Глава 2

Четыре часа спустя Модести Блейз стояла в своем номере «Оберж дю Тарн» у большого окна, выходившего на реку, и пыталась выкинуть из головы образ искалеченного тела Тарранта.

Мадам Мартин, скрестив руки на животе, причитала со слезами на глазах:

— Какое горе, мамзель… Какое горе… Милорд — ваш старый друг?

Поскольку она знала, что Модести ждала в гости сэра Джеральда Тарранта, она решила, что он милорд.

— Да, я очень любила его, — сказала Модести. Брюки и свитер на ней были мокрые, как и ее волосы, от вечерней росы. Три часа назад один лодочник, проплывая по Тарну, увидел в свете уходящего дня обломки машины, торчавшей из воды на мели. Он доложил в полицию, и двое полицейских прошли на моторке вверх по течению от Ла-Мален, чтобы выяснить, что стряслось. Один из них не побоялся войти в холодную воду и обнаружил на переднем сиденье труп, а в багажнике два чемодана.

Два часа назад полицейский осмотрел место возможной катастрофы на шоссе и убедился, что машина и впрямь врезалась в ограждение, а потом свалилась с обрыва. На обратном пути этот полицейский сделал остановку в гостинице, где жила Модести, выпил рюмку пасти[1] и поведал об увиденном. Судя по всему, сказал он, в машине ехало двое иностранцев. Завтра, при свете дня, начнут искать второго. В чемодане была одежда с ярлычками, и фамилия, там указанная, не совпадала с фамилией в паспорте того, кто был найдет в машине. Судя по всему, это было имя того, кто как раз исчез без следа. Некто мсье Таррант.

Мадам Мартин в ужасе схватилась за голову и помчалась к Модести. Модести отправилась в полицейский участок и, посмотрев на извлеченный из машины труп, опознала в нем Рейли, водителя Тарранта. Затем она взяла фонарик, пошла к месту катастрофы и провела там двадцать минут. Странный поступок, подумала мадам Мартин. Впрочем, мамзель Блейз вообще ни на кого не похожа. Вот и теперь она стояла у окна, смотрела на реку, куда упал автомобиль ее друга милорда, но на глазах ее не было слез. Если не считать ее неподвижной фигуры и пустого взгляда, можно было бы даже подумать, что она не огорчена случившимся. Странные люди, эти англичане…

Зазвонил телефон. Мадам Мартин быстро двинулась в холл, чтобы снять трубку, потом вернулась.

— Вы заказывали Лондон, мамзель…

— Спасибо, мадам.

Модести направилась к телефону, внутренне содрогаясь от того, что ей предстояло. Для Джека Фрейзера это известие станет страшным ударом. Пятнадцать лет он работал у Тарранта оперативником, а потом стал его заместителем. Это был человек, который не раз оказывался на волосок от смерти и сам порой убивал, если того требовали интересы дела. В качестве заместителя Тарранта он нередко посылал людей на такие задания, с которых те не возвращались, и он давно успел утратить излишнюю чувствительность, но это известие должно стать для него потрясением. Фрейзер ценил очень немногих, но Таррант был среди этих избранных.

Модести взяла трубку.

— Джек?

— Мисс Блейз, это говорит Фрейзер, — услышала она робкий, чуть заискивающий голос. Обычная манера Фрейзера.

— Извините, что сообщаю вам неприятные новости, — сказала она. — С Таррантом неприятности.

Последовала небольшая пауза, затем Фрейзер спросил:

— Серьезные?

— Его машина попала в аварию. Он погиб.

— Господи, — пробормотал Фрейзер.

Модести коротко изложила факты и в завершение сказала:

— Они пока не нашли тело. Не исключено, что оно могло попасть в одну из подводных пещер до того, как течение вынесло бы его в Гарону. Тогда оно… там и останется. Я дала им ваш номер, не этот, а официальный…

— Спасибо, — сказал Фрейзер и, помолчав, добавил: — Это не может быть специально подстроено?

