Глава 21

Стоя на холме, возвышающемся с севера над Бромвелом, Дэррик осматривал впечатляющее строение в подзорную трубу, которую он ухитрился пронести сквозь все невзгоды минувшего года. Окрестности церкви были освещены на четверть мили вокруг гирляндами фонарей и факелов прихожан и паломников, продолжающих стекаться к зданию.

Дальше, в гавани, на нескольких кораблях тоже горел свет. Наряду с верующими, желающими попытать счастья и попасть на «прогулку» по Пути Мечты, в город спешили контрабандисты, увидевшие возможность подзаработать, снабжая население товарами черного рынка. Охрана стояла у кораблей круглосуточно, и все же пираты нападали не так уж и редко. Воры крали кошельки верующих и грабили их в темных проулках.

Бромвел быстро становился одним из самых опасных портовых городов Западного Залива.

Дэррик опустил подзорную трубу и потер зудящие глаза. Им потребовалось почти три недели, чтобы добраться до Бромвела с севера. Зима наступала отряду на пятки, подталкивая в спину порывами холодного ветра.

Семеро человек погибли у дома Эллайджи Кургана, еще двое оказались настолько искалечены, что больше не могли продолжать путешествие. В группе Тарамиса Простолюдина осталось всего семнадцать охотников за демонами.

Семнадцать, - размышлял Дэррик, ежась на морозном лесном воздухе, — семнадцать против сотен, а то и тысяч, собранных Кабраксисом в Церкви. Разница ошеломительная, о шансах на успех и говорить не стоит. Тут не справилась бы и армия.

И все же Дэррик не мог пойти на попятную. В нем не осталось больше ни страха, ни предчувствия. Последние три недели голос отца звучал в его голове непрерывно, с утра и до вечера, повторяя, насколько он бесполезен. Снились ему только кошмары, вновь и вновь повторяющиеся отрывки событий, происходивших когда-то в маленьком сарае за лавкой мясника. Хуже всего были воспоминания о Мэте Харинге, приносившем еду и мази, приходившем специально, чтобы Дэррик знал, что он не один, — и все же все это время он был в ловушке. Пока не сбежал.

За спиной Дэррика колыхнулись кусты. Он слегка переместился, будто случайно уронив руку на эфес длинного меча. Клинок был обнажен и готов к бою, когда Дэррик скрылся в длинных тенях надвигающейся ночи.

Тусклый закат, узкая полоска янтаря и охры — такой цвет видишь, когда смотришь на виноградину сквозь бледный эль, — висел на западе. Последние остатки дня набросили на гавань серебристый покров, отчего корабли и лодки казались плоскими черными силуэтами на воде. Вечерние лучи едва касались города, обходя стороной Церковь Пророка Света.

Дэррик медленно, неслышно выдохнул, опустошив легкие, чтобы можно было заполнить их снова свежим воздухом, если потребуется действовать мгновенно. Охотники за демонами разбили лагерь в лесу выше по склону, и вот уже два дня их никто не беспокоил. Здесь, наверху, холод пробирал до костей, и иноземцы предпочитали селиться у подножия холмов, в палаточных городках, разбросанных вокруг Бромвела.

Может, это всего лишь олень, подумал Дэррик, но сразу отмел такую возможность. Звук, который он слышал, был слишком осторожен.

— Дэррик.

— Да, — негромко отозвался он.

Рамбал, следуя на звук голоса, подкрался поближе. Воин этот был высок, но двигался по лесу тихо, как осторожный и опытный зверь. Квадратная борода обрамляла широкое лицо с еще не до конца зажившими за три недели порезами от когтей вощеров. Суровая погода и невозможность по-настоящему отдохнуть замедляли выздоровление. У многих бойцов были такие же шрамы.

— Я пришел за тобой, — сказал Рамбал.

— Я предпочел бы остаться здесь, — ответил Дэррик.

Великан медлил.

Несмотря на то, что Дэррик единственный из отряда мог носить магический клинок Хоклина, нежелание его сойтись поближе с другими воинами, отсутствие в нем интереса к общению сделали Дэррика объектом подозрений. Он полагал, что, если бы не предводительство Тарамиса Простолюдина, бойцы бросили бы его или заставили покинуть группу.

Впрочем, без Тарамиса Простолюдина люди отказались бы от самого стремления прорваться в Церковь Пророка Света. Лишь личное влияние Тарамиса, его твердость и храбрость продолжали толкать всех вперед.

