Визит в крематорий

Завтракали втроем: Брод, Николай и Карташов. Его несколько удивило, когда сидящий напротив него охранник взял блюдо с осетриной и протянул ему.

— Попробуй-ка, по-моему, засол что надо.

— Идет, — буркнул Сергей и вилкой подцепил два тонких пластика рыбы.

Около трех часов дня он услышал звук автомобильного движка и подошел к окну. Во дворе стоял вишневого цвета «фольксваген», от которого в сторону крыльца шагал человек с большой через плечо сумкой. Через пару минут в комнату вошел Николай и сказал: «Пойдем, Мцыри, фотографироваться». Внизу, в холле, их ждал фотограф, раскладывающий на столе богатую аппаратуру.

Съемка заняла не больше десяти минут, после чего фотограф сразу же уехал. А буквально через два с половиной часа к Карташову вошел Брод и протянул документы: паспорт, водительские права и техталон. Сергей кое-что в жизни повидал, но такая оперативность его просто потрясла.

— У тебя что, волшебники трудятся? — спросил он у Брода.

Заглянул в паспорт. Шмыгнул носом, не зная, куда деть руки и глаза. Однако все три документа уверенно засунул во внутренний карман ветровки, висевшей на спинке стула.

— Теперь ты коренной москвич… Анатолий Иванович Карпенко, — сказал с улыбкой Брод, — Можешь лететь на все четыре стороны.

— И чем я тебе за это обязан?

— Перестань, кто кому обязан, это еще большой вопрос… У меня освободилась одна штатная единица, если не возражаешь, можешь у меня поработать. Правда, день ненормированный, оплата почасовая и плюс премиальные за риск. Молоко за вредность будешь покупать за свой счет…

Когда Брод улыбается, у него на лбу кожа туго натягивается и становится гладкой, словно отутюженной.

— А если я твое предложение не приму, эти ксивы заберешь назад?

— Ты не спеши. У тебя есть время обдумать, но независимо от этого, я попрошу тебя завтра съездить с Николаем в одно место. В дороге хорошо думается, но я тебе, Мцыри, честно скажу — я хотел бы, чтобы ты мое предложение принял.

— А мне, собственно, выбирать особенно не из чего и, возможно, мы с тобой договоримся.

— Вот это то, что мне надо. А теперь, Серго, давай выкладывай, как ты оказался в Москве и что ты делал на Рижском вокзале?

Во время рассказа Брод реагировал отдельными репликами и наводящими вопросами типа: «Сколько дней рыли подкоп?» или недоверчивым: «И все 96 человек дали деру в одну ночь?» Иногда в его словах сквозило ирония, которая, впрочем, сменялась сочувствием, а порой и состраданием. Когда Карташов кончил говорить, Брод с сожалением сказал:

— У нас в Латвии есть деловые интересы, жаль тебе нельзя там показываться…

— Даже с такими документами?

Вечером к нему зашел Николай и сказал, чтобы он спустился вниз. Там уже находился Брод, сидящий в кресле напротив телевизора.

— Садись, Мцыри, послушаем, что о нас будут говорить, — Брод указал рукой на рядом стоящее кресло.

И действительно, к концу «Вестей» диктор рассказала о криминальных разборках. На экране, крупным планом, возникло элегантное здание Рижского вокзала и голос за кадром прокомментировал: «Вчера, среди бела дня, двое неизвестных пытались застрелить спускавшегося по этой лестнице неизвестного человека, выходящего из пункта обмена валюты. Однако его охранник убил одного из нападавших, а другого нападавшего оглушил бутылкой с пивом какой-то посторонний и до сих пор тоже не установленный человек. К слову сказать, этот же человек помог жертве нападения и его раненому охраннику сесть в машину и скрыться с места происшествия. По факту разбойного нападения возбуждено уголовное дело, ведется расследование».

Затем видеокамера наехала на зелено-белый фасад вокзала и Карташов увидел отчетливые следы от пуль. Огромная витрина была забита куском фанеры. Через мгновение на экране появились два фоторобота. Первый, по мнению уголовного розыска должен соответствовать человеку, на которого было совершено нападение, а второй — тому, кто помог жертве уносить ноги.

Брод прокомментировал:

— Вот после этого и скажи, что наша милиция не умеет работать. Эти фотороботы похожи на нас так же, как оглобля на удочку.

