И снова была ночь …
— Поздравляю, — произнёс Саныч ровным голосом, когда Олег закончил. — Для одного дня действительно совсем неплохо. Ты абсолютно правильно сделал, что умолчал обо мне генералу, мерси. Очень рассчитываю на твою «скромность» и впредь. Только вынужден внести маленькое уточнение — надеюсь, оно не слишком тебя расстроит. — Он сделал паузу, устремив на своего ученика подчёркнуто спокойный взгляд. — Этот второй фотограф, увы, никакого отношения ко мне не имеет. Точнее говоря, я к нему не имею отношения.
— То есть как? — опешил Круглов.
— Извини. — Саныч слегка пожал плечами. — Мне иногда своими делами тоже заниматься приходится. И как раз во время твоего свидания с Беловым я был на важной деловой встрече. А помощников, да ещё таких профессиональных, которым можно было бы доверить подобное задание, у меня нет.
Он ненадолго умолк, не сводя глаз с Олега, впавшего в «лёгкую задумчивость», затем продолжил — с едва уловимой улыбкой:
— Так ты, говоришь, узнал того типа, который встретился после тебя с Беловым?
— Что?.. А, да. Ты его тоже мог мельком видеть вчера, когда мы приехали к Наталье. Барон с остальными битюгами ждал Светловидова внизу.
— И сей уголовный вассал, стало быть, повёз комитетчика на довольно продолжительную конспиративную встречу со своим господином и твоим дорогим Антиподом?
— «Конспиративную», — усмехнулся Круглов. — Хотя… Можно и так назвать.
— Вот тебе и ответ!
Олег вопросительно взглянул на Саныча.
— Надеюсь, ты не думаешь, что твой разнузданный однокашник является сексотом Белова? — пояснил тот с прежней улыбкой. — На любовников они опять-таки не тянут. Факт, что расстроенный тобою вчера Белый, как ты говоришь, «умыкнул» двух сотрудников ФСБ тоже как будто сомнений не вызывает. Только просто так, от несварения желудка, он на подобный рискованный шаг не пошёл бы. А теперь ты мне скажи, что было в конвертике, который этот самый Барон вручил при встрече Белову, столь озабоченному поиском своих пропавших сотрудников?
— Их удостоверения?! — негромко ответил Круглов после короткого размышления.
— Бинго, дружок! Такого человека, как Белов, ваш Монах и от мамы родной скрывал бы до последнего. И если Светловидов, как ты утверждаешь, метит тому в наследники, без подобного «алмаза Орлов» ему никак не обойтись. Вот сегодня, похоже, он и заполучил его — не без твоего невольного участия, между прочим.
— Саныч, ты — гений! Тебе следовало, определённо, работать у нас. Официально заявляю, что это ещё не поздно.
— Во-первых, напоминаю, что не выношу лести. Во-вторых, обращаю внимание на спорность данного комплимента: взгляни на себя в зеркало. А в-третьих, возвращаюсь к нашим баранам: «фото на память», скорее всего, сделали по светловидовскому заказу. Вопрос только — с какой целью?
— Кстати! — Олег достал из дипломата несколько фотографий. — Вот они — Белов с Бароном.
Саныч без особого энтузиазма взял в руки фото, однако, уже через несколько мгновений лицо его приняло сосредоточенное выражение. Он вдруг напрягся и не просмотрел даже, а изучил все фотографии, после чего выбрал лишь две и снова внимательно всмотрелся в каждую из них.
Наконец подняв заметно потемневшие глаза на Круглова, который, в свою очередь, не отрывал от него настороженно ждущего взгляда, подозрительно спокойно уточнил:
— Говоришь, это снималось сегодня днём?
Олег мельком глянул на часы.
— Теперь уже вчера. А в чём дело?
— Этот, в «Адидасе», надо полагать, Барон?
— Так точно. Но что такое?
— Ничего. Просто костюмчик, думаю, на нём уже другой. — Саныч собрал фотографии, протянул их Олегу и так же бесстрастно закончил: — Потому как на данный момент он мёртв.
