Обманутое поколение

Перед вами роман известного японского писателя Кэндзабуро Оэ «Опоздавшая молодежь». Раскройте его, чтобы послушать исповедь молодого японца, судьба которого – зеркало жизни целого поколения послевоенной Японии.

Это поколение называли «опоздавшим», потому что оно не успело на войну. Но думается, что правильнее всего назвать этих японцев обманутым поколением.

Вся система предвоенной и тем более воюющей Японии была направлена на то, чтобы обмануть народ, и прежде всего молодежь. Пусть по-иному, но ее обманывают и сегодня. Однако именно то поколение, о котором пишет Кэндзабуро Оэ, оставаясь жертвой обмана, глубоко ощутило весь трагизм его в военную катастрофу 1945 года, потому что она настигла молодые души как раз тогда, когда они были особенно ранимы.

Крах милитаристской Японии повлек за собой нарастание революционной волны, активизацию рабочего класса, бунт молодых.

Когда через год после окончания войны на Дальнем Востоке я впервые попал в Японию, страна бурлила. Сотни тысяч рабочих бастовали, требуя человеческих условий труда, ликвидации безработицы, подлинной демократизации, наказания военных преступников. Но улицам и площадям Токио, Осака, Кобэ и других городов шествовали колонны демонстрантов под красными знаменами и лозунгами: «Долой кабинет Иосида!» – и неведомо было, дрожала ли мостовая от очередного землетрясения или от могучей поступи демонстрантов. Миллионы японцев затаив дыхание слушали лидера компартии Кюити Токуда. Он просидел в тюрьме восемнадцать лет. Через каждые пять лет его вызывали чтобы спросить: «Отрекаешься от коммунизма?» и каждый раз он бросал своим тюремщикам: «Никогда!» Ничто не могло сломить железного человека, и его устами говорила теперь совесть трудового народа.

Ощетинившись дулами автоматов, берегли подступы к американскому посольству и штабу генерала Макартура солдаты морской нехоты США. За проволочным забором американского военного лагеря, разместившегося рядом с японским парламентом, притаились бронетранспортеры и «джипы» оккупантов – на всякий случай.

Буря нарастала с каждым днем, грозя социальными потрясениями, и беспомощные японские власти взывали к американским оккупантам о помощи. Макартур не замедлил перейти в контратаку, когда возникла угроза всеобщей забастовки 1 февраля 1947 года. Японская реакция окончательно нашла общий язык с оккупантами в том, что касалось наступления на демократические силы. Началась та затяжная битва, которая, проходя подъемы и спады, продолжается на Японских островах и по сей день. Последнее слово в ней еще далеко не сказано.

Обманутое поколение японской молодежи сразу же оказалось в гуще этой битвы. Какая-то часть молодых смогла найти себя в подлинно демократическом движении, глубоко связанном с народом, с рабочим классом. Сегодня из них выросли закаленные борцы на всех фронтах – в политике, искусстве, литературе. Но большинство молодежи тех лет – и это теперь непреложный факт – потонуло в водовороте событий, затянутое грузом обмана, собственной слабостью, разлагающим влиянием среды, пораженной коррупцией, безверием, ложью.

Герой романа, который вы раскрыли, принадлежит именно к этому обманутому большинству. Автор, должно быть, не случайно не называет нам имени героя. В самых последних строках «исповеди» мы читаем: «Сейчас я заканчиваю свои воспоминания. Я не герой, пробуждающий пыл людских сердец, и не душеприказчик опоздавшего поколения. Я такой же, как ты». Этим многое сказано.

«Воспоминания» делятся на две части. В первой герой рассказывает о родной деревне летом 1945 года, во второй – о своей жизни в Токио в пятидесятые годы. Это правдивая, во многом беспощадная исповедь. Молодой писатель[20] заставляет исповедующегося раскрыться до конца, вывернуться наизнанку, и в этом беспощадность автора к своему герою. События развертываются на широком фоне быта и нравов Японии, и читатель, несомненно, сделает для себя немало любопытных открытий.

