...Ветер колыхнул зацепившейся за водосточный желоб засохший лист, тот издал противный, скрежещущий звук, и подхваченный порывом ветра, улетел в сумеречное пространство забытого Богом микрорайона...
      Авария на дороге.
      Когда Брод остался один, его охватило страшное уныние. Он подошел к бару и откупорил бутылку "Алазанской долины", которую, по совету Таллера, купил в винной лавочке в Столешниковом переулке. Налил полный фужер и тихими глотками, не отрываясь от ободка, выпил вино. Однако после этого ему не стало легче, наоборот - с удвоенной силой он ощутил всю неустроенность мира, враждебность каждой минуты. Он не чувствовал перспективы жизни.
      Выкурив подряд несколько сигарет, он ничего кроме никотиновой горечи во рту не почувствовал.
      В гостиную бесшумно вошел Николай. Застыл рядом с креслом, в котором сидел Брод.
      - Музафаров предлагает 200 тысяч за почку.
      - Но мы же только что ему...
      - Не спеши, Никола! То, что мы ему предоставили оказалось трухой...Донор сам страдал нефритом и труды наши напрасны...Я сейчас говорю о другом. У нас есть неплохой шанс поправить свои финансовые дела, но для этого нам надо кое-что инсценировать.
      Охранник молча ждал резюме. Он доверял Броду больше, чем кому бы то ни было на этом свете.
      - Ну? - только и сказал он.- Валентин записал телефонный разговор с этой незнакомой нам Татьяной Ивановной с Музафаровым... Она уже дважды ему звонила и истерически требовала его убыстрить процесс...Речь явно шла о протезе. Ее отец, с ее же слов, на грани необратимой почечной недостаточности.
      - Вполне возможно, правда, пока я не вижу как это можно сделать в быстром темпе...Но этот Музафаров жук...Ох, жук! Протез, который он готов добыть любой ценой для какого-то высокопоставленного гуся, явная взятка...За это он рассчитывает получить часть концессии на разработку Уренгойской нефти...Миллиардный бизнес...
      - Может, мне торгонуть своей почкой? - Николай попытался улыбнуться, но ничего кроме кислой мины на лице не отобразилось. - В самом деле, на хрена мне две почки?
      - У Мцыри и Одинца тоже по две почки.
      Николай остолбенел. Он смотрел на Брода и гадал - шутит тот или говорит всерьез.
      - Одинец нам еще может пригодится, - осторожно заметил охранник.
      - А почему ты говоришь об Одинце? А мне Мцыри дорог, как память, сказал без улыбки Брод. - Ты не забывай, что он спас мне жизнь. Но не в этом дело...Мы от Музафарова получили аванс, который в глаза видел только Таллер, а с него сейчас не спросишь... Но как бы там ни было, мы Музафарову должны, у него свои проблемы и, судя по тому ради кого он так старается, он пойдет на все. А бандит...ну наш донор, как я тебе уже говорил, сам болел почками...
      - А кто тебе об этом сказал?
      - Как - кто? Блузман! Вернее, его заместитель Семенов...Кстати, отличный хирург...
      - Что-то на Ткацкой часто стали ставить такие диагнозы - СПИД, до этого был сифон, а еще весной два протеза забраковал по причине лейкемии и туберкулеза...Такое впечатление, что все поголовно доходяги...А может, они там втихоря сами приторговывают или снабжают нашими протезами весь Ближний Восток?
      Брод поднял брови, в глазах недоумение.
      - Это, Никола, слишком! Блузман трус и на это никогда не решится. Таллер мог бы, а этот - нет, не верю... Пожалуйста, позови Карташова с Саней, у меня появилась одна мыслишка насчет донорской почки.
      Когда они спустились вниз, Брод сказал:
      - Хотите, орлы, немного разогреться?
      - Если после этого отпустишь в Сочи, - смиренно сказал Одинец.
      - Если сделаете так, как задумано, - Брод постучал пальцем себе по лбу, - обещаю вам не только Сочи, но и Париж с Лондоном, Гавайские острова и...Коля, будь свидетелем!
      - Что за дело? - спросил Одинец.
