Приготовления были удивительно знакомы: стерильные простыни и салфетки, подносы с хирургическими инструментами, бутылки антисептика, иглы и хирургическая нить. Если бы не боль, Бидж почувствовала бы себя виноватой — с какой это стати она лежит в операционной…

— Тут присутствуют все, кто тебе нужен, Бидж, — сказал Конфетка. — Хирург, — он кивнул на Люсиллу Бодрэ, — анестезиолог, — Лори бросила на него неуверенный взгляд, — и педиатр, — показал он на себя.

Доктор Бодрэ строго посмотрела на него.

— По словам пациентки, вы можете присутствовать, доктор Доббс. — Она подчеркнула слово «доктор» как-то слишком уж демонстративно. — Только, пожалуйста, не путайтесь под ногами, если только я сама не попрошу вас оказать помощь.

Конфетка даже не ответил ей на это сердитым взглядом, и Бидж поняла, насколько он встревожен.

— Сначала основные показатели. — Доктор Бодрэ сунула в рот Бидж градусник и стала считать пульс, внимательно глядя на часы. Бидж с замиранием сердца поняла: врач пользуется моментом, чтобы собраться с мыслями.

Лори затянула на руке Бидж манжету тонометра.

— Ты знаешь, как работать с этим оборудованием? — спросил ее Конфетка.

— Мне приходилось делать переливание крови. — Лори взглянула на показания тонометра. — Сто пятьдесят на девяносто два.

— Ну, если учесть, как все началось, не так и плохо. — Доктор Бодрэ вынула термометр изо рта Бидж и спросила:

— Какая у вас обычно температура?

— Я теперь уже и не знаю. Конфетка вытаращил на нее глаза, доктор Бодрэ просто недовольно покачала головой.

— Вам следовало регулярно мерить температуру с самого начала беременности. И посещали ли вы врача в последнее время? Наблюдались ли у акушера?

Бидж покачала головой. Новый приступ боли помешал ей ощутить стыд.

— Она была за границей, — рявкнул Конфетка. — Что теперь?

— Нужно задернуть занавес, отделяющий операционное поле.

— В этом нет необходимости, — возразила Бидж.

— Это решать мне как лечащему врачу.

— Но я не хочу.

Люсилла Бодрэ в отчаянии воскликнула:

— Послушайте, Бидж, я знаю, что вы сами оперируете, знаю, что вы опытны не менее меня. Это ведь будут не нормальные роды; все будет… иначе. Наблюдать, как это происходит с вами, странно. Я знаю по себе, — добавила она. — Мне делали биопсию родинки, и я смотрела, какой отвратительный шов накладывает безмозглый интерн… А это в общем-то ерунда по сравнению с тем, что предстоит делать мне. — Она ласково похлопала Бидж по руке. — Если хотите, мы отдернем занавес, когда малыш появится на свет.

— Конечно, хочу. — Бидж поморщилась от новой болезненной схватки. — И нельзя ли поторопиться?

Как только занавес был задернут, доктор Бодрэ скомандовала:

— Лори, ассистируйте.

— Вы хотите, чтобы я ее побрила? — откликнулась Лори.

— На несколько дюймов. — Люсилла наклонилась к Бидж. — Я собираюсь сделать разрез «бикини». Шрам получится меньше, да и мне манипулировать будет легко. Большого разреза на самом деле не требуется. Вы ведь понимаете, — добавила она, — что речь идет о кесаревом сечении?

Бидж кивнула; ей было очень неприятно, что она так мало знает обо всем этом. Такое развитие событий было для нее неожиданным.

Закончив выбривание, Лори стала протирать кожу антисептиком.

— Насколько далеко вниз?

Доктор Бодрэ показала. Бидж почувствовала, как холод антисептика распространяется по животу — гораздо ниже пупка.

— Лори, дайте катетер. — Доктор Бодрэ обвела взглядом лица своих ассистентов. — Он должен быть на подносе: Эдди человек дотошный. Кстати, он предложил помочь, если будет нужно.

Лори произнесла уже своим нормальным голосом:

— Эдди хорошо о вас заботится. На лице Конфетки все еще была написана тревога, но в голосе его прозвучала нотка шутливого отчаяния:

— Вот видите, доктор, что мне приходится терпеть во время операций.