* * *
Прошло с четверть часа, как их, с завязанными глазами и связанных, привезли сюда и оставили в машине. Тот факт, что сутки спустя они снова оказались вместе, не мог не радовать.
— Хорошо вяжут, суки в ботах, — выдохнул один после очередной попытки если не развязать, то хоть немного ослабить верёвки. — Слушай, а что мы сидим, как два крота? Глаза-то, по крайней мере, можно «открыть»? Ну-ка наклонись…
Сорвав зубами друг с друга повязки, они осмотрелись.
— Прям как в сказке: привезли в сыр-бор — дремучий лес и бросили под ёлочкой. Машина — наша, между прочим. И ключи — в зажигании!
— По-моему, о нас забыли! Что тебе шепчет твой внутренний голос?
— Что неплохо было бы отлить.
— Это у тебя на нервной почве. Cкажи лучше, ты хоть что-нибудь понимаешь во всей этой хренотени?
— Ага. Всё, кроме одного: почему мы до сих пор живы и здоровы.
— Ты слышал?
— Да, кто-то стрелял, похоже…
— Тихо!.. Машина отъехала.
— Смотри — там, в ельнике!
Действительно, из-за елей неподалёку осторожно выглянул человек, и, крадучись от дерева к дереву в полумраке ночного леса, направился к их машине. В руке у него определённо был пистолет.
Приблизившись на достаточное расстояние и убедившись, что в машине никого, кроме них двоих, нет, человек этот открыл дверцу и откинул сиденье.
— Выходите!
— Товарищ полковник! Но у нас и ноги связаны!
— Давайте сюда! — В руках Белова сверкнуло лезвие ножа. — Приподнимите…
Наконец, оба пленника вылезли из машины и смогли размять затекшие руки и ноги.
— За мной, быстро!
— А машина, товарищ полковник?!
— За мной, старлей!
Уже через минуту они остановились у распростёртого на траве тела.
— Обыщите, я не успел, — приказал Белов, осматриваясь по сторонам и по-прежнему не опуская оружия. — Вон там его ждала машина…
— Наши удостоверения! — радостно воскликнул один из бывших пленников, выворачивая карманы убитого. — Пистолет… старый «ТТ»… Шприц… Похоже, он был наркоманом! Во! Это же тот тип, что меня допросить пытался.
— Точно! И со мною он хотел «побеседовать»…
— Так, больше ничего интересного? — прервал их «освободитель». — Тогда давайте обратно в машину и езжайте за мной!
Они сидели за столиком небольшого придорожного кафе на Приморском шоссе, и Белов с полуулыбкой-полуусмешкой наблюдал, как освобождённые им агенты расправляются со вторым шашлыком.
— Судя по вашему аппетиту, покойник был не очень гостеприимен.
— Поголодать иногда тоже невредно, — откликнулся один из молодых людей. — А есть там мы так и так не стали бы — кто их знает, что подмешают?!
— Здесь вы не совсем правы, лейтенант. — Белов отпил несколько глотков вина из своего бокала. — Если б они захотели, то вкололи бы вам всё, что угодно, без особых фокусов. А организм вообще и мозг, в частности, нужно питать. Ладно, всё хорошо, что хорошо кончается. Сейчас вы отправитесь отдыхать и отсыпаться, а завтра, точнее, уже сегодня, в одиннадцать ноль-ноль жду вас у себя. К тому времени, думаю, убитого мною наркомана идентифицируют. Но не это главное…— Он сделал паузу и — в который раз! — перевёл глаза с одного на другого. — Основная задача — подробно задокументировать все детали и обстоятельства происходившего после того, как объект был взят вами под наблюдение: куда ездил, что делал, с кем встречался… Вы же понимаете, что нападение на вас не могло быть случайным? Совсем замечательно было бы, если б удалось опознать кого-то из бандитов, участвовавших в вашем похищении. Я надеюсь, не нужно объяснять, насколько это всё серьёзно и важно?..
