Клара и дальше продолжала в том же духе — страшные намеки под видом безобидной болтовни. Таррант понимал, что это результат тщательного расчета — как и все то, что ему еще предстояло испытать. Задача приема — ослабить его волю, и то, что он разгадал их замысел, утешало мало. У него почти не было оснований полагать, что угрозы эти — только блеф.
На следующий день его отвели в ту же комнату, и человек с золотым пухом волос сделал ему укол и начал допрос. При этом присутствовали полковник Джим и Люси. Время от времени он вкладывал ей в уста очередную шоколадку, которая исчезала во рту, и челюсти принимались мерно жевать.
Таррант остался доволен собой во время этого допроса. Он не мог совсем удержаться от высказываний, коль скоро находился под действием наркотика, но тем не менее ему удалось контролировать свою словоохотливость и так видоизменять истину, что она делалась либо бесполезной, либо бессмысленной. Уже потом, снова оказавшись в камере и по-прежнему испытывая возбуждение, он напомнил себе, что торжествовать еще не время, что чувство эйфории опасно — это признак надвигающегося упадка сил и воли.
Вечером того же дня он снова попал в руки к мистеру Секстону, и снова боль и унижение смешались воедино. На сей раз пытку устроили в большом зале с галереей. Помещение было переделано в подобие спортзала и чем-то напоминало Тарранту то низкое здание без окон, где Вилли и Модести оттачивали свои боевые навыки.
Ни до, ни после пытки не было никакого допроса. Это скорее напоминало спектакль для зрителей, наблюдавших с галереи: полковника Джима и его компании. С ними был еще один человек, которого Таррант до этого не видел, — европеец с примесью китайской крови. Его звали Да Круз. На сей раз мистер Секстон работал дольше, чем в первый раз, под аккомпанемент поощрительных возгласов Люси: «Так, так его! А ну-ка, еще раз! Здорово!.. А теперь пальцем его, пальцем. Во дает! Молодчина!»
К своему немалому удивлению, Таррант на этот раз выдержал испытание гораздо лучше. Возможно, думал он впоследствии, он уже не застигнут врасплох, как первый раз… А может, человек привыкает и к унижению, и даже к боли. И уж во всяком случае сегодня ему было наплевать на эту кошмарную блондинку. Он не пытался сопротивляться, а превратился в податливый материал в руках мучителя. Он сумел как-то отъединяться от своего тела и даже не пытался подавить в себе голос боли.
Вечером к нему в камеру пробралась Ангел и, пугливо озираясь на дверь, стала шептать, какие тут все негодяи, и затем даже сделала попытку прилечь рядом и предложить ему свое тело в виде единственного утешения, на какое она была способна. Таррант не обманывался насчет ее намерений, но тем не менее, к собственному смущению, на какое-то мгновение вдруг почувствовал приступ желания. Это было примитивной реакцией организма на перенесенные боль и страдания, подсознательное желание измученной плоти и оскорбленного духа обрести хоть какое-то утешение и опору, но Таррант быстро подавил в себе голос инстинкта, отвернувшись от полуголой девицы с порочными мутновато-карими глазами.
На следующий день ему принесли хлеб и холодный суп и оставили в покое. Сегодня, как он полагал, на шестые сутки его заточения, вновь был мистер Меллиш со своими уколами. Затем мистер Секстон отвел его в хорошо оборудованную ванную комнату, снабдил электробритвой и разрешил полностью привести себя в порядок. Таррант был несказанно рад вымыться и побриться и с немалым отвращением снова облачился в грязную одежду.
Затем его препроводили в столовую, где полковника Джима и компанию обслуживали два молчаливых широкоплечих и довольно высоких японца, двигавшихся легко и бесшумно. Заметив, как загрубела кожа на ребрах их ладоней, Таррант понял, что это опытные каратисты.
Обед сам по себе был довольно странным. Тон за столом задавала в основном Люси Страйк, охотно и без видимой последовательности распространявшаяся на темы, которые поднимали ее муж или мистер Секстон. Таррант сидел за столом, окружив себя коконом безмолвия. Он ел все, что ему предлагали, но ограничился лишь двумя стаканами довольно скверного вина.