Интерес к Японии всегда был велик. Об этой стране у нас написано немало книг. Писали именитые писатели, журналисты, общественные деятели, случайные туристы – экзотическая страна Восходящего Солнца многих вдохновляла браться за перо.

Но хороших книг о Японии не так много. Писать о ней трудно, труднее, чем о любой другой стране. Почему? Да, наверное, потому, что на Японских островах, как нигде, столкнулись и причудливо переплелись древность и современность, Восток и Запад, самобытное и пришлое, хорошее и плохое.

Япония – это хаотически запутанный узел географии, истории, экономики, политики, идеологии. Конечно, японская действительность подвержена своим и общим закономерностям, но, чтобы видеть и понимать их, нужно по-настоящему знать страну и ее народ.

Иностранцу, живущему в Японии, будь он даже самым внимательным и знающим наблюдателем, многое в японской жизни трудно увидеть. Она имеет свои тайники, в которые может проникать только японец. Вот почему книги японских писателей содержат то, чего нет в книгах иностранных авторов,

В романе «Опоздавшая молодежь» читатель не найдет многого из того, с чем он привык ассоциировать Японию: чайные церемонии и нарядные кимоно, белоснежную Фудзияму и патологическую вежливость, популярную икэбану и вездесущие транзисторы. Он прикоснется к Японии менее туристской, менее привлекательной, зато более живой и сложной.

Именно такой реалистический и притом глубоко социальный подход к японской действительности характерен для основных произведений молодого японского писателя Кэндзабуро Оэ – одного из крупнейших писателей страны.

В 1958 году, еще будучи студентом Токийского университета, Oэ написал повесть «Уход за скотиной», которая принесла ему высшую литературную премию Акутагавы. Повесть рассказывает о жестокости деревенских жителей, которые убили пленного американского летчика-негра, чтобы не содержать «бесполезную скотину».

Следующим произведением Оэ был роман «Опоздавшая молодежь», печатавшийся на страницах литературного журнала «Гундзо» в 1960–1962 годах. Окончательная редакция романа вошла в собрание сочинений писателя в 1968 году.

Итак, мы попадаем в глухую деревню на Сикоку. В цепи четырех японских островов этот остров – рисовая житница страны – самый отсталый. Более четверти века назад здесь еще непоколебимой была власть помещика, во всех своих архаических проявлениях действовала система феодального гнета, ожесточенная проникновением капитала.

В тяжком труде бьется мать героя, чтобы прокормить семью: муж умер, старший сын погиб на войне, помощница – лишь дочь, двое ребят еще совсем малы, учатся в школе, на них вся надежда. Три фактора играют решающую роль в формировании молодых – природа, социальная среда и школа. И влияние их – самое разное, часто полностью противоположное.

Прекрасен мир природы, окружающий маленьких японцев: горы, лес, речка, птицы и звери – огромный мпр, полный жизни, и мальчишки жадно пьют из этого живительного родинка. Он пробуждает и укрепляет в них самое чистое, учит смелости, дружбе, взаимной поддержке и выручке. В этом мире рождается дружба героя с корейцем Каном из соседнего поселка, она проходит через всю его жизнь как самое светлое и дорогое.

С ясным и чистым миром природы в душе молодого японца сталкиваются «идиотизм деревенской жизни» и насквозь лицемерный, лживый, отравляющий мир школы.

Деревня проникнута глубокими социальными противоречиями, задавлена непосильным трудом. Он сам по себе уже делает жизнь безрадостной. Но к этому прибавляется тяжкий груз предрассудков, мракобесия, отчуждения, подозрительности, вражды. И в столкновении со всем этим молодая душа получает глубокие, незаживающие раны.

Но главное – школа. Школьная система довоенной Японии была уникальной системой оболванивания человека, неразрывно связанной со всей милитаристской политикой правящих кругов страны. «Не будет преувеличением сказать, – писала в 1946 году газета „Ниппон таймс“, – что народное (!) образование ответственно за милитаризацию японского парода».

