Слуги в этом крыле замка просыпались рано. Уже слышались торопливые шаги по черной лестнице и в холле, дробный стук каблуков горничных, шорох швабр по полу, кто-то растапливал камин в кухне, звучал смех и звон посуды. Готовили завтрак для господ и прислуги. Шум, который был едва слышен на верхних этажах, здесь, в помещениях без ковров, в полупустых, побеленных известкой комнатах, где спала и работала прислуга, показался Констанс оглушительным.
      Она накрыла голову подушкой, но это оказалось бесполезным.
      Неужели все, что было ночью, ей только приснилось? Неужели Джозеф был здесь?
      Да, он был здесь. Она еще чувствовала в воздухе его запах, который уже терялся в запахе свежего хлеба, вынутого из печи, и горного тумана, проникшего в щели окна.
      О том, что он был здесь, говорила записка, до которой могла дотянуться ее рука, и чудесная красная роза. Мысли о нем заставили ее с наслаждением потянуться в постели. Улыбаясь, Констанс наконец соскользнула с кровати.
      Одевалась она очень быстро, затем провела несколько раз щеткой по волосам, наспех сколола их и спустилась в кухню.
      Ее встретили почтительным бормотанием, кто-то улыбнулся, кто-то кивнул. На большом столе лежали буханки свежего хлеба, а рядом – банки с джемом, масло, кофе, чай.
      – Мистер Браун уже спускался сюда? – спросила Констанс у молодого человека со светлыми волосами.
      Он на мгновение перестал жевать.
      – Он приходил и снова ушел наверх. Королеве нездоровится. Так что, пожалуй, мы не увидим его до вечера.
      День вдруг показался не столь прекрасным и радостным. Королева занемогла. Конечно, может, ничего серьезного.
      Или все же принц и его слуга приложили к этому руку?
      Ее охватило странное пугающее чувство, что она здесь совсем лишняя, и, как бы дружелюбно к ней ни относились слуги и какой бы мирной и приятной ни была их болтовня за столом, теперь Констанс слишком хорошо понимала, как в одно мгновение может быть нарушен привычный мир и покой. У каждого из них были свои обязанности, ежедневные дела, казавшиеся им очень важными.
      У Констанс пропал аппетит, и она покинула кухню, так и не съев ничего. Но, кажется, этого никто не заметил. Вернувшись в комнату, она поправила полотенце, висевшее над умывальником, разгладила покрывало на кровати и сложила свои вещи в сумку.
      Затем она без особой цели снова спустилась в кухню. Беспокойство ее росло.
      – Почему бы вам, мисс, не погулять в парке? – спросила ее кухарка.
      Это была женщина с приятным лицом, с которой Констанс уже разговаривала. Теперь она что-то помешивала большой деревянной ложкой, которая казалась продолжением ее руки. Она мешалкой указала на окно, вытирая фартуком стекающие с нее капли жидкого теста.
      – Прогуляйтесь, мисс, – она доброжелательно улыбнулась. – Хорошая прогулка вам не помешает.
      Констанс поспешно согласилась, понимая, что она просто мешает ей, и стремительно вышла из дома, даже позабыв зайти к себе за шляпкой.
      Утренний холодок бодрил, но Констанс не было зябко. Она обогнула дом, любуясь изумрудными лужайками и почти дикой красотой пейзажа вдали. Одно это могло взбодрить и успокоить душу. В этой красоте было больше величия, чем в том, что под силу сотворить человеку, и это вселяло надежду.
      Подол ее юбки намок от росы, но она не замечала этого. Кругом было изобилие цветов, огромные кусты вереска благоухали, и чем дальше она отдалялась от замка, тем прекраснее казались ей эти места.
      – Доброе утро, – вздрогнув, услышала она мужской голос. – Простите, я не хотел испугать вас.
      С каменной скамьи поднялся худощавый мужчина в длинном черном сюртуке и оранжевом жилете. На шее у него на цепочке болтались очки. Он двигался с усилием, и Констанс заметила прислоненную к скамье трость с серебряным набалдашником.
      – Пожалуйста, не беспокойтесь, – быстро сказала она, и ей показалось, что он с облегчением смущенно снова сел на скамью.