Когда обед закончился, собравшиеся перешли в спортивный зал — так гости на званом обеде переходят в гостиную, — где Таррант снова подвергся обработке мистером Секстаном, что на сей раз он перенес с большим трудом, скорее всего, по причине резкого контраста с тем, что тому предшествовало.
Теперь он лежал в своей камере, пытаясь добиться внутреннего спокойствия. Завтра, конечно, ему предстоит сеанс с Меллишем. Или беседа с полковником Джимом. Или общение сначала с Кларой, а потом и с Ангелом. А может, для него припасен какой-то сюрприз? Но если он сочтет необходимым выдать им безобидную информацию, лучше делать это на свежую голову — под воздействием наркотика легко оступиться и наговорить лишнего. Может быть, стоит рассказать хоть что-нибудь самому полковнику Джиму. Показать, что он начал колебаться.
Таррант произвел оценку понесенного им физического ущерба. Один глаз заплыл. Тело в синяках. Распухли колено и локоть. Но пока никаких переломов, ничего непоправимого. Секстон знал свое дело. Они надеялись сломать его, не нанеся вреда его рассудку. Это непросто: уничтожить волю, но не затронуть смежные области сознания.
Итак, он продержался шесть дней. Кажется, ему удастся выстоять еще немного. Пока не подоспеет Модести. Господи, что ты за глупец! Она вообще не появится, и лучше даже об этом не мечтать… Нет, он сумеет выдержать до появления Модести. Но когда она появится? Через несколько дней? Через неделю? Или через месяц?
Таррант с трудом перевернулся на другой бок. Словно алкоголик, ежечасно сражающийся с искушением, он решил, что обязательно продержится еще один день. А там видно будет.
Глава 6
— Нет, я все сделаю сам, — сказал Вилли Гарвин.
Он взял у Модести пустую тарелку с вилкой и поставил на свою со словами:
— Спагетти были хороши, Принцесса. И соус тоже.
— Все зависит от того, как открывать банку, Вилли.
Он понес тарелки на кухню, а Модести тем временем подлила красного вина. Вилли вернулся, сел в кресло у кофейного столика, взял стакан. Рано утром они приземлились в Хитроу, а потом проспали большую часть дня. Это не помешало им потом поспать и ночью. Они обладали даром копить сон впрок или обходиться без него очень долю. Модести надела синюю блузку и серую юбку. На Вилли были серые брюки и черный свитер тонкой шерсти.
— Что теперь, Принцесса?
— Похоже, мы выяснили, кто тут плохие мальчики. — Модести подумала, потом продолжила: — Пожалуй, надо поговорить с Джанет, пока мы не сделали следующий ход. Ты ей звонил?
— Прямо из аэропорта, когда ты ходила в туалет. Но я только сказал, что мы благополучно вернулись. Я обещал…
— Завтра можно съездить к ней…
— Как раз по вторникам она обычно приезжает в город. Я позвоню и скажу, чтобы она заглянула к нам днем, да?
— Отлично, — сказала Модести. — Она не захочет принять участие в нашей экспедиции?
— Да, она выразила такое желание. Но это же безумие — брать ее на дело.
— Я не говорю, что мы берем ее на дело. Но раз ей так хочется быть рядом, пускай. Наша база будет милях в двадцати от замка… Потом еще раз посмотрим карту…
Вилли воззрился на нее с удивлением.
— Странно, я думал, ты скажешь «ни в коем случае». Но в операции ей участвовать ни к чему, а что толку сидеть вдали от событий?
— Она хочет узнать другую сторону Вилли Гарвина…
— Ну, как знаешь, Принцесса… Я все равно не понимаю…
— Все вы, мужчины, такие, Вилли. — Тут зазвонил телефон у ее локтя, и Модести взяла трубку. — Спасибо, Альберт. Пусть поднимается. — Она взглянула на Вилли и пояснила: — Это Джек Фрейзер.