Доктор Бодрэ одарила их обоих взглядом, выражение которого Бидж даже в своем теперешнем состоянии оценила как явно не гиппократовское.

— Давайте-ка сосредоточимся на пациентке, — пробормотала доктор Бодрэ. — Лори хихикнула. — Вот что, дайте мне катетер. Ну, держитесь, Бидж. — Она смущенно моргнула. — Я хотела сказать: постарайтесь расслабиться.

Конфетка вынырнул из-за занавеса и заглянул в лицо Бидж.

— Держись, а я пока постараюсь тебя отвлечь. — Он положил ладонь ей на лоб.

Бидж поняла, что он намеренно перешел на эту сторону занавеса, и почувствовала к нему благодарность: во время операции не до соблюдения приличий.

Бидж изо всех сил старалась расслабиться, но, когда в тебя вставляют пластиковую трубочку, это не так легко сделать. Наконец доктор Бодрэ с облегчением сказала:

— Все в порядке.

Бидж многое бы дала, чтобы не слышать в ее голосе такого явного ликования: в конце концов она успешно осуществила всего лишь весьма второстепенную процедуру.

Доктор Бодрэ показала на сверкающую нержавеющей сталью стойку с капельницей.

— Пора начать вливание.

— Чего?

Реакция врача на вопрос была такой, словно кто-то посторонний явился в операционную и крикнул что-то на иностранном языке.

— Физиологический раствор и демерол…

Бидж, забыв о своей обычной вежливости, рявкнула:

— Зачем?

— Чтобы облегчить боль, — мягко ответила доктор Бодрэ. — И к тому же у вас кровотечение.

— Я думала, — тихо пробормотала Бидж, — это всего лишь воды.

— Ну, кровотечение не такое уж сильное — опасности для жизни не представляет. — Не успела Бидж немного успокоиться, как доктор Бодрэ добавила: — К тому же через минуту будет пора давать наркоз.

— Какого рода?

— Эпидуральныйnote 20.

— А как насчет ребенка?

— Плода? А в чем дело?

— Плода! Это, случайно, не о моем ребенке речь? — Бидж осознала, что говорит с интонациями грифона.

— Так оно и есть, только, пожалуйста, перестаньте спорить. Лори, займитесь наркозом.

Лори и всегда-то была бледна, теперь же она позеленела.

— Я никогда не работала с пациентом-человеком. Доктор Бодрэ натягивала хирургические перчатки; в раздражении она отпустила резину, от щелчка изнутри перчатки вырвалось облачко талька.

— Это самый обычный наркоз. Я буду давать указания по мере надобности.

— Только ты и можешь этим заняться, — обратился к Лори Конфетка. — Не хочешь же ты, чтобы доктор Бодрэ сама все делала.

— Нет, — решительно ответила Лори.

— Нет, — как эхо, раздался голос Бидж. Все вытаращили на нее глаза.

— Вы отказываетесь от наркоза?

— Я не могу себе его позволить.

— Ну, знаете ли, — жизнерадостно сообщила ей доктор Бодрэ, — вы не первая моя пациентка, которой я буду давать наркоз.

Бидж была достаточно опытна, чтобы уловить фальшивую уверенность в голосе врача.

— И которая же — двадцатая? Последовавшее молчание было вполне красноречиво. Наконец доктор Бодрэ деловито сказала:

— Да, конечно, я обычно занимаюсь научной работой, но все-таки интернатуру я проходила в родильном отделении: так что и принимать детей, и давать обезболивающее матерям мне случалось. И, хотите верьте, хотите — нет, кесаревы сечения я делала тоже. Все роженицы поправились без осложнений, а дети родились совершенно нормальными…

Доктор Бодрэ умолкла, наконец полностью осознав стоящую перед ними проблему.

Бидж сотрясла мучительная судорога. Лори марлевой салфеткой вытерла пот ей со лба. Где-то рядом Конфетка проговорил:

— Бидж, у нас нет выбора.

— Нет, — упрямо повторила она.

Все снова посмотрели на нее. В этой операционной под бестеневыми лампами ловилка в ее руке казалась неуместным анахронизмом.

Конфетка покачал головой.

— Бидж, ты просто испытываешь предоперационную панику. Так не годится.