      Что-то в нем показалось Констанс знакомым. Его волосы казались неестественно черными из-за болезненной бледности лица, кожа которого была очень сухой, с сетью тонких морщин. Нижняя губа несколько выдавалась вперед, даже когда он улыбался.
      Это было запоминающееся лицо.
      Мужчина медленно поднял очки к глазам и посмотрел на нее сквозь толстые линзы.
      – Прошу извинить меня за невольную бестактность, мадам, но я плохо вижу. Иногда я не узнаю даже близких знакомых. Я просто хотел удостовериться, что передо мной не моя любимая племянница, а, не дай Бог, жена.
      Когда Констанс рассмеялась, любопытство на его лице сменилось удовольствием.
      – Не откажете в чести, мадам, составить мне компанию? – Он поклонился ей так, как кланяются на приемах во дворце, хотя остался сидеть на скамье.
      – Благодарю вас, сэр, но я не смею нарушить ваше уединение.
      – Что вы, мадам! – Благодаря блеску темно-карих глаз он выглядел лет на десять моложе. Они были полны юмора. – Буду только рад и благодарен. Я намеревался совершить нечто весьма предосудительное, но ваше появление вовремя образумило и пристыдило меня.
      Констанс улыбнулась:
      – Думаю, сэр, вам не стоит посвящать меня в детали.
      – Но я не удержусь.
      Он жестом указал на скамью, где было достаточно свободного места.
      Констанс села.
      – Я намеревался отведать того, что погубило больше романтических связей, чем что-либо другое.
      – Я уверена, что вы не должны мне больше ничего говорить, – ответила Констанс с такой веселой непосредственностью, что мужчина широко улыбнулся и признался:
      – Табак.
      – Табак?
      – Да, табак, – подтвердил он. – У меня в кармане припрятана великолепная сигара. Курение – привычка предосудительная, вульгарная. Врачи, учитывая мои годы и физические недуги, утверждают, что для меня курение подобно самоубийству.
      – Какая же из двух причин сможет заставить вас избавиться от этого греха: угроза прослыть вульгарным или страх смерти?
      – Конечно, вульгарность. Самоубийство, если все обставить как надо, может быть красивым уходом из жизни.
      Констанс рассмеялась, а джентльмен, не скрывая любопытства, с одобрением разглядывал ее, почему-то не прибегая к помощи очков.
      – Мне кажется, я улавливаю легкий акцент. Я не ошибся, мадам? Ваш прелестный голос напоминает мне о магнолиях и, осмелюсь сказать, табаке. Вы из южных штатов Америки, не так ли? Из Виргинии, например?
      – Сэр, вы удивительно проницательны. – Констанс действительно поразила догадливость незнакомца.
      До сих пор она не встречала английских джентльменов, которые осмеливались бы высказать догадку, что она американка, сочтя это верхом невоспитанности, а уж расспросы о том, кто она и откуда, показались бы им просто оскорбительными по отношению к даме.
      – У меня натренированный слух на диалекты, но, поскольку мое зрение слабеет, я вполне могу ошибиться. Обычно тех, кого я не вижу, я узнаю по голосу. Но ваш акцент мне хорошо знаком. Я могу похвастаться тем, что среди моих друзей много ваших соотечественников. Вы знаете Эштона Джонсона?
      – Нет, сэр. Но мой отец знал его. Я с большим интересом прочла его работы о Конфедерации. Во время войны он был столь же уважаем, как и генерал Ли.
      – Он превосходный человек, наделенный тонким умом. – На какое-то время джентльмен предался воспоминаниям, но потом снова повернулся к Констанс: – Вы гостья королевы?
      – Я? Нет-нет, что вы! – Она смущенно стала разглаживать складки юбок. – Я приехала сюда, чтобы кое-кого найти.
      – А-а, теперь я понимаю. Я все прекрасно понимаю!
      – Простите, вы о чем?
      – Это миссия любви, не так ли?
      – Я… – Но в этом пожилом человеке было что-то доброе, внушающее доверие, поэтому Констанс не испугалась. – Пожалуй, вы угадали. Хотя все теперь так запуталось…
      – Не говорите этого. Вы оба живы и здоровы?