Когда двери личного лифта Модести раскрылись, она уже вышла в фойе, чтобы встретить гостя. Из лифта появился маленький, на вид тщедушный человечек. В одной руке у него был котелок, в другой сложенный зонтик. Фрейзер являл миру личину робкого неуверенного человека, что не имело никакого отношения к его сути. Это был умный, опытный и безжалостный оперативник, с блеском доказавший свой высокий класс в пятидесятые годы во время той подпольной войны шпионов, что бушевала в Берлине.
Сегодня он не стал изображать из себя робкого рохлю, просто положил шляпу и зонтик со словами:
— Привет, Модести. Где вы пропадали? У вас остался еще тот бренди?
— Большую порцию? Без содовой?
— Вот именно. Привет, Вилли. — Он спустился по трем ступенькам, что отделяли фойе от гостиной, заполненной различными антикварными безделушками и устланной исфаганскими коврами.
Вилли был уже в маленьком баре в нише.
— Привет, Джек. Жаль Тарранта.
Фрейзер взял бокал с бренди, пробормотал «спасибо», а потом двинулся к честерфилду. Когда Модести села на диван, он примостился на другом конце.
— Странные дела творятся, — буркнул он. — Никак не могу понять, что все это значит, но решил с вами поделиться. — Он сделал глоток, испустил восторженный вздох, потом чуть поднял бокал, приветствуя Модести. — Вы стащили этот нектар с Олимпа?
— Не с Олимпа, а у немецкого промышленника — несколько лет назад. Среди прочего оказался и бренди. Но у меня осталось только шесть бутылок.
— Вы просто сошли с ума, что угощаете им гостей. Короче сегодня утром я выяснил, что Рейли продался.
— Это шофер Тарранта?
— Да. Я получил очередной отчет секции ДВ, и там было кое-что о Рейли.
— ДВ — это Дальний Восток?
— Да, полтора месяца назад мы посылали Рейли в Гонконг.
— Странно. Мы сами только что оттуда. Зачем посылали?
— Отчасти для практики. Я собирался повысить его, сделать курьером. Ну и находил для него разные небольшие задания. Кроме того, я его проверял. За ним приглядывали.
— И что же стряслось?
— Женщина.
— Курьеры порой спят с женщинами, как и все прочие смертные.
— Эта у нас на подозрении. Посредничает между теми и другими. Мы сами пользовались ее услугами.
— Если кто-то заплатил ей, чтобы она свела дружбу с Рейли, то как она его узнала?
— Слушайте, Таррант, конечно, возглавлял секретную службу, — сказал Фрейзер с гримасой, — но об этом знала половина прессы и все наши противники за рубежом. Сотни людей могли опознать в Рейли водителя Тарранта.
— Ладно, она вышла на него. Что случилось потом?
— Мы не знаем. Но две недели назад кто-то внес три тысячи долларов на счет, который Рейли недавно открыл в Дублине. Перевод из «Нью провидент энд коммершиал банк оф Макао». Это By Смит, и мы не в состоянии установить того, кто платил. — Увидев, как переглянулись Модести и Вилли, он спросил: — Что случилось?
— Ничего, — буркнул Вилли. — Это поток.
— Вилли называет это потоком, — пояснила Модести. — Он не верит в то, что совпадение — это всего-навсего совпадение. Он убежден, что действуют некие магнитные потоки, которые и заставляют похожие события случаться одновременно или одно за другим. Откройте «Таймс литерари саплмент», и вы увидите, что три человека вдруг опубликовали в течение месяца три романа о троюродном брате королевы Виктории, который был губернатором Гондураса. Но до этого никто о нем и не слыхивал. Это и есть магнитный поток.
— Какое, черт возьми, отношение это имеет к нам?
— Полчаса назад мы говорили о банке By Смита. По другому поводу. Но продолжайте. Как вы обнаружили счет в Дублине?