* * *
— Олег, ты не перестаёшь меня удивлять, — со вздохом произнёс Саныч. — Если у тебя нет других проблем, кроме как заниматься расследованием смертей всех этих бандюганов, которые никогда не устанут мочить друг друга, то я готов, пожалуй, ответить, почему некоторые из твоих одноклассников предпочли обратиться за помощью к Светловидову, а не к тебе.
Круглов явно не ожидал подобной реакции.
— Извини, Саныч! Не предполагал, что моя просьба рассердит тебя.
— Я и не думаю сердиться. И дело не в просьбе: чем могу — помогу, как говорится. Только я пытался уже тебе объяснить, что изначально не согласен с твоим подходом в принципе. Ты же — как тетерев на току.
— Что именно тебя не устраивает?
— Приоритеты, Олег. Я ещё вчера тебе советовал определиться с тем, кто на самом деле враг. Сейчас вроде окончательно понятно, что это твой эфэсбэшник. А ты опять просишь помочь в поиске теперь какого-то прибалта! Почему прибалта, а не австралийца, например? И главное — для чего? Ну не может быть такого, чтобы противник твоего врага являлся одновременно и твоим недругом! Не говоря уже о том, что этот ресторанный выпендрёжник — совсем не обязательно тот самый «дядя Икс». Предупредить Монаха о грозящей опасности и затем самому же его угробить — спорная логика. Информацией он, безусловно, владел. Однако, это единственное, что можно утверждать наверняка.
— Плюс внешность, рост, примерный возраст, акцент…
— Ага. Имя не забудь! Очень существенные приметы, — перебил Саныч с лёгким акцентом. — И прицепить их можно — к кому угодно. У меня, например, рост — 193. Ты — ненамного ниже. И по возрасту оба — в самый раз. — Тон его оставался таким же спокойным, лишь во взгляде — в который раз! — что-то неуловимо изменилось. — Но я, повторяю, сильно сомневаюсь как в том, что он, а не какая-нибудь старушка, является пресловутым «иксом», так и в том, что их вообще нужно искать.
— Как ты не понимаешь…
— Нет, это ты не понимаешь, — снова не дал Олегу договорить Саныч. — Предположим, начнёшь ты сейчас рыскать по всем родильным домам, абортариям и моргам — о кладбищах молчу, не заикаюсь — и выяснять, когда и кто именно взял там необходимый «материал». Идея сама по себе абсурдная. Уверяю тебя, подавляющее большинство медсестёр и санитарок попросту никогда не сознаются, что подрабатывают таким образом. Но даже если допустить, что на них нападёт эпидемия правдивости и раскаяния, тебе и двадцати лет не хватит, чтобы разыскать-опросить хотя бы небольшую часть тех старушек и «тётенек с дяденьками», которые промышляют ныне подобными делами. Наконец, совсем уже из области фантастики. Предположим, установил ты этого или эту «икс». Я тебя вчера ещё спрашивал: что дальше? Полнейшая бессмыслица! О нашей договорённости по поводу посещения Агаты тоже молчу застенчиво — ты об этом, судя по всему, вообще забыл.
— Не то, что забыл. Просто у меня и в церковь-то заехать не было времени…
— Это не оправдание, майн фройнд. Ты беспардонно нарушил самый первый — чтоб не сказать предварительный и главный — пункт нашего соглашения. А теперь — так, между прочим — просишь поворожить, да ещё после полуночи!
— Саныч, я же не знаю всех ваших «тонкостей»!
— Вот именно, — неожиданно улыбнулся тот. — Потому-то и должо н бы точно выполнять все «предписания». Ты никогда не задумывался, почему врачей в средние века считали слугами дьявола и, как колдунов, сжигали на кострах? Ты ж следователь, неужели не улавливаешь аналогии? Вся разница в том, что врачу нужно почти семь лет учиться, а потом полжизни овладевать полученными знаниями. Здесь же знания — или веда — передаются, переходят по роду, как правило, ещё в детстве. Поэтому и результаты — не в пользу банальной, традиционной медицины. У любой старушки, как бы её ни называли: знахаркой, колдуньей или ведьмой — есть целая аптека из различных трав, настоек и порошков.
