Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Приют героев

ModernLib.Net / Фэнтези / Олди Генри Лайон / Приют героев - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 2)
Автор: Олди Генри Лайон
Жанр: Фэнтези

 

 


– Извольте.

– Премного благодарен за содействие, господин обер-квизитор.

Пуговица стряпчего огорчила. Он с явной неохотой признал, что в опись испорченного имущества ее включить никак не получится. Разве что в опись испорченного чужого имущества. А это пригодится лишь в оформлении наследства родственниками сгинувших постоятельцев.

– Типун вам на язык! – не удержался Конрад.

Ответа не последовало. Похоже, крючок имел долю в сумме иска.

Завершив первичный осмотр и указав ликтору, что из улик следует забрать с собой, барон направился к выходу из залы.

– Хвала Вечному Страннику! Вы закончили! Сударь Тэрц, приступайте. Я уже послал за столяром, и как только вы управитесь…

– Не спешите, голубчик. Если стряпчего я еще готов терпеть здесь – разумеется, в присутствии ликторов! – то со столяром вам придется повременить.

– Почему, ваша светлость? Как же так?! Вы ведь закончили?

– Нет, – сухо бросил Конрад и проследовал из каминной залы в холл, сопровождаемый по пятам возбужденным хозяином.

По дороге он думал, что внешняя комиссия ликтората должна отбирать в слуги закона не дубоватых верзил, ловко управляющихся с табельными топорами, а судейских крючков, вроде настырного стряпчего, или приставучих Трепчиков-младших. Ну, хотя бы треть личного состава. Эти землю носом взроют, а ни одной оброненной пуговки, ни одного свечного огарочка не пропустят. Из природной въедливости, которая, если задуматься, сама по себе изрядный талант. А пообещай им премию…

– Ваша светлость!

– У меня есть вопросы лично к вам, сударь Трепчик. Попрошу отвечать коротко и честно. Это в ваших же интересах. Я доступно выразился?

– Куда уж доступней, ваша светлость…

– Отлично. Итак, известно ли вам, что именно произошло ночью в гостинице?

– Да! То есть, нет…

– Извольте выражаться яснее, сударь! Да – или нет?

Барон нахмурился, глядя Трепчику-младшему в переносицу: словно гвоздь вбивал. Под его взглядом хозяин съежился, сделавшись похож на побитую собаку и мокрую курицу одновременно, если в природе возможен такой монстр.

– Я… я слышал. Но не видел.

– Что именно вы слышали? В какое время?

– Около полуночи. Я в гостинице ночевал. В свободной комнате.

– Вы спали? Вас что-то разбудило?

Трепчик замялся, топчась на месте.

– Я… не спал, ваша светлость.

– Почему? – фон Шмуц картинно приподнял бровь. Обычно это разило свидетелей наповал.

– Я… я был не один.

– И, естественно, не с супругой.

– Ваша светлость! Умоляю! Виолетта меня убьет! Вы ее не знаете!

Кажется, гулящий отельер хотел упасть барону в ноги, но побоялся. И правильно. Фон Шмуц подобных выходок не жаловал. И уж конечно был рад, что не знаком с ревнивой Виолеттой Трепчик.

– А это зависит от вас, сударь мой. От вашей откровенности и желания помочь дознанию. Итак, что за особу вы осчастливили своей благосклонностью?

– Повариху, ваша светлость.

– Её я допрошу позже.

– Осмелюсь заметить, ваша светлость: Ганечка… повариха то есть – она немая. Её допросить затруднительно выйдет.

– Но вы-то разговорчивы за двоих. Рассказывайте, что слышали.

– Ох, слышал! Упаси Вечный Странник такое дважды услышать! Сперва орать стали. Орут и орут, а слов не разобрать. Потом гром ударил, с чистого неба. Ударил, значит, упал и давай кататься у нас под окнами! Треск, грохот, стекла, слышу, бьются – а они знаете какие дорогие?! Стекольщик Дорфман три шкуры дерет, гадюка, я уж с ним и торгуюсь, и по матушке…

– Стекольщика оставим в покое. Что еще слышали?

