- Ценю вашу честность, - сказал Гарсон и вновь наполнил стаканы. Они сели на диван.
      - Хочу извиниться перед вами, - продолжал он серьезным тоном. - Я обвинил вас в том, что вы завлекали Роджера, что вы легкомысленная и алчная. Я был не прав. Совершенно не прав. Теперь я это понимаю.
      Энни улыбнулась. Его слова были как бальзам на душу. Сознание того, что ее вычеркнули из черного списка, было приятно, к тому же Энни была убеждена, что Гарсон редко извиняется. Он редко допускает такие ошибки, за которые потом приходится извиняться, и это делало ее победу еще слаще.
      - Мне кажется, вы собираетесь встать передо мной на колени и просить прощения, - сказала она, в ее глазах плясали искорки.
      Он усмехнулся.
      - Я могу пасть ниц у ваших ног, если вы пожелаете.
      - Да, пожалуйста, - ласково ответила Энни. Гарсон издал отчаянный стон.
      - Зачем только я это предложил? Она засмеялась.
      - Пытаетесь увильнуть?
      - Да нет, особенно если вы ляжете на пол вместе со мной; и тогда, - взгляд его синих глаз устремился на нее, - я могу попытаться овладеть вами.
      У Энни бешено заколотилось сердце. В свете настольной лампы лицо Гарсона казалось напряженным, как у человека, охваченного страстью. На этот раз он не испытывал ее. На этот раз он имел в виду именно то, что сказал.
      - Вы красивая молодая женщина, просто обидно, что вы спите одна, - сказал он низким, резким голосом.
      - Когда воспитываешь маленького ребенка, на личную жизнь времени совсем не остается, - ответила она, - примерно так же, как бывает, когда много путешествуешь.
      - Браво! - пробормотал Гарсон.
      - Кроме того, в Дорсете не так уж много мужчин, мечтающих... О, черт! Увлекшись разговором, Энни начала жестикулировать, и из полного стакана пролилось немного вина. Она поставила стакан на журнальный столик. ...мечтающих посадить себе на шею женщину с ребенком, - закончила она.
      Энни поднесла облитые шампанским пальцы ко рту, но тут Гарсон поставил свой стакан, схватил ее запястье и отвел пальцы от губ.
      - Дайте я, - сказал он и начал слизывать золотистые капли.
      Она сидела, не проронив ни звука. Казалось, движением языка он лишил ее дара речи, возможности протестовать. Да и хотела ли она протестовать?
      - Не могу оторваться, - прошептал Гарсон, не отнимая губ от ее указательного пальца, проводя языком от самого его основания до кончика ногтя, не покрытого лаком.
      Энни заглянула в его синие глаза.
      - Ммм, - только и смогла произнести она слабым голосом, опять чувствуя себя глупой, наивной девчонкой. Она улыбнулась ему. - Мне тоже нравится.
      Проведя губами по всем ее пальцам, отчего у нее закружилась голова. Гарсон откинулся на мягкие диванные подушки.
      - Интересно, а на ваших губах тоже осталось шампанское? - спросил он и мягко поцеловал ее.
      Энни рассмеялась. Гарсон дразнил, играл, флиртовал, и она хотела дразнить, играть и флиртовать.
      - Ну и как, у них вкус шампанского? - спросила она, улыбаясь ему.
      - Нет, я бы сказал, у них вкус, - он снова поцеловал ее, - клубники.
      - Клубники? - Обвив рукой его шею, Энни погладила темные волосы, - Вот уж нет. Гарсон поцеловал ее в третий раз.
      - Ты права, - заявил он. - Это нектар. На этот раз она не могла спорить, поскольку ее рот был закрыт его губами: он снова поцеловал ее, серьезно и крепко. У Энни стучало сердце. Точно так же, как когда он облизывал ее пальцы, его язык действовал с волшебной силой, но на этот раз эта сила была намного мощнее, и Энни почувствовала, как в ней пробуждается сексуальный голод. И с каждым поцелуем она чувствовала его все сильнее.
      Наконец он поднял голову.
      - Еще? - спросил он.