— У тебя тоже?
Круглов шутливо осмотрелся по сторонам.
— У меня? — Саныч вздёрнул бровь и, помолчав пару мгновений, продолжил с олимпийским спокойствием: — Кровь или кладбищенская земля, завязки от покойника или соответствующим образом обработанная фотография — составляющие того же «аптечного» ряда. И медицина, даже самая современная, бессильна предпринять что-либо против.
— Всё это безумно интересно, — мотнул головой Олег. — С меня даже усталость — как рукой сняло.
— Тем не менее сварю ещё кофе, пожалуй, — сказал Саныч, вставая и потягиваясь. — Я ведь тебе всё это рассказываю не для удовлетворения твоего интереса, а для того, чтобы ты уразумел, наконец: твоё маниакальное стремление найти пресловутого «икса», утопичное само по себе, не просто бесперспективно и бессмысленно, но теперь уже и не очень морально.
— То есть? Ты о чём?
— О чувстве и мере ответственности, друг мой, как ни банально сие звучит. Знаешь, мне в этот раз удивительно «везёт» на «попадания». Не успел выйти из самолёта около шести вечера, как был задержан одним старлеем, начальником пограничной смены в Пулково. Этот, как потом выяснилось, генеральский сынок «обиделся», когда я посмел сделать замечание, прождав паспортного контроля битых полтора часа! Он поманил меня пальчиком и потребовал документы. Я, не трогаясь с места, ответил, что готов предъявить ему паспорт, но здесь же, при свидетелях, в присутствии других пассажиров. Так этот хмырёнок заявил, что я отказался подчиниться требованию офицера пограничной стражи и вызвал наряд милиции. Спасибо менты в разуме оказались: если бы, говорят, от него — от меня, то есть — хотя бы пахло (я их потом пивком угостил — пусть сами «благоухают»)… Короче, забирать не стали. Тогда сей паскудник с глазами садиста продержал меня у себя в кабинете до полуночи! Грозился составить протокол чуть не о нарушении государственной границы. Понимаешь? Проводил «воспитательную работу» со мной — годящимся ему в отцы по возрасту и имеющим за плечами двадцатилетний педагогический стаж! Я терпел до последнего, но в конце концов не выдержал… Нет, вслух ничего не сказал. Даже, кажется, извинился и пообещал никогда больше границу не нарушать. Однако, про себя пожелал ему много и от души. А душа у меня, ты же знаешь, широкая, как Невский проспект. Так что теперь он устанет по венерологам и сексопатологам бегать.
— Прости, но я опять не совсем понял, к чему ты об этом? Какая связь?
— Самая непосредственная. На чужом примере просто более наглядно. Ты можешь сказать, кто в данном случае виноват в большей степени? Этот юный мерзавец-старлей, за здорово живёшь измывавшийся надо мной в течение нескольких часов, или я, в тайном гневе своём сделавший его на всю жизнь «несостоятельно-стоятельным» в сексуальном плане?
Круглов лишь молча улыбнулся и покачал головой.
— Не можешь ответить? — продолжил Саныч, наливая кофе. — Тогда вернёмся к твоей ситуации. Я предупредил тебя накануне о степени возможной опасности в случае этой «погони за призраком». Сказал не только о желательности, но и об обязательности предварительной защиты, о том, что ты автоматически можешь подвергнуть не меньшему риску и своих родных. Настоятельно рекомендовал, если не отказаться от этой затеи, то хотя бы подождать, подготовиться. Дал адрес Агаты, продиктовал список необходимых действий и вещей, которые потребуются. И что в результате?
— Клятвенно обещаю завтра же… — начал было Олег, подняв руку.
Однако Саныч вновь перебил его, на сей раз не приняв весёлого тона:
— А теперь положи на одну чашу весов выполненный кем-то «заказ», вследствие чего стало несколькими бандитами меньше, а на другую — собственный поступок. Ведь ты заведомо знал, на что обрекаешь не самых худших своих сотрудников! И тем не менее послал их, образно говоря, «добывать стронций голыми руками». Так чьи же действия более моральны, по-твоему?..