      - Речь идет о больших бабках...если, конечно, сумеете организовать автомобильную аварию...Причем сделать это надо в течение суток...Хороший человек загибается от почечной недостаточности...
      Однако бредовым идеям Брода не суждено было сбыться. Судьба, словно подслушав его, распорядилась так, чтобы в тот же день, к вечеру, в районе Кольцевой дороги, начался густой туман, повлекший за собой страшную автомобильную катастрофу. Сначала столкнулись две иномарки, а затем на протяжении получаса к ним присоединились все новые и новые жертвы. Но самым опасным был наезд крытого грузовика, перевозившего солдат срочной службы, на бензовоз, который к тому времени уже поцеловался с груженым лесом КАМАЗом.
      Когда санитарные машины Блузмана подъехали к месту аварии, огонь уже во всю бушевал на отрезке не менее ста метров. Все придорожные кусты были охвачены бензиновым пламенем. Те, кто остались при столкновении живыми, выскакивали из опрокинувшейся машины и опрометью бежали сквозь пламя, по тлеющему мху, в сторону свободного от огня пространства. И среди бежавших был сержант сверхсрочной службы. Накинув на голову полы шинели, он сиганул в кювет, оттуда - на пожню, и стремглав устремился к желтеющей рощице. Но, видно, в тот миг не дано было ему спастись: разорвавшаяся вдруг на крупные сегменты цистерна, оказалась для сержанта опаснее фугаса. Задняя часть бочки вместе с прицепным крюком, проделав гигантскую дугу, грохнулась как раз в том месте, где находился военнослужащий. Его зацепило цепью, которая служит для заземления цистерн, и он с перебитым позвоночником упал и затих на мокрой земле.
      Первым сержанта заметил заместитель Блузмана Семенов, который в прошлый раз отказался выезжать на стадион "Локомотив". Но когда "рафик" с подобранным сержантом хотел выбраться на дорогу, задние колеса машины безнадежно забуксовали в раскисшей земле. "Скорую" почти на руках выносили люди, оказавшиеся на месте аварии. И в том числе - двое постовых гаишников, а также Николай, Одинец, Карташов с санитарами Блузмана. Одна женщина, стоящая на обочине дороги, перекрестила удалявшийся "рафик" и, всхлипнув, произнесла: "Сохрани и помилуй его, Господь, он еще такой молоденький..."
      Карташов с Одинцом были шокированы увиденным на дороге. Их поразили запахи сгоревшего человеческого мяса и эти запахи напомнили Карташову его поездки в крематорий.
      - Какой дьявол свел этих людей в одном месте? - спросил Одинец. - Я иногда думаю, что нами кто-то бестолково дирижирует. Одного толкнет на пехотную мину, другого, как этого парня, в пекло огня.
      Карташов ощутил, как шедший навстречу автофургон, обдал их мощной воздушной волной.
      - Куда ты гонишь, Серега? - Одинец даже ухватился за баранку. - Если жить надоело, сделай одолжение, отправляйся на тот свет один.
      - Туман действует на меня резко отрицательно...И сцены такие, что не хочешь, а втемяшишься в столб...Где тут поблизости можно купить пейджер? вдруг сменил тему разговора Карташов. - А может, отдать Татарину один из наших мобильников?
      - Что-нибудь придумаем, ты ведь все равно к нему сейчас не поедешь.
      - Сегодня, когда вернемся, ужрусь в стельку. А если этого не сделаю, убью Брода. Или тебя, оптимиста...
      - Тебя, Мцыри, сейчас послать или по факсу? - Одинец сдвинул свои выгоревшие брови.
      - Но я должен разрядиться, а самая лучшая разрядка - это стрельба по двуногим гадам...
      - Одинец понимал, что его напарник находится на грани психического срыва, а этого ни ему, ни самому Карташову в тот момент не нужно было.
      - Давай, Серго Орджоникидзе, не будем так далеко загадывать, мы только что с тобой видели, какие незапланированные вещи происходят в жизни... Сейчас сверни налево и по прямой гони до самой Ткацкой, - в голосе Одинца послышались увещевательные, усмиряющие нотки...
