- Я помню, как прилетела в Тортонбург. Из аэропорта я ехала на автобусе. Было поздно. Очень поздно. Я уже подходила к своему дому, когда меня схватили сзади. - Она замолкла, задрожав от воспоминаний. - Что-то отвратительно пахнущее прижали мне к лицу. Стало трудно дышать. Проснулась я в том доме, где вы меня нашли, связанная, с кляпом во рту.
      Внезапно Виктория поняла, что не знает, сколько времени провела в заточении.
      - Какое сегодня число? - спросила она.
      Лэнс ответил.
      - А мне показалось, что прошел год.
      Лэнс почувствовал, какое страдание причиняют ей воспоминания, поэтому его голос смягчился.
      - Что вы можете вспомнить о вашем пребывании в плену?
      Ей не хотелось говорить об этом. Но в присутствии капитана Грэйсона она чувствовала себя настолько в безопасности, что могла позволить себе мысленно вернуться к тем жутким дням. Он казался ей таким надежным.
      Виктория помолчала, собираясь с мыслями, затем заговорила снова:
      - Я помню, когда проснулась в первый раз, мои руки были связаны веревкой. Я почти развязала ее, и тут пришел Удав.
      - Удав?
      - Я так назвала моего тюремщика за то, что он всегда говорил шепотом, и его шепот напоминал шипение. И он стягивал мне ноги веревкой. - Она опять задрожала. - Такой противный шепот. Злобный. Могу поклясться, что в его голосе слышалось удовлетворение, будто он очень гордился собой.
      "Он не будет гордиться собой, когда попадет мне в руки", - поклялся Лэнс.
      - Так вы почти освободились, когда он появился?.. - вернул он ее к началу рассказа Виктория кивнула.
      - Удав сказал, что мне повезло - он вовремя пришел. Сказал, что если бы я освободила руки, сняла повязку с глаз и увидела его, ему пришлось бы меня убить. Потом заявил, что ему этого не хотелось бы делать, поскольку он предпринял столько мер предосторожности именно для того, чтобы избежать такого развития событий. Сказал, что не давал мне успокоительных средств до того, как окончится действие хлороформа, чтобы не нагружать меня слишком большим количеством наркотика. Затем сообщил, что впредь ему придется надевать на меня наручники.
      - Вы помните что-нибудь, что дало бы нам возможность опознать человека, которого вы называете Удавом?
      Виктория изучала лицо Лэнса. Если он действительно на ее стороне, то лучшего защитника и желать нельзя. Но поскольку она не понимала, кому и зачем понадобилось ее похищать, отказ отвезти ее домой снова возбудил подозрения.
      А это его вежливое, строго официальное поведение? С одной стороны, оно успокаивало. С другой ей стало бы намного легче, если бы он отнесся к ней более по-дружески. И пока она не разберется, что же происходит на самом деле, ей придется не доверять никому. При первой же возможности она ускользнет от него и будет искать правду сама.
      Лэнс молча ждал ответа на свой вопрос. Виктория снова подумала об Удаве и попыталась сосредоточиться.
      - Нет, ничего определенного. Он приходил дважды в день, развязывал меня, отводил в туалет, затем давал мне выпить из консервной банки какую-то густую жидкость с таким вкусом.., словно пищевые добавки. Затем заставлял меня глотать таблетки. Сперва я пыталась выплевывать их, но он приставил пистолет к моей голове, пришлось подчиниться. - Ее опять начало трясти. - С каждым его приходом я все больше слабела и уже не могла обойтись без посторонней помощи. - Не желая вспоминать остальное, она взглянула в окно. - Раз вы отказываетесь отвезти меня домой, то, может быть, позволите мне хотя бы выходить на свежий воздух?
      - Да, конечно.
      Он поднялся, взял у нее чашку и предложил ей руку Опираясь на нее, Виктория встала, косясь на пистолет в кобуре и прикидывая, как бы завладеть им.
      Конечно, сейчас ничего не получится. Пока ей надо будет играть в его игру, какой бы она ни была.