— По чистой случайности. Ребята из министерства финансов выкручивали по нашей просьбе кое-кому руки: нас интересовало, как проникают деньги для ИРА из-за границы. Фамилия Рейли оказалась первой в списке «новые счета». В тот же день пришло и донесение из Гонконга. Какой-то осел откладывал сообщение о Рейли и этой женщине до ежемесячного отчета, вместо того чтобы послать его отдельно «молнией». Когда мы стали проверять всерьез, то выяснили, что на обратном пути из Гонконга Рейли выкроил пару дней, чтобы устроить себе каникулы во Франции. Наврал насчет даты отъезда из Гонконга.
Фрейзер смаковал бренди. Модести медленно сказала:
— Думаете, Рейли заплатили, чтобы он устроил аварию с Таррантом?
— Нет, это не вяжется с тем, что и сам он погиб. Думаю, ему заплатили, чтобы он навел на Тарранта убийц. А скорее всего, ему заплатили половину в аванс, а потом и самого убрали для спокойствия. — Он уставился в бокал, потом посмотрел на собеседников. — Кстати, я не уверен, что Таррант погиб. Тело ведь пока не обнаружено.
— Фокус? — выпрямился в кресле Вилли. — На самом деле похищение, а авария ведет по ложному следу?
— В этом есть логика, — пожал плечами Фрейзер. — Акции против высшего руководства спецслужб успели выйти из моды. Но если кто-то решил вернуться к старому, то куда больше смысла не убивать Тарранта, а похитить его и постараться добыть из него побольше сведений.
Мужчины посмотрели на Модести. Та сидела, сложив руки на коленях и глядя в пустоту. Наконец проговорила с расстановкой:
— О Боже! Вот что я никак не могла вспомнить… — Она встала и начала расхаживать по комнате, обхватив пальцами рук локти и прищурившись.
— О чем вспомнить-то? — спросил Фрейзер.
— Расскажи ему про Квинна, Вилли. А я хочу прокрутить в голове все это еще раз.
Вилли коротко поведал Фрейзеру историю о том, как Модести спасла жизнь человеку в горах над Тарном и как на обратном пути им пытались устроить засаду трое неизвестных.
— Господи, так он, по-вашему, мог что-то видеть?! — воскликнул Фрейзер.
Модести остановилась, взяла сигарету из шкатулки слоновой кости и, закурив, пояснила:
— При падении он получил сотрясение мозга и то терял сознание, то снова приходил в себя. Я спросила, не видел ли он, как свалился с обрыва серый «пежо». Так вот что он мне ответил. Слушайте: «Нет, как он упал с обрыва, я не видел…»
— Да, тут что-то не чисто, — нахмурился Вилли.
— Вот это и не дает мне покоя. Но теперь я все поняла. Если бы он сказал: «Нет, я машины не видел», это одно. Но он выразился по-другому. Он не видел лишь, как она полетела с обрыва. А машину он видел.
— Все это лишь догадки, — буркнул Фрейзер.
— Я слышала слова, помню интонации, Джек. Но если Квинн видел машину, но не видел, как она упала в реку, стало быть, какое-то время она стояла на том повороте.
Фрейзер провел рукой по вспотевшему лбу. Вилли сказал:
— Предположим, Рейли устроил остановку по просьбе оппозиции. Предположим, они как-то углядели Квинна на той стороне ущелья. Тогда понятно появление этих троих. Их послали убрать Квинна. — Он обернулся к Модести: — Надо бы найти его. Принцесса. Квинн может кое-что знать — сам того не понимая.
— Черт, — прикусила губу Модести. — Он, наверно, уже выписался от Дюрана, и теперь ищи ветра в поле. Какая же я идиотка!
— Да, — хмыкнул Вилли, — просто удивительно, как ты еще живешь в этом мире. — Потом он перевел взгляд на Фрейзера. — Вы можете найти его, Джек? Принцесса знает имена двоих бандитов. Рене Вобуа из Второго отдела поможет.
Фрейзер устало кивнул:
— Он поможет еще скорее, если об этом его попросит Модести. Он ей обязан жизнью. За ту историю на Монмартре…
— Слушайте, — вдруг подался вперед Вилли. — Есть надежда, что Таррант жив, верно? Так почему же вы, Джек, сидите тут с тупым видом, словно мул из похоронного бюро, у которого разболелся живот?
