Четверо фиракийцев переглянулись. Заговорил Тьюварандис:
      - Мы рассказали все, Шедоуспан. Могу поклясться в этом. И ты был прав - вчера ночью мы не совсем доверяли тебе. Но теперь мы видим, что ты целый день работал на нас, составляя план действий. Я охотно извинюсь перед тобой еще раз, но ведь ты сам осторожный человек и понимаешь, почему мы так недоверчивы. Ты хочешь сказать еще что-нибудь?
      Ганс посмотрел на Тьюварандиса долгим взглядом, а затем обратился к Недомерку:
      - Все, что мне будет нужно, - это чтобы за раму одного окна зацепилась прочная стрела, а к стреле была привязана длинная шелковая веревка. Веревка есть у Тьюварандиса.
      Ганс сделал паузу и бросил взгляд на высокого фиракийца. Тьюварандис, кряхтя, наклонился и вытащил из-под стола длинную веревку, смотанную кольцами.
      - Отлично, - кивнул Ганс. - Недомерок, ты сможешь это сделать? Я не очень понимаю в луках, но при помощи стрелы надо забросить веревку довольно высоко, а потом мне самому вскарабкаться по этой веревке. Я проделывал это раньше.
      - Я сделаю это, Шедоуспан.
      - Что это за пометки на карте, Мастер?
      - Большой зубчатый круг - это лужайка травы, не похожей на остальную. Мне она кажется подозрительной, и я намерен держаться от нее подальше. Этот крестик - грядки с какими-то травами.
      - А при чем тут сад с травами? - спросил Малингаза. Ганс собирался рассказать им обо всем, что видел, обо всех своих выводах и решениях. Но тут он подумал: "А, ну их в шестой ад!" - и просто сказал:
      - Кто знает, какие необычные травки может выращивать у себя в саду могущественный маг, а?
      Тьюварандис привалился к стене, скрестив свои длинные ноги:
      - Ты и в самом деле осторожный парень.
      - Я тот, кем ты называешь меня, Тьюварандис. Позволь мне рассказать одну историю. Я постараюсь покороче. Однажды мой друг угодил в лапы настоящего чудовища в человеческом облике, который забавлялся тем, что связывал живых людей и начинал помаленьку резать их. Отрезать кусочки. Понимаете, то большой палец на руке, то разрез на бедре, то полоску кожи на спине, то нос или несколько пальцев на ноге... Я пошел туда, чтобы выручить своего друга. И как раз в тот момент, когда я решил, что это самое легкое дело в мире... Я как раз пробирался сквозь какие-то ветвистые кусты, намереваясь залезть в окно. И тут кусты ожили. Гибкие ветки обвились вокруг меня, словно сотни змей. Как удавы. Так как, Недомерок, Корстик занимается своим милым садиком? Возится с этими травками?
      - Д-да, - тихо ответил Недомерок, стараясь унять дрожь в голосе.
      Ганс пожал плечами.
      - Это не очень-то прибавляет храбрости, верно? Если бы я умел летать, я не коснулся бы земли в этом саду даже кончиком пальца. Теперь у меня есть другой вопрос. Я много лет работал в одиночку, и никто не сумел поймать меня. Наш... клиент уйдет из дома, а его собачки и слуги заснут. Работа состоит в том, чтобы забраться на второй этаж, взять там маленькую фигурку и убраться из дома и из сада. Насколько я могу судить, мы с Недомерком справились бы с этим сами. Так зачем же пятерым остальным залезать в сад? Чтобы присмотреть за Недомерком и мною? Или в качестве палачей - чтобы избавиться от дурачков, сделавших свое дело?
      Малингаза вскочил, опрокинув стул. Схватившись за рукоять своего меча, он вперил взгляд в полночно-черные глаза Шедоуспана. Тот ответил не менее пристальным взглядом.
      - Сядь.., обратно... Малин.
      К изумлению Ганса, это сказал не Тьюварандис, а Марлл. Ганс слегка склонился к столу, стоя слева от Недомерка.
      - Послушай, напарничек, ты не мог бы убрать руки? - вежливо спросил Ганс.
      Едва Недомерок дернул руками, что-то промелькнуло у самого его лица. Четверо фиракийцев уставились на Ганса, который держал в руке тускло-зеленую кружку, только что стоявшую справа от Недомерка.