– Железо звенело. Ругань, крики; и выл кто-то. Жутко, словно на покойника… И еще они смеялись.

– Кто – они?

– Не знаю, ваша светлость. Гром, треск, брань, а они смеются. Аж мороз по хребту… После замолчали. Не до смеха стало, выходит.

– Что вы делали в это время?

– Все б вам насмехаться, ваша светлость! Что ж тут сделаешь, когда эдакие страсти?! Заперлись мы с Ганечкой на засов, и от страху тряслись! Она хоть немая, а все слышит…

– Хорошо. Дальше что было?

– Дальше? Всё. То есть, ничего. Стихло дальше. Еще, вроде, телега от гостиницы отъехала. Может, и не одна. Я до утра подождал, а как рассвело, выбрался посмотреть. Нижняя Мама! Погром и кромешный ужас!.. Да вы сами видели, ваша светлость. Ну, я сразу мальчишку в Бдительный Приказ отправил: доложить о происшествии. Стряпчего вызвал: убытки описывать. Скорби мои и беды, значит…

Барон смерил Трепчика взглядом и решил от уточняющих вопросов воздержаться.

– Как мне сообщили, пропали шесть ваших постояльцев. Это верно?

– Чистая правда, ваша светлость. Все, кто был, и пропали.

– В каком смысле – все?

– Ну, все, кто в гостинице жил. Подчистую.

Конрад подумал, что в "Приюте героев" свободно разместилась бы полурота драгун. При желании, вместе с лошадьми. Однако от лишних вопросов и на сей раз отказался. В конце концов, какое ему дело, процветает Амадей Вольфганг Трепчик, или, напротив, близок к разорению? Понадобится – выясним.

– Постояльцы записаны в книгу?

– Разумеется, ваша светлость! У нас с регистрацией полный ажур. Прошу вас… здесь картинки, изволите заметить, валяются… умоляю не топтать, картинки денег стоят…

Смотреть книгу записей, пухлую и набитую сведеньями, как чердак – старым хламом, барон начал с первой страницы. Его дотошность, чтоб не сказать, въедливость, многих раздражала, временами приводя к очередным дуэлям. Возможно, именно поэтому Конрад до сих пор оставался холост. Одним из редких мудрецов, кого радовали упомянутые качества обер-квизитора – обстоятельность и свобода – был прокуратор Цимбал. Но вслух прокуратор ничего не говорил: считал, что озвученная похвала идет сотрудникам Приказа во вред.

А ликторы и квизиторы знали в свой черед: молчит, значит, доволен.

Судя по содержанию книги, "Приют героев" и впрямь пользовался отменной популярностью. Барон затребовал данные за прошлый год, потом за позапрошлый, доведя хозяина до сердечного приступа. М-да, еще одна загадка. Год за годом гостевые покои битком набиты, блудливая повариха Ганечка, небось, трудится с рассвета до заката, а потом – с заката до рассвета, постояльцы кишмя кишат, получая извращенное удовольствие от здешнего декора, а недели полторы назад, с начала листвянчика-месяца – как отрезало.

Жалкая шестерка заселившихся, и никого больше!

Можно процитировать сударя Трепчика: "Погром и кромешный ужас!"

Оставалось предположить либо наличие таинственного суеверия, объяснявшего "мертвый сезон", либо крайнюю скандальность шестерых гостей, жить рядом с которыми не захотел никто. А вдруг они из-за дурного характера повздорили вечерком в каминной зале да и перебили друг дружку? А трупы вывез сам хозяин, желая скрыть следы во благо репутации отеля…

Других версий на ум не приходило.

Имена, значившиеся в книге последними, также ничего не говорили барону. Агнешка Малая, уроженка Глухой Пущи, гуртовщица, совершеннолетняя… Лайза Вертенна, вольная метательница, лицензия найма действительна до… Джеймс Ривердейл, виконт де Треццо… Кристофер Форзац, маг… Санчес Панчоха, эксперт по запорным устройствам… Герман фон Шмуц, из Миэльских Шмуцев…

Овал Небес!

Барон заново перечитал финальную запись. Совпадение? Случайность?! Кривая усмешка исказила рот Конрада, и нервный тик на этот раз был ни при чем. В совпадения и случайности обер-квизитор первого ранга верил еще меньше, чем в суеверия.