Это были жестокие слова. Предоперационная паника — ее испытывают первокурсники…

— Дело не в этом, — покачала головой Бидж. — Причина — не страх.

— Это же кесарево сечение, а не какая-то царапина.

— Никакого наркоза, — твердо сказала Бидж. Она много размышляла, когда поняла, что кесарево сечение может оказаться неизбежным.

— Это безумие, — пробормотала доктор Бодрэ, но тут же прижала руку в перчатке к скрытому маской рту: это, конечно, соответствовало действительности, но говорить так было бестактно.

Бидж обратилась к ней одной:

— Никто не может гарантировать, что наркоз не повредит новорожденному.

— Не глупите. — Доктор Бодрэ перешла за занавес. — Эти анестетики применялись при миллионе кесаревых сечений, и почти всегда никаких нежелательных последствий для маленького человечка… — Она остановилась и так закусила губу, что капелька крови проступила сквозь маску.

— Ну вот, Люсилла, — вздохнул Конфетка, — теперь ты понимаешь, зачем я прорвался сюда? Хочешь провести консилиум?

— Что за младенец ожидается? — медленно спросила та.

— Наполовину фавн, наполовину человек. — Конфетка повернулся к Бидж: — Поправь меня, если я не прав. Бидж бессильно покачала головой; ей сейчас было не до обид.

— Но ведь есть эпидуральные анестетики, которые безопасны и для человека, и для козла. Какая должна бы быть дозировка, чтобы не повредить малышу-фавну?

Лори неожиданно сказала Бидж:

— Лапушка, я ненавижу делать что-то на глазок, но тут я справлюсь.

Бидж покачала головой.

— Только не в этом случае.

— Тогда чего ты от нас хочешь? Бидж глубоко вздохнула и ответила так спокойно, как только могла:

— Как делали кесарево сечение до изобретения наркоза?

Доктор Бодрэ поежилась. Конфетка медленно произнес:

— На этот вопрос я могу ответить. Пациента привязывали к столу, и еще кто-нибудь его держал.

Перед Бидж промелькнуло воспоминание из детства: диорама поля сражения времен Гражданской войны — генералу Джексонуnote 21 ампутируют руку. Хирургу помогает здоровенный детина, готовый схватить Джексона и удерживать его.

— Меня может держать Лори. Я должна… Доктор Бодрэ спокойно ответила:

— Не пойдет. Бидж, вы знаете, каков был процент смертельных исходов при кесаревом сечении в те времена? Семьдесят пять процентов. Значительная часть, конечно, за счет инфекции, но и очень многие — от шока. Я не могу пойти на это, — заключила она честно, но тут же добавила: — Да и вы тоже. Обычно, если мать умирает, существуют способы выкормить малыша; в этом же случае это может оказаться затруднительным.

— Мы, конечно, можем попытаться, с помощью Стефана, — сказала Лори, — но, Бидж, этому просто нельзя дать случиться. Согласись на эпидуральный наркоз.

Бидж скрутила новая судорога. Наконец она кивнула.

— Только, пожалуйста, будьте осторожны. — Она понимала, что ее слова звучат глупо, но должна была их сказать.

— Обещаем, — ответила Лори. Доктор Бодрэ взглянула на Конфетку и холодно распорядилась:

— Приготовьте пациентку. Конфетка не колеблясь взялся за дело.

— Все готово, доктор. — Конфетка поколебался, что не часто с ним случалось, и добавил: — Просто делайте разрез, как обычно.

Люсилла Бодрэ бросила на него поверх маски взгляд, которого Бидж предпочла бы не заметить, и подняла скальпель.

Она легким движением рассекла мышцы, и Бидж испытала такую острую боль, что на мгновение ей показалось: лампы в операционной стали светить слабее. Почти тут же боль исчезла, и Бидж ощущала только присутствие скальпеля — как чего-то неприятного, чего не должно бы быть у нее в животе.

Конфетка протянул руку и вытер пот со лба Бидж. Лори крепко держала ее за плечи, и давление ее рук воспринималось как поддержка и обещание помощи.

— Ладно, — сказала доктор Бодрэ. — Раз уж вы хотите знать, что происходит, я собираюсь сделать два разреза: первый рассечет брюшину, второй — стенку матки. Пожалуйста, — добавила она устало, — не отбивайтесь своим клинком.