      Когда они уже были в клинике Блузмана, к ним вышел Брод и велел ждать. Однако в жданках прошло более трех часов. За это время Одинец выкурил одиннадцать сигарет, а Карташов успел увидеть два сна - он задремал, положив голову на скрещенные на баранке руки. В первом сне все было хорошо: поезд, а он в купе за столиком, уставленном бутылками и разными дорожными закусками. Напротив, откинув голову к стенке и закрыв глаза, как будто сидит Галина Снежко. Она беззвучно шевелит губами, но он наверняка знает, что она читает стихи Есенина. Ему кажется, что это его сестра, но по кольцу на среднем пальце женщины, он понимает, что тут что-то не то...
      Во втором сне он увидел почти реальные события 1993 года. Через туннель под Белым домом им надо было попасть в подвальное помещение, чтобы перекрыть отход баркашовцев. С Карташовым было четыре тюменских омоновца и двое бородатых типов, хорошо знающих московские катакомбы.
      Они прошли целый лабиринт подземелий с несколькими, разного уровня, переходами, со стальными громоздкими дверями. Половина из них была закрыта с помощью штурвальных запоров, другая, наоборот - настежь, проемы в густой паутине. Когда они вышли на развилку, откуда-то сверху послышались лязгающие звуки и отдаленные голоса. Карташов рукой дал понять, чтобы бойцы заняли позицию по обеим сторонам туннеля, за поворотом. Бородачам он приказал отойти назад. И наконец, в темном далеке туннеля мелькнул и заплясал сначала один, а затем несколько лучей от карманных фонарей. Группа людей приближалась к перекрестку. В отсветах портативных фонарей мелькнул вороненый ствол, камуфляж, круглая белая свастика на рукаве черной униформы, тяжелые шнурованные ботинки десантников.
      К Карташову подошел сержант Пантелеев и шепотом сказал, что, дескать, силы неравные и можно здесь остаться навсегда. И так же шепотом, Карташов послал его к такой-то матери, добавив, что если он боится, может уходить. Однако сержант остался, хотя нервы свои не сдержал: подправив ствол автомата, он выстрел, послав веер пуль поверху туннеля. Троекратное эхо оттолкнувшись от бетонных стен, раскатистой волной покатилась по всем закоулкам подземного лабиринта. В ответ понеслись огненные хлысты автоматных очередей и Карташов, крикнув "Ложись!", упал на сочащееся влагой дно. Он больно ушибся локтем о бетонку, однако автомат удержал в руках.
      Когда первые сумасшедшие звуки стихли и наступила тишина, с той стороны крикнули: " Кто бы вы ни были, освободите дорогу по-хорошему! Кто у вас за старшего?"
      - Я, старший лейтенант МВД, тюменский ОМОН, а кто вы?
      - Мы - будущее Росси, дубина! Уведи своих людей и с нас - бутылка... раздался смех и среди деланно-веселых перекатов голосов Карташов уловил очень знакомые нотки.
      - Эй, Слон, - крикнул Карташов, - может, объяснишь, с кем под ручку и куда гонишь?
      Смех умолк. И в тишине прозвучал отчетливый ломающийся от волнения баритончик Бандо.
      - Идем ставить растяжки, чтобы такие, как ты верноподданные сукины дети, не мешали нам отдыхать...Твоему режиму хана...
      - Вообще-то я рад тебя приветствовать, Слон! Это говорит о том, что боженька существует... Иди сюда, поговорим по душам, и, может, вспомнишь, кто такой Иуда...
      По каменному желобу что-то покатилось в их сторону. По звуку, по ситуации было ясно - это катится гексогеновое яичко по имени РГ. Она стальной мышкой продрябала мимо них и, прокатившись еще несколько метров, сверкнула и разродилась бурей. Карташов лежал лицом вниз, закрыв голову обеими руками. Взрывная волна прошла поверху, как следует погладив его по лопаткам. Не слыша собственного голоса, он крикнул: "Бьем, сволочей, на поражение!" и первым начал стрелять. Лежащий рядом сержант, размахнулся и бросил вперед гранату, то же самое сделал еще один омоновец. В колодцах, где много бетона, пазух и нет выхода для возмущающейся взрывной силы, даже чих кажется громом. Взрыв двух гранат походил на землетрясение.