Постоялец "Приюта героев", сгинувший без вести Герман фон Шмуц, приходился барону родным племянником.


* * *

Кое-кто из сослуживцев или, допустим, из каторжан Тинжерских каменоломен, среди которых встречались бывшие клиенты барона, мог бы подтвердить: Конрад Зануда умеет держать удары судьбы. Лишь очень зоркий наблюдатель заметит, как твердеют на мгновение черты лица, как вздуваются, чтобы сразу опасть, желваки на скулах; и складка между бровями, очень вредная, если вы заботитесь об отсутствии морщин, наливается кровью, делаясь похожей на каллиграфически выписанную букву "швах".

К счастью, зорких наблюдателей, равно как сослуживцев и каторжан, рядом не оказалось. А мигом позже лицо фон Шмуца приняло обычное, замкнуто-брюзгливое выражение. Он отложил список и задумался, временно потеряв всякий интерес к окружающему.

Судя по всему, в момент нападения великолепная шестерка находилась в Белой зале. Откуда гости исчезли – живые или мертвые. Если отвергнуть версию "внутренней" драки, возникает иной вариант: у постояльцев имелось некое общее дело, каковое, мягко говоря, пришлось не по нраву таинственным злодеям. Но представить себе дело, способное объединить столь разношерстную компанию? И логика, и воображение отказывали категоричней, чем невинная девица – коварному соблазнителю. Ну, скажите на милость, что общего между совершеннолетней гуртовщицей, виконтом де Треццо, экспертом по запорам и племянником обер-квизитора, дипломированным стратегом-универсалом?!

– Все они – рыцари Ордена Зари, господин барон. Квесторы этого сезона.

Барон обернулся так резко, что воздух вокруг него, казалось, завертелся маленьким смерчем.

– Кто пропустил?!

Задавая вопрос, Конрад демонстративно смотрел мимо стройной дамы средних лет, проникшей в гостиницу явно недозволенным, чтобы не сказать – преступным путем. Мало того, что какой-то растяпа из ликторов проморгал гостью; мало того, что данная особа имеет наглость прерывать чужие размышления; так она еще и выше барона на целых полголовы! Несмотря на каблуки и горделивую осанку фон Шмуца! Правда, замшевые башмачки незнакомки также имели весьма солидный каблучок, а шляпка – тулью в форме башенки, но разве в этом дело? Кто-то сейчас поплатится за ротозейство! И обер-квизитор знает, кто именно: вон, мнется в дверях, балбес, потеет от страха.

– Прошу вас, не сердитесь. У ликторов не было выбора.

– Вот как, сударыня? Не было выбора?!

Яростный взгляд пропал втуне: дама улыбалась без вызова, но с достоинством.

– Разумеется, ваша светлость. Разрешите представиться: Генриэтта Куколь, м. в. к., вигилла Тихого Трибунала.

Она сняла нитяную перчатку, протянув барону изящную ручку. С весьма посредственным, заметим, маникюром. И лак из дешевых. Целовать нахалке руку, тем более неухоженную, барон не собирался, а обмениваться с дамой, пусть даже магичкой высшей квалификации, рукопожатием – дурной тон. Увы, для процедуры верификации полномочий не существует ни мужчин, ни женщин.

– Конрад фон Шмуц. Бдительный Приказ, обер-квизитор первого ранга.

Ладонь у вигиллы оказалась жесткой – и при этом теплой, почти горячей. Мана через край хлещет? Барон знал, что сейчас должна ощутить Генриэтта, в качестве гарантии подлинности чина и ранга собеседника. Легкий, похожий на укус крапивы, ожог пучка розог и тройной укол вложенного в них топорика. Квизиторские стигматы – не самая приятная в мире верительная грамота, зато подделка исключена. Стигмат сотрудникам высших рангов накалывался под наблюдением одного из трех знаменитых "колачей", королевских кобников-графологов: Геронима Баска, Жан-Поля Индейки и Петруччио Бригелло, авторов совместного шрифтового триптиха "Корабль тощих в гавани Арнольфани".