      Она увидела, как припухли у него губы. У нее, наверное, тоже.
      - Еще, - прошептала она.
      Гарсон притянул ее к себе и поцеловал. Энни почувствовала, как огненные потоки побежали по ее венам. Его рука нашла ее твердую, напрягшуюся грудь, пальцы начали гладить и ласкать ее медленными круговыми движениями, которые, постепенно сужаясь, замерли на твердом, болезненном соске.
      Через тонкую ткань платья его прикосновения ощущались, как если бы он гладил ее обнаженную грудь. Когда он снова начал ласкать ее, Энни беспокойно зашевелилась. Голод, который она чувствовала, перерос в страстное желание. Она хотела, чтобы он раздел ее, прижался губами к ее обнаженной коже, лаская ее грудь.
      - Ты вся имеешь вкус нектара? - спросил Гарсон, и его глаза скользнули по изгибу ее груди, по выпирающим соскам.
      Сердце у нее бешено колотилось. Ее желание совпало с его - она видела это во взгляде, ощущала в жаре тела, слышала в резкости голоса. Гарсон хотел ее, и она хотела его тоже. Очень и очень.
      Потом она не раз задумывалась, что же заставило ее отодвинуться от него. И пришла к выводу, что это было продиктовано, во-первых, здравым смыслом все-таки он был всего лишь знакомым и их отношения были довольно непонятными, - а во-вторых, она знала, что если они зайдут дальше и Гарсон разденет ее, то он увидит довольно заношенное нижнее белье, которое она носила каждый день и уже много раз стирала.
      - Место довольно убогое, - заявила она, улыбаясь, в то время как мозг лихорадочно работал над тем, как бы выпутаться из этой ситуации.
      Гарсон спросил озадаченно:
      - Место?
      - Мы не должны сидеть в гостиной на дешевом диване. Мы должны были бы лежать на шелковых простынях на роскошной четырехспальной кровати, а я... Энни пыталась не думать о крушении своих надежд, - я в прозрачном неглиже, что-то такое воздушное из французских кружев.
      Он нахмурился, но через мгновение его рука переместилась с груди на плечо, и он начал накручивать на палец выбившуюся из косы прядь каштановых волос.
      - И твои распущенные волосы волнами лежат на подушке?
      Энни кивнула, испытывая облегчение оттого, что он принял ее тон.
      - Да. Мне, наверное, шампанское ударило в голову, обычно я не увлекаюсь романами.
      - Я тоже, - сказал Гарсон и, поднявшись, подошел к окну. Он вгляделся в темноту. - На меня тоже подействовало шампанское, - проговорил он. По тому, как он отошел от нее, Энни поняла, что у него тоже есть причины опасаться близости с ней.
      - Ты хотел поговорить о "Ферме", - напомнила она деловым тоном. Может быть, на нее действительно нашло романтическое настроение, но она не собиралась зацикливаться на нем. И если она и хотела Гарсона, то это было мимолетное желание. - Что ты подумал, когда вошел туда и увидел, как покрасили стены и оборудовали оранжерею? Тебе понравилось?
      Он повернулся к ней.
      - Очень. Все прекрасно.
      - Правда? - Она обрадовалась и улыбнулась. - Я всегда чувствовала, что из этого дома можно сделать конфетку, но не думала, что такую.
      - Да, получилось гораздо лучше, чем я ожидал. Но я не говорил, что хочу разговаривать о "Ферме". - Он снова подошел и встал перед ней. - Даже не знаю, как начать.
      Выражение его лица было настолько мрачным, что Энни в ожидании самого страшного спросила:
      - Ты намереваешься продать коттеджи?
      - Нет.
      - Ну, тогда ты, наверное, будешь их тоже ремонтировать и обновлять?
      Гарсон опустился на другой конец дивана.
      - Да, но...
      - И, соответственно, на них будет повышена арендная плата. - Дурное предчувствие, которое когда-то мучило Энни, а потом оставило, ожило вновь. Почему она сразу не поинтересовалась его планами? - Мне придется уехать из Лидден-Мэгнора, потому что ничего другого за эти деньги я не сниму, но уезжать мне не хочется. Я хотела остаться здесь навсегда, - надломленно сказала она. Но раз так, - Энни собралась и продолжала уже бодрым голосом, - я уеду. Переживу. Я...