      – Я вас не совсем понимаю…
      – Я спросил, жив ли ваш избранник?
      – Да, – ответила Констанс. – Конечно, да.
      – Тогда все ваши проблемы можно решить.
      – У вас очень оптимистичный взгляд на жизнь, – промолвила несколько озадаченная Констанс. – Но проблемы могут быть сложными и запутанными, не так ли?
      – Чепуха. Вы позволите мне рассказать вам одну совсем короткую историю?
      – Я с удовольствием ее послушаю.
      Он довольно рассмеялся и поудобнее устроил, очевидно, больную ногу.
      – Подагра, – пояснил он.
      – Мне очень жаль. Может, я чем-то могу помочь?
      – Нет-нет, дорогая. Вы ничем не можете мне помочь. Как бы мне ни было больно, я нисколько не жалею о тех прекрасных временах, за которые расплачиваюсь теперь этой хворью. На чем мы остановились?
      – На подагре.
      – Нет, я хотел рассказать вам одну историю. Много лет назад жил да поживал один юноша. Он был немного щеголь, немного денди и чертовски обаятелен, однако благоразумием, увы, не отличался.
      – Это довольно распространенный тип молодых людей.
      – Согласен. Этому молодому повесе уже грозила долговая тюрьма. Он получил кое-какое имя, сочиняя романы, вы знаете, это вид популярного чтива, где царствуют любовь и коварство, но в конце зло всегда наказано, так что богобоязненный читатель не был в обиде. Мой герой вдруг повстречал и полюбил женщину, довольно глупое создание, что он прекрасно сознавал, и к тому же на десять лет старше его. Она недавно овдовела. Но он решил жениться на ней.
      – Ради денег?
      – Отчасти. Вначале это было главной причиной для вступления в брак с ней. Но тут ему вдруг удалось благополучно избежать долговой тюрьмы; он победил на выборах в палату общин. Борьба, надо сказать, была отчаянная. Как вам известно, член парламента не может быть арестован за долги. И все же мысль жениться на богатой вдове не покидала его прежде всего потому, что он заявил всем об этом, да и нерешительность и сомнения невесты задели его гордость.
      – Она знала, что он беден?
      – Нет. Скорее она знала, какой у него характер. Видите ли, он был весьма легкомысленным молодым человеком, вечно заводившим любовные интрижки с женщинами легкого поведения. Вдове не хотелось оказаться в списке его очередных побед. К тому же ей хотелось выйти замуж за титулованную особу. Этот молодой человек в силу своего статуса члена парламента имел право поставить перед своим именем титул «достопочтенный».
      Констанс улыбнулась, а джентльмен похлопал ее по руке своей крупной суховатой ладонью.
      – На его пути к цели была масса препятствий, но он очертя голову ринулся в бой. Он посылал вдове одно письмо за другим, где неизменно обращался к ней не иначе как: «Моя дорогая жена». Наконец она уступила, и они поженились.
      – Это был удачный брак?
      – Представьте себе, да. Много лет спустя кто-то спросил эту женщину: правда ли, что ее муж женился на ней ради денег? Она ответила: «Да, правда. Но во второй раз он женился бы на мне по любви». И она была права, он сделал бы это.
      Констанс долго молчала, размышляя над словами старого джентльмена.
      – Какая замечательная история, – наконец сказала она. – Это правда?
      – До единого слова. А самое интересное в ней это то, что юноша в конце концов получил титул, а вдова получила все, что хотела, как, впрочем, и ее муж.
      – Это прекрасно. Я просто завидую им. Они нашли свое счастье.
      – Да, они получили почти все, что хотели.
      В голосе его прозвучала странная напряженная нотка. Констанс посмотрела на своего собеседника. Его взор был устремлен на далекие горы, хотя Констанс подозревала, что он видит не далее той скамьи, на которой они сидели.
      – Скоро будет два года, как я потерял ее, мою Мэри Энн.
      – Вы были тем молодым человеком. – Констанс ничуть не удивилась этому, просто все встало на свои места. – Я сочувствую вам, сэр.
