В.А.Обручев
      ЗА ТАЙНАМИ ПЛУТОНА
      Составитель и автор сопроводительного текста
      А.В.ШУМИЛОВ
      Эта книга рассказывает о Владимире Афанасьевиче Обручеве. Он был
      геологом, академиком. Он написал замечательные книги о своих
      путешествиях, замечательные научно-фантастические романы "Плутония",
      "Земля Санникова"... Но, главное, он был удивительным, необыкновенным
      человеком - а одним из тех, с кого хочется "делать жизнь".
      Наша книга необычна тем, что о Владимире Афанасьевиче Обручеве
      рассказывает... сам Владимир Афанасьевич. Мы публикуем впервые
      страницы его воспоминаний, его личные письма. Читатель познакомится с
      не издававшейся ранее повестью В. А. Обручева "На Столбах",
      познакомится с неизвестными материалами архива семьи Обручевых.
      Издательство и составитель книги благодарят сотрудников Архива
      Академии наук СССР, Архива Географического общества Союза ССР и
      Ленинградского отделения Архива Академии наук, а также Ольгу Павловну
      и Наталью Владимировну Обручевых. Без их помощи эта книга не могла бы
      быть написана.
      Прожил он без малого век - девяносто три года. По праву называют
      Владимира Афанасьевича Обручева патриархом советских геологов. И по
      праву одним из основоположников советской научной фантастики.
      За работы в области геологии удостоен академик Обручев звания
      лауреата Ленинской премии, дважды лауреата Сталинской премии.
      Награжден Золотой Звездой Героя Социалистического Труда, пятью
      орденами Ленина.
      А когда исполнилось Владимиру Афанасьевичу шестьдесят, был
      опубликован первый его научно-фантастический роман - "Плутония".
      Потом "Земля Санникова", "Золотоискатели в пустыне"... Потом
      издавались и переиздавались его книги более сотни раз на четырех
      десятках языков мира.
      Тысячи, десятки тысяч километров прошел он с геологическим
      молотком по сибирской тайге, по пустыням Средней Азии, Монголии, по
      горам Прибайкалья, Центральной Азии, Алтая...
      Тысячи, десятки тысяч страниц написал.
      Сын его подсчитал - напечатано 3872 работы Владимира
      Афанасьевича, не считая переизданий и переводов.
      Сын его подсчитал - в течение семи десятков лет Владимир
      Афанасьевич публиковал в среднем по 33,2 печатных листа в год.
      Фантастические цифры! Полное собрание сочинений В. А. Обручева
      включало бы в себя семь десятков томов, по пятьсот пятьдесят страниц
      в каждом!
      Биографы говорят: "Удивительная работоспособность". Но
      "работоспособность", мне кажется, не совсем точное слово. Ощущается в
      нем некая подневольность работы. Лучше сказать так: "Он любил
      трудиться".
      В одном из писем Владимира Афанасьевича - размышления: "Нельзя
      любить труд, не научившись уважать его, и нельзя научиться уважать,
      не относясь к нему серьезно, не отдавая ему безраздельно всего
      интереса и всех своих сил. Только отдавая лучшее, что в нас есть, мы
      можем получить лучшее, что может дать труд".
      Когда писались эти строки, было ему двадцать восемь. А на склоне
      уже лет, обращаясь к молодежи, он скажет: "Любите трудиться! Самое
      большое наслаждение и удовлетворение приносит человеку труд!"
      Полтора века хранится в семье Обручевых карандаш. Обычный, ничем
      не примечательный карандаш, аккуратно завернутый в кусочек бумаги.
      Только надпись на бумажке необычна: "Трудолюбивый карандаш моего
      родителя Афанасия Федоровича и лучшее наследство моих детей..."
      Прадед Афанасий Федорович, которому принадлежал когда-то
      карандаш, был военным инженером, шестнадцать лет командовал
      Ново-Двинской крепостью, перед самым нашествием Наполеона строил
      укрепления в Риге, дослужился до звания генерал-майора и в 1820 году
      назначен был строителем Бобруйской крепости.
      По тем временам мог он немало нажиться на всех этих казенных
      строительствах. Говаривали тогда "шутники" - не в шутку, а всерьез:
      - Дайте мне на попечение казенного воробья, и я прокормлюсь со
      всей семьей.