      Раздались стоны, и неукротимая, тяжелая матерщина. Значит, кого-то достало до последнего нутра.
      - Эй, Слон, вы что - там заснули? - крикнул Карташов. - Может, еще ложечку манной кашки дать?
      Длинные очереди, одна за другой, просквозили в туннеле и снова тишина.
      - Вот так всегда, - неизвестно кому сказал сержант Пантелеев. - насрут и - в кусты...
      ...Карташов почувствовал, как кто-то толкает его в бок. Открыл глаза, огляделся - славу Богу, не туннель, рядом Одинец. Что-то говорит. С трудом врубился.
      - Мцыри, ты же во сне плакал, может тебя отвезти в дурдом, пока ты совсем не чокнулся?
      Закурил. Остаток сна еще дымился в далеких глубинах уходящего подсознания.
      - Видел во сне Бандо. Устроили с ним легкую перестрелку, почти как в жизни...
      Вышедшего из клиники Брода сопровождал Николай. В руках у него был небольшой ящичек, очень похожий на портативный холодильник.
      - Осторожно, - предупредил Брод, - подложи, Никола, под контейнер что-нибудь помягче, а главное, чтобы он по кузову не елозил. - И к Одинцу: Саня, это то, что нужно срочно...повторяю, срочно отвезти в Воронки и отдать Музафарову. Он предупрежден...Будет ждать. Не забыл, куда ехать?
      - Только отдать и все?
      - Нет, не все. Он вам передаст пакет...но и это еще не все. - Брод раздумывал - видимо, не совсем был уверен, в том, что хотел сказать. Но решился.
      - После того как отдадите это, - кивок в сторону салона, - постарайтесь проследить его дальнейший путь. Я понял так, что протез сегодня же будет доставлен в одно место, о чем я и хочу знать...
      - Мцыри приснился Бандо, значит все будет хорошо, - улыбнулся Одинец и вставил в рот сигарету. - Гоним, Серый, я страшно хочу яичницы с луком и со шпиком...
      Брод:
      - Мцыри, ты езжай поаккуратней, не нарушай правил и... - снова Брод замялся. - Словом, делайте что хотите, но груз доставьте. А Никола вас подстрахует...он будет позади дымить...
      До Воронков добирались с происшествиями: в районе Новоникольского их "шевроле" остановили на милицейском посту и попросили предъявить документы. Более того, подошедший молодой, мордастый, сержант потребовал открыть для досмотра двери салона. Одинец, выставив из кабины ногу, стал препираться с блюстителем порядка. Карташов же, сжав до боли в ладонях баранку, начал про себя вести счет. Это его всегда успокаивало. Их выручил ехавший позади Николай. Очевидно, увидев затормозку, он врубил пятую скорость и, бешено сигналя, направился в сторону КПП. Он пронесся мимо с такой скоростью, что милиционер, стоявший возле "шевроле", едва не был сбит с ног воздушной волной. Сержант запоздало взмахнул жезлом, но увидев удаляющийся задок "девятки", кинулся к милицейскому лендроверу. А второй, мордастый мент, потеряв интерес к ним, махнул рукой - мол, убирайтесь и без вас тут хлопот хватает..
      Одинец захлопнул дверцу и взглянул на Карташова - тот истуканисто смотрел вперед и лишь молотящие щеки желваки выдавали его волнение.
      - Могли загреметь, - сказал Одинец. - Сегодня Никола был на высоте, приедем домой я ему поставлю бутылку...
      - Еще не вечер, - у Карташова было муторно на душе - и погода не та, и частые посты гаишников, и ощущение чего-то противоестественного в его положении. А главное - сознание, что позади, в салоне, стоит голубенький, безобидный на вид контейнер, в котором...Впрочем, о конкретике он старался не думать. - Хочешь анекдот?
      - Валяй! Только короткий...Я длинные анекдоты не понимаю...