Ага, сработало. Поморщилась.

В ответ на левой щеке вигиллы проступило невидимое раньше клеймо: две стилизованные буквы "Т", скрещенные особым образом. Знак Тихого Трибунала. Считалось, что сочетание двух "Т" образует устремленное вверх острие меча, и под ним – крест. Символ карающего оружия и перекрестка людских судеб. Барон, увы, ничего подобного в клейме разглядеть не мог, как ни пытался (а пытался он неоднократно). Крест, с его точки зрения, выходил убогий; на перекресток судеб не тянул. Да и верхний уголок с острием меча не ассоциировался. Максимум – двускатная крыша домика, как ее рисуют дети.

Что они о себе думают, эти виги, Неусыпно Бодрствующие? Напустили туману, высосали из пальца уйму скрытых смыслов в простых двух буквах – а на самом деле… Спать больше надо! Если верить медикусам, для здравого рассудка очень полезно.

– Рад знакомству, коллега.

Короткий официальный поклон: строго по Уставу, ни на волос ниже.

– Взаимно, коллега.

Сухой усеченный реверанс: точная копия поклона в дамском варианте.

"И все-таки, почему ликторам велели не сообщать о происшествии в Трибунал? Хотели выиграть время? С какой целью?!"

– Вы задержались, коллега. Позвольте спросить: отчего? След стынет, сами понимаете…

– Разделяю вашу обеспокоенность, коллега. Но сезонные возмущения в Вышних Эмпиреях не позволили волхвам-локаторам сразу зафиксировать критический выброс маны. Пока картина прояснилась, пока локализовали место…

Барон с удовлетворением кивнул:

– Значит, выброс маны все же имел место. Еще и критический. Я так и думал.

– Могу вас заверить: имел. Уровень я сейчас уточняю. В любом случае, это означает, что данное дело подлежит веденью Тихого Трибунала, как преступление с отягчающим применением магии. Не проводите ли вы меня непосредственно на место происшествия, коллега? После чего…

– С удовольствием, коллега. Дабы вы могли убедиться: кроме выброса маны, здесь имела место целая баталия, с применением стрелкового и холодного оружия. Я, кстати, допускаю, что магию использовали не злоумышленники, а потерпевшие, в рамках самообороны. Что снимает вопрос об "отягчающем применении". И значит, сей случай находится в компетенции Бдительного Приказа, который я имею честь представлять.

Не будь Конрад в точности уверен, что дуэль назначена на вечер, он мог бы решить, что поединок уже начался. Обычно маги Тихого Трибунала – тихие, серые человечки, слова клещами не вытащишь. А тут просто светская львица! Нет, нам львицы ни к чему, у нас дознание, а не охота…

– Ваша версия, коллега, весьма любопытна, – вигилла иронически прищурилась, поправляя выбившийся из-под шляпки пепельный локон. – Жаль, только…

Заливистая трель певчего дрозда помешала ей закончить фразу.

– Прошу прощения. Меня вызывают.

Генриэтта Куколь извлекла из сумочки изящную пудреницу, украшенную эмалью, резьбой и насечками. В крышку пудреницы изнутри было встроено зеркальце, куда вигилла и устремила взгляд. Барон тактично отошел, искоса наблюдая за "коллегой". С минуту Генриэтта молча внимала чему-то, слышимому ей одной, потом беззвучно зашевелила губами. Пудра сразу пришла в движение, легкой струйкой взмыв в воздух и изгибаясь на манер змеи. Вигилла цокнула языком, словно девчонка, и пудра улеглась на место.

Тихо щелкнула крышка.

– Кажется, наши ведомства нашли общий язык, – Генриэтта обернулась к барону. – Нам с вами предписывается вести это дело вместе. Можете проверить: прокуратор Цимбал выдал письменное распоряжение.

– Никогда не сомневался в мудрости начальства. Разрешите взглянуть на вашу пудреницу? Благодарю… О, старинная работа! Замечательная вещь! Где такие делают?

– Служебный артефакт. К счастью, его можно использовать не только для рапид-коннексуса.

– А я, – не удержался барон, – приобрел сегодня чудный маникюрный набор.

