Реакция Робби не подвела. Он остановился и тут же сделал шаг в сторону. Ее удар все-таки задел его левую лодыжку, но большого ущерба не принес. Разве что содрал кожу. Боль была, но небольшая. Это, разумеется, не остановило его.

Мичи не хватало воздуха. Она все еще не оправилась после первого удара. У нее кружилась голова и стучало в висках. Она попыталась выиграть время, отмочив от Робби назад. Исполненный решимости и с горящими глазами, Робби не дал ей разорвать установившуюся дистанцию. Правой рукой он стал имитировать замах для удара ей в голову. Она подняла инстинктивно руку для защиты и тем самым открыла грудную клетку. Робби не стал терять времени и провел мощный удар левой ногой в это место с полного разворота вокруг своей оси. Мичи, ослабленная после первого удара, все же вовремя среагировала на это новое нападение и опустила руку, чтобы поставить под ногу Робби блок. Но у нее было мало сил, к тому же она чуть не потеряла равновесие на своих деревянных туфлях. Ее блок был слабым и неэффективным.

Пинок Робби, — мощный, зверский, — без труда пробил ее символический блок. От удара в грудную клетку Мичи полетела на пол. Лицо ее исказилось муками боли. Робби занес уже было ногу для удара в лицо, но вовремя передумал. Не стоило портить раньше времени такое миленькое личико. Вместо этого Робби дважды пнул поверженную женщину в живот. Мичи вновь согнулась пополам. Ее рот был широко открыт, но голоса уже не было, только тихий, сдавленный стон.

Стало ясно, что она уже не борец. От боли она впилась наманикюренными ногтями в толстый ворс ковра. Попыталась подняться или хотя бы отползти, но у нее ничего из этого не вышло. На лбу у нее выступил холодный пот. Она смертельно побледнела и едва не теряла сознание.

Он понял, что теперь она уже не представляет для него опасности.

Он нагнулся и подхватил Мичи на руки. С наслаждением вдохнул запах ее духов и ощутил тепло ее маленького тела у своей груди. Он почувствовал прилив счастья.

Робби отнес ее в спальню и как можно более бережно опустил ее на кровать. Затем вернулся в гостиную. Повсюду по полу была разбросана еда, битые тарелки и колотый лед. Возле кресла лежала закупоренная бутылка шампанского. Робби надеялся найти ножичек, которым обычно вскрывают почтовые конверты, однако его нигде не было видно. Вместо этого он нашел кое-что получше. Кухонный нож.

Вернувшись в спальню, он положил нож на столик и быстро расстегнул на Мичи кимоно. Он опустил взгляд на ее обнаженное тело. Какое красивое... Такого Робби еще не приходилось видеть.

Она сумела уйти от него шесть лет назад в глухую сайгонскую ночь.

Мичи застонала, открыла глаза и, собрав все силы, на которые только была способна, попыталась подняться. Но ей удалось только чуть-чуть приподнять голову, которая тут же упала обратно на подушку.

Робби смотрел на нее жадными глазами и понимал, что никогда еще не был настолько сильно сексуально возбужден.

Мичи знала, что сейчас она умрет. Но она хотела продолжать борьбу. Она не могла вот так просто закрыть глаза и расслабиться. Еще рано. Еще есть силы...

Робби полюбил ее. Он их всех любил. Всех тех женщин, которых насиловал и потом убивал. Но эта была ни на одну из прежних не похожа... Она была бойцом, человеком достойным уважения и достойным всей любви, на которую был способен.

Робби наклонился, чтобы поцеловать ее.

Мичи попыталась приподнять плечи, оторвать их от постели. Дикая боль тут же пронзила все ее тело. Она разошлась мощной волной от головы к ногам, затем отступила на мгновение и тут же вернулась такой же мощной волной. Она ослепила Мичи своей мощью. Холодный пот вновь выступил у нее на лбу.