— Потому что я люблю Тарранта, — сказал Фрейзер, допивая бренди и ставя пустой стакан на столик. — Потому что, если мы правы, он сейчас может маяться черт знает где. Потому что от него могут сейчас отрезать по кусочку, а потом все равно прикончат.
— Значит, надо скорее вызволять его, — отозвалась Модести. Она сказала это спокойно, не меняясь в лице, но от нее исходила такая энергия, что Фрейзеру показалось, что она испускает свечение. Он уже однажды наблюдал ее в таком состоянии и тогда испытал нечто похожее на то, что случилось ему переживать, когда он разряжал мину-ловушку с тройным детонатором.
— Вызволить его? — переспросил он, подавив всплеск надежды. — Откуда?
— Откуда угодно, Джек, — сказала Модести. — А что, если это какая-то самостоятельная группа? Таррант вполне может быть в Европе. Кто сейчас возглавляет ваш отдел, Джек?
— Пока я. До тех пор, пока не назначат кого-то вместо Тарранта. Если вас интересует, могу ли я организовать крупномасштабную операцию по его поискам, то ответ отрицательный. Я просто временно сижу в лавке, и мне глупо идти к министру с догадками, основанными на обрывках информации.
— Кто предполагается на место Тарранта?
— Кордер. Любимчик премьера.
— Кто он?
— Бронтозавр.
— То есть?
— Доисторический монстр с мозгом величиной с каштан, причем не в голове, а в заднице.
— Я-то думала, что, во-первых, в хвосте, и вообще это миф.
— У Кордера нет хвоста. Впрочем, может, он его ловко прячет.
— Большая операция ни к чему. Принцесса, — сказал Вилли. — Начнутся утечки.
— Я просто боялась, что новый человек на основе догадок Джека поднимет страшный тарарам.
— Он ничего не узнает, если вам так удобнее, — пообещал Фрейзер.
— Сначала надо найти Квинна, — сказал Вилли, беря бокал Фрейзера. — Надеюсь, это случится быстро.
— Можно позвонить Дюрану, — предложила Модести. — Вдруг он в курсе намерений Квинна.
— Нет, подливать больше не надо, Вилли, — поднял руку Фрейзер. — Я хочу растянуть эти шесть бутылок. Что нам может дать Квинн? — обратился он к Модести.
— Направление поиска…
— Но вряд ли он увидел многое с такого расстояния.
— Если были посланы люди, чтобы убрать его, значит, кто-то опасался, что он увидел достаточно.
Фрейзер прищурился, и на его губах появилась зловещая улыбка.
— Может, его по-прежнему ищут? Тогда он — хорошая приманка…
— Я думала об этом, — сказала Модести, подходя к большому окну, выходящему на Гайд-парк. — Попробуй найти Дюрана, Вилли.
Не успел Вилли снять трубку, как телефон сам зазвонил.
— Да, Альберт. — Он приподнял брови. — Кто? — Вилли испуганно посмотрел на Модести. — Ладно. Вы посадите его в лифт или мне за ним спуститься? — И после паузы: — Отлично.
Вилли положил трубку и растерянно взъерошил пятерней свою шевелюру.
— Поток, — прокомментировал он. — Внизу появился тип, который желает видеть тебя, Принцесса. Альберт говорит, что он пьян вдребодан. И именуется он Квинном.
Фрейзер удивленно посмотрел на Вилли, потом с волчьим оскалом произнес:
— На ловца и зверь бежит.
Две минуты спустя из лифта появился Квинн. Стараясь аккуратно ставить ноги, он вышел в фойе. Он увидел троих в гостиной и застыл. На нем были мятые вельветовые брюки и большая куртка. В руке он держал потрепанную дорожную сумку. Лицо было бледным и блестело от пота, глаза неистово блуждали и никак не могли сфокусироваться на чем-то одном. Он поставил сумку, пошатнулся и двинулся к железной ограде.
— Помоги ему спуститься, Вилли, — попросила Модести. А потом громко воскликнула: — Привет, Квинн!