      - Энни, я не собираюсь повышать плату после ремонта коттеджей, - сказал Гарсон.
      Она смотрела на него, не веря своим ушам.
      - Не собираешься? Гарсон покачал головой.
      - Нет. И я не хочу, чтобы вы с Бергом уезжали.
      - Спасибо, спасибо, - сказала Энни с облегчением. - И я могу продолжать пользоваться сараем?
      - Да, и рвать цветы в саду.
      - Спасибо, - снова поблагодарила его Энни.
      - А почему тебе так важно жить именно в этой деревне? - спросил Гарсон. Ты здесь жила в детстве? Но у тебя нездешний выговор. По твоей речи вообще нельзя понять, откуда ты.
      - Потому что до того, как приехала сюда, я нигде не жила дольше двух лет. Мой отец был военный, поэтому мы постоянно переезжали с места на место как внутри страны, так и за границей, - объяснила она. - Иногда, когда возникали трудности со школами, мы с сестрой не могли ехать за ним и мать оставалась с нами, но все равно это бывало не надолго и друзей завести мы не успевали - я имею в виду настоящих друзей. У нас была крепкая семья, но мне всегда не хватало ощущения дома. Нет, в Лидден-Мэгноре я не жила, но одно лето родители снимали здесь домик, и у меня остались замечательные воспоминания об этом тихом, спокойном месте, где годами ничего не меняется. Когда Оливер был совсем маленьким, мы жили с дядей и тетей, но остаться навсегда мы там не могли, поэтому...
      - У них было мало места? - спросил Гарсон.
      - Места хватало. В доме была большая пристройка, к тому же своих детей у них не было. Но они были зациклены на чистоте и порядке, поэтому, пока Оливер лежал в коляске, они над ним ворковали, но когда он начал ходить и открывать шкафы и оставлять на мебели следы от пальцев, они перестали им восхищаться. Постепенно атмосфера накалялась, и я поняла, что нам лучше уехать. Но кроме того...
      - Что - кроме того? - спросил он, когда она запнулась.
      - Кроме того, хотя они сами настояли на том, чтобы мы жили у них, я понимала, что в душе они не одобряют появление на свет Оливера.
      - Из-за того, что у тебя нет мужа?
      - Вроде того, - кратко ответила Энни.
      - А ты никогда не думала снять домик поближе к ним?
      - Думала, но дело в том, что дядя работает на сооружении гидроэлектрических станций, поэтому они с женой часто и подолгу живут за границей.
      - Вот почему они уехали в Бразилию? Она кивнула.
      - На два года. Я решила, вместо того чтобы оставаться в Йоркшире, где они поселились только временно, лучше уеду в Лидден-Мэгнор. У Оливера не такая уж многочисленная семья, я постаралась компенсировать этот недостаток друзьями вроде Берта и Кирстен с Дереком. А когда дядя с тетей дома, мы ездим к ним на Рождество и другие праздники. - Она сухо улыбнулась. - А поскольку мы всегда приезжаем ненадолго, они бывают ему очень рады.
      - Значит, сюда ты приехала, чтобы пустить корни?
      - Да. Я хочу, чтобы у Оливера было чувство своих корней. Хочу, чтобы он мог пройти по улице и встретить знакомых. А когда он вырастет и уедет отсюда, хочу, чтобы он мог сюда возвращаться, чтобы знал, что здесь его дом. - Подняв стакан, Энни, улыбаясь, произнесла тост:
      - За твою доброту.
      Гарсон поднял свой стакан.
      - За тебя и твоего сына.
      Когда они выпили шампанское, Энни задумалась. Может быть, стоит ему сказать, что Оливер ее племянник? В свете их новых, дружеских отношений это было бы правильно. Ей вдруг захотелось рассказать ему все. Она раздумывала, с чего бы начать, как вдруг Гарсон сказал:
      - Я хотел поговорить об Оливере. Ты не разрешила ему называть меня дядей я так понимаю, из-за многочисленных сомнительных дядей его приятеля. Однако я-то настоящий.