Глава 50
И снова была ночь… (Окончание)
— Я тебе задал этот вопрос совсем не для того, чтобы обидеть или расстроить. Просто в жизни всё относительно. А мораль — более, чем что-либо. Делать грязную работу (согласись, твою работу чистой не назовёшь, про меня вообще говорить не приходится) и не запачкаться — невозможно в принципе. Эта теорема так давно и настолько подробно доказана, что уже перешла в разряд аксиом. Ты помог мне, безвинному правдолюбцу, выбраться из лап милицейских подонков. Однако для этого, строго говоря, использовал служебное положение. Я, помнится, уже спрашивал: смог бы ты меня выручить, не работай в милиции? — Саныч сделал пару глотков кофе, не сводя с Олега глаз. — А сколько бандитов в милицейских погонах по всей стране продолжают обирать людей, фальсифицировать дела и сажать невиновных только потому, что у тех нет ни денег откупиться, ни учеников, способных придти на помощь?
Он не спеша допил кофе, поставил чашку и почти заговорщицки наклонился вперёд:
— Заметь, я не говорю — учеников-милиционеров. Поскольку, не будь тебя, я бы ни секунды не задумался обратиться к другому ученику. И он бы «вытащил» меня не менее успешно. Хотя, может, и не с такими плачевными последствиями для тех же негодяев. Впрочем, ты это всё отлично знаешь и сам.
— Я надеюсь, ты не хочешь сказать, — нахмурился Круглов, — что пособил бы и Белому, попроси он тебя?
— Я надеюсь, Чёрный, ты не хочешь сказать, — в тон ему отозвался учитель, — что, окажись на моём месте в ментовском «заборнике» кто-то другой, такой же безвинный, ты бы ему не помог? — Саныч слегка усмехнулся и взглянул на часы. — По-моему, наш разговор обретает признаки «сказки про белого бычка».
* * *
Пётр Ильич Светловидов почти целый вечер проспал, а теперь, поплавав в бассейне, сидел у себя в библиотеке: пил зелёный тайваньский чай с хрустящими печенюшками и читал свой любимый детектив «Круг Матерезе» Роберта Ладлэма. Он ждал.
Лось явился около трёх часов ночи.
Не забыв про закладку, Белый аккуратно закрыл книгу и положил на стол.
— Ну что? — поднял он глаза на своего нового «адъютанта».
— Аллес-гемалес, — блеснул тот фиксой. — Всё в лучшем виде! Вкололи дозу, гаишников проехали без приключений, довезли до самого дома. Во двор въезжать не стали, оставили его машину на улице — чтоб не светиться лишний раз, а то там видеокамеры. С собой дали дури — на неделю вперёд. Ты б слышал, как он благодарил, к Паше целоваться полез на радостях!
— Хорошо, — голос Светловидова звучал абсолютно спокойно. — А какими новостями, напоследок, побаловал Барон?
— Особо толкового ничего. Нёс что-то про ФСБ, которая теперь прикроет нас от ментов, и всё время твердил, что это большая тайна… Похоже, ты оказался прав, как всегда: затея с этими двумя янычарами[48] — лажа, отвлекающий манёвр. На самом деле купили они Барона. Я только не понял, зачем было переть его туда, рисковать…
— Ещё один непонятливый! — перебил Белый, сверкнув глазами. — Объясняю… Но учти: в первый и последний раз! Потому что понимать должен только я, а все, кто со мной, включая тебя, должны выполнять — по-тихому и быстро! — Он чувствовал себя явно в ударе: за последние двое суток импровизации удавались, как никогда. — Итак, тебе неясно, зачем надо было подкладывать Барона довеском к эфэсбэшникам, которых мы в целости и сохранности вернули обратно? Чтобы эти новые друзья сами его урыли! На кой он им, расколотый, сдался? Они себе в зачёт очередного грохнутого авторитета запишут, а на нас позора не будет за друга ссученного. Мне только предъявы на сходе не хватало!