      - Огонь и Зола! - пробормотал Марлл.
      - Вот такой я быстрый, Малингаза, - невинно заметил Ганс.
      Марлл бросил взгляд на Малингазу.
      - Малин, я сказал - сядь обратно.
      Тем все и кончилось. Малингаза поднял свой стул и сел. Однако, судя по его виду, радости это происшествие ему не доставило.
      Ганс выпрямился, заглянул в кружку Недомерка и поставил ее перед ее владельцем. Затем, взяв свою собственную кружку, глотнул пива.
      - Проклятье! А ведь я просил налить хорошего пива! Марлл, как насчет статуэтки?
      - Она будет готова. Ее нужно покрыть глазурью, а то я принес бы ее уже сегодня. В любое время и в любом месте, когда скажешь, Шедоуспан.
      - Ее нужно как следует завернуть и положить в прочный мешок, чтобы я смог принести ее в дом Корстика и вынести оттуда другую фигурку. Оставь ее у торговца фруктами, на базаре рядом с палаткой с'данзо. Скажите ему, что это для Гансиса. Гансис. Должен сказать вам, что я чрезвычайно нервный человек. Один из вас не любит меня. Можно сказать, ненавидит. И я, в общем-то, не знаю никого из вас. Пожалуйста, последуйте совету Шедоуспана завтра ночью вокруг меня не должно быть никаких луков или арбалетов. А теперь скажите мне, когда все это будет?
      - А как насчет мечей? - ехидно спросил Малингаза. - Или, может быть, ты хочешь, чтобы мы пришли туда со связанными руками?
      - Проклятье, Малин... - прошипел Тьюварандис. Ганс вздохнул:
      - Зачем ты делаешь это, Малингаза? Нам придется работать вместе, и мне не нравится такое отношение - "южанин - значит, враг". Да и твои ехидные замечания тоже. Что я могу сказать? Мечи меня не страшат, Малингаза. И ножи тоже. У меня нет причин пугаться метательных ножей, вы все это видели. Но я очень не люблю оружие, которое поражает издали.
      - Там не будет ни луков, ни арбалетов - кроме лука Недомерка, заверил Тьюварандис. - Недомерок, возьми только две стрелы, хорошо? Я могу понять, почему так беспокоится Тень. И поэтому Малингазы там тоже не будет. Все слышали?
      - Что?!
      - Относительно времени... - начал было Ганс, но его перебил Малингаза:
      - Нет, погодите-ка!
      - Четырнадцатый час, - ответил Марлл. - Корстик уйдет за час до того, и вернется не раньше, чем еще два часа спустя.
      Ганс кивнул.
      - Думаю, это все. Мы легко перелезем через стену с лошадиной спины. Я пойду в одиночку. Я не собираюсь думать ни о ком, кроме Недомерка и себя самого. Только о работе. А что будет, когда я выберусь наружу со статуэткой? Полагаю, ее не следует швырять на землю.
      - Разумеется, не следует, - подтвердил Марлл.
      - Отлично, - сказал Ганс. - Я передам ее вам, как только мы выберемся за стены, потому что, пока мы в саду, я буду двигаться так быстро, как только могу. Ах, да - кто-нибудь должен будет остаться снаружи, чтобы присмотреть за лошадьми, верно? Если что-нибудь случится, я принесу фигурку сюда. Как зовут хозяина "Козла"?
      Кто-то из фиракийцев ответил. Ганс обвел всех четверых взглядом, заметив ярость, плескавшуюся в глазах отвергнутого Малингазы.
      - Завтра ночью, где-то к пятнадцати часам, вы получите то, что хотите. А я надеюсь поживиться чем-нибудь ценным. С этими словами Ганс повернулся и вышел.
      ***
      Мигнариал заметила, что Ганс, придя домой, принес какой-то тючок, завернутый в конский желудок. Взгляд девушки стал озадаченным. Она была одета в соблазнительный ночной наряд, который купил ей Ганс, и выглядела вдвое привлекательнее любой женщины из ночных пивнушек. Когда Мигнариал подошла, чтобы поцеловать Ганса, тот не устоял.
      - Все по-прежнему, - сказал Ганс и добавил; - Но это будет опасно.
      - Ох! Зачем ты говоришь это мне? - Мигнариал отступила на шаг.
