Глава 4

Сэр Джеральд Таррант закончил цитировать монолог Антония, сохранившийся в его памяти еще с тех времен, когда он был членом студенческого драматического кружка, и открыл глаза.

Он решил, что прошел еще час. Он откинул одеяло, слез с деревянной койки и начал расхаживать взад и вперед. В камере было сухо, но холодно. Он мог сделать четыре шага в одну сторону и столько же в другую. Койка стояла у стены напротив двери, сделанной из дуба и лишенной каких-либо глазков и отверстий. В углу был стол, а на нем остатки черствой буханки хлеба и полкувшина воды. В другом конце — большое ведро с деревянной крышкой. Источником света служила тусклая лампочка, свешивавшаяся на коротком проводе с потолка. В карманах Таррант не обнаружил ничего, и часы у него тоже отобрали.

Именно здесь Таррант и проснулся после вызванного наркотиком сна часов двадцать тому назад. А может, тридцать или сорок. Он затруднялся точно это определить. В камере не было окна, чтобы следить за сменой дня и ночи. Он никого не видел и ничего не слышал. Проведя грязной рукой по щекам и подбородку, он обнаружил двухдневную щетину и решил, что в течение последующих двенадцати часов они его непременно посетят.

Но кто были эти они? Кто-то из официальных оппонентов или какая-нибудь независимая группа вроде «Саламандры-4», которая подписала контракт на «выполнение работ». Впрочем, это не имело особого значения. Задача противника была ясна — вычерпать всю ту информацию, что содержалась в его мозгу, отделить, так сказать, желток от белка. Странный ход. Он нарушал порядок, уже давно установившийся в международной разведке. Но и это теперь не имело особого значения, поскольку похищение состоялось.

Теперь начинался период обработки, игра на нервах. Допросы начнутся потом. Они получатся малоприятными, и, скорее всего, их будут строить на жесткости и мягкости попеременно. Брутального мерзавца будет сменять симпатяга, предлагающий сигареты и выражающий сочувствие… И конечно, они будут пользоваться наркотиками. Тиопенталом, амфетаминами… Таррант решил, что неплохо бы воскресить в памяти все те отчеты, которые ему доводилось читать о подобных методах.

Он посмотрел на хлеб и воду. Он проголодался, и в горле у него пересохло, но вряд ли следует снова что-то пить. Неизвестно, сколько продлится первая стадия. Таррант снова зашагал по комнате. Зарегистрировав неприятные ощущения в желудке, он признался, что испытывает страх. Это нормально, напомнил он себе, а главное, не имеет никакого значения. Имело значение лишь одно — его сопротивляемость на допросах, которые начнутся впоследствии. Его агенты были обучены выдерживать большой объем физических и моральных пыток. Некоторым пришлось применять эти навыки на практике. Из них одни умерли, прежде чем заговорили, другие, надо полагать, сначала заговорили, а потом уж умерли. Он не имел возможности уточнять, как все произошло в реальности.

Таррант попытался представить, к какой категории отнесет судьба его, и впервые задал себе вопрос: не следует ли ему уничтожить себя, пока еще есть время. Кувшин был пластмассовый, поэтому нельзя было разбить его и перерезать осколком вену. Повеситься на жгуте из одеяла? Но даже если и удастся изготовить веревку, ее не на чем закрепить. Врезаться в стену головой? Или головой с кровати об пол? Тут есть сложности. Если не получится с первого раза, ты просто лишишься сознания.

Недовольный собой и своим неумением принять разумное решение, Таррант подумал: а что сделали бы на его месте Модести Блейз и Вилли Гарвин? Он сразу решил, что о самоубийстве они и не подумали бы. Всю свою энергию и изобретательность они направили бы на поиски выхода. В прямом и переносном смысле. Таррант сокрушенно пожал плечами. Да, так уж они устроены. Но с другой стороны, они находятся в ином положении. У них в головах нет такого количества информации. Они на поколение моложе, специально обучены и готовы к любым поворотам судьбы и, скорее всего, спрятали бы в каком-то потайном месте отмычку или что-то в этом роде.