Тогда она пододвинулась ближе к своему мучителю, зная, что он собирается делать. Когда его губы коснулись губ Мичи, она ответила на его поцелуй. Лизнула его губы, затем раскрыла их, теша его ложными надеждами и убаюкивая его бдительность, и вошла языком к нему в рот. Робби расслабился. Он понял, что она любит его так же сильно, как и он ее. Ее язык нежно скользил внутри его рта, перемещаясь по рядам зубов, возвращаясь к губам... Робби открыл рот и полностью отдался этому томительно-страстному поцелую. Он искал своим языком ее язык. Точно так же его собственная душа рвалась навстречу ее душе.

Боль настолько потрясла Робби, склонившегося над распростертым на кровати телом Мичи, что он инстинктивно дернул одной ногой, опрокинув туалетный столик.

Сука! Траханая сука!

Мичи укусила его. Она изо всех сил сжала зубы, погрузив их в мягкую ткань его нижней губы и языка. Ногтями правой руки она полоснула его по лицу, оставив на левой его стороне от уха до подбородка красные борозды, в которых тут же появились капли крови. Она укусила его со всей своей стремительной убывающей силой. Она ощутила у себя во рту вкус его теплой крови и возрадовалась...

Робби вскочил и дважды ударил ее в грудь. От этих мощных, хлестких ударов ее швырнуло обратно спиной на кровать. Изо рта у нее пошла кровь, которая залила ее до того белые зубы и язык. Грудь стала судорожно вздыматься. Ясно было, что ей не хватает воздуха для дыхания. Ее взгляд горел огнем. Она не спускала с него глаз и прожигала его своей ненавистью.

Из всех женщин, с которыми ему приходилось иметь дело, это была первая, которая не показала ему своего страха.

Робби присел на кровать, нагнулся к выпавшему из туалетного столика ящику и достал оттуда целую пачку салфеток. Несколько из них он прижал к своему кровоточащему рту. Он посмотрел вниз на свою одежду. На куртке осталась кровь, но это в конце концов кожа, которую можно отмыть без всякого труда. Как новенькая будет... Взяв из пачки еще несколько салфеток, он принялся тщательно вытирать ими рот Мичи. Она попыталась было не даться, но у нее уже не было сил.

Он силой раздвинул ее губы и челюсти, просунул внутрь пальцы и стал усиленно протирать зубы от крови. Его кровь здесь перемешалась с ее кровью. Когда Мичи сделала неуклюжую попытку укусить его еще раз, Робби просто зажал другой рукой ей нос, перекрывая кислород. Мичи вынуждена была как можно шире открыть рот и стала похожа на пациентку стоматологического кабинета.

Робби убрал окровавленные салфетки к себе в карман. К своему рту он все еще продолжал прижимать отяжелевший от влаги комок. Затем он взял оставшиеся салфетки и стал промокать ими ссадины у себя на лице. Сразу проснулась боль.

Она испортила ему лицо... Она достойна смерти.

Он прошел в гостиную и поднял бутылку шампанского, которая лежала у ножки кресла. Он поднял бутылку на свет. И вправду целая. Робби вернулся в спальню, снял со рта и щек свои примочки, убрал их также в карман куртки и откупорил бутылку. Затем он склонился над Мичи и стал вливать ей шампанское в рот. Это смоет с ее зубов остатки крови, кроме того делу послужит.

Таким образом он заставил ее выпить всю бутылку.

Затем он поставил бутылку на пол, выпрямился и стал расстегивать свои штаны.

В начальные планы изнасилование не входило, но она оказала такое зверское сопротивление, укусила его!.. Теперь уже ничто на земле не могло остановить его от того, чтобы взять ее.

Все произошло очень быстро. Он был очень возбужден и не мог себя сдерживать, затягивая акт и усугубляя наслаждение. К тому же вновь пошла кровь изо рта и пришлось сделать еще одну «промокашку» из салфеток. Поддерживать ее рукой на месте и одновременно трахать женщину — нелегкое занятие. Пару раз салфетки едва не выпали из рук.

Тем не менее, наслаждение, которое он испытал при оргазме, было удивительно острым, мощным. Дрожь несколько раз пробежала по его телу, когда он кончал.