      - Короткий не знаю...Живут в одной коммунальной квартире профессор и студент-пьяница. И каждый раз, возвращаясь ночью домой, студент с грохотом снимает сапоги и будит профессора. И каждый раз этот профессор умоляет студента не шуметь по ночам. Как-то студент пришел заполночь и, скинув один сапог, заебенил им в стенку, но, вспомнив про несчастного соседа, не снимая второй сапог, упал на кровать и заснул мертвым сном. Через час раздается истошный вопль профессора: "Вы когда-нибудь снимите второй сапог?"
      - Анекдот, прямо скажем, на троечку с минусом...-- Одинец выбросил в форточку сигарету. -- Пьяный милиционер не может открыть кильку в томате: "Откройте! Милиция!" Как? Острее?
      - Что-то тебя все время тянет на тему милиции, уж случайно, ты из ее славных рядов?
      Им позвонил Николай и сказал, что ждет их на повороте на Мертвом поле, где раскинулись владения Музафарова.
      - Ушел от ментов? - спросил его Одинец. - С меня, Никола, бутылка, но поскольку ты не пьешь, я тебе куплю килограмм леденцов...
      Возле дома Музафарова их уже ждали. К ним подошел тот же человек, который недавно был в Ангелово и вел переговоры с Бродом.
      - Где контейнер? - спросил он и взялся за ручку двери "шевроле", но его остановил Одинец:
      - По-моему, мы в твою тачку не лезем, верно? - Саня отодвинул дверь и залез в салон. Оттуда протянул синий ящичек с широким пластмассовым ремнем-ручкой. - Бери, но мне велено передать это в руки самого хозяина.
      - Я здесь, - послышался мягкий голос Музафарова, вышедшего из калитки. - Боря, возьми контейнер и отнеси его в джип, - обратился Музафаров к своему подчиненному.
      Сам подошел к "шевроле":
      - Кто из вас тут главный, - быстрый взгляд черных глаз-бусинок просветил гостей.
      - Мы все тут начальники, - набирая шутливый тон, ответил Одинец. - А какие проблемы?
      - Брод велел вручить вам пакет, - Музафаров из-за спины достал большой желтый конверт. - Эту посылку нельзя ни терять, ни оставлять в чужих руках... - Медленным шагом он подошел к машине и положил пакет на сиденье "шевроле"... Передайте своему шефу мою благодарность и, если потребуется моя помощь, он может на нее рассчитывать...
      Музафаров развернулся и пошел в сторону ворот. Карташову бросился в глаза узенький, кавказский ремень, перетягивающий его объемную, выходящую из краев фигуру.
      Все остальное они сделали, как велел Брод. Отъехав от усадьбы Музафарова, припарковались возле развилки, которую при всем желании нельзя миновать, выезжая с Мертвого поля. Машина Николая заняла позицию у рощицы, возле дорожного указателя, на котором белая стрела указывала направление "Химки".
      И действительно, со стороны Воронков показался бежевый джип, в сопровождении двух иномарок: впереди шла серебристая "ауди А3", замыкал кортеж вишневый "ровер 400, хэтчбек"...Чтобы не мозолить глаза преследуемым, Карташов с Одинцом пересели в "девятку", а Николая посадили за руль "шевроле". Договорились, что на всякий случай он будет плестись позади, не приближаясь менее чем на пятьсот метров.
      Кортеж Музафарова между тем, миновав Рублево, через развязку на МКАД, съехал на проселочную дорогу и устремился в сторону Екатериновки. И там, возле довольно многолюдного универмага, джип остановился, а сопровождавшие его "ауди" и "ровер" заняли выгодные позиции на подъездах к главной улице. Карташов припарковался за афишной тумбой, неподалеку от табачной лавки.
      Ждать пришлось недолго. Из-за поворота, минуя семиэтажный дом, показалась "скорая помощь" и подъехала вплотную к джипу. Карташов с Одинцом вышли из машины и выбрали подходящий обзор зрения. Они видели, как их контейнер быстро и незаметно для постороннего взгляда перекочевал из джипа в "скорую помощь"...И та не ожидая ни минуту, стронулась и, набирая скорость, скрылась за домами.
      - Видишь, Мцыри как можно легко лохануться! Если ты ее упустишь, Брод сдерет с нас три шкуры.
