– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Он выходил с вами на связь?

– Не пытайтесь поймать меня на слове. Я сказал правду: ваш клиент больше не мой раб. Никакой связи между нами нет. И уж точно он не звонил в больницу, чтобы справиться о моем самочувствии. Я исхожу из здравого смысла и личного опыта. Галактика лопнет по швам, мир покатится в тартарары, мы с вами подхватим чуму, сизую пузырчатку и геморрой, а этот мерзавец Борготта… Дерьмо не тонет. Вот и вся уверенность.

– Хорошо. Но помните: если что, я вас достану.

– Не сомневаюсь.

В палату ворвался лечащий врач. В комбинезоне и шапочке, голубых, как весеннее небо, в маске, закрывавшей нижнюю половину лица, он напоминал киллера-наемника из комедии «Стреляй, пока можешь!» В исполнении Бадди Гая этот образ стал необычайно популярен.

– Сударыня! Вы злоупотребляете нашим доверием!

– Уже иду, – адвокат спрятала планшет в сумочку.

– Больной нуждается в отдыхе! А вы!.. как вам не стыдно!

Продолжая бушевать, живое противоречие собственным словам о покое, необходимом пациенту, доктор ринулся вслед за Фиониной Вамбугу. Похоже, этим скандалом он хотел проложить тропочку к более близкому знакомству: после смены, в уютном ресторанчике…

Что ни говори, а вудуни была привлекательной женщиной.

Когда медик вернулся, Тумидус заканчивал одеваться. Остолбенев, доктор смотрел, как легат завязывает галстук: черный и узкий. Казалось, пациент собрался на службу: полувоенный костюм, ремни, на боку – кобура. Пустая, кобура выглядела неестественно.

Скинутая пижама валялась на полу.

– Что… Что вы делаете, больной?

– Избавляю вас от своего присутствия.

– Как? Почему?

– Потому что выздоровел. Вам следовало бы лучше учить особенности нейрофизиологии помпилианцев. Недуги, подобные моему, у нас излечиваются много быстрее, чем у остальных. Итог эволюции и влияние «клейма». Иначе после первой же дуэли я превратился бы в калеку.

Речь легата была внятной. От скованности не осталось и следа. Доктор не сомневался: захоти он силой воспрепятствовать побегу, вызови санитаров – Тумидус не задержится в госпитале и лишней минуты. А в реанимации появится несколько новых пациентов.

– Я должен оформить… под расписку!..

– Вот расписка. Я приготовил ее заранее. Никаких претензий, доктор. Вы думаете, после девяти подписей мне трудно было поставить десятую?

– А если госпожа Вамбугу станет вас спрашивать?

– Подарите ей розу. От моего имени. И постарайтесь, чтобы она до крови оцарапалась шипами.

На пороге легат обернулся.

– Свободен, – с чувством шепнул он.

Врач, изумленно моргая, глядел ему вслед.

Тамир, администрация поселка рудокопов

– Вы мне надоели, – сказала Юлия Руф. – Я требую, чтобы мне дали связаться с моими людьми на Террафиме.

Помощник альгвасила, могучий детина с лицом обиженного ребенка, замялся. Он всегда так делал, когда начинал врать. То ли врожденная привычка, то ли сказывался недостаток опыта.

– Э-э… прошу прощения… В данный момент – исключено.

– Почему?

– Ну… Ваши друзья, убегая, повредили антенну. Сейчас устанавливают дублирующее «блюдце». Как только работы завершатся…

Юлия поморщилась.

– Они – не мои друзья. И вы это прекрасно знаете.

– Э-э… я, конечно, верю вам…

Ни капельки он не верил. И смертельно боялся. В углу, притащенный сюда едва ли не силой, тосковал горный инженер Петроний Флакк. Он не знал, зачем понадобился. Зато Юлия знала. Помощник альгвасила надеялся, что щуплый помпилианец сумеет оградить его от пси-посягательств опасной брюнетки. Вдруг она захочет превратить детину в раба? А потом, диктуя свою волю, заставит вывезти ее с планеты? С нее станется. Ишь, глазищами зыркает!

А Флакк контракт подписывал, значит, поможет.

Или хотя бы почует заранее.