Впервые дама поглядела на собеседника с искренним интересом.

– Он у вас с собой? Позвольте, в свою очередь… Какая прелесть! Где вы его купили, если не секрет?

– Ну какие теперь между нами секреты? В "Иридхар Чиллал".

– Но у них всё так дорого! – невольно вырвалось у вигиллы.

– Красота требует жертв! – в голосе барона скользнули нотки самодовольства, и Конрад мысленно выбранил себя за несдержанность. – Так что вы говорили насчет Ордена Зари? Это имеет отношение к делу?

– Самое прямое.

SPATIUM I

ОРДЕН РЫЦАРЕЙ ЗАРИ

или

СИНОПСИС АРХИВОВ ТИХОГО ТРИБУНАЛА

Хендрик Землич, позднее известный как Хендрик Високосный, сказал в молодости: "Радуга – всего лишь кривой путь от черного к белому!" Заявление было подвергнуто резкой критике живописцами, философами и предсказателями погоды, но речь не об этом.

Из ложного афоризма, в котором отчетливо звучал юношеский максимализм, умноженный на фанатизм и самоотверженность Хендрика, как дуб из мелкого желудя, со временем вырос уникальный Орден Зари.

Еще во время службы помощником университетского архивариуса, раскопав в анналах свод записей Эразма Кудесника, чудом попавших в свободный доступ – в частности, "Старое доброе зло", "Пуп Земли, как он есть", а также "Основы Универсума" с купюрами цензоров, – наш герой сделал ряд выводов, приведших к последствиям удивительным и непредсказуемым. Согласно его будущим "Максимам", борьба чистых, беспримесных Добра и Зла, иначе Света и Тьмы, в нашем матерьяльном мире выведена за скобки и невозможна в принципе, по причине несовершенства человеческой природы. Но, тем не менее, она продолжает оказывать фундаментальное влияние на существование цивилизации. Рафинированное Добро и концентрированное Зло легко выделить в каждой точке любого, отдельно взятого конфликта, если не вдаваться в общую суть самого конфликта и не персонифицировать эти силы в конкретных личностях – опять же потому, что мир и люди утратили совершенство.

Но совершенство, к счастью, не утратило мир и людей.

– Кривыми путями идете вы к истине, – сказал аскет-маньерист Дэниел Оливье, ознакомясь с "Максимами". – Глухими, окольными тропами тащитесь вы к ней. А я лежу под вишней, отягощенной плодами, и косточками плююсь вам вслед, когда вы проходите мимо.

Заявление Оливье породило массу толкований, но дело не в них.

Каким образом, с подобными взглядами на жизнь и дурным характером, отягченным хронической меланхолией, Хендрику Земличу удалось войти в доверие к Губерту Внезапному, пятому герцогу д'Эстремьер, история умалчивает. Возможно, это связано с изменой жены Губерта и охотой на ведьм, последовавшей за сим мезальянсом; возможно, поводом послужила трагическая гибель сокола Цаплееда и объявленный траур по птице. Так или иначе, в Эстремьере, на границе с Реттией, Малабрией и Южным Анхуэсом, был выделен изрядный кусок территории, названный Черно-Белым Майоратом, и передан во владение основанному буквально на днях перед тем Ордену Зари.

Покровителем Ордена, сперва – земным, а спустя двадцать один год – и небесным, стал Губерт Внезапный.

Первым великим магистром Ордена, двуединым воплощением Черного Аспида и Белого Голубя, стал Хендрик Високосный.

Догматом Ордена и руководством к действию стала борьба двух начал в чистом виде.

Сейчас трудно выяснить, как чистая борьба начал происходила на заре существования Ордена – при крайней малочисленности рыцарства и двуединости великого магистра, исключавшей само понятие конфликта. Летописец Фома Вебеллин утверждает, будто это и явилось причиной расслоения личности Хендрика, приведшей к роковому шагу с балкона. Историки университета в Бравалле опровергают версию Фомы. Так или иначе, первые схватки на отведенных герцогом землях, которые мы сравнили бы с первыми схватками роженицы, стали пищей для слухов. А вскоре частная контора переписчиков в Гаальдрихе опубликовала "Максимы" и "Краткий Завет", уняв брожение умов.