      Но генерал-майор оставил в наследство детям "трудолюбивый
      карандаш".
      Все четыре его сына избрали отцовскую стезю - стали военными
      инженерами, - и все четверо исполнили заветы отца. Владимир
      Афанасьевич дослужился до звания генерал-лейтенанта, Афанасий
      Афанасьевич - до звания генерал-майора, Александр Афанасьевич (дед
      Владимира Афанасьевича) - до звания генерал-лейтенанта, а Николай
      Афанасьевич скоропостижно скончался в возрасте 36 лет в звании
      полковника.
      О том, как служили они России, свидетельствует "Бархатная
      книга":
      "Повелеваем на вечные времена, за заслуги Владимира, Афанасия,
      Александра, Николая Афанасьевичей Обручевых перед Престолом и
      Отечеством, оным дворянам и их потомкам перед другими дворянами
      Российской Империи предпочтение оказывать".
      Вряд ли нужно прослеживать и вряд ли возможно проследить все
      ветви генеалогического древа. Не сомневаюсь - будет еще написана
      книга о славной династии Обручевых. И не одна. Разбирая семейные
      архивы, не перестаешь удивляться: что ни судьба, то роман.
      Тетка Владимира Афанасьевича - Мария Александровна вошла в
      историю как первая женщина России, получившая высшее образование.
      Генерал-отец был резко против посещения лекций, и чтобы освободиться
      от родительской опеки, ей пришлось вступить в брак с П. И. Боковым.
      Потом Мария Александровна полюбила Ивана Михайловича Сеченова, но они
      - все трое - даже в такой ситуации сумели остаться безупречно
      честными.
      Сохранилось приглашение:
      "П. И. Боков и И. М. Сеченов приглашают Чернышевского и
      Александра Ивановича (Пыпина, двоюродного брата Н. Г. Чернышевского.
      - А. Ш.) по случаю окончания экзаменов Марии Александровны".
      Сохранилось удивительное письмо Петра Ивановича Бокова:
      "Дорогая Мамаша моей Маши! Не прибавляя никакого эпитета к имени
      моей доброй подруги, я так много чувствую, произнося имя: Маша!
      Многое связано с этим именем в прошлом, настоящем и, без сомнения,
      будущем и самого дорогого, и прекрасного!.. Уверяю Вас, как честный
      человек, что мы живем с нею в самых лучших отношениях, и если она по
      характеру сошлась более с удивительным из людей русских, дорогим
      сыном нашей бедной Родины Иваном Михайловичем, так это только усилило
      наше общее счастие. Вы сами его видели, а я еще к тому прибавлю, что
      Иван Михайлович, конечно, не говоря уже об уме и таланте его,
      принадлежит к людям рыцарской честности и изумительной доброты. Вы
      можете представить, до какой степени наша жизнь счастливей, имея
      членом семьи Ивана Михайловича (...). Теперь я пользуюсь случаем,
      чтобы умолять Вас полюбить Ивана Михайловича, как родного своего
      детища, коим я считаю себя уже с давних пор сам и умоляю не отказать
      мне в этом..."
      Мария Александровна стала прообразом Веры Павловны в романе Н.
      Г. Чернышевского "Что делать?". Дядя - Владимир Александрович
      прообразом Рахметова, главным героем другого романа Чернышевского
      "Алферьев".
      Оставив блестяще начинавшуюся военную карьеру, стал Владимир
      Александрович сотрудником "Современника", распространял первую в
      истории России прокламацию "Великоросс". Арест, гражданская казнь,
      три года каторжных работ, десять лет ссылки. Во время русско-турецкой
      войны отличился Владимир Александрович, участвуя волонтером в минной
      атаке на турецкий монитор. Был "прощен", в сорок два года получил
      прежний воинский чин, а еще через три десятка лет... дослужился до
      звания генерал-лейтенанта.
      Двоюродный дядя - Николай Николаевич - вместе с Н. Г.
      Чернышевским редактировал "Военный вестник", был одним из
      организаторов революционной организации "Земля и Воля". В 1863 году,
      будучи начальником штаба 2-й гвардейской дивизии, отказался усмирять
      народные волнения, считая это братоубийственной войной. Попал в
      опалу, перешел на преподавательскую работу, но дарование его было
      настолько ярким, что в 1881 году его назначили начальником
      Генерального штаба. На этом посту Николай Николаевич оставался в
      течение шестнадцати лет, по его проектам был проведен ряд важнейших
      реформ, направленных на укрепление военной мощи России.