Поднявшись и застегнув ширинку, Робби одной рукой еще крепче стал прижимать салфетку ко рту, а другой запахнул кимоно на полубесчувственной Мичи.

Он задержал на ней взгляд и долго не мог его оторвать. Он решил про себя, что любит ее...

Мичи приоткрыла глаза.

— Манни... Манни...

Робби отрицательно покачал головой. Нет, не Манни.

Он взял правую руку Мичи, вложил в нее кухонный нож и поднес лезвие к левой стороне ее горла.

Хачиман.

Одним легким движением Робби вскрыл артерию. Мичи слабо дернулась и вся напряглась. Кровь обильно полила на кимоно и белое постельное белье под ней. Робби отпустил ее руку. Теперь на рукоятке ножа остались ее «пальчики».

Остальное было делом техники. Робби расположил лезвие напротив правой стороны горла и нанёс туда глубокую рану. Мичи вздрогнула и попыталась было подняться. Робби несильно, почти символически ударил ее кулаком в живот и она без сил повалилась обратно на кровать. С минуту или больше он любовался тем, как из ее маленького стройного и молодого тела вытекает ручей крови. Обе рапы давали очень сильное кровотечение. Жизнь быстро улетучивалась из организма Мичи. Затем Робби бросил нож на пол около кровати, приложил влажные салфетки ко рту другой стороной и прошел в прихожую. Там его взгляд тут же остановился на дорожном чемодане, который был перетянут ремнями. Робби снял один ремень, вернулся с ним в спальню и аккуратно связал им лодыжки Мичи, чтобы все было похоже на женское сеппуку.

Покончив с этим, он тщательно расправил складки на ее кимоно. Еще раз остановился взглядом на умирающей женщине. Теперь она не представляла никакой опасности. Теперь у нее осталось сил только на то, чтобы достойно умереть. Больше ни на что.

Он вышел из спальни, стараясь не наступать на разбросанные по полу тарелки и стекло. Ему даже не пришел в голову вопрос: а почему, собственно, у нее в номере стоит такой беспорядок? Подобные мысли олицетворяли собой уклонение в сторону от поставленной цели, размывание концентрации. Робби предпочел не расслаблять себя этим. Подойдя к входной двери, он немного подождал у нее, прислушиваясь к тишине, затем вышел в холл и огляделся по сторонам. Никого не было. Робби закрыл за собой дверь.

Вдруг он услышал шелест канатов лифтовой кабины и гул мотора. Опасность. Робби бросился к пожарной лестнице, распахнул дверь и нырнул в спасительную темноту. Он закрыл за собой дверь, но не до конца, а так, чтобы оставалась щелочка для наблюдения.

Лифт остановился на последнем этаже. Двери открылись и в холле показался человек. Робби глянул на него... О, боже! Деккер!

Детектив быстро прошел мимо Робби, остановился перед дверью номера Мишель Асамы, чуть помедлил, потом решительно постучался.

Робби осклабился. Рот у него саднило, но он все равно улыбался. Потому что все было сработано очень удачно и неожиданно-приятным сюрпризом для него явилось пришествие Деккера.

Повернувшись, Робби на цыпочках стал быстро спускаться по лестнице. Он продолжал прижимать ко рту салфетки. Настроение было прекрасное.

Появившись в международном аэропорту «Кеннеди», Эллен Спайсленд показала свою бляху и удостоверение личности охраннику и тот кивком головы дал понять, что она может следовать дальше. Впереди был таможенный зал.

Эллен люто ненавидела все аэропорты.

Сегодня она должна была бы бегать по магазинам, готовясь к рождеству, но нужно было ехать сюда. Чтобы предупредить Манни.

На пассажирской половине таможенного зала Эллен вновь предъявила свою бляху и удостоверение личности. На этот раз чернокожей женщине в форме таможенника.

Пассажиры выстроились в три хвоста. Каждому не терпелось поскорее миновать таможенного инспектора и пойти за багажом. Эллен, чертыхаясь про себя на гигантские пространства сооружения аэропорта, упорно шла вперед. Ноги разнылись и хотели отдохнуть.