— Не скажи, меня они схватили более или менее правдоподобно, только слишком пышные усы пририсовали…

— Потому что ты на вокзале долго ошивался и тебя могли видеть сразу сто человек…

— Это скорее всего работа спекулянтки, которая приставала с билетами. Дешевка щербатая… А почему нет фоторобота третьего, того, кто с твоим кейсом оторвался на девятке? Тип с бородавкой на щеке…

— Долго им придется искать иголку в стоге сена, тем более, если ее там нет. Иди, Мцыри, и спокойно отдыхай. Это хорошо, что этот фильм про себя мы с тобой увидели…

— Но для тебя было бы лучше, если бы еще сказали, кто тебя пытался расконторить.

— Это дело времени, Бог не фраер, он шельму метит.

Ближе к ночи у Карташова разболелся желудок. Словно кол вбили в правое подреберье. Он порылся в карманах и достал упаковку «Викаира». Заодно принял снотворное, которое однако оказалось бесполезным.

Он лежал с открытыми глазами и мысли, словно цветные бабочки, перелетали с одной веточки воспоминаний на другую.

Утром его разбудил Николай.

— Примерь, — сказал он и кинул на кровать темный костюм. Рубашка с галстуком уже лежали на кресле. Кожаная куртка — на стуле.

— Одну минутку, только сполоснуть, — он привык утро начинать с холодного душа.

Сорочка оказалась немного узкой в плечах, зато костюм пришелся в самую пору.

— Жених, мать твою! — воскликнул охранник. — Ты, старик, неплохо поднакачен, наверное, за колючкой зря время не терял.

— Это остатки былой роскоши, — Сергей никак не мог справиться с галстуком. Отвык.

Помог Николай.

— Если завязать двойным узлом, — сказал он, — будет короток, а надо, чтобы до ширинки… По моде…

— Завяжи, как у тебя, а заодно открой секрет — куда поедем?

— Рабочее задание даю не я. Поправь манжет и застегни вторую пуговицу на пиджаке.

Основательно позавтракали, после чего состоялся разговор с Бродом. Тот уже был причесан, лоб и щеки блестели после только что принятого душа. По всему было видно, что человек вполне оклемался.

— Никола, — обратился Брод к охраннику, — покажи Карпенко Анатолию Ивановичу Москву, после чего… — он взглянул на часы, — Примерно, к двенадцати подъедите к клинике и возьмете груз. По дороге купи Мцыри солнцезащитные очки-хамелеоны.

— Какую брать машину?

— «Шевроле», сегодня груз габаритный, — ответил Брод.

Карташов пошел следом за Николаем. Во дворе он заметил два телемонитора, вдоль забора вышагивал невысокого роста парень в кожаной куртке, другой стоял у ворот.

Брод открыл двери — пологий спуск вел в гараж. Он был ярко освещен и Карташов увидел те же машины, которые он уже видел в первый день пребывания в Ангелово.

— Слышь, Никола, от проверок на дорогах уклоняйтесь. Этого нам не надо…

— Зачем Веня это говорит, ведь у меня ксивы в порядке? — спросил Карташов охранника.

— Дело не в тебе, а в том, что мы повезем.

— Ракету, что ли?

— Не говори ерунды. Все совершенно невинно по сравнению с тем, что сегодня творится кругом. Выедешь из ворот, сворачивай направо и поезжай до второй поперечной улицы.

Николай был в роли штурмана — подавал команды и Карташов, приладившись к управлению, довольно уверенно мчался по улицам Москвы. Он ее не узнавал. После побега из лагеря, скитался по Подмосковью, связался с бомжами и почти никуда из шалманов не выходил. Сейчас город для него распахнулся во всю свою могучую ширь. Нарядные витрины и тысячи афиш и убойная реклама, в полдневных лучах солнца, особенно притягивали взгляд. Иногда он мимолетно оглядывал толпу, выхватывал из нее лица отдельных женщин, как будто надеялся увидеть среди них свою сестру.

— Сейчас заедем на Поклонную гору или потом? — спросил Николай.

— Давай сначала сделаем дела, а потом отправимся на экскурсию.

Позади остались Нижегородская улица и шоссе Энтузиастов. По Госпитальному валу они въехали на проспект Буденного.

— Возле метро «Семеновское» свернешь на грунтовку… Нам нужна улица Ткацкая, возле Старообрядческого кладбища.

— Понятно, — Сергею не хотелось говорить. — Включи, Никола, магнитофон, попросил он охранника, и взял из пачки сигарету.

