер Роберт не читал его книги, в чем и не ошибся. Мистер Ривз, как в дурмане, дивился про себя, о чем это они спорят.

Снова вперед вырвался синьор Пайдерини, пустившись с омерзительными подробностями и преувеличениями пересказывать скандальную газетную хронику современной Венеции и заставляя мистера Ривза содрогаться в нравственных корчах. Но мистер Филбой остался невозмутим:

— Да что в этом особенного? — сказал он. — Не вижу решительно ничего драматического во всех этих выхолощенных физиологических актах, интересующих разве что психоаналитиков. Вся их пряность существует только в твоем грязном итальянском мозгу. Для нас, так же как и для героев этих событий, все это не больше, чем порхание бабочек или кружение ласточек в небе. Единственное, что делает секс неотвратимо привлекательным, — это отождествление его с грехом. Бодлер, к примеру, убедив себя в том, что любовь — грех, что женщина — исчадие ада, а сам он в своей якобы ужасной порочности — прямое порождение дьявола, извлекал из этого огромное наслаждение. Суинберн, этот архиплагиатор прошлого столетия, подхватил эту идею и популяризировал ее, приспособив к ритму жизни на океанской волне. Но все эти красивые пороки отошли в прошлое вместе с девятнадцатым веком. Ни один интеллигентный человек в наши дни не верит ни в какой грех, и плевать он хотел на поведение своего ближнего. Исключение из этого правила составляют только обездоленные старые девы, обоего пола, коих не так уж много…

Как это они могут столько болтать, думал мистер Ривз, сокрушенно подсчитывая про себя, сколько часов его новообретенной свободы потрачено им впустую — на бессмысленное восприятие ухом чьих-то голосов; неужто они не умеют ничего другого, как сидеть и болтать? Мистер Филбой в это время прервал свои разглагольствования и на венецианском диалекте вступил в оживленные переговоры с мальчишкой-рассыльным, в результате чего мальчишка, ухмыляясь, принес пачку сигарет. Воспользовавшись передышкой, мистер Роберт перешел к истинной цели этой встречи. Торжественно откашлявшись, он выудил из кармана какие-то бумаги, разложил их на столе и произнес:

— Мне кажется, сейчас наиболее подходящий момент поставить мистера Ривза в известность о нашем замечательном проекте.

Остальные двое мгновенно замолчали и впервые за весь вечер стали напряженно слушать мистера Роберта, не сводя при этом внимательного взгляда с мистера Ривза.

— Будучи человеком высокоинтеллигентным, — плавно начал мистер Роберт, — вы, конечно, не могли не заметить, что в Англии не издается ни одного мало-мальски стоящего литературного обозрения. И готов поручиться, что в ныне существующие вы никогда не заглядываете.

Мистер Ривз, который уже немного хватил лишнего, кивнул и заморгал глазами, как сова. Он, само собою разумеется, никогда не читал литературных обозрений.

— Даже в голову не приходило, — сказал он, слегка заплетающимся языком.

— Ну, понятно, — согласился мистер Роберт. — Поскольку у вас нет непосредственной заинтересованности в творениях лите-ату-у-ы и культу-у-ы, а скорее вы заинтересованы в интеллектуальном, так сказать, их поощрении, то, естественно, вы никогда и не задумывались над тем, что этот прискорбный недостаток может быть восполнен. — Мистер Роберт откашлялся. — Широкая ваша популярность как мецената искусств распространилась столь далеко, мистер Ривз, что достигла уже Венеции. Нам известно, с каким поразительным вкусом и незаурядной щедростью вы посвящаете ваш культу-у-ный досуг, так же как и ваши средства, искусству, способствуя процветанию живописи, музыки, созданию художественного интерьера. Мы никак не можем возроптать на эту вашу благородную приверженность делу наших единокровных братьев — художников и музыкантов, ибо все музы — сестры, но цель сегодняшней приятной встречи — дать нашему знаменитому другу Филбою да-аго-ценную возможность познакомиться с самым бескорыстным покровителем искусств нашего времени, а также, воспользовавшись предложением Филбоя, привлечь ваше внимание к плачевному состоянию этой несчастной золушки от искусства — лите-а-ту-у-ного обозрения!