Юлия тайком усмехнулась. Раньше, в прошлом, ставшем почти нереальным, она бы сделала из тамирца раба даже при явном противодействии соотечественника. У нее было сильное «клеймо». Не чета способностям Флакка. Но сейчас… Детина мог не беспокоиться за свою драгоценную свободу личности. Уж скорее бы Юлии взбрело в голову совратить дурака и подбить на бегство, обещая выйти за него замуж.

– У вас должна быть аварийная система связи.

– Ну, да… Но допуск к ней строго ограничен.

– Вы уведомили власти Эскалоны о моем пребывании здесь?

– М-м… В принципе.

– В каком принципе?!

– Мы связались с руководством нашей компании. Они обещали переслать информацию в Эскалону. О вас и о побеге ваших… э-э… о побеге четверых террористов.

– Троих террористов, – поправила Юлия. – И одного заложника.

Ей надоело повторять это раз за разом.

– Ну, возможно… Знаете, госпожа Руф, – детина вдруг, расхрабрившись, подмигнул женщине с деревенским лукавством, – ваш заложник весьма бойко палил из «Тарантула». Ричард до сих пор в лазарете: в него всадили два или три разряда. Одного попадания заложнику, видимо, показалось мало. Хорошо хоть, разряды были средней мощности…

– Вы уверены, что стрелял именно Лючано Борготта?

– Уверен. Его опознали на входе в терминал. Вахтер, потом я лично, на эскалаторе, – детина потрогал себя за ухом, где красовался здоровенный желвак, и охнул от боли. – Врач говорит, мне бы по-хорошему тоже в лазарет, да куда уж тут…

Юлия наклонилась вперед, заглянув собеседнику в глаза.

– Борготта оглушил вас? Я правильно поняла?

– Врать не стану, глушил не он. Бил другой, вехден. Хотя бежал ваш заложник без всякого принуждения. Как чемпион бежал, скажу прямо. Хоть на мобиле догоняй. И дежурному пилоту в спасботе угрожал оружием тоже он. Там камера рядом, над ограждением, так что зафиксировали. Машет, значит, «Тарантулом», палит в воздух и орёт: «Пошел вон!» Первый раз в жизни встречаю такого бойкого заложника…

Все складывалось на редкость скверно. После бегства вехденов, прихвативших с собой и Борготту, на руках у местной администрации оказалась куча трупов, включая альгвасила, погибшего при странных обстоятельствах – плюс угнанный спасбот. Насмерть перепуганные, в столбняке от свалившейся на их головы ответственности, тамирцы боялись собственной тени.

Юлия с близнецами-гематрами – вот последние нити, которые оставались у них в руках.

Женщину сразу изолировали. Детей перевели в «развлекательный центр», как здесь именовали барак с голо-проектором для демонстрации фильмов, и выставили у входа охрану. Саму же помпилианку поселили в административном здании, в кабинете покойника-альгвасила. О, мрачная ирония жизни! Юлия целый день просидела сиднем в углу кабинета, наблюдая, как техники чинят решетку на окне, ставят дублирующую аппаратуру взамен сожженной, блокируют вход в систему дюжиной комбинированных паролей – и все это время исподтишка косятся на «ведьму», словно раздумывая: подвергнуть ее коллективному насилию, или бежать отсюда быстрее ветра.

В итоге техники принесли раскладную кровать с матрасом, комплект белья, еще чуточку подумали – и сгинули. Зато в коридоре, у двери, объявились два мрачных рудокопа, по виду – только что из шахты, но с плазменными карабинами. Даже в туалет Юлию водили под конвоем. Все это представлялось, как трогательная забота о безопасности госпожи Руф.

– Вы сообщили об угоне спасбота?

– Да.

– А я, выходит, никак не могу связаться с Эскалоной?

– Э-э… Нет.

– Антенна повреждена?

– Ну… Ага.