      - Надеюсь, что ты у видишь что-нибудь для меня. Девушка вздохнула.
      - Ганс, я ведь говорила тебе - я не могу просто взять и сделать это для тебя. Это приходит само или не приходит совсем. Поверь, иногда мне не удается увидеть ничего даже для клиентов, которые готовы щедро заплатить.
      - И тогда клиент превращается в сувеш, и ты пытаешься как-нибудь угадать, в чем дело.
      - Угу.
      - Вот-вот, - произнес Ганс, намекая, что грабить людей можно по-разному. Потом он взвесил на ладони тючок. - Как ты думаешь, что это?
      - Я не зна.., нет! Ганс! Ты был на крыше?
      - Прямо над этим окном.
      - Ганс! А я ничего не слышала!
      - Он приходит, он уходит, а ты и не знаешь, что он был здесь, до тех пор, пока он не исчезнет с твоим.., носом! - И Ганс быстро вытянул руку, притворяясь, что хочет схватить Мигнариал за нос.
      Девушка отпрыгнула назад, заливаясь смехом.
      - Ох, Ганс! Я так рада, что ты никогда не показывал мне свою коллекцию носов, милый.
      - О, это было напрасно, - отозвался Ганс, распахивая плащ и откладывая тючок, чтобы развязать ворот. - Понимаешь, Нотабль уничтожил мою коллекцию. Он съел все тридцать девять носов.
      - Фи-и!
      - Мяурр, - сонно произнес Нотабль, услышав свое имя.
      - Видишь? Он говорит: "Да, съел".
      - Фи-и!
      - Что? Я снимаю тунику, а ты заявляешь "фи-и"? Я думал, тебе нравятся мои могучие мускулы.
      - Похоже, у тебя хорошее настроение. Все вышло так, как ты хотел? Ты сказал, что собираешься проверить их.., милый, как мне нравятся твои ноги!
      - Ты сидишь здесь, задрав подол по-самое-не-хочу, и еще осмеливаешься что-то говорить о моих ногах?
      - Ха! Я думала, ты и не заметишь. А вот ты задрал свою тунику до самого подбородка, милый. Постой.., ты снова одеваешься?
      - Да, и ты тоже, - ответил Ганс, натягивая узкие черные штаны. - И надень плащ. Тебе нужно кое-что увидеть.
      - Послушай, Ган... Шедоуспан, если ты думаешь, что я собираюсь лазить по стенам и крышам вместе с тобой, то забудь про это немедленно!
      Ганс хмыкнул.
      - Нет-нет. Я же сказал, что тебе нужно увидеть кое-что, Мигни. Просто выйди на улицу. Вместе со мной.
      - О... Я прихожу домой, принимаю ванну, напяливаю тот ужас, который ты купил мне.., а ты хочешь, чтобы я надела плащ и вышла на улицу. Зачем?
      Ганс натянул черную тунику.
      - Чтобы тебя изнасиловали в переулке, - ответил он и прыгнул к Мигнариал.
      Она вскрикнула, затем рассмеялась и выбежала в другую комнату. Согнав с лица улыбку, Ганс принялся размещать свои ножи. Ему очень нравилось, как выглядит Мигнариал в этом темном одеянии из газа и кружев.
      Она вернулась в комнату, запахивая плащ.
      - Таким ты мне нравишься, Шедоуспан. Ты ведь не собираешься пустить в ход эти ножи, верно?
      Ганс покачал головой, сгибая и разгибая руки, к которым были пристегнуты ножны.
      - Нет. Ты уже видела, как я их бросаю.
      Мигнариал кивнула.
      - Я помню, как в пустыне ты втолковывал мне, что никто не может промахнуться, метая эти звездочки. А потом мы целый час искали ту, которую бросила я!
      - Никогда не сознавайся в этом. Все верят, что никто не может промахнуться, кидая звездочку, А я рассказал почти всей Фираке, что ты носишь за пазухой несколько штук. И даже вывесил несколько объявлений.
      - Ага. И сам написал их?
      - Оп-ля! Ну да, я то и дело слегка привираю. Ладно, пошли на улицу. Хорошо, Нотабль, и ты тоже. Видала? Он знает слово "пошли"! Идем, Радуга.