      Энни в недоумении смотрела на него.
      - Настоящий? - переспросила она. - Настоящий дядя? Что ты имеешь в виду?
      Гарсон пристально посмотрел на нее.
      - Я брат Лукана Чезаре.
      Глава 5
      - Ты его брат? - Энни почти истерично рассмеялась. - О чем ты говоришь? Этого не может быть. У Лукана Чезаре нет брата. У него две младших сестры, которые обожают его и виснут на нем, когда он приезжает домой, - сказала Энни, судорожно вспоминая, что когда-то рассказывала сестра о своем любовнике.
      - Может быть, он выдавал желаемое за действительное, но сестер у него никогда не было, - сказал Гарсон. Он задумался, как бы переваривая ее слова, но затем продолжил:
      - Нас всего двое, Люк и я.
      - Ты совершенно не похож на него, - нашла Энни новый аргумент. Она никогда не встречалась с этим певцом, но видела его по телевизору. Худощавый, с длинными черными кудрями и влажными. темными глазами, он производил впечатление романтической личности. - Ты выглядишь гораздо крепче, и у тебя более мужественные черты лица.
      - Я в отца, а он - вылитая мать.
      - Но я думала, что Лукан Чезаре - итальянец по происхождению, - возразила Энни.
      - Моя мать на четверть итальянка. Его настоящее имя - Люк, - продолжал Гарсон. - Но на сцене он выступал под именем Лукан, а Чезаре - фамилия нашей бабушки по материнской линии.
      - А почему он сказал, что у него есть сестры? - задала Энни вопрос просто для того, чтобы собраться с мыслями. Еще несколько минут назад она собиралась рассказать ему всю правду о том, кем ей приходится Оливер, но теперь она изменила свое решение. Еще несколько минут назад жизнь казалась спокойной и безопасной, но теперь... внезапно эта спокойная жизнь оказалась под угрозой.
      Ее охватила паника. Она чувствовала себя как на минном поле и должна была тщательно продумывать свои шаги. Самое главное - она не должна признаваться Гарсону, что не является матерью Оливера. Значит, она должна действовать так, как действовала бы на ее месте Дженни. Хотя она никак не могла понять, как это он принимает ее за Дженни.
      - Частично потому, что он хотел иметь сестер, а еще потому, что эта придуманная семья помогала ему скрывать родство с отцом и со мной. - Гарсон посмотрел на нее. - Не знаю, насколько хорошо ты знала Люка.
      - Не совсем хорошо, - быстро ответила Энни.
      - Но все равно ты, наверное, заметила, как он любил быть в центре внимания?
      - Ммм, - неопределенно ответила Энни.
      - Имя Лукан Чезаре помогало ему в этом. Мой отец был политическим деятелем, и, хотя он давно уже в отставке. Люку претила мысль о том, что в прессе его будут называть сыном Эдвина Деверилла, бывшего члена парламента, или моим братом. - Гарсон подошел к столу и вынул из пакета фотографию. - Вот посмотри, мы здесь вместе с ним. Снимались год назад на семейном торжестве.
      Гарсон и поп-звезда стояли, обнявшись, в залитом солнцем саду. И хотя они сильно отличались друг от друга - Гарсон широкоплечий, мощный, рядом с ним Лукан Чезаре напоминал худенького мальчишку, - Энни сразу увидела и общие черты: высокие скулы и густые темные кудри. Родство было явным. Паника вновь охватила ее. Какие последствия это может иметь для нее и Оливера?
      - Так это Лукан Чезаре послал тебя сюда? - спросила она. Несколько лет она надеялась, что его сердце смягчится и он захочет встретиться со своим сыном, и вот, когда это произошло, ее сердце сжалось от ужаса. - Теперь, когда Оливер уже не беби, он решил признать факт его существования? Слишком поздно. И если он надеется оформить опекунство и забрать его, передай, что это пустая трата времени. У него нет прав, - заявила Энни, хотя прекрасно понимала, что родной отец имеет все права на Оливера.