Ясно представилось, что сейчас творится в совете директоров горнодобывающей компании, которой принадлежал поселок. Если они тянут время, значит, в панике. Начнись расследование, работы придется частично свернуть. Юлия не сомневалась, что Тамир – золотое дно для различных махинаций, от незаконной добычи био-форгеназма до уклонения от налогов. Под бдительным оком «следаков» не слишком развернешься…

Она не боялась, что ее ликвидируют – во избежание. Ее и близнецов. Да, погибни весь экипаж «Нейрама», и тамирцам сразу станет легче объясняться. Концы в воду; верней, под лед, учитывая здешний климат. Спасли не пойми кого, спасенные удрали, а кто не успел, тот умер (допустим, от снежной лихорадки!); вы, господа хорошие, ищите-свищите, а мы похороним жертвы эпидемии и разойдемся по шахтам – оплакивать.

Что можем добавить?

Ничего.

Так проще, но не для олухов-рудокопов и директоров-паникеров. Отпустят. Рано или поздно – отпустят с извинениями. Жаль времени – чем дольше тянется нелепый арест, тем дальше улетает Лючано Борготта. С его удачей можно умотать так далеко, что вернуться станет затруднительно.

А Юлия Руф хотела, чтобы Борготта находился рядом.

Еще ничего в жизни она не желала с такой страстью. Раненый требует болеутоляющего, жаждущий мечтает о глотке воды, нищий грезит о кредитке, оброненной миллионером – все это не шло ни в какое сравнение с чувством, гложущим сердце женщины. Она еле сдерживалась, чтобы не уподобиться вехденам. Ясно рисовалось: детина грудой тряпья валяется в углу, на нем – бесчувственный Флакк, а помпилианка несется на снегоглиссере в порт – угонять первый подвернувшийся корабль.

И – вдогонку за нелепым, смешным невропастом.

Надеждой на выход из тупика.

Она не врала Лючано, когда показывала запись своего обезрабливания. Честные кадры, без монтажа и спецэффектов; память о пережитом кошмаре. Она просто не сказала главного. Скрыла цель, какую преследовала, решаясь на мучительный эксперимент. Мутация «клейма», победа над природной шизофренией – не главное. Такая женщина, как дочь имперского наместника на Квинтилисе, если и стремилась сорвать звезду с неба, то непременно самую яркую.

Юлия намеревалась стать первым антисом Помпилии.

Идея искусственного создания антиса-помпилианца принадлежала Айзеку Шармалю. Он вообще был богат на экстравагантные идеи, этот молодой гематр. В научной работе «Принцип невозможного» он теоретически допускал возможность полного обезрабливания и намечал стратегические цели процесса. В частности, согласно его выкладкам, «клеймо», ограниченное насильственным путем, начнёт искать новые пути самореализации.

У слепых – превосходный слух.

У безногих – сильные руки.

А у помпилианца на безрабье?

Утратив возможность влиять на роботов-симбионтов, но сохраняя внутреннюю активность, «клеймо» предположительно должно было скачком ускорить эволюцию носителя – и взорвать тупик, не позволяющий рабовладельцам иметь собственных антисов.

«Если «клеймо» в исходном состоянии доминантно влияет на психофизический микрокосм людей, превращая свободных в рабов, а помпилианца – фактически в колонию многоклеточных организмов, управляемую главной личностью и способную как к росту, так и к сокращению, – писал Шармаль-младший, – отчего бы «клейму» в итоге направленной мутации не оказать доминантное влияние на собственный микрокосм, усилив его параметры до макрокосмических? Превратив корпускулярный организм в волновой, а свободного – в антиса?»

Дальше шли зубодробительные выкладки, доступные лишь специалистам.

К сожалению, теория оказалась далека от практического воплощения. Из добровольцев лишь Юлия сумела пройти весь курс обезрабливания до конца. Но вместо исполина, владыки космических пространств, она стала уродом. Монстр; неизлечимо больная психопатка. Одни воспоминания о последствиях кризисных приступов – парад на Октуберане, фанатики на Террафиме – доводили ее до истерики.

Она привыкла.

Смирилась.

И вдруг – Лючано Борготта.

– М-м… э-э… Вы слышите меня?

– Я чудесно слышу вас. А вот вы, пожалуй, меня слышать не желаете. Повторяю: я требую, чтобы мне дали связаться с моими людьми.

– Сейчас узнаю, – детина с видимым облегчением встал, намереваясь уйти. – Может, антенну починили…

Горный инженер Флакк выскочил из кабинета первым.