В Японии давно существовало всеобщее обучение, школа стала неотъемлемой частью государственной структуры. В конце 30-х годов бывший военный министр Араки стал министром просвещения и быстро «реформировал» школу. Он создал «бюро по наблюдению за мыслями», которое контролировало каждый шаг учителей и учащихся. Прогрессивные люди были изгнаны из учебных заведений. Обучение должно было дать грамотного, способного к овладению современным оружием солдата. И главное – школа формировала преданного «солдата императора», человека, насквозь пропитанного фантастическим культом божественного «тенно».

Торжественные дни в каждой школе Японии начинались чтением императорского рескрипта, все предметы так или иначе должны были проповедывать величие императора, каждый должен был готовиться верно служить и умереть за «тенно». И в школе, и в университете учили: «Если бы не было императора, то не было бы и нации. Без него не было бы подданных и наша территория перестала бы существовать… Он бог света, он видимый бог…» Теоретики «нового синтоизма» добавляли к этому: «Японцы – божественная раса и, следовательно, не могут совершить зла. Весь остальной мир состоит из варваров, и священным правом Японии является господство над миром».

Воспитанные в таком духе молодые японцы умирали в захватнических войнах в Китае, на Хасане и Халхин-Голе, в Пирл-Харборе и на Филиппинах, в Индонезии и Таиланде, в Малайе и Бирме. Они умирали за «великую Восточную Азию», за непобедимую Японию, правящую миром. Урны с их прахом пополняли токийский храм Ясукуни, души японцев, благославленные самим императором, возносились к бессмертию, и такой славной судьбе должен был завидовать каждый молодой японец.

В сознании мальчика укрепилась мысль, что так было всегда, и отец в ответ на его вопрос: «Я, наверное, опоздаю на войну, а?» отвечал: «Не успеешь на войну? Опоздаешь на войну? Почему? Нет, ты не должен опоздать. Война, еще одна война, а потом снова война. Войны не кончаются. Нет, сынок, на войну никто не опоздает! Все пойдут на войну, все станут солдатами!»

«Войны не кончаются». В этом была суть милитаристской Японии, и, увы, сегодня над Японскими островами вновь звучит эхо этих опасных концепций. Большое значение романа Оэ как раз и заключается в том, что писатель еще на заре 60-х годов акцентировал внимание на растущей опасности японского милитаризма.

Но тогда, летом 1945 года, юный герой романа, мечтавший о войсках специального назначения, опоздал на войну.

Япония была разгромлена, император повелел сложить оружие – разве мог поверить в это преданный солдат «тенно»? «Проиграли войну – вранье, вранье все это. Его величество император выступил по радио – вранье! – буквально в горячке повторяет мальчик. – А если это правда, что станет с теми, кто погиб на войне? Что станет с теми, кто умер в тылу? Ведь тогда мой отец сгниет, как труп обыкновенного червяка или собаки, и его душа уже не будет жить вечно. И я тоже не смогу умереть за Его величество императора и подохну как собака. Мне страшно, мне тошно, тошно, тошно… Я не верю, что война проиграна, не признаю, что война проиграна. Я буду жить так, точно ничего не случилось, и война продолжается».

А жизнь круто поворачивала, все менялось. Прорвались все гнойники милитаристской Японии. Поднялись корейцы, долгие годы терпевшие угнетение и несправедливость. Стали на защиту своих прав забитые аборигены из деревни Такадзё. Расползалось по швам фальшивое «единство нации», о котором столько трубили, обострились классовые противоречия, национальный антагонизм. Пришли американские оккупанты, и у них сразу оказались верные прислужники, готовые душить тех, с кем жили бок о бок всю жизнь.

Ранимая душа мальчика воспринимала все это с глубокой болью, и озлобленность, рожденная издевательствами и несправедливостью школьных учителей, разрасталась с каждым днем, переходя в безудержную ненависть ко всем и ко всему.

Трагическая история Фуми, на которую набросился американский солдат, и такадзёского парня, который, защищая ее, ударил ножом насильника, производит на него неизгладимое впечатление. Ночью он пробирается в лес, чтобы помочь беглецам – Фуми и парню, – но находит их на рассвете мертвыми: они покончили с собой, зная, что не смогут уйти от облавы. Мальчик бьется в бессильной ярости, когда полиция при содействии жителей деревни стирает с лица земли поселок Такадзё: «Взрослые в деревне все одинаковые».