      "Скорую" они нагнали на Рублевском шоссе. К их удивлению, ее уже сопровождали две другие "скорые помощи", неизвестно откуда здесь появившиеся. Миновали Осеннюю улицу, проехали улицу академика Павлова и как-то неожиданно свернули на дорогу, на которой стоял указатель "Центральная клиническая больница".
      - Не сворачивай, - сказал Одинец, - нет смысла, нас все равно туда не пустят.
      "Скорые" на полном ходу подкатили к шлагбауму, который без промедления взлетел вверх, и все три санитарные машины втянулись на территорию главной больницы страны.
      - Вот это номер, чтобы я не помер, - прокомментировал такой исход Одинец. - Какому-то высокому чину будут вставлять почку солдата. Что ж, это не самый худший выбор...А то могли бы от бандита...Представляешь, Мцыри?!
      - Брод захочет узнать, с кем это связано. Наверняка захочет...
      - Вряд ли, но это не проблема. Ты думаешь, тут нет лазеек, через которые местные повара таскают шабашку? Если надо, найдем и узнаем, это даже мне интересно.
      После того как они вернулись в Ангелово и вручили Броду пакет, который им передал Музафаров, Вениамин на глазах преобразился.
      - Старики, - сказал он, - сегодня я выдаю вам получку и премиальные. Но сначала, вы отвезете на могилу Галины надгробие, а весной, когда осядет земля, поставлю ей памятник.
      Вечером, когда они все хмельные, вели беспредметный разговор о том о сем, диктор НТВ Миткова, как обычно, тарахтя, сообщила новость дня: президент России, ввиду обострившегося бронхита, был помещен в Центральную клиническую больницу...Услышав такое известие, Карташов с Одинцом переглянулись, им показалось, что в словах диктора заключен смысл, который каким-то образом связан с тем, чем им пришлось заниматься днем... И лишь Николай не повел и ухом, он как-то нудно ковырялся в тарелке, стараясь подцепить на вилку неуловимую шляпку шампиньона...И каково же было удивление Карташова, когда он услышал глухую, словно предназначенную тарелке, речь Николая: "Шунтирование, братцы, бесследно не проходит...восемь часов под общим наркозом...почки лопаются, как перегоревшие предохранители..."
      - Никола, что ты там шепчешь? - крикнул Одинец. - Может, тебя сглазили, иди умойся холодной водой...
      - Ничего, особенно, просто фантазии на вольную тему... О том, какому лицу конкретно предназначается наш протез, история умалчивает и, возможно, для нас это даже к лучшему... Подай, пожалуйста, Саня, бутылку с минералкой, на сухую грибы что-то не идут в горло...
      Брод был в отключке: осовелым взглядом уставился в телевизор, ни черта, однако, оттуда не черпая. Он пребывал в тупой, пьяной эйфории и этим, видимо, был счастлив...
      Сходка калек
      Образ Галины неотвязно стоял перед глазами Карташова - и когда бодрствовал и, особенно, когда погружался в ночную дрему. Но столь деспотическая власть воспоминаний его не устраивала и он, стараясь с собой сторговаться, придумывал массу абстрактных картинок, которые могли бы отвлечь от тягостных мыслей.
      Чтобы не раскисать, Карташов на следующий день после передачи протеза команде Музафарова, отправился на свидание с Татариновым.
      Шел снежок, слегка подмораживало. Он ехал с учетом гололеда и потому отрезок пути, который раньше покрывал за сорок минут, теперь отнял час с лишним.
      Увидев Татаринова, Карташов матюгнулся. Тот сидел на своей убогой подставке, без головного убора, держа в посиневших пальцах потухшую сигарету. Не выходя из машины, Сергей обратил внимание на продавщицу книг она уже была в вязаном берете и черных шерстяных перчатках. У нее тоже посинел нос и, судя по всему, торговля у нее шла вяло. Люди, словно тени, бесконечным потоком входили и выходили из метро.
      Он подошел к Татарину, и в шаге от него остановился. Тихо сказал:
      - Сиди, Кот, не оборачивайся.