Китта, побережье Йала-Маку, вилла семьи Шармаль

– Эдам?

– Да, хозяин.

– Пусть готовят мою личную яхту. Я хочу вылететь не позднее, чем через два часа.

– Да, хозяин.

– Маршрут Китта – Тамир. Я хочу в течение суток быть на Тамире.

– Да, хозяин. Я велю штурману рассчитать «маневровую цепь». Вы знаете, что это опасно?

– Знаю. Перед отлетом предоставишь мне штурманский расчет. Я сам исчислю уровень опасности.

– Разрешите вопрос?

– Спрашивай.

– Какова должна быть степень риска, чтобы вы отменили полет?

– Я лечу в любом случае. Еще вопросы есть?

– Нет, хозяин.

– Тебя подклеить?

– Нет, хозяин. Спасибо. Я в чудесной форме.

Голем замолчал.

Они стояли у ворот виллы: голем Эдам и банкир Лука Шармаль. Неподалеку ждал распоряжений великан-привратник – киноидный модификант, подвергшийся ряду сложнейших операций согласно требованиям работодателя. Он не сомневался, что ему велят сопровождать банкира. Если Шармаль-старший (слуги шептались, что при такой удаче быть ему Шармалем-единственным) прервал заседание руководителей центров финансовой ответственности, велел готовить личную яхту и в течение минуты дважды произнес: «Я хочу…» – значит, случилось чудо.

Дурное или доброе, неважно.

Когда начинаются чудеса, хозяина надо беречь.

За все время работы привратника трижды «спускали с цепи» – снимали с поста у ворот, чтобы он сопутствовал хозяину. И всякий раз банкир приказывал готовить к отлету личную яхту, сделанную по особому заказу на верфях Элула. С виду похожа на сегментарный куб, яхта была способна выполнить до семи РПТ-маневров подряд – «маневровую цепь». Для этого сегменты корабля располагали, вращая на внутренних осях, согласно предварительному расчету штурмана. В целях безопасности угловые сегменты неизменно оставались угловыми, бортовые – бортовыми, а центральные – центральными.

Малые гематрицы, зафиксированные на гранях сегментов, таким образом складывались в единую, большую гематрицу, обеспечивавшую ювелирную точность курса. Жалованью штурмана мог позавидовать иной поп-кумир.

А стоимость яхты служила источником легенд.

– Ты остаешься, – бросил пожилой гематр привратнику, хотя тот его ни о чем не спрашивал. – Со мной летит Эдам. Этого достаточно.

Да, подумал привратник. Конечно.

Он хорошо знал возможности голема.

Когда голем удалился танцующей походкой, банкир еще некоторое время оставался на месте. В сравнении с элегантным, стройным Эдамом он выглядел старше своих лет. Но и сейчас, в одиночестве, Лука не помолодел.

– Мы оба проиграли, – сказал он.

Привратник навострил уши. Вряд ли обращались к нему. Просто Шармаль-старший, разговаривающий сам с собой, выглядел очень уж непривычно. Будь привратник собакой, он бы заскулил, виляя хвостом. Но он был человеком, хотя и киноидом.

– Мы оба проиграли, Айзек. Ты прятал детей Эми. Я отказывался их искать. В итоге они нашлись сами. А мы с тобой оба – за скобками. Я хочу любить, Айзек. Я очень хочу любить. Кого мне нанять, чтобы он помог мне правильно любить?

«Я хочу веселиться, – почудилось киноиду. – Я очень хочу веселиться.» Привратник мог поклясться, что слышит голос Шармаля-младшего. Впрочем, голоса отца и сына всегда были похожи.

ГЛАВА ВТОРАЯ

САТРАП ЗАКАЗЫВАЕТ НЕВРОПАСТА

I

Еще мгновение (час? год? вечность?) назад его не было. А теперь – вот он, есть. Тело вернулось. И сознание вернулось. Словно где-то щёлкнул таинственный переключатель, пробудив Лючано Борготту от небытия к жизни.

Глаза открылись сами.

Он узнал человека, склонившегося над ним.