      Радуга на самом деле не собиралась никуда идти, и Мигнариал взяла ее на руки. Нотабль стрелой вылетел в дверь, едва Ганс открыл ее, и рысью помчался вниз по ступенькам. К тому времени, как Ганс и Мигнариал вышли на лестницу, кот уже ждал их у наружной двери.
      Несколько минут спустя, Мигнариал стояла в переулке, открыв рот и позабыв о Радуге, спящей у нее на руках. Она смотрела, как Ганс вскарабкался по стене до самой крыши. Он был похож на тень, движущуюся в лунном свете. Девушка затаила дыхание, когда Шедоуспан перепрыгнул с одной крыши на другую прямо над ее головой. Глядя вверх, она с удивлением отметила, что не услышала ни малейшего стука при его приземлении. Несмотря на то что прыжок занял какую-то долю секунды, он был таким беззвучным, словно Шедоуспан проплыл по воздуху, как перышко. Мигнариал по-прежнему смотрела вверх, но не видела никого и ничего.
      - Эй, девочка, - раздался позади нее тихий голос. Мигнариал подскочила. - Ты хочешь, чтобы тебя изнасиловали в переулке?
      Мигнариал обернулась и увидела, как Ганс возник из тени и направился прямо к ней.
      - Как ты.., ты просто.., о!
      Ганс скользнул чуть в сторону, в глубокую тень, и эта тень поглотила его. Шедоуспан, Порождение Тени, исчез. По коже Мигнариал пробежали мурашки, и Радуга встрепенулась, почувствовав, как у девушки задрожали руки.
      - Ганс? Это просто ужас. Ты.., ты еще здесь?
      - Да.
      Его голос, казалось, доносился откуда-то справа, от самой земли. Он что, присел на корточки? Мигнариал ничего не могла разглядеть. Только тень. И голос. Девушке стало не по себе:
      - Я даже не вижу тебя.
      Сделав шаг, он очутился на свету.
      - Я хотел, чтобы ты увидела это, Мигни. Точнее, чтобы ты знала. Клянусь, это не колдовство, хотя многие считают иначе.
      - Ты словно.., словно воплощение Шальпы!
      - Ш-ш-ш. Его имя нельзя произносить вслух.., и кроме того, ты ведь не веришь в богов, забыла?
      Мигнариал прикусила язык и негромко ахнула.
      - А теперь отведи котов домой, хорошо? Я сейчас буду.
      - Ганс...
      - Именно это я и хочу сказать. Я сейчас буду там. Мигнариал пришлось заманивать Нотабля домой. Размышляя о невероятном и пугающем умении Ганса исчезать, становиться тенью среди теней, девушка с невероятным усилием, словно старуха, поднялась наверх по лестнице. Когда она вошла в квартиру, Ганс уже был там. Он наливал пиво из кружки в миску Нотабля.
      - Фью, - присвистнул Шедоуспан. - Я думал, что мне придется ждать до завтра. Ты что, увидела кого-нибудь знакомого и остановилась поболтать с ним?
      Мигнариал, оторопев, села, и Радуга соскочила на пол, однако девушка даже не заметила.
      - Ты.., в окно?
      Ганс кивнул, отсалютовал ей кружкой и отхлебнул пива.
      - Я просто хотел, чтобы ты знала, Мигни. Я подумал об этом вчера ночью. Я имею в виду - это все равно, как если бы ты могла увидеть меня за работой.
      Мигнариал сидела, глядя на него и послушно кивая. Наконец она словно очнулась от транса и встала.
      - Я.., рада была увидеть это, милый. Это так пугает.., и все же это чудесно. Я не могу поверить, что тут не замешано какое-нибудь колдовство.., или какой-нибудь бог. Но было так холодно.., у меня вся кожа в пупырышках. Я отправляюсь в постель.
      Ганс усмехнулся:
      - Надеюсь, ты не собираешься сразу же уснуть?
      Когда на следующий день Анорислас сообщил, что продал еще одну лошадь, и отдал Гансу одиннадцать огников и двадцать пять искорок, все это показалось Гансу каким-то далеким и чуждым ему. Анорислас так и не понял, почему Ганс не проявил особой радости, благодарности, да и вообще каких бы то ни было чувств.
      В тот вечер Ганс не находил себе места. Мигнариал была до странности молчаливой. Ганс сказал, что не будет есть перед тем, как.., уйти. Мигнариал обнаружила, что ей тоже совсем не хочется есть. Ганс то пытался прилечь отдохнуть, то принимался карабкаться по стенам - для тренировки.