Квинн осторожно спустился по ступенькам и, отбросив руку Вилли, сказал: «Я сам». Он сунул руки в карманы, оглянулся и сделал попытку присвистнуть.
— Уютное гнездышко. Значит, у вас шляпный магазинчик в Кенсингтоне, так?
— Входите и садитесь, — улыбнулась Модести.
Он позволил ей довести его до честерфилда, плюхнулся на него и подозрительно спросил:
— А это кто такие?
— Мои друзья. Кофе?
— А, значит, вы еще умеете варить кофе? — Он погрозил ей пальцем. — Сперва я решил, вы танцовщица. Ноги… Высший класс… Потом… Да, а что потом? Ну конечно… Секретный агент… — Он захихикал. — Раз-раз — и на матрас. И еще один краснокожий ткнулся носом в пыль.
— Как ваша голова? — осведомилась Модести.
— Голова? Вообще-то полный порядок, только сейчас немного кружится. Но это от выпивки… А рука — прямо как новая. — Он вытянул ее и помахал. — Интенсивная терапия в клинике доктора Дюрана. Потрясающее местечко. И не взял ни пенса. Я спросил: «Почему бесплатно?» — «Потому что я филантроп!» — ответил он. «Хрен-то! — говорю я ему. — Это небось Модести Загадочная. Она решила заплатить, только с какой стати?» — «Не иначе как она была сражена наповал вашим обаянием, мистер Квинн», — сказал эскулап. — Квинн окинул взглядом присутствующих и мрачно изрек: — Лягушатник иронизировал, разумеется.
— Где вы остановились? — спросила Модести, присаживаясь на диван.
— Остановился? — Он удивленно посмотрел на нее. — Не помню… В каком-то маленьком отеле. Сегодня утром. — Тут он вдруг хитро подмигнул. — Но Квинн малый не промах. У него есть дружок на Флит-стрит. Криминальная хроника. Пьет, подлец, «Черный бархат». Ну, я его захомутал и стал вливать в него напиток, пока он не запел. Ну, и сам угощался, что было, то было. — Он вытер локтем вспотевший лоб. — «Знаешь ли ты такую Модести Блейз?» — спросил я его, а он в ответ: «Господи, про нее ходит миллион слухов, но скажу тебе одно: она дама состоятельная и недавно приняла участие в трех великих шпионских авантюрах, о которых нам не позволили написать ни строчки…» Но я продолжал его допрашивать. И он мне рассказал… — Квинн замолчал, его лицо приобрело зеленый оттенок. Он попытался встать, но упал рядом с Модести и пробормотал: — Сейчас меня вырвет.
Он не ошибся в своем прогнозе. Пятнадцать минут спустя Вилли Гарвин вытащил его из-под теплого душа, где Квинн вяло сопротивлялся и ругался в его железных объятиях, положил его на массажный стол и крепко вытер суровым полотенцем.
Через полчаса Вилли вышел из комнаты для гостей. Модести переоделась в шелковый халат изумрудного цвета и распустила волосы. Она стояла у окна, глядя в парк. Фрейзер уже удалился, ограничившись длинной, но очень крутой фразой относительно гостя.
— Он заснул, Принцесса, — сказал Вилли. — Венг отнес его одежду вниз, в чистку. Твою, кстати, тоже.
— Спасибо, Вилли.
— Похоже, у нас прибавилось хлопот. Но ты собираешься увидеться завтра с Джанет?
— Да. Хотя бы для того, чтобы сообщить, что ее дела отошли пока на задний план, по причине более неотложных задач. Утром я поговорю с Квинном, и тогда мы поймем, как действовать дальше. — Она подумала мгновение и добавила: — Включи-ка интерком в его комнате. А я включу в моей. Вдруг он ночью проснется и начнет удивляться, куда его занесло.
— Ладно. Ну так что думаешь о старине Тарранте?
— Трудно сказать наверняка, но есть надежда, что он жив.
— Вот именно. Вряд ли они будут торопиться. Они постараются не гнать лошадей. Так можно выудить больше информации.