      Согласитесь - неординарные судьбы. Проглядывают в них фамильные
      черты: смелость в решениях, честность, трудолюбие, несгибаемая
      жизнестойкость, непримиримость к компромиссам. Те самые черты,
      которые с детства, видно, впитал и Владимир Афанасьевич.
      Отец его - Афанасий Александрович - участвовал во взятии Карса,
      был ранен, награжден, но карьеры не сделал.
      "Мой отец, - писал в воспоминаниях Владимир Афанасьевич, - был очень скромный человек... служил всю жизнь в провинции. Это был очень добросовестный служака, который прежде всего заботился о солдатах своей части, их обучении, питании... Он не наживался за счет солдатского пайка, подобно многим офицерам того времени, а следил за тем, чтобы солдат получил все, что ему полагалось, и не стеснялся указывать начальству на замечаемые злоупотребления в этом отношении. Это, а может быть, также осуждение и ссылка его брата Владимира вредили ему в отношении повышения по службе; несмотря на отличное состояние подчиненной ему воинской части, он подвигался по службе очень медленно и в возрасте 45 лет после 25 лет службы и участия в двух войнах с Турцией командовал только стрелковым батальоном".
      Судя по всему, Афанасий Александрович, исключительно из чувства
      долга перед семьей, добросовестно тянул лямку. Он тяготился военной
      службой, испытывал к ней отвращение.
      Мужчины династии Обручевых по традиции становились воинами. Но
      Афанасий Александрович и думать запретил своим детям о военной
      службе. Впрочем, никто из них, кажется, и не помышлял об этом.
      Дети были целиком на попечении матери. Полина Карловна, дочь
      немецкого пастора, рано осиротела, воспитывалась у тетки, служила
      гувернанткой. Была она хорошо образованна, по-немецки педантична, в
      меру добра, в меру строга.
      Они поженились с Афанасием Александровичем в августе 1861 года.
      На следующий год родился первенец - Александр, 10 октября 1863 года
      Владимир, а еще год спустя - Николай.
      "Мать очень заботилась о нашем воспитании и обучении, - писал в воспоминаниях Владимир Афанасьевич. - Немецкому она сама учила детей с раннего детства, и я не помню, с каких лет знаю его... Говорили с матерью обязательно по-немецки или по-французски и поэтому владели обоими языками свободно.
      Утро всегда проходило в уроках у матери - все три языка, арифметика, география, чистописание... В сумерки, сидя в кресле, мать всегда собирала нас вокруг себя. Мы на скамеечках у ее ног... Она задавала нам задачи по арифметике, и мы должны были решать их в уме. Благодаря этой практике я на всю жизнь сохранил способность быстро решать в уме простые задачи.
      Вечером мать читала нам по-немецки сочинения Фенимора Купера... "Кожаный чулок", "Следопыт", "Последний из могикан" запомнились на всю жизнь. Литература на русском языке в эти годы ограничивалась охотничьими рассказами Майн Рида, которые отец дарил нам. Эти приключения на суше и на воде в разных странах мне очень нравились. Потом к ним прибавились сочинения Жюля Верна в русском переводе: "Дети капитана Гранта, "Капитан Гаттерас". А еще позже, уже в начале школьных лет, - другие фантастические сочинения Жюля Верна с описанием подводных лодок, полетов на воздушном шаре, приключений при путешествии вокруг света в 80 дней и на таинственном острове оставались моей самой любимой литературой.
      Матери я обязан хорошим знанием немецкого и французского языков, сохранившимся до глубокой старости. Книги на этих языках, не только специальные по геологии, но и общелитературные, я читаю свободно без помощи словаря, а по-немецки даже свободно и легко писал (не переводя с русского, а прямо сочиняя)...
      Матери я также обязан знакомством с литературой о путешествиях, внушившей мне с детства интерес к природе, к чужеземным странам, морям и народам и побудившей избрать впоследствии специальность исследователя-путешественника. Я обязан ей также аккуратностью и добросовестностью в своей работе, которым она научила меня в детстве".