Но тем не менее Таррант продолжал думать о Модести. А почему бы нет? В лучшем случае можно наткнуться на полезную идею, в худшем скоротать время. Итак, что бы она сделала, если бы не могла открыть дверь. Таррант напряг память, выуживая фрагменты редких обсуждений ситуаций, когда возникали непредвиденные срывы первоначальных замыслов.

Скорее всего, она подождала бы хода оппонентов и тогда придумала бы противодействие. Все зависело от обстоятельств, но ответный ход не заставил бы себя ждать и удивил бы своей необычностью, оригинальностью.

Таррант вздохнул. Модести, может, что-то и придумала бы. Вилли рассказывал, как Майк Дельгадо, наемник-киллер, держал ее под прицелом своего пистолета почти в упор. Но он расслабился на долю секунды, позволив себе лишнюю насмешку, и она уловила этот момент, успела выхватить свой револьвер и выстрелить из-за спины. Дельгадо скончался с насмешливой улыбкой на устах. Тогда, правда, она была вооружена, но зато у нее не было ничего в тот день в Калимбе, когда…

Он опять пожал плечами. Все отлично, но нужно уметь воспользоваться благоприятным случаем, а Таррант трезво оценивал ситуацию: он не обладал такими навыками. И еще. В ожидании благоприятного момента Модести просто заставила бы себя заснуть — если потребовалось бы, на день, а то и больше, — тем самым накапливая силы для решающих мгновений. Этот ее талант граничил с волшебством. Она развивала его еще с детства, а затем уже довела до высокой степени совершенства под руководством Сиваджи — древнего старца-йога в пустыне Тар, к северу от Джодпура.

Вилли Гарвин тоже обладал таким талантом, хотя и в меньшей степени. Вскоре после того, как Модести взяла его к себе в Сеть, она отправила его на два месяца к Сиваджи. Вилли говорил, что это было что-то фантастическое. Старик, похожий на скелет, ничего не объяснял и вообще почти не говорил. Он просто сидел. А ты сидел вместе с ним, питаясь какими-то финиками. Вскоре тебе уже не нужно было Ложиться, чтобы заснуть. Ты вообще с трудом проводил границу между сном и явью. Ты просто сидел. Но в конце пребывания ты что-то приобретал. Только словами невозможно описать, что именно.

Таррант сел на кровать и протер глаза. Что толку желать невозможного? У тебя все равно нет навыков и искусства Модести Блейз. С тем, что его ожидало, нужно справляться с помощью собственных, весьма ограниченных ресурсов.

Надо тянуть время, думал Таррант. Оказывать сопротивление, потом скармливать им немного ложной информации. Так чтобы они не могли проверить. А для правдоподобия добавлять ко лжи немного правды, там, где это не опасно. Надо тщательно продумать свою роль и играть ее как можно достоверней. Чопорный, чуть надменный джентльмен, высокая сопротивляемость боли (о Боже!), но поддается диалектической логике. Фашистские задатки — всегда хороший материал для привлечения в противоположную веру.

Ладно. Но что делать, когда ситуация резко ухудшится? Тянуть время полезно, только во имя чего? Нужен хотя бы лучик надежды. Модести была поблизости, в «Оберж дю Тарн». Интересно, не инсценировали ли они аварию? Скорее всего, инсценировали. Значит, у Рейли будет заготовлена убедительная история. Но Модести вряд ли сразу так и поверит. Нет, сперва она потолкует с Рейли — и обязательно что-то почует. У нее дьявольская интуиция. Это точно. Ее не проведешь… Значит, надо дать ей время.

Таррант в общем-то отдавал себе отчет в том, что он тешил себя ложными надеждами. Противники уж постараются, чтобы комар носу не подточил. Но все же ложные надежды лучше, чем полная безнадежность.

— У меня была знакомая девица дактилиомантка, — важно изрек Вилли Гарвин. Он сидел на высоком табурете в большой кухне пентхауза Модести и ел изюм прямо из банки.

Модести в белой блузке и клетчатой шотландской юбке делала тесто для «киш лорен»[4], чтобы потом отправить его в морозильник. Она то и дело заглядывала в поваренную книгу. Ее кулинарные успехи, как правило, являлись результатом скорее прилежания, нежели вдохновения.