Она снова подняла скальпель, блеснувший в ярком свете хирургических ламп, и Бидж, которой никогда в жизни не приходилось переносить операций — даже миндалины ей не удаляли, — почувствовала непередаваемый ужас.

Снова возникла всепоглощающая боль, такая сильная, что Бидж даже не могла бы сказать, где именно ее источник. Она закрыла глаза, словно борясь с мигренью. Так же внезапно боль отступила, осталось только странное, непривычное ощущение: словно ее живот — тесто, и кто-то режет его на кусочки.

После первого разреза доктор Бодрэ, казалось, стала другим человеком.

— Ну, это было совсем легко. Как вы там, Бидж? В порядке?

Бидж, не доверяя собственному голосу и к тому же не в силах преодолеть внезапную сухость в горле, кивнула.

— Прекрасно. Теперь я использую крючки, чтобы расширить отверстие. Вы почувствуете, когда я наложу зажимы на сосуды, и может быть, холодок от воздуха там, где его раньше не было.

Бидж, увлеченная описанием, гадала, как это все выглядит. Одновременно она ощутила какое-то натяжение в животе. Конфетка снова вытер пот с ее лба.

Доктор Бодрэ сказала с полной уверенностью в своих действиях:

— Теперь очередь стенки матки. Я делаю сечение по Керру: низкий поперечный разрез. Мышцы здесь более тонкие, да и кровеносных сосудов меньше. И еще: при этом вы не лишитесь возможности в будущем рожать обычным путем, если захотите. Ну, начали.

На этот раз Бидж не почувствовала скальпеля. К тому же боль от перемещения плода вниз, которому препятствовали мышцы матки, прекратилась. Бидж подумала: а так ли уж необходимо было хирургическое вмешательство…

— Еще крючки… Ну вот и малыш. — Бидж ощутила сначала давление, потом что-то потянули из нее — это Люсилла взялась за головку новорожденного. Потом нахлынула тошнота; ощущение было такое, словно она оказалась в падающем лифте: все внутренние органы куда-то переместились…

Бидж смотрела на новорожденную девочку. У нее был такой же курносый носик, как на детских фотографиях у самой Бидж, по пять пухлых пальчиков на руках, гладкая кожа, изящное тельце. Стройные безволосые ножки заканчивались маленькими розовыми копытцами.

Новорожденная была вся мокрая, ее кожа имела синюшный оттенок.

— Отсасывающую грушу, — поспешно сказала доктор Бодрэ и чуть ли не воткнула ее в ротик малышки.

— Ужасно много жидкости, — резко сказала Лори.

— При кесаревых сечениях всегда так, — ответила доктор Бодрэ. — Для чего, по-вашему, родовые пути? По ним воды и выжимаются при схватках. — Она перевернула новорожденную вниз головой и пошлепала ее, чтобы помочь легким освободиться от околоплодной жидкости. Нескончаемо долгий момент девочка неподвижно висела в ее руках бездыханной.

Потом она резко втянула воздух и разразилась ужасно громким блеющим воплем. Через секунду она снова заблеяла, и Бидж, что редко с ней случалось, громко рассмеялась и потянулась к дочери рукой, вывернувшись из хватки Лори.

Но доктор Бодрэ отвела ее руку.

— Подождите. Нужно еще сделать апгаровскую оценкуnote 22… — Она умолкла, глядя на часы. — Через несколько секунд нужно будет оценить цвет кожи, мускульный тонус, рефлексы, а Конфетка… доктор Доббс проверит пульс и дыхательную систему. Каждый показатель — от одного до двух баллов… — Она кивнула Конфетке, и они начали обследование.

Через несколько минут, о чем-то вполголоса посовещавшись с Конфеткой, доктор Бодрэ сказала:

— Пять и пять десятых.

Бидж, все еще протягивавшая руки к малышке, спросила:

— Вы назвали пять категорий, каждая оценивается от одного до двух баллов. Значит, максимальный общий балл — десять?

— Дорогая, я всегда говорил, что ты слишком сообразительна, — мягко ответил Конфетка.

После этого Бидж стало казаться, что новорожденная выглядит ужасно слабенькой.