Она попыталась представить себе всю глубину страданий, перенесенных Деккером после того, как он узнал о гибели его девушки. Скорбь длилась уже десять дней. Самый тяжелый период...

Наконец Эллен остановилась, приподнялась на цыпочки, и покачиваясь из стороны в сторону, стала искать взглядом, скользившим по многочисленным головам пассажиров, Манни. Через минуту она выхватила его глазами из общей толпы. Помахала рукой. Он ее не замечал. Тогда она стала звать его по имени. Только после того, как Эллен три раза кликнула его, он поднял глаза в ее сторону. Вид и взгляд у него был такой, что Эллен инстинктивно прикрыла рот рукой от ужаса. Манни выглядел ужасно!

Она подошла к началу той очереди, в которой стоял Манни, и стала терпеливо ждать его. Он похудел, осунулся, под глазами четко различались темные круги. Создавалось такое впечатление, что он находится в состоянии постоянного оцепенения. Таможенный осмотр он прошел быстро. Багаж его состоял из одного чемодана, который был бегло осмотрен. На его декларации проставили печать и отпустили с богом. Когда он закрывал чемодан, Эллен не выдержала и бросилась к нему. Он обнял ее за плечи.

Эллен отклонилась и смахнула слезы с его глаз своей рукой, затянутой в перчатку.

— Господи, ты ужасно выглядишь, мой мальчик! Манни!..

Она вновь прижалась к нему, затем взяла его за руку и решительно повела из полупустого огромного здания на свежий воздух. Она застегнула на нем пальто на все пуговицы, поправила на голове шляпу и нежно прикоснулась к его небритой щеке.

— Тебя что, не кормили в Японии?

Он попытался было улыбнуться, но тут же оставил эту невыполнимую затею.

— Еще как кормили... Они проявили обо мне поистине большую заботу.

— Что-то не видно.

На стоянке такси распоряжался долговязый диспетчер в красной кепке. Он увидел полицейскую со спутником и подал знак одной машине остановиться перед ними. Эллен взяла Деккера под локоть, как какого-то старичка, и помогла ему забраться в машину. Шофер закинул чемодан Манни в багажник. Такси отвалило от здания аэропорта и выехало на дорогу в город.

Эллен взяла Деккера за руку и сжала ее.

— Если не хочешь говорить, не говори. Скажу я. Я приехала сюда не просто так встретить тебя. У меня есть кое-какая информация для тебя... Не хочу, чтобы тебе ее выплеснули в лицо, когда ты появишься в участке...

Он взглянул в ее глаза. Ее слова отвлекли его на минуту от тяжелых дум. Он ждал продолжения. Эллен боролась со слезами.

— Ле Клер... Он вышвырнул тебя из состава оперативной группы.

Деккер что-то нечленораздельно буркнул. По крайней мере, на его лице не отразилось удивления при этом сообщении.

Эллен решила продолжить:

— Хуже того... Помнишь, с каким трудом мы собирали информацию по делу этого кайшаку? Ле Клер приказал передать все сведения ему. Список турниров, даты преступлений. Одним словом, все, что мы успели собрать. Я уже отдала ему все наши бумаги. Не было другого выхода — он большой начальник.

Она напряженно ожидала реакции Деккера на все сказанное.

Реакции не было никакой.

— Что скажешь? — нетерпеливо спросила она.

— Я уже слышал об этом, — ответил Деккер. — Еще в Токио. Мне рассказал обо всем этом человек по имени Шигейзи Шина. Он работает в японской военной разведке.

— Это что, твой друг? — удивленно спросила Эллен.

— Друг Мичи. Служил во время Второй мировой вместе с ее отцом. В Токио он, что называется, принял меня по наследству. Я жил у него. Он взял меня в синтоистский храм, где проходила погребальная церемония. Объяснил мне смысл и порядок исполнения ритуала. Представил меня тем людям, которые там были.

