3

ТАЙНОЕ ПРОШЛОЕ

УРОНИВ ФОНАРЬ, Джаг попытался было высвободиться из захвата странной женщины, но сил у него на это не хватило. Ее злорадный смех эхом прокатился по замкнутому пространству.

Смеялась она потому, что отчаянное трепыхание двеллера помогало ей сбросить каменные оковы. Когда женщина наконец выбралась наружу, оказалось, что она очень высокого роста, почти такого же, как Краф. Тело ее защищали черные обсидиановые латы, а на боку висел черный клинок из того же материала. На каждой руке у женщины было по семь пальцев, и они были куда длиннее, чем у людей, гномов, эльфов или двеллеров. Длинные ногти остротой не уступали бритве; коротко остриженные медные волосы плотно прилегали к голове.

Что самое удивительное, у нее был хвост, похожий на хвост ящерицы. Джаг заметил его только тогда, когда хвост захлестнул его шею и сдавил горло так, что не то что слово вымолвить, дышать и то было трудно.

— Ладамаэ, — спокойно, не дрогнув ни единым мускулом на лице, произнес Краф, — оставь его в покое.

Женщина выхватила из ножен обсидиановый клинок и повернулась лицом к волшебнику.

— Оставить его в покое? — словно не веря своим ушам, повторила она. — И это говоришь мне ты, убивший Мефосса!

— Мефосс сам в этом виноват, — возразил Краф. — Я его предупреждал, но он мои слова предпочел проигнорировать.

— Его послали за этим кораблем, — сказала Ладамаэ — О том, что на борту находишься ты, он не знал.

— А если бы знал?

Женщина усмехнулась, взмахнув обсидиановым клинком.

— Все равно попытался бы тебя убить. Как будто ты не знаешь Мефосса, Краф. Он же всегда тебе завидовал.

Она улыбалась, но двеллеру выражение ее лица напомнило о повадках дикой кошки, исподволь готовящейся к атаке.

Волшебник ничего не ответил.

Джаг, задыхаясь, отчаянно хватал ртом воздух — слишком туго хвост женщины обвивал его горло.

Ладамаэ по-прежнему стояла между Крафом и красным камнем.

— Меня страшно удивила смерть Мефосса. Я ведь уже много веков нахожусь здесь, Краф. Когда он уснул на дне моря, заклятый тобой и твоими друзьями, я в сон не впала. Ты знал об этом?

— Нет, — покачал головой Краф.

Джаг смотрел на женщину выпученными от нехватки воздуха глазами и гадал, кто же она такая. Ни в одной прочитанной им книге не упоминалось, хотя бы отдаленно, похожее на нее существо.

— Но ты знал, что со мной произошло, — укоризненно заявила Ладамаэ. — Не мог же ты забыть, как он проглотил меня целиком после того, как обрел свое новое тело. Он не желал даже думать о том, что я могу принадлежать другому. И ненавидел тебя за то, что я была с тобой. А ты явился сюда, чтобы убить меня, не так ли? — поинтересовалась она.

Старый волшебник молча развел руками, чтобы показать, что он безоружен и ничем ей не угрожает.

Джаг боялся, что Краф ответит утвердительно. Наверняка, услышав такое, это странное создание окончательно придушит его своим хвостом. Двеллер снова затрепыхался, пытаясь ослабить ее хватку, но попытки его оказались тщетными.

— Нет, — сказал Краф, — я не убить тебя пришел, Ладамаэ.

— Лжешь! — холодно заявила женщина.

— Нисколько, — ответил волшебник, сохранявший невозмутимое спокойствие.

— Я уже думала, что сидеть мне на дне океана, пока тело Мефосса не сгниет окончательно, — сказала Ладамаэ. — Не знаю, как бы мне удалось поднять камень на поверхность, но здесь не так уж глубоко. В один прекрасный день меня мог бы найти какой-нибудь рыбак. — Она усмехнулась. — Если бы не этот проклятый камень, я могла бы отправиться, куда захочу, и получить все, что захочу.

— Но камень существует, и от этого никуда не деться, так ведь?