      Встав на ноги, она отпустила его руку. Ее все еще беспокоило, что он мог оказаться врагом.
      - Я уже могу идти сама.
      Уважая ее желание, Лэнс отступил на шаг и позволил ей пройти вперед.
      Виктория шла медленно, слабость еще сказывалась. Она стремилась получше рассмотреть все вокруг. Соседняя комната напоминала рабочий кабинет. Остановившись в дверях, она спросила:
      - Кому принадлежит дом?
      - Мне, - ответил Лэнс.
      Ответ звучал ободряюще. Конечно, он не привез бы ее к себе в дом, если желал бы ей зла. Ведь от следов ее пребывания трудно избавиться. Остановит ли он ее, если она войдет в кабинет? Она очень рассчитывала найти там доказательства того, что он не обманывает ее.
      Заметив быстрый взгляд, который она бросила на него, Лэнс понял, что Виктория ему все еще не верит. Он ее понимал. Похищение стало для нее очень тяжелым испытанием. И непонятным, поскольку она не знала всей правды. На ее месте он тоже не торопился бы доверять кому-либо.
      Ему было хорошо известно о натянутых отношениях между Викторией и Малколмом. Конечно, Виктория понимала, что Малколм и пальцем не пошевелит ради ее спасения, но подозревать его в похищении ей даже в голову не приходило.
      Он вдруг подумал о том, что, наверное, многие мужчины, увидев Викторию, теряли голову. Какое-то сияние окружало ее. Лэнсу показалось, что в кабинете даже стало светлее, когда она вошла.
      Безусловно, великий герцог будет рад, когда ее представят ему.
      А сейчас нужно дать Виктории полную свободу исследовать дом, лишь бы уменьшилось ее недоверие. Он остался стоять у двери, даже не пытаясь препятствовать Виктории.
      Она остановилась перед большим книжным шкафом. Книги были разными: и классические, и современные.
      - Вы все это прочитали?
      - Да.
      На ее лице отразилось удивление. Она повернулась к нему.
      - Правда?
      - Да.
      - Удивительно.
      Ее внимание привлекла стена, на которой висели фотографии и металлические пластинки.
      Лэнс был сфотографирован с великим герцогом Виктором Тортоном, с королем Филипом, с членами королевской семьи. Надписи на фотографиях содержали благодарности за службу. Металлические пластинки оказались специальными наградами за храбрость. На столике у стены стояли две хрустальные шкатулки с военными орденами и медалями, включая две медали за доблесть. Значит, Лэнс говорил правду о себе.
      Она повернулась к нему.
      - Вы многого достигли в жизни.
      На его лице осталось невозмутимое выражение, которое он сохранял теперь в любых ситуациях, но восхищение в ее голосе вызвало волну удовольствия внутри него. "Слава Богу, она наконец-то поверила мне", сказал он про себя. Вслух же произнес:
      - Я всегда очень серьезно отношусь к исполнению своего долга.
      Виктория вновь посмотрела на фотографии. Там выражение его лица было таким же уверенным и невозмутимым. Она опять взглянула на него.
      - Вы когда-нибудь улыбаетесь?
      Лэнс знал, что многие называли его угрюмым, однако даже те, кто считал его слишком высокомерным, обращались за помощью именно к нему.
      - На службе - никогда.
      Виктория не отводила от него глаз.
      - Может быть, ваши мышцы так затвердели, что вы уже никогда не сможете улыбнуться? - задала она довольно неблагоразумный и фривольный вопрос.
      Лэнс с трудом удержал уголки губ, чтобы они не начали подниматься.
      - Возможно.
      Виктория увидела иронию в его взгляде. То, что Лэнс оказался способен посмеяться над собой, означало: он не столь суров и даже добр. Но в следующий миг его глаза снова стали холодными. Было ясно, что он и не собирался расставаться с этим неприступным видом.
      Направившись к двери, Виктория отметила, как быстро он шагнул в сторону, чтобы дать ей выйти.