— Вон, видишь, блестит небольшое озерцо? Объедешь его с правой стороны и возле коричневого заборчика тормознешь.

Карташов так и сделал и был немало удивлен, когда «заборчиком» оказалась настоящая Китайская стена, выложенная из гранитных блоков. Сквозь крону старых кленов угадывался угол особняка, с большими окнами и красной черепичной крышей.

— Немного подожди здесь, — сказал Николай и едва уловимым движением выдернул ключ зажигания. — Не обижайся, старик, это на всякий случай…

— Мне-то что, — Карташов в приоткрытую дверь смотрел на озерцо, по которому плавали десятка полтора жирных уток. «Не доверяет хмырь», — но это открытие, высказанное про себя, его ничуть не тронуло.

Из открывшихся ворот вышел Николай. Он вернул ключи, но сам в кабину не полез, видимо, хотел сгладить не совсем корректную ситуацию.

— Поезжай на территорию и остановись возле второго крыльца, — велел охранник Карташову.

Двор был широкий, с асфальтовыми дорожками, всюду густо разрослись туи, жасмин и рододендроны. Было ощущение будто он попал в ботанический сад…

Заглушив мотор и положив руки на баранку, он стал ждать. Однако отдыхать ему долго не пришлось: подошедший Николай позвал его за собой. Они поднялись по крыльцу из шести ступенек и сразу, за порогом, попали на лестницу, ведущую вниз. На них дыхнуло каменной прохладой.

Пройдя два длинных коридора, они оказались в ярко освещенной резекционной. На обитых алюминием столах лежали разрезанные трупы. На груди полного мужчины поблескивал кем-то оставленный скальпель. Пахло хлороформом и лизолом.

К горлу подкатила тошнота.

— Здесь курить можно? — спросил он Николая.

— Подожди, еще успеешь насосаться.

Лицо охранника тоже побледнело и сделалось не к месту озабоченным.

Из дальней двери вышел человек в зеленом халате и шапочке, закрывающей лоб и брови. Карташов узнал того, кто вместе с Таллером позапрошлой ночью был в Ангелово. Хирург Блузман… На лице эскулапа лежала печать усталости и озабоченности. Они пошли за ним, и вскоре, за обитой жестью дверью увидели деревянный, не обтянутый материей гроб.

— Справитесь вдвоем? — спросил Блузман и уступил им дорогу.

Вопреки ожиданиям, гроб оказался вполне подъемным и они без труда вынесли его комнаты и направились на выход. Прошли оба коридора и уже показалась лестница, когда вспотевшие пальцы Карташова соскользнули и гроб, потеряв равновесие, с грохотом полетел на пол. Крышка сдвинулась и углом больно ударила по ноге оторопевшего Карташова.

Бывают вещи, на которые лучше не смотреть. Они увидели то, что осталось от выпотрошенного водителя Брода. Торчащие концы ребер напоминали металлическую арматуру бетонного желоба. Живот — открытое вместилище, где вместо печени, желудка и кишок лежали окровавленные куски ваты. Но самое отвратительное заключалось в том, что ноги и голова лежали рядом.

— Возьми, придурок, себя в руки! — прикрикнул Николай, стараясь поднять и уложить на место крышку гроба.

Карташов не проронил ни слова. Сдерживая рвотные позывы, он со своей стороны приладил крышку, и снова взялся за днище.

— Тащим, — сказал он, и подал всем корпусом вперед.

Когда поднимались по лестнице, крышка снова угрожающе начала сползать и чтобы удержать равновесие, надо было идущему позади Карташову, поднять гроб до уровня груди.

Он чувствовал себя отвратительно. Казалось, нормальная жизнь навсегда кончилась и он попал в какую-то кошмарно-запредельную ирреальность. Но на улице, оглядевшись, он увидел вокруг себя прекрасный зеленый мир, голубое небо и яркие бутоны рододендронов, росших вдоль освещенных солнцем дорожек.

Задвинув гроб в машину, закурили.

— Что это за контора? — указывая сигаретой на здание, спросил Карташов.

— Экспериментальная клиника. Нас такие вещи не должны интересовать, тем более, мы сейчас поедем в более интересное место.

Движение на Пятницком шоссе было интенсивное и Карташов стал ошибаться. Дважды, меняя полосы, он чуть было не подставился под бамперы КАМАЗа.

— Если не соберешься, можем оказаться в его положении, — Николай мотнул головой в сторону кузова, где стоял гроб.