Острое чувство deja vu: только что этот мужчина хлопотал над упавшим, облачен в хламиду медика. И вот – снова рядом. Сменил бело-зеленое одеяние врача на вехденскую рубаху из хлопка, с орнаментом по краю круглого ворота. Когда успел?

– Доброго огня, Фаруд. Коллапсар тебе в печенку! Где я?

Лючано сосредоточился, собираясь задать главный вопрос:

– И вообще, какого…

– Самого лучшего, – усмехнулся полковник Сагзи. – Ты в гостях.

– В гостях? У кого?

– Можешь гордиться. Ты приглашен лично Пиром Саманганом, сатрапом Андаганского округа. Мы находимся в его загородном доме.

– Как я сюда попал? Не помню, чтобы синьор сатрап меня приглашал.

– В космопорте тебе стало плохо. К счастью, мы оказались рядом и поспешили доставить тебя сюда.

– Почему не в больницу?

Все прекрасно он понимал. Увы, дурацкие, никому не нужные вопросы сыпались из Лючано, как из прохудившегося рога изобилия. Вербальный понос – следствие нервного потрясения.

– А тебе нужно в больницу?

Замолчав, Тарталья прислушался к своим ощущениям.

– Нет, – он сел на кровати и спустил босые ноги на пол. – Я есть хочу.

Как ни странно, голод заметно притупился, но не исчез полностью.

– Что, опять? – изумился Фаруд. – Ну ты и проглот! Ладно, сейчас распоряжусь. Деловые переговоры надо вести на сытый желудок.

– О чем говорить будем?

– Сатрап Пир хочет тебя заказать.

Должно быть, «дорогой гость» изменился в лице, потому что Фаруд, едва заметно улыбнувшись, поспешил уточнить:

– Я имею в виду заказ услуг невропаста. Готов поработать по специальности?

На пару секунд рассудок превратился в кипящий котелок. «Вехдены не лгут. Значит, правда», – отметил Лючано, и сам себе не поверил. «Стоило для этого меня похищать?! Обратились бы по-человечески…» – хотел возмутиться он, и промолчал. «Осторожно! Берегись! Подвох!» – орали на два голоса маэстро Карл с Добряком Гишером. Про подвох Лючано знал и без шумных альтер-эго. «У меня дефект! Я могу причинить боль заказчику…» – нет, и о дефекте он предупреждать тоже не стал. Кому интересно, нормальный он кукольник или дефективный? Начнет кочевряжиться – упрямца без лишней суеты спустят в утилизатор.

Другого найдут.

– Сделаем в лучшем виде! – он подмигнул Фаруду. – Правда, суд Китты запретил мне практиковать ментальные воздействия на вудунских территориях… Но мы ведь на Тире? Итак, что желает синьор сатрап? Коррекция торжественной речи? Усиление эффекта обращения к народу? Раскованность на балу?

– Не торопись. Ты гость, и ты голоден. Тебя надо сперва напоить, накормить, ублажить беседой. Дела обождут. Иначе – кровная обида…

– Ничего, я не обидчив!

– …хозяину дома. И его семье. И друзьям хозяина. Ты же знаешь: традиции мы свято чтим.

– Ладно, – вздохнул Лючано. – Ублажай.

С вехденской системой запретов он был знаком плохо. Знал лишь, что их – неисчислимое множество. Сагзи мог списать на традиции что угодно, вплоть до необходимости обедать, стоя на голове. Вехдены, конечно, говорят правду, но… Правду можно подать под разным соусом. Поди выясни: относится эта традиция к соблюдаемым неукоснительно – или так, архаизм?

«А нет ли у них традиции отправлять гостей в расход после завершения делового разговора? Или невропастов – после выполнения условий контракта?»

– Обед принесут сюда.

Оставшись в одиночестве, Тарталья принялся осматриваться.

Квадратная комната выглядела очень светлой, несмотря на отсутствие окон. Стены кремового цвета, белый потолок. Чистота, аккуратность, минимализм. Никаких излишеств. Низкая кровать с регулируемой жесткостью. На полу – паркет. Сквозь тончайший слой бесцветного лака виден древесный узор. У кровати – тканый коврик. Шкаф, в углу – стол, два стула.

Все.