      Весной 1880 года, когда до окончания реального училища оставался
      еще один класс, тяжело заболел отец. Его увезли в Петербургский
      госпиталь.
      Теперь все заботы о семье легли на плечи матери. Три сына,
      четыре дочери, старшей из которых десять, а младшей - год. И
      половинный оклад больного отца.
      Старшие дети почти самостоятельные: восемнадцать, семнадцать,
      шестнадцать лет. Уже в школьные годы Владимир Афанасьевич начал
      подрабатывать репетиторством. Он мечтал об естественном отделении
      физико-математического факультета университета, но реальное училище
      не давало права поступления в университет. Нужно было бы еще год
      готовиться, чтобы доедать латынь и греческий язык по программе
      классической гимназии. Теперь, когда заболел отец, об этом и думать
      было нечего. Приходилось примириться с мыслью о поступлении в одну из
      высших технических школ. Куда?
      "Стремление к путешествиям заставило меня остановить свой выбор на Горном институте, так как я полагал, что по окончании его я смогу получить место горного инженера где-нибудь в горах Кавказа, Урала или даже Сибири и быть ближе к природе, чем в качестве механика или химика на каком-либо заводе в городе.
      Проверочные экзамены в Горный институт происходили в начале сентября, а в другие технические школы Санкт-Петербурга раньше, в половине августа. В Горный институт при прошении о приеме нужно было представлять подлинные документы, а в другие школы принимали копии их. Это давало возможность подать прошения в несколько высших технических школ на случай неудачи на экзаменах в одной из них. Я так и поступил - послал оригиналы в Горный институт, а копии в технологический; и решил держать экзамен сначала в последний, а потом в горный и поступить туда, куда выдержу. Попасть в горный было мало шансов, так как туда принимали только 40 человек и конкурс был жестокий. Предшествующие экзамены в Технологическом институте покажут, что спрашивают в высшей школе, на что нужно обратить особенное внимание, а кроме того, если выдержу в технологический, то можно идти на экзамены в горный совершенно спокойно, что повышает шансы на успех. Эти соображения вполне оправдались..."
      В августе 1881 года Обручев на все пятерки сдал экзамены на
      химическое отделение Технологического института, а в сентябре столь
      же успешно справился с экзаменами в горном. Какое-то время он
      числился студентом двух институтов, а потом окончательно выбрал
      горный.
      Окончательно? Нет, долго еще оставались сомнения.
      В октябре 1881 года умер отец. На какое-то время, пока не
      оформили пенсию, семья оказалась совершенно без средств. Да и пенсия
      подполковника была, конечно, недостаточна для содержания семи детей.
      "В это трудное время, - вспоминает Владимир Афанасьевич, - нам помогла тетушка Мария Александровна. Она принесла мне денег - из своего литературного заработка, как она заявила, чтобы я не думал, что она взяла деньги у Ивана Михайловича Сеченова".
      Сам Владимир Афанасьевич зарабатывал на жизнь, репетируя уроки с
      двумя-тремя кадетами военной гимназии. Ежедневно через весь город
      приходилось пешком ходить на Петроградскую сторону - денег на
      извозчика, естественно, не было.
      "Обедал через день, а один день довольствовался вместо обеда бутылкой снятого молока".
      На втором курсе стало полегче: "Я получил стипендию горного ведомства, и надобность давать уроки отпала. Но стипендия в 25 рублей в месяц вынуждала к жесткой экономии. За комнату в компании (то есть за койку. - А. Ш.) приходилось платить 7 - 8 рублей, обеды стоили до 9 рублей в месяц и на все остальное - чай, хлеб, масло, стирку, конку и т. п. оставалось приблизительно столько же".
      Выходные дни Владимир Афанасьевич обычно проводил в семье сестры
      матери - воскресные завтраки и обеды хоть как-то дополняли скудное
      будничное питание.
      К несчастью, общие дисциплины, которые читались на первых
      курсах, не увлекали, и Владимир Афанасьевич все более убеждался, что
      ошибся в выборе профессии.
      Он легко писал стихи, маленькие рассказы, задумал даже целый
      роман, где главной героиней должна была, кажется, стать некая
      коварная девица, не ответившая ему взаимностью. Несколько
      стихотворений Владимир Афанасьевич послал в журнал "Вестник Европы" и
      получил от редактора одобрительный отзыв и совет продолжать
      литературную работу.