— Тарамис вернулся из города, — сообщил Рамбал. — Он хочет собрать всех и побеседовать. Он думает, что нашел для нас путь в церковь.

Дэррик знал, что охотник за демонами вернулся. Меньше часа назад он видел, как Тарамис поднимается в гору.

— Когда выходим?

— Вечером.

Ответ не удивил Дэррика.

— Я, например, готов, — заявил Рамбал. — Чертовы кошмары не отставали от нас на всем пути с севера, и теперь я стремлюсь покончить со всем этим так или иначе, и как можно скорее.

Дэррик не ответил. Кошмары стали неотъемлемой частью жизни каждого из них. Хотя Эллайджа Курган и Тарамис тщательно выстроили вокруг отряда защиту, не позволяющую Кабраксису следить за ними, все они знали, что поплатятся жизнями, если будут пойманы. Несколько раз за последнюю пару недель они едва спаслись от военных патрулей и стай демонических созданий, которые охотились на них.

Но сбежать от ночных кошмаров было невозможно. Тарамис говорил, будто уверен, что ужас вселяет в них тайно действующее заклятие, от которого не избавишься. Ни одного воина из отряда оно не миновало, и три недели бессонных ночей и ночей терзаний в личном аду возымели свои негативные последствия. Некоторые бойцы даже решили, что кошмары — это проклятие, от которого им никогда не освободиться.

Палат Шайр, один из самых старших воинов в группе, пытался даже покинуть отряд, не в силах больше выносить то, что мучило его ночами. Дэррик слышал перешептывания, что Палат был, когда-то пиратом, самым жестоким убийцей из всех, с кем люди боятся встречи, пока Тарамис не изгнал из него низшего демона, проникшего в разум Палата из заколдованного оружия, которое он носил; оно-то и внушало ему безумие кровожадности. И все же, даже зная, что был одержим демоном, который и заставлял его творить всякие ужасы, Палат так никогда и не смог простить себе убийства и увечья, причиной которых стал. Но он принес присягу Тарамису, посвятив себя его делу.

Через три дня после ухода Палат вернулся. По его изнуренному виду все поняли, что пирату не удалось сбежать от ночных кошмаров. А спустя еще два дня, в самый темный час ночи, за час перед рассветом, Палат попытался покончить с собой, вскрыв себе вены. Один из бойцов, не спавший уже которую ночь, спас жизнь Палату. Тарамис, как мог, подлечил старого воина, а потом они четыре дня отсиживались в укрытии из-за дикого шквала с дождем, и Палат восстановил потерянные силы.

— Пойдем, — сказал Рамбал. — В котелке еще осталась похлебка, а Тарамис принес несколько караваев и медовое масло. И даже мешок пирожков с яблоками — вот как он расщедрился.

Широкая ухмылка появилась на лице воина, но не стерла с него усталости.

— А как же дозор? — спросил Дэррик.

— Мы провели здесь уже две ночи, — пожал плечами Рамбал. — За это время никто к нам не приближался. Вряд ли что-то случится.

— Мы выступаем через час?

Рамбал кивнул и покосился на увядающий закат:

— Как только совсем стемнеет, пока не взошла луна. Только идиот или отчаянный рискнет бродить по ночному морозу.

Неохотно, поскольку его совсем не тянуло вновь оказаться среди воинов и опять увидеть их грубые лица с отпечатавшейся на них усталостью от тяжелого похода и бессонных ночей, Дэррик встал и скользнул в лес, направляясь вверх по склону. Тяжелые ветки почти преграждали путь северному ветру, лютующему в горах.

Лагерь располагался на западной стороне скалы, совсем рядом с вершиной, в небольшом каменном мешке, прикрытом густыми кустарниками и сгорбленными от ветра низкими сосенками.

Бивачный костер и костром-то было сложно назвать. Веселый огонь не прыгал по куче дров, согревая собравшихся воинов. Только горка рыжих углей, подернутых мягким беловато-серым пеплом, чуть-чуть отгоняла холод. На углях стоял, время от времени побулькивая, котелок с заячьей похлебкой.

Бойцы сидели вокруг костра, но скорее потому, что этот пятачок скалы был слишком мал, а не оттого, что кто-то надеялся, что жалкие угольки спасут его от мороза. В конце ущелья стояли лошади, их дыхание наполняло воздух серыми облаками пара, шкуры животных заиндевели. В тупичке чувствовался густой конский запах; лошади медленно жевали заготовленную для них людьми траву.