— Но все равно надо поскорее отыскать его. Вилли вдруг увидел, как у нее затуманились глаза, и даже испугался. Бывало, Модести плакала после того, как дело было сделано, — от напряжения, от боли, от опустошения. Причем только в его присутствии. Но никогда до начала операции. В последние полчаса Вилли был слишком занят Квинном, чтобы заметить, какое впечатление рассказ Квинна произвел на Модести, да и на него самого. Он сам неплохо относился к Тарранту, но понимал, что ее привязанность к нему гораздо глубже. В этом не было никакого сексуального начала. Скорее, что-то дочернее…
— Извини. — Модести заставила себя улыбнуться. — Что-то вдруг нашло. Просто он уже в летах, а ты представляешь, какую ему устроили обработку. А он не привык — не к боли, а к унижению… Нас с тобой уже мало чем можно удивить в этой жизни, но Таррант — совсем другое дело.
Вилли посмотрел на шрам в виде недоконченной буквы S, инициала человека, который был давно мертв, потом перевел взгляд на изумрудный шелк, скрывавший великолепное тело Модести, знавшей, что такое насилие и раны. Вилли сам трижды выхаживал ее… Да, она права. Они оба прекрасно знали, какое воздействие оказывает насилие и жестокость на внутреннее "я". Они научились терпеть и забывать. Но Таррант не такой, как они…
— Ничего, мы его отыщем, — сказал Вилли. — И он, между прочим, не слабак.
— Ты прав. Спокойной ночи, Вилли…
Она коснулась его руки и удалилась в свою спальню.
Граната Миллса — этот черный, похожий на маленький бочонок сгусток разрушительной энергии — запрыгала по полу самолета. Квинн упал на араба, повернул голову назад и, разинув в безмолвном крике рот, смотрел, как это орудие смерти прыгает по проходу…
За несколько секунд, показавшихся вечностью, надежда разлетелась в нем на мельчайшие осколки, как разлетается граната. Старая добрая граната Миллса. Изготовленная, наверно, давным-давно. Может, не сработает капсюль, может, слишком слаба пружина… Может…
Человек с побелевшим лицом, сидевший у прохода, бросился на гранату, но та, словно подчиняясь чьей-то злой воле, ускользнула от его рук и юркнула под кресло, где сидели его жена и дочь. И лишь после этого раздался страшный взрыв… Все сработало на совесть. Только вот он, Квинн, подкачал… В своей спальне Модести услышала, как стонет и что-то бормочет ее гость. Она быстро выскользнула из кровати и двинулась к комнате для гостей, на ходу завязывая пояс халата, надетого на голое тело. В коридоре она столкнулась с Вилли. Стоны на какое-то время стихли, затем снова возобновились.
— У него кошмары, Принцесса. И без интеркома слышно.
— Да. Я разберусь, Вилли. Ты иди спать.
— Точно?
Модести кивнула и двинулась к полуоткрытой двери комнаты Квинна. Она включила свет и, прикрыв дверь, присела на край кровати, положив руку на плечо человеку, который корчился под одеялом и бормотал что-то бессвязное.
— Проснись, — прошептала она. — Это дурной сон.
Квинн открыл глаза, резко сел в постели.
— О Боже!
Он прислонился к Модести, тяжело дыша, и она погладила его по плечу со словами:
— Бедняга Квинн… Это просто плохой сон. Но «Черный бархат» не ваш коронный напиток…
Внезапно он отпрянул от нее, удивленно моргая и переводя взгляд с Модести на незнакомую комнату. Постепенно он сложил воедино фрагменты пьяных воспоминаний, и удивление исчезло с его лица. Он вздохнул и с неприязнью, направленной на самого себя, спросил:
— Я страшно опозорился, да?
— У всех случаются кошмары.
— Нет, я про то, что произошло раньше.
— Ну, если вам показать видеозапись, то вряд ли это привело бы вас в восторг. Вы были сильно пьяны.
— Извините. — Квинн стал тереть глаза, передернув плечами. — Какой-то гигант раздел меня, поставил под душ — или это мне тоже примерещилось?
— Это был Вилли. Вилли Гарвин.
— Ну конечно, — сказал Квинн после секундного раздумья. — Дагган упоминал и его.