Синьор Пайдерини и мистер Филбой внимали этому фантасмагорически помпезному излиянию с худо скрытым веселым презрением. Они впивались взглядом в мистера Ривза, пытаясь разгадать произведенное на него впечатление. А этот джентльмен находился в довольно необычном для него состоянии духа. Голова его была словно окутана легким серебристым облаком, несколько затруднявшим слух и зрение, в то время как в ушах он ощущал негромкий и даже довольно приятный звон. Дверь ресторана стояла настежь, и он поймал собственное отражение в большом зеркале, висевшем на стене напротив. Зеркало это, как выяснилось, обладало самым удивительным свойством, ибо когда мистер Ривз внимательнее вгляделся в свое отражение, оно стало медленно раздваиваться, и каким-то непостижимым образом от первого мистера Ривза отделился второй мистер Ривз, и теперь их стало два. Мистер Ривз тряхнул головой и снова остался в зеркале один. Мистер Ривз с глубочайшей серьезностью изучал некоторое время столь необычный феномен и был так поглощен своим занятием, что это невольно производило впечатление, будто он слушает мистера Роберта с величайшим, хотя и несколько бесстрастным интересом. И в то время как выражение его лица становилось все более и более сосредоточенным, блаженное состояние его нарушила тревожная мысль о том, каким образом отправить ему некую насущную потребность, которая с каждой минутой заявляла о себе все более и более настойчиво.

Внезапно мистер Ривз заметил, что вся троица вопросительно уставилась на него, а мистер Роберт умолк. Очень немногое из сказанного мистером Робертом просочилось в мозг мистера Ривза, отягченный более важной проблемой, тем не менее он кое-как уразумел, что его вроде бы за что-то хвалят и мистер Роберт пытается заинтересовать его в чем-то, имеющем отношение к «культу-у-е».

— Хм, — важно произнес мистер Ривз. — Совершенно справедливо, совершенно справедливо.

Мистер Роберт, словно трибун, простер вперед руку.

— Мы не хотим навязывать вам ничего до тех пор, пока вы тщательнейшим образом не изучите наш план и не одобрите его, — провозгласил он. — Мы считаем, что ваши деловые способности могут оказать неоценимую помощь людям, чья деятельность протекает в… э… в несколько другой сфере. Короче говоря, мы задумали издавать ежеквартальный журнал под названием «Новое литеа-ту-у-ное обозрение». Печататься он будет в Венеции, стоимость одного номера пять шиллингов. Филбой великодушно согласился предоставить для него свое имя в качестве главного редактора, но повседневная редакторская рутина ляжет, по существу, на плечи заместителя редактора, то есть — на мои. Было бы абсурдно тратить время Филбоя и его несравненный гений на такого рода занятия, но имя Филбоя послужит для нас ценнейшим приобретением, и, кроме того, он будет нашим постоянным и самым уважаемым сотрудником. Теперь, мистер Ривз, если вы окажете нам любезность посмотреть проспект, вам станет ясно, кто наши сотрудники и каковы наши планы.

Мистер Ривз автоматически взял проспект и также автоматически, после нескольких безуспешных попыток, сменил очки: снял одни и надел другие — для чтения. Проспект был отпечатан на пишущей машинке. «НОВОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ» — значилось красивым красным шрифтом. Мистер Ривз довольно продолжительное время разглядывал этот заголовок: сначала — в состоянии весьма близком к отупению, затем — с глубоким интересом, ибо он заметил, что замечательный этот шрифт обладает совершенно таким же свойством, как зеркало, а именно: начав двоиться, он медленно и неуклонно двоился до тех пор, пока оригинал не родил двойника! Просто непостижимо! Неужто это все от жареных креветок?