      У нее упало сердце: а как же она?
      - Он меня не посылал, - сказал Гарсон и замолчал. Потом добавил:
      - Он не хочет опекунства. Энни почувствовала огромное облегчение.
      - Но ты приехал в Лидден-Мэгнор, чтобы разыскать меня?
      - Тебя и Оливера.
      Энни приложила руку ко лбу. Мысли скакали - как шарики в китайском бильярде: каждый в своем направлении.
      - Значит, когда ты расспрашивал меня об отце Оливера, ты прекрасно знал, кто он такой, - укоризненно сказала Энни.
      Гарсон кивнул:
      - Да.
      - Но ты не знал, кто я такая, когда мы с тобой увиделись в первый раз. Разве Лукан Чезаре не говорил тебе, как я выгляжу? - сказала она, а про себя уточнила: как Дженни выглядела.
      - Люк вообще никогда не рассказывал о тебе, - сказал он. - Ни о тебе, ни об Оливере.
      Энни вздрогнула. Неужели Дженни и ее сын так мало значили для этого певца?
      - А откуда же в таком случае ты вообще узнал о нашем существовании? спросила она. - Как ты догадался приехать сюда, если он ничего не рассказывает?
      - Энни, я сказал "не рассказывал", в прошедшем времени. - Его глаза помрачнели. - Мне очень жаль говорить тебе такое, но Люк мертв, - Мертв? - Она изумленно смотрела на него. Бедный Оливер, он никогда не видел своего отца и уже никогда не увидит. - Это ужасно, - проговорила она, почувствовав, как слезы навернулись на глаза.
      - Он с друзьями проводил отпуск на Карибском море, и их катер перевернулся. У Люка было больное сердце, так что он умер почти мгновенно, боли он не почувствовал, - объяснил Гарсон, пытаясь хоть как-то успокоить ее.
      - А когда это произошло? - спросила Энни.
      - В феврале. Сначала я думал, что ты знаешь, а потом не мог сказать тебе.
      - И не мог сразу сказать, кто ты на самом деле? Зато мог играть со мной? воскликнула она, чувствуя как растет негодование. Ее собственное сокрытие правды относительно Оливера диктовалось соображениями его же пользы и могло быть расценено как ложь во имя спасения, но Гарсон лгал хладнокровно и сознательно. Тут ее мысли изменили направление. - Если Лукан Чезаре никогда обо мне не говорил, как же ты узнал мою фамилию?
      - Мне сказал один музыкант из его группы. Он сказал, что ты выступала под именем Вашти.
      - А, ну да. - Энни вспомнила, что вокалист настаивал на том, чтобы Дженни выступала под каким-нибудь экзотическим именем.
      - Но он никак не мог вспомнить, как тебя зовут, сказал только, что фамилия - Прескотт.
      - Значит, это из-за нас с Оливером ты решил прицениться к "Ферме" первый раз? Гарсон кивнул.
      - Когда я приехал сюда на Пасху.
      - А нас не было.
      - Я узнал, что дом продается, и решил притвориться покупателем, чтобы узнать побольше о тебе и иметь возможность приехать еще раз. Но я понимал, что из-за работы вырваться сюда мне удастся не скоро.
      - А когда ты приехал во второй раз и выразил желание осмотреть коттеджи, ты хотел, - негодование вспыхнуло в ее глазах, - разузнать о моей личной жизни! Ты настоял на том, чтобы подвезти меня до школы, исключительно из-за желания рассмотреть Оливера! - взорвалась Энни. - Ты и "Ферму" купил из-за нас, но окончательное решение принял, только когда увидел Оливера.
      - Я должен был убедиться, что это сын Люка, а Оливер - его портрет.
      - Значит, Оливеру не придется сдавать анализ крови и проходить другие исследования? - с издевкой спросила Энни. - Спасибо и на этом.
      - Почему ты так настроена? - спросил Гарсон.