Было девять часов мартовского вечера — два дня спустя после того, как она позвонила Вилли из Парижа и сообщила о гибели Тарранта. Несколько часов назад Вилли встретил ее в лондонском аэропорту. Они мало говорили о Тарранте. Его кончина, несомненно, сильно их огорчила, но не в их натуре было долго оплакивать усопших.

— Кто-кто? — спросила Модести, отрываясь от книги.

— Дактилиомантка. Моя знакомая.

— А, ну так и что она?

— М-м, — промычал Вилли, запихивая в рот очередную порцию изюма. — У нее было кольцо диаметром в два дюйма, на одном конце дырочка, на другом — шип.

— Неплохо. — Модести снова глянула в книгу. — Ты мне честно скажи, Вилли, почему ты утверждал, что наелся жареным мясом, а теперь вот лопаешь изюм?

— Я не голоден, Принцесса. Просто я люблю изюм.

— Знаю. Я специально для тебя держу банку.

— Если бы не я, изюм бы заплесневел. Ты не используешь его в готовке.

— Использовала бы, если бы ты не съедал. Погоди.

Она вышла из кухни. Вилли навострил уши, слушая, как открываются и закрываются двери. Да, она вошла в свой маленький кабинет рядом с гранильной мастерской. Явно решила заглянуть в словарь. Вилли ухмыльнулся. В «Кратком оксфордском словаре» она не найдет поставившего ее в тупик слова.

Он угостился еще изюмом. Он был рад снова видеть Модести. Ему всегда не хватало ее — причем не обязательно, чтобы она находилась в той же комнате или доме, — главное, чтобы она была в той же стране. Она вернулась в кухню и, чуть нахмурившись, стала взвешивать муку на маленьких весах. Вилли подавил смешок. А, значит, он уел ее этой дактилиоманткой.

— Ну, и как же эта твоя подруга предсказывала? Подвешивала кольцо? Разве это может что-то по-настоящему объяснить?

— Ты завела новый словарь? — обиженно воскликнул Вилли.

— Оксфордский словарь английского языка, — с каким-то детским торжеством провозгласила Модести. — Теперь, Вилли-солнышко, тебе придется порядком попотеть в поисках действительно редких слов. Ну, так как действовало подвешенное колечко? Или ты все сочинил?

— Я никогда ничего не сочиняю, Принцесса. Просто тогда я был еще сопля и сбежал из Барстала, а потом жил с Дорин в Ливерпуле. Ирландка мыла где-то полы. Умом не блистала, но на вид очень даже ничего, а в постели прямо анаконда.

— Это хорошо?

— Нет, но в семнадцать лет ты еще мало что в этом смыслишь, а потому это кажется нормальным. Главная трудность состояла только в том, чтобы затащить ее в постель. Постоянно испытывала душевные терзания на этот счет. Все спорила сама с собой вслух. Я иногда просто засыпал под ее раздумья.

— Так как насчет кольца?

— Она подвешивала его на тоненькой проволочке над столом, на котором чертила мелом крест. Так что шип почти касался креста. И начинала задавать вопросы. Если кольцо качнется в одну сторону, это значит «да», а в другую — «нет».

— Разве это гадание?

— Нет, конечно, но Дорин считала себя гадалкой. Она спрашивала кольцо про свою работу, про любовные увлечения, советовалась, какой фильм посмотреть.

— И она слушалась кольца?

— Прямо как святых апостолов. Прошло несколько дней, и я приладил под столом магнит и шуровал им, чтобы кольцо говорило то, что мне выгодно.

— В смысле, стоит ли ей согрешить с тобой? — рассмеялась Модести. — И кольцо советовало, значит, согрешить?

— Это в первую очередь. Чтобы она так не терзалась.

— У тебя золотое сердце, Вилли-солнышко.

— Да, таких нынче уже не делают.

— Ладно, дай мне доделать тесто, потом поговорим о Джанет. Ты лучше пойди в гостиную, устройся поудобнее. Там на проигрывателе — новая пластинка Фрэнка Залпы.