— Едва ли это можно даже назвать коммерческим предприятием в обычном смысле слова, — продолжал гудеть голос мистера Роберта. — Но мы надеемся, мы твердо уверены, что оно будет приносить доход, и хороший доход. Общественная потребность в таком обозрении назрела с полной очевидностью, и оно удовлетворит этот спрос. Однако мы не предполагаем выплачивать дивиденды в течение первого года или, может быть, двух. В первую очередь, мы должны будем оплатить наших сотрудников, и, разумеется, пройдет некоторое время, прежде чем журнал завоюет популярность и получит распространение. Для этого на первых порах нам потребуется несколько тысяч фунтов стерлингов, и посему мы создаем пакеты учредительных акций, по пятьсот фунтов каждый. Приобретение одного или нескольких пакетов дает право стать членом редакционной коллегии, принимать участие в руководстве журналом и получить бесплатную пожизненную подписку на это периодическое издание.

Мистер Ривз перелистал проспект и увидел, что четвертая, оборотная страница его представляет собою подписной лист, где слова «я, нижеподписавшийся», обязывают его приобрести акций «Нового литературного обозрения» на круглую сумму в пятьсот фунтов стерлингов. Пятьсот фунтов стерлингов! Мистер Ривз сделал глубокий вдох и почувствовал, как на лбу у него выступила испарина. Впрочем, это проистекало не столько от финансовых, сколько от чисто физических страданий, ибо мистер Ривз, в сущности, не понял ни речей мистера Роберта, ни его проспекта, хотя в голове у него и пронеслась смутная мысль о том, какой это кретин станет выкладывать пятьсот фунтов на такую безумную затею… Доведенный до отчаяния неотложной своей потребностью, он, в конце концов, преодолел природную застенчивость, наклонился через стол к мистеру Роберту и задал ему необходимый вопрос.

— О, это вон там, справа — маленькая дверца, — непринужденно светским тоном сообщил ему сей джентльмен.

С большим чувством собственного достоинства, делавшим честь его выдержке, мистер Ривз поднялся на ноги, — быть может, чуточку неуверенно, однако не настолько, чтобы это бросалось в глаза, — и направился к указанной дверце. К зеленой дверце в шаткой фанерной перегородке футов восьми высотой. К удивлению и, пожалуй, даже к некоторому разочарованию мистера Ривза, раздвоения с дверцей не произошло, однако скоба ее оказалась расположенной в крайне неудобном месте И проявила таинственную способность ускользать из-под рук. Тем не менее, вцепившись в нее бульдожьей хваткой, мистер Ривз в конце концов восторжествовал и принудил дверцу отвориться. Стремительным толчком пропихнувшись внутрь и очутившись за перегородкой, мистер Ривз вынужден был сделать полный поворот кругом, отступив на шаг обратно, и тут его стошнило, как раз напротив покинутого им столика, отделенного от него только фанерной перегородкой. Мистер Ривз отчетливо слышал все, что говорилось за столиком, особенно явственно долетал до него гулкий бас синьора Пайдерини.

— На черта притащили вы сюда этого старого болвана? — раздраженно спрашивал синьор Пайдерини. — За весь обед он не рассказал ни одной занятной истории, даже пошутить не умеет. Сидит таращит на всех свои очки, моргает глазами, как сова, и жрет и пьет как pescecane [52]. Он что — малость того?

— Он вполне нормален, — резко оборвал Пайдерини мистер Филбой. — Типичный лондонский коммерсант, заурядный и, как истый англичанин, крайне духовно ограниченный, но при всем том честный и отнюдь не такой дурак, как это может показаться. Ты, Эрасте, в лучшем случае проведешь его за нос только раз — вторично твое южное нахальство тебе уже не поможет.

Мистер Роберт пробормотал что-то, чего мистер Ривз не сумел уловить.

— А ему на это наплевать, по-моему, — возразил синьор Пайдерини в ответ на нечто, сказанное мистером Робертом. — По-моему, он кретин. И если он не подпишется на две тысячи фунтов, я ни с кем из вас больше дел не делаю.