Никаких хитроумных гаджетов, встроенной техники, мебели с изменяемой конфигурацией, металлопластов, синтетиков… Можно подумать, он провалился во времени на пару тысяч лет назад. Впрочем, неизвестно еще, что скрывается в стенах.

Под кроватью стояли туфли, купленные в космопорте. Он обулся, прошелся по комнате взад-вперед; заглянул в шкаф. Там обнаружился его замечательный фрак и прочее барахлишко. Наверху лежал пакет с шубой.

В дверь постучали.

– Ваш обед, господин Борготта.

Против ожидания, столиком на антиграв-подвеске управлял не угрюмый мордоворот в кафтане, смахивающем на военную форму. Обед доставила миловидная девица в изящном платьице. Идет, как плывет; складчатый подол метет по полу – ног не видно. Хорошо, здесь полы чистые.

Не потому ли чистые, что метут?

Все блюда были накрыты сверкающими колпаками из металла. Узреть (и унюхать!) заранее, чем гостя собрались потчевать, не представлялось возможным. Лючано потянулся к ближайшему блюду и со свойственной ему ловкостью смахнул со стола вибронож.

– Ах!

– Вот, пожалуйста. Хотите, я принесу другой, стерильный?

– Н-не стоит беспокоиться…

Нож не успел испачкаться. Девица, глазом не моргнув, поймала его над самым полом. Двумя пальчиками за середину рукоятки. Лишь плеснул широкий рукав, да мелькнула рыбка-ладонь.

– Извините… – выдавил Тарталья. – Я такой неуклюжий…

– Пустяки, – улыбнулась вехденка.

Стало ясно: дернись гость невпопад – «официантка» скрутит дурака в бараний рог и завяжет тройным узлом. На тебе, любезный, вибронож, и второй ножик, из острой стали, и две вилки в придачу! Саблю хочешь? – бифштекс разделывать… Кушай на здоровье, смотри, не поранься.

Помни, у кого ты в гостях.

– Приятного аппетита!

Вехденка вышла. Стараясь, чтобы руки не слишком дрожали, Лючано приподнял один из колпаков. Суп. Горячий, густой, цвета шоколада с красным перцем. И аромат! Пах суп изумительно.

…пять-шесть шагов. Чем это пахнет? Духами? Фруктами?

В памяти распахнулась заслонка.

Тамир, Террафима, Китта. Тумидус, Юлия, Лука Шармаль… На сей раз все кардинальным образом отличалось от предыдущих «выпадений». Исчез «волшебный ящик». Сгинули без следа корректирующие нити. Но главное – там, во флуктуативных поисках, отсутствовал он сам, Лючано Борготта по прозвищу Тарталья!

Словно фильм смотрел по визору. Нет, не фильм – новостную «нарезку». Нет, иначе: книгу прочел, а сейчас вспоминает приглянувшиеся эпизоды. Опять не то… Он ел, не чувствуя вкуса. Только пожар во рту. Кажется, в меню входило лишь горячее, пряное и острое. Соус, безобидный на вид, был изготовлен из чистейшей плазмы. Так вот как вехдены внутренний огонь вскармливают!

Запить, запить, скорее!

Ага, ягодный морс. Холодный, с кислинкой…

Как сказал Лука Шармаль? «Мы с тобой – за скобками…»? Банкир, ты говорил правду, даже не подозревая, что твоя правда включает в себя далекого невропаста. Вынесен за скобки собственных видений, Лючано оказался снаружи, вне; больше не участник и не зритель.

Кукла на гвозде, вдали от сцены.

«Подселенец» начал действовать самостоятельно. Он искал то, что его носитель и впрямь хотел бы увидеть. Но – без сознательного участия «куколки». Управлять действиями флуктуации? корректировать их? – ничего подобного. В нейроны мозга словно имплантировали фрагменты чужой памяти – полезный, но искусственный протез.

Шам-Марг предупреждала:

«Вживется – станет тобой. Вырастет – уйдет.»

С безжалостной ясностью он понял: флуктуация избрала второй путь. Она готовится к уходу. Рано или поздно птенец покинет инкубатор. И это будет конец похождениям блудного невропаста. Сколько ему осталось? Месяц? Неделя?

День?!