— Я думала об этом и осмотрела место аварии. Внешне все так, как предполагает полиция. Кто-нибудь из представителей оппозиции способен устроить такое?

— Сомневаюсь, — отрезал Фрейзер. — Это ушло в прошлое. Как и дипломатия канонерок… Я спросил так, на всякий случай. Наверно, некролог последует, когда министр получит от французов официальное уведомление… Хотите, чтобы я позвонил Вилли?

— Нет, я позвоню завтра сама. Сейчас он уже ничем не сможет помочь, поэтому не буду портить ему сон. Мне очень жаль, Джек… Очень…

Квинн лежал, свернувшись в клубочек и клацая зубами. Плотно завернувшись в тонкий плащ, он смотрел, как над каньоном поднимается солнце. Сейчас мысли его заметно прояснились, и голова перестала так болеть, но ночь оказалась сущим бесконечным кошмаром, и теперь в его теле, казалось, не было ни костей, ни мускулов. В промежутках между периодами забытья он доел шоколад. Его мучила жажда, и он слизывал капли росы со своего плаща, чтобы как-то смочить пересохшее горло. Ничего, думал он, солнце немного согреет меня, и тогда надо встать, пошевелить руками и ногами, восстановить вялое кровообращение. Кое-как Квинн сел и стал баюкать поврежденную руку. Внезапно краем глаза он уловил какое-то движение там, где в ста ярдах от него виднелась вершина скалы. Он зажмурился на мгновение, а потом снова открыл глаза.

Женщина. Сверкнули загорелые ноги под темно-зеленой юбкой. Черные волосы. На плече что-то вроде маленького рюкзака. Она стояла на самом краю, глядя в долину.

У Квинна забилось сердце. Он набрал в легкие побольше воздуху и крикнул, но получилось лишь хрипение. Тогда он схватил плащ здоровой рукой и начал неистово им размахивать, стоя на коленях. Она смотрит в его сторону… Нет, повернулась еще. Сейчас она уйдет! Тут она снова повернулась в его направлении, и он увидел белый овал лица. На мгновение она застыла, потом махнула рукой и быстро исчезла.

Квинн вдруг понял, что дрожит и дышит часто-часто. Он побоялся встать, поскольку мог рухнуть вниз. Казалось, прошла вечность, прежде чем он снова увидел ее, уже над собой. Опустившись на колено, она смотрела вниз. Облегчение смешалось у Квинна с удивлением. Это не было лицо местной крестьянки. Широкий рот, высокий лоб, загорелая кожа, красивые черты, большие спокойные глаза, черные волосы, закрепленные на затылке…

— Вы ранены? — спросила она по-французски, и Квинн, наскребая известные ему французские слова, сказал:

— Да. Упал. Рука. — И поднял распухшую руку.

— Вы англичанин? Вы уверены, что у вас только рука?

— Господи, вы тоже англичанка. — Он помотал головой, чтобы в ней немного прояснилось. — Рука, и еще ударился головой. Лежу тут со вчерашнего дня. Не могли бы вы кого-нибудь позвать, чтобы меня подняли? А то у меня в голове туман…

Она кивнула и встала. Он увидел у нее на плече сумку, к которой были прикреплены на шнурке простые, как у монашенки, сандалии.

— Я скоро вернусь, — сказала незнакомка. — А вам лучше лечь. А то вы совершенно серого цвета. — И с этими словами она пропала.

Квинн присел на корточки, пытаясь разобраться в происходящем. Каким ветром занесло сюда эту англичанку? Это не крестьянка, не хиппи. Квинн знал, что такое дорогая одежда, а кашемировый свитер на ней стоил больше тридцати фунтов.

