Я проснулся ранним утром от пронзительных криков и в первую секунду не мог сообразить, в чем дело. Ах да, лодки рыбаков уходят в море… Черт меня занес в этот Джеймстаун!
      Приехать сюда на пару дней меня соблазнил новый знакомый, немец из Мюнхена Хайнц — рыжий, поджарый. Как ему удавалось сохранять такую комплекцию, оставалось для меня полной загадкой — они с его юной японской подружкой умудрялись выпивать по нескольку литров пива в день. Львиная доля приходилась, естественно, на Хайнца — этакого законченного пивного алкоголика.
      Эта парочка уже месяц совершала совместное путешествие по Гане, а последнюю неделю они болтались в столице страны Аккре. Если же вы меня спросите, что такого особенного я делал в этой самой Экваториальной Африке, отвечу без утайки, честно и прямо глядя в глаза: «А вам какое дело?»
      «О! Джеймстаун! — влив в себя очередную пинту светлого и путая немецкие слова с английскими, выдыхал Хайнц. — Гвинейский залив, пальмы, белый песок… Старинная крепость, современный отель и притом всегда можно смотаться обратно в Аккру — всё рядом». Его «Йоко Оно» согласно кивала головой, что-то свиристела на своем птичьем языке и чуть ли не падала с высокой табуретки бара.
      Я, как дурак, согласился. Но Хайнц, как выяснилось, оказался баварским вариантом героя бессмертной оперы Глинки «Жизнь за царя».
      «Старинной крепостью» оказался обычный выщербленный каменный дом с невысокой башней и надписью «Джеймстаун» на стене. В прежние времена с высоты этой башни, вероятно, английские купчишки высматривали в бирюзовой морской дали долгожданные корабли с товарами и писали в штаны, как бы их добро не перехватили быстроходные галеоны испанских пиратов.
      Сам Джеймстаун уже давно из крупного колониального порта превратился в рыбацкий пригород Аккры, провонявший сырой, жареной и копченой рыбой. Да и назывался он теперь по-дурацки — Чокер.