      – Спасибо. Да, это был я. – Он глубоко вздохнул и повернулся к ней. – Разве можно сравнить ваши заботы с нашими? Мы же в конце концов победили. Может ли ваша история быть более сложной и запутанной, чем та, о которой я вам рассказал?
      – В свете того, что вы рассказали, возможно, все не так уж плохо. Просто я почему-то тревожусь.
      – Возможно, это не такая уж сложная проблема, мадам. Но если вы сомневаетесь в его чувствах, тогда другое дело. Или не уверены в вашем союзе, тогда это тоже важно. Но кажется, в этом отношении вы уверены. Тогда нет оснований беспокоиться.
      – Странно, но еще недавно я была помолвлена с совсем другим человеком. Сыном герцога.
      – Вокруг шатается много герцогских сынков, моя дорогая. И даже принцев. Посмотрите хотя бы на принца Болтуна.
      – Болтуна?
      – Простите, это грубо с моей стороны. Я имел в виду принца Уэльского. – Внезапно старый джентльмен скрестил руки на груди и строго посмотрел на Констанс, прищурив глаза. – Упаси Бог, не он ли предмет ваших мечтаний? Я потеряю всякую веру в человечество, если вы скажете мне, что приехали в Шотландию ради принца!
      – Нет! Конечно, нет!
      Констанс рассмеялась. Сама мысль об этом показалась ей смешной. К ней охотно присоединился и собеседник. Только сейчас она увидела, что у него вставная челюсть, однако не лучшей работы.
      – Нет. Просто того, к кому я приехала, здесь нет, и мне одиноко.
      – Где же он, ваш любимый?
      – Не знаю.
      – Он сбежал, не так ли?
      – Я бы так не сказала. Он на время уехал.
      – Если вы не сочтете меня слишком дерзким, я готов предложить свою помощь.
      – Неужели это возможно, сэр?
      – Да. У меня есть кое-какие связи, моя дорогая. Любовь – это единственная цель, за которую стоит бороться.
      – Вы слишком добры… – промолвила Констанс, но тут появился лакей, да так внезапно, словно прятался поблизости.
      – Прошу прощения, милорд, но королева ждет вас.
      – Да-да, хорошо. Я сейчас приду. – Старый джентльмен осторожно поднялся со скамьи. Констанс помогла ему. – Спасибо, дорогая. Надеюсь, что вы, молодой человек, поможете мне добраться до дома.
      – Да, милорд.
      Лакей чуть замешкался, подавая ему трость, а затем взял старого джентльмена под руку.
      – Мне было приятно побеседовать с вами. Я устал от политики, и мне нравится говорить о любви и молодости, о тех двух вещах, которыми я был щедро одарен и которых мне так не хватает, – сказал он, взглянув на Констанс. – И прошу извинить меня за то, что я не представился. Лорд Биконсфилд. Я уезжаю сегодня в полдень, но если я вам понадоблюсь, я буду в Лондоне на Даунинг-стрит.
      – Биконсфилд, – повторила Констанс.
      Лорд Биконсфилд. Конечно. Вот почему он показался ей знакомым. Она видела его портрет в газете, но самого раньше никогда не видела. Биконсфилд.
      – А ваше имя, дорогая?
      – Простите, – пролепетала она. – Ллойд. Констанс Ллойд.
      – Мисс Ллойд, благодарю вас за то, что составили мне компанию. Желаю вам благополучия, вам и вашему другу. До свидания, дорогая.
      Старый джентльмен и слуга ушли. Она растерянно опустилась на скамью. Биконсфилд. Ей трудно было в это поверить. Невероятно. Констанс Ллойд, бывшая гувернантка, провела почти час в обществе лорда Биконсфилда, более известного под настоящим именем и фамилией: Бенджамин Дизраэли… премьер-министр Англии.
      Когда она вернулась в замок, на половине прислуги творилось что-то невообразимое. Обычно отлаженная, знавшая, возможно, лишь случайные простои, машина, какой она видела ее еще утром, сейчас представляла собой картину полной сумятицы и беспорядка. Как только Констанс вошла в кухню, кто-то с грохотом уронил на каменный пол большую фаянсовую миску, которая разбилась вдребезги, но никто, казалось, этого не заметил.