— Я лучше побуду здесь, Принцесса.

— Хорошо, только помалкивай, а то я ошибусь, и тогда быть беде.

Вилли стал молча следить за тем, как Модести двигалась, хмурилась, наклонялась, выпрямлялась, наливала молока, начинала мешать ложкой… Вилли отметил про себя ее ноги, но особенно ему нравилась ее шея… Несмотря на их давнее знакомство, временами его охватывало удивление: неужели эта женщина дарит свое общество ему, Вилли Гарвину, хулигану, выросшему на улице.

Полчаса спустя Модести устроилась с ногами на честерфилде с чашкой кофе в руке. Вилли сидел в кресле по другую сторону кофейного столика. Он задумчиво сказал:

— Не понимаю. Этот самый «Нью провидент энд коммершиал банк оф Макао» означает мистера By Смита. То бишь самого большого негодяя в Юго-Восточной Азии.

— Да уж, его не заинтересовать жалкими процентами с тысячи долларов в месяц. Значит, речь идет о совсем других деньгах.

— О каких, Принцесса?

— Не знаю. — Она помешала кофе и добавила: — Мы знаем, кто такой By Смит, стало быть, где-то там есть большие деньги.

Некоторое время они молчали, думая о человеке из Макао. Ву Смит не грабил, не воровал, но он торговал краденым, покупая и перепродавая его, каким бы грязным ни был товар. Его банк финансировал любые проекты, которые By Смит считал прибыльными, а нюх у него был острый. Он брал немалые проценты, но зато отличался стопроцентной надежностью. Он имел дело с теми, кто специализировался на наркотиках, проституции, на операциях с золотом и валютой. Его банк обслуживал тех, кто нуждался в строжайшей секретности своих сделок. «Нью провидент» был надежнее любого швейцарского банка, поскольку гарантировал клиентам отсутствие каких-либо расследований со стороны органов правопорядка.

В Макао такие вещи были вполне возможны. Этот Гонконг в миниатюре — шесть квадратных миль португальской территории — находился в восьми тысячах миль от Лиссабона — на Южно-Китайском море, на краешке громадины континентального Китая. На этом колониальном клочке закон был весьма гибок и прекрасно поддавался воздействию старых криминальных традиций региона, a By Смит был слишком крупной фигурой, чтобы его можно было безнаказанно трогать — разумеется, коль скоро он не вступал в открытый конфликт с Лиссабоном.

Через пять минут после своей последней реплики Модести сказала:

— Никто не открывает дело по продаже пластмассовых гномов, если гном существует в единственном числе. Похоже, сестра твоей Джанет не одинока. By Смит явно обслуживает кого-то, кто шантажирует очень многих одновременно.

Вилли посмотрел на нее с удивлением.

— Шантаж ведь — одноразовое предприятие. Мистер Икс знает, что мистер Игрек нехорошо поступил с миссис Зет в сарае, и начинает оказывать на мистера Игрека давление. Короче, тут не поместишь объявление в газетах, что тебе нужны клиенты. А стало быть, откуда собрать столько компромата на разных людей?

— Я об этом как-то не задумывалась, но похоже, кому-то в голову пришла эта идея, и значит, нам надо попробовать проделать тот же путь. Ну, давай, Вилли, соображай, где найти ту выгребную яму, которая принесет золотые горы?

Еще минут через пять Вилли медленно сказал:

— Американцы используют психиатров, как мы зубных врачей. Сеансы психотерапии. Поэтому психиатры собирают огромные запасы грязи.

Модести ответила той редкой улыбкой, которая рождалась где-то в самых глубинах ее "я" и очаровывала тех, кто лицезрел это чудо.

— Вундеркинд Вилли! Может, ответ и не совсем верный но это ответ! Тот, кто получил доступ к магнитофонным записям и историям болезни такого психиатра, получает тем самым большую клиентуру. Спроси Джанет, обращалась ли ее сестра к психоаналитику.

— Спрошу. Уже есть откуда копать.