Было время, когда юный герой считал себя счастливым потому, что он «самый умный сын самой прекрасной деревни, самого прекрасного острова Сикоку, священной страпы Японии». Теперь он считал себя ничтожеством, а всех вокруг – безумцами.

Случайно найденная листовка, призывавшая к сопротивлению в горах Сирояма, подтолкнула к решению: захватив оружие американского солдата-негра, которое удалось спрятать в лесу, когда его владелец, спустившийся на парашюте, был растерзан жителями деревни (здесь повторяется мотив повести Оэ «Уход за скотиной»), юный герой и его друг, кореец Кан, отправляются «на новую войну».

Авантюра заканчивается полным крахом: мальчишек хватает полиция. Кан бежит, а главный герой оказывается в колонии для трудновоспитуемых. Туда он приходит, сломленный и опустошенный ложью, которая обрушилась на ого плечи. Все трансформируется в безысходную ненависть: «Все японцы – мои враги. Теперь я это понял. Японцы, все до одного, – мои враги. И я проучу своих врагов. Раздену догола и изобью. Истопчу. Убыо… Буду врать, вести себя хитро и докажу, какой я хороший, послушный мальчик. Я теперь все понял. Теперь я никому не доверюсь. Буду предавать, выгадывать для себя одного. Так и буду жить. А когда выйду из колонии, всех вас поставлю на колени. Как Гитлер и Муссолини, я один всю страну поставлю на колени! Вы все мои враги. Все в мире мои враги. Всех врагов поставлю на колени. Заставлю голыми ползать у моих ног!»

Вторая часть романа открывается драматическим рассказом героя – теперь уже студента Токийского университета – о посещении колонии для трудновоспитуемых, где он провел несколько лет. Из его выступления перед воспитанниками мы узнаем кое-что о прошлых годах трагической жизни маленьких, озлобленных узников.

Но он приехал сюда с определенной целью – изъять свои документы, ему нужно задобрить начальника колонии, и он кончает речь на оптимистической ноге: «Воспитанники колонии в Сугиока, вы даже не знаете, какие вы счастливые!» Он ждет аплодисментов, но вместо этого какой-то озверевший юнец плюет ему в лицо и наносит удар ножом по руке – точно так же, как сам герой, когда мы только познакомились с ним, ударил ножом ненавистную школьную учительницу.

Тогда, в те далекие детские годы, мальчишка словно отрезал себя от школы, деревни, родного острова – от всего, в чем он глубоко разочаровался, что возненавидел. Теперь молодое поколение отсекало его как предателя, как новый вариант той самой отвратительной школьной фанатички-учительницы, которую он так ненавидел. Молодому человеку казалось, что он порвал с прошлым, что нужно навсегда забыть о «паршивой деревушке», где родился, а он уже стал носителем того худшего, что порождали старая довоенная деревня и милитаристская закваска школы.

Герой романа мечтает о карьере политика, он хочет прорваться к власти, и теперь для него все средства хороши.

Судьба сталкивает его с Тоёхико Савада – членом парламента, крупным консервативным политиканом, помешанным на борьбе с «левыми». Подвизаясь в роли репетитора дочки Савада – Икуко – пустой, погрязшей в пьянстве и разврате девицы, он становится ходатаем по ее темным делишкам, а затем и ее незадачливым любовником.

Скандал с авантюристами из левацкого студенческого общества, которые подвергли издевательствам героя, заподозрив его в шпионаже, приводит его к прямому союзу с консерватором – он выступает вместе с ним в парламентской комиссии, зная, что служит темным целям своего хозяина. Но стремление отомстить своим насильникам берет верх. Больше того, он вершит самосуд над бродягой, который был орудием в руках леваков. И здесь все происходит согласно нормам самурайской чести: надо уничтожить виновника своего позора.