— Какое имя вы для нее выбрали? — спросила доктор Бодрэ. Когда Бидж не ответила, она повторила дрожащим голосом: — Я хотела бы знать имя, и побыстрее. Такова традиция там, откуда я родом.

Доктор Бодрэ, вспомнила Бидж, выросла в Луизиане, где принято было придавать большое значение крещению новорожденных. Это не особенно обнадеживало.

— Лорел. — Она сглотнула. — Лорел Стефания. В операционную вошла Фрида.

— Бидж, у тебя все в порядке?

— Думаю, что да. — Бидж крепко прижала к себе дочь, испытывая новое и восхитительное чувство. — Ты лучше их спроси.

— Ответ неопределенный, — резко бросила Лори. — Спроси об этом через некоторое время.

— Это не годится, — не менее резко сказала Фрида. У Конфетки отвисла челюсть, а брови Лори поднялись так, что челка почти их скрыла. Фрида повернулась к Люсилле Бодрэ. — Доктор! Пожалуйста, скажите мне сначала, как дела у пациентки, потом — как у новорожденной.

— Они обе пациентки, — ответила та. — У Бидж все хорошо. — Она что-то быстро делала руками, и Бидж только тут заметила, что занавес снова задернут. — Сейчас сделаем шкалирование по Апгару еще раз. — После бесконечно тянувшейся минуты ожидания и новых тихих разговоров она изумленно произнесла: — Десять ровно. Бидж, почти у всех детей показатели обычно улучшаются, но у твоей дочки они улучшились чертовски намного.

— Она особая, — твердо сказала Бидж и впервые уловила в своем голосе нотки, которые привыкла слышать в голосе своей матери.

— О Боже, — ахнула Люсилла Бодрэ и произнесла неестественно веселым голосом: — Бидж!

— Да? — Бидж разрывалась между двумя ощущениями: желанием сосредоточиться на Лорел Стефании и сильной пульсирующей болью, на которой ей не хотелось сосредоточивать внимание. Бросив рассеянный взгляд на собственную руку, она заметила, как побелели пальцы, сжимающие ловилку.

— Плацента необыкновенно велика. Вы ничего не хотите сообщить мне?

— Не похоже, чтобы она захотела ее съесть, — резко бросил Конфетка. Бидж встретилась с ним глазами, и тут произошло такое, что в любое другое время поразило бы ее: уши Конфетки запылали, он залился краской и отвернулся.

Но она была слишком занята: Лорел уже принялась сосать, так же деловито и целеустремленно, как новорожденный ягненок. Ее ручки вцепились в Бидж; координация движений у малышки была гораздо лучше, чем у любого человеческого новорожденного, и это наполнило Бидж глубоким удовлетворением.

Наконец Лорел насытилась. Фрида, глядя на Лорел широко открытыми глазами, осторожно подняла ее, чтобы Бидж могла поцеловать дочку.

— Пожелай ей спокойной ночи, — сказала девушка весело, словно в операционной ничего особенного не происходило и жизнь текла своим обычным чередом. — Я поукачиваю ее, пока мы не решим, что делать дальше. — Она уселась в углу, ласково качая девочку. Лорел сразу же заснула.

— Ну и хватка у девчонки, — пробормотал Конфетка, и было неясно, имеет ли он в виду Лорел или Фриду. Или, может быть, саму Бидж, хотя та впервые и окончательно перестала чувствовать себя девчонкой.

Бидж пошевелилась, и резкая боль сразу сказала ей, что этого делать не следует.

— Вы наложили швы? — спросила она доктора Бодрэ.

— Пока вы кормили новорожденную. Все прошло нормально. Не двигайтесь, и все будет в порядке. — Она с удивлением взглянула на Бидж, вытирая пот с лица. — Не могу поверить, что вы ничего не заметили.

— Это шок, — сказала Лори, подходя ближе. — Вы здорово справились, доктор. Знаешь, Бидж, самое страшное позади. Болит сильно?

Бидж позволила себе осторожно пошевелиться, и на нее обрушился ужасный физический дискомфорт. Ловилка выпала из ее руки и зазвенела на полу.

— Ну, теперь, когда Лорел Стефания благополучно появилась на свет, вы согласны на обезболивающие? — спросила доктор Бодрэ.

Бидж ответила вежливо, тщательно выбирая слова:

— На все, какие только у вас есть, — и потеряла сознание.