      "Отсутствие интереса к наукам, читавшимся в Горном институте, и это пробудившееся стремление к сочинительству вызвали у меня желание оставить институт и заняться полностью литературным трудом. Но я не решился осуществить немедленно эту мысль, так резко менявшую перспективы будущего, а изложил свои мечты в письме к учителю реального училища А. А. Полозову".
      Кто знает, как сложилась бы жизнь, если бы не добрый, вовремя
      поданный совет учителя, специально приехавшего в Петербург, если
      после III курса не встретил бы студент Обручев профессора Ивана
      Васильевича Мушкетова...
      Из неопубликованных воспоминаний Владимира Афанасьевича
      Обручева:
      "Все-таки экзамены третьего курса я выдержал успешно и по окончании их принял участие в геологической практике, вернее, экскурсии для ознакомления с задачами курса геологии. На эту практику все студенты выехали под вечер по Николаевской железной дороге на станцию Волхов, расположенную на берегу р. Волхов, где нужно было переночевать, чтобы на следующий день рано начать пешую экскурсию вдоль берега реки. Для ночлега были приготовлены комнаты с кроватями в двухэтажном доме. В них было душно, мы открыли все окна и, конечно, напустили в комнаты массу комаров, которые очень мешали всем спокойно уснуть. Поэтому чуть свет все студенты уже вышли на улицу, где разговаривали, смеялись, вообще шумели и находили, что пора бы начать экскурсию. Но руководитель, профессор И. В. Мушкетов, приехавший одновременно с нами и занявший одну из комнат, окон не открывал, спал спокойно и вышел к нам на улицу, свежий и веселый, только в пять часов утра и сказал нам:
      - Это был первый урок геологической практики - заботиться о спокойствии ночного отдыха, чтобы хорошо работать на следующий день. Вы напустили в комнаты комаров и поэтому плохо спали. Это нужно иметь в виду при ночлеге в селениях, а ночуя в палатках, выкуривать из них комаров и спать с плотно застегнутыми дверными полотнищами.
      С Мушкетовым во главе мы направились по дороге, которая вела вниз по реке вдоль правого берега, довольно крутого и местами представлявшего скалистые гребни с выходами коренных горных пород. На ходу профессор рассказывал нам, как отлагаются в морях большие толщи осадков из гальки, песка, извести, глины, как в них погребаются животные и растения, обитающие на морском дне и плавающие в воде, как их твердые частицы сохраняются в толще этих осадков, превращаясь в так называемые окаменелости, которые можно находить через многие миллионы лет в скалах горных пород, образовавшихся из этих отложений в воде, и по ним судить о возрасте данной толщи, так как каждой геологической эпохе соответствуют определенные виды и роды животных и растений.
      - Поищите в пластах известняка, образующих эту скалу, - сказал Мушкетов, остановившись у одного из выходов горных пород возле дороги, - и найдете в них, может быть, окаменелости.
      Утром нам были розданы геологические молотки, к мы рассыпались по уступам скалы. Мне удалось очень быстро найти камень, в котором сидело нечто очень похожее на раковину, и я понес его Мушкетову.
      - Вот видите, - сказал он, осмотрев камень, - один из вас уже нашел раковину брахиоподы спирифер, как будто спирифер аносови, указывающей на девонский возраст этого известняка. Но чтобы точно определить род и вид этого животного, нужно его осторожно высвободить из камня, тщательно очистить и затем искать в книге с описанием разных моллюсков этого рода наиболее подходящие изображения к тому, который мы нашли. Это уже делается в кабинете по возвращении с геологической съемки. На дальнейшем пути вдоль Волхова профессор продолжал рассказывать нам, как на основании состава горных пород и находимых в них окаменелостей можно определить не только возраст, но и обстановку жизни и погребения, выяснить, было ли море здесь глубокое или мелкое, теплое или холодное, узнать, что эти породы были образованы не в соленом море, а в пресном озере, в спокойной воде или в полосе прибоя или в дельте.