Если в тоне Крафа не было заметно язвительности, то в словах ее хватало с лихвой.

— Ты от меня отвернулся тогда, много лет назад. Просто ушел и забыл обо мне.

— Это не так. Я о тебе не забывал.

Ладамаэ рассмеялась, и в смехе ее слышалось безумие.

Джаг ее не винил. Он не представлял, каково ей было сотни лет лежать на дне Кровавого моря в желудке бородатого хорвума. Тем не менее ему все же очень хотелось избавиться от ее хватки.

Лицо женщины исказилось, и она нацелила свой клинок в грудь старого волшебника.

— Когда-то ты считал, что я красива.

— Да, очень давно, — кивнул Краф. — Тогда я был молод и глуп. Однако успел с тех пор немного поумнеть.

Слушая этот странный диалог, двеллер решил, что, если останется в живых, непременно порекомендует этим двоим ознакомиться с книгой «Язык любви» Ругара Дахалсона. Конечно, о том, что Ругара отравили, когда он писал продолжение этого труда под названием «Добрые взаимоотношения в вашем гареме», он упоминать не станет.

— Теперь ты стал еще глупее, — фыркнула Ладамаэ. — По-моему, так ты просто жалок. — Она тряхнула головой. — Не следовало тебе лезть в брюхо к Мефоссу.

— Я хотел увидеть тебя.

— Это зачем же?

— Мне показалось, что негоже заставлять тебя еще целую вечность лежать на дне океана.

— Когда живешь вечно, многое может измениться, — заметила женщина.

— Вот и Мефосс думал, что будет жить вечно, — произнес Краф с мрачной усмешкой. — Но он ошибся. — Волшебник немного помолчал. — Да и у тебя ничего не получится без защиты.

Ладамаэ не произнесла ни звука. Ее пронзительные аметистовые глаза безотрывно смотрели на Крафа.

— Так зачем тогда ты сюда пришел? — спросила она наконец.

— Чтобы заключить сделку, — отозвался старый волшебник.

— Сделки, как тебе известно, могут оказаться довольно опасным делом. Чаще всего ты отдаешь больше, чем получаешь, хотя сначала думаешь, что получится наоборот — ну или хотя бы прибыль разделится поровну. На нас всех легла тяжелая ноша, когда мы отправились на поиски Книги Времени.

Краф искал Книгу Времени? Джаг просто ушам своим не поверил.

— Тогда многих из нас можно было счесть глупцами, — уронил Краф.

— Нет, — возразила женщина, — скорее, нас отличала алчность. И в конце концов нам не хватило смекалки, так ведь? Мефосс и несколько других обратились в бородатых хорвумов, а я оказалась в плену этого камня. Конечно, мы обрели бессмертие, но цена его оказалась куда выше, чем мы рассчитывали. А тебе самому как до сих пор удается оставаться в живых, Краф?

— Нам всем пришлось заплатить за зло, совершенное при появлении Книги Времени в этом мире.

Если бы двеллеру не приходилось бороться за каждый вздох, он наверняка затаил бы дыхание. Какие еще тайны скрывал старый волшебник? Он никогда не упоминал о том, каким образом достиг столь удивительного долголетия.

— И тебе тоже, Краф? Да неужели? — В голосе Ладамаэ чувствовалась насмешка.

— А ты как полагаешь?

— Мефоссу сообщили, что ты встал на сторону двеллеров и этой их дурацкой Библиотеки. Я в это поверить не могла, хоть и знала, что ты участвовал в ее создании. Думала, ты руководствуешься какими-то своими целями. А ты, кто бы мог подумать, разыскиваешь Книгу Времени для Великого магистра.

— Кто разбудил Мефосса? — словно не обращая внимания на ее последние слова, спросил Краф.

— Жаль, что ты его самого уже не сможешь спросить об этом.

— Я спрашиваю тебя .

— Что ж, может, я тебе и отвечу, — улыбнулась Ладамаэ. — А может быть, и нет.

— Ты знаешь человека по имени Альдхран Кемпус?

— Знаю, конечно.