      - У вас очень комфортабельный дом, - сказала она, заглядывая в кухню, а затем направляясь в свою комнату. - Сразу видно, что в нем живет холостой мужчина, но у вас очень уютно.
      И снова Лэнс удивился тому, как приятны ему слова одобрения, услышанные из уст Виктории.
      Он давным-давно перестал обращать внимание на то, как его воспринимали другие, и жил по правилам, которые сам установил для себя.
      - Надеюсь, после ваших слов вы не откажетесь провести здесь несколько дней, если в том будет необходимость.
      Виктория открыла застекленную дверь, ведущую на большую веранду, нависающую над океаном. Когда-то, в незапамятные времена, она сама начала устраивать свою жизнь. Ее удивляло, что здесь все было так, как она мечтала сделать когда-нибудь в своем доме.
      - Не поймите меня не правильно. Ваш дом чудесен, вид отсюда прекрасен, а вы очень добры ко мне, но я хочу жить своей жизнью. Я взяла отпуск, поскольку мне хотелось уехать куда-нибудь после смерти моей матери. Но уже пора возвращаться, пока на мое место не взяли кого-нибудь другого.
      - Я уже объяснил, почему вам опасно возвращаться домой.
      Она будто опять почувствовала на лице отвратительное дыхание Удава, и ей стало не по себе.
      Хотя она еще не совсем окрепла, мозг уже почти освободился от действия наркотика.
      - А долго ждать, пока опасность исчезнет?
      - Недолго.
      Виктория не могла избавиться от ощущения, что он что-то утаивает от нее. Выйдя на веранду, она попробовала было спуститься к пляжу, но почувствовала слабость в ногах.
      - Что за наркотик он давал мне? И когда же я приду в себя? воскликнула она в отчаянии, тяжело опускаясь в кресло-качалку.
      - Я не могу точно сказать, какой. Похоже на успокаивающее средство. А слабы вы, потому что подобные вещества накапливаются в организме.
      Кроме того, вы долго находились без движения.
      Теперь будете гулять, и вам скоро станет лучше.
      Даже сейчас, зная, что он не обманул ее, рассказывая о себе, Виктория пребывала в растерянности. Она не видела смысла в ее похищении. А в том, что ее спасала служба безопасности, а охранял человек, занимающий столь высокий пост, смысла было еще меньше.
      Посмотрев в обе стороны вдоль пляжа, она не увидела каких-либо построек.
      - Где мы находимся?
      Честно говоря, она и не надеялась получить ответ и удивилась, когда он сказал:
      - К северу от столицы, примерно в полутора часах езды на машине.
      Вновь ею овладела тревога.
      - Но вам же далеко ездить на службу!
      - Я живу во дворце. А здесь отдыхаю в одиночестве.
      Ей пришлось признать, что его слова похожи на правду. Она вновь окинула взглядом берег, но не заметила никаких признаков присутствия других людей.
      - Да, здесь вы в полном одиночестве!
      - Тридцатью акрами к северу владеет сэр Ральф Брайс. Двадцать акров к югу принадлежат Чарлзу Хоузеру, богатому предпринимателю. И тот, и другой оберегают свою личную жизнь, поэтому построили дома в отдалении от города.
      Виктория что-то читала в бульварных газетах про людей, которых он назвал. Вроде бы оба много ездят по всему миру. Значит, свои дома они посещают очень редко. Если она примет решение бежать, то вряд ли сможет рассчитывать на их помощь.
      - Сколько времени вы собираетесь держать меня здесь?
      - Выкуп передадут завтра утром в Шелковичном парке в Тортонбурге. Мы надеемся, что ваш похититель либо вернется в тот домик в лесу, где и будет схвачен, либо его арестуют при попытке получить выкуп.
      - Вы хотите сказать, что мой отец согласился заплатить выкуп за меня? - недоверчиво переспросила она.
      - Да. Но поскольку вас освободили, то вместо выплаты денег мы устроим приманку для преступников.
      Виктория едва слышала, о чем он говорил, так потрясло ее сообщение, что Малколм был готов платить выкуп.