      Он рассказывал нам очень интересно, как поднимаются со дна морей в виде огромных складок толщи отложившихся в них осадков, превратившихся постепенно в горные породы, как слагаются из них горные цепи, как работает дождевая и снеговая вода, образуя ручьи и речки, врезаясь в толщи горных пород и образуя долины разного типа, которые дают нам глубокие поперечные разрезы горных цепей и отдельных складок и позволяют подробно изучать их форму и положение. Он упомянул, что сами горные цепи не вечны, а под воздействием жары и мороза, ветра и дождя и работы проточной воды постепенно понижаются и сглаживаются, превращаются в однообразные холмы и, наконец, в плоские увалы и даже равнины. Как пример, он назвал нам Урал, на месте которого некогда, много миллионов лет тому назад, тянулся огромный вечноснеговой хребет, подобный швейцарским Альпам или Андам Южной Америки. А теперь железная дорога пересекает однообразные холмы у Екатеринбурга (ныне Свердловск. - А. Ш.) и паровоз переваливает незаметно через бывшие горные цепи. У некоторых скал мы останавливались, и профессор показывал и объяснял нам, что и как нужно осматривать и описывать в них, какой величины и формы отбивать образчики горных пород.
      Так прошло несколько часов. День был жаркий, и мы устали, иные отставали и плелись в хвосте, ничего не слушая. А Мушкетов, несмотря на то, что он все время говорил и объяснял нам на отдельных скалах, стоя, нагибаясь и выпрямляясь, был бодр и шел ровным размеренным шагом, показывая нам своим примером, как нужно двигаться наиболее рационально во время геологической работы пешком...
      На следующий день небольшой пароход повез всю экскурсию сначала вниз по р. Волхову, а затем по Ладожскому каналу и по р. Неве в Петербург.
      Эта экскурсия, познакомившая студентов с содержанием и задачами геологии, произвела на меня большое впечатление. Я заинтересовался геологией, понял наконец, для чего я изучал различные минералы, определял руды паяльной трубкой, сравнивал друг с другом формы кристаллов и разгадывал их сочетания. Я решил продолжать учиться в Горном институте и сделаться геологом, подобно профессору Мушкетову. Геология придавала также смысл и значение путешествиям, которые манили меня еще в детстве, а теперь становились еще более интересными...
      В Горном институте на IV курсе начинались лекции по физической геологии, палеонтологии и петрографии, которые меня сразу заинтересовали.
      Очень тщательно излагал палеонтологию И. И. Лагузен, сумевший заинтересовать нас невзрачными трилобитами, кораллами и моллюсками, их жизнью, формой и особенностями. Он пояснял лекции показом больших таблиц и окаменелостей.
      Не блестяще, но понятно и тщательно посвящал нас А. П. Карпинский в образование, состав и строение горных пород, демонстрируя шлифы их (тонкие разрезы на стеклышках) под микроскопом с увеличением от 20 до 40 раз и в поляризованном свете, при котором эти шлифы представляют красивую мозаику из кусочков разного цвета, формы и величины.
      Физическую геологию, называемую также динамической, читал знакомый мне по экскурсии Иван Васильевич Мушкетов - молодой известный уже исследователь Туркестана. Он читал ее с увлечением и очень красноречиво, почему некоторые завистники из числа профессоров и студентов, интересовавшихся не геологией, а металлургией, называли его даже насмешливо "актером сталактитовых пещер".
      Хорошего руководства по геологии на русском языке еще не было; приходилось пользоваться устаревшим переводным с немецкого - учебником Креднера. Слушая лекции Мушкетова, я записывал их и задумал издать их литографским способом, которым в то время издавалось большинство лекций в высших школах. С этим предложением я обратился к И. В. Мушкетову, но получил ответ, что он сам готовит к печати полный курс физической геологии. Узнав во время разговора, что я очень интересуюсь геологией и хорошо владею немецким и французским языками, он предложил мне переводить геологические статьи для "Горного журнала", что, кроме знаний, давало и заработок. Я, конечно, согласился, получил немецкую статью, перевел ее и принес И. В. Мушкетову. Он остался доволен переводом, дал другую статью и взялся передать переводы в редакцию, а мне предложил прочитать первый том немецкого сочинения Ф. Рихтгофена "Китай".
      Геолог и географ Ф. Рихтгофен в течение ряда лет в конце шестидесятых и начала семидесятых годов XIX века изучил значительную часть Китая.