— И он знал о Ле Клере? О том, что тот сделал с тобой?

— Господин Шина держит на контроле очень многое. Это очень умный человек.

С Манни происходило что-то странное. С одной стороны он выглядел растерянным и полностью уничтоженным свалившимся на него горем. Однако с другой он выглядел как человек, четко контролирующий себя и удивительно собранный.

Это казалось Эллен непонятным и странным.

Она проговорила:

— Тебе надо немного отдохнуть от всего пережитого. Просто плюнуть на все и отдохнуть, понимаешь? Жизнь продолжается, а у тебя вид покойника. Тебе надо встряхнуться. И время отпуска у тебя приближается...

— Я немного отдохну в следующем месяце. Скажи... Гибель Мичи, наверно, вызвала здесь интерес?

— Да. Правда, в прессе ее называют Мишель Асамой. Утверждают... — Эллен запнулась, но после паузы все же решила договорить. — Утверждают, будто она покончила с собой, так и не примирившись с гибелью любимого Дориана Реймонда...

Деккер выглянул в окно слева от себя.

— Плевать, что они там утверждают. Так, может, будет даже лучше. Вся эта болтовня ничего с ней не сделает. Ей теперь уже плевать на все это... Ты наблюдала за Робби Эмброузом, как я просил?

— Скажу даже больше. Я случайно обронила перед двумя ребятами фразу о том, что с удовольствием воспользовалась бы помощью, что ты просишь у них одолжения. Я хотела узнать побольше о Робби Эмброузе. Отсутствовал ли он в стране на прошлой неделе? Были ли у него кровоподтеки или ссадины на лице? Эти двое ребят знали о том, какая скотина этот Ле Клер. Им было обидно, когда они узнали о том, что Ле Клер выкинул тебя из оперативной группы и перехватил дело. Мы ударили с ними по рукам. Это было нелегко устроить. Они очень сильно рискуют в свете того, о чем предупредил Ле Клер.

Деккер вопросительно взглянул на нее.

Эллен сказала:

— Ле Клер предупредил тебя, меня и всех остальных о том, чтобы все мы отныне держались подальше от Робби Эмброуза. Теперь считается, что господин Эмброуз безраздельно принадлежит господину Чарльзу Ле Клеру и последний станет делать с первым все, что захочет, а другим вмешиваться нельзя.

— Значит, Ле Клер будет использовать Робби в качестве еще одной подпорки, с которой можно будет толкнуться в высокое кресло. Если уже не использует. Он готов будет забыть обо всех убийствах, совершенных Робби, если тот поможет ему завалить «Менеджмент Системс», Дента и всю эту шарашку.

— Если ты спросишь мое мнение по поводу всего этого дерьма, то я смогу только повторить, что это дерьмо, в которое не совал ногу еще ни один человек! Отпустить пария, который замочил несколько десятков женщин, только потому, что тот помог тебе в твоей карьере...

— Такое бывало и раньше. Ле Клер не является первопроходцем. И ты это хорошо знаешь. Я сам могу тебе рассказать столько историй о том, как прокуроры разных рангов, от федеральных до окружных, заключали сделки с убийцами ради получения информации, то никаких пальцев на руках-ногах не хватит.

Эллен потрясла головой, словно стараясь отделаться от наваждения.

— Да, ты прав... Но Робби Эмброуз... Это такой подонок, который, по-моему, хорошо будет смотреться только в могиле!

Деккер почесал рукой заросший щетиной подбородок.

— Ты сказала о том, что тебе помогают какие-то ребята.

— Да, совсем забыла! Помогают! В свое личное время! Зная о том, что Ле Клер повесит их на одном суку, если что-нибудь прознает. Сначала мы все вместе связались с Интерполом и нашей таможней. Робби Эмброуз вылетал на прошлой неделе в Париж. Официальная цель поездки — курьерская работа по линии «Менеджмент Системс Консалтантс». Он должен был передать во Франции кое-какие бумажки частному охранному агентству. Конторой заправляет некий Дитер Рейнер. Бывший офицер швейцарской армии. После встречи с Дитером, на следующий же день, Робби Эмброуз вернулся в Нью-Йорк. Еще через день он вылетел в Новый Орлеан на поединок по карате. Как обычно, выиграл. До сих пор нет никаких сведений о том, что была изнасилована и убита в тот день жительница этого города, но мы постоянно находимся в контакте с тамошней полицией. Если что, нам сразу же сообщат.