— У него недостаточно силы, чтобы разбудить Мефосса.

Его собеседница слегка склонила голову набок.

— Я уверен, что в этом замешан кто-то другой, — подытожил волшебник.

— Ты угадал.

— И кто же? — осведомился Краф.

— А что я получу взамен, если открою тебе эту тайну?

На лице старого волшебника отразилось сомнение.

— Не думаю, что выпустить тебя отсюда было бы разумным поступком. — Он кивнул на груду костей вокруг камня. — Ты питаешься человечиной. Как погляжу, Мефосс неплохо заботился о твоем насыщении.

Женщина принужденно улыбнулась.

— Не стану скрывать, он угощал меня иногда лакомыми кусочками.

— Открой мне, кто пробудил Мефосса.

— А если я не сделаю этого?

Краф бросил на нее бесстрастный взгляд.

— Тогда, — негромко произнес он, но его холодный и полный угрозы голос разнесся по замкнутому пространству брюха чудовища, — я тебя уничтожу.

Ладамаэ рассмеялась, и смех ее звучал еще безумнее прежнего.

— Что ж, ты можешь попробовать. Уверена, ты забыл, что в свое время мы немало значили друг для друга — или воображали, что это так. Хоть ты и натворил вместе с нами порядочно зла, прежде чем присоединился к Кругу Древних и решил забыть, что не всегда был защитником мира, до наших деяний тебе всегда было далеко. Тебе-то на самом деле только хотелось знать, не сможешь ли ты победить Хранителей времени и похитить их драгоценную книгу. Для тебя это было просто игрой.

— Лучше бы тебе этого не делать, — уронил старый волшебник.

Хвост вокруг шеи Джага сжался, однако, еще крепче. Ему уже казалось, что его голова постепенно отделяется от тела.

И тут Краф — гораздо стремительнее, чем двеллер мог себе представить, ударил посохом по хвосту Ладамаэ. Джага отчаянно тряхнуло, а потом хватка на его шее ослабла. С проворностью двеллера, привыкшего самому о себе заботиться, он высвободил голову и, спрыгнув вниз, отскочил в сторону, скользя подошвами и стараясь не думать о том, что в любой миг в спину его может вонзиться меч Ладамаэ.

Женщина издала яростный вопль, эхом разнесшийся по утробе мертвого исполина.

Джаг, готовясь отбиваться до последнего, подобрал валявшийся неподалеку короткий меч и обернулся, страшась увидеть, что Краф умирает или уже мертв.

Однако опасения его оказались излишними — старый волшебник вступил в схватку со своей давней приятельницей, демонстрируя мастерство и стремительность, которых двеллеру трудно было от него ожидать, даже не беря в расчет того, как изнурен был Краф после боя с морским чудовищем.

И все же ему приходилось нелегко. Ладамаэ действовала своим обсидиановым клинком с мастерством воина, рожденного для сражений. Пока что Краф отбивал посохом каждый ее удар; и всякий раз, когда древко его сталкивалось с обсидианом, вокруг разлетались мириады зеленых искр.

Джаг решил, что самое время прийти волшебнику на помощь, однако осуществить своего намерения не успел.

— Прочь, подмастерье, — взревел Краф, блокируя очередной удар меча. — Это только мое дело!

«А чьим оно, хотелось бы знать, станет, если ты проиграешь», — подумал Джаг. До разреза, проделанного им в туше исполина, было довольно далеко. Двеллер не сомневался, что Ладамаэ догонит его, прежде чем он успеет туда добраться. И тут он увидел, что она, незаметно для волшебника, кончиком хвоста выхватила из-за голенища сапога нож. Краф, отразив очередной удар ее меча, взмахнул посохом, метя противнице в голову. Та, зашипев от злости, все же успела уклониться, и вперед стремительно метнулся кончик хвоста с зажатым в нем ножом.

Крафу лишь в последний момент удалось остановить этот коварный выпад навершием посоха, удерживая другим его концом меч Ладамаэ. Блокируя оба клинка, волшебник ногой оттолкнул женщину, которая не упала навзничь лишь потому, что смогла удержаться, используя для опоры свой хвост. Краф шагнул вперед, взмахнул посохом, но на сей раз ударил им по камню.