Дело со етудентами-леваками раскрывает еще одну страницу в истории обманутого поколения Японии. На первый взгляд может показаться, будто герой романа и руководители левацкого студенческого общества стоят па прямопротивополоншых позициях: герой – патологический эгоист, одержимый тщеславием, а леваки-де радеют об интересах народа, действуя под сверхреволюционными лозунгами. Но вот мы ближе знакомимся с идеями и делами Наоси Омори, Митихико Фукасэ, и становится очевидным, что герой и эти его сверстники – две стороны одной и той же медали.

«Я должен стать профессиональным революционером, – рассуждает Фукасэ. – Я считаю, что, если не освободиться от всех соблазнов, которыми так богат мир, от всех преходящих стремлений, стать активной силой любого движения невозможно. Нужно отказаться от всего. Ненавидеть этот мир, этих людей. И тогда, я думаю, удастся прожить жизнь настоящего революционера… Чувство дружбы, солидарности – все это дерьмо…»

«Профессиональные революционеры» троцкистского толка на деле оказываются авантюристами, вовлекающими студентов в бесплодные стычки, бонапартами, мечтающими пробиться к власти, насильниками и лжецами, творящими подлость по всем правилам самурайской жестокости, малодушными капитулянтами, когда дело оборачивается для них худо. Красивая «р-р-революционная» фраза – их единственное отличие от откровенного эгоизма и цинизма героя романа. Они продукт одной и той ж о системы обмана, и игра в революцию – лишь ширма для низменных страстей леваков.

Мы не находим в романе тех подлинно революционных, тесно связанных с народом сил, которые окрепли в послевоенное время и начало которых – коммунисты, сражавшиеся еще в довоенной Японии против милитаризма и войны. Об этих здоровых силах японского общества, и в частности японской молодежи, упоминается лишь вскользь: не надо забывать, что перед нами исповедь человека, которому чуждо все прогрессивное.

Зато роман дает широкую картину той растленной среды, которая питает героя. Токийские кварталы Асакуса и Синдзюку стали символом морального изнасиловании японской молодежи системой, которую создали японские правящие круги вместе с американскими оккупантами.

Эта мощная коммерческо-рекламная система призвана увести молодых от революции, от служения народу, утопить их в море разврата, пьянства, наркомании, вытравить из их душ все святое и в конечном счете подготовить головорезов для новых военных авантюр.

Растление молодых было достаточно виртуозным в довоенной Японии; теперь оно достигло невиданных масштабов с помощью внедрения американской практики – гангстерских фильмов, порнографической литературы, наркомании и т. п. Япония освоила не только научно-технические достижения Америки, но и все ее пагубные «достижения» в области разложения человеческих душ. Худшие стороны «американизма» прочно вошли в японский быт, и прежде всего в жизнь значительных кругов молодежи.

Концентрированным выражением «американизации» становится беспутная Икуко Савада. Впрочем, в ней достаточно сильны задатки, идущие от матери – бизнсменки, владелицы крупных предприятий, которая наживает миллионы, пока муж занят политикой. Икуко «переболеет» и будет продолжать дело матери: капитал не боится разлагающего поветрия «сладкой жизни», он сам содействует этому поветрию.

Герой романа достаточно умен, чтобы видеть, какая трясина затягивает его. В какие-то мгновения в нем просыпается голос совести: он, например, отказывается выступить по телевидению с программой, которая была нужна Тоёхико Савада для того, чтобы скомпрометировать своего политического противника, и демонстративно покидает свое прибежище в доме Савада.

Но все это ненадолго. Он все еще пыжится, хочет крикнуть «нет» всем японцам, но, когда дело доходит до решающего разговора, капитулирует перед Савада: берет в жены нелюбимую любовницу Икуко, соглашается уехать на десять лет вместе с нею во Францию, чтобы вернуться принадлежащим к «современной элите». По сути дела, хитрый старый политикан видит в нем замену себе.

В романе «Опоздавшая молодежь» нет ни одного положительного героя. Больше всего на эту роль мог бы претендовать кореец Кан – человек, в котором, несмотря на разлагающее влияние среды, сохранилось немало доброго: смелость, искренность, внутренняя сила, преданная любовь к жене. Он мечтает уехать в Северную Корею, но на его совести тяжелое пятно. Оп служил в американской разведке, был шпионом, работал против своих соотечественников, так и не смог разобраться в преступной сущности войны против корейского народа: сказалась закваска милитаристской японской школы. Он тоже часть обманутого поколения.