После очередной затяжной паузы Модести задумчиво проговорила:

— Начинают проступать контуры, Вилли… Новый поворот в старых методах. Нет необходимости выжимать клиентов как лимоны. Просто нужно точно оценить их финансовые возможности и потребовать от них столько, сколько они в состоянии платить, не доводя до полного отчаяния, не заставляя перерезать себе вены и обращаться в полицию.

— Постоянный доход, и риск сведен до минимума. — Вилли поморгал и добавил: — Господи, да если это счет благотворительной организации, клиенты еще избавляются от налогов по внесенным суммам.

— Видишь, как выгодно, — улыбнулась Модести. — Но все равно шантаж — это шантаж. Надо съездить в Макао и повидаться с By Смитом.

Вилли смущенно потер подбородок.

— Принцесса, тебе не стоит впутываться… Джанет сказала…

— Я знаю, что она сказала, Вилли. Ты объяснил ей, что к чему?

— Я сказал, ты ухватишься за возможность немножко расквитаться за оказанные услуги.

— Правильно.

— Ну, так что будем делать с By Смитом? В старые добрые времена мы продавали ему краденое золото, но мы не закадычные друзья. Нам нужен человек, который владеет этим счетом. By Смит его нам не сдаст и не продаст. Может, нам удастся его поймать. Но все равно без паяльной лампы он не заговорит, а это не наш стиль.

— Что-то надо придумать.

В комнату вошел Венг, который вел хозяйство Модести, и спросил:

— Вы кончили пить кофе, мисс Блейз?

— Я — да. А ты, Вилли? Ладно, Венг, тогда уноси чашки. А когда уберешь, закажи по телефону три билета на ближайший рейс на Гонконг.

— Три?

— Да. Ты полетишь с нами.

Смуглое лицо Венга расплылось в улыбке.

— Вот будет здорово еще раз увидеть Гонконг! — воскликнул он. В свое время Модести устроила его учиться в местный университет, где он и провел четыре года.

— Ты по-прежнему сохраняешь старые контакты? — спросила Венга Модести.

— Да, я всегда отвечаю на письма, мисс Блейз.

— Отлично. Когда закажешь билеты, закажи и два телефонных разговора. Первый Ли Фену. Может, он сдаст нам на несколько дней тот дом на Лантау.

— За приличную цену — обязательно сдаст. Но лучше я немножко поторгуюсь, мисс Блейз.

— Хорошо. И еще я хочу поговорить с Чарли Ваном. Или с Сузи, если его не окажется. — Она посмотрела на часы. — Впрочем, Чарли должен быть на месте. Сейчас три, а когда ты дозвонишься, там будет шесть.

— Чарли Ван? — переспросил Вилли.

— Может пригодиться, — сказала Модести.

— За то, что ты сделала для его жены, он отдаст за тебя свою правую руку.

Когда Венг унес поднос, Вилли озабоченно спросил:

— Ты уверена, Принцесса, что хочешь бросаться в этот омут?

— Все не так скучно… — Она взяла шахматную доску и высыпала фигуры. — Сыграем?

— Сыграем. У тебя есть какие-то наметки?

— Сейчас моя очередь играть белыми, и если ты выберешь, как обычно, индийскую защиту, то у меня на седьмом ходу заготовлен для тебя сюрприз сокрушительной силы.

— Я про мистера By Смита, — улыбнулся Вилли.

— Только в зародыше, — сказала Модести, расставляя фигуры. — Чем меньше сейчас уделять семенам внимания, тем лучше будут всходы. — Модести двинула на два поля вперед ферзевую пешку. — Ну, держись.

На следующий день Вилли позвонил леди Джанет Гиллам и сказал:

— Привет, Джен, это я. Мы тут поговорили с Модести о твоем деле, и нам надо отлучиться на недельку.

— Ты насчет моей сестры? — с тревогой в голосе спросила Джанет.

— Да. Пока мы делаем только первый шаг, но если получится, мы поймем, кто прячется за ширмой. Тогда будет ясно, что делать дальше.

— Вилли, я поеду с вами.

— Что? — удивленно спросил он. — Держи себя в руках, Джен. Чем ты можешь помочь?