— Этого нам все равно не избежать, — философски отреагировал Карташов. От мельтешения машин и людей у него заслезились глаза.

Когда свернули с шоссе и подъехали к воротам, Карташов прочитал вывеску: «Митинское кладбище». Справа виднелись желтое кубообразное здание, от которого черной свечкой вверх уходила дымовая труба.

— Заезжай в ворота и рули вон к тому двухэтажному домику, — сказал Николай.

Притормозил как раз напротив заржавевшей таблички: «Крематорий».

Послышались душераздирающие ноты, из-за угла дома выходила траурная процессия, впереди которой медленно двигался черный лакированный катафалк. Обогнув росшие у стен крематория молоденькие сосенки, процессия по дорожке направилась вглубь кладбища. В глаза бросались характерные уголовные лица, сопровождавших катафалк. Венки в их руках напоминали по размерам скаты от трактора «Беларусь». Они заметно оттягивали руки и ленточки от венков вместе с длинными полами модных плащей полоскались у самой земли.

— Подай немного вперед и за мусорными контейнерами остановись, — сказал Николай.

Когда припарковались, охранник опять вытащил из колонки ключи и отправился улаживать дела. Карташов, чтобы не сидеть в тоске, вышел размяться. У стены, накиданные друг на друга, лежали мощные колосники — обожженные, потерявшие в испепелении человеческих тел свои огнеупорные качества. Тут же находились отслужившие свое газовые горелки, напоминавшие по форме реактивные сопла. Хоздвор, хотя и был заасфальтирован, однако наводил на размышления о российском разгильдяйстве. Три гигантских контейнера были переполнены кладбищенским мусором, а рядом с ними он разглядел под остатками венков порядочную кучу пепла. Он подошел к ней и шерохнул ногой. То, что он увидел, заставило его отвернуться. Это был кусок человеческого черепа с чудом сохранившихся остатками седых волос. Сергей отошел к машине, едва сдерживая тошноту, взял в рот сигарету. «Куда меня занесло? « — изумился он прихотям судьбы.

Он осмотрел рулевую колонку, ища подходы к электропроводке, чтобы соединить ее напрямую. Однако фокус не удался: на крыльце появился Николай в сопровождении пожилого, в рабочем сером халате мужчины. Тот на ходу закуривал, кашлял, сморкался на отлет и все это делалось одновременно. Когда они подошли к машине, Николай сказал: «Давай, Мцыри, подавай к крыльцу», — и бросил ему ключи.

Когда человек в халате заговорил, Карташову показалось, что это раздался скрежет железа о битое стекло.

— Мы его аккуратненько, без очереди поставим на салазки и поддадим жару, — скрежетал голос «печника».

Втроем они вытащили из «шевроле» гроб и, преодолев несколько ступеней лестницы и один поворот, попали в небольшое помещение, где было жарко и приторно пахло шашлыками. Карташов обратил внимание на то, как за чугунными дверцами двух печей полощется белое пламя с синими языками. Две другие печи, судя по снятым заслонкам и куче сложенных возле них огнеупорных кирпичей, находились в ремонте.

— Один момент, я счас, — скрежетнул «печник» — закончу эту плавку и возьмусь за вашего.

И действительно, через пару минут он сделал то, что полагается делать с сгоревшим, превратившемся в пепел товаром. Прочистив колосники и сбросив в отдельный поддон пепел от трупа, он выкатил из печи нечто похожее на носилки с колесиками. На них и поставил гроб. «Печник» несильным толчком задвинул его в горячее чрево и закрыл дверцу. Нажал на красную кнопку и процесс предания огню того, что осталось от человека, начался.

Николай стоял бледный, хотя и при внешнем спокойствии. Карташов отошел к холодной печи и отвлеченно стал рассматривать ее обнаженное жерло. «Вот он натуральный ад, — думал он, — его изобрели люди для себе подобных». Он видел как Николай, открыв свой пухлый портмоне, извлекал оттуда зеленые бумажки. И слышал, как жестяной голос «печника» лебезил:

— В любой момент — пожалуйста, милости просим. Только давайте посмотрим, когда я в следующий раз дежурю.

Они подошли к висевшему на стене графику и Николай, вытащив из кармана ручку и записную книжку, внес в нее нужную информацию.

Карташову хотелось простора. И когда они, наконец, оказались на улице, он широко раскрыл рот и стал втягивать в легкие воздух. И опять в ноздри шибанул далекий шашлычный парок.