      - Не могу поверить, что отец решил заплатить за меня. Если бы речь шла о моей сестре, я бы не сомневалась. Он всегда любил Рэчел. Но на меня он смотрел, как на грязь под ногами.
      Очевидно, смертельная угроза ее жизни заставила Малколма понять, что он должен заботиться о дочери. Эта мысль согрела ее сердце. Она всегда убеждала себя, что ей безразлично, как отец к ней относится. Теперь приходилось признать, что на самом деле она хотела чувствовать его заботу.
      Он же был ее отцом, в конце концов. Виктория почувствовала прилив радости.
      - Я позвоню ему.
      Она поднялась с кресла-качалки, но Лэнс встал у двери так, чтобы не пустить ее в дом.
      - Вы совершите неразумный поступок.
      Виктория мгновенно насторожилась. Может быть, настал момент, когда Лэнс должен из хорошего парня превратиться в плохого? Но зачем?
      Подобное поведение не имело смысла. Если бы он захотел похитить кого-нибудь ради выкупа, то выбрал бы члена королевской семьи, что для него было бы очень просто.
      - Почему мне нельзя позвонить отцу?
      К ее вопросу Лэнс успел подготовиться заранее.
      - Потому, что его телефон может прослушиваться преступниками, а мы не хотим, чтобы они знали о вашем освобождении.
      - Но уж вы-то должны точно знать, прослушивается его телефон или нет.
      На ее лице опять появилось выражение страха, и он понял, что настало время сказать ей правду.
      Как бы ему хотелось, чтобы кто-нибудь другой рассказал ей обо всем!
      - Есть вещи, которые вам следует узнать.
      Голос Лэнса прозвучал угрожающе. Виктория увидела смятение в глубине его серых глаз. Похоже, он беспокоится о том, как она воспримет его слова.
      Она напряглась, приготовившись его слушать.
      - Что мне надо знать?
      - Мне трудно говорить. - Лэнс умолк.
      "Вот сейчас он скажет, что выполняет волю Удава и должен убить меня!" Виктория сжала кулаки. Она будет драться до последнего!
      - Говорите же.
      - Малколм Рокфорд не является вашим отцом.
      Виктория медленно опустилась в кресло и долго смотрела на Лэнса широко раскрытыми глазами, не в силах произнести ни слова. Такое ей никогда не могло бы прийти в голову. Наконец к ней вернулась способность говорить.
      - Какая чушь!
      Лэнс видел, как сильно поразило ее услышанное, и двинулся к ней, чтобы поддержать ее, если она упадет в обморок. У него вдруг возникло желание взять ее руки в свои и успокоить. В последний момент он передумал и отступил. Что греха таить, была и еще одна причина избегать контакта с Викторией. Он волновался, когда просто смотрел на нее. Если же прикоснется к ней, то может рухнуть стена, за которой он скрывает свои чувства, что для него совершенно недопустимо.
      - Нет, не чушь, а истинная правда.
      - Вы хотите сказать, что меня при рождении подменили в родильном отделении больницы?
      - Нет.
      Лэнсу сперва казалось, что трудно лишь начать рассказ, продолжать же будет намного легче.
      Все оказалось не так. Поскольку Виктория очень любила свою мать и даже идеализировала ее, его следующие слова окажутся для нее ударом посильнее предыдущего.
      - Меня удочерили?
      - Нет.
      Виктория долго смотрела на него, затем с тоской в голосе сказала:
      - Я всегда знала, что родилась раньше положенных девяти месяцев после свадьбы родителей. Мама сказала, что я появилась на свет преждевременно, но мой вес при рождении соответствовал норме, как у моей сестры, а она родилась в срок. Я подозревала, что мама вышла замуж, уже будучи беременной, но моим отцом я всегда считала Рокфор да.
      - Да, ваша мать вышла замуж, будучи беременной, но ваш отец не Рокфорд.
      Лэнс снова приблизился к ней, поскольку она внезапно побледнела.