Она не стала тратить время на пустые расспросы. Ему и это понравилось. Но если она и впрямь считает, что скоро вернется, то она не отличалась сообразительностью. В этих местах до ближайшей деревни — мили и мили… Ей придется идти вдоль извилистой реки до Ла-Малена. Дай Бог, чтобы помощь подоспела часа через четыре. Он почувствовал новый приступ озноба. Да, промерз не на шутку! Последний раз ему было так холодно два года назад, когда он оказался у Ланкастерской Дыры. Он прислонился спиной к камню и начал разминать одну ногу, потом другую, потом здоровую руку. Надо немножко разогнать кровь…

Десять минут спустя он поднял голову, услышав сверху какие-то звуки. Девица спускалась. Теперь на ней были сандалии, а через грудь, словно перевязь, она надела моток веревки. Сумка на плече была чем-то набита. Она действовала уверенно, умело находя впадины и уступы. Он увидел одну ее ногу целиком, до черных трусиков, и отметил изящную игру мускулов и сухожилий.

«Танцовщица, — подумал он. — Готов побиться об заклад, что она профессиональная танцовщица. Но какого черта?!» В нем вспыхнула ярость, когда она прыгнула и оказалась рядом с ним на карнизе.

— Очень умно, милочка, — злобно пробормотал Квинн. — Если вы думаете, что сумеете вытащить меня собственными силами, то вы просто спятили.

Она не выказала никаких признаков обиды, а просто положила моток веревки и откинула выбившуюся прядь. Потом стала открывать сумку со словами:

— Моя машина в лесу, до нее с четверть мили. Я ходила, чтобы кое-что взять оттуда. А насчет подъема не волнуйтесь, справимся.

Тут она присела на колено рядом с ним, положила руку ему на лоб, потом ее длинные пальцы взяли его за запястье, щупая пульс.

— Вы ударились головой, когда падали?

Он вдруг совершенно успокоился. Ее уверенность даже сбивала с толку. Он растерянно пробормотал:

— Еще как. Даже потерял сознание. И потом несколько раз отключался. Я и сейчас довольно плохо соображаю.

Она взяла его голову обеими руками, повернула раз-другой, заглядывая в уши, потом откинула чуть назад, посмотрела в ноздри, оттянула нижнюю губу, осмотрела зубы.

— Зачем это вы? — тупо спросил он.

— Смотрела, нет ли кровотечения. Все в порядке. Надеюсь, трещин в черепе нет. Теперь чуть повернитесь и прилягте. Нет, кладите голову мне на колени. Вот так. И лежите спокойно.

Он почувствовал, как ее пальцы ощупывают его голову. Они обнаружили шишку над правым ухом, задержались там, потом двинулись дальше. Квинн испытал приятное ощущение, почувствовал, как в нем развязываются туго закрученные узлы. Как ни странно, но ее прикосновения вселяли в него силы.

— Ладно, теперь присядьте. — Она подняла палец и сказала, покачав им из стороны в сторону: — Так, хорошо. — Потом закрыла ему ладонью правый глаз, проверила левый, затем наоборот. — Ну вот. Все в порядке.

Она присела на корточки и пододвинула к себе сумку.

— Вам потребуется сделать рентген, но, по-моему, кроме сотрясения, ничего страшного. Похоже, сначала вы упали на руку, а только потом ударились головой. — Она вытащила длинный кусок французского батона в провощенной бумаге, пакет с изюмом и небольшую бутылочку бренди. Батон был разрезан вдоль, намазан маслом и проложен кусками ветчины.

— Вам повезло, что сегодня я путешествую первым классом, — сказала девушка. — Начинайте есть, а я посмотрю вашу руку, а потом можете выпить бренди.

Квинн впился зубами в батон, а она взяла кусок марли и вылила на него что-то из бутылочки. Затем положила его руку себе на колено, приложила пропитанную марлю и стала забинтовывать.

— Вы что, врач? — спросил он, судорожно сглотнув.

— Нет, но мне приходилось оказывать первую помощь в полевых условиях. — Она говорила чуть отсутствующим тоном, и эта манера несколько его уязвила.

— Меня зовут Квинн, — сообщил он.

— Очень приятно, мистер Квинн.

— Господи, неужели мы будем общаться столь формально?

— Как вас зовут друзья?

— Враги зовут меня Генри. Друзья — Квинном.