      Над Фиракой сгущалась ночная темнота, и такая же тьма ложилась на душу Мигнариал.
      - Ты возьмешь с собой Нотабля?
      Ганс посмотрел на девушку, надеясь, что она что-нибудь посоветует ему напоследок. "В конце концов, быть может, там не будет никакой опасности вообще", - подумал Ганс и согласно кивнул:
      - Да, наверное, возьму. - Он перекатился к краю постели и вновь вскочил на ноги. - Пожалуй, мне вот-вот пора будет идти за лошадью.
      - Ты собираешься идти в этой одежде?
      - Я переоденусь после того, как заберу коня. Ганс завернулся в свой лучший плащ и наклонился к девушке. На несколько секунд Мигнариал прижалась к нему. Но ей по-прежнему нечего было сказать - видение так и не пришло к ней. Взяв тючок с одеждой и со всем остальным, включая фальшивую статуэтку, Ганс направился к двери. Обрадованный Нотабль следовал за ним. На пороге Ганс подождал, надеясь, что Мигнариал все-таки увидит что-нибудь. Он уже слегка запаздывал.
      "Ничего, пусть подождут Мастера!"
      - Ганс!
      От этого странного голоса по спине у Ганса пробежали даже не мурашки, а целые пауки. Он резко обернулся.
      - Ты взял перчатки, Ганс?
      Ганс кивнул, глядя в огромные круглые глаза Мигнариал. Казалось, что за этими неподвижными зрачками нет самой Мигнариал, что ее устами вещает кто-то иной. Конечно, Гансу приходилось видеть это и раньше, и он сразу понял, что произошло. Однако он так и не смог привыкнуть к этому отсутствующему голосу, к этому немигающему взгляду без всякого выражения. К Мигнариал пришло видение.
      Затем Гансу пришло в голову, что видеть и видеть одновременно, вероятно, невозможно.
      - Да, - произнес он.
      - Хорошо. Не касайся кольев на ограде голыми руками. И перламутрово-белой кошки тоже. Ох.., как интересно! Периас-меняла сегодня вечером обедает у Корстика.
      Ганс стоял как вкопанный, глядя, как Мигнариал возвращается в собственное тело. Теперь и ее взгляд, и ее голос стали совершенно обычными:
      - Ты забыл что-нибудь, милый? Ганс решил, что скажет ей позже. Когда все кончится. Он отрицательно покачал головой и вновь повернулся к двери.
      - Будь осторожен, милый!
      "Буду. Обязательно буду, Мигни".
      Ганс шел по ночной Фираке к "Зеленому Гусю". Нотабль держался рядом с ним. Ганс никак не мог понять, какое значение имеет присутствие на ужине Периаса - ведь после этого и Периас, и Корстик в любом случае отправятся на заседание Совета. Фактически они уже должны уйти. Вторая часть была легкой - должно быть, штыри на ограде и фигурка кошки покрыты ядом, проникающим через кожу. Теперь Гансу надо спешить, чтобы предупредить Тьюварандиса и остальных. Он перешел на легкую рысь, чем немало порадовал Нотабля.
      Тип, слуга Кулны, дремал в конюшне, однако сразу же проснулся, чтобы помочь Гансу взнуздать и оседлать серого жеребца. Ганс решил прибегнуть к хитрости и послал Типа в трактир, попросив его принести кусочек фрукта любого фрукта. К тому времени, как мальчик вернулся обратно, Ганс успел переодеться и вновь накинуть сверху плащ. Но теперь под плащом скрывались "рабочие" одежды Шедоуспана. В ладони Типа оказался еще один медяк. Ганс сел в седло. Нотабль взгромоздился поверх тючка с одеждой, и они выехали на улицу.
      Не успел Ганс проехать два квартала, как раздался громкий крик:
      - Ганс!
      Кричал отнюдь не Тип. Сердце Ганса стукнуло невпопад, желудок сжался в комок. Он натянул поводья и остановился, дрожа. К нему подбежала Мигнариал. Ганс заметил, что она несла на руках Радугу. Когда девушка оказалась совсем рядом, то Ганс даже в тусклом лунном свете увидел ее неподвижный странный взгляд. Это случилось вновь.