— Да не ори ты, Эрасте, — одернул его мистер Филбой. — Твой бычий рев слышен на другом краю Венеции. И не валяй дурака. Нам необходимо добыть откуда-то денег. Я пуст, абсолютно пуст. Не мешай Роберту изображать сладкоголосую сирену…

Мистер Ривз не стал слушать дальше. Так вот что им нужно — деньги! Просто поразительно, как все эти господа остро нуждаются в деньгах и как они неразборчивы в средствах, когда им нужно их раздобыть! Мистер Ривз сполоснул лицо холодной водой и основательно прополоскал рот из-под крана, по счастью, не подумав о том, что это верный способ заполучить прескверное желудочное заболевание. Его порядком возмутило все услышанное, но в том, несколько затуманенном состоянии духа, в котором он пребывал, он скорее склонен был рассматривать это как шутку. Так они думают, что могут провести его за нос, вот как? А что, если он проведет за нос их?

Мистер Ривз вернулся за столик, уже значительно более твердо держась на ногах. Вся троица с самым серьезным видом и большим знанием дела была углублена в обсуждение проекта. Мистер Ривз выпил еще немножко воды и заказал чашку черного кофе. Мистер Филбой по-приятельски радушно уговаривал его выпить еще немножко «граппы», и все старался наполнить его рюмку. Мистер Ривз не притронулся к ликеру. Он внимательно прочел весь проспект от начала до конца — вздорная затея, не принесет ни гроша. Мистер Роберт выдал еще один рекламный текст в самом красочном стиле.

— Какой вам потребуется капитал? — осведомился мистер Ривз.

— Я считаю, что для начала мы уложимся в пять тысяч фунтов, — сказал мистер Роберт.

— Пять тысяч! — сказал мистер Ривз. — Довольно крупная сумма, а?

Мистер Роберт объяснил, что для приобретения популярности и достаточного количества подписчиков потребуется время, но благодаря имени мистера Филбоя и довольно длинному списку весьма именитых сотрудников это дело верное, абсолютно верное. У них уже набралось сто пятнадцать человек, обещавших подписаться.

— Сто пятнадцать? — с притворно наивным удивлением сказал мистер Ривз. — Неплохо для начала — это даст вам на круг больше сотни подписчиков в год.

Не уловив в его словах сарказма, мистер Роберт заверил мистера Ривза, что у них будет куда больше.

— Хм, — произнес мистер Ривз, — а сколько вы уже имеете?

С легкой запинкой мистер Роберт признался, что пока еще они не получили ничего, но испробованы далеко не все источники, далеко не все, и он совершенно уверен, что…

— Хм, — снова произнес мистер Ривз, потирая подбородок. — Хм.

— Мы обратились к вам первому, Ривз, — сказал мистер Роберт, — понимая, что престиж вашего имени должен чрезвычайно облегчить нам дальнейшую задачу,

— Есть у вас на примете еще девять лиц, которые внесут по пятьсот фунтов каждый?

— Мы полагали, что вы найдете возможным приобрести для себя больше одного пакета, — льстиво сказал мистер Роберт.

— Ну, это дело требуется обмозговать, — сказал мистер Ривз, осторожно взвешивая каждое слово, — Если, — я повторяю, если — у меня сложится твердое убеждение, что это вполне надежное, солидное помещение капитала, я могу вложить в ваше предприятие даже тысчонки две…

Хотя внимание мистера Ривза, казалось, было приковано к проспекту, он тем не менее заметил алчно-ликующие взгляды, которыми обменялась вся троица, а также то, как мистер Филбой пнул синьора Эрасте под столом ногой, не дав ему раскрыть рта.

— Я уверен, что мы сумеем убедить вас в этом, Ривз, — подобострастно прожурчал мистер Роберт. — А заручившись вашим именем…

— Стойте, стойте, — прервал его мистер Ривз. — Я, понимаете ли, пока что не даю никаких обещаний. Я согласен только получше ознакомиться с вашим предложением. Да, да, я ознакомлюсь с ним.

И с этой позиции им уже не удалось сдвинуть его ни на йоту, как ни льстили они ему, как ни старались убедить, нагромождая одно доказательство на другое, как ни уговаривали — без малейшего успеха — выпить еще вина и «граппы»…