      Татаринов услышал и все понял.
      - Запоминай номер моего мобильника, - так же заговорщицки произнес Карташов, и дважды назвал цифры. - Надо собраться и обсудить один план.
      Татарин кивнул головой.
      - Надень берет, простудишься и в своем подвале загнешься, - сказал Карташов. Затем он подошел к продавщице и переговорил с ней.
      - Вы знаете, Костю сюда привозят какие-то странные люди, а вечером забирают... Я бы их убила, они с ним обращаются, как с вещью...Такие бесцеремонные жлобы, хватают, словно мешок с опилками и тащат в машину...
      - Ничего страшного, - нейтрально сказал Карташов. - Он пережил еще и не такое, переживет и это...Я вам оставлю для него телефон...сотовый, и я думаю, скоро у него не будет этих опекунов.
      - Такие наглые лбы, - продавщица взяла от него трубку, завернутую в целлофан, и спрятала во внутренний карман своего пуховика. - Знаете, мы однажды с девочками хотели его забрать к себе домой...Хотя бы на время, так он ни за что. Он чего-то явно боится.
      - Утрясем...Если я вам на днях позвоню, не пугайтесь.
      - А вы мне покажите, как им пользоваться.
      - Верхняя, слева кнопка. Нажмете и слушайте...Что бы мне у вас купить?
      - А вот только что сегодня поступила новая книжка Александры Марининой. Наша Агата Кристи...
      Но Карташов взял в руки томик Владимира Высоцкого.
      - Давно хотел почитать его стихи да что-то не попадались на глаза.
      От того места, где Карташов стоял, он увидел, как к Татаринову подошел какой-то мужчина, в старой мятой шляпе и выбившимся из-под пальто свалявшимся шарфом. И начался базар. Явно подвыпивший гражданин громко, развязно стал втолковывать Татарину, насколько тот позорит себя и всю российскую армию. Вмешалась проходящая мимо женщина и вспомнила все, что пишут оппозиционные газеты о режиме "пахана Ельцина". И про войну в Чечне вспомнила, и про шахтерские забастовки, и не забыла про первую Отечественную войну 1812 года... Женщина готова была стереть выпивоху с лица земли, но тут подвалили еще двое не самых трезвых мужиков России и тоже стали высказывать свои точки зрения...
      - Вот так по десять раз на дню, - с улыбкой сказала продавщица. - Люди, словно сумасшедшие. Одним не нравится, что он позорит форму российских вооруженных сил, другим - что он жертва социальной несправедливости.
      - Извините, а что вы сами об этом думаете? - спросил он продавщицу.
      - Ничего. Сидит человек, никому не мешает, так и вы ему не мешайте. Не хочешь - не подавай, а зачем оскорблять? Человек и так наказан жизнью... На ее глазах показались слезы.
      - Я вам оставлю денег, вы, пожалуйста, купите ему сигарет и что-нибудь горячего на обед. Если, конечно, вы можете покинуть свой пост...
      - Да тут на месте все можно купить. Вон, бабка торгует горячими чебуреками, в любом киоске - сигареты...Я ему вчера перчатку принесла, но он ее не хочет надевать...
      ... О своей поездке к Татарину Карташов рассказал Одинцу, но тот был озадачен другим.
      - Ты знаешь, что Брод исчез? Пропал. Как с горизонта белый пароход, Одинец сделал рукой гладящий жест.
      - А где Николай?
      - Они с Валентином в панике и не исключают, что это продолжение разборки. Но я так не думаю, потому что банда Фикса уничтожена...
      - Но чудес-то не бывает, - Карташову захотелось оказаться как можно дальше от Ангелово. - Кто видел его в последний раз?
      - Вечером, как обычно, Веня отправился в свою комнату. Николай разговаривал с ним в районе двенадцати ночи. А сегодня утром Брод не явился на завтрак. Постель разобрана, часы на тумбочке заведены, кейс - в шкафу. Вроде бы никаких примет внезапного исчезновения...
      - Может, и нам с тобой отсюда слинять? - не то спросил, не то констатировал Карташов.
      - Мне некуда линять. Еще пару дней выждем, возможно, кто-нибудь проявится и поставит нам интересные условия.