      - А почему ты такой двуличный? - парировала Энни. Она прекрасно помнила, как он вел себя в самом начале по отношению к ней или, вернее, по отношению к ее сестре, что, впрочем, было одно и то же. Они были очень близки с Дженни, когда она была жива. И сейчас Энни чувствовала ту же близость. Так будет всегда. Дженни была частью ее, и наоборот. - Я так понимаю, что, предлагая мне постель после кофе, ты испытывал мою моральную устойчивость?
      Гарсон поджал губы.
      - Частично.
      - Почему же частично? Ты хочешь сказать, что занялся бы со мной любовью, если бы я согласилась?
      - Не знаю. - Он оглядел ее всю. - Ты самая желанная женщина.
      Энни не обратила внимания на его последнее замечание и на ту волну чувств, которую оно вызвало. Ее не собьешь с толку.
      - Меня удивляет: вместо того чтобы нанять частных детективов для выполнения этой грязной работы, ты решил заняться этим сам и потратил столько времени, чтобы выследить нас. Но прими мои поздравления, ты оказался прекрасным сыщиком и шпионом. Ты пошел даже дальше: влюбил в себя Оливера и, боль мелькнула в ее глазах, - вызвал симпатию во мне.
      - Вызвал симпатию? - переспросил Гарсон.
      - Тем, что попросил меня заняться переустройством "Фермы" и платил приличную зарплату, а также тем, что вот недавно поцеловал меня. Я полагала, мы нашли взаимопонимание, - Энни горько улыбнулась, - но ты, оказывается, пытался усыпить мою настороженность перед тем, как сделать это грандиозное признание.
      - Ты сама не веришь в то, что говоришь, - запротестовал Гарсон.
      - Правда? - Энни и сама не знала теперь, во что она верила. Она знала только одно: ее предали, обманули и использовали в своих интересах. Предал человек, который начинал ей нравиться, очень нравиться. Человек, который казался ей чем-то особенным. Человек, которому она почти отдалась - ничего не подозревая и страстно желая его. - Однажды ты сказал, что любишь сразу переходить к делу, почему же в данном случае ты выбрал окольный путь, а не признался, кто ты такой?
      Он ответил коротко:
      - У меня не было выбора.
      - Нет, ты выбрал, выбрал обман, - резко ответила она.
      Энни необходимо было разговаривать резким тоном и поддерживать в себе злость, иначе она бы расплакалась. А уж если бы она расплакалась, ее было бы не остановить.
      - Я не мог тебе сказать, кто я такой, потому что не представлял, что ты за человек, - медленно произнес Гарсон.
      - Но ты, конечно, предполагал самое худшее. - Она с усмешкой посмотрела на него. - Ты решил, что я проститутка.
      - Я уже извинился за это, - нетерпеливо возразил он.
      - А за свой обман ты, конечно, извиняться не собираешься, потому что не чувствуешь никаких угрызений совести? - насмешливо сказала Энни. - Ни стыда, ни сомнений в своей правоте? Ну, тогда слушай...
      - Нет, это ты слушай, - оборвал ее Гарсон. - Выслушай всю историю, и тогда поймешь.
      - Думаешь, пойму?
      - Да!
      Она помнила, как сказала однажды - и он подтвердил это, - что он не спасует перед ней, если даже она будет в ярости. И сейчас его отливающие сталью синие глаза и уверенные манеры говорили о том, что он и не пасует. Он был гораздо круче Роджера Эдлама.
      Она слабо улыбнулась.
      - Пожалуйста, продолжай.
      - Спасибо, - резко отозвался Гарсон. Минуту или две он молчал, как бы собираясь с мыслями, и, когда заговорил, его тон был спокойным и веским. - Так как мои родители - пожилые, убитые горем люди, я взял на себя организацию похорон Люка, а затем приводил в порядок его квартиру.
      - Он так и жил в квартире на крыше небоскреба, с окнами на реку? поинтересовалась Энни, подстраиваясь под его тон.
      Она понимала, что, несмотря на его обман, должна была все выслушать. Ей необходимо, наконец, понять, зачем Гарсон искал ее и Оливера. Если он пошел на контакт, значит, чего-то добивался. Ее грызло беспокойство. У мистера Деверилла был какой-то план.