Тот немедленно взорвался алым светом такой силы, что Джаг на какое-то время просто ослеп. Он тщетно пытался разглядеть, жив ли еще старый волшебник. Когда же возможность различать предметы наконец к нему вернулась, двеллер, к своему облегчению, увидел, что Краф цел и невредим.

На лице стоявшей перед волшебником Ладамаэ изумление быстро сменилось ужасом.

— Краф, — прошептала она обреченно, — ты все-таки сумел меня убить…

На глазах у Джага ноги женщины в один миг словно покрылись известковым налетом, который начал быстро распространяться по всему ее телу.

— Не-е-ет, — прошептала она жалобно, словно ребенок. Когда белизна достигла ее головы, Ладамаэ превратилась в неподвижную статую, которая начала на глазах покрываться мелкими трещинками и вдруг осела, рассыпавшись кучей мелкого порошка.

Природное любопытство заставило двеллера подойти поближе. Несколько секунд он ошеломленно смотрел на то, что осталось от грозного противника, после чего наклонился и ткнул пальцем в белый порошок, который уже начал растворяться под воздействием плещущего под ногами желудочного сока хорвума.

— Соль, — сказал Краф. — Когда я разрушил камень, Ладамаэ превратилась в соль. Она мертва. — По щеке старого волшебника стекла одинокая слеза. — Кое-что…

Голос его сорвался, но Краф быстро овладел собой.

— Кое-что ты должен знать, подмастерье, если когда-нибудь соберешься писать об этом. — Он с трудом заставил себя взглянуть двеллеру в глаза. — Ладамаэ не всегда была порождением зла. Когда-то она была… прекрасной девушкой. А потом ее совратили. — Волшебник тяжело вздохнул. — Собственно, это я ее совратил.

Джаг уставился на него с открытым ртом. В голове у него вертелись, стремясь вырваться наружу, вопросы, которые обязательно надо было задать.

— Вы… вы помогли украсть Книгу Времени у тех, кому она принадлежала?

Лицо старика стало жестким.

— Этого мы сейчас касаться не будем, подмастерье.

— А Великий магистр знает?

— Я же сказал: довольно об этом! — Краф угрожающе выпрямился во весь свой рост. — Не стоит меня раздражать.

И тут двеллер все понял.

— Значит, не знает. Как вы могли скрыть это от него?

Затуманенные слезами глаза волшебника вспыхнули зловещим зеленым пламенем. И Джаг моментально осознал, что находится на волоске от гибели. Но Краф быстро взял себя в руки.

— Мы уходим, — бросил он. — Уходим немедленно, и не советую тебе когда-либо впредь хотя бы заикнуться об этом.

Повернувшись, волшебник пошел прочь. Джаг проводил его взглядом. Он не знал, что ему теперь делать. Даже если он расскажет о том, что узнал, на «Одноглазой Пегги», если даже сумеет заставить Халекка и остальных гномов поверить ему, несмотря на их многолетнюю дружбу с Крафом, он этим лишь подвергнет опасности и их жизни.

— Подмастерье, — сказал волшебник, — тебе что, особое приглашение требуется?

Двеллер, охваченный смятением и горечью, поднял фонарь и неохотно последовал за волшебником. Обернувшись в последний раз, он бросил взгляд на горстку тающей соли — все, что осталось от прекрасной некогда женщины по имени Ладамаэ.

Поднявшись на борт «Одноглазой Пегги», двеллер посмотрел на мертвое чудовище, притороченное к борту корабля. На море опустилась ночная тьма, но экипаж продолжал устранять повреждения при свете фонарей и бледных отблесках лун.

— Что, так ничего и не нашли? — осведомился подошедший к ним Халекк.

— Ничего существенного, — спокойно отозвался Краф. В голосе волшебника не слышалось ни малейшего признака того, что он лжет.

«Чему здесь удивляться, — сказал сам себе Джаг. — У старика было достаточно времени, чтобы неплохо научиться лгать».