      Виктория глубоко вздохнула. Откинувшись на спинку кресла, она подтянула колени к груди, обхватила их руками и положила на них подбородок. Она долго сидела молча и не мигая смотрела в океанскую даль.
      Понимая, что Виктории сейчас не до разговоров, Лэнс опустился на стул рядом с ней. Как тяжело видеть растерянность на ее лице. Ему очень хотелось бы, чтобы все самое тяжелое было уже позади. Но он знал, что, когда у нее в голове уляжется все сказанное им, она начнет задавать вопросы, и молча ждал.
      "Если бы ее родители были такими, как мои, то она бы сейчас радовалась", - горько подумал он. И тут же оборвал свои мысли. Все уже пережито и забыто. Такие воспоминания только вызывают его гнев и мешают ему исполнять свой долг.
      Виктория по-прежнему сидела неподвижно, вспоминая свое детство. В ее воображении одна за другой возникали картины столь тяжелые, что она хотела бы навсегда выбросить их из своей памяти.
      - Иногда я думала, что я какая-то ненормальная, и поэтому мой собственный отец не может меня любить. Помню, как в третьем классе получила главную роль в школьном спектакле. Я старалась изо всех сил. Зрители захлебывались от восторга. Конечно, теперь я понимаю, что если бы мы даже забыли все слова и разучились ходить, они бы все равно устроили овацию. Ведь так всегда делают папы и мамы, когда на сцене выступают их дети. Виктория помолчала. - Как бы то ни было, я купалась в лучах славы. Но по дороге домой отец.., то есть Малколм начал перечислять то, что я сделала не правильно. Когда мы добрались до дома, я уже ревела в три ручья. Мама пыталась остановить его. Она говорила, что я еще ребенок, и, по ее мнению, я выступила прекрасно. Малколм, как обычно, свысока глянул на нее и заявил, что всегда следует говорить правду и неважно, что не всем нравится ее слушать.
      Это было одно из тех воспоминаний, которые оставались очень яркими, несмотря на все попытки Виктории избавиться от них. Перед ее мысленным взором встали лица матери и Малколма.
      Мать выглядела подавленной, с крепко сжатыми губами. Малколм же сиял от самодовольства. Голос Виктории зазвучал чуть громче шепота, когда она продолжила:
      - Он всегда упрекал маму, что та солгала ему.
      Должно быть, подозревал, а может быть, и знал, что я не его ребенок.
      - Теперь мой долг - следить, чтобы он больше не причинял вам вреда, сказал Лэнс.
      Виктория не успела понять, что именно произнес Лэнс, как ее снова захлестнули воспоминания. Она не могла сосчитать, сколько раз мама говорила, чтобы Виктория не обращала внимания на придирки Малколма. Марибель Рокфорд всегда объясняла их тем, что ее муж во всем желал достичь совершенства, и никто в целом мире не смог бы сделать что-либо так, чтобы Малколм остался доволен. Но ведь сестра Виктории Рэчел часто удостаивалась от него похвалы. И он ревниво, как собственник, относился к ее матери. Она чувствовала, что он воспринимал только ее, Викторию, как нежеланную гостью в своем доме.
      Она уперлась лбом в колени и усилием воли заставила воспоминания исчезнуть.
      - Не хотите ли, чтобы я принес вам кофе? предложил Лэнс, желая сделать все возможное, чтобы облегчить ее душевные муки. У него внутри все кипело от гнева на Малколма за то, что тот причинил Виктории столько страданий. Она же не виновата в том, что появилась на свет, но расплачиваться пришлось ей.
      Подняв голову, Виктория опять перевела взгляд на океан. Ее начала бить дрожь - от холодного ветра и от только что перенесенного потрясения. Недавно она пережила смерть матери, а сейчас услышала, что была не той, кем считала себя всю жизнь. Ее так смутило услышанное известие, что она не могла произнести ни слова, лишь только кивнула Лэнсу.
      Вставая, он внимательно посмотрел на нее.