— Очень приятно, Квинн. А я Модести Блейз. Что же вы тут делали?

— Гулял. Но не рассчитал время и расстояние. Поэтому решил, что не буду возвращаться в свой отель в Сан-Шели, а пройду до Ла-Мален, где и проведу ночь. — Он посмотрел вверх. — Загляделся на реку и оступился…

Она завязала бинт и посмотрела на ущелье.

— Вы, надо полагать, были здесь, когда вчера на той стороне потерпел аварию «пежо», и видели, как он упал с обрыва.

— Нет, как он упал с обрыва, этого я не видел. — Он жадно доел хлеб с ветчиной и взялся за изюм. — Я то впадал в забытье, то приходил в себя. Вот и пропустил самое интересное. — Он посмотрел на ущелье и, покривившись, спросил: — Сколько их там было?

— В машине? Двое.

— Бедняги, — сказал он, качая головой. — Слишком долгое падение. Есть время для раздумий. В такие мгновения кажется, что ты проживаешь многие годы…

— Да. — Она взяла бутылку, отвинтила колпачок и налила в него бренди. — Теперь, когда вы поели, можете немножко выпить. А потом начнем двигаться.

У него так сильно дрожала рука, что ей пришлось помочь ему поднести колпачок к губам. Он прихлебывал бренди, чувствуя, как по телу разливается блаженное тепло. Между глотками он спросил:

— Вы приехали в машине? Как сюда на ней можно попасть?

— Если от Ла-Мален поехать на юг, то там есть очень плохая дорога, которая ведет в эти места. По ней можно делать не больше семи миль в час. Особенно тяжела последняя миля. Машина идет со скоростью пешехода, зато ее можно спрятать в деревьях.

— И что потом? — удивленно спросил Квинн.

— Потом я совершаю пешую прогулку. Обычно по этим горам. Сегодня вот решила сперва полюбоваться на реку. И увидела вас, когда уже собиралась уходить.

— Вы гуляете в этих местах? — Он удивленно посмотрел на ее легкую одежду и сандалии, которые представляли собой резиновые подошвы с кожаными ремешками. — Вы просто сошли с ума!

Она равнодушно пожала плечами, явно пропустив мимо ушей его точку зрения. Он вдруг понял, что с самого начала она все время думала о чем-то другом, даже когда осматривала его раны. И ни разу не улыбнулась. Ни разу. Ему вдруг страшно захотелось увидеть, как она это делает.

Он отправил в рот очередную горсть изюма.

— Итак, вы Модести Блейз?

— Да.

— Приятное имя. Ну, а что теперь?

— Сейчас я сделаю лубки для вашей руки, а потом немножко повожу вас туда-сюда, чтобы у вас пришли в порядок ноги. — Она посмотрела вверх, на восемнадцатифутовый отрезок. — Тут все довольно просто. Есть за что ухватиться, я взяла из машины молоток, чтобы углубить уступы. А я буду сверху тянуть вас на веревке.

— Вы в этом разбираетесь, милочка, но мне бы не хотелось грохнуться второй раз.

Она посмотрела на него своими темно-синими глазами и совершенно уверенно сказала:

— Можете не волноваться, Квинн. Я не дам вам упасть.

Десять минут спустя, обмотав веревку вокруг пояса, Квинн начал восхождение. Конечно, действовать одной рукой было неудобно, но веревка компенсировала его физические изъяны. Девушка же стояла наверху и не просто удерживала веревку, но и постепенно выбирала ее, помогая ему продвигаться к заветной цели.

Квинн преодолел уже половину подъема, когда одна нога у него вдруг начала дрожать. Он охнул, выругался, но веревка удержала его от падения. Он посмотрел вверх и увидел веревку и еще ее руку и лицо. Девушка, по сути дела, удерживала его одна. Глаза ее почернели, и в них появилась холодная ярость, но голос звучал ровно:

— Не торопитесь, Квинн. Я вас держу.