– Чаще всего побеждает тот, кого не принимали всерьез, – писал в то же время мудрец-столпник Хирам Роверглас, автор малоизвестного трактата "Критика Максим или Зерцало злопыхательств". Но мысль Хирама не была принята всерьез, затерявшись в ворохе сплетен, и, стало быть, мудрец победил.

Итак, рыцари Ордена, набранные исключительно из добровольцев, людей молодых и возвышенных духом, делились на два лагеря: Зари Вечерней, провозвестницы ночи, и Зари Утренней, глашатая дня. Соответственно, в Майорате были возведены два профильных храма, Голубиный и Аспидный, и одна-единственная Цитадель, переходящая из рук в руки вместе с ленным правом на Майорат. Временные хозяева Цитадели брались обустраивать крепость, перекраивать внешний вид территории и перевоспитывать население – также формировавшееся на идейно-добровольной основе – в духе чистоты победившего начала.

Начало же сокрушенное на четыре года покидало земли Ордена, плача и стеная, дабы готовить во внешнем мире следующий квест – иначе "изыскание" – и надеяться на переосмысление сущности Майората.

Целью високосного конфликта между квесторами, к какой бы стороне они ни относились, и временщиками из Цитадели, был Пуп Земли, – артефакт, захват которого решал исход борьбы. Происхождение оного Пупа сокрыто во мраке тайны. Некоторые считают его дешевой подделкой, фальшивой безделушкой, лишенной крупиц маны, – иные же приписывают создание артефакта Вечному Страннику, Нижней Маме, Эразму Кудеснику в расцвете сил и другим выдающимся личностям, ведя бесконечные споры об истинном авторстве.

Желающих отсылаем к оракулярному справочнику "Омфалос для начинающих".

Герцогство Эстремьер в лице своего эксцентричного властителя первым подписало "Пакт о нейтралитете", отказавшись на веки вечные от вторжений на земли Ордена и вмешательства во внутреннюю политику. Война чистого Добра с чистым Злом – в сугубо отведенных для этого границах силами добровольцев – была объявлена залогом метафизической незыблемости всей остальной цивилизации. Также герцогство первым ввело подать на содержание Черно-Белого Майората, позднее названную "мздой на равновесие", облагодетельствовав ею свой народ. Народ скрипнул и заплатил. Спустя шесть лет инициативу Эстремьера поддержал монарх Южного Анхуэса, публично заявив на Соборе Равных, что в "Максимах" великого магистра обрел покой и просветление. Еще через два года присоединилась Малабрия. Реттия держалась дольше всех, во многом благодаря тогдашнему королю Седрику Упрямцу, чихавшему на цивилизацию и высокие идеалы, но едва Седрика сменил на троне Штефан Весельчак, "Пакт о нейтралитете" пополнился еще одним участником.

А реттийцы получили лишний налог.

Честно говоря, если бы не этот налог, подданные сопредельных держав вскоре окончательно забыли бы о существовании Ордена, борьбе начал, основах цивилизации и прочих высоких материях. Мода скоротечна: еще при жизни Хендрика Високосного приток добровольцев сократился до жалкого ручейка. Жители земель, граничащих с Черно-Белым Майоратом, наладили успешную торговлю с соседями – странными, не от мира сего, но вполне безопасными для окружающих. На время квестов торговля прекращалась, чтобы возобновиться после победы какого-либо из начал. Поставщикам продовольствия, стройматериалов и предметов обихода было абсолютно все равно, кто останется в Майорате на ближайшие четыре года.

Победи Заря Утренняя, для увеличения барышей придется громко восхищаться и славить. Победи Заря Вечерняя, и залогом успешной купли-продажи станут ужас с отвращением, выказываемые при каждом удобном случае.

Иногда торговцы специально нанимали бродячих актеров: за долю в прибылях.

И везде, от Реттии и Малабрии до далекого, почти сказочного Ла-Ланга и ледяного острова Круспен, две зари мирно уживались одна с другой, сменяя день ночью, а ночь – днем. Везде, кроме земель, специально отведенных для их войны, торжества или поражения. Впрочем, и здесь небеса озарялись по извечному сценарию, равнодушно взирая на схватку идеалов внизу.