— Я понимаю… Я не буду путаться под ногами. Но я хочу быть рядом…

— Но в этом нет никакого смысла.

— Вилли, мне трудно тебе это объяснить… Просто какая-то часть твоего "я" — для меня все равно что обратная сторона Луны. Господи, я вовсе не хочу владеть тобой и помыкать. Но мне просто интересно, что там, на той стороне…

— Лучше не заглядывать, Джен. Там порой попадаются очень темные пятна.

— Какой ты глупый! Я поговорю с Модести. Она поймет…

— Может, поймет, но сейчас не о том разговор. Через пару часов мы с ней вылетаем в Гонконг… Ты меня слышишь, Джен?

— Слышу. А из Гонконга вы двинетесь в Макао, так?

— Может быть.

— Ладно, Вилли… На этот раз я опоздала, но ты все-таки передай ей… — Она сухо усмехнулась и прибавила: — А ты береги себя. А то у нас, одноногих девушек, не так уж много кавалеров.

— Значит, вы считаете, что она проверила ваши бумажники на предмет документов? — спросил по-французски мистер Секстон.

Гастон Бурже пощупал руками гипс на челюсти и решил, что этот человек говорит с еще более жутким английским акцентом, чем британский премьер Хит, которого он однажды видел по телевизору.

— Да, — кивнул он и, сунув руки в карманы пальто, спросил: — Зачем мы оказались в этой Богом забытой дыре?

Все четверо сейчас находились в каменном домике на поросшем травой склоне долины в предгорьях Пиренеев. Пол был из глины, крыша местами прогнила и провалилась. Тяжелая дверь лежала на траве. Окон не было.

Мистер Секстон снял с плеч свой рюкзак и поставил его на пол, отчего в нем звякнуло что-то железное. Он сказал:

— Здесь нам не помешают. Значит, вы доехали на такси от станции до Милле, потом пошли пешком?

— Восемь километров на своих двоих, — мрачно кивнул главный из трех французов. — Совершенно бессмысленные инструкции.

— Ничего подобного. У этой Блейз во Франции могучие друзья. Нас могут искать.

Жак Гара, у которого два пальца были в гипсе, заметил:

— Они нас не найдут. А если бы даже и нашли, мы бы ничего им не сказали. Можете быть уверены.

— Это моя работа, — сказал мистер Секстон. — Быть уверенным, что все идет по плану.

— Необходимо уладить вопрос оплаты, мсье, — вступил вожак. — Потому-то мы сюда и прибыли.

— Оплаты, Серваль? Но вы же завалили работу. Вы не выполнили поручения. Теперь вам надо поскорее исчезнуть. Незачем полиции допрашивать вас…

— Нас не предупредили, что может возникнуть эта Модести Блейз, — упорствовал вожак.

— Это чистая случайность. Но вам следовало бы учитывать и возможные осложнения.

— Не согласен, мсье Секстон. Итак, вы хотите, чтобы мы исчезли, не получив денег?

Трое французов взяли англичанина в клещи, образовав полукруг. Атмосфера накалялась. Мистер Секстон добродушно рассмеялся.

— Исчезли непременно, причем все трое, — подтвердил он и, не договорив, высоко подпрыгнул и левой ногой ударил Бурже в горло.

Приземлившись на правую ногу, мистер Секстон каблуком левой угодил Сервалю по колену. Серваль, сделавший выпад туда, где еще мгновение назад находился мистер Секстон, крикнул от боли и упал. Крик перешел в стон.

Гара успел было вытащить револьвер, но его правая рука попала в стальные тиски — пальцы мистера Секстона безжалостно впились в плоть и мускулы. Из его рта вырвался крик, но тут же мистер Секстон, резко выдохнув, ударил его ребром ладони по черепу над ухом.

Серваль, шатаясь, поднимался на ноги, но мистер Секстон быстро обернулся и ткнул его железным пальцем в живот, потом ловко захватил его голову и перебросил противника через себя, не отпуская, однако, головы, отчего у Серваля хрустнули шейные позвонки.