Странное дело – осознание близости смерти не опрокинуло рассудок в бездны паники. Он доел мясные шарики с овощами, прикончил слоеный пирог с загадочной начинкой, по цвету напоминавшей крапиву, а по вкусу – джем из сливы с имбирем. Затем, сыто отдуваясь, перебрался на кровать.

«Ты стал фаталистом, малыш?» – спросил маэстро Карл.

II

– Как тебе наши харчи?

В отличие от девицы, Фаруд объявился без стука.

– Спасибо, выжил. От вашей кухни хоть прикуривай!

– Сегодня Пуран готовит, – хмыкнул Сагзи. – У него на специях «пунктик». Ну что, пошли?

Миновав коридор, они оказались в более просторной комнате. Окна ее выходили во двор сатраповой усадьбы. «Мы во флигеле», – понял Лючано. Рядом располагалась спортплощадка, вполне современная, с кортом, и хозяйственные пристройки – вросшие в землю «грибы» с крышами-куполами. Все двери по вехденскому обычаю выходили в одну сторону – на юг.

«Теперь я знаю, где на Тире юг. Ценная информация!»

– Садись, – Фаруд указал на одно из кресел. – Выпьешь чего-нибудь?

– Сок, вода, тоник – на твое усмотрение. В глотке до сих пор полыхает.

Кивнув, Фаруд набрал на сенсорной панели бара нужную комбинацию. В ответ бар сыграл три такта из песни «Не торопись, бродяга!», и наружу выехал поднос с двумя керамическими бокалами.

«Бокалы из керамики, – вспомнился фрагмент рекламы, – дают ощущение тепла, уюта и стабильности. Если Вы хотите установить с кем-либо дружеские, доверительные отношения, такой подарок поможет Вам это сделать. Не следует дарить керамические бокалы людям с консервативным складом ума…»

Почему керамика не годится для консерваторов, он забыл.

– Держи.

Вехден устроился на тахте, забросив ноги на приземистый столик: черное дерево с инкрустацией из перламутра. Наверняка антиквариат. Столик, в смысле, а не ноги полковника Сагзи. Довольный тем, что в критической ситуации сохранил чувство юмора, пусть даже и сомнительное, Лючано пригубил напиток – кивушевый сок со льдом.

Вкус детства! Сладость на грани приторности, с легкой горчинкой. Кажется, ему хотели на что-то намекнуть. Кивуши, «Не торопись, бродяга!», керамическая дружба…

– Ты гость. Значит, я начну первым. Не возражаешь?

– Ничуть.

– Хорошо. Я расскажу тебе – о тебе. Сам понимаешь, едва ты обнаружился на «Нейраме», я немедленно распорядился навести справки.

– Ну и как?

– Да уж навели, будь уверен. С детских лет, когда ты воровал фрукты у соседа Бертолуччо, – дедово имя далось вехдену с трудом. Ударение он поставил неверно: на первом «о», – и до последних событий. Суд на Китте, рабство у легата Тумидуса, гладиаторий на Террафиме. Твой визит к Юлии Руф тоже вроде бы объясним…

Фаруд взял паузу.

– Синьорита Руф предложила мне работу, – правильно понял намек Тарталья. – Я ее интересую, как ценный сотрудник. Невропаст-экзекутор, незаменимый человек для светлого будущего Помпилии. Мы обсуждали контракт. И тут твои орлы, синьор полковник…

– Бижан раззвонил? Насчет полковника? Клянусь, я его переименую из Бижана Трубача в Бижана Трепача! В качестве оперативного псевдонима, – гнев Сагзи, вне сомнений, был напускным. – Ладно, оставим. Лючано, ты обладаешь свойством притягивать неприятности за дюжину парсеков. Судя по биографии, это твоя единственная странность. Секретный агент из тебя, как из пены – сталь, уж извини за прямоту. Впрочем, надумай ты изучить мою биографию, пользуясь общедоступными источниками, ты тоже не заподозришь во мне исбахбаза службы расовой безопасности.

– Э-э… бахбаза?

– Это на вехд-ар. Полковника, если тебе так проще.