Хотя мечта о вечном дне или вечной ночи – вечных хотя бы в границах Майората в течение промежуточных четырех лет! – не оставляла рыцарей-добровольцев.

CAPUT II

"ОНИ БИЛИСЬ ДЕНЬ, ОНИ БИЛИСЬ ДВА – В ГОЛОВАХ ТРАВА,

ПО СТЕПИ МОЛВА…"

Пудреница вигиллы оказалась выше всяческих похвал. Приступая к осмотру комнат исчезнувших – не хотелось думать, что погибших – квесторов, барон слегка завидовал возможностям Тихого Трибунала. У него самого для сбора такой уймы сведений про Орден ушел бы по меньшей мере день работы. Целый день чихать от пыли скрипториев Приказа, браниться с архивными крысами, не желающими поднять свой тощий зад и углубиться в стеллажи! Вечный Странник, а жизнь и так скоротечна! Надо подать рапорт о необходимости внедрения достижений…

Отвлекшись на минутку, он вызвал двоих ликторов и отправил с поручениями. Первого – к "топтунам", второго – к "стоякам": так квизиторы презрительно именовали обе ветви столичной стражи, патрульной и воротной. Пусть выяснят, не было ли замечено на улицах и на выездах из города подозрительных телег. Конрад понимал, что опоздал – за ночь из легкомысленной Реттии можно вывезти всех покойников оптом и в розницу! – но порядок есть порядок.

Внизу Генриэтта ходила по каминной зале, измеряя уровень, спектр и прочие составляющие выброса маны. Отчего по "Приюту героев" гуляли сквозняки и в нос шибало грозой.

– Ваша светлость! Если какие ценности, так вы сверху оставьте!.. чтоб сразу видно…

– Имущество гостей, не произведших окончательный и полный расчет с хозяином, частично принадлежит владельцу отеля… Кодекс Споров, раздел "О неуплате", статья третья-прим…

– Сударь Трепчик! Заберите вашего стряпчего, пока я не выбросил его в окно!

– Покушение на адвоката, нотариуса и стряпчего при исполнении…

– Второй этаж, ваша светлость… невысоко там…

– Убирайтесь! Оба!

Осмотр барон начал с комнаты племянника. Изучая одежду, висящую в громоздком комоде, перебирая личные вещи, наскоро листая забытые на кровати "Стратагемы", "Нечто из ничего" и "Рецепт случайной победы", он никак не мог сосредоточиться на следствии. Записанный в "Книге родов", как прямой фон Шмуц, с префиксом "достопочтенный" и титулом "Ваша светлость", Конрад не был особенно близок с молодым родственником, числившимся по линии Шмуц-Миэлей, с более низким префиксом "благородный". Они и встречались-то раз-два в год, в родовом замке, на семейных торжествах, которых барону, пленнику долга, не удавалось избежать… Ах нет, еще в Литтерне, на водах, где юный стратег-студиозус применял знания на практике, мороча головы дюжине пылких сударушек! Несмотря на шалости, присущие юности, несмотря на случайность их встреч, мальчик вызывал у строгого обер-квизитора необъяснимую симпатию, даря в ответ искреннюю привязанность к блестящему столичному дяде.

Это, должно быть, потому, что Хальдриг Разбойник, папаша Германа и младший брат Конрада, пробуждал у обоих одинаковые чувства. Иногда барон жалел, что в отрочестве, переехав в столицу, с согласия отца подписал отказ от земельных претензий в пользу Хальдрига. И часто спорил со своим духовником, утверждавшим, что братоубийство – тяжкий грех.