Белый сделал паузу, устремив на Лося многозначительный взгляд:
— Доверить такое я мог только надёжному кенту, вроде тебя. Который, даже чего-то не понимая, умеет молчать. Просто из чувства самосохранения.
Он слегка улыбнулся — одними губами — и, как ни в чём не бывало, продолжил:
— Так значит, всё прошло чисто? Братки тебя не видели с твоей «ношей»?
— Будь спокоен. Я же их предупредил, что ждать долго не смогу. Дык, они, как только тех двоих на место доставили, сами припустили так, что я их потом и на тачке еле догнал.
— Ладно, иди отдыхай. И обмозгуй всё, что я сказал — на будущее.
* * *
Он очнулся от холода и не сразу понял, в чём дело. Его знобило. Он лежал в своей ванне, в уже совсем остывшей воде, но… был дома! У себя дома! Как и когда смог он здесь очутиться?
Однако сейчас не было ни сил, ни желания рыться в памяти. В замутнённом сознании уже пульсировал ставший таким знакомым и привычным, пока едва-едва, но всё-таки различимый сигнал «SOS!!!». Тот самый сигнал, который он когда-то — так образно и красиво — назвал в одном из своих фильмов «зовом бездны»!
Намотав цепочку на большой палец ноги, он не без труда вытащил наконец пробку. Затем той же ногой открыл кран с горячей водой и заткнул сливное отверстие пяткой. Вода стала уходить медленнее и заметно потеплела.
Он устал мёрзнуть. В последние дни ему постоянно было холодно. Лишь после задвижки, когда он «улетал», холод отступал. Ненадолго. До следующего «приземления». И очередного кумара, который снова превращал его в кусок льда. В замороженного покойника. Мертвеца, не чувствующего ничего. Кроме страха. Страха и боли…
Только они — болезненный страх и страшная боль — выводили из оцепенения, прострации, небытия. А потом — вопли… Его вопли… И нытьё… И унизительные мольбы… И ломка…
Кошмар бессонных ночей… Строгий взгляд Алёны — с белой стены напротив… Пляшущие на другой стене тёмной подвальной камеры «экшн»-кадры собственного «суперреалистического кино»: перекошенные страданием лица насилуемых, извивающиеся обнажённые тела, литые, блестящие бицепсы монстров-садистов, полные муки глаза онемевших от ужаса девочек…
И наконец — спасительная доза! И радость очередного «улёта» — блаженного отрыва, великой иллюзии забвения бытия…
* * *
— Держи. — Саныч собрал карты и протянул Олегу. — Подумай хорошенько над своими вопросами. И убери кошелёк со стола, — добавил он, вновь поднимаясь.
— Так, я, вроде, уже подумал.
Круглов проводил взглядом своего бывшего учителя, который, взяв чашки, поставил их в мойку.
— «Вроде Володи, похоже на Фому», — усмехнулся Саныч. — А Медичи нужна конкретика. И не зацикливайся на своём «иксе», к нему мы вернёмся позже — отдельно посмотрим.
— Медичи? Что-то знакомое… — Олег наморщил лоб. — Кажется, фильм был такой: «Ларец Марии Медичи».
— Есть такой фильм. Только я имел в виду не детективную сказку Еремея Парнова, а вполне серьёзный карточный расклад. Он о многом может поведать — при том, что почти никогда не сходится. Как утверждает легенда, у самой Медичи её пасьянс сложился лишь дважды: накануне коронации и в ночь перед казнью…
Саныч зачем-то полностью открыл форточку, после чего зажёг свечу и погасил свет.
Молочный сумрак тут же заполнил почти всё пространство кухни. И только квадрат стола, освещённый ровным, но живым пламенем, успешно противостоял этому неожиданному натиску белой июньской ночи.