Уже в дороге, Николай по мобильнику куда-то позвонил и, видимо, доложил о проделанной работе. Скорее всего он разговаривал с Бродом, ибо в какой-то момент охранник, взглянув на Карташова, сказал в трубку:

— Пока держится молодцом, только много курит. Конечно, заедем…

Дважды Николай корректировал курс, пока они не оказались в Рождествено, у торгового комплекса.

— Тебе, Анатолий Иванович, какая оправа больше нравится — роговая или металлическая?

Озадаченный вопросом, Карташов не сразу понял, о чем идет речь. Догадался, когда увидел как охранник входит в дверь, над которой серебристо отливает слово «Оптика». Его словно током ударило. Он бросил взгляд на колонку — ключи на месте. «О черт, может, у меня второго такого шанса больше не будет», — подбодрил он себя и включил зажигание. Подав машину немного назад, он объехал стоящий впереди старый «москвич» и выехал на середину улицы. Машина торопливо набирала обороты и он ее не сдерживал…

Через десять минут он уже был в Новобратцевском и припарковался возле коммерческого киоска. Купил бутылку минералки и пачку сигарет. На его удачу, в «бардачке» нашел путеводитель по Москве и по нему сориентировался. Надька Осипова жила на Дмитровской улице и в его памяти еще сохранились кое-какие приметы. Он вновь выехал на Пятницкое шоссе и, попивая из горлышка минералку, подался навстречу своей судьбе. И впервые за последние недели на душе у него посветлело. Ведь ничего плохого он не сделал — машину вернет, перед Бродом извинится, но зато увидится со Светкой. Он уже ощущал на своих губах приятную теплоту ее щеки.

Но, видимо, фортуне в тот день не сиделось на месте. Обогнув тяжелый трейлер, он, что называется, лоб в лоб столкнулся с постом гибэдэдэшников. Хотел тормознуть, но сзади напирал фургон, а спереди шли одна за другой легковые машины.

Милиционер в белых крагах и белой портупее, вразвалку, подошел к «шевроле» и козырнул. «Главное, чтобы у меня не дрожали руки, — пронеслось в голове Карташова. — Если ручонки дрогнут, сегодня же моя задница будет полировать нары СИЗО». Почти не дыша, он протянул в форточку документы. Краги слетели с рук милиционера и улеглись у него у него под мышкой. Заглянув в права, капитан кинул равнодушный взгляд на Карташова. Пролистал техпаспорт и замедленным движением все вернул. Только спросил: «Как насчет оружия, взрывчатки?»

— С этим у меня все в порядке, — сглотнул липкую слюну Карташов. — Жить еще не надоело…

— Тогда немного погазуй, кажется, у тебя неполное сгорание… Углекислого газа больше нормы…

Он нажал на акселератор.

— Дымит, словно сковорода с салом… Когда последний раз проверялся?

— На техосмотре все вроде бы было в норме…

— В норме? Тоже мне оптимист, — милиционер протянул документы, и так же вразвалку, пошел к следующей машине, которую остановил его напарник.

Справа проплыла башня жилого небоскреба, слева, в дымной низине, показались три огромные трубы какого-то завода и он вспомнил, что это одно из предприятий, день и ночь кремирующих бытовой мусор.

Он закурил, но это не помогло. Ожидание встречи со Светкой буквально трепало каждый нервик, поднимало в нем мутную волну противоречивых ощущений…

Засада

Шестнадцатиэтажный дом, где жила Надежда Осипова, находился на окраине микрорайона, среди таких же как сам исполинов, у подножия которых приютились многочисленные киоски, трансформаторная подстанция, «ракушки» гаражей и тенистая рощица из кустов акации и молоденьких лип.

Машину Карташов поставил с тыльной стороны дома, за подстанцией. Войдя в подъезд, он ощутил тошнотворный запах человеческой мочи. Он не стал дожидаться лифта и бегом устремился вверх по лестнице. Преодолев три пролета, он вдруг услышал приглушенные голоса. Он замер, сдерживая дыхание, предчувствие опасности стальным скребком прошлось по хребтине и достигло затылка. Он поднял голову, прислушался. Но его внимание привлек другой шумок, идущий снизу. Он наклонил голову к перилам, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть внизу. Однако вместо визуальной картинки он услышал отчетливые слова: «Слышь, Сеня, „черный берет“, кажись, бежит к вам, готовьте наручники».

Ловушка?