      Увидев, что она дрожит, снял с крючка на стене свою куртку и накинул ей на плечи.
      - Со сливками, с сахаром, или и с тем, и с другим?
      От прикосновения его рук она почувствовала удивительное тепло. Ощущение, словно его сила передается ей. Она взглянула на его широкую грудь, подняла взгляд на лицо. Несмотря на его безразличный угрюмый вид, она чувствовала себя рядом с ним очень спокойно, уверенная в своей безопасности.
      - Просто черный кофе, пожалуйста.
      В глазах девушки Лэнс увидел мучительное страдание, и у него опять появилось почти непреодолимое желание обнять ее и поцелуями изгнать боль. Тут же Лэнс разозлился на себя. Много лет назад он навсегда запретил себе иметь такие желания. Но с того момента, как он впервые увидел фотографию Виктории, его чувства ожили вновь.
      Такого он позволить себе не имел права. "Впредь держись от нее подальше", - приказал он себе, делая быстрый шаг назад.
      - Сейчас принесу.
      Как только он скрылся в доме, Виктория почувствовала себя одинокой. Ей не хватало его.
      Для нее такое ощущение оказалось чем-то новым.
      Но еще удивительнее, что ее тянуло к мужчине, которого она почти не знала. Раньше она очень медленно сближалась с людьми. Она всегда гордилась своей самостоятельностью, и ей никто не был нужен.
      Глубоко вдохнув свежего океанского воздуха, она вдруг замерла, не в силах выдохнуть. Капитан Грэйсон сказал, что ее отец собрался платить выкуп. Но если ее отец не Малколм, то кто?.. Выдохнув, она встала и пошла в дом. Капитана Грэйсона она встретила в гостиной. Он направлялся на веранду и в руках держал большие кружки горячего кофе.
      - Кто мой отец?
      Казалось, он сомневается, стоит ли говорить.
      - Виктор Тортон, великий герцог Тортонбурга.
      Теперь для Виктории уже не имело значения, сколько у Лэнса фотографий, где он изображен рядом с царственными особами. Конечно же, сейчас он лжет. А значит, он обманывал ее с самого начала.
      - Вы лжете. Моя мать и великий герцог? Да никогда в жизни!
      Воспользовавшись тем, что у него заняты руки, она схватила его кобуру. Лэнсу осталось только выругаться про себя, когда она расстегнула ее и достала пистолет.
      Отступив, Виктория направила на него оружие и нахмурилась.
      - Видите, как все просто. Надеюсь, пистолет заряжен?
      - Заряжен, - ответил он, ставя кружки на пол подальше от нее. - Мне бы не хотелось, чтобы вы обожглись кофе. Я дал слово вашему отцу, что буду оберегать вас.
      Его голос звучал так, будто он говорит правду, но Виктория отказывалась верить. Она знала, что некоторых обманщиков не удается распознать даже с помощью детектора лжи.
      - Вы просто боитесь, что, если попытаетесь остановить меня, я вас невзначай застрелю. А теперь поднимите руки.
      - Смелая женщина! - пробормотал Лэнс, шагнул к ней и взялся за пистолет. - Верните мне оружие.
      Виктория хотела выстрелить, но не смогла. А. его прикосновение вызвало в ее теле такую волну жара, что она не в силах была даже пошевелиться. От чувства беспомощности слезы потекли у нее по щекам, и она разжала руку.
      Лэнс не мог понять, как он допустил, что у него забрали оружие. Обычно он всегда начеку. Видимо, Виктория оказывает на него расслабляющее действие. Ее стройная фигура, красивое лицо, синие глаза, темные волосы.., да любой мужчина потеряет голову, увидев ее! Но еще больше Лэнса поразило, что он не сердится на нее, а восхищен ее смелостью.
      Укладывая пистолет на место, он увидел слезы у нее на глазах и попытался найти слова утешения:
      - Вы бы все равно не смогли выстрелить. Он на предохранителе.
      - Если вы думаете, что мне от ваших слов стало легче, то ошибаетесь, сердито проворчала она. Вы отняли у меня последний шанс выйти из игры, в которую вы меня втянули. И я его упустила.