Машина стала замедлять ход по мере приближения к пошлинной будке. Эллен взглянула на Деккера. В первый раз с того самого момента, как она увидела его в аэропорту, на его лице сверкнуло что-то вроде отблеска какого-то чувства. Он сжал зубы и стал учащенно дышать. Когда Манни заговорил, его голос был хриплым:

— Ему и не нужно было кого-то убивать в Новом Орлеане. Заряд энергии для этого поединка он получил раньше. В Париже. У него было что-нибудь на роже?

Она усмехнулась.

— Это уже по моей части. Когда он прилетел из Нового Орлеана, я «встречала» его в «Кеннеди», как и тебя. С безопасной дистанции, разумеется. Нельзя сказать, чтобы лицо его было гладким, что правда то правда. Заметные ссадины на левой щеке и что-то со ртом. Кажется, это были швы на губе. Повреждение губы характерно для боев на ринге, подумала я. Но другое дело — ссадины. Каратисты, насколько я знаю, не царапаются. К тому же выступают в специальных перчатках.

— Швы на губе тоже не имеют никакого отношения к поединку, — уверенно сказал Деккер. — Французские патологоанатомы списали Мичи в разряд самоубийц. Они отыскали следы алкоголя в ее крови. Сказали, что выпила лишнего и завелась. Косвенным подтверждением тому послужил осмотр места происшествия. По всему номеру было рассыпано битое стекло и тарелки с едой. Похоже было на то, что человек потерял над собой контроль и стал совершать всякие глупости. Было установлено, что незадолго до смерти она имела половое сношение. Появилась еще одна идиотская версия: Мичи якобы покончила с собой после ссоры с любимым. Единственно, что не вписывалось в эти рассуждения, так это многочисленные повреждения внутренних органов. Кто-то додумался до того, что она якобы сама нанесла себе такие увечья, когда озверела после выпитого спиртного.

Эллен внимательно выслушала все, а потом спросила:

— Ну, так что же было на самом деле? Что, расследование этим и закончилось?

Деккер засунул руки глубоко в карманы своего пальто и откинулся на спинку сиденья.

— Я тебе уже говорил о господине по имени Шигейзи Шина? Что он умен? Мозги еще те... Такие на улице не валяются. У него есть друг. Господин Ишино, который является крупным дилером по части алмазов и бриллиантов в Амстердаме. Ишино, как и Шина, служили во время войны в одном подразделении с отцом Мичи.

— Ты все время зовешь ее Мичи... А в газетах пишут о Мишель Асаме. Мичи — это что, уменьшительное от Мишель?

Деккер передернул плечами.

— Неважно. Так вот у этого Ишино есть свой личный самолет. Он вместе с Шиной уговорили французов передать нам тело Мичи. Как только все было улажено, мы перевезли тело на этом самолете в Токио. Там господин Шина привел знакомого патологоанатома. Японца. И тот, осмотрев тело, выдал неизмеримо больше информации о Мичи, чем его французские коллеги-халтурщики. Во-первых, он совершенно точно установил, что Мичи не могла совершить с собой всего того, что ей приписывали. Происхождение множественных повреждений внутренних органов никак не было связано с падениями во время пьяной оргии. Такие повреждения наносятся рукой умелого и жестокого каратиста. Японец это сразу увидел. Что же касается полового сношения, то я совершенно уверен, Мичи в те минуты пребывала не в том расположении духа, чтобы заниматься с кем-нибудь любовью. Она была изнасилована.

Эллен прошептала:

— Робби Эмброуз!.. Проклятье, Манни!.. Мне так жаль... Честно, мне так...