      Первой увидела Констанс одна из кухарок и закричала:
      – Она вернулась! Скажите мистеру Брауну, что она вернулась!
      – Что случилось? – встревоженно спросила Констанс.
      – Все пошло здесь наперекосяк, вот что случилось. Все время кто-то то входит, то выходит, принц вне себя. Все развалилось, – вздохнула кухарка.
      В кухню заглянул один из садовников в сапогах, испачканных землей. Увидев Констанс, он бросился назад, крикнув через плечо:
      – Я сбегаю за мистером Брауном!
      – Кто-то заболел? – недоумевала Констанс, повернувшись к трем горничным, которые тут же разбежались в разные стороны.
      – Никто не заболел, – ответила кухарка и покачала головой.
      В этом покачивании было что-то зловещее.
      – Скажет ли мне кто-нибудь, что произошло?
      – Мистер Браун скажет вам… он скажет…
      – Женщина, где вы были? – Это был, бесспорно, бас Джона Брауна, от которого задрожали стекла.
      – Я вышла прогуляться. Господи, что случилось?
      Он, схватил ее за руку, отвел в сторону.
      – Вы мне причиняете боль, мистер Браун, – возразила Констанс.
      – Я не хотел причинить вам боль, мисс Ллойд, – проговорил Браун сквозь стиснутые зубы. – Я должен сказать вам правду. Смит арестован.
      – Арестован? За что? – Ей показалось, что мир опрокинулся.
      – Он арестован по обвинению в государственной измене.
      – В измене? – с трудом вымолвила Констанс.
      Это было трудно понять.
      – Да, в измене. Но прежде… Он попросил меня передать вам то, что вы должны знать.
      – Измена, – тупо повторила Констанс, не в состоянии понять ужасную реальность, которая стояла за этим словом.
      – Ради Бога, женщина, выслушайте то, что я вам сейчас скажу. У меня мало времени. – Браун с такой силой ударил рукой по двери, что Констанс вздрогнула от испуга. – Прежде чем его арестовали, он попросил меня передать вам, что он очень сожалеет обо всем и берет свои слова обратно, и те, что в записке, тоже. Это была ошибка, сказал он, вы все поймете. Он сожалеет, если причинил вам зло.
      – Что? Я ничего не понимаю! Я не верю этому!
      – Черт побери, женщина, он не любит вас!
      – Нет, нет! Это неправда. – Констанс беспомощно терла глаза руками, пытаясь сосредоточиться. – Он сказал это, чтобы отвести от меня опасность. Он не хочет, чтобы я ждала его, но я буду его ждать.
      – Вы с ума сошли! Я передал вам то, о чем он просил перед арестом. Понимаете, перед тем как его арестовали! Вы слышите меня, женщина?
      – Слышу, но я уверена, что это ошибка.
      – У меня нет времени быть вашей нянькой, – грубо сказал Браун и покинул комнату.

      Глядя на удаляющуюся спину Джона Брауна, Констанс почувствовала, как ее охватывает сознание совершающейся чудовищной ошибки.
      – Подождите! – крикнула она, сама испугавшись силы своего голоса. Браун медленно повернулся, удивленно подняв одну бровь. – Вы можете остановить это. – Констанс сделала несколько шагов к нему. – Кому, как не вам, мистер Браун, знать, что Джозеф не замешан ни в каких заговорах. Почему вы ничего не сделали, чтобы предотвратить это? Почему вы вообще ничего не сделали?
      Браун оглянулся, чтобы удостовериться, что никто их не слышит. Все в кухне были заняты приготовлением еды, потому что принц и премьер-министр собирались срочно покинуть замок.
      – Самое худшее было бы сейчас, если бы я заступился за Смита. Тогда бы все погибло. Разве вы не понимаете?
      – Но вы работали вместе, обеспечивая безопасность королевы и ее семьи! Ведь этому есть много доказательств.
      Он опять грубо схватил ее за руку и затащил на этот раз в кладовую. Голос его не предвещал ничего хорошего.
      – Вы ничего не понимаете. Они хотят использовать арест Смита, чтобы добраться до меня.
      – Кто?
