Сцена 86. Дом Настасьи Филипповны. Обеденный зал. Интерьер.

Они вошли в зал, и расселись по разные стороны прекрасно сервированного стола.

– Не стесняйся князь, отведай моей кухни, сам готовил, – похвалился Рогожин, – и водочкой не побрезгуй. Отличная водочка. Я ее из Костромы вожу. Друг Петрович выпускает. Нет лучше напитка под птицу и мясо.

– Не знаю, стоит ли? – начал сомневаться Мышкин. – Признаюсь, сегодня чуть на наркотики не сорвался. Восемь лет ни куба, а сегодня …

– Наркотикам нет! – постановил Парфен, все-таки наливая ему в рюмку водки. – Что это такое – наркотики! Разве это удовольствие!? Хаос один. И кто их придумал!? Ботаники некультурные. А водку!? Сам Менделеев! Великий ученый. Отец всей химической таблицы! Светоч!

– Великий ум, – поддакнул гость, накладывая себе в тарелку закуски.

– Настоящая водка – это не пьянство, а ключ, – продолжил разглагольствовать Рогожин. – Ключ к своей совести. С нее-то и начинается настоящая мудрость. Жил человек какой-нибудь думать не думал, деньги зарабатывал, с бабами спал, музыку слушал, а однажды где-нибудь на улице увидал старушку убогую, и стало ему стыдно, за то, что он жизнь свою бессовестно прожигает – дар бесценный, а у других этого нет. И начинает задумываться, о семье мечтать, о любви и покое. Как я предположим.

– Задумываетесь? – не поверил князь.

– А как же! – воскликнул Парфен, – Давно голову ломаю, по ночам не сплю. Мне же тоже любви хочется, сохну я без нее.

– Ну, у вас теперь Настасья Филипповна, – заметил Мышкин, закусывая бужениной водку.

– Теперь уже не только у меня, – отмахнулся Рогожин и опять размечтался. – Обычный ведь я человек! Мне ласки хочется, понимания и преданности, если получится. Но пока только боль и отчаяние. Приходится водку пить – совесть питать. А как напьюсь, то шалю. У меня и дед и папа шалуны были. Как вам мои блюда?

–Превосходно, – признался князь уплетая за обе щеки, – Только зачем вы жаркое цветами обложили?

– А букеты! – усмехнулся тот. – Хотел, что бы покрасивше вышло. Старался, как мог, но, сам понимаешь, не официант. Выпьем еще по рюмашке.

– Выпьем, – ответил гость, выпил вслед за хозяином и спросил. – А Настасья Филипповна, когда выйдет?

– Да никогда, – спокойно признался Рогожин, – Шлепнул я ее, голубку нашу. Довела до ручки, и я ей в спальне полбашки из револьвера отнес.

– Не может быть! – вскричал Мышкин, – Как же это случилось?

– Проще некуда, – сказал тот, – Приехали мы с ваших свадьб бесконечных, кофе попили, я водки, ну и начала мне она мозг сверлить…

Сцена 87. Дом Настасьи Филипповны. Лестница. Интерьер.

Настасья Филипповна стоит в вечернем платье на лестнице и кричит сверху вниз:

– Кровопийца! Скотина! Ты меня недостоин! Становись передо мной на колени!

Сцена 86. Дом Настасьи Филипповны. Обеденный зал. Интерьер. Продолжение.

Парфен: …Я встал…

Сцена 88. Дом Настасьи Филипповны. Спальня.

Настасья Филипповна сидит у трюмо, наносит ночной крем на лицо и кричит:

– Целуй мне руки, животное!

Сцена 86. Дом Настасьи Филипповны. Обеденный зал. Интерьер. Продолжение.

Парфен: …Я поцеловал…

Сцена 89. Дом Настасьи Филипповны. Бассейн.

Настасья Филипповна плавает в бассейне и кричит:

– Будешь, как собака у меня на цепи сидеть!

Сцена 86. Дом Настасьи Филипповны. Обеденный зал. Интерьер. Продолжение.

Парфен: … – Сколько угодно, – говорю, – Хоть помоями корми. Только не гони…

Сцена 90. Дом Настасьи Филипповны. Спальня. Интерьер.

Настасья Филипповна сидит на постели, снимает чулок и кричит:

– Это мы еще посмотрим! Ты у меня еще испытательный срок не выходил!..

Сцена 86. Дом Настасьи Филипповны. Обеденный зал. Интерьер. Продолжение.

Парфен: …Во-общем, часа два так играли. В конце концов, я ей дуло в рот вставил и на курок нажал. Чего-то накатило…

Сцена 91. Дом Настасьи Филипповны. Спальня. Интерьер.

Настасья Филипповна хочет что-то сказать, но не успевает, потому что ей в рот втыкается дуло пистолета и кровь заливает подушку.

Сцена 86. Дом Настасьи Филипповны. Обеденный зал. Интерьер. Окончание.

– Ужас! – согласился князь.

– Ужас-то ужас, но зато и нас теперь мучить некому, по-людски заживем, – заметил Парфен.

– Где она? Я хочу последний раз ее поцеловать, – попросил Мышкин.

– В спальной. Иди, лобызайся. Я все понимаю… – показал на дверь спальной Рогожин, налил себе водки и подцепил на вилку ломоть буженины.

Князь встал из-за стола и прошел в спальную комнату, но через минуту вышел оттуда задумчивей, чем обычно.

– Попрощался? – уточнил Парфен, выпивая и закусывая.

– Да… Но где ее ноги? – полюбопытствовал Лев Николаевич.

– А, по-твоему, что мы едим? – ответил Парфен.

– Мне надо пройтись и все обстоятельно обдумать, – решил Мышкин.

– Иди, коли надо, – кивнул Парфен, – но подумай – может быть, она именно для этого на свет родилась. Во всяком случае, для меня эта сегодняшняя встреча с ней… – и он потряс в воздухе вилкой с наколотым на ней куском буженины… – самая приятная. И заметь – какую, никакую, а пользу людям она все-таки принесла, причем, самым близким.

Князь забрал свой магнитофон и пошел к двери, но там задержался, обернулся и спросил:

– Можно и для Гавриила Ардалионовича несколько кусочков захватить?

Рогожин сделал утвердительный жест рукой и взял в руку острый столовый нож с костяной ручкой.

Сцена 92. Двор дома Настасьи Филипповны. Экстерьер.

Князь шел по тропинке, бережно сжимая обеими руками белую фарфоровую тарелку накрытую сверху такой же.

Сцена 92А. Пустыня. Натура. Компьютер.

Скоро тропинка закончилась, и Мышкин зашагал по каменистой пустыне на неизвестной планете в направлении виднеющегося на горизонте гигантского кристалла, излучающего свет.

Лев Николаевич шел да шел и отчего-то лицо его было светло и спокойно, как у спящих, новорожденных младенцев, не знавших еще зла.

А в голове его звучал голос Настасьи Филипповны:

– Красота спасет мир. Красота спасет мир.

КОНЕЦ