Тарамис сидел ближе всех к костру, подобрав под себя скрещенные ноги. Тусклый оранжевый свет углей прогнал с его лица тени, отчего оно пылало словно в лихорадке. Глаза его встретились с глазами Дэррика, и он кивнул, приветствуя подошедших.

Протянув руки к угольям, мудрец сказал:

— Я не могу поручиться, что наш сегодняшний набег будет успешным, но точно скажу, что внизу, в Бромвеле, куда теплее, чем в горах.

Воины засмеялись, но больше из вежливости.

Рамбал сел рядом с Дэрриком и достал две жестяные кружки из их скудных запасов утвари. Обе кружки великан окунул в похлебку, сваренную из овощей и листьев, которые смогли найти, и трех неосторожных зайцев, пойманных перед закатом. Вытащив посудины из котелка, Рамбал провел пальцем по стенкам кружек, очищая их, а потом сунул палец в рот.

Несмотря на усталость и болезненное состояние, не отпускающее его уже давно, Дэррик с благодарным кивком принял похлебку. Тепло кружки согревало ладони. Он подержал чашку еще немного, впитывая это тепло, а потом начал пить — пока не слишком остыло. Попадающиеся кусочки зайчатины были жесткими и жилистыми.

— Я нашел путь в церковь, — провозгласил Тарамис.

— В таком большом месте, — пробурчал Палат, — дыр должно быть не меньше, чем в моих носках. — И он поднял вышеуказанный предмет одежды, который сушил, подвесив на прутик у костра, демонстрируя всем обилие прорех.

— Да. Дырок много и там и там, — усмехнувшись, согласился Тарамис. — Год назад Мастер Молви-да прибыл в Бромвел и основал Церковь Черной Дороги, начав с караванной телеги. Эти расползшиеся здания, представляющие собой церковь, строились по частям, но строились на совесть. Церковь испещрена лабиринтами тайных ходов, которыми пользуются Мастер Молви-да, его служки и охранники. Но церковь хорошо защищена.

— А как насчет сточных труб? — поинтересовался Рамбал. — Мы же планировали проникнуть в здание через канализацию?

— Все стоки сторожат наемники, — ответил Тарамис. — Они же охраняют и подземные дороги, по которым подвозят припасы.

— Тогда где же этот путь, о котором ты толкуешь? — несколько раздраженно спросил Палат.

Тарамис выхватил из зубов умирающего костра маленькую тлеющую щепку:

— Они построили церковь слишком быстро, сделали ее слишком грандиозной и не учли возможности весеннего половодья. Проблему создают все постройки на берегу, включая и новые колодцы, подпитывающие бассейны и резервуары для воды внутри церкви.

Мудрец начертил пару волнистых линий, изображая реку, а рядом нарисовал большой прямоугольник. Потом прибавил еще один, поменьше, наползший на реку.

— Здесь, где церковь нависает над водой, — продолжил Тарамис, — расположены огромные террасы с парапетами, где верующие могут подождать следующей службы, полюбоваться видом на город и оценить впечатляющие размеры церкви, а река тем временем разъедает берег, подмывая сваи дворца, беспрестанно ослабляя опоры.

Приняв из рук Рамбала горбушку хлеба, намазанную медовым маслом, Дэррик слушал Тарамиса и механически жевал. Разум его уже обрабатывал наспех набросанный мудрецом план, взвешивая детали, по мере того как они всплывали.

— С парапетом они суетились больше всего, — сообщил Тарамис, — поэтому, забивая под него сваи, упустили из виду старую канализационную систему, проходящую под церковью. Хотя внешне здание выглядит безукоризненным и завершенным, земля под ним представляет собой настоящее болото, оттого-то жители города и не возводили на этом месте построек.

— И что же ты думаешь? — спросил Палат.

Тарамис посмотрел на свой рисунок, едва освещенный догорающими углями.

— Я думаю, что нам надо немного удачи, а еще — украсть одну из их лодок, и тогда мы проберемся сегодня в церковь, совершив небольшую диверсию, эдакий ложный маневр.

— Сегодня ночью? — переспросил Рамбал.

Мудрец кивнул, поднял глаза и встретился с устремленными на него взглядами бойцов его отряда.

— Люди, с которыми я говорил днем в тавернах Бромвела, сказали, что церковные мессы продолжаются часами даже после заката.

— Всегда ты что-то да упустишь, — заметил Корригор. — Обычно человек, работающий в поле или рыбачащий после захода солнца, ищет теплое, сухое место, чтобы лечь и свернуться калачиком. Ему не нужно никаких месс.