Вне сомнений, отцовский нрав и толкнул юношу на скользкий путь рыцаря Зари. Если ты рано потерял мать, тихую и запуганную женщину, если тебя всю жизнь упрекают в слюнтяйстве, а рядом буянит косматый и бородатый варвар, единственный смысл жизни которого – распутство, обжорство, пьянство и разбой на дорогах, к вящей радости соседей, таких же любителей проломить кому-нибудь голову!.. Волей-неволей сам погрязнешь в зловонном болоте провинции, либо насквозь проникнешься случайной идеей, возвышенной и бестолковой. Когда б не вмешательство обер-квизитора, приехавшего в Шмуц для бдения в отцовской гробнице – эту скорбную обязанность братец Хальдриг превращал в мучение! – молодой Герман ни за что не получил бы разрешения уехать в Бравалль.

– Университет? – спросил, а скорее, рыгнул Хальдриг, маясь с похмелья. – В нашем роду хватит одного умника! Хотя даже одного многовато, как по мне… Эй, Конни, давай-ка развлечемся на дубинках?

Конрад сперва отказался, а потом вдруг передумал. Братья развлеклись на дубинках, и обер-квизитор не оставлял этого занятия до тех пор, пока Хальдриг не подписал письменного дозволения на отъезд сына. Впрочем, пришлось еще потрудиться сверхурочно, зато Герману была выделена стипендия с доходов баронства.

Стряхнув воспоминания, обер-квизитор бросил "Стратагемы" обратно на кровать, опечатал комнату племянника и двинулся дальше. Симпатия к Герману удивительным образом распространилась и на остальных квесторов. Небось, у всех были трения с родителями, а возможно, и со сверстниками, если детей занесло в ряды пресловутого Ордена. Представить благополучного человека, рискующего жизнью в поисках Пупа Земли и тем самым поддерживающего существование цивилизации, безразличной к спасителю, Конрад не мог.

Наверное, именно поэтому он любил слушать баллады заезжих трубадуров.

Восполнял недостаток фантазии.

– Ваша светлость, а вам не нужен умелый стряпчий? Имущественные споры, иски за клевету? Завещание? Восстановление доброго имени?

– Сударь Тэрц, подите вон…

Спустя час барон опустился в кресло у окна комнаты Джеймса Ривердейла, и задумался. Составлять опись вещей не было смысла. Камзолы, чулки, куртки, сапоги и шляпы мужчин. Платья, туфельки, шляпки, накидки и, извините, ночные сорочки женщин. У дам имелась и мужская одежда, для удобства путешествий. Пояса, гребни, фляги. Баулы, заплечные мешки, кошели из кожи. Короче, ерунда. У Ривердейла нашелся палаш доброй стали, в деревянных ножнах, метательный кинжал с клеймом "волка" и дага под левую руку. У Санчеса Панчохи, эксперта по запорным устройствам, – три набора отмычек и монета, остро заточенная по ребру. У Лайзы Вертенны – короткий лук с двумя сменными тетивами и колчан со стрелами, оперенными на особый, неизвестный барону манер. У Агнешки Малой – два флакона со снадобьями. Судя по перламутровому отливу, печально известная "нерожуха", каковую спрашивают у аптекаря шепотом и стыдливо потупляя взор.

В комнате Кристофера Форзаца не нашлось практически ничего.

Маги не любят оставлять имущество, пропитанное маной владельца, без присмотра.

Ни одной зацепки, утверждала логика. Здесь что-то не так, вмешивалось чутье. Вещи очень много говорят о владельцах. Но бывают вещи немые, вещи с вырванным языком, и они способны насплетничать внимательному слушателю гораздо больше, чем самая болтливая улика. Надо вернуться сюда позднее и дольше посидеть наедине с вещами квесторов. Помолчать вместе с ними. Обождать, пока тишина оформится в подсказку.

А Трепчика-младшего гнать от этих комнат пинками. Пусть хоть все стряпчие мира начнут единогласно скандировать статьи "Кодекса о неуплате". Если хозяин позаимствует из имущества гостей хотя бы флакон совершеннолетней гуртовщицы, для любимой поварихи Ганечки, – слово чести, Гильдия Отельеров лишится своего почетного члена…

– Кидай! Кидай, дурила!

– Пентюх!

– Сам пентюх!

Вопли со стороны IV-го тупика, куда выходило окно, отвлекли барона. Раздраженный, он вскочил, до половины высунулся наружу, желая облегчить душу проклятиями. И застыл соляным столбом, потрясён открывшимся зрелищем.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7