      Лэнс смотрел ей прямо в глаза.
      - Но я не втягивал вас ни в какую игру.
      - Ну ладно, раз вам хочется спорить, давайте считать, что вы не сошли с ума и все сказанное вами не игра. Тогда как давно великий герцог знает обо мне? С моего рождения?
      Лэнс чуть не улыбнулся. На фотографии, которую прислали похитители как доказательство того, что Виктория жива, в ее чертах, в позе он смог разглядеть таившийся в ней огонь. Она не побоялась признать, что считала его сумасшедшим.
      Она обладала даже более сильным духом, чем он думал. Редкий человек осмелился бы сказать такое ему в лицо.
      - Нет. Он узнал о вас, когда получил первое письмо о выкупе.
      От его слов недоверие Виктории только усилилось.
      - То есть у вас нет ничего, кроме утверждения похитителя, что я дочь великого герцога? И вы хотите, чтобы я поверила, будто великий герцог сознался, что имел связь с моей матерью и объявил всем, что я - его дочь?
      - Все произошло не совсем так.
      Скрестив руки на груди, она смотрела ему прямо в лицо.
      - А как?
      Очарованный синевой ее глаз, Лэнс не мог думать ни о чем другом и молчал. Опять ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы вернуться к прерванному рассказу.
      - Великий герцог получил письмо с вашей фотографией. Вы очень похожи на Тортонов, и сразу стало ясно, что вы из их семьи. У вас такие же скулы, нос, глаза. Губы, правда, немного полнее. "И будто созданы для поцелуев". Лэнс почувствовал, что краснеет. Он должен думать о том, как обеспечить безопасность Виктории, а не о том, как будет целовать ее в губы.
      - Но в мире много похожих людей. Я не верю, что великий герцог признал меня своей дочерью на основании какой-то фотографии.
      - В письме еще сказано о родимом пятне. У вас ведь есть родимое пятно малинового цвета на левом бедре?
      - Есть. - Виктория залилась румянцем смущения оттого, что Лэнс так хорошо знаком с ее телом.
      Следующий вопрос он постарался задать самым безразличным тоном:
      - Сколько человек знает о нем?
      - Мама, конечно, знала, но ее уже нет в живых.
      Остаются оте... - она запнулась и поправила себя:
      - Малколм. Моя сестра. Доктор и его медсестра. - Виктория замолчала, усиленно пытаясь вспомнить еще кого-нибудь. - Пожалуй, все.
      - Вы не имели друга, который мог бы его увидеть? - настаивал Лэнс. Этот вопрос оказался самым трудным, поскольку ему почему-то не нравилась мысль, что Виктория могла встречаться с другим мужчиной. Он стал смешон самому себе.
      К сожалению, она никогда не будет его женщиной. Он и думать не может о таком несбыточном желании.
      Теперь на лице Виктории был написан явный вызов.
      - Можете считать меня старомодной, но никакого друга у меня нет и не было. Я берегу себя для мужа.
      На самом деле ей просто не встретился такой мужчина, которому она захотела бы подарить свою невинность.
      Ей вспомнились потоки тепла, возникавшие в ней от прикосновений невозмутимого капитана Грэйсона. "Наверное, после наркотика я стала слишком чувствительной", - решила она. В смущении она отвела взгляд в сторону, чтобы не видеть его глаз. Она всегда мечтала о муже, который тепло и нежно относился бы к ней, отличался бы мягкостью в обращении и любил бы ее. Хмурый капитан Грэйсон ни чуточки не был похож на мужчину ее мечты.
      Лэнс ощутил особое приятное чувство, услышав ее ответ. Снова ему пришлось делать над собой усилие и напоминать себе, что личная жизнь Виктории его не касается, а ее ответ радует его только потому, что отсутствие любовников значительно сужает круг подозреваемых.
      - Вы когда-нибудь лежали в больнице?