      - А там смотришь, неуловимый мотоциклист перекинет через забор ухо или нос нашего дорогого Брода?
      Вопрос остался без ответа. В комнату вошел Николай - как всегда по-спортивному собран и по-военному держит выправку.
      - Ну что, гаврики, будем делать? - спросил он.
      - Наверное, то же самое, что делали до сих пор, - ответил Одинец. Веня еще не появился?
      - Боюсь, что сегодня... - Николай взглянул на часы, - впрочем, время еще есть...
      - Мы тебе еще нужны? - спросил Одинец.
      - На всякий случай будьте на месте. Я пригласил сюда еще два человека из охранной фирмы. Возможно, сегодня все прояснится. Или Брода какая-то сволочь захомутала, или он куда-то рванул по экстренным делам.
      Однако к вечеру, действительно, все прояснилось. Из окна своей комнаты Карташов увидел подъехавшее к воротам такси, из которого вылез Брод. В руках у него был кейс, и Карташов вспомнил недавние слова Одинца, что кейс Брода находится в шкафу.
      Карташов спустился вниз, где уже были Николай и Одинец с Валентином. Брода встретили гробовым молчанием. И он, видимо, понимая причину этого молчания, старался быть непосредственным.
      - Вольно, господа офицеры! Надеюсь, в розыск не подали?
      - Уже собрались, - Николай старался не смотреть в глаза шефа. - Ребята начали нервничать, а я им ничего определенного не могу объяснить.
      - Это хорошо, что нервничают, бдительнее будут. Верно, Мцыри?
      Карташов, кинув взгляд на кейс. Который держал в руках Брод, вспомнил, что точно такой же чемоданчик он уже видел. Кейс, без сомнения, принадлежал Таллеру, о чем свидетельствовала поперечная царапина в левом углу крышки. Карташов заметил, как Одинец тоже зырнул по кейсу напряженным взглядом.
      Вечер прошел спокойно. Ужинали по семейному, и Карташов даже себя ругнул за давешние сомнения насчет Брода. После ужина они с Одинцом сыграли несколько партий в нарды и дважды выходили на балкон перекурить.
      Когда Карташов уже лежал в постели, Одинец с полотенцем через плечо вышел из комнаты. И Карташов, естественно, не мог видеть, как Одинец, сунувшись в ванную, и обнаружив там Брода, сменил курс и, крадучись, вошел в комнату Вениамина. Зайдя туда, он вгляделся и подошел к бельевому шкафу. Кейс, с которым Брод вернулся из таинственной отлучки, лежал на средней полке рядом с другим, принадлежим Броду кейсом. К его удивлению, замки были открыты и Одинец приподняв крышку чемоданчика, увидел тугие пачки долларов, перетянутые тонкими резинками. Отдельно, в целлофановом кульке, поблескивал желтый металл. Осторожно прикрыв дверцу шкафа, Одинец вышел из комнаты.
      Когда он вернулся, Карташов уже посапывал.
      - Мцыри, ты уже спишь?
      - Нет еще, только собираюсь.
      - Как ты думаешь, куда ходил Брод?
      - Здесь может быть миллион версий и одна из них самая вероятная экстренный визит к женщине.
      - Возможно. Если завтра, никто не исчезнет, давай проведем рекогносцировку на местности. Посмотрим, где фурычит подпольный водочный завод...Как эта фирма называется?
      - Кажется, "Голубая лагуна".
      - Неплохо звучит для конторы, спаивающей всю Москву круткой.
      ...Утром Одинец переговорил с Бродом и попросил "добро" на выезд в город. Вместе с Карташовым. Версия: во-первых, приодеться к зиме и, во-вторых, отвезти Мцыри на Поклонную гору. В музей Великой Отечественной войны...
      Они выехали на "шевроле". Первую остановку сделали возле фирменного магазина "Связь-инвест", где купили несколько пейджеров. И там же их зарегистрировали и получили для каждого свой абонентный номер. Затем они подъехали к метро и Карташов, как и накануне, не подходя близко к Татаринову, спросил у него - может ли тот на час отлучиться?