Он стиснул зубы, немножко покрутил ногой, чтобы снова заставить ее действовать, и продвинулся на несколько дюймов вверх. Две минуты спустя он перевалился через выступ. Девушка помогла ему отползти на безопасное расстояние от края, и пока он лежал и тяжело дышал, она отвязала веревку и начала ее сматывать. Он заметил кровь на ее руке. Она тяжело дышала, на лице проступила испарина, но она сохраняла спокойствие. Она посмотрела на противоположную сторону долины, и на лбу у нее появилась небольшая складка, словно что-то озадачило ее.

— Я… доставил вам… массу хлопот, — задыхаясь, проговорил Квинн.

— Пусть вас это не волнует. Хотите немножко передохнуть? Или сразу пойдем к машине?

— Нет, нет, — заставил себя улыбнуться он. — Кровь уже веселей побежала по жилам, и тело Квинна принадлежит старине Квинну. Извините, если был с вами несколько сух.

— Ерунда. Вы сделали все как надо.

— К чему такой покровительственный тон, милочка?

— Вы не ирландец? — осведомилась она с намеком на улыбку.

— Вам это не нравится? — вспыхнул он.

— Боже упаси.

— Если у меня фамилия Квинн, я, значит, обязан быть ирландцем?

— Я имела в виду темперамент. Ладно, пора идти. Можете на меня опереться.

— Я сам.

Но после полусотни неуверенных, ковыляющих шагов Квинн капитулировал. Он очень обрадовался, когда Модести Блейз молча положила его здоровую руку себе на плечо, а сама взяла его за талию. Они двинулись дальше, и он сразу почувствовал удивительную силу в ее гибком упругом теле.

— Послушайте, — задыхаясь проговорил он, когда она усадила его отдохнуть под одной из елей. — Я должен извиниться и поблагодарить вас. Просто я не привык к тому, что мне спасают жизнь очаровательные девушки. Нет, милочка, вы просто чудо. Люкс. Экстра…

— Отлично, только сделайте одолжение, не называйте меня милочкой, ладно?

Квинн сверкнул зубами в подобии улыбки и широко повел рукой.

— Ваше желание исполнено. Наконец хоть какой-то отклик. Скажите-ка, что у вас было на ногах до того, как вы надели эти сандалии?

— На ногах? Ничего не было.

Он удивленно посмотрел на ее ступни. Они были хорошей формы, и в них ощущались прочность и сила.

— Вы не в своем уме или выполняете какой-то обет?

— Нет, просто у меня ноги крестьянки. Привыкла ходить босиком. Но сандалии помогают идти по камням, особенно если надо пошевеливаться.

— Ясно… Понимаю… Да, некоторые назвали бы вас очень необычной особой, мисс Блейз… Я правильно сказал — мисс? — Его веки вдруг закрылись, и он, чуть вздрогнув, снова открыл глаза.

— Верно. Итак, вперед, Квинн, пока вы еще не заснули. Последний бросок.

Когда она помогала ему подняться, он вдруг обронил загадочную фразу:

— Одинокий спасен одинокой…

На полянке среди деревьев стоял «рено». Квинн все сильнее и сильнее опирался на Модести. Она же, доведя его до машины, усадила на переднее сиденье рядом с водительским местом, пристегнула ремнем. Он с облегчением откинулся на спинку. Положив руку ему на локоть, Модести Блейз осведомилась:

— Как ваша голова?

— Есть некоторая тяжесть, но гораздо лучше, чем вчера. Я думал, что она у меня расколется пополам. А теперь я просто сильно устал.

— Неудивительно. Ночевка на свежем воздухе вообще могла оказаться для вас последней.

— Пить очень хочется.

— Хорошо, но не увлекайтесь. — Она дала ему бутылку с водой, положила аптечку на пол сзади и пошла убирать веревку и сумку в багажник.

Квинн сидел с закрытыми глазами. Когда Модести сняла сандалии и села за руль, она впервые пристально посмотрела на него.