      Когда эти круглые стеклянные глаза устремились на Ганса, он задрожал.
      - Ганс... Что-то случилось! Не ходи! Оставайся.., с внешней.., стороны.., стены. - И миг спустя, уже другим голосом, Мигнариал произнесла:
      - Ганс? Почему я здесь, на улице? Что я де.., ох! Оно случилось!
      Ганс кивнул, провел пальцами по волосам Мигнариал и сглотнул вставший в горле комок.
      - Да. Ты велела мне держать Нотабля при себе и надеть перчатки. Пожалуйста, иди и подожди меня в "Зеленом Гусе", хорошо? Это всего в двух кварталах отсюда, а до нашей квартиры очень далеко.
      - Хорошо.., хорошо, милый. Я пойду туда. Ой! Радуга внезапно перескочила с рук Мигнариал на спину коня, позади седла. Это было совершенно на нее непохоже. Конь вздрогнул, и Ганс сжал его бока обеими ногами, в то же время изо всех сил натягивая поводья. Жеребец слегка попятился, но затем остановился и замер - лишь встряхнул головой, звякнув уздечкой.
      - Радуга! Ах ты, глупая...
      - Не ругай ее, Мигни. Мы оба знаем, что она такая же странная кошка, как Нотабль. Но я боюсь, что тебе нельзя ехать со мной, Радуга. - Ганс обернулся и взял пеструю кошку на руки, а затем передал ее Мигнариал. Радуга не сопротивлялась.
      - Будь.., будь осторожен, милый.
      - Буду. До встречи.
      Ганс сидел в седле и провожал взглядом Мигнариал, пока она не прошла весь квартал. Затем девушка свернула к трактиру, и Ганс перевел дыхание. Взглянув на луну, он пришпорил коня. Несмотря на предупреждения Мигнариал, Ганс должен был ехать. Он был обязан хотя бы предупредить остальных. Первая часть пути была самой трудной - Гансу приходилось соблюдать правила движения в пределах города и ехать неспешным шагом по середине улицы. Конь был тоже недоволен таким способом передвижения. Казалось, прошла вечность, прежде чем они достигли северных ворот.
      - Собираюсь дать коню как следует пробежаться, - как можно небрежнее заметил Ганс, проезжая мимо скучающих стражников.
      - Ему это не повредит! Славная зверюга! Держу пари, он может обогнать даже ветер!
      Ганс ударил по бокам серого каблуками, пригнулся и крикнул:
      - Хайя!
      Конь рванулся с места, словно выпущенная из лука стрела, и плащ Ганса так заполоскался за спиной, что его ворот сдавил Гансу горло. Ганс оттянул эту "удавку" рукой, но даже не попытался заставить коня мчаться помедленнее. Он остановил серого только возле подножия холма - и то только для того, чтобы снять плащ, скатать его и привязать к седлу. Затем Ганс снова пришпорил скакуна.
      - Хочешь пробежаться вверх по холму? Хайя!
      Мерин помчался вверх по склону так же легко, как по равнине.
      По пути им навстречу попались четыре лошади без всадников, тоже скакавшие галопом. Они пролетели мимо Ганса, не останавливаясь, и опрометью поскакали по дороге к городу. Ганс понял, что видение Мигнариал вновь оказалось истинным и что он все равно не успеет. Серый проскакал еще несколько сотен футов, прежде чем Гансу удалось заставить его идти рысью.
      Не успел Шедоуспан достичь своей цели, как увидел и услышал нечто ужасное.
      На гребне стены, окружавшей владения Корстика, горел высокий факел. Еще один факел полыхал на лужайке возле самого особняка. И Ганс сразу понял, что это были отнюдь не обыкновенные факелы.
      - О боги, о боги, боги... - бормотал Ганс, не в силах замолчать. Ему казалось, что это его тело пылает на стене, а вовсе не корчащееся, страшное тело Марлла.
      А огромный факел, горевший на лужайке перед домом и ярко освещавший его.., это пылал тот, кто прежде работал у Корстика помощником повара. Недомерок был похож на столб желто-белого пламени. Это пламя освещало дом мага Корстика гораздо ярче, чем положено, и казалось, что сами стены особняка испускают какой-то неестественный свет.
      Корстик раскрыл заговор. Корстик был дома и страшно покарал тех, кто осмелился проникнуть в его владения.