      В первом томе своего описания он дает яркую характеристику высоких и длинных горных цепей Внутренней Азии, увенчанных вечными снегами и ледниками, разделенных обширными сухими степями и песчаными пустынями. Увлекательно описано, как распадаются в пыль при выветривании в сухом пустынном климате породы горных цепей, как ветры и редкие дожди сносят эту пыль в долины и впадины между горами, заполняя их и образуя из пыли толщи желтозема, называемого л?ссом и покрывающего не только впадины Внутренней Азии, но и весь Северный Китай и играющего огромную роль во всей жизни китайцев. Отметив открытия, сделанные русским путешественником Пржевальским во время его первого путешествия по Центральной Азии, Рихтгофен указывал, как мало мы знаем вообще об этих обширных странах и как много загадок представляет природа бесконечных цепей Куэн-луня, просторов пустынь Гоби, поясов оазисов, протянутых у подножия гор и вдоль рек, теряющих свои воды в глубине пустынь.
      Эта книга оказала решающее влияние на выбор моего жизненного пути и совершенно очаровала меня грандиозными задачами, которые она ставила перед геологом в глубине обширного материка Азии. Я решил сделаться исследователем гор, степей и пустынь Внутренней Азии".
      СТРАНИЦЫ ПОЛЕВЫХ ДНЕВНИКОВ
      В 1886 году, когда Обручев закончил Горный институт, весь штат
      геологов России насчитывал... семь человек! Только за четыре года до
      этого был учрежден Геологический комитет - директор, три старших
      геолога и три младших.
      Горный институт выпускал "горняков" (их направляли на рудники) и
      "заводчиков", то есть заводских инженеров. Но в 1886 году двое из
      тридцати шести выпускников избрали своей специальностью геологию
      Владимир Афанасьевич Обручев и Карл Иванович Богданович.
      "Я не стал искать место горного инженера на каком-нибудь руднике, прииске или заводе, как мои товарищи по выпуску, - пишет в воспоминаниях Обручев. - Я заявил И. В. Мушкетову, что хотел бы попасть в состав какой-нибудь экспедиции, которую будут отправлять куда-нибудь в глубь Азии. То же сделал независимо от меня и К. И. Богданович. К нашему счастью, это желание осуществилось очень скоро".
      Как раз в это время начиналась постройка Закаспийской железной
      дороги, которая должна была соединить Среднюю Азию с европейской
      частью России. Ее предполагали начать на восточном побережье
      Каспийского моря, в районе Красноводского залива, и через пустыню
      Каракум вести на Ашхабад, Мерв (Мары), Чарджуй (Чарджоу), Бухару,
      Ташкент, Самарканд.
      По тем временам строительство этой дороги было столь же
      сенсационно, как в наше время... ну, скажем, предполагаемое
      строительство туннеля под проливом Ламанш. Все было точно так же
      десятки проектов и тысячи противников.
      Один проектировщик считал, например, что для защиты от песков
      дорогу на всем ее протяжении - тысячи полторы километров - необходимо
      упрятать в специально выстроенный короб-туннель, как это делают в
      Альпах для защиты от лавин.
      Другой предлагал соединить двумя каналами Амударью и Каспийское
      море, потом обсадить эти каналы деревьями и только после этого
      проложить по зеленой аллее железнодорожное полотно.
      А большинство просто считало всю эту затею авантюрой.
      "Миллионы шпал и рельсов будут погребены под желтыми волнами
      песчаного моря, которые засыпают даже высокие тополя до самой
      верхушки", - писало "Новое время".
      На заседании Государственного совета, где обсуждался вопрос о
      постройке Закаспийской железной дороги, дело решила энергия генерала
      М. Н. Анненкова, который, раскритиковав все прожекты, имел мужество
      поручиться, что сумеет построить дорогу и что дорога эта будет
      работать.
      Генерал просил И. В. Мушкетова рекомендовать ему двух молодых
      геологов в качестве "аспирантов при постройке железной дороги". Такая
      вот необычная должность. В первую очередь генерала интересовали
      водоносность и подвижность песков, а во вторую - предварительная
      разведка полезных ископаемых Туркестана.
      В начале июля Мушкетов вызвал к себе Обручева и Богдановича,
      которые, узнав о предложении, с радостью согласились стать
      "аспирантами при постройке".
      - Мы, геологи, - закончил разговор Мушкетов, - должны своими
      наблюдениями и указаниями помочь генералу Анненкову осуществить это