Когда труп Серваля глухо ударился о глинобитный пол, мистер Секстон резко обернулся, торжествующе оскалив зубы. Он весело подошел к рюкзаку, открыл его, извлек стальную цепь. Потом он просунул один ее конец в маленькое отверстие в стене, вышел наружу и обмотал вокруг двери, которую, сняв с петель, поставил рядом у стены. Затем он вернулся в дом, надел толстые перчатки, обмотал вокруг пояса второй конец цепи, отыскал для упора каменный выступ и взялся за дело.

Секунд тридцать он только вдыхал и выдыхал воздух, настраиваясь на задуманное. Потом изо всех сил натянул цепь, отчего старая дверь уперлась в противоположную стену, дерево скрежетало о камень, трещало, словно угрожая разлететься в щепы. Цепь, задрожав, натянулась, превратившись в стальной брус. Из стены выпал один камень, потом второй… Наконец вся стена зашаталась и обрушилась внутрь.

Мистер Секстон одобрительно кивнул и освободил цепь. Тем же способом он обрушил еще две стены. Последняя, в которой был дверной проем, упала двумя секциями.

Десять минут спустя на месте домика высилась груда камней под которыми были погребены три трупа. Мистер Секстон еще раз осмотрел свою работу, убрал цепь в рюкзак, закинул его себе за спину и бодрой походкой двинулся в деревушку в пятнадцати милях от развалин, где он оставил свою машину. У него было отличное настроение. Теперь он мог доложить полковнику Джиму, что страховой полис, о котором шла речь, был успешно введен в действие.

Глава 5

Мистер By Смит блаженно зевал, идя по проходу своей стотонной моторной яхты «Ночная красавица», стоявшей у причала в гавани Тайпы. Он посмотрел на красно-зеленый португальский флаг, полоскавшийся на ветру под луной, и улыбнулся.

Мистер By Смит только что выиграл тысячу долларов в том единственном виде азартных игр, который себе позволял. Его сверчок Серебряный Дракон одержал победу над фаворитом, сверчком его приятеля Чуна в результате изнурительного двадцатиминутного боя. By Смит остановился и облокотился о полированный медный поручень, не боясь запачкать свой белый костюм. Он с удовольствием прокручивал в памяти детали поединка.

Победа пришла после серьезной подготовки. Как и большинство бойцовых сверчков, Серебряный Дракон родился на кладбище. Но появился он на свет не на обычном погосте, но на английском кладбище Гонконга, где, как полагал By Смит, покоились кости и его британских предков. By Смит кормил сверчка по особому методу — семена лотоса с рисом, вымоченным в молоке с лягушачьими лапками. Кроме того, раз в неделю By Смит позволял своему любимцу вступать в соитие с самочкой — для поддержания истинного мужского духа. Сегодня Серебряный Дракон одержал победу, хотя Чун перед схваткой и щекотал усики своего сверчка конским волосом, чтобы как следует его раззадорить.

Вечер выдался удачным, размышлял By Смит. Да и год в целом выдался неплохим, и все его начинания приносили прибыль. By Смит в очередной раз с благодарностью вспомнил того китайского мандарина, который четыреста лет назад подарил португальцам этот клочок суши в награду за их усилия по борьбе с пиратами.

By Смиту было приятно ощущать себя гражданином этой европейской провинции, устроившейся на гиганте Китае, словно блоха на слоне. Он был рад, что является одним из двухсот пятидесяти тысяч жителей колонии, разместившейся на материке и двух островах, Тайпа и Коулун. Эта колония по своим размерам уступала аэропорту Кеннеди, где ему однажды довелось побывать, но в малых размерах имелись свои преимущества.

Поскольку Макао не отличалось просторами, красный Китай не мечтал прибрать его к рукам. Как и Гонконг, до которого от этой самой пристани было час езды на судне с подводными крыльями, это были те поры, которые позволяли континентальному гиганту дышать.

Мистер By Смит одобрял методы управления колонией. Лица, отвечавшие за порядок перед Лиссабоном, не допускали, чтобы Макао превратилось в выгребную яму порока и преступности, хотя именно так многие на Западе думали об этом далеком месте.