Деккер поморщился и быстро проговорил:

— Тот, кто ударил ее ногой в живот, а потом по ребрам, доставил ей дикие мучения и страдания. Видимо, ее застали врасплох. Убийца был силен. Очень силен. Я много думал над этим... Видимо, все обстояло так. В ее дверь постучали. Она не спросила, кто это, потому что думала, что это я. Как только она открыла дверь, убийца тут же атаковал. И потом... — продолжал он монотонным голосом. — Патологоанатом господина Шины обнаружил между зубов и под ногтями Мичи остатки человеческой кожи. Чужой, разумеется. Кроме того, под ногтями были обнаружены сгустки крови. Ее группа говорит о том, что она не принадлежала Мичи. — Он взглянул на Эллен. — Она боролась с ним. Боролась... до самого конца.

Эллен коснулась плеча Деккера.

— Манни, мы возьмем его. Если его группа крови будет соответствовать той, что нашли под ногтями у Мичи, если его шкура будет соответствовать той, что нашли между зубов у Мичи... Он наш, этот сучий потрох!

— Ле Клер возьмет его под защиту.

— Насрать!

— Нет, Эллен.

Эллен села так, чтобы смотреть Деккеру прямо в лицо.

— Манни, мы с тобой говорим не о человеке, а о звере, который убивает женщин потому, что это доставляет ему удовольствие!

— Мы говорим о реальном мире, который живет отнюдь не по законам морали и нравственности. Мы говорим о сложившейся у нас системе правосудия, у которой очень много недостатков. Ле Клер хочет сделать из Робби информатора, а против информаторов дела не возбуждают. Ле Клер зациклился на «Менеджмент Системс Консалтантс» и Денте. Посадка Робби в тюрьму не приведет Ле Клера к той славе, о которой он грезит. Вот поэтому он и отчислил меня из состава федеральной оперативной группы. Он хочет, чтобы я обходил Робби десятой дорогой и не имел возможности взять его за шиворот. Робби не пойдет в тюрьму до тех пор, пока Ле Клер не закончит с ним свои дела, так и знай.

— Подожди-ка минутку... Подожди, подожди... Твой друг Шина. Мы же можем получить заключение его патологоанатома.

Деккер отрицательно покачал соловой.

— Нет. Шина никакого заключения тебе не даст.

Эллен не верила своим ушам.

— Он что?

— Не даст заключения. Никто в этой стране не знает о повторном осмотре тела Мичи и его результатах. Никто, кроме тебя и меня. Я не хочу, чтобы об этом узнал кто-нибудь еще.

— Я не верю своим ушам! Что ты городишь?! У нас есть шанс остановить Робби Эмброуза, а ты...

— Как ты думаешь, что сделает Ле Клер с этим заключением?

Эллен молчала, выжидая.

— Он положит его на свой стул и сядет сверху, как наседка, — ответил Деккер. — И будет так сидеть до тех пор, пока не закончит свое расследование по «Менеджмент Системс» и Денту.

В глазах Эллен сверкнули слезы отчаяния.

— Но это же несправедливо! Просто несправедливо! Я знаю, что это наша жизнь, но до чего же она погана, если в ней проворачиваются такие делишки! Какое она дерьмо!

Деккер взял ее за руку.

— Я хочу, чтобы ты для меня кое-что сделала, хорошо? Ты слушаешь?

— Да, слушаю...

— О'кей. Перед моей квартирой мы сделаем одну остановку. В офисе Канаи. У меня здесь с собой бланк, и я хочу, чтобы ты передала его ему в руки. Он уже дожидается его. И скажи ему, что я перешлю чек, как только представится возможность.

— Бланк? Что за бланк?

— На участие в турнире по карате, который пройдет в Париже в следующем месяце.

Она отшатнулась от него.

— Ты что, с ума сошел?! Тебе необходимо отдохнуть, собраться с силами и духом! Какой турнир?!