      Где-то в обширном зеленом саду кто-то кричал, кричал, кричал, и Гансу захотелось скорчиться и зажать уши. Мужчина не может, не должен кричать таким высоким и жалобным женским голосом! Корстик карал его за заговор, за проникновение во владения мага. Корстик, все слуги и собаки которого должны были уснуть. Корстик, один из самых могущественных магов Фираки. По сравнению с ним и с его могуществом заговорщики были беспомощными младенцами. Должно быть, для него они были тем же самым, чем для Шедоуспана были назойливые клопы в матрасе. Неприятные насекомые, которых можно раздавить одним пальцем.
      Душераздирающий крик заглушал даже треск и шипение живых факелов и неистовый рев пламени.
      О боги, о боги, о Всеотец Илье! Теперь Ганс не только слышал, как трещит горящий человеческий жир, но и обонял страшный запах жареной человеческой плоти.
      Жуткий голос донесся откуда-то сверху, выбулькивая слова, словно пузыри:
      - Б-беги-и... Ма-сте-рр!..
      Шедоуспан посмотрел вверх как раз в тот миг, когда сук толщиной с мужскую ногу с громким треском отломился от дерева. Листья трепетали, словно от сильного ветра. Ганс и сам не знал, как он успел прохрипеть "хайя". Сук падал прямо на него, шумно шелестя листвой. И что самое жуткое - с этого сука как-то боком свисал Тьюварандис, пронзенный им насквозь, словно невообразимо огромным копьем. К ужасу Ганса, Тьюварандис не был мертв. Рана в животе Тьюварандиса была просто кошмарной. Но его глаза были еще хуже.
      Серый конь прянул вперед, едва услышав приказ. Ганс цеплялся за седло, а шипящий Нотабль цеплялся за его бедро, но Ганс не чувствовал вонзившихся в него когтей.
      Живые факелы продолжали полыхать, заливая ярким светом всю округу. Внезапно они громко затрещали, и распространявшийся от них тошнотворный запах заставил пустой желудок Ганса сжаться в комок. Ганс беспомощно корчился, все его тело сотрясали судороги рвотных позывов.
      Ганс вновь заставил коня остановиться. Он все еще был около стены, но теперь уже дальше к югу. Но вскоре Ганс решил, что лучше бы ему было не задерживаться здесь. Поодаль от него, под нависшими ветвями старых деревьев, со стены мешком свисал труп еще одного человека. Во имя дыхания Ильса, какой яд может подействовать так быстро, чтобы убить воришку, не успевшего еще перелезть через стену? Тело, висевшее не более чем в четырех футах от Шедоуспана, внезапно затрепетало, затем раздался громкий хлопок, от которого грива коня встала дыбом, и мертвый человек внезапно вспыхнул ярким пламенем.
      Какой-то миг Ганс смотрел, как труп распухает, как на коже вздуваются пузыри, а затем лопаются с негромким хлопком, к которому примешивается треск пламени. Миг спустя пламя взвилось на двадцать футов вверх, выбрасывая желтые и белые языки в небо. Ганс развернул коня и поскакал обратно к Тьюварандису. Боковым зрением Ганс заметил в освещенном окне верхнего этажа фигуру человека. Это окно было рядом с тем, через которое Ганс намеревался проникнуть в дом. Человек простер руки и поднял ладони вверх...
      Сучья громко хрустели, отламываясь от стволов и взлетая в воздух. Они неслись со свистом и рушились на дорогу. Ветки хлестали Ганса по лицу.
      Ганс забыл про Тьюварандиса - бедняге все равно ничем нельзя было помочь, но Ганс намеревался прекратить те неестественные страдания, которым подверг незадачливого заговорщика Корстик. Ганс забыл про неизвестного человека, кричавшего там, в саду, забыл про фарфоровую кошку и добычу, о которой мечтал. Вновь повернув коня, Ганс направил его галопом вниз по извилистой дороге. Каким-то образом ни одна из падающих ветвей не попала в него. Ганс не придерживал коня до тех пор, пока впереди не показались городские ворота. При виде горящих у ворот факелов Ганса опять охватил первобытный ужас, однако это были самые обыкновенные факелы, каких Ганс немало повидал в жизни. В свежем ночном воздухе не чувствовалось ни малейшего запаха дыма, однако Гансу все еще казалось, что он вдыхает смрад горящей человеческой плоти.