До сих пор это был аноним, с которым случилась беда и который обладал какими-то черточками, способными раздражать или умилять, если бы сейчас голова ее не была занята печальными мыслями о Тарранте. Сейчас у него был усталый, изможденный вид, но Модести не сомневалась, что ему лет двадцать шесть, не больше. Волосы каштановые, довольно длинные, на затылке чуть завивались. Глаза, как она припомнила, серо-зеленые, широко поставленные, большой рот, довольно длинный нос. Неплохой подбородок. Хорошие зубы. Когда она собиралась уже завести двигатель, то внезапно нахмурилась, пытаясь припомнить, что же именно в этом человеке вызвало у нее какие-то смутные, теперь куда-то ускользнувшие догадки. Он сказал или сделал что-то такое, что показалось ей не совсем понятным, но она пока никак не могла уцепиться за это. Впрочем, Модести решила на время оставить гадание, и машина медленно двинулась вперед, к той самой жуткой дороге, которая проходила по этим пустынным местам.

Двадцать минут спустя самый кошмарный отрезок оказался позади, и, выехав на дорогу, Модести смогла развить скорость в целых восемь миль в час. Дорога делала петлю, удаляясь от Тарна и проходя по местности, напоминавшей застывшее волнующееся море, шла на запад от Ла-Мален. Что делать с этим Квинном? Может, отвезти его в Миллау, где есть больница? Если выехать на шоссе номер сто семь, это займет лишь час езды. Можно было также двинуться к Тулузе, где в двух милях от города стояла великолепная клиника мсье Жоржа Дюрана. Несколько лет назад Модести вложила деньги в эту клинику. Жорж Дюран был хороший врач, умел держать язык за зубами и мог приглашать лучших специалистов. В былые времена здесь поправляли здоровье ее люди из Сети. Доводилось пользоваться услугами этой клиники и ей с Вилли Гарвином, причем и после того, как они распустили Сеть. В двух случаях пластические операции помогли сделать незаметными полученные ею ранения, а кроме того, после жестокой схватки в горах Афганистана, когда они с Вилли расстроили грандиозную операцию «Единорог», ей пришлось протезировать зуб.

Квинн не нуждался в секретном лечении — по крайней мере, такое впечатление сложилось у Модести. Но если она отвезет его к Дюрану, тот обслужит его по первому классу, причем бесплатно. Она еще раз посмотрела на него. Он был очень молод, и счет за пребывание во французской больнице, возможно, приведет его в смятение. Значит, лучше везти его в Тулузу. Она почувствовала легкое раздражение — с какой стати ехать так далеко, если она не несет никакой ответственности перед мальчиком, сидевшим сейчас справа от нее. Но она тут же отогнала эти мысли. Какого черта! Ну, проедет несколько лишних десятков миль! Все равно теперь ей нечем занять себя.

Она вдруг удивленно спросила себя, почему мысленно назвала Квинна мальчиком. Если он и моложе ее, то года на два. Причем если считать строго по календарю. Она снова покосилась на него и чуть улыбнулась, вспомнив его ребяческое фырканье, уязвленное мужское самолюбие. «Господи, — подумала она. — Я была уже старой, как Господь Бог, когда ты, дружок, еще не начал бриться».

Затем она вдруг заметила машину на дороге. Большая, черная. Похоже, «ситроен». Минут через пять они встретятся в широкой лощине, где дорогу окаймляли деревья.

Модести затормозила, вытащила из-под сиденья бинокль и стала его налаживать. Да, это действительно «ситроен». Причем он остановился. Из машины вышел человек в темном костюме. Он тоже посмотрел в бинокль. Ей показалось, что в машине еще двое.

В голове Модести вспыхнула предупредительная лампочка. Она медленно убрала бинокль и потрясла Квинна за плечо. Он сразу открыл глаза, и она поняла, что он не спал.

— У вас в этих местах есть друзья? — спросила Модести.

— Нет, я здесь гулял сам по себе…

— А враги?

— Господи, о чем вы?!

Она показала на черный автомобиль, который опять медленно двинулся вперед.