— Я знаю, что делаю. Просто передай бланк Канаи и я тебе скажу спасибо. Шина сказал, что Канаи сможет оформить все за один день, поскольку он является одним из организаторов турнира. Все нормально, Эллен. Вот увидишь, все будет нормально.

Когда машина въехала на Триборо Бридж, небоскребы Манхэттена резко придвинулись.

Манни повернулся к Эллен и она увидела в его глазах слезы. Говорить ему было трудно. Голос был каким-то сдавленным.

— Мы поссорились. Я ушел, хлопнув дверью. Проклятье, Эллен! Я ушел, а через несколько минут... Если бы я там остался, все было бы совсем иначе! Но откуда же я мог знать заранее?..

Он запнулся, сглотнул комок в горле и закрыл глаза, пытаясь взять себя в руки.

Затем:

— Она сказала, что человек должен оставаться чему-то или кому-то верным до самого конца. Она свято соблюдала это правило. Она была верна своей семье, насколько это зависело от нее. Она была верна мне...

Он смахнул слезы с глаз рукой, затянутой в перчатку, и продолжил:

— Сейчас уже поздно. Назад ничего не вернешь. Уже не сделаешь так, что нашей ссоры и всего того, что за ней последовало, не было... Что я сказал, то сказал. Что сделал, то сделал. Я хочу... Я хочу, чтобы ты мне обещала молчать. Ни слова о заключении японского патологоанатома. Ни слова! Прошу тебя, Эллен! Ты не должна ничего спрашивать, а должна только молчать!

Она кивнула. Хотя и не могла сказать, что все понимает до конца.

Деккер сказал:

— Мичи сказала, что человек должен научиться смотреть в лицо смерти, быть всегда готовым к ней. И тогда все будет хорошо. Тогда тебе ничто не грозит и ничего не страшно. Теперь-то я понял, что она имела в виду. Если бы я был в комнате в ту минуту, когда он постучался к ней в дверь...

Он тяжело вздохнул.

— Мы оба будем в Париже в следующем месяце. Оба. И посмотрим друг другу в глаза.

— Кто? Кто?!

— Робби Эмброуз и я.

Он достал из кармана что-то и положил себе на колени. Эллен внимательно оглядела странный предмет. Он больше всего напоминал сложенный носовой платок.

Видя ее недоумение, он разложил ткань у себя на коленях.

— Что это? — удивленно спросила она.

— Хачимаки. Японская головная повязка. Когда-то она принадлежала отцу Мичи. Он передал ее ей. А Шина отдал мне. Ее надевают только по особым случаям.

— Например?

— Например, когда уходят на войну.

Эллен отшатнулась от Деккера в ужасе. А он окатил ее спокойной, холодной улыбкой.

В его глазах она увидела смерть...

Он на секунду глянул в окно машины, потом свободно откинул голову на спинку сиденья и закрыл глаза. Эллен продолжала пораженно смотреть на него. Она еще чего-то ждала от него.

И дождалась.

— Человек до конца должен оставаться чему-то верным, — еле слышно проговорил Деккер.

Через минуту он уже спал.

Чарльз Ле Клер швырнул пачку газет на карточный столик и сел на железный складной стул. Он вздохнул и посмотрел вокруг себя, на простую, даже примитивную и убогую обстановку комнаты. Это был номер в одном манхэттенском отеле на западной стороне Шестьдесят Четвертой улицы. Федеральная оперативная группа использовала этот номер в качестве тайной явочной квартиры.

Ле Клер почесал рукой свое растущее брюшко, что, видимо, нужно было воспринимать, как жест удовлетворенности самим собой и самодовольства.

В менее радужном настроении находились те два агента ФБР, которые привели сюда Ле Клера на тайную встречу. Они стояли, прислонившись спинами к входной двери, морщились и с суеверным страхом размышляли о том, правду ли им сказали о природе гнусного запаха, распространившегося по всему холлу. А рассказали им о том, что гаитянская супружеская пара, живущая в соседней квартире, якобы целый месяц хранит там своего мертвого сына, не теряя надежды оживить его при помощи кабалистических заклинаний.