— В обычных церквях на обычных мессах, — многозначительно подчеркнул Тарамис, — не раздают направо и налево исцеление и удачу, приносящие человеку любовь, богатство и силу.

— И правда, — согласился Корригор.

— Так что мы идем этой ночью, — сказал Тарамис. — Если кто-то из нас не предпочтет дождаться следующей.

Произнося это, он смотрел на Дэррика. Дэррик покачал головой, остальные бойцы сделали то же самое. Все уже устали ждать.

— Мы хорошо отдохнули прошлой ночью, — сказал Рамбал. — Если мне придется отдыхать и дальше, я просто издергаюсь.

— Хорошо.

Тарамис невесело улыбнулся, — кажется, он боялся. Несмотря на то, что мудрец потерял семью из-за демонов и посвятил жизнь охоте на них, в нем по-прежнему было достаточно человеческого, чтобы страшиться того, что они собираются предпринять.

Затем, спокойно и взвешенно, Тарамис изложил всем свой план.

Светлый туман затянул реку, но фонари и факелы вдоль берегов и на бортах стоящих у причала кораблей, перед товарными складами и трактирами рассеяли влажные, серые, плотные, как вата, испарения. Людские голоса перемешивались с воем ветра в снастях и среди свернутых парусов. Кто-то пел, кто-то выкрикивал грязные частушки и пошлые шутки.

В двух местах реку пересекали каменные мосты, заполненные людьми, которые бродили с одного берега на другой в поисках еды и выпивки. Одни были путешественниками, коротающими время до начала следующей службы в церкви. Другие — ворами, торговцами, солдатами. Больше всех шумели продажные девицы, выкрикивающие свои предложения матросам и рыбакам на судах.

Дэррик следовал за Тарамисом вдоль берега к грузовому кораблю, который мудрец избрал их целью. «Лазурный зефир» был квадратным, уродливым парусником, насквозь провонявшим прогорклой ворванью и совершенно не соответствующим своему нелепому названию. Ни один уважающий себя моряк не захотел бы служить на этой посудине, но небольшая команда тут, конечно, была, получая за свои усилия скудную прибыль.

Сейчас на борту грузового судна оставалось всего три человека. Капитан и члены экипажа разбрелись по припортовым кабакам. Но осторожное наблюдение за присутствующими показало, что и у них припасена бутылочка — троица собралась на корме, чтобы спокойно распить ее.

Дэррик знал, что «Лазурный зефир» не привлечет воров и контрабандистов Бромвела. Бочки с китовым жиром слишком тяжелы, чтобы их можно было легко украсть или бежать с ними из гавани.

Не сбиваясь с мерной походки, Тарамис добрался до сходней, ведущих на грузовоз, и, не останавливаясь, шагнул на них. Дэррик не отставал; сердце моряка неистово заколотилось в груди, когда сапоги его застучали по трапу.

Трое матросов разом повернулись. Один схватил фонарь и направил свет на нежданных гостей.

— Кто идет? — выкрикнул матрос с фонарем. Двое других обнажили мечи и заняли оборонительную позицию.

— Орлов, — уверенно ответил Тарамис, продолжая приближаться к морякам.

Дэррик отделился от мудреца, озирая оснастку и решая между двумя вдохами, какие паруса им понадобятся и как лучше спустить их. Только четверо из бойцов Тарамиса имели опыт хождения на паруснике, и опыт этот был значительно меньше, чем у него.

— Не знаю никакого Орлова, — буркнул матрос с фонарем, — Ты, должно быть, ошибся судном, приятель.

— Я не ошибся, — заверил матроса Тарамис столь же невозмутимо. — Капитан Рихард попросил меня заскочить сюда с этим грузом. — Он показал обтянутую кожей бутыль. — Сказал, что это согреет вас в холодной ночи.

— И капитана Рихарда не знаю, — буркнул упрямец. — Ты точно ошибся. Лучше тебе убраться отсюда.

Но к этому времени Тарамис был уже среди них. Он быстро начертил в воздухе таинственный символ, тот вспыхнул ярким изумрудно-зеленым светом и заморгал, тускнея.

Но прежде чем умерли последние краски, мерцающая стена силы налетела на трех матросов, швырнула их через кормовые поручни и столкнула за борт, разбросав по заливу, как сорванные порывом ветра осенние листья. Моряк с фонарем, продолжающий цепляться за светильник, пролетел подобно падающей с небес комете и исчез в воде с громким всплеском.