      - Нет. - Виктория выглядела крайне утомленной. Она села на кушетку. Я все еще не могу поверить в то, что вы сказали.
      Понимая, что надо дать ей время все обдумать"
      Лэнс решил сменить тему.
      - Полагаю, кофе остыл. Пойду принесу вам свежего.
      Виктория слабо кивнула. Когда капитан вернулся, она взяла кружку, пробормотала слова благодарности и постаралась не думать ни о чем, кроме того как замечательно пахнет свежий горячий кофе.
      Лэнс сидел рядом на стуле и с тревогой наблюдал за ней. В комнате повисла напряженная тишина. Виктория только что пережила огромное эмоциональное потрясение, и, возможно, далеко не последнее, если он окажется прав в своих подозрениях. Жизненный опыт говорил ему, что под ударами судьбы люди либо крепнут, либо ломаются. Он считал, что так уж устроен мир, и безропотно принимал удары судьбы. Но всем своим существом он желал бы иметь возможность хотя бы смягчить боль, которую жизнь может еще причинить такой прекрасной женщине.
      Выпив кофе, Виктория свернулась калачиком на кушетке и уснула.
      Накрывая ее одеялом, Лэнс не смог удержаться и пальцами убрал волосы с ее нежного и соблазнительного лица.
      "Руки прочь!" - приказал он себе и вышел из комнаты.
      Глава 3
      Виктория просыпалась медленно. Некоторое время она не могла понять, где находится. Но страшно ей не было. Она чувствовала себя в безопасности.
      Сначала она заметила огонь, горящий в камине, затем повернула голову и увидела чьи-то длинные вытянутые мужские ноги. Волны радости захлестнули ее. Рядом с ней сидел он, капитан Лэнс Грэйсон, глава отдела расследований службы безопасности Тортонбурга. "Мой герой".
      Конечно, он настоящий герой.., высокий, необыкновенно красивый, сильный, надежный. Совсем непохожий на того милого и нежного сказочного принца, которого она не раз представляла в своих мечтах. Крепкий, как гранитная скала, и холодный, как глыба льда. Но все равно она чувствовала, как приятные волны тепла расходятся по всему телу, оттого что он находился рядом с ней, когда она проснулась.
      Заметив, что она зашевелилась, пытаясь сесть, Лэнс отложил книгу, которую читал, и спросил:
      - Как вы себя чувствуете?
      - Есть хочется. - Слова вырвались прежде, чем она поняла, что действительно очень голодна.
      - Я вам приготовлю сэндвич. Надеюсь, вы не откажетесь от ростбифа? С майонезом? Горчицей? Листиком салата?
      Она пыталась найти в его лице или голосе хоть намек на дружеское отношение, но не нашла ничего, кроме холодной вежливости. Он лишь выполнял свой долг, заботясь о ней. Что ж, пусть так и будет.
      Он увез ее из той жуткой лачуги в лесу, а все прочее не имеет значения. Его дружба ей совсем даже и не нужна. Она легко может обойтись без нее.
      - С майонезом и салатом, пожалуйста.
      Когда он ушел на кухню, она встала и отправилась в ванную комнату. К ее радости, ноги - да и все тело - стали слушаться ее, как прежде. Вялость исчезла. Когда она вернулась, сэндвич и чашка горячего кофе уже ожидали ее. Она накинулась на еду.
      - Хотите еще? - предложил Лэнс, заметив, как быстро она ест.
      - Нет, спасибо. - Виктория сделала большой глоток кофе и засмотрелась на огонь. Вопросы теснились у нее в голове. - Вы не говорили, что в письме упоминалось мое имя. Как же вы узнали, что искать надо именно меня?
      - К счастью, великий герцог не донжуан. У него не было беспорядочных связей. Он вспомнил, что имя вашей матери - Марибель. Когда мы предоставили ему информацию о Марибель Лейтон, он подтвердил, что они когда-то любили друг друга. Связь с Марибель оказалась единственным случаем его супружеской неверности. У него тогда не складывались отношения с женой, и он на некоторое время уезжал от нее.