Кэндзабуро Оэ написал свой роман остро, взволнованно, беспощадно. Он дает глубокое социально-психологическое обобщение одной из важнейших проблем современной Японии – проблемы молодого поколения, содержащей большую правду жизни, которая разрушает розовую картину туристской Японии, показывает сложную страну без прикрас. Это позволяет глубже понять и оценить другую, борющуюся прогрессивную Японию, к которой принадлежит и сам писатель.

Перу Оэ принадлежат интересные публицистические выступления «Хиросимские записки», вышедшие в 1965 году и рассказывающие о подвиге хиросимских врачей в момент трагедии, обрушившейся на город, и «Записки об Окинаве», опубликованные два года спустя, – обвинительный акт американо-японскому союзу, превратившему Окинаву в оплот милитаризма и лишившего окинавцев родины.

Выступая в редакции журнала «Гундзо» на обсуждении «Хиросимских записок», Оэ говорил: «Сейчас, когда мир расколот, мне хотелось сказать о людской солидарности, о том, что все люди на земле должны быть едины и сплочены в борьбе со злом, как это было, когда произошла хиросимская трагедия. Только так удастся избежать новой войны». Эту гуманистическую линию сплочения людей в борьбе со злом писатель так или иначе развивает и в своих романах.

Писательская манера Кэндзабуро Оэ своеобразна, сюжет отходит на второй план и обычно получает развитие где-то во второй половине романа. Рассказ от первого лица, исповедь героя; дает возможность глубже заглянуть в тайники человеческого «я». У Кэндзабуро Оэ всегда преобладает интерес к характеру, к психологии героя.

Мне думается, что писатель испытал какое-то влияние Достоевского и Стендаля. Определенное время он находился под большим воздействием Нормана Мейлера, и данью этому были романы «Сексуальный человек», «Крик» и другие, в которых делается попытка объяснить поведение человека биологическими свойствами. В 1966 году вышел роман Оэ «Личный опыт». В нем писатель, преодолевая влияние Мейлера, решает проблему долга: даже во имя самого сокровенпого желания, самой страстной мечты человек не имеет права поступиться долгом.

В 1967 году вышел ромаи Оэ «Футбол 1860». В течение года он выдержал одиннадцать изданий и был удостоен литературной премии Танидзаки. Советские читатели имели возможность познакомиться с журнальным иариантом романа на страницах «Иностранной литературы».

Кэндзабуро Оэ бывал в Советском Союзе. Он относится к нашей стране, ее культуре с большим уважением.

В Японии вышло шеститомное собрание сочинений Оэ. Творчество молодого талантливого писателя набирает силу, достойно представляя во всем мире прогрессивную японскую литературу.

Виктор Маевский

1

Мифическая птица, приносящая счастье. – Здесь и далее примечания переводчика. 

2

Wriggle – извиваться (англ.).

3

Божественный ветер («камикадзэ») – тайфун, названный впоследствии божественным ветром, дважды (в 1274 и 1281 годах) уничтожал военный флот монгольского хана Хубилая у берегов Японии. 

4

Богиня солнца у древних японцев. 

5

Дайте мне сигареты и жевательную резинку (англ.).

6

Ночь после выступления императора Японии по радио с заявлением о капитуляции.

7

Сэцурэй Миякэ (1860–1945) – популярный в Японии сороковых годов филосов и публицист. 

8

Закройте дверь, я одеваюсь (англ.).

9

Приговоренный к смерти (франц.). Развращение, продажность (англ.).

10

Car – автомобиль (англ.). 

11

Картины, изображающие любовные сцены. 

12

Выдающийся японский поэт (1885–1912). 

13

Soul – душа (англ.). 

14

Помогите (англ.). 

15

Совет старейшин в законодательном органе императорской Японии до конца второй мировой войны. 

16

Орган Коммунистической партии Японии.