      Над ее ухом раздался приглушенный невеселый смех.
      – Неужели вы ничего не знаете? Большинство здешних обитателей с радостью пришли бы поглядеть на то, как меня вздернут на виселице, просто мое изгнание их бы не удовлетворило. Вы читали листовки?
      – Я слышала о них, – Констанс поморщилась, он все еще не отпускал ее руку, однако более не сжимал ее так сильно.
      – Позвольте обновить вашу память. Помните клевету о том, что мы с королевой состоим в браке? И как ее величали тогда «императрица Браун»? Им было безразлично, что вдова каждую ночь раскладывает, на постели одежду покойного мужа и оплакивает его, что она повесила над изголовьем его посмертную маску. Люди осуждают мой свободный доступ к королеве.
      – Я знаю, Джозеф говорил мне об этом. Но все равно вы что-то можете сделать.
      – Женщина, у вас плохо с головой? Речь идет о королеве Англии. Все, кто хочет приблизиться к ней, должны прежде иметь дело со мной, а вы знаете, о ком я говорю. Разве это не причина для того, чтобы ненавидеть меня?
      – Но вы нужны королеве! – Их лица были совсем близко. – Она нуждается в человеке, которому может доверять. После смерти мужа она обратилась к вам.
      Браун покачал головой.
      – Да, я тоже понимаю это, как и королева. У меня нет никаких стремлений стать королем, черт побери! Но в семье королевы есть те, кто видит во мне такую угрозу. Да и помимо семьи есть достаточно людей, для которых я опасный иностранец.
      – И я тоже, – тихо промолвила Констанс.
      – Да. И вы тоже. И Смит. Но вам повезло, вы женщина, к тому же красивая, хотя и американка. А мы со Смитом ненавистные кельты. У него одного больше шансов спастись, чем со мной и моей помощью. Это я точно знаю.
      Наконец он отпустил ее руку.
      – Как его арестовали? – устало спросила Констанс. – И почему?
      – Потому что он оказался в покоях королевы. Те, кто это сделал, ожидали поймать меня на том, как я заражаю воду. А поймали Смита.
      У Констанс внезапно затеплилась надежда.
      – А королева? Она может защитить Смита?
      – Нет. Она не знает, чем он занимается. Я не раскрыл ей наш план проверки воды, не хотел, чтобы она беспокоилась. Она об этом ничего не знает и не узнает от меня. По крайней мере пока больна.
      – Что же нам делать, мистер Браун?
      – Не знаю. Лучшее, что мы можем пока сделать, – это держаться от него подальше. Я бы сам заменил Джозефа, если бы был уверен, что это поможет ему, а не ускорит его гибель.
      – Тогда надо всем сказать правду, – волновалась Констанс. – Все должны знать, что на самом деле происходит.
      – Да. Только подумайте, что после этого случится. Рассказать правду означало бы ускорить конец. Выступить против принца будет не только актом самоубийства, но и настоящей государственной изменой.
      Констанс сжала руки на груди, словно готовилась к удару.
      – Что же нам делать?
      – Вам – уехать как можно скорее, сделав вид, что ничего не произошло, ничего.
      – Но мы можем что-то сделать, уверена. Я отказываюсь мириться с этим.
      – Мы сейчас ничего не можем сделать для Смита. Он сам должен выбраться из этой переделки. Наша помощь только помешает ему.
      – Я не могу смириться с этим, – повторила Констанс. – Я люблю Джозефа.
      – Вы должны забыть о нем. – Голос Брауна смягчился, чего она меньше всего ожидала. – Он не любит вас, дорогая. Я знаю, вам тяжело это слышать, но это правда. Возвращайтесь к себе в Америку. Он не любит вас.
      – Нет. Вы ошибаетесь. Вы не знаете его так, как знаю я.
      – Я знаю его лучше, чем вы, потому что мы одного поля ягода, я и Смит. Мы одиночки. Мы предпочитаем одиночество обществу. Мы бродим по миру, не имея ни семьи, ни друзей. Чем скорее вы забудете о нем, тем лучше будет для вас, да и для Смита тоже. Ваше будущее не здесь. Ради себя и ради него забудьте все это.
      – Не могу.