      Каким-то чудом Ганс вспомнил, что ему следует завернуться в плащ, чтобы скрыть свое черное одеяние. Нотабль, который, дрожа, скорчился перед Гансом на седле, даже не обратил внимания на то, что его накрыли полой плаща.
      Стражники радостно отметили, что серый, должно быть, хорошо пробежался, и посоветовали Гансу обтереть коня после того, как скакун будет расседлан. Ганс проехал мимо, кивнув стражникам. Он не мог говорить - все его силы уходили на то, чтобы не стучать зубами. Его желудок все еще судорожно сжимался.
      Тип пообещал присмотреть за конем и получил больше медяков, чем когда-либо видел за всю свою жизнь. Каким-то образом Мигнариал и дрожащий от потрясения Ганс добрались до дома. Коты старались держаться поближе к хозяевам.
      Только после того, как Мигнариал помогла Гансу стянуть черные одежды, они оба заметили, что бедро Ганса все в крови. Однако Ганс даже и не подумал наказывать Нотабля: будь у самого Шедоуспана когти, серый лишился бы половины шкуры к тому времени, как достиг бы подножия этого ужасного холма.
      Ганс спал плохо. Он старался съежиться, дрожал и стонал во сне. Мигнариал обнимала его, орошая его грудь слезами. Рука Ганса свешивалась с постели, касаясь спины большого рыжего кота, свернувшегося возле кровати. Нотабль тоже вздрагивал во сне. Мигнариал никак не могла заставить руку Ганса надолго оторваться от рыжего кошачьего меха. Наконец девушка сдалась и покрепче обняла своего мужчину.
      ***
      На следующий день Ганс узнал, что вчера вечером Периас-меняла ужинал у Корстика и умер прямо за столом. Таким образом Корстик обнаружил заговор, в котором участвовал помощник повара, а также остальные. Теперь Корстик и Аркала обвиняют друг друга. Периас был деловым партнером Аркалы. Корстик не пошел на заседание Совета, а героически остался дома, в окружении слуг, спящих неестественным сном. Маг вступил в битву с заговорщиками, проникшими в его владения. И одержал над ними победу.
      За чем они охотились? Конечно, за жизнью Корстика, за чем же еще?
      "Ложь, - подумал Ганс. - Они.., мы собирались забрать всего лишь фарфоровую кошку. Проклятый маг, чудовище!" Бегом вернувшись домой, Ганс обнаружил там новый повод для страха.
      Да, имя Периаса пропало из списка, и еще одна ранканская монета исчезла.
      Но пропало только имя Периаса и только один империал.
      На листе остались имена Ильтураса и Тьюварандиса.
      "О нет! О Отец мой Илье, нет, нет! Его же насквозь пронзила толстенная ветка и он висел на ней! Ветка толщиной с мою ногу! Он не мог остаться в живых!"
      И все же высокий седовласый фиракиец был жив - или, во всяком случае, не был мертв. Не совсем мертв. Его имя по-прежнему оставалось в списке. Исчезла только одна монета. Должно быть, это было связано с жизнью и смертью Периаса. Каким-то ужасным колдовским способом Корстик оставил Тьюварандиса в живых.
      "И отнюдь не для того, - подумал Ганс, чувствуя слабость и тошноту, чтобы вылечить бедолагу. Это просто невозможно сделать! Этот демон оставил его в живых, чтобы пытать его.., и конечно же, допросить его". Как скоро полумертвый человек прохрипит имя "Шедоуспан" и опишет внешность человека, носящего это имя? Сколько времени пройдет, прежде чем Корстик сумеет опознать по этому описанию чужеземца? Чужеземца-южанина по имени Ганс...
      Счастливчик Малингаза - он выбыл из заговора всего за сутки до той ужасной ночи!
      ***
      В ту ночь Ганс поел впервые за последние тридцать часов. Он запивал пивом хлеб, курятину и фрукты и думал о том, что никогда больше не будет знать покоя. Он все еще думал о том, что ему теперь никогда не удастся заснуть, и прикидывал, как жить в таком состоянии дальше, когда его внезапно сморил сон. Ганс уснул и спал так крепко, как будто не собирался просыпаться в ближайшие сто лет. Однако его сон был прерван ужасным воем.