— В машине люди, и они, похоже, ищут вас. Иначе с чего бы им тут появиться?

— Мало ли что их интересует. Вы тут тоже гуляли…

— И по вашим же словам, я сошла с ума… Ладно, скоро все станет ясно.

Модести двинула «рено» вперед. Расстояние между машинами опять стало сокращаться. Оказавшись у деревьев, «ситроен» снова остановился. Модести была от него в двухстах ярдах. Деревья не позволяли двум машинам свободно разъехаться. Снова в голове Модести загорелась лампочка тревоги.

Из «ситроена» вышли трое и стали смотреть на «рено». Все они были в темных костюмах, а двое в шляпах. Модести не могла разглядеть их лиц, но она поняла: ничего хорошего встреча с этой троицей ей не сулит. Даже трудно было точно сказать, почему она была в этом так уверена: то ли по тому, как они держались то ли по тому, как они заняли позицию — один у радиатора «ситроена», двое чуть впереди и по обе стороны дороги.

Модести продолжала ехать вперед. Она сказала:

— Значит, так, Квинн. Это плохие люди. Может, вы лучше меня знаете, что им нужно, может, нет, но не в этом теперь дело. Нам сейчас не до выяснения отношений, поэтому, что бы ни случилось, сидеть и не высовываться. Ясно?

Он недоверчиво усмехнулся.

— Послушайте, милочка, у вас случайно не разыгралось воображение? Вы думаете, они выехали сюда проверить, нельзя ли отобрать у кого-нибудь бумажник?

— Нет, тут дело обстоит гораздо серьезнее. Тот, что стоит, сложив руки, на самом деле держится за рукоятку пистолета под пиджаком.

Она протянула руку под приборную доску и сунула что-то в карман юбки. Квинн увидел, что это деревянный предмет с закругленными утолщениями с двух концов, нечто вроде гантели.

— Итак, сидеть тихо, Квинн, — скомандовала она. — Тогда все будет в порядке. Без самодеятельности.

Она не повысила голоса, и выражение ее лица не изменилось, однако в ее словах прозвучало нечто, отчего насмешливая улыбка исчезла с лица Квинна. Нет, она не из нервных дамочек, подумал он. Это она уже успела доказать. Он глянул вперед, и вдруг по его позвоночнику пробежал холодок. В этих фигурах и впрямь было что-то зловещее.

Дорога чуть улучшилась, и Модести прибавила скорость до десяти миль в час. Перегнувшись через Квинна, она открыла его дверцу, потом свою. Дверцы задребезжали, но машина двигалась вперед, и это не давало им распахнуться.

— Держите дверь кончиками пальцев. Чуть-чуть, — скомандовала Модести, и Квинн заметил, что сама она именно так придерживает свою дверцу. Его усталые, измученные мозги тщетно пытались понять, что она затеяла.

Пятьдесят ярдов… Еще десять секунд, и они будут вынуждены остановиться перед «ситроеном». Квинн уже отчетливо видел лица тех троих. Бесстрастны, даже вроде бы чуть скучают… Квинн отталкивал от себя то, что для нее уже стало четким убеждением, но инстинкт сработал, и его лоб покрылся холодным потом.

— Послушайте, — пробормотал он. — Давайте остановимся и постараемся удрать.

— Нет. Тихо сидеть. И слушаться меня.

Двое стояли на обочине так, что каждый из них мог был дотронуться до «рено», выставив руку вперед. Третий, без шляпы, опирался о радиатор, делая вид, что чистит ногти ножичком. Он посмотрел на «рено» и вяло поднял руку, призывая машину остановиться.

Модести начала чуть сбавлять скорость, но затем, когда радиатор «рено» миновал двоих парней на обочинах, она вдруг внезапно и сильно затормозила. Квинна бросило вперед, но пристегнутый ремень удержал его на месте. Зато две дверцы резко распахнулись, и внезапная остановка только придала им ускорение.