Карташов сделал два шага назад, остановился и снова поднялся на несколько ступеней. Внизу послышался топот ног. Сколько их — он не знал. Его мозг на мгновение заволокло какой-то мутной пеленой. Еще раз прильнув к перилам, он разглядел в их переплетениях нескольких человек — в гражданке, с хищно-агрессивной поступью, пружинистым шагом. И чтобы не обнаружить себя, он на цыпочках, мелким перебором ступеней, устремился им навстречу. Поворот, еще поворот и — лицом к лицу. Он прыгнул, выставив вперед ногу, и словно снаряд обрушился на того, кто бежал первым. Это был усатый, плотный оперативник, оказавшийся неготовым к подобного рода экспромтам. Он хотел увернуться от ноги Карташова, но ему помешал его товарищ, тоже не успевший избежать столкновения с летящим на них человеком.

Удар каблуком пришелся в переносицу и, наверное, Карташову удалось бы уйти, если бы не проворность двух других оперативников. Его схватили за ворот, за правую руку, за волосы, и с нещадящей силой вбили лицом в стену. Он услышал как один сказал другому: «Подними эту мразь и еще раз проведи харей по полу… За папу, за маму и нашего Витюшу… » Очевидно, они имели в виду того, кого Карташов сбил с ног и теперь лежащего лицом вниз на ступенях лестницы.

Сверху сбежали еще трое оперативников и, подхватив Карташова, поволокли вниз. Была страшная толчея, его то несли, то бросали и тогда его ноги бились о ступени. На самом выходе его еще раз припечатали лбом к почтовым ящикам, провели по ним, словно старались сгладить черты лица, умыть кровью, сшелушить кожу…

Его выволокли на улицу и кинули в открытые двери «рафика» и где-то далеко-далеко в ощущениях он выделил в запахах крови — запахи мочи и старой блевотины. Его стало рвать. От каждого надрывного движения голова билась о металлические ребра кузова, сознание проваливалось и возвращалось в томительных муках.

— Один мудак, кажется, отбегался, — глухой, кашляющий голос подвел какую-то черту.

— Надо было этому Монте-Кристо отбить яйца… Он же, сучара, небось бежал к бабе, трахаться захотелось…

— Это ей надо кол вбить в п… у, чтобы зря не манила.

— Поехали! — раздался командный, срывающийся от тяжелого дыхания голос.

Карташова качнуло. Щека ощутила мешающую бугристость, от которой несло гуталином. Он приоткрыл глаза и увидел носок зашнурованного ботинка.

Он чувствовал себя так же скверно, как чувствовал после первого выпитого стакана водки. При июльской жаре, на тощий мальчишеский желудок, с единственной закуской — чинариком папиросы «Спорт». Его мутило и выворачивало…

…Когда его вырвало, тот же ботинок, который был ближе к его виску, отодвинулся и саданул в скулу. «Сволочи», — еле слышно выдавил из себя Карташов.

— Гондон, он еще оскорбляет, — сказал один из оперативников.

— Приедем в отдел, устроим ему небольшую корриду. Я из-за этого пикадора сегодня потерял целый день. Моя на садовом участке одна вкалывает.

И когда, казалось, мрак и туман навсегда покрыли его сознание, «рафик» вдруг резко стал тормозить. Карташова бросило вперед, но чей-то жесткий носок ботинка ударом в лоб остановил его. Опять стошнило. Но что приятно: в неожиданно открывшуюся дверь пыхнул прохладный ветерок, ласково пригладив измученный затылок. И начался какой-то Армагеддон: за свежей струей воздуха, вдруг навалилась горячая волна — с треском, цоканьем, безумным звоном железа и мелким дождиком из стеклянной крошки.

— Смотри, бля, что они с нами вытворяют, — удивленно воскликнул тот, который сетовал о потерянном дне. — Да они нас в упор мочат… И голос увял…

Карташов приподнял голову, огляделся. И не поверил своим глазам: оперативники, которые еще секунду назад издевались над ним, теперь придавленные автоматной очередью к пахнущему мочой полу, затаив дыхание, притворялись мертвее мертвых.

Чьи-то цепкие руки выдернули его из дымного ада и куда-то понесли. Он услышал знакомый голос:

— Ты живой, Мцыри?

— Пить, — еле слышно прошептал Карташов, но ему никто не ответил. Хлопнула дверца и его тело вновь ощутило движение.

В себя он пришел в гараже, откуда они с Николаем выезжали на задание.