— Дагган — ваш приятель с Флит-стрит?
— Да.
— Лягте и накройтесь. А то продрогнете. Сигарету не хотите?
— С удовольствием.
Она взяла две сигареты из шкатулки на столике, зажгла их, одну дала Квинну, потом поставила пепельницу.
— Не знаю, почему у меня получается все наперекосяк, — устало произнес Квинн. Я хотел найти вас, чтобы сказать спасибо. Принести цветы. Или что-то в этом роде. Но я наклюкался и вел себя словно… Словно кто, по-вашему? Как я вел себя?
— Самоуверенно и агрессивно. Больше в манере держаться чем на словах.
— Самоуверенно и агрессивно? Похоже на правду. Вы говорите все как есть, так?
— Вы же сами просили откровенности. — Она улыбнулась и добавила: — Но вы не называли меня милочкой.
— Уже хорошо. — Он тоже улыбнулся, и улыбка получилась приятной, без привычной насмешливости. — Послушайте, вы мне поверите, если я скажу, что очень вам признателен за все, что вы для меня сделали?
— Конечно, поверю. Может, вы чего-нибудь хотите? Не в смысле выпивки, но, например, сэндвич? Может, вы проголодались?
— Нет, спасибо… — Он помолчал и сказал: — Но если бы вы мне сказали, где кухня, я сделал бы себе кофе…
— Кофе в два часа ночи? Но вы не заснете!
— Вот именно. — Квинн пытался говорить непринужденно, но его голос то и дело срывался и рука с сигаретой дрожала.
— У вас часто бывают кошмары? — спросила Модести.
— Достаточно часто. — Он постарался затянуться сигаретой, но губы отказывались слушаться.
— Может, вам станет легче, если вы расскажете, в чем дело?
— Да, наверно, вы уже обо всем догадались. Мое имя могло кое-что сказать вам. Генри Квинн. Второй пилот на том самом самолете, который в прошлом сентябре захватили террористы.
— Тогда похищалось много самолетов. А в сентябре я поневоле оказалась в отрыве от текущих событий и газет.
Он уставился в пустоту и заговорил:
— Два араба. Они возникли, когда мы садились в Риме… Когда мы приземлились, они потребовали, чтобы итальянцы освободили трех террористов, которых арестовали после теракта в Милане в прошлом году. В противном случае угрожали уничтожить самолет и всех, кто в нем находился. Восемнадцать часов шли переговоры с итальянцами. Красным Крестом и так далее.
Он попытался затушить сигарету, но рука его так дрожала, что Модести сама взяла у него окурок и затушила в пепельнице.
— Я убил троих, — с трудом произнес Квинн, закрывая глаза. — В том числе и ребенка.
— Как это?
Он отыскал ее руку и стиснул, хотя, как показалось Модести, сам того не подозревая.
— Это тянулось бесконечно долго. Прошло двенадцать часов. Четырнадцать, шестнадцать. Господи, как я ненавидел тех сволочей. Я пытался напомнить себе, что их надо опасаться, но ничего не вышло. Я был в ярости. Пассажиры вели себя великолепно. Я твердил про себя: мерзавцы, как смеете вы угрожать этим людям — мужчинам, женщинам, детям. Чтоб вы сдохли, чертовы фанатики!..
Он провел рукой, вытер губы.
— Не могу выразить словами это чувство, но оно росло во мне. Высилось, ширилось… — Он замолчал надолго, потом заговорил опять. — Мы действовали по правилам — наш экипаж… Главное, безопасность пассажиров… Только что это значит на самом деле? Сидеть сложа руки и ждать, когда они сменят гнев на милость? Но что, если они все равно решили уничтожить и нас, и пассажиров, и себя? Не знаю, как нужно было поступать… Но в какой-то момент один из них вышел из самолета, стал препираться то ли с министром, то ли с кем-то еще. А второй стоял в конце прохода с гранатой в руке. Граната Миллса. Он не выдернул чеку. — Квинн посмотрел на Модести и добавил: — Если чека не выдернута, то от гранаты не может быть вреда…