Человек со сложенными на груди руками со стороны Квинна чуть повернулся, но дверца ударила его по руке и плечу, и, когда он споткнулся и упал, стальная кромка впилась ему в лицо. Квинн только услышал, как он вскрикнул. Второй получил удар по кисти руки и, похоже, с ним и перелом одного-двух пальцев, потому что другой рукой схватился за поврежденную, шатаясь и тщетно пытаясь обрести равновесие.

Модести Блейз уже была на обочине. Квинн отметил, что она, по сути дела, выскочила одновременно с распахнувшейся дверью. Он стал нашаривать защелку ремня, но не мог отвести глаз от своей спутницы, которая сделала шаг и взмахнула длинной загорелой ногой. Удар пяткой пришелся как раз по челюсти. Не успел человек упасть, как она, опершись рукой о радиатор, перемахнула через него, доведя до конца эту сложную комбинацию движений.

Человек с окровавленным лицом откатился подальше от машины и встал на колени. В руке у него сверкнул пистолет, но не успел он нажать на спуск, как Модести снова махнула ногой, и он издал вопль, схватился за локоть, и ствол, описав в воздухе дугу, упал в пяти шагах от него. Затем она не сильно, но очень плавно взмахнула правой рукой, и опять это движение показалось Квинну неотъемлемой частью всей комбинации.

В кулаке у нее была черная деревянная штучка. Один ее выпуклый конец ударил человека чуть ниже и сзади уха. Он упал и затих. Затем она повернулась к третьему. Тот не терял времени даром, потому что уже мчался на нее с ножом в руке, держа его низко и острием вверх.

Квинну показалось, что на мгновение она расслабилась. Затем подняла гантель, словно собираясь ударить, сделала два стремительных шага навстречу противнику, а затем нырнула вперед. Она коснулась земли, а потом, увернувшись от выброшенного в ее сторону ножа, ударила двумя ногами в живот атаковавшему.

Даже сидя в машине, Квинн услышал, как судорожно выдохнул человек с ножом, получив такой удар. Его ноги оторвались от земли, и он полетел назад, после чего застыл бесформенной грудой.

Модести Блейз снова поднялась на ноги и быстро посмотрела на двоих других. Они не подавали признаков жизни.

— Эй, — хрипло выкрикнул Квинн, впрочем, сам толком не зная, что он хочет сказать, но Модести не отреагировала. Она присела на корточки возле поверженного человека без шляпы и стала обшаривать его карманы. Когда она поднялась, в руке у нее был его бумажник. Она быстро проверила его содержимое, швырнула на землю и перешла к тому, который пытался вытащить пистолет.

Квинн завороженно следил за ее движениями. Она повторила процедуру обыска, забрала ствол и перешла к третьему. На сей раз она обнаружила револьвер. Потом подошла к «ситроену», села за руль, дала задний ход и довела машину до того места, где дорога расширялась настолько, что можно было разъехаться. Затем она вышла, подняла капот и сунула руку внутрь.

Выпрямившись, подошла к «рено», сунула свечи из двигателя «ситроена» и револьвер в перчаточное отделение, вытащила обойму из пистолета, щелкнула задвижкой, вытащила патрон из казенника, снова вставила обойму и положила пистолет рядом с револьвером.

Квинн заметил, что на ее лице появилось хмурое выражение. Она была чем-то недовольна. Он также обратил внимание, что у него по-прежнему бешено колотится сердце. Сделав над собой усилие, он произнес как можно более холодным и спокойным тоном:

— Поздравляю…

Она сердито мотнула головой, завела мотор, взялась за рычаг.

— Слишком далеко я выбила ту пушку. Так, что нельзя было достать. Если бы последний из троицы успел вытащить свой ствол, у меня возникли бы проблемы.

После долгой паузы Квинн сказал:

— Ничего страшного. Мы все ошибаемся. — Он с отвращением понимал, что его сотрясает дрожь и голос срывается. Тогда его недовольство собой переключилось на спутницу, и он с нажимом произнес: — Надеюсь, это, по крайней мере, не полицейские.