«Расовая безопасность? Интересная контора…»

– Но в твоей истории есть ряд «черных дыр». Они заставляют сомневаться в достоверности всего остального. Предлагаю по старой тюремной памяти сыграть в вопросы-ответы. Я спрашиваю, ты отвечаешь. За каждый честный ответ получаешь возможность задать один встречный вопрос. Идет?

В пыточной камере Мей-Гиле данная игра выглядела иначе. Вариант, предложенный Сагзи, казался не в пример гуманнее.

– Идет. Только я согласен играть в одни ворота. Спрашивай, я отвечу.

Вехден чуть не вскочил от изумления.

– Ты ничего не хочешь у меня узнать?

– Ничего. Мне о тебе, синьор бахбаз, и так все известно.

– Ну ты даешь! Шутник!

Фаруд расхохотался, хлопнув себя по колену. Однако в смехе крылась внутренняя напряженность. Керамическая дружба была с трещинкой. Если понадобится, вехден не задумываясь отдаст приказ о ликвидации «гостя». Он на лидер-антиса руку поднял, что ему какой-то кукольник? Луч в затылок, тело – в реактор.

«Не оскорбляй Хозяев Огня гнусными инсинуациями! – вмешался маэстро Карл. – Станут они твоим телом священный огонь поганить! Растворят в кислоте и выльют в нужник…»

О флуктуации, готовой вырваться на волю, Лючано помнил, но абстрактно. Так все помнят, что смертны. Смерть – это когда-то, а жить надо сегодня. И не торопиться складывать лапки. «Дабы потом не было мучительно больно», – говаривал старый философ-экзекутор.

– В одни ворота – скучно. Какая ж это игра, а?

– Хорошо. Выиграю вопрос – оставлю его на потом. И при случае задам.

– Договорились. Начнем. Как ты убил психира?

– Тростью.

– Ты, случаем, не тайный вехден? Умеешь лгать правдой.

– Тебя интересуют подробности?

– Да.

– Изволь. Едва Кавабата «взломал» мою голову, хозяин-Тумидус это сразу почуял. Помпилианцы терпеть не могут, когда покушаются на их собственность. Они сцепились, а меня легат попросту вышвырнул. Чтоб не вертелся под ногами.

– Освободил?

– Да. Я очнулся, под руку подвернулась трость…

– Верю, – кивнул Сагзи. – Один вопрос за тобой. Переходим ко второму пункту. Как ты связан с Нейрамом Саманганом?

«Осторожней, дружок. Заподозри вехден, что ты в курсе операции с модифицированной куим-сё – можно сразу заказывать место на кладбище.»

– Нейрам был моим «овощем» в гладиатории. Объяснять, что это значит?

– Не надо. Продолжай.

Лючано отхлебнул сока, собираясь с мыслями. Главное: отсечь все лишнее, чего вслух говорить не следует.

– Я – невропаст. Вот и решил войти с ним в контакт по-своему.

– Зачем?

– Так его было проще кормить. В итоге он ко мне привязался. Явился ужинать на «Нейрам», разворотив ходовой отсек. Там я и выяснил, кто он такой. Вскоре на нас напали фаги. Боекомплект закончился, я попытался расшевелить Нейрама, чтоб защитил…

– Ты вывел антиса в волновое состояние?!

– Не до конца. Иначе мы бы все сгорели. Но фагов это отпугнуло.

Минуту-другую полковник Сагзи пребывал в задумчивости. Затем снял ноги со столика, чуть не сбросив на пол вазочку с ветками тамариска, поставил свой бокал на пол – и улегся на диванчик лицом вверх.

– Что ж, я дважды твой должник. Показания Бижана подтверждают твою версию. У вас с антисом еще сохранился контакт?

– Не знаю. С тех пор мы не виделись.

«К счастью», – чуть не добавил Лючано.

– Ничего, скоро узнаем. А пока будем исходить из этой возможности. – Фаруд оживился. Он достал из-под диванного валика пульт дистант-управления и навел на стену, задрапированную коврами. – Теперь, дружище, нас ждет любопытная подборка новостей…

– Можно, я использую один выигранный вопрос? – спросил Тарталья.

– Конечно!

– Ты инъектор в нос совать не будешь?

III

– Инъектор? В нос? Зачем?!