      - Да, - ответил Гарсон. - Потом ему уже было тяжело платить за эти апартаменты, но отец доплачивал. Может быть, у Люка не было обожающих его сестер, зато у него были обожающие его родители, - сказал он сухо.
      - У вас с ним, наверное, большая разница в возрасте, - заметила Энни.
      - Десять лет.
      - Он был поздний ребенок?
      Гарсон улыбнулся.
      - Он был послан им небесами. Меня они завели, как только поженились, а потом три или четыре года мать не могла забеременеть, а когда это случилось, у нее произошел выкидыш, - объяснил он. - Потом опять перерыв, опять выкидыш. Доктора сказали, что, учитывая ее возраст, у нее мало шансов забеременеть вновь, и для родителей это был настоящий удар. - Он задумался с хмурым видом. - Они думали о приемном ребенке, но, поскольку им было уже за сорок, агентства, занимающиеся усыновлением, отказали им. А потом вдруг произошло чудо, и мать снова забеременела и благополучно родила Люка.
      - А как ты воспринял появление брата, ведь ты так долго был единственным ребенком в семье и привык к этому? - спросила Энни. Она обожала семейные истории и хотела знать все подробности.
      - Я был очень рад. Моя мать обожает детей, но к десяти годам это обожание стало меня раздражать. Я хотел свободы и благодаря Люку получил ее. Она ходила кругами вокруг него, отец тоже совершенно потерял голову. Меня они воспитывали строго, а Люка баловали без всякой меры. - Гарсон печально улыбнулся. - Но он и впрямь был очаровательным ребенком - шустрым, любознательным и умным, как Оливер. Он остался таким же обаятельным и когда подрос.
      Энни послышалась некоторая неуверенность в его голосе.
      - Было какое-то "но"?
      - Боюсь, что так, - нахмурился он. - Понимаешь, первая же запись его группы сразу оказалась на первом месте в хит-параде.
      - Правда? - удивилась она.
      - А ты разве не знала? - настала его очередь удивиться. - Но ведь Люк и его друзья кричали об этом на каждом углу, даже когда миновало несколько лет.
      - Это как-то прошло мимо меня, - поспешно сказала Энни.
      Минуту Гарсон смотрел на нее, .не говоря ни слова.
      - Этот головокружительный успех сразу же превратил Люка из семейного вундеркинда в идола, которому поклонялись тысячи фанатов. А он еще недостаточно повзрослел для такой славы. Черт, ему было только двадцать лет! И он совершил непростительную для певца ошибку: уверовал в свою непревзойденность и возомнил о себе черт знает что. В результате, несмотря на все свое обаяние, он превратился в законченного эгоиста. - Гарсон бросил на нее испытующий взгляд. - Ну это ты, наверное, и сама заметила.
      - Да уж, - отрезала Энни. - Иногда он вел себя как негодяй. Гарсон кивнул.
      - Как бы я ни любил своего брата, вынужден с тобой согласиться. Когда я просматривал его бумаги, то натолкнулся на фотографию ребенка, - сказал он, доставая карточку из конверта. - Там же было твое сообщение о том, что вы переехали. На карточке есть надпись, что это фотография сына Люка, сделанная в первую годовщину его рождения.
      - Это что, единственная фотография, которую ты нашел? - спросила Энни, когда он передал ей карточку. - Я посылала ему снимки Оливера каждый год. И каждый год писала по несколько писем.
      Гарсон пожал плечами.
      - Наверное, они потерялись. Или же Лукан Чезаре просто выкинул их, может, даже не вскрывая, с осуждением подумала Энни.
      - Видимо, появление женщин, претендующих на то, что рок-звезды являются отцами их детей, - профессиональный риск музыкантов. Вот поэтому поначалу я не слишком серьезно отнесся к фотографии. В конце концов, хотя у ребенка такие же большие темные глаза, как у Люка, без других признаков родства это мало что значит. Однако мысль о фотографии постоянно точила меня, и я решил разыскать Джейсона Уокера.
      - Кого?