Олег вдруг ощутил некое странное и абсолютно новое, неведомое доселе чувство, которое вряд ли сумел бы описать словами. А Саныч… Саныч молча взял у него колоду и, ещё раз перетасовав, сосредоточенно-спокойно начал поочереди выкладывать карты в одну сплошную линию, в каком-то определённом, только ему известном порядке. Закончив, он зачем-то пересчитал звенья образовавшейся карточной цепочки, удовлетворённо хмыкнул и поднял на Олега блестящие глаза:
— Могу сразу сказать, что скучать в ближайшее время тебе не придётся. Будь готов к большому количеству сюрпризов и неожиданностей, причём не только однозначно приятных.
Он принялся вновь рассматривать карты и через минуту продолжил:
— Хотя в итоге, так или иначе, ты окажешься в выигрыше — и выигрыш этот будет весьма солидным — потери также неизбежны. Однако от тебя лично здесь пока мало что зависит…
Глава 51
Смерть не всем улыбается одинаково …
— Что случилось? Куда-то намылился? — «приветствовал» Олег вошедшего Свинцова.
— Вы прозорливы, как всегда, товарищ подполковник. А по мне, куда б ни намылиться, главное — не на кладбище.
— Так! Вот с юмором у меня сегодня опять неважно!
— Если бы только сегодня! — Свинцов подошёл и без приглашения уселся напротив. — А у меня как раз нынче никакого желания шутить.
Лишь сейчас Круглов заметил на лице своего сотрудника не бледность даже, а некую измождённость: усталый взгляд, ввалившиеся глаза, странно маленькие, почти точечные зрачки…
— Что случилось, Миша?
— Пока, очень надеюсь, ничего интересного, — попытался улыбнуться тот. — Нет, кроме шуток, я уже готов поверить во всю эту фигню в «нехорошем доме» Лба. Представляешь, сегодня всю ночь «разбега’лся», не спал ни минуты. То ли бред, то ли явь, но — полный абзац! Знаешь, как будто рассыпаешься на тысячи маленьких тараканчиков и бежишь! Причём — в разные стороны!..
— Может, ты просто заболел?
— Ага, а чем — установят при вскрытии!..
Пожалуй, только теперь, слушая рассказ и видя определённо нездоровое состояние Свинцова, Олег впервые понял, нет — осознал, сколь велика опасность, от которой предостерегал его Саныч.
Как следователь, он сумел найти, разглядеть и объяснить явление. Однако как нормальный человек и где-то материалист, успевший ещё во времена СССР сдать пару экзаменов по марксистско-ленинской философии, он не мог окончательно ни принять, ни поверить собственным объяснениям. Даже получив результаты экспертизы, явившиеся фактическим подтверждением его правоты, он — ещё вчера вечером! — относился к этому как-то отстранённо, почти гипотетически. Скорее всего, именно здесь и коренилось его страстное желание разыскать непосредственного, реально существующего, живого виновника всей этой чертовщины.
И вот теперь один из лучших его сотрудников и верных друзей являл собою зримое доказательство пресловутой опасности. И вины. Его, Круглова, персональной вины — за «стронций — голыми руками».
— …Если тот же Лоб гулял через подобные глюки, — Михаил облокотился на стол, подпёр рукой подбородок и прикрыл глаза, — я, пожалуй, понимаю его «выход в пространство». Он хоть жил один. А у меня Лилька знаешь как перепугалась, когда проснулась? Хорошо, если всё на этом закончится. А ну как проявится лёгкий побочный эффект, — он томно вздохнул, — и мои потенциальные детишки так и останутся нерождёнными?
— Не волнуйся, — ответил Олег. — Сегодня вечером поедем к доктору.
— К Степанову-Скворцову?[49] — приоткрыл один глаз Свинцов.
— Нет, горбатого лишь могила исправит!
— Да уж, — жалостливо вздохнул «горбатый», — чего другого, а чувства такта начальству не занимать…
— Всё, Миша! — Тон «начальника» не оставлял больше места для шуток. — Сейчас отправишься домой отсыпаться до вечера. А часов в семь я за тобой заеду.
— Благодетель, — прошептал Свинцов почти неслышно.
— Только вначале сходи, пожалуйста, в дежурную часть и поройся там в «ближнем» архиве. Меня интересуют сводки за последние десять суток!
— Что ищем на сей раз?
— Одинокую старушку, обнаруженную умершей в этот период.
— Не иначе, опять на шабаш летал, — вновь вздохнул Свинцов, вставая и выходя из кабинета.
Едва за ним закрылась дверь, Олег снял «служебную» трубку и набрал номер.
— Научно-технический отдел. Майор Сивак.
— Здравствуйте, Круглов беспокоит. А полковника Кирюхина, что — нет?
— Нет, товарищ подполковник. Он на срочном выезде.
Главный судмедэксперт, начальник отдела — на срочном выезде?! Олег даже растерялся.
— А что вы хотели, товарищ подполковник? Может, я могу?..
— Да, — не дал ему договорить Круглов. — Я хотел бы побеседовать с экспертом, который вчера выезжал с капитаном Свинцовым и делал анализы проб.
— Вы не могли бы назвать фамилию?
— Минуту, — Олег открыл одну из папок и перелистал бумаги. — Вот. Вы слушаете? Шалагинова М.А.
— К сожалению, Марины Анатольевны сегодня тоже нет…
— А когда она появится?
— Думаю, в ближайшие дни её не будет.
— Что-нибудь случилось?
— Ничего особенного. Просто у неё неожиданно заболел ребёнок, и она взяла больничный по уходу.
— Понятно. Спасибо.
«Ничего особенного…» — Круглов нахмурился и медленно повесил трубку, забыв убрать с неё руку.
* * *
— Здравствуйте. Вы, к кому?
— Это я, Пал Капитоныч.
Раздался знакомый щелчок, и Кривошеин толкнул дверь.
— Простите, Иван Фёдорович, не признал сослепу — в штатском-то! — Булов вышел навстречу из своей «привратницкой». — Да и не ждал так скоро!
— Спасибо тебе за звонок.
— Да за что ж тут благодарить? — пожимая ему руку, старик сочувственно заглянул генералу в глаза.
— Что, неважно выгляжу? — скривил губы тот.
— Если честно — как говорит мой внук, «не фонтан».
— Ничего. — Кривошеин устало зажмурился и добавил едва слышно: — Надо будет — подгримируют.
Затем вновь устремил на привратника мутноватый взгляд:
— Напомни лучше, Пал Капитоныч, номер квартиры. А то ведь меня сюда не очень часто приглашали.
— А… так номер шесть. На третьем этаже. Юрий Иванович должен быть дома, он так и не спускался никуда сегодня. Машина его только почему-то на улице, а не во дворе.
— Спасибо тебе ещё раз за всё, дорогой!..
Выйдя из лифта, Кривошеин сделал несколько шагов и, остановившись перед дверью шестой квартиры, прислушался. Ни звука, ни шороха… Непослушным пальцем он всё же нажал на кнопку. Вместо звонка из-за двери донеслась красивая мелодия, продолжавшая звучать и после того, как он опустил руку. Через несколько секунд музыка смолкла, и слух вновь затянула болотная тишина. Выждав несколько мгновений, Кривошеин достал ключи…
Уже в полутёмной прихожей он невольно сморщился от неприятного, какого-то застойного запаха нечистоты. В квартире царили духота и полумрак. На всех окнах — даже на кухне — были опущены жалюзи. Лишь из приоткрытой двери ванной на паркет падала узкая полоска света. Мельком заглянув туда, Иван Фёдорович всё так же молча прошёл в гостиную.
На фоне относительного порядка здесь сразу бросались в глаза разбросанные по полу грязные вещи: джинсы с вывернутой наизнанку штаниной, скрученные в восьмёрку трусы, мятая куртка, рваная рубашка… Похоже, именно они, эти вещи, и являлись основным, хотя, видимо, не единственным источником мерзкого запаха, заполонившего пространство квартиры. Ещё не заходя в спальню, от порога которой его отделяло всего несколько метров, Кривошеин, кажется, понял, что увидит там.
Едва он сделал первый шаг, как перед его мысленным взором неожиданно побежал кадрами чёрно-белого кино давний рассказ Лизы…