      - Джейсона Уокера. Это гитарист в группе Люка. Тощий такой, рыжий парень с хвостом. - Гарсон опять испытующе посмотрел на Энни. - Ты, конечно, помнишь его?
      Энни покраснела.
      - Ах, да, да. Теперь я вспомнила.
      - Я спросил у него, с кем встречался Люк примерно в то время, когда был зачат ребенок, и он назвал Вашти Прескотт. Джейсон сказал мне также, что если я достану видеоролик их последнего хита, то смогу посмотреть на нее. Я тут же побежал к матери, нашел у нее этот ролик и увидел тебя - в белом топе и черной мини-юбке, крутящей бедрами позади музыкантов. - Гарсон поднял брови. - Очень соблазнительно.
      Энни проигнорировала этот комментарий, он относился к ее сестре.
      - Но почему же ты сразу не узнал меня? - озадаченно спросила она.
      - Потому что тогда у тебя были короткие светлые волосы.
      Еще одна промашка с ее стороны.
      - Правильно, - сказала Энни, ругая себя за то, что совершенно забыла, как Дженни тогда резко изменила свою внешность.
      - У тебя с той прической совершенно другой вид. Я даже не сразу поверил, что это одна и та же девушка. Это был парик?
      - Нет.
      Гарсон посмотрел на рыжеватые кудри, которые обрамляли ее лицо, и роскошную косу, лежащую на одном плече.
      - У тебя же прекрасные волосы, как ты могла обрезать и осветлить их? осуждающе произнес он.
      - Легко, - ответила Энни, вспоминая, как рассказывала ей об этом сестра. Лукан Чезаре попросил ее сделать прическу под уличного мальчишку и выкрасить волосы в платиновый цвет, чтобы контрастировать со второй певицей, азиатского происхождения. Дженни была настолько влюблена, что, не задумываясь, сделала это, лишь бы угодить ему. Мало того, она побежала в парикмахерскую в тот же самый день. - А ты что думал?
      Он задумчиво потер пальцем нижнюю губу.
      - Много чего.
      - Например?
      - Думал о том, шантажировала ты Люка или нет.
      - Что?
      - Понимаешь, когда Люк умер, у него совершенно не оказалось денег, поэтому...
      - А диски у него продолжали выходить? Гарсон покачал головой.
      - Группа распалась примерно три года назад, и Люк начал сольные выступления, но успеха они не имели. - Он нахмурился. - А ты что, совершенно не следила за его карьерой?
      Энни опять покраснела. Ясно, что если она имела связь с певцом, то должна была проявлять к нему больше интереса; оказалось, что выдавать себя за Дженни гораздо труднее, чем она думала.
      - Нет, - ответила она.
      - Люк, безусловно, был тот еще транжира, - продолжал Гарсон. - И все-таки существовала вероятность того, что ты вымогала из него деньги, угрожая продать историю вашей любви прессе.
      - Ну, знаешь! - возмутилась Энни.
      - Такое случается, - бросил Гарсон.
      - Возможно, - вынуждена была согласиться Энни. - Но ты же видел, как я живу.
      - Да, но, может быть, ты уже потратила все деньги.
      - На что?
      - Ну, например, на шикарный отдых с любовником.
      - А когда ты не обнаружил следов присутствия любовника, ты заподозрил, что я пытаюсь завлечь Роджера Эдлама, чтобы прикарманить его денежки, как я прикарманила деньги Лукана Чезаре! - Энни возмущенно посмотрела на него. Если девушка блондинка и танцует в рок-группе, это еще не значит, что она аморальна и стремится к наживе.
      - Ну, ты тоже считала, что я мечтаю о джакузи и золотых кранах на "Ферме".
      - Ну и что?
      - Ты делала неверные предположения обо мне, а я о тебе.
      - Но я не обвиняла тебя в том, что ты занимаешься проституцией! - не выдержала Энни.
      - Послушай, но ведь у тебя была связь с Люком, - в сердцах произнес Гарсон, - из-за этого я решил, что... - Он замолчал.
      - Решил что? - спросила Энни. Очевидно, он жалел, что сказал лишнее.
      - А что ты знаешь о девушках, которые были у него до и после тебя?